Террорист

Глава шестая

Одеваясь к вечерней проповеди в ризнице деревенской церкви, Кассейн рассматривал себя в зеркало, как актер, готовящийся к выходу на сцену. Кто же я такой, думал Кассейн. Кухулин — безжалостный убийца, или Гарри Кассейн — служитель церкви? Михаил Келли не вписывался ни в то, ни в другое. От него осталось только эхо, полузабытый сон.

За двадцать с лишним лет он прожил тысячу жизней, но ни одна из них не стала главной. Он просто исполнял роли по заранее написанному кем-то сценарию, а потом о них забывал.

Кассейн надел епитрахиль и прошептал своему второму «я» в зеркале:

— Я в доме Господа, и я его слуга.

Повернулся и вышел из ризницы.

В аэропорту имени Шарля де Голля у таможенного выхода стоял Тони Хантер — высокий, с покатыми плечами, лет сорока, мягкие каштановые волосы давно не стрижены, костюм заждался утюга. Тони курил сигарету, читал «Пари Суар» и поглядывал на выход из таможни. Наконец там появился Лайам Девлин. На нем были свободного покроя плащ и черная фетровая шляпа. В руке Лайам держал портфель.

Хантер, получивший фотографию и описание Девлина по телеграфу, двинулся ему навстречу.

— Профессор Девлин? Я Тони Хантер. У меня здесь машина.

Вместе они пошли к выходу.

— Приятный полет?

— Лучше не бывает… Тысячу лет назад я летел из Германии в Ирландию на бомбардировщике «Дорнье». Тогда я воевал на стороне противников Англии. Выпрыгнул с парашютом на высоте шесть тысяч футов. Так до сих пор и не пойму, как это у меня получилось.

Они подошли к машине Хантера. Открывая дверцу, Тони предложил:

— Можете остановиться на ночь у меня. Квартира на авеню Фош.

— Неплохо устроился, сынок. Я не предполагал, что Фергюсон разбрасывается золотом.

— Вы хорошо знаете Париж?

— Можно и так сказать.

— Квартира не служебная, моя. Отец в прошлом году умер. Оставил приличное состояние.

— Как наша девушка? Живет в советском посольстве?

— Да Бог с вами, нет же. У нее номер в отеле «Рид». Она сейчас знаменитость, понимаете меня. Великолепная исполнительница. Вчера я был на ее концерте, она играла что-то из Моцарта. Просто превосходно.

— Говорят, она не стеснена в своих действиях?

— Дочь генерала КГБ Масловского — о чем говорить. Сегодня утром я сам за ней следил. Она погуляла в Люксембургском саду, потом позавтракала на одной из барж на Сене. Насколько мне известно, на завтра у нее запланирована репетиция с оркестром в Консерватории.

— Значит, для контакта остается не так много времени, да?

— Наверное. — Они уже ехали по Парижу, мимо Северного вокзала. — С другим утренним самолетом должен прибыть нарочный из Лондона с пакетом документов, подготовленных Фергюсоном. Ну там поддельный паспорт и прочее…

— Неужели он думает, что стоит ей что-то предложить и девушка сразу же побежит за нами? — Девлин расхохотался. — Совсем чокнулся, старый кретин.

— Все дело в том, как предложить, — парировал Хантер.

— Верно. А с другой стороны, не проще ли что-нибудь подсыпать ей в чай.

Хантер в свою очередь рассмеялся.

— Знаете, профессор, а вы мне нравитесь, хотя я не ожидал этого.

— Это еще почему? — заинтригованный, спросил Девлин.

— Я был капитаном пехотной бригады. Служил в Белфасте, Дерри, Южном Армае.

— А-а, теперь понял.

— Четыре срока. С 1972 по 1978.

— Да, четыре срока — это много.

— Точно. Откровенно говоря, я согласен отдать Ольстер хоть индейцам.

— Мудрая мысль, — добродушно сказал Девлин.

В главном штабе КГБ в Москве на площади Дзержинского генерал-лейтенант Масловский сидел за рабочим столом, размышляя о ситуации с Кухулином. Сообщение Черного, переданное через Любова, получили в Москве часа два назад. Почему-то Масловскому вспомнились годы, проведенные в Друморе на Украине. Перед глазами генерала предстал Келли с пистолетом в руке. Келли, боевик, нарушивший приказ.

Открылась дверь, в кабинет вошел адъютант, капитан Игорь Курбский, с чашечкой кофе для генерала. Масловский стал медленно пить обжигающую жидкость.

