По залу прокатилась новая волна одобрительных кивков, приглушённых возгласов и хлопков, пока Нерон, подняв руку, не заставил всех смолкнуть.
- Одно лишь уточнение, Катон, - протянул Нерон, поднимая палец. — Этот замысел не рождается в уме простого смертного. Это моя божественная воля зовёт к жизни Золотой Дом.
Катон склонил голову.
- Разумеется, Цезарь. Именно это я и хотел сказать.
- Хорошо, - Нерон на миг довольно улыбнулся, но тут же нахмурился. - А почему ты вообще здесь? - Он щёлкнул пальцами. - Ах да, я ведь сам тебя вызвал.
- Да, Цезарь, - ответил Катон, чувствуя, как волна тревоги и холода вновь разливается по жилам.
- Тогда пойдём. Прогуляемся. Остальные – оставайтесь здесь. Север, Целер, сверните это всё к демонам и принесите мне новый проект. Я хочу видеть его к концу месяца.
Оба архитектора низко поклонились и поспешно принялись сворачивать пергамент и убирать белые макеты. Бурр, проходя мимо, склонил голову к Катону и вполголоса сказал:
- Ловко выкрутился. Возможно, я поторопился с выводами. Но всё же – выбирай слова ещё осторожнее. Удачи, - он дружески хлопнул его по плечу и отступил в сторону, давая пройти.
Нерон расплылся в довольной улыбке и даже потянулся, чтобы слегка ущипнуть Катона за щёку.
- У тебя тонкий вкус и острый глаз. Я люблю таких людей.
- Цезарь слишком добр. Я лишь простой солдат, служащий по его воле.
- Вздор, - отмахнулся Нерон. - Мы оба знаем, что ты гораздо больше, чем просто солдат. И можешь не притворяться скромником. Я прекрасно осведомлён о твоей военной славе и службе Риму. Так что не будем играть в эти глупые игры.
В его голосе прозвучала неожиданная серьёзность, заставившая Катона насторожиться. Он склонил голову в знак почтения.
- Как прикажет Цезарь.
- Вот и хорошо. Пойдём.
Император неторопливо прошёл несколько шагов в сторону, где на террасе восседала Поппея. Увидев его, она оживилась, ответила взмахом руки и, поймав посланный Нероном воздушный поцелуй, одарила его жеманным смехом. Нерон повернулся и направился к противоположному концу террасы. Свита мгновенно рассыпалась на группы, и повсюду зазвенели приглушённые голоса.
Катон ощутил на себе взгляды – холодные, прицельные. Тигеллин, Сенека, Бурр, каждый смотрел на него по-своему, но все трое явно гадали, зачем император выделил именно его. Катон шёл следом, на полшага позади, как подобает офицеру при высочайшей особе.
- Редко удаётся поговорить откровенно с кем-то вне моего ближнего круга или этих бесконечных пресмыкающихся чужеземцев, - произнёс Нерон, не оборачиваясь. - Кстати о них – прибыла делегация из Парфии, хотят обсудить положение в Армении. Насколько я помню, ты ведь служил там несколько лет назад?
- Да, Цезарь, - ответил Катон. - Я командовал колонной, направленной установить на трон Радамиста.
- Это, похоже, прошло не особенно удачно, да?
Подсказанная критика кольнула Катона. Назначенный править Арменией оказался самовлюблённым милитаристом, который полностью подорвал интересы Рима в этом неспокойном регионе.
- Нет, Цезарь. Дело обернулось плохо. - ответил он.
- И по сей день ситуация не разрешилась. То нам везёт, то Парфии. Наш новый ставленник после Радамиста тоже оказался провалом. Захватив соседнего союзника, он навлёк на себя гнев Вологеза и его армии – и теперь наш вес в тех краях висит на волоске. Мой ставленник Корбулон принимает там командование. Знаешь его?
- Да, Цезарь. Отличный полководец и человек, которого я уважаю.
- Ты уважаешь его? - Нерон бросил Катону косой взгляд. - Забавно… Он командует крупнейшей полевой армией империи. Такая власть – страшное искушение для амбициозного человека.
- Думаю, у Корбулона амбиции сведены к одному – служить Цезарю и Риму как можно лучше.
- Пока что, может быть. В любом случае, я прослежу, чтобы у него не было времени на личные амбиции. Он предлагает, чтобы мир с Парфией был достигнут посредством взаимного ухода сторон из Армении. Вологез охотно это поддерживает и уже послал послов за миром. Но они вернутся ни с чем.
- Правда? - с интересом отозвался Катон.
- Да. Я не позволю, чтобы Рим казался слабым в глазах тех, кто смотрит на Армению. Мы выставим Парфии новые требования. Такие, которые Вологез наверняка отклонит, и тогда конфликт возобновится. Если Корбулон победит, я приму всю славу на себя. Если он проиграет – позор будет на нём. В любом случае он мне не угрожает. И если когда-нибудь он осмелится стать угрозой – я дам ему возможность выбрать смерть добровольно. То же самое касается любого старшего военачальника, чья лояльность окажется под вопросом. Запомни это, префект Катон. Не то чтобы я усомнился в твоей преданности, разумеется.
В голове Катона бурлило. Он с трудом сдерживал возмущение, слушая, с какой небрежной лёгкостью император рассуждал о судьбах армии. Он слишком хорошо помнил, с какими трудностями сталкивался Корбулон и его легионы. Людей не хватало ни для того, чтобы прижать и уничтожить подвижные парфянские отряды, ни даже для того, чтобы удержать захваченные позиции. Постоянные интриги между Корбулоном и другими наместниками на восточной границе только осложняли положение. А главное – сама проклятая земля: бескрайние пустыни, где солнце плавило мозги в шлемах, и горные хребты, удобные для засады врага. Этот край уже стал братской могилой для Красса и его несчастных легионов. И не было ни малейшего сомнения – если Корбулон зайдёт слишком далеко в земли Вологеза, его ждёт та же судьба.
Но хуже всего было даже не это. Хуже – равнодушное признание Нерона: он намерен послать Корбулона и его солдат на смерть лишь ради собственного тщеславия, и чтобы унять собственные страхи насчёт лояльности старших офицеров. Катон почувствовал, как его пробивает холодный пот. Неужели все те сражения, все испытания, что он и Макрон пережили за годы службы – всё это было ради таких вот прихотей властителей вроде Нерона и прочих из клана Клавдиев? Стоила ли хоть одна из их побед подобной цены?
Годы он провёл на передовой, подставляя грудь под стрелы и клинки, сражаясь плечом к плечу с товарищами – и веря, что в целом они служат правому делу. Свет Рима против дикости и хищной ярости варваров. Конечно, он не был наивен, прекрасно осознавая, сколько несправедливости, глупости и подлости вершили те, кто творил имперскую политику. Но мир он повидал достаточно, чтобы признать: из всех зол Рим был наименьшим. Под его властью народы могли жить в мире, торговать, богатеть – всё, что требовалось взамен, это налоги и покорность законам Империи. В сущности, сделка была справедливая.
И, пожалуй, часть этой справедливости зиждилась на признании простой истины: порядок возможен только при правлении одного. Или хотя бы во имя одного. Катон понимал, что Нерон, по сути, – лишь вывеска, марионетка, власть которой растекалась по десяткам тысяч чиновников – здесь, в Риме, и по всей Империи. Самые важные решения он принимал не по велению разума, а по совету тех, кто был умнее – и, как правило, корыстнее. А самого Нерона куда больше занимали будничные радости жизни: зрелища, стихи, музыка, бесконечная охота за вдохновением на фоне роскоши, какую только могла породить Империя.
Они дошли до конца террасы, и Нерон, облокотившись на мраморное перильце, молча уставился вниз на гудящую человеческую массу, что клубилась внизу, на Форуме и улицах вокруг. Несколько мгновений он стоял неподвижно, затем повернулся к Катону.
- Никто не знает, что значит жить под тяжестью судьбы, какой она взвалила на мои плечи. Вся Империя, все её жители – все смотрят на меня. Ждут решений: и великих, и ничтожных. Ждут, что я сохраню порядок. Поэтому недопустимо, чтобы среди тех, кто мне служит, сеялось разногласие. Именно по этой причине я тебя вызвал.
«Ну вот, началось», - подумал Катон.
- Когда я назначил тебя командовать городскими когортами, я, признаться, не ожидал, что ты доставишь мне… неприятности.
- Неприятности, Цезарь?
- Мой верный друг Тигеллин сообщил, что ты расстроил не одного своего офицера и даже снял некоторых с должностей. Это правда?
- Так точно, Цезарь.
- И почему же ты это сделал? Один из них, между прочим, человек, которого я назначил лично.
- Альбаний плохо служил тебе, Цезарь. Он пренебрегал своими обязанностями и не соответствовал уровню, какого требует служение тебе. То же касается и прочих. Когда ты доверил мне командование когортами, ты сделал это из-за моей репутации воина. А значит, мой долг как солдата – следить, чтобы те, кто служит под твоими штандартами, были достойны званий и твоего доверия. Ты ведь ожидаешь от них не меньшего, Цезарь.
