ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
Не аквамарин или бирюза — безупречный камень на моей руке был насыщенного темно-синего цвета.
Точный оттенок глаз Коннера.
Так ты не забудешь, кому принадлежишь.
Когда час спустя я сидела в его машине, его слова прокручивались в моей голове, а мой взгляд был прикован к кольцу. Не случайно камень, который он выбрал для меня, выглядел так, словно был сделан из того же материала, что и его поразительные радужки.
Я не была уверена, как я к этому отношусь.
В некоторых отношениях этот жест казался личным. Интимным. Если бы давний бойфренд так подошел к выбору кольца, я бы упала в обморок от романтического характера его выбора. Частичка его всегда со мной. Но это была не наша ситуация. Был ли хоть какой-то шанс, что он действительно испытывает ко мне чувства, или я была просто очередным приобретением, а кольцо — его клеймом?
Я поморщилась от странной боли в груди.
— Как часто? — Его тихий голос был жидким шоколадом с примесью мышьяка.
— Что? — спросила я в замешательстве.
— Как часто он поднимает на тебя руку?
Конечно. Я знала, что это произойдет, когда Кейр сказал мне, что Коннер отвезет меня домой, но кольцо отвлекло меня. Драгоценный камень в восемь каратов сделал это с девушкой.
Я сделала медленный, очищающий вдох. — Раньше он никогда не беспокоился обо мне, — объяснила я, понимая, что должна что-то ему дать. — После смерти мамы все изменилось. Не все так плохо. Просто он может легко разозлиться.
Коннер не сводил глаз с дороги, но его ярость была видна по его сжимающей руль хватке. — Он делал это с твоей матерью?
Снова эта боль запылала в моей груди.
— Если и сделал, то я никогда не была свидетелем этого. Я столько раз задавалась этим вопросом, но не думаю, что когда-нибудь узнаю наверняка.
— Твой брат позволил ему сделать это с тобой?
Моя голова мотнулась в сторону, глаза расширились. — Нет! Конечно, нет. Санте понятия не имеет. Не смей винить его.
Коннер перевел взгляд на меня, молчаливо предупреждая, что он будет обвинять того, кого захочет. Я откинулась на сиденье и разогнула губы в ответ, но так и не смогла этого сделать. Машина вдруг резко дернулась в сторону, и моя верхняя часть тела ударилась о дверь.
Коннер выкрикнул убийственное проклятие, крепко сжимая руль, чтобы попытаться выровнять нашу траекторию.
— Что это было? — воскликнула я, пытаясь разглядеть, во что мы врезались.
— Лицом вперед, Эм. Головой вниз, — приказал он. — Кто-то чертовски хочет умереть. — Он прорычал последнюю фразу, переведя взгляд на зеркало заднего вида.
Снова машина за нами пронеслась мимо задней части, отправив BMW Коннера в боковой полет. Байрны жили за городом, в одном из немногих районов с деревьями и холмистыми, извилистыми дорогами. Еще пара миль, и мы вернемся на шоссе, но я не была уверена, что мы проедем так долго.
Ледяная река страха бурлила под поверхностью моей кожи. Когда в ушах раздался громкий выстрел, мое колотящееся сердце пропустило целую горсть ударов.
Секунду ничего не происходило. Этого времени хватило, чтобы прийти в замешательство, прежде чем задняя часть машины завибрировала и подпрыгнула, предупреждая о спущенном колесе.
— Ублюдок, — прошипел Коннер, хватаясь за руль внезапно громоздкой машины. Они прострелили одну из наших шин. Мы превысили скорость, чтобы оторваться от преследователей, и теперь находились на грани полного хаоса.
Воспоминания о пролетающих мимо машинах и неистовых криках моей матери нахлынули на меня. Воспоминания о разбитых стеклах, о залитом кровью металле, изгибающемся и деформирующемся, о паре и дыме, наполнявшем воздух.
Ужас, соединенный с болью в сердце, затуманил мое зрение и подтолкнул мой пульс к опасному уровню.
— Мама, — кричала я. — Нет, мама.
Рука хлопнула меня по груди прямо перед тем, как мое тело покачнулось из стороны в сторону. В ушах визжали шины, почти заглушая поток мужских проклятий.
Мое прошлое и настоящее настолько размылись, что я не могла ничего понять. Когда машина остановилась, я была слишком дезориентирована, чтобы думать. Я просто знала, что должна спасти ее.
— Мама, пожалуйста, не умирай. — Я вцепилась в ремень безопасности, слезы текли по моим щекам, дыхание было неглубоким и судорожным. — Держись, мама. Я сейчас. Я иду. — Я не могла отстегнуть этот чертов ремень безопасности. Мои пальцы дрожали и тряслись, не в силах разобраться с разблокировкой, что усугубляло мою панику.
Я не могла дышать.
Я не могла ни видеть, ни дышать, и я не понимала, что происходит.
— Эми, детка. Успокойся. — Две большие руки сцепились по обе стороны от моего лица и заставили меня повернуться. — Шшш, детка. Все хорошо. Ты здесь, со мной. Я держу тебя. — Кристально чистые голубые глаза. Коннер.
Не моя мама.
Мое дыхание замедлилось, когда я вернулась в реальность. Я ехала с Коннером, и наша машина была повреждена, но мы были в порядке.
Он вытер мои щеки своими грубыми пальцами, его глаза смотрели глубоко в мои. — Мне нужно, чтобы ты успокоилась, Ноэми. Это еще не конец, — сказал он мягко, но настоятельно.
Я попыталась перевести взгляд на заднее сиденье машины, но он держал мое лицо направленным на свое.
— Смотри на меня, детка. Теперь мне нужно, чтобы ты легла на пол и молчала. Ты можешь сделать это для меня?