— Ну, Игорь, что ты по этому поводу думаешь?

— Считаю, что Кухулин великолепно поработал, товарищ генерал. Продержался он долго, но сейчас…

— Понимаю. Сейчас английская контрразведка знает о его существовании. Когда они его вычислят — вопрос времени.

— И в любой момент могут выйти на Черного.

В дверь постучали. Дежурный принес шифрограмму, Курбский взял ее.

— Товарищ генерал, вам. От Любова из Дублина.

— Читай!

В донесении говорилось, что Девлин отправился в Париж, намереваясь там встретиться с Татьяной Ворониной.

При упоминании имени приемной дочери Масловский вскочил и вырвал шифрограмму из рук адъютанта. Ни для кого не было секретом, что генерал души не чаял в Татьяне, особенно после смерти жены. Его знали как жестокого и бессердечного человека, но Таню он искренне любил.

— Так… Кто у нас самый расторопный в Париже? Белов?

— Так точно, товарищ генерал.

— Срочно передайте: гастроли Татьяны отменяются. Без объявления причин. Принять все меры по ее безопасной отправке в Москву.

— А Кухулин?

— Он выполнил свою задачу. Очень жаль.

— Отозвать его?

— На это нет времени. Нужно действовать быстро. Передайте Любову приказ на ликвидацию Кухулина. И Черного тоже. Чем быстрее, чем лучше.

— Разрешите доложить: Любов не специалист по мокрым делам.

— Разве он не прошел обычную подготовку? В любом случае они этого не ждут, поэтому особых проблем не будет.

В Париже в советском посольстве заработала шифровальная машинка. Оператор подождала, пока весь текст не появился на экране, затем осторожно вынула записанную магнитную ленту и отнесла старшему по смене.

— Совершенно секретно. Из Москвы, КГБ, лично полковнику Белову.

— Он выехал из города, — сказал старший. — Думаю, в Лион. Прибудет только завтра днем. Оставьте пленку у себя. Все равно ее можно расшифровать только его личным ключом.

Оператор положила пленку в сейф и села на свое рабочее место.

В Дублине Дмитрий Любов наслаждался представлением «Заложника» Брендана Беана в театре «Эбби». Потом отужинал в популярном рыбном ресторанчике на набережной и только к полуночи вернулся в посольство, где ему сразу же передали сообщение из Москвы.

Прочитав его три раза, Любов так и не смог поверить собственным глазам. В течение суток ему предписывалось ликвидировать Черного и Кассейна. Поняв, что это не розыгрыш, Любов покрылся потом: так уж сложилось, что за долгие годы работы в КГБ он еще не убил ни одного человека…

Татьяна Воронина вышла из ванной комнаты, когда коридорный принес на серебряном подносе завтрак. Она жила в отеле «Риц», самой роскошной гостинице в столице Франции. На Татьяне был спортивный костюм цвета хаки и коричневые туфли из мягкой кожи. Небольшого роста, брюнетка, волосы она еще не причесала, их приходилось то и дело отбрасывать от глаз. Когда Татьяне это надоело, она связала волосы в пучок и закрепила на затылке. Затем села завтракать.

В дверь постучали. Вошла секретарша Наташа Рубинова, приятная сорокалетняя женщина с тронутыми сединой волосами.

— Как вы себя чувствуете?

— Превосходно. Отлично выспалась.

— Вы должны быть в Консерватории в половине третьего. Генеральная репетиция.

— Никаких проблем.

— Утром куда-нибудь сходите?

— Да. Хочу сходить в Лувр. Мы так заняты во время гастролей… Может быть, у меня это последняя возможность.

— Мне пойти с вами?

— Нет, спасибо. Встретимся на ленче в час дня.

Утро было просто чудесным, когда Татьяна выпорхнула из отеля. Девлин и Хантер следили за ней из машины, стоящей на другой стороне бульвара.

— Похоже, она собирается прогуляться, — сказал Хантер.

Девлин кивнул.

— Поедем следом, а там посмотрим.

Через левое плечо у Татьяны была перекинута сумка. Она быстро шла, радуясь солнцу, зелени, ощущению свободы. Сегодня вечером ей предстоит играть Четвертый фортепианный концерт Рахманинова. Одно из самых любимых произведений. Наверно, поэтому у Татьяны не было того нервного возбуждения, которое бывает у музыкантов перед ответственными концертами.

Все переживания уже позади. После успехов на конкурсе Чайковского и фестивале в Лидсе Татьяна приобрела международную известность. На личную жизнь просто не хватало времени. Однажды она безумно влюбилась. Но, к несчастью, ее избранник оказался военным врачом; в прошлом году он погиб в Афганистане.