- Это верно… - Нерон задумчиво погладил дряблую складку под подбородком. - И всё же, не мог бы ты проявить немного мягкости по отношению к друзьям Тигеллина? Он ужасно расстроен из-за них. Мне неприятно видеть, как это его задело. Бедняга так рассердился, что наговорил о тебе всяких обидных слов. Мне бы не хотелось, чтобы вы ссорились. Постарайтесь поладить – ради общего блага, ради Рима. Мне бы очень хотелось, чтобы это дело вы уладили по-дружески.
Катону стоило немалых усилий скрыть презрение. Самый могущественный человек в Империи, и в то же время тот, кто отступает при первом же сопротивлении. Он медленно вдохнул, чтобы не выдать раздражения, и ответил ровным голосом.
- Цезарь, если мне приходится выбирать между тем, чтобы сделать городские когорты примером войска, которым ты мог бы гордиться и на которое можно положиться, и тем, чтобы утешить задетые чувства неумелых дружков одного из твоих приближённых, - то как солдат я, не колеблясь, выберу первое. Скажи, ошибаюсь ли я, Цезарь?
На лице императора мелькнула тень страдания – или, возможно, просто притворное сожаление – прежде чем он развёл руками в жесте бессилия.
- В твоих словах есть резон. Солдаты должны оставаться солдатами. Судьба Рима зиждется на тех, кто берёт в руки меч ради его славы. Видимо, придётся объяснить это Тигеллину.
- Уверен, он и без того всё прекрасно понимает, Цезарь. Могу ли я считать, что ты по-прежнему доверяешь мне исполнение моих обязанностей?
- Да… да, разумеется. Ты имеешь мою полную поддержку. Делай всё, что сочтёшь нужным, префект Катон. Вот и решено. А теперь я, наконец, могу уделить пару часов восхитительному обществу моей дорогой Поппеи. Я и так слишком долго сегодня ею пренебрегал. Ах, но ведь труд правителя бесконечен, а вот возможностей насладиться жизнью так мало. Считай себя счастливцем – тебе досталось всего несколько когорт, а не вся Империя.
Нерон довольно улыбнулся и зашагал прочь с неожиданной для его комплекции энергией. Катон посмотрел ему вслед. Он чувствовал облегчение – по крайней мере, на этот раз ему удалось дать отпор Тигеллину. Пока что, во всяком случае, император стоял на его стороне, и у него были развязаны руки, чтобы разобраться с Макрином и прочими мерзавцами.
Часть его, правда, испытывала странное разочарование. Если бы Нерон встал на сторону Тигеллина, у него был бы повод попросить об отставке – уйти с этой должности к церберовой матери и вернуться на свою виллу. Мысль была соблазнительная, но недостойная. Он прогнал её прочь. Пока что командование принадлежало ему, и вместе с Макроном они ещё покажут, на что способны. Нерон мог передумать завтра, через месяц – или через год. Но до тех пор городские когорты были его войском. Его людьми.
Он покинул террасу и, свернув не туда, в конце концов отыскал раба, который вывел его к главному двору дворца. У входа, под аркой, охраняемой преторианцами, всё ещё толпились просители, выстраивавшиеся к столам писцов, заносящих их прошения в списки. Поблизости стояли группы сенаторов и всадников, обсуждавших дела и светские сплетни. Один из них поднял руку в приветствии, и Катон узнал Веспасиана.
- Префект Катон! - голос прозвучал бодро и по-дружески. - Рад видеть тебя снова так скоро.
- И я вас, господин.
Они пожали друг другу руки, и старший из двоих удержал локоть Катона чуть дольше, чем следовало.
- Что привело тебя сюда?
- Разногласия… в вопросах командования.
- Речь о городских когортах? Слышал, тебя назначили их префектом.
- Вот как?
- В Риме слухи бегают быстрее курьеров. А сплетни – так и вовсе мелькают, как молнии. Признаюсь, я удивился, когда услышал новость. У меня сложилось впечатление, что ты окончательно решил осесть на ферме и повесить меч на гвоздь.
- Такое было намерение. Император решил иначе.
- Что ж, жаль. Для тебя – разумеется. Но потеря одного человека – выгода для Рима. И говорю я это искренне. Ты слишком хороший воин, чтобы гнить в каком-то сельском захолустье.
- Любезно с вашей стороны, господин.
Катон слегка пошевелил рукой, и Веспасиан наконец отпустил его.
- Слушай, Катон. Раз уж ты снова в Риме, хотелось бы видеть тебя почаще. Так совпало, что я устраиваю ужин завтра вечером – небольшое собрание друзей и знакомых по политике. Некоторые тебе уже знакомы. Хорошая возможность показать себя, напомнить о себе влиятельным людям. Никогда не знаешь, когда их поддержка может пригодиться. Что скажешь?
Катону, если быть честным, меньше всего хотелось сидеть за одним столом с политиканами, но от приглашения бывшего командира было бы глупо отказаться. Тем более теперь, когда он нажил себе врага в лице Тигеллина и всей его шайки. Надо было искать покровительство в другом лагере. Он натянул вежливую улыбку.
- Для меня будет честью принять участие, господин.
- Прекрасно! Ты знаешь, где меня найти. Будь там до второй ночной стражи. Жду тебя. А теперь, если позволишь?
Веспасиан кивнул в сторону группы сенаторов, от которой только что отошёл. Пара из них, наблюдавших за разговором, обменялись с Катоном короткими кивками, после чего он развернулся и направился обратно в лагерь.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТЬ
- Каково это – снова вернуться в армию? - спросил Катон.
Солнце лишь начинало подниматься над городом, и длинные тени легли через плац, где на трёх сторонах строились солдаты городских когорт. За его спиной Макрон заканчивал последние приготовления к выходу.
- Будто и не уходил вовсе, - довольно ухмыльнулся он, поправляя ремни, чтобы те легли как можно аккуратнее поверх кольчуги. Его фалеры сверкали свежей полировкой, а кожаные лямки поблёскивали глухим блеском от смеси масла и жира, тщательно вбитой и отполированной без жалости. Надев войлочную подшлемную шапочку, он осторожно опустил на голову шлем и застегнул ремешки под подбородком. Последним он взял в руки лозовый витис – знак его центурионского звания. Взвесив узловатую палку, он с довольным видом похлопал её концом по ладони.
- Готов.
Катон отвернулся от окна своего штаба.
- Похоже на то. Полагаю, вчера вечером не обошлось без слёз?
- Петронелла у меня не из слюнтяев. Помогла собрать снаряжение, обняла, поцеловала и отпустила с миром. Она понимает, что это для меня значит. А вот Бардея... сам знаешь, как у неё глаза загораются при виде римских солдат. Стоило мне примерить всё это добро, как она ушла к себе и больше не показывалась. Ну да ладно, хватит болтать – пора за дело.
Пока Катон надевал шлем, вперёд выступил Требоний с красным поясом – знаком его звания – и аккуратно обвязал им талию, выровняв концы по бокам. Затем он помог накинуть алый плащ, расправив складки так, чтобы те красиво спадали с плеч. Отступив, он оглядел начальника критическим взглядом.
- Ну?
- Сойдёт, командир.
- Спасибо за вдохновляющий комплимент.
- Всегда к вашим услугам, господин.
Катон поднял палец в предупреждении:
- Когда-нибудь ты перегнешь палку. Твоя вольность уже граничит с неповиновением.
- Дожить бы до этого дня, командир, - невозмутимо ответил Требоний.
- Ладно, Макрон, пошли туда, где дисциплина ещё хоть чего-то стоит.
Они вышли из штаба как раз в тот момент, когда солнце показалось из-за черепичных крыш лагеря. Конские гривы на их шлемах вспыхнули огненно-красным блеском.
- Смирно! - рявкнул Лемул с позиции перед Первой когортой. - Командир прибыл!
Солдаты топнули калигами, ухватились за кромки своих поставленных щитов, затем резко прижали руки к бокам, подбородки вверх, плечи ровно. Получилось, впрочем, далеко не идеально: кто-то двигался вяло, кто-то сбивался, оставляя между собой рваные промежутки. Двое ухитрились уронить щиты – и тут же оказались под шквалом воплей взбешённых опционов.
- Боги капитолийские, - пробормотал Макрон. - Ты видел когда-нибудь такую сраную неразбериху?
Пока два офицера шли к открытой стороне плаца, по лагерю растеклась тишина. Катон выждал пару мгновений, чтобы привлечь внимание, затем глубоко вдохнул и заговорил:
- Вы все прекрасно знаете, как низко пали наши стандарты. И вы знаете, что моя главная задача – положить этому конец и сделать из вас настоящих солдат. Я не приму никаких оправданий ни от одного офицера, и не потерплю ни одного человека в строю, кто не соответствует моим требованиям. Для этого я привлёк одного из лучших строевых инструкторов во всех легионах. Он позаботится, чтобы вы стали воинами, достойными своего звания.
