Тигрица

8

Рафаэль Кастеляр внимательно разглядывал стоявшую перед ним женщину. Самые разные мысли стремительно проносились у него в голове, обгоняя одна другую. Насколько он помнил, в кейсе не было ничего важного — ничего такого, что он хотел бы скрыть от нее. Даже если бы Джессика владела португальским, она вряд ли могла извлечь что-то полезное из документов и контрактов, касавшихся закупки запасных частей и топлива для каботажных судов КМК. От его предложения работать вместе она отказалась, а он еще не успел сделать ответный ход. Нет, он решительно не мог припомнить, что бы он сказал или сделал что-то такое, что могло обидеть ее. Несмотря на это, Рафаэль ясно видел в глазах и в каждой линии ее прекрасного тела неистовый гнев, способный испепелить его на месте.

Но Кастеляра было не так легко смутить или напугать. Видя, что Джессика вот-вот взорвется, он решил не препятствовать ей и посмотреть, что будет. Если он сам при этом пострадает, что ж… да будет так.

— Вы, вероятно, пришли ко мне по делу, — сухо заметил он, продолжая в упор разглядывать ее.

— А зачем же еще? — отрезала Джессика и покраснела еще больше. Не дав ему вставить ни слова, она поспешно продолжила:

— Я не знаю, откуда у вас информация о нашем финансовом положении, однако вы, похоже, готовы пойти на все, чтобы извлечь из этого максимум пользы. Неужели вы хоть на секунду могли поверить, что мы никогда об этом не узнаем?

— Если я и поверил, то это, по-видимому, было ошибкой, — с осторожностью ответил Рафаэль и прищурился. Он понятия не имел, о чем идет речь, но надеялся узнать это очень скоро.

— Вот именно, ошибкой! — резко бросила Джессика. — Мой дед работал с «Креснт Нэшнл Бэнк» на протяжении нескольких десятилетий, а Вик Гадденс начинал свою карьеру простым матросом на одном из наших судов. Дед помог ему поступить в колледж и выучиться. В Новом Орлеане это кое-что значит.

— И по-видимому, этот Гадденс сообщил вам, что я навожу справки о вашем финансовом положении, — сухо констатировал Рафаэль. — Я надеялся, что он будет держать язык за зубами, хотя с моей стороны было не слишком дальновидно полагаться на человека, который с такой готовностью посвятил меня во все подробности. Мне следовало предвидеть, что он обязательно проболтается о моем интересе к вашим счетам.

Сказав это, Рафаэль пристально поглядел на Джессику, с любопытством ожидая ответа. В то же время он не мог не заметить, как при каждом ее резком вдохе поднимается и опускается ее высокая грудь, и это зрелище едва не заставило его изменить свои намерения.

— Он не называл никаких имен, но в этом нет нужды, — с презрением проговорила Джессика. — Мне казалось, что вы не способны на подобный грязный трюк, но факт остается фактом. Это… это просто подло, мистер Кастеляр! Если бы мой дед узнал, он… Это могло убить его!

— Но с ним, я надеюсь, все в порядке? — быстро спросил Рафаэль, стараясь ничем не проявить своей искренней озабоченности.

— Пока — да, но я не собираюсь вас за это благодарить.

Рафаэль немного помолчал. Он ничего не понимал, но единственным выходом для него было продолжать свой блеф.

— Должно быть, — сказал он наконец, и в его голосе прозвучала ирония,

— вы уже приняли определенные контрмеры, которые свели мое преимущество к нулю. Я прав?

— Какой же вы лицемер, Кастеляр! Вы же прекрасно знаете, что никто никогда не доверит мне таких денег.

— Значит, — негромко сказал он, — я выиграл?

Лицо Джессики исказила гримаса грусти и боли, а руки сжались в кулаки.

— Ничего подобного, — сказала она тихим, дрожащим от ярости голосом.

— Во всяком случае, я буду сражаться с вами до конца, до самой последней минуты. Я буду препятствовать вашим планам изо всех моих сил. Предупреждаю вас: я не позволю вам расстраивать деда, так что постарайтесь, чтобы отныне все ваши действия были честными и открытыми. Если я опять узнаю, что вы ведете грязную игру, я свяжусь с Холивеллом из «Гольфстрим Эйр» и сдамся на его милость. И тогда черта с два вы получите «Голубую Чайку»!

Рядом с Кастеляром бесшумно возник слуга с подносом, на котором стоял высокий стакан с порцией рома. «Как нельзя кстати», — подумал Рафаэль и, взяв бокал, одним глотком осушил его до дна.

— Мне не нравится, когда мне угрожают, — сказал он негромко. — Очень не нравится.

— Мне тоже это не нравится, — парировала Джессика, — и я сделаю все, чтобы вы усвоили это раз и навсегда.

