Тиран духа

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Адам и Джеффри стояли друг против друга в парадном зале, в паре футов от пылающего камина. Годы дружбы, окрепшей сперва в детских играх, потом на войне, а позднее скрепленной общностью взглядов и интересов, боролись теперь с болью и злобой, порожденными поступками и судьбой их сыновей.

Элинор и сестра Анна сидели на стульях за главным столом и смотрели, как бегают глаза мужчин под полуприкрытыми веками, как губы их едва заметно шевелятся, с трудом подбирая слова, которые они могли бы сказать друг другу. Элинор страстно хотелось прервать молчание и успокоить одновременно отца и сэра Джеффри, но она удерживала себя. Воспитание приучило их презирать то слабое утешение, которое могла предложить женщина, поэтому каждому ничего не оставалось, как решать самому, положив на чашу весов многолетнюю дружбу против горя и взаимных упреков. Каждый из них сам должен был взвесить и решить, как расположатся чаши, если сын одного из них убил сына другого. Конечно, как сестра Роберта и друг Генри настоятельница не могла не разделять их чувств, но она была женщиной, а женщинам позволено прилюдно плакать и искать утешения в дружеских объятиях. Мужчина же, рожденный для битв, может позволить себе слезы лишь перед лицом всемогущего Бога.

Словно прочтя мысли Элинор и поняв, что творится у нее в душе, Анна наклонилась и ласково дотронулась до ее руки.

Адам кашлянул и упер взгляд в пол.

Джеффри тоже прочистил горло и отвернулся. Голосом, осипшим от невыплаканных слез он наконец прошептал:

— Не могу поверить, что Роберт убил моего сына. — В его тоне не было и намека на осуждение. — Но у него в руках был кинжал, и кровь Генри испачкала его одежду и накидку. Как я могу сказать, что он невиновен?

Увидев, что его друг уже открыл рот, чтобы продолжить, Адам покачал головой:

— Не надо, Джеффри. Не говори ничего. Ты великодушен и не хочешь выносить приговор моему сыну, но как мужчина он должен отвечать за свои дела. Любой из моих сыновей обязан нести ответственность за свои поступки, как хорошие, так и дурные. Я пошлю за шерифом.

— Отец, сказал Роберт что-нибудь в свое оправдание? — тихо спросила Элинор.

Двое мужчин удивленно взглянули на нее, словно забыли о ее существовании. Адам выпрямился.

— Он утверждает, что невиновен.

— Тогда, возможно, он и вправду невиновен. — Элинор помолчала в нерешительности. — Лично я никогда не слышала, чтобы он лгал. Из нас всех, — она еле заметно улыбнулась отцу, — именно он прежде всего унаследовал вашу прямоту.

Даже в неверном свете камина Элинор увидела, как лицо ее отца побледнело под натиском противоречивых чувств. Отеческая любовь явно боролась с любовью к справедливости.

— Ему дадут возможность высказаться, — его голос вдруг сел. Довольно долго барон смотрел в огонь и только потом договорил: — Суд нашего короля справедлив.

— В этом не может быть сомнений, — сказала Элинор и добавила, показав на плотно закрытые ставни: — Но уже идет сильный снег, и я боюсь, что даже сейчас по дороге не проехать. Ни один слуга, посланный вами, не доберется до шерифа, пока не кончится снегопад. Поэтому правосудия в его лице нам придется подождать.

Адам сердито посмотрел на нее.

— Значит, у моего сына будет время в одиночестве поразмыслить о своих грехах.

— Если мне позволено говорить прямо, я хотела бы предложить, чтобы мы пока узнали побольше о том, кто на самом деле совершил это преступление, дав знающему человеку осмотреть тело Генри. У сестры Анны есть немалый опыт…

— У монахини? — в голосе сэра Джеффри звучало неприкрытое презрение.

— Она первый помощник врача в Тиндале, и ее репутация…

— Я уже слышал эти сказки, леди Элинор. Не сомневаюсь, что касается больных детей и рожениц, тут она творит чудеса и достойна всяческих похвал. Но мой сын не был ни тем, ни другим.

Вчера за обедом вы говорили о нем несколько иначе, подумала Элинор, чувствуя, как кровь бросилась в лицо от того пренебрежения, с каким этот человек отверг помощь Анны.

— Милорд, она научилась медицине у своего отца, и ее искусство…

Лицо сэра Джеффри тоже налилось краской.

— По мне, миледи, будь она хоть святая. Она — женщина, а значит, по определению хрупкое создание, лишенное способности логически мыслить. Будучи таковой, она точно так же лишена возможности анализировать то, что видит, равно как и храбрости глядеть на изуродованное тело…

Тут он всхлипнул, отвернулся и закрыл лицо рукой.

— Да, безусловно…

— Хватит, Элинор! — грубо оборвал ее отец. — Вайнторп-Касл не Тиндал. Ты здесь не командуешь. Познания сестры Анны могут быть сколь угодно глубоки, и она оказала этому дому поистине неоценимую услугу, — он отвесил в сторону монахини поклон, — но сэр Джеффри не желает, чтобы она осматривала тело его сына. Это означает, что она не должна этого делать.

Пытаясь усмирить проснувшуюся в душе бессильную ярость, Элинор обернулась к сестре Анне. Хотя та сидела, низко опустив голову, но сумела искоса бросить взгляд на настоятельницу и подмигнуть ей. Элинор позавидовала ее таланту сохранять спокойствие и чувство юмора в подобных ситуациях.