Катон указал на Макрона, стоявшего с широко расставленными ногами, держащего витис за спиной, обеими руками.
- Это центурион Макрон, назначенный префектом лагеря. Его власть уступает только моей. С этого дня все дисциплинарные меры, жалобы и прошения из рядов проходят только через него. Любое его решение по таким вопросам имеет мою полную и безоговорочную поддержку. Если хоть кто-то попытается обойти этот порядок и понесёт свои обиды куда-то вне когорт – будет тут же выгнан с позором и лишён денежного вознаграждения за службу.
Он сделал паузу, оглядел лица солдат.
- И, чтобы вы понимали, - продолжил Катон, - я назначен самим Цезарем. А значит, Цезарь стоит за каждым моим словом. И он, как и я, намерен, чтобы вы начали зарабатывать своё жалование и исполнять свой долг.
Он медленно окинул взглядом строй, потом кивнул Макрону:
- Теперь твоя очередь.
Макрон медленно вышел вперёд, пока не остановился посреди плаца. На лице у него застыло кислое выражение – он внимательно осматривал строй, оценивая каждого. Затем глубоко вдохнул и заговорил голосом, закалённым годами строевых плацов, так что каждое слово было слышно даже у самых дальних рядов.
- Вы, мужчины… хотя назвать вас мужчинами это чересчур. Вы – сраная позорная клоака! Я видел самых зелёных новобранцев, самых жалких городских стражников в вонючих дырах на задворках Империи, и те стояли смирно лучше, чем вы, кучка безруких уродов! Что, во имя всех богов, это сейчас было? Вы выглядели как сборище слепых калек, шарящих друг по другу на оргии стариков!
В строю кто-то прыснул со смеху. Макрон тут же взорвался.
- Заткнули пасти, ублюдки! Я что, анекдот рассказал? Думаете, я шутил? Вы – позор своей формы! Позор штандартов во главе ваших когорт! Когда я скажу шутку, вы это поймёте, потому что я прикажу вам ржать. До тех пор – держите свои грязные хлеборезки на замке и выполняйте каждый мой приказ, будто от этого зависит ваша жизнь. Потому что, если я решу, так оно и будет!
Он начал мерить плац шагами, сверкая глазами.
- Я ненавижу лодырей. Ненавижу грязные туники. Ненавижу ржавчину на мечах и доспехах. Терпеть не могу калиги с порванными шнурками или без положенного количества гвоздей в подошве. Я презираю ремни, которые не блестят как зеркало. Меня воротит от казарм, где пол не вылизан так, чтобы с него можно было жрать. Короче говоря – я ненавижу всё и вся, что мешает мне сделать из вас, никчемных ублюдков, хоть отдалённое подобие воинов моих славных легионов! И пока это не случилось, я ненавижу каждого из вас с такой страстью, которую сами боги вряд ли осилят понять. Я ясно излагаю, мать вашу?!
Катон с трудом удержался, чтобы не усмехнуться. Его друг был в ударе. Те, кто уже служил в легионах или во вспомогательных частях, наслаждались каждым словом – знали, что за бравадой кроется настоящий солдатский порядок. А вот новички, не привыкшие к такому, стояли теперь в своих сандалиях и дрожали, боясь вдохнуть. Но никто не сомневался: Макрон не пощадит ни одного, кто не дотянет до его безжалостных стандартов.
Таков был негласный уговор между солдатом и тем, кто его муштрует: железная дисциплина, выучка и пот – вот что стоит между тобой и смертью от руки врага.
Хотя, в случае городских когорт, врагом чаще была чернь на улицах, всё же их считали последним резервом могущества Рима. Правда, такой час не пробил со времён кровавых дней гражданской войны, что похоронила Республику, задумчиво отметил Катон. Но всё же – их нужно было держать готовыми. На тот случай, если Империи вновь придётся сражаться за свой последний оплот.
- Я спрашиваю, ясно ли я излагаю?! - взревел Макрон, и его голос отозвался эхом от окружающих зданий.
Раздался гулкий хор утвердительных выкриков, который он тут же прервал взрывом ярости.
- Чем, трахни всех вас Марс, вы называете это блеяние? Это вовсе не похоже на голоса мужчин. Вы звучите как толпа хнычущих евнухов, жалующихся на объедки со стола. Повторите ещё раз. Хочу слышать вас так, чтобы ваши лёгкие лопнули от усилия, чтобы вас было слышно на весь этот долбанный плац … Я спрашиваю – ЯСНО ЛИ Я ВЫРАЖАЮСЬ?!
- Да, командир! - раздалось в ответ.
Внутри лагеря отозвался раскатный ответ, но Макрон всё ещё не был доволен. Он приставил руку к уху и нахмурился. - Кто-то проскрипел? Ещё раз!
- ДА, КОМАНДИР!
Когда голос стих, Катон заметил, что звуки городских улиц у лагеря на мгновение притихли – можно было представить, как жители Рима приостановили свои дела и окинули взглядом источник этой какофонии.
- Уже получше! - уступил Макрон. - Это то, что я хочу слышать, когда задаю вопрос. Пусть будет так. Ну а хорошим голосом дело только начинается. Каждый из вас отныне должен выкладываться по полной. Если нет – рассчитывайте на мою калигу в заднице или на этот витис на вашей спине. А если у кого появятся жалобы на обращение – идите на хрен и найдите себе приют у этих слабаков-дрочунов в преторианском лагере. Платят у них, может, и побольше, но у них поменьше причиндал, и все матроны Рима это знают.
По плацу разнёсся новый взрыв смеха, который тут же стих, когда Макрон обернулся в сторону виновников. - Я что, разрешал вам ржать? Нет. Тогда заткнитесь. Центурионы, опционы! Я хочу знать имена любого, кто хоть чуток ухмыльнётся с этого момента. Всегда найдётся работы побольше для тех, кто любит чистить латрины…
Он прислонил витис к плечу и прошёлся по фронту когорт.
- Сегодня вы начинаете как отбросы. Если вы будете исполнять приказы и рвать зад ради того, что я требую, вы можете добраться до уровня, когда вас начнут считать людьми. Если будете пахать достаточно долго, чтобы заслужить моё одобрение, однажды вы сможете называться солдатами. Но не забегайте вперёд. Пока что вы – сброд, а первый шаг, чтобы перестать быть сбродом, - быть чистыми и опрятными. Начнём с амуниции и казарм. Хочу видеть такую полированную кожу, чтобы моё смазливое рыло в ней отражалось. Хочу видеть оружие и доспехи без малейшей пылинки. Хочу видеть казармы блестящими от пола до балок. И увидеть всё это до приёмки в конце дня.
- Любой, кто продолжит свои грязные привычки, отправится на уборку латрин. И если я найду несоответствия в большинстве контуберниев каждой центурии, сам центурион пойдёт туда со всеми своими людьми. В этой военной системе дерьмо всегда поднимается вверх. Никто не освобождается от обязанностей – включая офицеров. Одно могу сказать наверняка – в ближайшие дни я уверен, что у нас будут самые чистые латрины во всей, мать ее, армии, благодаря вашим усилиям. Или их отсутствию.
Он развернулся и шагнул к Катону, затем встал смирно и отдал честь.
- Когорта готова к началу тренировок, господин.
- Отлично, центурион Макрон.
- Разрешите действовать, господин.
Катон невольно усмехнулся от театральности этой формальности ради собравшихся когорт. Он собрался, выставил суровое выражение и, глядя мимо друга, откашлялся, чтобы его услышали по всему плацу.
- Люди в надёжных руках, центурион. Так что сделай из них отряд солдат, которыми я смогу гордиться. У тебя мое разрешение на старт.
Они обменялись коротким кивком, после чего Макрон резко развернулся на пятках.
- У вас есть пару часов, чтобы привести всё в порядок, ребятки. А потом я прилипну к вам, как дерьмо к лопате. Разойтись!
Строй тут же распался, офицеры заорали на своих людей, подгоняя их: те вприпрыжку понеслись к казармам, чтобы переодеться в рабочие туники и приняться за дело. Макрон сверлил их взглядом, одаряя особенно смертоносным прищуром каждого, кто осмеливался встретиться с ним глазами. Когда последние солдаты скрылись за дверями казарм, к нему подошёл Катон с широкой ухмылкой.
- Не растерял хватку, вижу.
- Просто взял короткий отпуск от ремесла, - хмыкнул Макрон.
- Сомневаюсь, что именно так ты это объяснил Петронелле.
- Возможно, она думает, что я просто решил ненадолго отдохнуть… от пенсии, - признался тот с ухмылкой.
- Интересно, надолго ли хватит этой легенды... Впрочем, рад снова служить с тобой, брат.
Макрон усмехнулся перекошенной улыбкой.