Я кивнула.
— Хорошая девочка, — прошептал он, опустив одну руку вниз, чтобы отстегнуть мой ремень безопасности, а затем открыл бардачок, чтобы достать черный пистолет. Он посмотрел на пол, молчаливо приказывая.
Я скользнула вниз в тень.
Коннер передернул затвор пистолета, его рука взялась за ручку двери.
Новый привкус страха внезапно забил мне горло. Он собирался выйти им навстречу. Чтобы встретиться лицом к лицу с людьми, которые хотели нашей смерти. Что, если они убьют его? Почему эта мысль наполнила меня таким ужасом? Боялась ли я просто вернуться к отцу, или это было нечто большее?
Когда я представила себе живые глаза Коннера, ставшие тусклыми и безжизненными, как у моей матери, мои веки сомкнулись, яростно отвергая этот образ. Я не хотела терять его. Даже сама мысль об этом мучила меня.
Я вздохнула и вздрогнула, когда он распахнул дверь. Он не сразу вышел. Он ждал, пока прекратится стрельба сзади нас. Как только они стихли, он бросился вперед. Серия его собственных выстрелов громко прозвучала в воздухе вокруг нас.
Я зажала уши руками, по щекам потекли очередные слезы. Я даже не поняла, что снова закрыла глаза, пока тишина не заставила меня приоткрыть зажмуренные веки.
Я была одна.
Мои глаза расширились, как будто это могло помочь мне увидеть, что происходит за пределами моей психической крепости. Я напрягла слух, пытаясь расслышать, как бьется мой пульс, но никаких звуков не было, пока мимо не пронеслась машина. Отвлечение внимания вызвало еще одну очередь пуль.
Это стрелял Коннер или напавший? Боже, как я ненавидела не знать, что происходит.
Секунды спустя я услышала серию ударов и гортанные проклятия — драка.
Коннер, должно быть, с кем-то борется.
Неужели за нами гнался не один человек? Что если он был в меньшинстве? Я без устали жевала губу, переполненная беспомощностью.
Когда раздался одиночный выстрел, за которым последовала оглушительная тишина, мне пришлось выглянуть. Проскользнув на водительское сиденье, я изо всех сил старалась оставаться незаметной, приближаясь к все еще открытой двери. Как только я оказалась в положении, позволяющем вынырнуть в случае необходимости, я выглянула наружу, чтобы оценить ситуацию.
Коннер стоял с пистолетом в вытянутой руке. Его грудь быстро поднималась и опускалась, глаза были устремлены влево, а пистолет оставался направленным на того, кто, по моему предположению, лежал на земле.
Я осторожно поставила ногу на землю и встала, чтобы заглянуть через крышу автомобиля. Затем произошел целый каскад событий.
Заметив мое появление, Коннер мотнул головой в мою сторону как раз в тот момент, когда выстрел прогремел по металлической крыше в нескольких дюймах от моего лица. Я упала на землю, но успела заметить человека, убегающего с места преступления.
— Господи Иисусе, — прорычал Коннер, сделав несколько выстрелов вдаль, прежде чем броситься ко мне. — Он попал в тебя? Ты ранена? — Его глаза обшаривали мое тело.
Я покачала головой. — Он не попал в меня. Они все еще там?
Присев на корточки рядом со мной, Коннер откинул голову назад на длинном вдохе. — Не совсем. Один мертв, а другой сбежал.
— Ты знаешь, кто они были или что им было нужно?
Когда наши взгляды столкнулись на этот раз, гневная месть смотрела на меня в ответ.
— Албанцы. — Это слово было произнесено с язвительным презрением. Я не была уверена в их прошлом, но одно было ясно. Коннер их ненавидел. — Возвращайся в машину. Я поставлю запаску и отвезу тебя домой.
Я сделала, как он велел.
В то время как я ждала, пока он сменит шину, машина наполнилась удушающей неопределенностью, переходящей в неловкость. Мои эмоции были в беспорядке. Как бы я не старалась не думать об этом, мои мысли постоянно возвращались к рукам Коннера на моем лице, его глазам в дюймах от моих, а его слова были бальзамом на мое больное сердце. Он был так невероятно мил.
Шшш, детка. Все хорошо… Я держу тебя.
Его слова бесконечно повторялись в моей голове. Я была в полной истерике. Логично, что ему нужно было успокоить меня, прежде чем мы закончим стрельбой, но мое сердце хотело прочитать его действия. Я хотела, чтобы ему было не все равно.
Я могла только представить, что он думал обо мне теперь, когда видел, как я полностью вышла из себя. Я была совершенно не в себе.
Вздохнув, я оперлась локтем на дверь и закрыла глаза рукой, молясь, чтобы этот день поскорее закончился.
К тому времени, когда Коннер скользнул на водительское сиденье, его кобальтовые глаза полностью заледенели. Какова бы не была природа его переменчивых мыслей, я не собиралась их прерывать. До конца поездки мы оба молчали.
Впервые за шесть месяцев я почувствовала облегчение, приехав домой. Коннер проводил меня до двери. Я ожидала, что он уйдет, как только Умберто ответит, но он попросил позвать отца и велел мне подняться наверх. У меня не было ни сил, ни желания спорить. Однако, добравшись до своей комнаты, я поняла, что у Коннера была не одна причина желать встречи с моим отцом. Я решила, что он хочет обсудить наш близкий к смерти опыт, и забыла о том, что мы обсуждали за несколько минут до того, как это произошло.
Стал бы Коннер говорить с отцом о том, что тот причинил мне боль?
Непреодолимый прилив паники охватил меня, и не из-за моей собственной безопасности. Второй раз за последние несколько часов я беспокоилась о Коннере.