Говоря это, она с вызовом вздернула подбородок, и Рафаэль увидел ее округлую соблазнительную шею, где под тонкой кожей пульсировала голубоватая жилка. Желание прижаться к ней губами, вдохнуть ее чистый и свежий запах, почувствовать на языке ее вкус было таким неожиданным и сильным, что у Рафаэля захватило дух. Мускулы его непроизвольно напряглись, а мозг опалило огнем, словно у него в голове разорвалась бомба. Оглушенный, ослепленный, Рафаэль сделал целых три шага вперед, прежде чем опомнился и остановился; дышал он по-прежнему с трудом, а мысли перепутались так, что еще некоторое время он почти ничего не соображал.

Джессика в испуге попятилась от него. Остановилась она только тогда, когда налетела спиной на переплет панорамного окна. От толчка стекло негромко задребезжало.

С усилием взяв себя в руки, Рафаэль улыбнулся вымученной улыбкой.

— Почему ты… вы боитесь меня? — спросил он хриплым, дрожащим голосом.

— Я вас не боюсь.

— В таком случае, — сказал он, приходя в себя, — вы очень умело притворяетесь. В первый раз вы сделали это в машине, а вот теперь — здесь… Зачем? Или, может быть, вы вообще боитесь мужчин?

Губы Джессики чуть заметно дрогнули, и она отошла от окна, едва не задев его по дороге.

— При чем тут это? — досадливо спросила она. — Наши отношения носят чисто деловой характер, во всяком случае, вы так сказали. И я бы предпочла, чтобы они таковыми и остались.

— В таком случае, — парировал Рафаэль, — впредь нам следует встречаться в официальной обстановке, а не в номере гостиницы, где я живу.

Джессика Круто повернулась и зашагала к выходу, но Кастеляр успел заметить на ее щеках яркую краску стыда.

— Я буду иметь это в виду, — пообещала она на ходу. — А вы не забудьте, что я вам сказала насчет моего деда. Повторять я не собираюсь.

— Не забуду, — кротко сказал ей вслед Рафаэль Кастеляр. — Я только не понимаю, почему из-за этого нужно так сердиться.

У двери в коридор Джессика повернулась к нему, и ее глаза полыхнули зеленым огнем.

— Вы еще не знаете, какой я бываю, если меня рассердить по-настоящему.

Дверь номера с грохотом закрылась за ней, и Рафаэль невольно поморщился, сжимая в руке пустой стакан.

Он понимал, что в разговоре с Джессикой оказался не на высоте. Он удивился, застав ее у себя в номере, а обвинение, которое она бросила ему в лицо, оказалось слишком неожиданным, чтобы он сумел сориентироваться и понять, в чем, собственно, дело.

И все же сведения, которые невольно выдала ему Джессика, были полезными. Могли оказаться полезными, если он решится их использовать.

«Вы не знаете, какой я бываю, если меня по-настоящему рассердить», — вспомнилось ему. Должно быть, это прелюбопытное зрелище, подумал он с улыбкой. И поучительное. Рафаэль на самом деле был не прочь оказаться где-то поблизости, когда это произойдет. Вот только что может вывести ее из себя?

У него была одна идея, и он прошел в бар, чтобы обдумать ее как следует.

На следующий день рано утром Рафаэль Кастеляр приехал в банк «Креснт Нэшнл». Там он узнал, что Вик Гадденс только что приехал и пока никого не принимает, но стоило Кастеляру назвать себя, и его немедленно провели в кабинет начальника кредитного отдела.

Вик Гадденс сопротивлялся недолго. Через пятнадцать минут он лишь заискивающе улыбался и с готовностью кивал, что бы ни говорил ему Кастеляр. На то, чтобы подписать договор и осуществить перевод денег при помощи электронной системы расчетов, потребовалось еще четверть часа. Последующее документальное оформление сделки было проведено в рекордно короткий срок, так что без четверти одиннадцать Кастеляр уже вышел из банка. В кармане у него лежал выправленный по всем правилам документ, согласно которому компания «Голубая Чайка. Морские перевозки и фрахт» становилась должником фирмы Кастеляра.

Он немедленно позвонил к себе в отель и велел своему помощнику договориться о срочной встрече с представителем «Голубой Чайки» мисс Мередит, но его ждало разочарование — Джессики не было в офисе, а ее секретарша не могла или не хотела сказать, когда она вернется. Рафаэлю пришлось перезванивать туда самому, но только после нескольких минут осторожных расспросов ему удалось выяснить, что Джессика отправилась в доки, чтобы урегулировать кое-какие проблемы с экипажем одного из судов.