- Ты ведь не думал, что это конец наших приключений, а?
- Ни на миг, - ответил Катон. - Похоже, мы с тобой в одной лодке до самого конца, что бы там ни случилось.
- Пожалуй, - кивнул Макрон, постукивая витисом по голенищу калиги. - Ладно, пора приниматься за дело. Солдаты начинают шевелиться быстрее, когда знают, что офицеры за ними следят, как ястребы. - Он повернулся и зашагал к ближайшему бараку.
Катон вернулся в свой таблиний и велел Требонию принести подогретого вина. Пока тот выполнял приказ, мысли Катона уже были далеко – на сегодняшнем ужине у Веспасиана. Чем больше он об этом думал, тем сильнее сомневался, стоило ли соглашаться.
Римское высшее общество – это рассадник интриг, место, где куют союзы, плетут заговоры и процветают предательство и двуличие. Список гостей Веспасиана не мог быть случайным: за ним стоял какой-то тщательно продуманный расчёт, служащий целям сенатора. Катон, по натуре осторожный, чувствовал подвох – приглашение показалось ему уж слишком непринуждённым. Конечно, можно было допустить, что встреча в императорском дворце была чистой случайностью, и что Веспасиан искренне обрадовался возможности повидаться со старым соратником и представить его своим знакомым. Возможно… но маловероятно, учитывая, сколько усилий тот приложил, чтобы разыскать Катона на его уединённом поместье.
Так в чём же заключалась настоящая цель этого приглашения? Катон понимал: на ужине придётся тщательно взвешивать каждое слово и не забывать, что за любым дружеским разговором могут скрываться мотивы куда более глубокие, чем кажется на первый взгляд.
Он прервал ход своих мыслей и усмехнулся собственным подозрениям. В конце концов, вполне могло статься, что это будет просто беззаботное дружеское застолье, где люди собрались, чтобы приятно провести вечер в компании друг друга.
Вошёл Требоний и поставил кубок и небольшой кувшин с вином, из которого тонкими струйками поднимался пар.
- Что-нибудь ещё, командир?
Катон кивнул.
- Сегодня вечером мне нужно выглядеть безупречно.
- Так точно, господин.
Он поднял кубок и заметил, что Требоний не двигается с места.
- Что-то ещё?
Тот переступил с ноги на ногу, явно нервничая.
- Э-э, да, господин… Там, на вилле, есть девчонка. Колумнелла.
- Дочь свинопаса? - вспомнил Катон. Высокая, светловолосая, с широким лицом и открытой улыбкой. На самом деле уже женщина, а не девчонка, отметил он про себя.
- Так точно, командир.
- И что с ней?
- Мы… ну, мы с ней вместе, господин. Всё началось вскоре после того, как мы вернулись из Британии. И… я думаю, она – та самая.
- Всего-то три месяца прошло.
- Иногда и этого хватает, господин.
Катон невольно вспомнил, как сам впервые встретил Клавдию.
- Верно, - сказал он. - И что же, ты намерен на ней жениться?
- Да, господин. С вашего разрешения.
- Разрешения моего маловато будет, - ответил Катон, чуть приподняв бровь. - Она ведь рабыня. Сначала придётся оформить её освобождение. И заплатить налог за манумиссию29.
- С вашего позволения, господин. У меня есть кое-какие сбережения, да и серебро полагается – моя доля добычи с британских кампаний. Этого хватит, чтобы честно заплатить вам за неё и покрыть налог.
- Вижу, ты всё обдумал.
- Так точно, командир.
Катон несколько мгновений разглядывал его, обдумывая просьбу.
- Если я соглашусь – какие у тебя планы? Собрался уйти со службы и осесть со своей женщиной? На что ты собираешься содержать себя и семью?
Вопрос был вполне уместен. Катон не горел желанием расставаться с человеком, который прекрасно знал его характер и умел обходить острые углы. К тому же Требоний был смышлёным, в целом честным и, что важнее всего, преданным. А последнее Катон ценил превыше всего.
- Если вы позволите, господин, я продолжу служить как прежде, - поспешно ответил Требоний. - На усадьбе есть несколько пустых хижин, неподалёку от виллы. Если можно, я бы снял одну из них. Колумнелла могла бы жить там и возделывать землю вокруг. Это не помешает моей службе у вас.
- Понимаю…
- К тому же она могла бы помогать отцу с уходом за свиньями, - добавил Требоний, торопясь закрепить успех.
Катон поднял руку, пресекая поток аргументов.
- Я подумаю и сообщу своё решение.
Требоний нахмурился.
- С вашего позволения, господин, но что тут думать? Всё устроено как надо. И можете мне поверить, я не собираюсь покидать вашу службу.
«Лесть или настоящая преданность?» - задумался Катон. Так или иначе, сейчас ему нужны были люди, которым можно доверять. Такие, как Макрон и Требоний. Особенно в таком опасном месте, как Рим.
- Хорошо, - сказал он наконец. - Разрешаю. Я распоряжусь оформить её освобождение, как только найду время. Что до выкупа и налога – считай их моим свадебным подарком тебе и твоей женщине.
Лицо Требония озарилось облегчением и благодарностью, и зрелищеэто было приятно видеть. Оба рассмеялись, выпуская накопившееся напряжение. А потом Катон вспомнил, с чего вообще начался их разговор.
- Моя лучшая тога осталась на вилле, - сказал Катон. - А мне нужно что-то на вечер. Что-нибудь официальное, достойное всадника, командующего городскими когортами. И обувь приличную – солдатские калиги не подойдут. Ступай на Форум, посмотри, что сможешь достать.
- Так точно, господин. Сколько могу потратить?
- Учитывая, сколько я только что согласился потратить ради тебя, - торгуйся до последнего и сэкономь, сколько сможешь. Иначе я могу передумать.
- Сделаю всё возможное, командир.
- Я в этом не сомневаюсь. Свободен.
Требоний замялся. Катон тяжело вздохнул.
- Ещё что-то?
- Да, командир. Если я женюсь и заведу семью… мне бы не помешала прибавка к жалованью.
Катон вперил в него холодный, железный взгляд.
- Думаю, будет весьма разумно закончить этот разговор прямо сейчас и заняться своими обязанностями… Вон отсюда.
******
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
- А вы кто? - распорядитель дома Веспасиана смерил Катона взглядом с головы до ног, пока тот снимал свой простой армейский плащ и передавал его рабу.
- Квинт Лициний Катон. Префект городских когорт.
Человек придирчиво окинул взглядом его простую зелёную тогу и тунику. Несмотря на отсутствие декоративной отделки, ткань была достаточно добротной, чтобы убедить его: перед ним человек со статусом. Уверенность укрепляли дорогие сандалии из красной кожи и всадническое золотое кольцо на пальце. Когда Требоний вернулся с покупками с рынка на Форуме, Катон, увидев сандалии, посчитал их чересчур вычурными и выглядевшими слишком хрупко.
- Да эти тряпки на марше и месяца не проживут! - проворчал он.
- Тогда, может, не стоит надевать их на марш, командир, - невозмутимо ответил Требоний. - Говорят, это последний писк моды у всей римской знати. Сам император так ходит. Во всяком случае, так уверял торговец. Лично мне кажется, что эффект… слишком резкий.
Катон мог в это поверить. Краситель был ярким, как свежая кровь, а вычурные шнурки, тянущиеся по передней части сандалий, были откровенно непрактичны и требовали уйму времени на затягивание. Однако, когда Требоний помог ему надеть обувь и завязать шнурки, а Катон прошёлся взад-вперёд по таблинию, мягкость кожи и упругость подошвы оказались настоящим откровением.
Тем не менее, распорядитель Веспасиана смотрел на сандалии с несомненным отвращением. Катон давно привык к этому странному двойному стандарту, царившему в рядах римской аристократии и среди их прислуги. Стоило человеку не показать своё богатство – его считали скрягой; стоило показать слишком явно – сразу считали вульгарным, лишённым вкуса. Пройти между этими крайностями было настоящим искусством. Ровно так, как любили те старые римские роды, что могли перечислять своих предков на многие поколения назад. Неважно, были ли они богаты или едва сводили концы с концами – двойной стандарт всегда позволял им принизить новоиспечённых выскочек из Сената.
Лёгкий кашель распорядителя вернул Катона в реальность.
- Хозяин упоминал, что вы внесены в список гостей. По крайней мере, вы прибыли не последним. Если будете любезны следовать за мной…
Он слегка склонил голову и повёл Катона через атриум, мимо большого неглубокого имплювия, где под рябью воды поблёскивала замысловатая мозаика с рыбами. Катон окинул взглядом бюсты патрициев, мрачно взиравшие из ниш на стенах вокруг водоёма. Из атриума выходили несколько помещений, но их нутро скрывали тяжёлые расшитые занавеси. На противоположной стороне коридор вёл в просторный внутренний двор, окружённый колоннадой. Навесы закрывали всё, кроме центра, где в мутной луже воды плескались несколько мальчишек. На одной стороне стояли три длинных ложа для пиршества, а в углу играли флейтисты и барабанщики. Веспасиан и его гости – человек тридцать – стояли небольшими группами возле лож.