— Вы правы, милорды, — наконец сказала она, удивляя саму себя выдержкой, — я забылась и должна просить прощения.

Однако про себя решила с угрюмой непреклонностью: если вам не нравится сестра Анна, будете иметь дело с кое-кем другим, кого я вам выберу.

Адам кивнул.

Сэр Джеффри вытирал глаза рукавом накидки. Молчание длилось довольно долго. Потом Элинор снова заговорила:

— Могу я спросить вас, отец, где заперли моего брата?

— В башне у моста через крепостной ров. Там сейчас нет других узников, так что он разместился со всем удобством. К двери я приставил стражу. Ему не сбежать.

— Можно мне с ним поговорить?

Адам удивленно поднял брови.

— Зачем, дитя мое? — сказал он вполне миролюбиво.

— Разве нельзя любящей сестре поговорить со своим дорогим братом и поддержать его, прежде чем королевский суд объявит его виновным или невиновным? — ответила она смиренно. Пускай отец, если ему угодно, ставит честь выше родственных чувств, допуская мысль, что Роберт может быть виновен. Это не для нее. Конечно же, брат мог убить человека, защищаясь. С этим Элинор готова была согласиться. Еще он мог убить, спасая жизнь невинной жертвы. Но Роберт никогда не стал бы убивать из злого умысла, и если он говорит, что невиновен, значит, так оно и есть на самом деле. По крайней мере, для Элинор тут было все ясно.

К счастью, эта снежная буря надолго, и пока идет снег, нельзя будет никого послать к шерифу. Тем временем, возможно, еще удастся убедить отца употребить все свое немалое тактическое умение, чтобы защитить сына. Однако для этого нужно было как можно скорее услышать от Роберта всю историю. Тогда она сможет так построить его защиту, что отцу ничего не останется, как уступить.

— Конечно, ты можешь пойти к нему, дитя. Я дам тебе в сопровождение солдата.

— Солдат не понадобится, отец. — Элинор посмотрела на Анну: — Со мной пойдет брат Томас.

— Роберт тебе, возможно, и брат, но его обвиняют в убийстве. Я не могу допустить, чтобы он, добиваясь освобождения, использовал тебя как заложницу…

Элинор прикрыла глаза, пытаясь сдержать гнев.

— Уверяю вас, брат Томас сумеет меня защитить. Он не раз доказывал свою храбрость и надежность в те трудные дни сразу после своего прибытия в Тиндал.

— Роберта готовили в рыцари, и никакой монах…

— Брат Томас не какой-нибудь тщедушный аскет, — перебила она.

Впервые за этот день на какое-то мгновение в глазах ее отца вспыхнули искорки смеха.

— Я это заметил, Элинор.

— Я уверена, что они с вашим братом успели подружиться, — так, по крайней мере, говорил мне брат Томас, — вмешалась Анна, скромно подняв глаза на свою настоятельницу. — Вряд ли есть основания думать, что лорд Роберт причинит кому-то из вас вред, в то же время в такую минуту лучше, чтобы рядом с ним был священник. — Она перевела взгляд на барона. — А если возникнут осложнения, милорд, даю слово, что брат Томас сумеет защитить вашу дочь. В большей степени, чем, скажем, отец Ансельм, который воистину кажется не больно-то крепким, если мне будет позволено об этом судить.

Услышав разумные речи своей подруги, Элинор едва скрыла довольную улыбку.

Адам пожал плечами, потом посмотрел на Джеффри, который кивнул.

— Вот и хорошо, — сказал барон, — иди и бери с собой своего монаха, только будь осторожна. Я не хочу вдобавок к сыну сэра Генри потерять еще и дочь или ее широкоплечего монаха.

По тому, как стало горячо щекам, когда отец так выразился о Томасе, Элинор поняла, что краснеет. Тем не менее, она с достоинством выпрямилась и снова посмотрела на отца.

— Благодарю вас, милорд. — Потом, обернувшись к сэру Джеффри, прибавила: — Я также хотела попросить позволения сказать слова утешения вашей доброй жене.

— Утешения? К чему? С ней все хорошо.

Элинор покачала головой, возражая.

— Она ведь женщина. Не сомневаюсь, у вашей жены довольно сил, чтобы прийти в себя после того, как утром она нашла окровавленное тело пасынка у дверей вашей спальни. Но женщины часто нуждаются в особом утешении, которое…

— У нее есть отец Ансельм.

— …которое может дать лишь другая женщина.

Уголком глаза она увидела, как Анна закусила губу.

Подруга разгадала ее хитрость. Элинор взмолилась про себя, чтобы не догадался сэр Джеффри. Она надеялась, что леди Исабель может знать нечто важное, что так или иначе связано с отношениями между Робертом и Генри и доказало бы невиновность ее взятого под стражу брата. Элинор необходимо было с ней поговорить.

Джеффри колебался.

— Дай девочкам поговорить, Джеффри, — сказал Адам. — Что в этом плохого? Они знают друг друга с детства, и вполне может быть так, что слова моей дочери скорее утешат твою жену, чем речи нашего священника.

Джеффри пожал плечами.

— Хорошо. Я ей скажу, чтобы она вас ждала.

Элинор смиренно наклонила голову, благодаря отца и его друга, а затем стиснула руку Анны, выражая признательность за то, что подруга вовремя заставила ее успокоиться. По крайней мере, подумала она, с трудом сдерживая радость, в этом столкновении интересов она выиграла гораздо больше, чем думают эти двое.