Услышав это, Рафаэль невольно сдвинул брови. Он не знал ни одного порта, в котором молодая женщина могла бы чувствовать себя в безопасности. Ему очень хотелось надеяться, что у Джессики достанет здравого смысла взять с собой одного-двух человек, на которых можно положиться. Впрочем, Рафаэль почти не сомневался, что она так и поступила, — он уже убедился в том, что у Джессики сильный, упрямый, но не безрассудный характер.

Вернувшись к себе в номер, он попытался засесть за работу, но ему никак не удавалось сосредоточиться. Должно быть, подумал Рафаэль, всему виной отсутствие привычных физических нагрузок. У себя дома он каждое утро плавал или бегал по пляжам вдоль побережья. По воскресеньям они с приятелями до изнеможения гоняли в футбол или играли в поло, а в случаях, когда ему необходима была нервная разрядка, Рафаэль скидывал рубаху, брал в руки мачете и расчищал непролазные джунгли вокруг старинного родового поместья Кастеляров в Ресифе, с которыми не могли справиться двое садовников.

Сейчас он подумал о том, что любое из этих занятий помогло бы ему снять нервное напряжение, даже если оно было вызвано физическим влечением к женщине. Да, теперь он мог себе в этом признаться: он хотел Джессику Мередит, и эта страсть только еще больше усложняла положение, в котором он оказался.

Он мог отправиться в парк, чтобы пробежаться или сыграть в гольф в одном из новоорлеанских клубов, двери которых всегда были открыты для президента КМК, но ни то, ни другое не потребовало бы от него ни предельного напряжения сил, ни полного внимания. Единственной альтернативой был клуб здоровья, где можно было сыграть в рокет-бол — американскую разновидность пелоты . Пожалуй, только эта быстрая и динамичная игра способна была дать ему необходимую разрядку.

В этот ранний час в клубе никого не было, и Кастеляр получил отличную возможность разогреться и размять мускулы на. отличном твердом корте. Он уже слегка вспотел, когда наконец появился второй игрок. Крупный, светловолосый, он держал в одной руке мяч, а в другой — ракетку с привязанным к запястью шнуром. При виде Кастеляра мужчина расправил свои широкие плечи и зашагал прямо к нему, растянув свои тонкие губы в некоем подобии улыбки.

Рафаэль узнал его сразу. Это был Карлтон Холивелл — тот самый человек, с которым он столкнулся в понедельник в кабинете Джессики. Вчера Джессика упомянула об интересе Холивелла к «Голубой Чайке», и Рафаэль мысленно сделал себе зарубку на память. Он намеревался разузнать как можно больше об этом человеке и о вертолетной компании, которую он возглавлял.

— Ну что, может, сыграем? — предложил Холивелл.

Его вопрос прозвучал достаточно вежливо, но Рафаэль без труда уловил в голосе Холивелла вызывающие нотки. В другой раз он обязательно ответил бы отказом — он ничего так не презирал, как бессмысленное соперничество в силе, — но сейчас Рафаэль сразу подумал о том, что неплохо бы провести, так сказать, разведку боем. Азартная атлетическая игра могла помочь ему разгадать характер Холивелла и узнать, на что он полагается больше — на силу или расчет, на ум или хитрость. Кроме того, Рафаэль был как раз в том настроении, когда ему необходим был настоящий соперник, а не просто партнер.

Коротко кивнув в знак согласия, Кастеляр взмахнул рукой, показывая Холивеллу, чтобы тот подавал, а сам встал на линию приема.

Мяч звучно чмокнул стену и с огромной силой отскочил прямо в лицо Рафаэлю. Несомненно, это был пробный шар, предназначенный главным образом для того, чтобы запугать и деморализовать соперника, и Кастеляр, с трудом дотянувшись до мяча, ответил с не меньшей силой. Игра началась.

— Я слышал, — пропыхтел Холивелл, — что ты сегодня сделал крупное приобретение.

— Возможно. — Кастеляр закрутил мяч так, что он отлетел в самый дальний угол игровой зоны противника. Холивеллу пришлось тянуться, чтобы принять подачу; при этом по лицу его было хорошо видно, насколько не по душе ему это усилие. Тем не менее он так мощно послал мяч обратно в стену, что он просвистел над самой головой Кастеляра точно артиллерийский снаряд и опять отскочил прямо ему в лицо.

— Дело в том, — услышал Рафаэль голос Холивелла, — что я сам охотился за этими векселями. Ты об этом знаешь?

— Быть в курсе — мое основное занятие. — Рафаэль отступил в сторону и снова закрутил мяч. Он отлетел так далеко, что Холивелл не успел его догнать, и Кастеляр заработал первое очко.

— Ты обошел меня на повороте, приятель, — с негодованием прошипел Холивелл. — Просто пришел и схватил то, что принадлежало мне.