Катон узнал несколько лиц из тех, кто был у Веспасиана два дня назад. Среди сенаторов выделялась горстка молодых людей, включая высокого, ладно сложенного мужчину, разговаривавшего со стройной женщиной, стоявшей к Катону спиной. Подойдя к Веспасиану, распорядитель снова мягко кашлянул.
- Господин?
Сенатор повернулся и встретил Катона широкой улыбкой, крепко взяв его за плечи.
- А! Вот мой молодой протеже! Рад до крайности, что ты решил присоединиться к нам.
- Не мог же я отвергнуть приглашение моего старого командира, - улыбнулся Катон.
Каменные черты Веспасиана тут же сморщились в притворной хмуре.
- Старого? Старого, говоришь? Да я ещё любому вашему молодому офицерью фору дам. Да и сам ты уже не так молод, Катон. Вон, несколько седых прядей в твоих тёмных кудрях.
Он на мгновение задумался, затем его густые брови взлетели.
- Клянусь всеми богами, почти двадцать лет прошло с тех пор, как ты явился во Второй легион вместе с остальными новобранцами – худой, бледный и насквозь мокрый, как я помню. Готов поспорить, ни ты, ни я тогда бы не поверили, что ты поднимешься так высоко и станешь одним из самых уважаемых офицеров армии.
- Вы мне льстите, командир.
- Ерунда. Хвалить надо там, где есть за что. А теперь - есть пара молодых людей, с которыми я хочу тебя познакомить. Или, точнее, снова познакомить, если говорить о старшем. Тит!
Юноша и девушка, которых Катон заметил прежде, обернулись к Веспасиану, когда тот с Катоном подошёл поближе. Она была почти ростом с него, с тёмными, просто уложенными волосами. Её глаза были серыми или очень светло-голубыми – Катону трудно было определить в свете факелов, освещавших сад во дворе. Длинный тонкий нос и чувствительные губы, которые растянулись в тёплой улыбке над маленьким подбородком, когда она перевела взгляд с Катона на его бывшего командира.
- Так это тот самый солдат, о котором вы нам рассказывали? Новый префект городских когорт?
- Именно так. Катон, перед тобой Клавдия Октавия, супруга Цезаря.
Катон на миг растерялся, оказавшись лицом к императрице Рима. Но быстро взял себя в руки, склонил голову и как можно отчётливее произнёс.
- Для меня честь встретиться с вами, э-э…
- Клавдия Октавия вполне подойдёт.
Он поднял взгляд и увидел, как в её глазах мелькнула насмешливая искорка, когда она добавила. - Впрочем, полагаю, что дни мои в роли супруги Цезаря сочтены, так что, прошу, не утруждайте себя излишними церемониями, префект Катон.
- Как пожелаете.
Веспасиан указал на юношу, с которым она разговаривала.
- Ну что, Катон, узнаёшь этого рослого молодца?
Катону стало ещё более не по себе от ожидающего взгляда легата, но, к счастью, по широкому лицу юноши он догадался и, прочистив горло, ответил.
- Если я не ошибаюсь, это ваш сын. Старший сын, если быть точным.
Веспасиан расплылся в довольной улыбке.
- Именно. Когда вы двое виделись в последний раз – в лагере Второго легиона на Рейне – он был чуть больше малыша. А теперь? Только что вернулся из Германии, с похвальной грамотой от своего легата за усердную службу. Он меня по-настоящему порадовал. Будет из него отличный солдат. Надеюсь, его младший брат, Домициан, пойдёт по его стопам. Он бы и сейчас был здесь, чтобы тебя поприветствовать, но провинился и отправлен в свои покои. Ну да ладно – по крайней мере, перед глазами у него есть блестящий пример старшего брата.
Тит скромно покачал головой, после чего пожал руку Катона.
- Рад знакомству, господин.
Катон отметил крепость рукопожатия и ответил.
- Если добьёшься того же, что и твой отец, из тебя выйдет отличный солдат.
- Пф! - фыркнул Веспасиан. - Хватит уже этой лести! Оставим такое императорскому двору, а? Здесь мы можем говорить как бывшие товарищи по оружию и друзья. Говорить прямо, не пытаясь никого умаслить. Кстати, слышал, ты высказался весьма откровенно насчёт Британии, когда Цезарь спрашивал тебя об этом. Кто-то назвал бы это безрассудством. Кто-то – храбростью.
- Это была просто правда, - сказал Катон. - Когда сомневаешься, как твои слова воспримут, правда обычно лучший выход.
Тит усмехнулся.
- С такими взглядами хорошо, что ты солдат, а не политик.
- Хорошо, что в Риме ещё остались люди, которые говорят от сердца, - заметила Октавия. - Во дворце таких почти нет. То место – вотчина раболепных и бездарных. Людей, чья единственная «квалификация» для всех постов и наград, которыми Нерон их осыпает, - слепая покорность да личные амбиции, перемешанные с жадностью.
Она повернулась к Катону.
- И тебя я в эту категорию не включаю. Ты – исключение, подтверждающее правило. Мой… муж, сам того не желая, выбрал правильного человека на должность префекта городских когорт. Поздравляю тебя с назначением. Искренне.
- Благодарю. - Катон кивнул. - Если по правде, я этого назначения не желал, и служить буду лишь до тех пор, пока пользуюсь доверием Цезаря. Потом вернусь на свою ферму и буду жить там в мире.
- Думаешь? - Октавия приподняла изящно выщипанную бровь. - Не секрет, что ты вызвал гнев Тигеллина, а он из тех людей, кто злопамятен до последнего вздоха. Потеряй ты расположение Цезаря – и он найдёт способ рассчитаться с тобой. Убрал бы тебя без малейшего колебания, как муху шлёпнул. Меня поражает, что многие из вас, сенаторов и всадников, думают, будто вы менее уязвимы, чем простой народ Рима. На самом деле вы живёте в куда большей опасности. Особенно если попадаете в поле зрения Цезаря и его окружения.
- Я надеялся, что сегодня мы обойдёмся без политики, дорогая, - вмешался Веспасиан. - Бедняга Катон только что пришёл. Давай хоть немного отдохнём, пока есть возможность, а? Тит, почему бы тебе не показать Октавии те замечательные статуи, что я недавно купил?
- Статуи? Не думаю, что…
- Значит, самое время начать думать, - перебил Веспасиан, указав на дальний конец перистиля, где Катон различил несколько фигур на постаментах. - Вот там, молодец.
Тит взял Октавию под локоть и повёл её, как велели. Веспасиан подождал, пока они не отошли на несколько шагов, и только тогда повернулся к Катону, понизив голос.
- Ты уж прости её прямоту. Она сейчас живёт от одной минуты до другой. Её брак с Нероном – сущий кошмар. Он возненавидел её с первого же дня, когда его ввели в императорскую семью, после того как его мать вышла замуж за Клавдия. Старик тогда позволил Агриппине убедить себя выдать дочь за Нерона. Мол, обеспечим линию наследования. Увы, всё вышло иначе. Октавия оказалась бесплодной. Одного того, что ей приходилось ложиться в постель с Нероном, уже достаточно для мучений, а он ещё и несколько раз пытался её удушить. А теперь, когда Поппея ждёт от него ребёнка, Октавия ему больше не нужна. Если ей повезёт – он просто расторгнет брак.
- Расторгнет брак, - повторил Катон с нажимом.
- О, я не думаю, что он причинит ей что-то хуже. У Октавии слишком много сторонников в Сенате, да и народ её обожает. Она держится как настоящая царица и остаётся верна старым патрицианским добродетелям, которые римляне уважают. Пока это так – Нерону было бы рискованно попытаться убить её.
- Он ведь был готов расправиться со своей матерью.
- Справедливо, - согласился Веспасиан. - Но это, знаешь, далеко не всем в Риме пришлось по вкусу. Агриппина нравилась не каждому, но сторонников у неё хватало, и кое-кто из них наверняка выжидает своего часа, думая, как бы отомстить. Вон хотя бы Кальпурний Пизон.
Он указал на высокого темноволосого мужчину с весёлым выражением лица, который увлечённо беседовал с несколькими аристократами возле большой чаши с подогретым вином, куда гости макали свои кубки.
Все услышанное тяжело легло на душу Катона. Меньше всего он желал оказаться втянутым в политические водовороты, которые грозили оказаться не менее опасными, чем враги, с которыми он сражался на границах Империи. Хозяин дома, кажется, почувствовал его настроение и кивком указал на чашу с вином.
- Тебе бы не помешало выпить, уверен. От всех этих разговоров о хитросплетениях режима Нерона у меня в горле пересохло. Пойдём.
