Джессика почувствовала, как в ней закипает огромная, неуместная и нелепая в этой обстановке радость. И ночь, и все окружающее превратилось в декорацию какой-то сюрреалистической пьесы; темные деревья, машины, трава и песок под ногами утратили свою вещественность, материальность, зато все чувства Джессики пробудились, приобретя сверхъестественную остроту. Она пила сладковатый, влажный воздух, ощущала на коже ласку ночного ветерка, слышала слаженный хор насекомых во тьме и чувствовала запах придавленной колесами травы. Мощная телепатическая волна донесла до нее внутреннюю дрожь и страх Зои, злобу и ненависть Холивелла, и даже холодную угрозу, которую излучал пистолет в его руке. Ее собственные ужас и гнев существовали как бы отдельно от нее, и Джессика стояла совершенно спокойно, хотя ее мозг работал на удивление четко и ясно.
Необходимо было немедленно что-то предпринять. Джессика вовсе не собиралась ждать, пока Холивелл убьет ее, как не собиралась позволить ему застрелить Рафаэля у нее на глазах. Она должна действовать сама. Надеяться больше не на кого.
Приняв решение, Джессика сразу подумала, что, будучи женщиной, она может рассчитывать на преимущество внезапности. Все это время Холивелл держался достаточно уверенно, видимо, полагая ее слабой, беззащитной и неопасной. Она должна это использовать.
Кроме того, Холивеллу приходилось следить одновременно и за ней, и за самолетом, чтобы точно рассчитать момент, когда он должен открыть огонь. Чем ближе самолет к земле, тем больше он сосредоточится на нем и тем меньше внимания будет уделять ей. Вот только одно… В случае ошибки Джессика теряла слишком многое. Значит, она не имеет права допустить промах!
Ах, если бы только знать, о чем сейчас думает Рафаэль! Видит ли он машины и людей внизу, или в темноте все сливается у него перед глазами? Слава Богу, что ночь выдалась лунной и светлый ракушечник хорошо виден даже с большой высоты. Контрабандисты садились здесь в еще худших условиях, так почему этого не сможет сделать Рафаэль? Но решится ли он на посадку, если не обнаружит на полосе огней и не заметит людей в тени дуба? Может быть, он подумает, что произошла какая-то ошибка, и улетит?
В чем Джессика была уверена, так это в том, что Рафаэль ни за что не станет сажать самолет, если заподозрит неладное. Или все-таки станет? Она знала, что ее муж был человеком осторожным, но, с другой стороны, однажды что-то решив, он непременно исполнял задуманное, не слишком заботясь о деталях. А в критических обстоятельствах он умел быть смелым до безрассудства.
Нет, успокаивала себя Джессика, Рафаэль обязательно все учтет и все как следует взвесит. Он же не мальчишка и не глупец — он сделает все как надо.
Как хорошо, что он прилетел.
Прилетел к ней на помощь.
Несмотря ни на что…
Он не подвел ее, он откликнулся на ее зов немедля, не колеблясь, не считаясь с обидами. Джессика очень хорошо представляла себе, как, получив факс, Рафаэль начал действовать — быстро, продуманно, без суеты. Она не знала, какие еще меры он предпринял, чтобы обеспечить ее и свою безопасность, но была уверена, что Рафаэль вылетел в Штаты не один. Возможно, и в Новом Орлеане у него были свои люди, на которых он в случае крайней нужды мог рассчитывать. Похоже, Холивелл совершил роковую ошибку, когда осмелился бросить вызов Кастеляру — Рафаэль умел быть смертельно опасным противником, не знающим жалости и не стесняющимся в средствах. Но, самое главное, он был верным, надежным, как скала, и теперь Джессика знала, что всегда сможет положиться на его любовь.
Любовь… Вот как называлось то сильное и глубокое чувство, которое она питала к Рафаэлю. Только сейчас Джессика осознала, что острая, режущая боль, которую она испытывала при каждом воспоминании о его руках и глазах, о его жестах, взглядах, о его то ласковом, то насмешливом голосе, есть не что иное, как любовь — могучая страсть, которая вспыхнула в ней едва ли не с первых дней их знакомства. Она любит его — в этом не было никаких сомнений, но как же слепа и глупа она была, что не понимала этого раньше!
Самолет уже развернулся и несся прямо на них — величественный, как огромный аист, который совсем недавно взлетел из болотистой низины в лучах луны. Под фюзеляжем и на крыльях вспыхнули посадочные прожектора, в свете которых дорога из ракушечника засверкала словно река из расплавленного серебра.