— Надо было быстрее поворачиваться. — Это замечание Рафаэля с равным успехом могло относиться как к вопросам бизнеса, так и к игре соперника.

Холивелл мрачно покосился на него и, поймав мяч, бросил его Кастеляру, чтобы тот подавал.

— Ты собираешься приостановить их деятельность и в судебном порядке потребовать уплаты кредита, чтобы пролезть в правление и получить долю акций?

— Это — один из нескольких возможных вариантов.

— Смотри, как бы это не вышло тебе боком. Старый Фрейзер на дружеской ноге с судьей… — Глаза Холивелла неуверенно заметались из стороны в сторону. Ему приходилось одновременно следить и за выражением лица Кастеляра, и за мячом, и он никак не мог решить, что в данный момент для него важнее. Заметив это, Рафаэль не спешил с подачей, подбрасывая и ловя мяч левой рукой.

— Закон есть закон, — сказал он и, в последний раз подбросив мяч высоко в воздух, послал его в стену коротким резаным ударом.

Некоторое время Карлтон Холивелл был слишком занят, чтобы отвечать. Рафаэль предпринял целую серию атакующих ударов, и его сопернику приходилось гоняться за мячом по всей площадке. Он взмок и тяжело дышал, однако контратаки его были такими же мощными, как и самый первый удар. При этом он, нисколько не стесняясь, размахивал своей ракеткой перед самым лицом Кастеляра. Рафаэля это больше чем устраивало, поскольку он чувствовал себя вправе ответить тем же.

В конце концов Холивелл не смог отбить мяч, который стремительно, словно пущенный из пращи камень, летел ему в низ живота, и, выругавшись, злобно посмотрел на Кастеляра.

— Да ты крутой, как я погляжу, — прошипел он. — А с первого взгляда и не скажешь!

— Просто у меня такая привычка, — ледяным тоном пояснил Рафаэль. — Когда на меня нападают, я обязательно отвечаю.

Холивелл фыркнул.

— Отличная тактика. Я буду считать, что мне очень повезло, если сегодня мне не оторвет яйца.

— Ты сам предложил сыграть.

— Разумеется. Кроме того, пелота — не единственное развлечение в городе. Есть и другие игры, так что посмотрим, чья возьмет.

Лицо Холивелла стало хитрым, в глазах зажегся злой огонек, и Рафаэль невольно насторожился. К этому моменту ему, однако, было уже ясно, что, несмотря на свою бычью силу и решительность, Холивелл уступает ему в выносливости и умении наносить рассчитанные, точные удары. Сознание того, что он может в любой момент перехватить инициативу и закончить игру победой, привело Кастеляра в хорошее расположение духа. Он дал Холивеллу передышку и даже позволил отыграть одно очко. Впрочем, сделано это было не без тайного умысла. Кастеляр рассчитывал таким образом узнать, что еще на уме у его соперника.

— Я хотел бы сделать тебе предложение, — сказал Холивелл, отдуваясь и вытирая со лба пот. — Я готов перекупить у тебя векселя «Голубой Чайки».

— Прошу прощения, — без тени сожаления откликнулся Кастеляр, — но я не собираюсь их продавать.

— А если я дам сто «кусков» сверху?

Рафаэль сдержанно улыбнулся.

— Хоть миллион.

— Ты можешь еще и передумать. Имей в виду, у меня есть связи, так что за деньгами дело не станет. Я всегда могу достать сколько мне нужно.

Кастеляр задумался. В словах Холивелла была скрыта угроза, да и по лицу его можно было кое-что прочитать. Разумеется, он мог лгать, пытаясь запугать конкурента, но существовала очень большая вероятность того, что Холивелл говорит серьезно. Мафия могла быть весьма заинтересована в том, чтобы, установив контроль над крупной транспортной компанией, отмывать грязные деньги. Да и организовать перевозку наркотиков, имея в своем распоряжении несколько морских судов, было, что называется, раз плюнуть.

Да, подумал Кастеляр, если за Холивеллом стоит организованная преступность, значит, ставки повышаются. Одно дело поставить на место нечистоплотного дельца и совсем другое — перебежать дорожку гангстерам. Впрочем, он привык к риску и умел в случае необходимости противопоставить силу силе.

— У меня тоже нет недостатка в деньгах, — сказал он спокойно. — Как правило, мне хватает, но в случае необходимости я всегда могу обратиться к кому-нибудь из моих колумбийских родственников.

Намек был достаточно прозрачным, и глаза Холивелла сначала широко раскрылись, а потом превратились в две узкие щелочки.

— Колумбийский картель сейчас не так силен, как когда-то, — сказал он с неприятным смешком.

— Ты уверен? — парировал Кастеляр. — А у нас в Бразилии говорят, что он похож на ящерицу, у которой вместо отрубленного хвоста всегда вырастает новый.