Они присоединились к Пизону и его компании, и после новых представлений Пизон похлопал себя по животу.
- Есть шанс, что нас сегодня накормят, пока ночь не кончилась?
- Терпение, друг мой, - сказал Веспасиан. - Мы ждём последнего гостя. Начинать трапезу без него было бы неприлично.
- Пф, Сенека всегда опаздывает, и ты это прекрасно знаешь. Почему бы не приглашать его на час раньше остальных? Только так можно заставить его прийти вовремя.
- Он занятой человек, - возразил Веспасиан.
- Занят тем, что всё глубже заползает в благосклонность Нерона, ты хочешь сказать. Он так глубоко в заднице у Цезаря, что оттуда уже и подошвы сандалий не видать.
Веспасиан выждал, пока соратники Пизона отсмеялись, и только затем продолжил.
- Интересно, был бы ты столь же храбр, сказав это человеку, который имеет доступ к уху Цезаря. Как бы то ни было, тебе стоило бы быть благодарным ему. Нам всем стоило бы.
- Это ещё почему? - не унимался Пизон.
- Потому что влияние Сенеки – одна из последних узд, удерживающих Цезаря от худшего. Не будь его и Бурра рядом, кто знает, что Нерон мог бы натворить? Нас должно тревожить то, что случится, когда их не станет. Бурр умирает. И когда он уйдёт, останется только Сенека – единственный голос разума, противопоставленный хору подхалимов во главе с такими, как Тигеллин. Как думаешь, насколько хуже станет наша жизнь тогда, Пизон? Так что проявляй уважение к Сенеке – и в глаза, и за глаза. А! А вот и он.
Веспасиан обернулся, заметив движение в начале атриума.
Катон тоже оглянулся и увидел, как Сенека приближается, под руку с молодым человеком лет двадцати с небольшим. Хозяин вечера пересёк двор, чтобы поприветствовать прибывших, по-аристократически поцеловал каждого в щёку – так приветствовали тех, кого считали друзьями и равными. Катон увидел, как Сенека чуть напрягся, и легко догадался, почему. Хотя его семья обосновалась в Испании уже много поколений назад, Сенека происходил из древнего рода аристократов. Веспасиан же был первым из своего рода, кому удалось войти в сенаторский ранг.
Когда прибыли последние гости, распорядитель подал знак рабам, и те начали выносить еду. Веспасиан, Сенека и Октавия расположились в центре ряда лож на главном месте, остальные расселись согласно своему социальному рангу. Катон оказался ближе к концу левого ряда гостей, и лишь Тит и его младший брат Домициан были размещены ниже него. Напротив него, на другом ложе, развалился молодой человек, пришедший вместе с Сенекой.
Первым подали жареные колбаски с луком в густом соусе гарум. Пронзительный, солёный вкус гарума почти забивал всё остальное, и Катон лишь поковырялся в блюде, потом аккуратно размазал еду по тарелке. Его манёвр заметил Тит – он наклонился поближе и тихо сказал.
- Старикан всегда без ума от гарума. Добавляет его почти в каждое блюдо. К этому надо привыкнуть. Сам я его, честно говоря, терпеть не могу.
- В меру он вполне ничего, - улыбнулся Катон. - А уж в походе его почти не встретишь.
- Вот уж за что армейской жизни точно можно сказать спасибо.
Они тихо усмехнулись, прежде чем Катон продолжил.
- Так ты служил в Германии?
- Это было моё первое назначение в качестве трибуна. Писать домой там особо не о чем. Мрачные леса, варвары, ковыряющиеся в нищенских поселениях, и разве что пара-тройка бродячих разбойников, чтобы разбить однообразие.
- Не сильно отличалось от того, что я видел там двадцать лет назад.
- И через двадцать лет будет всё то же самое. И через двести, думаю. Мне повезло получить временное назначение во Второй легион в Британии в конце восстания. Тогда прежняя часть моего отца была в довольно жалком состоянии. Боевой дух на нуле, дисциплина рассыпается. Жалкое зрелище.
- Неудивительно, если вспомнить, как они опозорились – бросили товарищей и обратились в бегство, когда мятежники вошли в Лондиний.
Мысль о позоре, окутавшем легион, в котором он впервые служил, ранила Катона. В былые времена Второй стоял в авангарде армии, посланной покорять Британию, и заслужил завидную репутацию под жёсткой рукой Веспасиана.
- По крайней мере, префект лагеря поступил достойно, - сказал Тит.
Катон издал неопределённый звук. Тот самый офицер подвёл своих людей и запятнал имя легиона. И всё же в те отчаянные дни восстания царила такая суматоха, что вполне возможно, он поступил правильно, сохранив своё подразделение, вместо того чтобы повторить судьбу колонны Девятого легиона, которая безрассудно рванула вперёд и была уничтожена. С привилегией задним числом многие решения кажутся глупостью или, как в данном случае, трусостью. Катон испытывал определённое сочувствие к положению префекта лагеря и к его попытке сохранить хоть каплю чести, упав на меч.
- В любом случае, я недолго задержался в Британии. Когда добили последних мятежников, меня отправили обратно в Германию дослуживать срок. Рад, что всё позади.
- Что дальше? Останешься в армии или попробуешь получить административный пост в Риме?
- Мне лучше в армии. Не думаю, что смог бы превратиться в жеманного политиканчика, который выслуживается лестью и взятками, чтобы пролезть наверх.
- Метко сказано.
- Надеюсь, что дадут должность трибуна, когда начнётся заварушка со скифами. Или что-нибудь в армии, которую формируют в Александрии.
- Да? - Катон перестал гонять остатки по тарелке и поднял взгляд. Впервые он слышал о сосредоточении войск в Египте. - Там, что, намечаются неприятности?
Тит покачал головой.
- Пока нет. Ходят слухи, что Цезарь ищет себе военную авантюру, чтобы подправить имидж. Говорят, он мечтает превратить Понт Эвксинский в так называемое «римское озеро». Разумеется, скифам это может не понравиться. Они потребовали, чтобы город Гераклея Херсонесская платил им дань, и нет ни малейшего шанса, что Цезарь это допустит. Если скифы не отступят, будет война. И как будто этого мало, поступают вести, что мощное сарматское племя поджимает к дунайской границе. Плюс перспектива того, что Нерон двинет рубежи южнее Египта и захватит Эфиопию. А если развалятся переговоры с Парфией – получим ещё одну войну за Армению. Выбирай, что по душе.
- Уверен, для тебя найдётся место, - сказал Катон. - Война умеет создавать вакансии для честолюбивых офицеров.
- За это я с удовольствием подниму кубок! - расплылся в улыбке Тит.
Катон ощутил мгновенную, острую жалость к беспечной жажде приключений молодого человека. Он сам служил достаточно долго, чтобы вкусить и хорошее, и плохое в армии. Да, жизнь там была насыщенной – настолько, что он чувствовал себя более живым, чем в любом другом месте. Да, была крепкая дружба, часто крепче семейных уз мирной жизни. Но были и минуты страха – того липкого ужаса, что тебя сочтут трусом или смертельно некомпетентным. Были частые, внезапные, абсурдно случайные смерти друзей. Отчаяние поражений, отступлений и трепетная, дрожащая благодарность судьбе за то, что остался жив после безнадёжной схватки. Для таких молодых офицеров, как Тит, смерть или тяжёлое увечье казались чем-то, что случается только с другими, а война – благородным приключением по дороге к славе и наградам. Он ещё узнает, что правда сложнее, если, конечно, проживёт достаточно долго.
Тит осушил кубок и тихонько рыгнул, прежде чем заговорить снова.
- Но всё же интересно, зачем отправлять людей в Александрию, если они понадобятся против Скифии или Парфии. Больше пользы было бы, если бы их послали в Сирию.
- Это легко понять, - ответил Катон. - Египет – императорская провинция, под прямым контролем Цезаря. Если он отправит силы на восток и тем самым усилит одного из наместников там, особенно Корбулона, те могут соблазниться использовать легионы ради собственных амбиций. Куда безопаснее направить солдат туда, где они не вызовут у их командира столь недостойных соблазнов.
- Вы чересчур циничны, префект Катон, - заметил мужчина, сидевший напротив него – тот самый, что прибыл с Сенекой.
Катон уставился на собеседника, ожидая продолжения, и молодой человек выпрямился.
- Прошу прощения, префект, вы в невыгодном положении: я ещё не назвался. Я Лукан, племянник Сенеки.
Катон несколько мгновений раздумывал над ответом. Он мельком взглянул на Сенеку, который был погружён в разговор с Октавией, и заметил лёгкое семейное сходство.
- Не хотел казаться циником. Я лишь объяснял те практические соображения, с которыми Цезарю приходится считаться.
- Уверен, мой друг Тит прекрасно осведомлён о подобных… практических соображениях.
Катон посмотрел на соседа в поисках ответа и понял, что тот уже основательно «накачан» и едва улавливает суть беседы. Он снова перевёл взгляд на Лукана.