— Выйди из-под дерева, чтобы он мог видеть тебя! — приказал Холивелл, направляя свой пистолет прямо в грудь Джессике. — Помаши ему рукой, пусть он думает, будто ты рада видеть его.
Джессика с ненавистью посмотрела на него, но повиновалась. Самолет опустился еще ниже; он приближался невероятно быстро, и Джессика, у которой от бьющего в лицо света на глазах выступили слезы, замахала поднятыми над головой руками, замахала с таким отчаянием, что плечи ее мгновенно заныли от напряжения.
Самолет — серебристая ревущая птица — спускался, казалось, прямо на нее. Слепящий свет прожекторов заливал теперь все пространство вокруг нее, и Джессика, уверившись, что Рафаэль не может ее не видеть, резко скрестила поднятые над головой руки, повторив жест, сто раз виденный ею в кино и понятный всем авиаторам мира. Этот жест означал «Опасность! Посадка запрещена!».
Воздушный вихрь взметнул вверх облако пыли и прошлогодних листьев, и Джессика, крепко зажмурившись, машинально пригнулась, когда самолет пронесся над самой ее головой. Ослепленная, оглушенная, задыхающаяся, она не успела рассмотреть, кто сидит за штурвалом самолета, и на мгновение ей стало страшно, что Рафаэль мог прилететь один, потому что Карлоса могло не оказаться на месте, а разыскивать его он бы не стал, чтобы не тратить драгоценного времени. Правда, с сегодняшнего утра, когда кузен Рафаэля доставил ей орхидеи, прошло достаточно времени, чтобы он успел вернуться в Рио. Джессика, во всяком случае, очень на это надеялась.
Когда самолет, пронесшись над полосой, накренился на одно крыло, чтобы развернуться, Джессика, спотыкаясь, спустилась на обочину и вернулась по перемычке к дубу. Она намеренно остановилась поближе к Холивеллу, но тот только метнул на нее мрачный, напряженный взгляд, поскольку все его внимание было приковано к самолету. Вот он увидел, что самолет закончил разворот и, снизившись до высоты нескольких футов, заходит на посадку, и с губ его сорвался негромкий, торжествующий возглас, а рука с пистолетом чуть приподнялась.
Джессику захлестнуло сознание собственного поражения. Она надеялась, что после ее сигналов Рафаэль развернется и полетит обратно, но она ошиблась. Теперь у нее оставалась только одна возможность исправить положение. Вот только хватит ли у нее смелости, чтобы ею воспользоваться?
Не сводя глаз с пистолета в руке Холивелла, Джессика сделала крошечный шаг в его сторону. Она могла прыгнуть на него сейчас или чуть позже, когда Рафаэль наконец посадит самолет. Последний вариант был намного безопаснее, поскольку Джессика рассчитывала, что в этот момент внимание Холивелла будет отвлечено больше всего. Но что, если он начнет стрелять, когда Рафаэль откроет дверцу? Джессика очень хорошо понимала, какая это будет легкая цель. Рафаэль будет виден как на ладони, и у него не будет ни одного шанса уцелеть. Джессика не могла этого допустить.
Но сумеет ли она помешать Холивеллу? Что, если он нокаутирует ее, а потом спокойно расстреляет Рафаэля? Это было более чем вероятно, но никакой другой альтернативы Джессика не видела. Если Рафаэль умрет, то какая ей разница, останется ли она в живых или погибнет?
Никакой разницы, сказала себе Джессика. Значит, надо действовать сейчас.
Сознательное мужество и отчаяние загнанного в угол зверя — чем они отличаются? Джессика подумала об этом, прислушиваясь к надсадному вою турбин и свисту ветра. Ответа она не знала и поспешила выбросить из головы все посторонние мысли. Чуть заметно вздрогнув, она напружинила мускулы и сосредоточилась.
Гудение тысяч насекомых давно утонуло в шуме двигателей, звезды и луна померкли перед сиянием посадочных огней, сама ночь отступила, отползла куда-то в болота, оставив их стоять под дубом в неверном, мечущемся свете.
Самолет все приближался, опускаясь все ниже к земле. Черные колеса шасси, словно когти фантастической птицы, хищно потянулись к земле.
Слегка пригнувшись, Джессика чуть-чуть подалась вперед, внимательно следя взглядом за Холивеллом. Впрочем, она знала, что в любом случае ей с ним не сладить. Ее целью был не он сам, а пистолет в его руке.