Холивелл неопределенно хмыкнул.

— Должно быть, тебе здорово нужна «Голубая Чайка», — заметил он. — У тебя есть какой-то план, или все дело в этой бабенке Мередит?

— Это бизнес, — негромко ответил Рафаэль. — Мой бизнес.

— А я уверен, что ты на нее запал — я видел, как ты таращился на нее. Но на твоем месте я бы не рассчитывал на благосклонность. Она холодна, как рыба. Можешь, конечно, думать что угодно, но только она к тебе в руки не пойдет.

— Поскольку я к этому не стремлюсь, — отрезал Кастеляр, — я и не буду разочарован.

— И все же мне хотелось бы поглядеть, как вытянется ее смазливая мордашка, когда она узнает, что ты выкупил закладную, — выдохнул Холивелл, бросаясь в сторону, чтобы отбить мяч. — Был бы на ее месте кто-то другой, я бы сказал, что ты уже держишь ее за титьки.

На это зрелище Рафаэль и сам не отказался бы взглянуть, хотя у него и было подозрение, что ничего хорошего это ему не сулит. Вчера вечером Джессика вела себя более чем странно, и, хотя кое-что начало проясняться, он еще многого не понимал.

Упрямо сжав челюсти, Рафаэль приказал себе выбросить из головы все посторонние мысли и сосредоточился на игре. Он твердо решил выиграть у Холивелла, хотя и знал, что победа будет стоить ему ноющих мускулов и, возможно, нескольких ссадин и синяков.

Каботажное судно стояло на якоре у невысокой земляной насыпи, которая служила причалом в Нэшвиллских доках. Отсюда было довольно далеко до свободной торговой зоны и кофейных складов, и поэтому место считалось не самым лучшим. Грандиозные планы по благоустройству и техническому оснащению этого участка дельты Миссисипи так и остались на бумаге, и вдоль насыпных причалов на многие мили протянулись неряшливые склады и пакгаузы, сооруженные на скорую руку из несортового леса и ржавой жести. Гнилые сараи, служившие для хранения хлопка еще в эпоху колесных пароходов, казалось, были готовы рассыпаться от первого же дуновения ветра; разбитые подъездные дороги в дождливое время года превращались в настоящую трясину, а заборы из ржавых цепей были густо заплетены разросшейся ежевикой. Именно здесь швартовались корабли из самых бедных стран — ржавые, покрытые толстым слоем мазута и грязи, — месяцами дожидаясь разгрузки.

К причалам вплотную примыкали портовые трущобы — мрачные, полуразрушенные бараки и хижины, — в которых ютились многонациональные экипажи стоящих под разгрузкой кораблей, причем многие моряки не имели никаких документов и даже не говорили по-английски. В многочисленных притонах и пивных кипела странная ночная жизнь; редкий день обходился без двух-трех убийств, а самыми уважаемыми людьми считались торговцы наркотиками, которые кишели здесь, словно черви на трупе.

То, что восьмидесятифутовый грузовой шлюп «Танцор» был направлен именно сюда, в Нашвилл, было дурным знаком, поскольку принадлежащие «Голубой Чайке» суда обычно швартовались гораздо выше по реке, в доках Наполеон-стрит. Одного этого было более чем достаточно для беспокойства, поэтому Джессика выехала в Нэшвилл, как только ей стало известно о возникших неприятностях. Вместе с ней в доки отправились Кейл и один из матросов с «Танцора», который и сообщил им о том, что произошло, однако даже в сопровождении двух мужчин Джессика не чувствовала себя в полной безопасности.

На этот рейс капитаном «Танцора» был не кто иной, как Ник Фрейзер. Приехав на место, Джессика и Кейл застали его на борту, в крошечной капитанской каюте, где Ник распивал кофе с таможенным чиновником.

В представлениях не было нужды, поскольку таможенник был их старым знакомым. Даже у «Голубой Чайки» изредка возникали проблемы с отправкой или приемом груза, и свой человек в таможне был просто необходим, чтобы решать мелкие проблемы быстро и без особенного шума.

Ник предложил Джессике свой стул, усадил Кейла на койку, а себе принес откуда-то грубый деревянный табурет. После этого мужчины коротко пожали друг другу руки и сразу же перешли к делу. Джессика пока молчала, поскольку Кейл, представлявший интересы «Голубой Чайки» в порту, гораздо лучше разбирался во всех тонкостях, связанных с погрузочно-разгрузочными работами и таможенными проблемами.

— Так в чем же дело? — спросил он, небрежно закинув ногу на ногу. — Кто-то попытался провезти в сахарнице героин? Или у нас на борту обнаружился «заяц»?

— Да нет, — даже не улыбнувшись, ответил таможенник. — Ничего такого. Пока…

Ник посмотрел на Кейла и покачал головой.