Пережив смерть любимого человека, Татьяна потеряла всякий интерес к мужчинам. Слишком много боли она несла в своем сердце, ни один, даже самый блистательный психиатр не смог бы объяснить, что с нею на самом деле происходит. Несмотря на успехи и славу, привилегированное положение в обществе, несмотря на постоянное незримое присутствие генерала Масловского за спиной, Татьяна во многом оставалась все той же оцепеневшей от ужаса девочкой, стоящей на коленях под дождем у тела убитого отца.

Татьяна быстро пересекла Елисейские поля и вышла на площадь Согласия.

— Господи, нравится же ей так ходить, — буркнул Девлин.

Девушка свернула в тенистую прохладу сада Тюильри.

Хантер кивнул.

— Думаю, она направляется в Лувр. Дальше за ней нам надо идти пешком. Я объеду сад, припаркую машину и буду ждать у центрального входа.

В саду Тюильри была выставка Генри Мура. Татьяна остановилась и посмотрела на скульптуры. Девлин последовал ее примеру. Очевидно, скульптуры ее не заинтересовали, девушка направилась к главному дворцу Лувра.

Постояв возле «Победы у Самотраса» в начале лестницы Дару у главного входа, Татьяна перешла к статуе Венеры Милосской. Потом осмотрела картины Рембрандта. Надолго замерла у «Моны Лизы» Леонардо да Винчи.

Девлин приблизился к ней.

— Она улыбается, как вы думаете? — спросил он по-английски.

— Что вы имеете в виду?

— В Лувре существует давнее поверие, что иногда по утрам «Мона Лиза» не улыбается.

Татьяна повернулась к нему.

— Какая глупость.

— Но вы тоже не улыбаетесь. Боже мой, неужели вы переживаете из-за того, что разбили тарелку?

— Откуда вы это взяли? — девушка улыбнулась.

Перед ней стоял пожилой мужчина: руки в карманах широкого плаща, фетровая шляпа, сползающая на уши, и изумительно голубые глаза. Выглядел он нагловато-добродушно, а явно насмешливое отношение к самому себе невольно делало его привлекательным даже внешне, несмотря на возраст. Татьяна почувствовала какое-то странное, почти неподвластное контролю волнение. Ей даже пришлось глубоко вздохнуть, чтобы окончательно прийти в себя.

— Простите, — проронила она, прошла в «Гран Галери» и остановилась у картины Эль Греко «Христос на кресте». Она долго глядела на странную мистическую фигуру, не показывая вида, что чувствует присутствие Девлина за спиной.

— Что вам она говорит? — мягко спросил Лайам. — Разве здесь есть любовь?

— Нет. Скорее это ярость против смерти. Почему вы преследуете меня?

— Неужели?

— Да, от самого сада Тюильри.

— Правда? Ну конечно же. Не получается у меня делать это незаметно.

— Вовсе не обязательно. Вы из тех, на кого стоит посмотреть.

— Щедрое у вас сердце.

Странно, но ей вдруг захотелось расплакаться.

Девлин мягко взял девушку за руку.

— Не волнуйтесь, пожалуйста. Вы мне так и не сказали, что говорит вам картина Эль Греко.

— Я не получила христианского воспитания и я не вижу никакого Спасителя на кресте. Просто человек, которого мучают и унижают жалкие мелкие людишки. А вы?

— Без ума от вашего акцента. Напоминает акцент Греты Гарбо в фильмах, которые я видел, когда был еще совсем пацаном. Задолго до вашего рождения.

— Имя Гарбо мне известно, я польщена. Однако вы мне не ответили, что эта картина значит для вас?

— Глубокий вопрос, если принять во внимание сегодняшний день. Именно сегодня в семь часов утра в соборе святого Петра в Риме прошла совершенно необычная месса. Служили сам Папа римский и кардиналы Великобритании и Аргентины.

— И это к чему-нибудь приведет?

— Увы, месса не остановила продвижение английского флота, как и не удержишь аргентинские «Скайхоки» от атак на эти корабли.

— И что это значит?

— Что Всевышний, если Он, конечно, существует, здорово веселится за наш счет.

Татьяна нахмурилась.

— Думаю, вы не англичанин.

— Ирландец.

— А я считала, что ирландцы очень набожны.

— Справедливо. У моей старой тетушки Ганны на коленях были мозоли от постоянного моления. Три раза в неделю она водила меня в церковь, когда я мальчишкой жил в Друморе.