Слегка кренясь то в одну, то в другую сторону, самолет несся к ним. Позади него стелилась прибитая к земле трава, клочья потревоженного тумана клубились по сторонам дороги и тянулись за машиной словно хвост кометы.
Еще немного, еще совсем немного… Взлетели облака пыли, самолет словно провалился в какую-то яму, и Джессика услышала скрежет гравия под колесами. В следующее мгновение обороты двигателей резко упали, и самолет покатился по взлетной полосе.
И тогда Джессика прыгнула. В этом броске она собрала все силы, всю свою решимость и всю ярость. Ее согнутые словно когти пальцы сомкнулись на пистолете. Рывок, и оружие очутилось в ее руках.
Джессика не смогла остановиться — таким стремительным и быстрым был ее прыжок. Споткнувшись о ногу Холивелла, она потеряла равновесие и вдруг почувствовала, что падает. Холивелл тут же схватил ее за волосы и, дернув с такой силой, что от боли на глазах у Джессики выступили слезы, потянулся за пистолетом.
К счастью, Джессика инстинктивно предугадала его движение. Чувствуя, что ей не совладать с ним, она отшвырнула оружие как можно дальше от себя. Пистолет упал где-то за пределами освещенного пространства, и Джессика услышала, как он негромко лязгнул о камни. В следующее мгновение кулак Холивелла обрушился ей на голову.
От удара в голове у Джессики словно что-то взорвалось. Она увидела яркую вспышку, а потом темнота — еще более плотная, чем ночь, — сомкнулась вокруг нее. Ноги ее подкосились, и она почти без чувств распростерлась на мокрой траве.
В первые секунды она не видела и не слышала ничего. Потом до слуха ее донеслись приглушенные проклятья, крики и оглушительный рев моторов. Еще не до конца придя в себя, Джессика откатилась чуть в сторону и встала на четвереньки как раз в тот момент, когда самолет пронесся по дороге мимо нее.
Дверца салона была распахнута, а на нижней ступеньке металлического трапа, крепко держась рукой за поручень, стоял Рафаэль. Джессика увидела, как он прыгнул, кубарем покатился по земле и скрылся за насыпью почти в том месте, где кончалась густая тень виргинского дуба. Самолет с зажженными огнями покатился дальше, и темнота скрыла Рафаэля от глаз Джессики.
Подпрыгивая на неровностях почвы и покачивая крыльями, самолет прокатился еще несколько сотен ярдов и встал. Его прожектора пронзали темноту, словно серебряные шпаги. Неожиданно двигатели заглохли, свет погас, и ночь снова стала темна и тиха.
Холивелл яростно выругался. Джессика слышала, как он шарит в траве, разыскивая оружие. При этом он постоянно оглядывался по сторонам, напряженно всматриваясь в темноту и прислушиваясь, но в ночи не шелохнулась ни одна былинка, ни один кустик. Пистолет Холивелл, судя по его ругани, так и не нашел. Снова разразившись проклятьями, он прыгнул к своей машине и схватился за ручку задней дверцы.
Дверь распахнулась ему навстречу, словно кто-то толкнул ее изнутри. Она ударила Холивелла по рукам с такой силой, что он невольно попятился, а из салона наполовину вывалился, наполовину выполз Ник. Его глаза блестели в темноте, а лицо пересекала широкая полоска светлого пластыря, которым был заклеен его рот. Вытянув перед собой связанные руки, Ник бросился на Холивелла, и оба, сцепившись словно два кота, тяжело повалились на землю.
Джессика жалобно всхлипнула и тряхнула головой. Вдали ей послышался шум автомобильного мотора. Бросив взгляд в ту сторону, она увидела свет фар: мчащийся на большой скорости автомобиль свернул с главной дороги на взлетную полосу и помчался к ним. У дуба он резко затормозил, выбрасывая из-под колес гравий, и Джессика узнала «Ниссан» Кейла.
Еще до того как мотор «Ниссана» заглох, водительская дверца распахнулась, и Кейл — темный силуэт на фоне меркнущих фар машины — быстро побежал к ним.
— Нет! Стой!
Этот громкий, истерический вопль вырвался из груди Зои, о которой Джессика совсем забыла. Отчаянно жмурясь и моргая глазами в свете фар «Ниссана», она медленно подняла руки, и Джессика с ужасом увидела, что Зоя крепко сжимает пистолет Холивелла, казавшийся непомерно большим в ее руках. Все ее тело колыхалось, но ноги она расставила довольно широко в жалкой пародии на стрелковую стойку. Взгляд ее растерянно перебегал с Ника на Холивелла и с Кейла на Джессику, которая наконец-то смогла подняться на ноги.