— Похоже, кто-то сообщил таможенному управлению, что одно из наших судов останавливалось в заливе, чтобы подобрать партию наркотиков. Стукач не сообщил, где, когда и какое именно судно, поэтому досматриваться будут все наши посудины. Этим ребятам… — он небрежно ткнул пальцем в сторону таможенника, — этим ребятам, похоже, больше нечего делать.

Джессика знала, что таможенный агент — невысокий коренастый акадиец со смуглой кожей, черными вьющимися волосами и глазами старой собаки — был ветераном войны во Вьетнаме, отслужившим к тому же несколько лет в полиции. Таких людей таможенное управление подбирало специально и очень их ценило. Сомневаться в его честности и добросовестности не приходилось, и Джессике, так же как и Нику с Кейлом, было ясно: если уж он задержал судно, значит, у него действительно были веские основания сделать это. Даже то, что таможенник никак не отреагировал на выпад Ника, говорило о многом. Очевидно, у него имелась на то своя причина.

— Мы могли бы сами провести досмотр, — сказал он, — и выявить нарушителей. Но мы знаем, что «Голубая Чайка» всегда относилась к таким вещам серьезно и следила за своими людьми. Поэтому мы уверены, что виновные будут найдены, наказаны, а контрабанда наркотиков на ваших судах прекратится.

Он был прав. Во всяком случае, раньше «Голубая Чайка» придерживалась именно такой политики. Однажды, когда на одном из судов компании была найдена партия наркотиков, Клод Фрейзер уволил весь экипаж вплоть до капитана.

— Значит, вы полагаете, что этот случай — не единственный? Что наши корабли… один из наших кораблей систематически доставляет сюда наркотики? — спросила Джессика.

— Пока я ничего не могу сказать, — осторожно ответил таможенник, пожимая плечами. — В заливе плавает столько дряни, что остается только удивляться, как цены на пенополистироловые контейнеры и поплавки до сих пор не взлетели до небес. Однажды управление устроило для таможенников пикник на взморье, так первым, на что мы наткнулись, приехав на место, была партия морфия, которую прибоем вынесло на берег.

— Но ведь ваш информатор должен был привести какие-то доказательства того, что наш корабль наткнулся на «поплавок» не случайно, что он специально искал его. Иначе, я думаю, вы бы действовали не так решительно, — заметила Джессика.

— Эй, мне это не нравится! — с возмущением вставил Ник, раскачиваясь на своем табурете.

Джессика, бросив взгляд на таможенника в поисках поддержки, покачала головой.

— Это просто теория, — сказала она примирительно.

— Пока… — пробормотал Ник.

— Дело не только в подозрении на наркотики, — авторитетно заявил Кейл. — Дело в том, что, если кто-нибудь попадется, «Голубой Чайке» придется за это платить, а сейчас мы не можем себе этого позволить.

Кейл затронул очень деликатную проблему, о которой Джессика просто не решалась упомянуть. Любая мореходная компания была бы оштрафована на круглую сумму, если бы кто-то из ее наемных работников попался на контрабанде наркотиков. Это было сделано для того, чтобы заставить владельцев компаний внимательнее следить за своими людьми. И они действительно следили, устраивали неожиданные обыски, составляли на членов экипажей подробные досье и даже содержали собственную сеть платных информаторов. Для того чтобы пресечь контрабанду наркотиков, все средства были хороши, и хотя компаниям не всегда удавалось контролировать все действия своих служащих, система была отлажена и работала достаточно надежно.

Впрочем, Клоду Фрейзеру подобные методы были не по душе. Он мог обойтись очень круто с каждым, кто попался с поличным, и, уж конечно, они с Кейлом тщательно проверяли каждого матроса, поступающего на то или иное судно, но он никогда не проводил внезапных обысков и не развешивал по судну плакаты-предупреждения, как этого требовало таможенное управление. Государственные учреждения, считал Клод Фрейзер, и без того слишком часто вторгаются в частную жизнь граждан, так что если таможня считает необходимым обыскивать нижнее белье и смывные бачки в туалетах, пусть она этим и занимается.

И вот теперь речь шла о том, станет ли Джессика менять политику фирмы, или оставит все так, как было при деде. Труднее всего было решить, насколько новый поворот событий оправдывает подобные меры.

Кейл, по-видимому, подумал о том же, поскольку он беспокойно зашевелился и сказал:

— Нам необходимо знать, насколько велика может быть партия. Идет ли речь об одном-двух пакетиках, или это огромный груз, предназначенный для перекупщиков. Идет ли речь об одном оступившемся матросе, или одно из наших каботажных судов специально встречается в заливе с колумбийским транспортом?

Таможенник пожал плечами.

