Когда Элинор скрылась в покоях леди Исабель, Томас повернулся и направился к себе. Он уже жалел о своем обещании обследовать тело Генри. С великой радостью он переложил бы эту обязанность на кого угодно, но он дал слово, а ничто не могло заставить его взять свое слово обратно. Однако это не мешало Томасу с часу на час переносить его исполнение. Ничего не случится, если труп еще немного подождет. В конце концов, разве живые не важнее мертвецов? И уж тем более дети.
Открыв дверь в свою комнату, он улыбнулся. Затем достал из угла некий прислоненный к стене предмет, стоявший там наготове. Он сунул предмет под мышку и, словно маленький мальчик, подпрыгнул от радости. После чего снова вышел и уже походкой, более подобающей взрослому человеку, заспешил по коридору.
— Да ты совсем поправился, — воскликнул Томас, когда, войдя в комнату больного, застал Ричарда стоящим возле кровати.
Сестра Анна укутывала мальчика, заботливо подтыкая ему вокруг шеи капюшон.
— Если и не вполне, то, во всяком случае, настолько, что нам придется привязать его к кровати, если мы хотим, чтобы он лежал.
— Я здоров, дядя! — шустрый, словно заяц, Ричард подскочил к монаху и, улыбаясь, уставился на него снизу вверх. Томас улыбнулся в ответ и ни с того ни с сего подумал: вот бы и взрослые, пусть иногда, смотрели на мир так же бесхитростно, как маленькие дети. Потом он покачал головой. Если бы парнишка еще до того не успел забраться в его сердце и уютно устроиться в нем, как щенок в поисках тепла, то сейчас бы это случилось наверняка.
— Скажите, сестра Анна, окреп ли наш юный рыцарь настолько, чтобы совершить небольшую поездку верхом на славном новом коне?
— Игрушечная лошадка? — глаза Ричарда широко раскрылись. — Да, да! Пожалуйста, тетя Анна! Скажите, что можно!
Томас подмигнул Анне и произнес беззвучно, одними губами:
— Скажите «да», тетя!
Анне стоило немалого труда сохранить серьезность. Однако окончательно прогнать из глаз улыбку ей так и не удалось.
— Ладно, — сказала она, — но только совсем недолго и только по комнате. Потом ты снова ляжешь в кровать и примешь лекарство.
Томас вытащил из-за спины игрушку, которую до поры до времени прятал.
— Итак, одна небольшая поездка, — сказал он, опускаясь на колено, чтобы стать с мальчиком одного роста, и протягивая ему лошадку.
Ричард издал радостный вопль и прижал лошадку к себе. Потом отвел ее на расстояние вытянутой руки и принялся рассматривать с такой же серьезностью, какая не сходила с лица его деда.
— Я назову тебя Гринголет, — сказал он наконец, — и нам с тобой предстоит множество приключений.
— Непременно, малыш. Кругом полным-полно драконов, которых нужно победить, и красавиц, которых нужно спасать.
Ричард сморщил нос.
— Я думаю, дядя, драконов гораздо больше, чем красавиц.
— Что ты должен сказать своему дяде, Ричард, принесшему тебе такую красивую лошадь?
Не выпуская игрушку, Ричард обхватил Томаса руками и прижался к нему.
— Спасибо, дядя! Я его обожаю. Гринголет — самый красивый конь в дедушкином замке!
Когда Томас осторожно высвободился из его объятий, то понадеялся, что сестра Анна не заметит счастливых слез, от которых заблестели его собственные глаза.
— Ну и отлично, — сказал он, выпрямляясь и кашлянув, — давай, я лучше поучу тебя, как держать поводья. Гринголет — весьма норовистая лошадь.
Скоро мальчик уже скакал по комнате на своей деревянной лошадке, а сестра Анна наклонилась к уху Томаса и прошептала:
— В жизни не встречала мужчины, который бы в душе не был мальчишкой.
Томас повернулся к ней, улыбаясь и чувствуя, как лицо заливает горячая волна румянца.