— Остановитесь! — задыхаясь, повторила Зоя. — Или я буду стрелять.
Холивелл медленно поднялся с земли. В полутьме он напоминал вставшего на дыбы медведя, и Зоя, неуклюже отступив на полшага назад, направила оружие на него. Ник, не обращая на Зою никакого внимания, тяжело привалился к дверце джипа, отрезав Холивелла от салона, где могло оказаться еще какое-то оружие, и ствол пистолета нацелился на него, но потом снова вернулся к Холивеллу.
Краем глаза Джессика заметила легкое движение за спиной Зои. Рафаэль выступил из темноты совершенно бесшумно, но Зоя либо услышала, либо почувствовала его присутствие. С непостижимым проворством она развернулась, прицелившись в грудь бразильца, и Рафаэль сразу же остановился.
Немая сцена длилась, пожалуй, несколько секунд. Все ее участники хорошо понимали, какая опасность им грозит. Даже Кейл стоял неподвижно, и только нервно сжимал и разжимал пальцы, зная, что, если его мать вздумает стрелять, то выпущенная ею пуля может задеть и его. Им оставалось только ждать, что предпримет Зоя.
И в этот момент автоматические фары «Ниссана» погасли и под дубом наступила полная темнота.
В первое мгновение все оцепенели, потом Джессика услышала хриплый, незнакомый голос Кейла:
— Что ты делаешь, мама? Опомнись, брось пистолет!
— Нет! — Зоя со всхлипом втянула воздух. — Ты ничего не знаешь!
— Я знаю только одно: что бы здесь ни происходило, этому нужно положить конец! — крикнул в ответ Кейл, медленно двигаясь на голос матери.
— Отойди! — взмолилась Зоя и вдруг добавила с необъяснимым раздражением, почти со злобой:
— Ты — такая же безвольная тряпка, как и твой отец! У тебя нет ни честолюбия, ни амбиций, ты способен думать только о бабах и водке. И вечно ты прячешься за моими юбками, Кейл! Старик Фрейзер вил из тебя веревки, как и из Луиса, а ты только радовался. Он сделал Джессику главной над тобой — ты и тут промолчал… Но я это исправлю. Предоставь все мне, Кейл, и я сделаю так, чтобы тебе было хорошо.
— Не сходи с ума, мама. Ничего ты не сделаешь — я этого не допущу. — Кейл сделал еще шаг, и Джессика увидела, что его взгляд прикован к бледному лицу Зои.
— Я вовсе не сумасшедшая, Кейл. Пока нет! Я могу это сделать, но только не у тебя на глазах. Прошу тебя: уйди! Просто повернись и уйди, и я все сделаю, все поправлю. Пожалуйста, милый. Тебя вообще не должно было здесь быть!
— Но я здесь, хоть ты и отправила меня искать ветра в поле. А теперь убери-ка этот свой пистолет и поехали домой.
— Но, Кейл!
— Дьявол! — выругался Холивелл, пронзая Зою властным, свирепым взглядом. Указывая пальцем на Рафаэля, он прорычал:
— Стреляй, черт тебя побери! Пристрели Кастеляра! Живо!!!
Зоя беспомощно завращала глазами.
— Я не могу! Ты же видишь!.. Пока не могу.
— Тогда дай мне пушку! — Протягивая руку, Холи-велл уверенно шагнул к Зое.
— Нет! — крикнул Кейл.
— Слишком поздно, — произнес Рафаэль со спокойной уверенностью. Его голос был совсем негромким, но на мгновение все замерли, прислушиваясь к его повелительным интонациям. Воспользовавшись всеобщим замешательством, бразилец сдвинулся с места и, обогнув ствол дуба, приблизился к ним на несколько шагов. — Вы подвергаете своего сына большой опасности, миссис Фрейзер.
Джессика, чьи глаза успели привыкнуть к темноте, рассмотрела сухие травинки в волосах Рафаэля и пятна глины на его коричневой полотняной рубашке и безупречных брюках. На щеке его запеклось пятно то ли грязи, то ли крови, лицо было суровым, а взгляд — настороженным и внимательным. Еще несколько шагов, и он встал так, что его широкие плечи заслонили Джессику от Зои, но ствол пистолета оказался на расстоянии вытянутой руки от его груди.