Татьяна Воронина оцепенела.

— Что… Что вы сказали?

— Друмор. Маленький городишко в Ольстере. Церковь Святого Спасителя. Я отлично помню своего дядюшку с приятелями после проповеди в пивной Мерфи.

— Кто вы такой? — смертельно побледнела Татьяна.

— Ну, радость моя, могу точно сказать только одно, — Девлин провел рукой по ее темным волосам. — Я не Кухулин — последний из героев.

Прищурившись, Татьяна в гневе схватила Девлина за руку.

— Кто вас подослал?

— Фигурально выражаясь, Виктор Левин.

— Левин? Но он мертв. Погиб где-то на Аравийском полуострове несколько месяцев назад. Отец мне про это говорил.

— Генерал Масловский? Конечно, говорил, почему бы и нет? Но на самом деле все было по-другому. Виктор спасся. Стал перебежчиком, как у вас говорят. Прибыл сначала в Лондон, а потом в Дублин.

— Что с ним?

— Убит Михаилом Келли, или Кухулином, или как там его еще называют, — жестко сказал Девлин. — Это тот самый человек, который убил вашего отца двадцать три года назад в Друморе на Украине.

Татьяна пошатнулась. Девлин поддержал ее.

— Обопритесь на меня, я выведу вас на свежий воздух.

Они сидели на скамейке в саду Тюильри. Девлин вынул свой старый серебряный портсигар и предложил Татьяне сигарету. Она отрицательно покачала головой.

— Вы какой-то странный для секретного агента. Ведь вы именно агент, я не ошибаюсь?

Девлин так расхохотался, что Тони Хантер, почитывавший газету на скамейке напротив, вздрогнул и с тревогой посмотрел на них.

— Боже упаси! Вот моя визитная карточка.

— Профессор Лайам Девлин. Тринити-колледж. Дублин. — Татьяна взглянула на Лайама. — Профессор чего?

— Английского языка и литературы. Оскар Уайльд, Шоу, О’Кейси, Брендан Беан, Джеймс Джойс… Смешанная получилась компания, католики и протестанты, но все они ирландцы. Можно мне забрать обратно карточку, а? Их у меня так мало…

Девлин спрятал визитку в бумажник. Татьяна спросила:

— Каким же образом профессор старинного и всеми уважаемого учебного заведения оказался замешанным в подобные дела?

— Вы слышали об Ирландской Республиканской Армии? Я был членом этой организации с шестнадцати лет. Сейчас уже нет. Мне разонравились методы борьбы, которые исповедует ИРА.

— Вы романтик в душе, профессор Девлин.

— Неужели?

— Только романтик способен надеть такую дурацкую шляпу. И еще: никаких бомб в ресторанах, иначе могут пострадать невинные люди. Думаю, вы без колебаний можете убить человека, хотя предпочитаете встречу с равным по силе противником.

От ее слов Девлину стало не по себе.

— Боюсь, что вы живете в мире Фрейда, созданном собственным воображением. В мире, который так любит генерал Масловский.

Татьяна напряглась.

— Вы не имеете никакого права насмехаться над ним. Он добр и внимателен ко мне. Другого отца у меня не было и нет.

— Может быть. Но так было не всегда.

— Ну, хорошо, профессор, — Татьяна зло посмотрела на него, — мы достаточно напикировались. Не пора ли сообщить, зачем я вам нужна?

Девлин постарался ничего не опускать: начал с приключений Виктора Левина и Тони Вильерса в Йемене и закончил убийством Билли Уайта и Левина в окрестностях Килри. Когда он замолчал, девушка долго сидела, не произнося ни слова.

— Левин говорил, что вы помните Друмор и события, которые там произошли, помните обстоятельства убийства своего отца.

— Эти воспоминания преследуют меня как какой-то кошмар, словно все происходило с кем-то другим, а не со мной.

— Помните ли вы Михаила Келли — нынешнего Кухулина?

— Я не забуду его до самой смерти. У него было такое странное лицо, лицо юного святого, полное боли и скорби. Святого с пистолетом — есть ли что-нибудь более кощунственное?! Но он был так добр ко мне, вот что меня больше всего поразило.

Девлин взял ее за руку, и они медленно пошли по тропинке сада.

— Масловский когда-нибудь говорил вам о событиях того дня?

— Нет. — Рука девушки окаменела.

— Спокойно, спокойно. Скажите мне тогда главное. Вы сами не пытались с ним поговорить об этом?

— Да нет же, нет, черт бы вас побрал! — Татьяна вырвала руку.