- Вы тоже служите?
Лукан рассмеялся.
- Боги милостивы, конечно же нет! Я – поэт.
- Поэт?
Он посмотрел на Катона почти с обидой.
- Надеюсь, вы хотя бы читали или слышали о моей эпической «Фарсалии»? На Неронии два года назад я получил приз из рук самого Цезаря.
Катон пожал плечами.
- Увы, нет. В то время я был в Британии – воевал с горными племенами. Руки были слишком заняты, чтобы следить за успехами в мире поэзии.
Лукан одобрительно улыбнулся.
- Хороший ответ, префект Катон. Порой я забываю, что поэзия – не вершина вселенной для других людей. Особенно для солдат, которым приходится иметь дело с более приземлёнными вещами.
- Знаю немало солдат, которые не прочь почитать стихи, когда служба позволяет. Убивать варваров и делать Империю безопасной для поэтов – тоже не предел наших устремлений.
- Понимаю, я вас задел. Прошу прощения. Не стоило мне умалять достоинство человека, которого мой дядя так высоко ценит.
Взгляд Катона снова скользнул к Сенеке. Если сенатор действительно уважал его, как утверждал Лукан, то в их прежних встречах это никак не проявилось.
Мысли Катона внезапно прервались: Октавия резко выпрямилась и издала отчаянный вскрик, затем закрыла лицо руками и начала рыдать. Сенека потянулся было коснуться её плеча, чтобы успокоить, но она оттолкнула его руку, вскочила и почти бегом бросилась в тёмный угол двора. Сенека что-то прошептал Веспасиану, и оба быстро поднялись и поспешили за ней.
Тит опустил кубок и, пошатываясь, попытался подняться.
- Я бы на твоём месте этого не делал, - сказал Лукан. - Оставь всё моему дяде. Он знает, что делает.
- А что он делает? - спросил Катон.
Лукан пристально посмотрел на него, прежде чем ответить.
- Скоро узнаете, префект Катон…
******
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Веспасиан, Сенека и Октавия больше не появились до конца вечера. В отсутствие хозяина и его главных гостей пир продолжался в приглушённой манере, пока люди постепенно не начали находить предлоги и уходить. Катон перекидывался короткими фразами со своими соседями, но темы были пустяковыми, а разговор мгновенно затихал, стоило ему приблизиться к политике. Настороженность гостей – даже Тита, выпившего достаточно, чтобы развязать язык немому, создавали гнетущую атмосферу и заставляли Катона мечтать о возвращении на свою виллу, к Клавдии и Луцию.
Через час после вспышки Октавии Катон отметил, что больше половины гостей уже разошлись, и теперь он мог уйти, не обидев хозяина вечера. На ложах оставалось лишь несколько человек. Он взял одну из душистых салфеток, вытер губы и пальцы и было уже приподнялся.
- Становится поздно. Мне пора обратно в лагерь.
Тит повернулся к нему.
- Так скоро?
- Ты же сам служил – знаешь распорядок. Солдат встаёт рано, а его командир – ещё раньше.
Катон уже собирался соскользнуть с ложа, но Тит схватил его за руку.
- Пока нет.
- С удовольствием бы остался, но мне действительно нужно идти.
- Пока нет, - повторил Тит, но теперь тихо и с напряжением.
Катон заметил резкую перемену в его лице и понял, что юноша далеко не так пьян, как казалось. Он попытался высвободиться, но хватка усилилась, и Тит прошипел.
- Останься.
Первая слабая искра страха кольнула Катона под рёбра. Он кивнул на стиснутую руку.
- Отпусти. Сейчас же.
Тит поколебался, затем разжал пальцы и отдёрнул руку, вновь приняв пьяноватый вид.
- Извините, префект. Мне нравится ваше общество, и было бы жаль, если бы вы так рано ушли. Пир только начинается.
- Для меня нет. Но ты и твои друзья развлекайтесь. Мне нужно идти.
- Прошу, останьтесь, - вмешался Лукан с соседнего ложа. - Уверяю вас, разговор будет на редкость интересным и стоящим вашего времени.
Вечер принимал неожиданный оборот – даже с учётом недавней сцены с Октавией. Катон почувствовал, что для него расставляют ловушку. Теперь уже не казалось случайностью, что он наткнулся на Веспасиана во дворце, а этот дружеский приём явно служил предлогом, чтобы заманить его в дом бывшего командира. Зачем – оставалось неясным, но Катон почти не сомневался: дело касалось тех бурлящих подспудных потоков политики и заговоров, которые текли по Риму, как кровь по венам. И в них он не хотел участвовать.
- Прошу вас остаться ещё немного, - сказал Тит. - Из уважения к моему отцу. И из уважения, которое он питает к вам. К тому же вы многим ему обязаны – именно он направил вас на путь, который привёл к вашему нынешнему положению.
- Я не являюсь клиентом ни одному патрицию, - холодно ответил Катон. - Я с лихвой отплатил твоему отцу службой под его началом и службой Риму.
- Это понятно и ему, и мне. Мы просим вас остаться как о личной услуге. Если решите уйти – я не стану удерживать, и никто не подумает о вас плохо. Но если останетесь – уверен, сказанное вас заинтересует.
- Что здесь происходит, Тит? Говори.
Тит бросил быстрый взгляд на Лукана, который едва заметно покачал головой.
- Пока не могу сказать, - продолжил Тит вполголоса. - Слишком много гостей ещё здесь. И стены имеют уши.
Он кивнул на рабов, стоявших по периметру обеденного зала, готовых подбежать, чтобы убрать посуду или наполнить кубки.
- Прошу вас довериться мне. Важно, чтобы вы услышали то, что мы скажем.
- Я не хочу участвовать ни в каких заговорах, - сказал Катон. - Я солдат. И только это имеет значение.
- Но вы не просто солдат, Катон. Даже близко нет. Вы человек действия. Человек принципов – как мой отец. Судьба поставила вас обоих на влиятельные должности. Так что, пожалуйста, избавьте меня от этой ложной скромности про «простого солдата». На меня такое не действует.
Катон замешкался на долю мгновения – слишком долго – и в этот момент заметил, как Лукан криво усмехнулся, наклонившись ближе.
- Признайтесь, префект Катон, вам слишком любопытно, чтобы уйти сейчас. Как сказал мой друг – просто выслушайте нас. Если после этого не захотите продолжать разговор, мы спокойно расстанемся друзьями и больше к теме не вернёмся. Ну же, что вам стоит?
«Стоило и ещё как», - подумал Катон. Он достаточно узнал о римских аристократах, лезущих в борьбу за власть локтями направо и налево, чтобы понять: доверять им нельзя. Да и толку от них мало. Те, кто величал себя «Освободителями», поколениями строили заговоры против императоров, но всякий раз терпели провал, так и не вернув Республику. Их неуклюжие попытки лишь проредили сенат и уничтожили множество их сторонников. Водимые ядовитой смесью возвышенных принципов, голой амбиции и страха, они ютились в тенях и приносили своим «союзникам» лишь тревогу и постоянную угрозу.
Даже если разговор, на который намекал Тит, не имел отношения к «Освободителям», Катон опасался, что это верхушка схожего заговора – такого же неуклюжего… И всё же, если эти люди действительно собирались свергнуть Нерона и поставить либо республику, либо – куда вероятнее – нового тирана на свой вкус, тогда Клавдии больше не пришлось бы жить в страхе разоблачения. Если был хоть слабый шанс – возможно, стоило выслушать Тита и его друзей. А если он решит, как и ожидал, что перед ним лишь очередная шайка заблудших идеалистов, то он просто уйдёт.
Он снова опустился на ложе. Тит облегчённо улыбнулся.
- Позвольте я принесу вам свежего вина.
Он жестом подозвал раба, тот тут же подскочил и наполнил кубок Катона.
Префет сделал глоток и, держа сосуд в руках, оглядел оставшихся гостей, пытаясь определить, кто посвящён в тайну, а кто приглашён лишь для вида – заполнять пространство и скрывать истинную цель вечера. Разговоры вернулись к безопасным темам, а Тит делал обход, разыгрывая роль дружелюбного, слегка подвыпившего хозяина.
Поодиночке гости уходили, пока не осталось лишь несколько человек – Лукан, Катон, Тит и ещё пара-тройка.
И тут же Тит сбросил маску, выпрямился и кивком указал на массив дома, нависающий над садом.
- Пойдём! Пора присоединиться к остальным.
Они вошли в дом, прошли по тускло освещённым коридорам и поднялись по лестнице в одну из комнат, выходивших окнами на атриум, где тёмный пруд теперь отражал звёзды и тонкий серп луны. Катон уловил движение в тенях, и из мрака выступила широкоплечая фигура.
- Всё в порядке, Гордион, - сказал Тит. - Это я. Убедись, что никто не войдёт и не станет подслушивать. Никто. Понял?