— Скорее всего суда контрабандистов плавают теперь под венесуэльским флагом. В Колумбии идет форменная война с наркомафией, и все об этом знают, поэтому для транспортировки груза картель использует зафрахтованные суда других стран, чаще всего — венесуэльские и панамские.

А бразильские? — подумала Джессика, которой неожиданно пришла в голову любопытная мысль. Во всяком случае, ей казалось, что утвердительный ответ чиновника мог в какой-то степени объяснить, почему КМК так стремится взять под контроль «Голубую Чайку». Конечно, между этими двумя обстоятельствами могло и не быть никакой связи, однако упускать из виду подобную возможность было по меньшей мере недальновидно.

Она уже открыла рот, чтобы задать этот вопрос, но тут же снова его закрыла.

Должно быть, в ней было гораздо больше от деда, чем она всегда считала. Клод Фрейзер никогда не бросался подобными обвинениями. Рафаэль Кастеляр — как и любой другой, оказавшийся на его месте, — должен был получить возможность доказать свою невиновность, прежде чем его бросят на съедение львам.

Потом Джессика вспомнила о взрыве корабля, с которого начались финансовые трудности «Голубой Чайки». Не «имело ли это отношения к контрабанде наркотиков? Не исключено, что взрыв можно было объяснить соперничеством двух экипажей или, наоборот, отказом капитана сотрудничать с наркодельцами. Разумеется, доказать что-либо сейчас уже не представлялось возможным, но Джессика решила, что будет иметь это в виду.

Все, что она хотела услышать, она услышала. Строго говоря, ничего нового Джессика не узнала, да и неприятности больше не представлялись ей значительными. Она была уверена, что Ник и Кейл сумеют во всем разобраться.

Предоставив мужчинам заканчивать разговор, который к этому времени успел каким-то непостижимым для нее образом свернуть на глубоководную рыбалку, она вышла из каюты и поднялась на узкую палубу «Танцора». Свежий ветер с реки легко коснулся ее щек, и Джессика обогнула рубку, чтобы встать у борта, выходящего к воде.

В этом месте Миссисипи была очень широкой и грязной. Течение здесь было почти незаметным, и поверхность воды напоминала безжизненное, изжелта-коричневое зеркало, словно коростой изъеденное темными пятнами разлившегося мазута. Из-за высокой влажности и загрязнения воздуха противоположный берег казался расплывчатой зеленовато-бурой полоской. От воды поднимался отчетливый запах нефти и тухлой рыбы, который еще больше усилился, когда мимо «Танцора» прошел закопченный буксир, толкавший перед собой груженную углем баржу. Это был единственный признак того, что на великой реке еще существует какая-то жизнь, поскольку за те несколько минут, что Джессика простояла на палубе, над водой не пронеслась ни одна чайка, и ни одна рыба не плеснула у борта.

Слегка приподняв голову, Джессика несильно тряхнула головой, позволив ветру играть прядями своих волос. Его прохладное прикосновение, легкое покачивание «Танцора» на поднятой буксиром волне, безжизненный пейзаж до самого горизонта — все это странным образом успокаивало Джессику. Внутреннее напряжение постепенно отпускало ее, и она чувствовала, как расслабляется и начинает воспринимать мир совершенно иначе.

Много времени прошло с тех пор, когда Джессика в последний раз поднималась на борт какого-либо судна. Она уже успела забыть свои ощущения и теперь с удивлением обнаружила, как сильно она стосковалась по влажному воздуху и покачивающейся под ногами палубе.

Джессика всегда любила корабли, любила с самого детства. Одним из самых дорогих ее сердцу воспоминаний была прогулка вниз по Миссисипи, до самого залива. Дед стоял у руля, а она свернулась рядом с ним на сиденье, жадно впитывая новые, доселе неизведанные впечатления. Веселая пляска волн под днищем, незнакомые звуки, новые запахи, удивительные, на глазах меняющиеся краски неба и вод — все это приводило ее в восторг, забыть который она не смогла, хотя с тех пор прошло очень много лет. Дед ничего не сказал ей тогда; он вообще был скуп на слова, однако Джессика знала, что он чувствует то же, что и она. Это было видно по его глазам, по его движениям и позе, и даже по тому, как глубоко он вдыхал соленый морской воздух, словно это было единственное действенное лекарство от любых болезней тела и души.

Клод Фрейзер никогда не признавался в своей любви к морю, и точно так же он никогда не говорил Джессике, что любит ее, но она знала это и так. Его взгляд, его забота и внимание к ней были достаточным тому свидетельством. Дед всегда беспокоился о ней и решительно, порой даже безжалостно, устранял все, что могло угрожать его любимой внучке, и Джессика часто думала об этом с благодарностью. Вспомнила она об этом и сейчас.