— Значит, вы не захотите это сделать, да? Не желаете открывать банку с червями ненависти и отмщенья?

Девушка, кажется, начала приходить в себя.

— Что вам от меня надо, профессор Девлин? Хотите сделать из меня перебежчицу? Показать сотни тысяч фотографий в надежде, что на одной из них я узнаю Кухулина?

— Примерно таковой и была наша задумка.

— Но зачем мне это? Разрешите вам кое-что сказать. Все вы на Западе считаете, что мы, русские, только и ждем момента, чтобы убежать из страны. А я… Я люблю свою родину. Я известный музыкант, могу путешествовать… Сейчас я здесь, в Париже. И вокруг — никаких сотрудников КГБ, парней в одинаковых плащах. Никто не следит за каждым моим шагом. Могу в любой момент уехать куда угодно.

— Да уж, если учесть, что ваш приемный отец — генерал-лейтенант КГБ. Я бы сильно удивился, если бы у вас не было возможностей, о которых вы говорили. Кстати, Управление, которым заведует ваш приемный отец, можно охарактеризовать как специальное бюро по убийствам. Впрочем, ни одна крупная контрразведка не обходится без подобных структур.

— Например, ИРА? — Татьяна наклонилась к Девлину. — Сколько же людей убили лично вы ради дела, в которое свято верили, а, профессор?

— Я вас прекрасно понял. — Девлин мягко улыбнулся. — Наверное, зря отнимаю ваше драгоценное время. Тем не менее вы можете вот это взять себе. — Лайам вытащил из кармана пакет, доставленный ему посыльным от Фергюсона.

— Что это?

— Кое-кто в Лондоне питает надежду, что вы передумаете. Вот они и делают вам небольшой подарок в виде британского паспорта с вашей фотографией и совершенно другим именем. Есть и деньги, и маршруты по Англии.

— Ничего мне не надо.

— Ну, это все равно сейчас ваше. И еще это. — Девлин снова достал свою визитку. — Днем я улетаю обратно в Дублин, делать мне в Париже больше нечего.

Девушка с неохотой спрятала пакет и карточку Девлина в сумку.

— У вас остается номер моего телефона. Звоните в любое время. Кто знает, вдруг вы начнете задавать себе непростые вопросы.

— Думаю, этого не случится, профессор Девлин. — Татьяна протянула руку. — До свидания.

Девлин пожал ей руку, слегка задержав, потом повернулся и быстро зашагал в сторону сидящего на скамейке Хантера.

— Вперед! Нам пора ехать!

— Что случилось? — Хантер вскочил на ноги и поспешил за Девлином.

— Ничего. Она даже не хочет слышать. Поехали на квартиру, я заберу вещи, потом вы меня отвезете в аэропорт. Если все будет нормально, я успею на дневной самолет до Дублина.

Татьяна Воронина смотрела, как они сели в машину, которая растворилась в потоке транспорта на улице Риволи. Несколько минут она постояла, размышляя над необычными событиями этого утра, потом вышла из сада и направилась к отелю. Воспоминания о давних днях, вызванные рассказом Девлина, стояли перед глазами. Ощущение было не из приятных.

К обочине свернул черный «Мерседес». Когда Татьяна поравнялась с ним, задняя дверца открылась, из машины выглянула Наталья Рубинова. Она была очень взволнована, более того, испугана.

— Таня!

Татьяна остановилась.

— Наташа? Что ты здесь делаешь? Что случилось?

— Таня, садись в машину, пожалуйста.

Рядом с Натальей сидел молодой человек в голубом костюме с непроницаемо суровым лицом. Мужчина, сидящий рядом с водителем, вполне мог сойти за его двойника. Оба они выглядели так, будто работают в первоклассном похоронном бюро. Татьяна почувствовала себя не в своей тарелке.

— Объясните, что происходит?

Парень, сидевший рядом с Натальей, выскочил из машины и взял Татьяну за руку, чуть выше локтя, не грубо, но твердо.

— Капитан Петр Туркин. Коллега — лейтенант Иван Шепилов. Вам следует поехать с нами.

В его глазах было что-то жестокое, граничащее с порочностью, это еще больше напугало Татьяну.

— Вы ответите за это. Знаете, кто мой отец?

— Генерал-лейтенант Масловский. Его прямое указание я сейчас и выполняю. Поэтому будьте благоразумны и делайте то, что вам говорят.

Больше спорить было не о чем. Татьяна послушно села в машину.

— В посольство! — приказал Туркин водителю.