Холивелл, злобно сверкнув глазами, тоже шагнул вперед. Сосредоточив все внимание на Зое, словно стараясь загипнотизировать ее, он проговорил вкрадчиво:
— Мы с тобой еще можем отделаться от них, Зоя. Только отдай мне пистолет…
— Он убьет Кейла вместе с остальными, — перебил Рафаэль жестко. — Потом застрелит вас. Только так он сможет обезопасить себя.
Холивелл хрипло рассмеялся.
— Неужели ты будешь слушать, что говорит этот лживый латино? Он же хочет только одного — спасти себя и свою драгоценную Джессику! — Холивелл приблизился еще на шаг, и его голос стал угрожающим. — Ну а теперь хватит валять дурака. Отдай мне пистолет!
Зоя повернулась к нему и прицелилась Холивеллу в живот. Руки ее тряслись еще сильнее, чем прежде, но всем — в том числе и самому Холивеллу — было абсолютно ясно, что промахнуться на таком расстоянии немыслимо.
— Я просто не знаю, как быть… — пролепетала она.
Из темноты донесся негромкий прерывистый звук, похожий одновременно и на голос охотящейся совы, и на негодующий крик нутрии, и на писк летучей мыши. Вместе с тем это не могло быть ни то, ни другое, ни третье — Джессика знала это совершенно точно. В странном звуке было что-то нездешнее и в то же время — знакомое. Так, припомнила она, кричали ночные птицы в Ресифе, когда она навещала семью Рафаэля.
Холивелл, видимо, тоже что-то заподозрил. Он затравленно огляделся по сторонам, и его лицо исказила гримаса ненависти и бессильной злобы.
— Бразильская сволочь! — выругался он. Рафаэль смотрел на него спокойно, но в его позе читались уверенность и сознание собственного превосходства.
— Неужели вы в самом деле думали, — мягко спросил он, — что я прилечу один, рискуя своей жизнью и жизнью своей жены? Мои люди, вооруженные автоматическим оружием, заняли позиции и слева, и справа от нас. Сдавайтесь, мистер Холивелл!
— Значит, решил позвать на помощь своих колумбийских приятелей? — спросил Холивелл. — Мне следовало предвидеть такую возможность.
— Мои колумбийские друзья — это мои родственники, и не более того, — холодно парировал Рафаэль. — Я не ищу покровительства картеля, чего не скажешь о вас. Я действительно обратился к ним за помощью, и, поверьте, этого вполне достаточно, чтобы раздавить вас как букашку. Игра проиграна, Холивелл.
— Черта с два!
Холивелл внезапно бросился вперед и, схватив Зою за руки, попытался вырвать пистолет из ее пухлых пальцев. Зоя что-то крикнула, но ее отчаянный вопль захлебнулся и перешел в невнятное бульканье, когда Холивелл сжал ее шею в борцовском захвате и поднес пистолет к ее виску.
Он немного не рассчитал. Кейл, о котором Холивелл совсем забыл, ринулся на него и с силой врезался плечом в бок противника. Все трое упали и покатились по земле, взмахивая руками и ногами. Кто есть кто, разобрать в темноте было совершенно невозможно. Джессика слышала только хриплое дыхание мужчин и сдавленные проклятья, потом послышался треск ломающихся костей и чей-то жалобный крик.
Рафаэль опомнился первым. Подскочив к копошащимся на траве людям, он перехватил руку Холивелла, который отчаянно размахивал пистолетом, пытаясь ударить Кейла по голове, и вырвал у него оружие. Опустившись на колено, он ткнул стволом прямо в лицо Холивеллу чуть ниже скулы.
— Уймись, или я пристрелю тебя! — приказал он.
Очевидно, Холивелл понял, что это не пустая угроза. С ненавистью глядя на бразильца, он поднял руки к лицу.
Кейл медленно встал на колени и легко коснулся плеча матери. Та не пошевелилась — широко разбросав ноги, она лежала на Холивелле, и только рука ее безвольно упала на траву.
На мгновение под дубом воцарилось молчание, в котором слышался только негромкий треск — это Ник, подняв связанные руки, пытался отодрать ото рта полоску лейкопластыря. Справившись с этим делом, он неловко отворил дверцу джипа и потянулся связанными руками к приборной доске, чтобы включить фары.
В ослепительно ярком свете, залившем траву, они увидели, что голова Зои откинулась назад и на плечо Холивелла. Шея ее была неестественно изогнута, а рот открыт словно в беззвучном крике. Одутловатое лицо, прорезанное застарелыми горестными морщинами, было неестественно неподвижным, а остекленевшие глаза, в которых застыли ужас и боль, с укором смотрели в пустое, черное небо. Зоя Фрейзер была мертва.