— Что, хочешь прокатиться до залива?

Это был Ник, бесшумно подошедший сзади и остановившийся прямо у нее за спиной. Они вместе росли, и Джессика знала, что он тоже любит море, любит лодки, как и она.

— Конечно, мне бы хотелось, — ответила она и повернулась к нему с легкой печальной улыбкой. — Но я не могу, ты же знаешь…

— Бедная маленькая Джессика!.. — насмешливо посочувствовал Ник. — Все работа, работа… Почему бы тебе не бросить эти бумажки, если они мешают тебе поступать так, как тебе хочется?

Джессика сморщилась, как от зубной боли.

— Боюсь, у меня нет выбора.

Ник удивленно посмотрел на нее, и Джессика почувствовала, что должна объясниться. Не касаясь интимных подробностей, она рассказала Нику об интересе Кастеляра к их финансовому положению и о его попытках перекупить у банка их закладную. Казалось, Ник внимательно слушает, но это не помешало ему положить свою широкую ладонь на перила рядом с ее рукой. Когда Джессика закончила, Ник задумчиво играл ее пальцами.

— Пожалуй, нам действительно не стоит дразнить гусей, — сказал он наконец, беспечно пожимая плечами. — Может быть, тебе лучше на время уехать?

— Я сомневаюсь, чтобы дедушка думал так же, — возразила Джессика. — Впрочем, я не вижу способа сделать так, чтобы это его не коснулось. Даже если я буду молчать, кто-нибудь другой обязательно расскажет ему, в чем дело. И тогда он еще сильнее расстроится.

— Это точно, и я даже знаю — почему. Он ведь сразу подумает, что ты скрываешь от него еще много всякого — того, что ему следовало бы знать. Циничный старый ублюдок — вот он какой, наш обожаемый дядя Клод.

— Может быть, но я бы не стала обвинять его. Мне, например, тоже очень не понравилось бы, что от меня скрывают такие важные вещи.

— Какая ты у нас добренькая, — сказал Ник, и в его голосе прозвучали мягкие, почти интимные интонации.

— Была когда-то, — вздохнула Джессика. — Увы, те времена давно прошли.

— В самом деле? Тогда почему ты, не жалея себя, работаешь на этого древнего старика, для которого ты — просто продолжение его собственного «я»? Который не видит, да и не сможет уже увидеть, что ты — хорошенькая молодая женщина, у которой есть свои собственные желания и стремления?

Джессика уже не раз слышала от него эти слова, да и взгляд — томный взгляд из-под полуопущенных век — был ей хорошо знаком. Ник Фрейзер завел свою старую песню, и Джессика поняла, что пора срочно переменить тему. В прошлое воскресенье, когда Ник застал ее в саду, Джессика именно так и поступила, но сейчас у нее была определенная цель. Она хотела, чтобы Ник поцеловал ее.

Его ресницы чуть дрогнули, когда он увидел, что Джессика не собирается отступать. Набрав полную грудь воздуха, Ник склонился к ней и потянулся губами к ее рту.

Губы Ника были мягкими и теплыми, и Джессика почувствовала вкус кофе и морской соли, осевшей на них прошлой ветреной ночью, проведенной в открытом море. Его поцелуй оказался уверенным и глубоким; Ник прижимался к ней с такой силой, что ее собственные губы слегка закололо, а он все усиливал давление, стараясь проникнуть глубже. Наконец его язык проник между сомкнутых губ Джессики и быстро, словно змея, скользнул по ее зубам и небу, словно пробуя их на вкус. Объятия Ника стали крепче, и Джессика почувствовала, что с нее хватит.

— Джесс, ты готова? — донесся до нее голос Кейла.

Кузен звал ее с противоположного борта судна, и Джессика поняла, что, если она не откликнется, Кейл отправится искать ее, а она предпочла бы, чтобы он не видел ее в объятиях Ника. Упершись ладонями в грудь обнимавшего ее мужчины, она вынудила его разжать руки. В первое мгновение Ник пытался сопротивляться ее усилиям, но потом его объятия стали слабее, и он уронил руки вдоль тела. Джессика воспользовалась этим и проворна отступила на шаг назад. На Ника она не смотрела — ей было стыдно встречаться с ним глазами.

Он или не он? Этого она так и не успела определить с уверенностью, для этого у нее было слишком мало времени.

Или все-таки времени было достаточно?

Джессике стало не по себе. Ник и Кейл явно не заслуживали того, чтобы служить объектами ее экспериментов.

Но она твердо решила довести свой эксперимент до конца. Она не проверила еще одного человека, правда, сначала его надо было найти.

— Сейчас иду! — крикнула Джессика Кейлу и легко, словно прося прощения, коснулась пальцами плеча Ника. Потом она повернулась и почти бегом пошла прочь.