Раздалось глухое рычание в знак согласия, и человек исчез в темноте. Тит отдёрнул занавес и жестом пригласил остальных внутрь.
Комната освещалась двумя стойками с масляными лампами, стоявшими на длинном столе у окна. В одном конце сидели Сенека, Веспасиан и Октавия, а рядом несколько других человек. Она, казалось, взяла себя в руки, хотя на лице лежала усталость, а волосы были растрёпаны.
- Входите, прошу, и садитесь.
Они последовали приглашению, и Катон устроился на самом дальнем месте, желая подчеркнуть своё отстранённое положение. Но Веспасиан сразу же впился в него взглядом.
- Добро пожаловать в наш круг, префект Катон.
- Я не член никакого круга, - резко парировал он. - Я здесь лишь выслушать. Не более.
- Как скажешь. - Веспасиан кивнул. - Ты уже знаешь некоторых из нас. Пора провести ещё пару представлений. Слева от тебя – сенатор Кальпурний Пизон. Рядом с ним – Руфрий Галлон, трибун Преторианской гвардии. Справа – Публий Нерва. Потом – Лукан…
- Мы уже знакомы, - перебил молодой человек. - И даже успели выработать здоровую неприязнь друг к другу.
Сенека подался вперёд:
- Тише, племянник. Не время играть в остроумца. Просто слушай.
Лукан откинулся назад и скрестил руки, пока Веспасиан продолжал.
- Благодарю. Катон, думаю, ты уже давно раскрыл мою хитрость и понимаешь, что тебя позвали сюда не ради светского ужина.
Он едва заметно улыбнулся.
- Прошу прощения за обман, но иначе я не смог бы довести тебя до этой комнаты. Ты должен услышать то, что мы скажем. Особенно – Октавию, учитывая известие, которое она получила сегодня.
Он мягко кивнул ей, и Октавия прочистила горло, собрала мысли и заговорила.
- Цезарь решил развестись со мной. Он оказался слишком труслив или слишком стыдился, чтобы сказать мне это в лицо. Весть передал его отвратительный прихвостень Тигеллин. Кажется, он наслаждался этим поручением…
Её черты исказились от отвращения, прежде чем она продолжила.
- Теперь, когда Поппея ждёт от него ребёнка, Нерон решил избавиться от меня и жениться на своей любовнице, чтобы она могла родить законного наследника. Разумеется, если ребёнок окажется мальчиком и переживёт младенчество. Сейчас я для Цезаря абсолютно бесполезна. Наш брак изначально был фикцией. Политическим союзом и только. Он ненавидел меня с самого начала. Я же была готова исполнять свой долг и терпела его ненависть, его побои и его унизительные извращения. Дважды он пытался убить меня, и лишь вмешательство других – одним из них был Бурр – спасало мне жизнь.
- С тех пор, как в его жизни появились Поппея и Тигеллин, зло, которое он творил, только усилилось. Они шаг за шагом подтачивали моё положение и укрепляли своё влияние на Цезаря. У меня нет сомнений, что они подтолкнут его к тому, чтобы избавиться от меня сразу же, как только развод будет совершен, и он женится на Поппее. Она знает, что народ уважает меня и любит из-за памяти о моём отце, Клавдии. Она также знает, как толпа смеётся над ней, презирая её роскошь и власть над Нероном.
С того момента, как Поппея станет новой императрицей, моя жизнь будет измеряться месяцами, возможно днями.
Она сделала паузу и с трудом сглотнула.
- Вот почему я так сорвалась за ужином. Прошу простить меня за столь непристойную сцену.
Веспасиан ласково взял её за руку.
- Не нужно извинений, дорогая. Цезарь и его приспешники жестоко с тобой обошлись. И тебя ценит не только толпа. Большинство аристократов тебе сочувствуют.
Она печально улыбнулась.
- Сочувствие – вещь хорошая, но редко доходящая до дела.
- Увы, это так, - сказал Сенека. - Даже среди сочувствующих немногие осмеливаются открыто поддержать. Сенат когда-то был полон гордых и принципиальных людей, но это было более ста лет назад. При Цезарях их добродетель иссохла, и теперь большинство думает лишь о собственном благополучии, а не о благе Рима и чести рода. Ну и, разумеется, есть ещё стадо льстивых посредственностей, что толпится вокруг Цезаря, льстит ему при каждом удобном случае и встречает любое его слово или новый каприз так, словно в них заключена мудрость самих богов.
Катон слушал, и в нём росло презрение к лицемерию Сенеки. Он сам видел, как Сенека играл ту самую роль, за которую теперь осуждал других. Похоже, старый сенатор уловил настроение Катона, потому что перевёл взгляд на дальний конец стола.
- Я знаю, есть те, кто обвиняет меня в том, что я ненамного лучше Тигеллина в этом отношении. Правда в том, что я давно понял: Нерон – оказывает дурное влияние. Его собственный отец сказал об этом, когда он родился: что дитя, рождённое от него и Агриппины, будет с чёрным сердцем и принесёт одни беды всем, кто встретит его на жизненном пути. Когда Агриппина назначила меня его наставником, я сразу увидел тьму в его сердце и пустое самолюбие в его разуме. И понял, что если направлять и подавлять его худшие порывы, то мне удастся ограничить вред, который он может нанести Сенату и народу Рима.
- Мне повезло иметь Бурра партнёром в этом деле. Пока я старался увлечь Нерона его любовью к искусству, Бурр накладывал на него свои прямые и несгибаемые моральные требования. Мы сделали всё, что могли, чтобы держать его демонов на цепи несколько лет. Но теперь наше влияние слабеет. Бурр умирает, и когда он уйдёт, боюсь, остатки самоконтроля Нерона иссякнут, и он унизит себя – и Рим – в грядущие годы. Его правление станет пятном на славе Империи.
- И это ещё не всё. Император опустошает казну. Каждый день он расточает богатства на своих прихлебателей – богатства, которые часто получают от жертв его преследований. Если всё это продолжится, то лишь откроет шанс и надежду для наших врагов. Риму понадобились столетия, чтобы утвердить свое первенство в мире. Но достаточно нескольких лет под властью правителя вроде Нерона, чтобы уничтожить это наследие.
Сенека сделал глубокий вдох.
- Я с сожалением пришёл к выводу, что Нерон – враг Рима и враг человечества.
Пизон заговорил.
- Для человека, который так гордится своей высокоморальной уздой на диктатора, ты, похоже, неплохо разбогател благодаря той самой щедрости, которую сейчас клеймишь.
Сенека поджал губы.
- Не отрицаю, мне неплохо жилось при этих обстоятельствах. Однако это никак не отменяет того, о чём я говорю: о кризисе, который нас ждёт, если Нерону позволят действовать без сдержек. Убийство Октавии станет лишь началом. Следующими падут те, кого сочтут её сторонниками. Потом – кого заподозрят в сочувствии. Потом – всех, кого Тигеллин обвинит в том, что они не проявили слепой преданности Нерону. А затем – всех, кто осмелится быть лучше Нерона хоть в чём-то, что он считает своей стихией.
Горе любому поэту, актёру, музыканту или возничему, кто вызовет больше народного восхищения, чем он. Нерон расценит это как оскорбление его жалких достижений. Пизон, ты поэт с определённой славой – как и мой племянник Лукан. Как долго, по-твоему, ты проживёшь, если публика вздумает аплодировать тебе громче, чем ему? У этого человека нет границ ни в тщеславии, ни в зависти, ни в жестокости.
В комнате повисла тишина. Веспасиан прокашлялся.
- Друзья, Сенека говорит правду. Мы все это знаем. Мы все понимаем, какая опасность угрожает Риму – и каждому из нас. Если Октавию убьют, мы пойдём следом. Один за другим, так же точно, как восходит солнце. Единственная надежда выжить – растоптать все наши ценности и полностью подчиниться воле Нерона и его жажде рабского почитания. Это выбор, перед которым мы стоим. Вопрос лишь в том, что мы и другие решим делать.
Он повернулся к Катону.
- Ты слышал наши слова, префект Катон. Мы изложили нашу позицию. Теперь тебе говорить. Где ты стоишь?
Катон почувствовал, как кожу на голове покалывает тревога, пока он стремительно обдумывал услышанное, подбирая ответ.
- Господин, я не совсем понимаю, в чём именно, по-вашему, заключался «довод». Всё, что я услышал, это нападки на личность императора. Не скажу, что я со всем не согласен, но лишь часть сказанного совпадает с моими собственными наблюдениями за Цезарем.
- Да он чудовище! - громко воскликнул Тит. - Ты же слышал, что сказала Октавия!
- Тихо! - оборвал его Веспасиан. - Хочешь, чтобы нас услышал весь грёбаный Рим?
- Ты сказал, этому болвану можно доверять, - бросил Пизон, ткнув пальцем в сторону Катона. - Ты уверял, что он человек безупречной честности и способностей.
- И он таким и является, - твёрдо ответил Веспасиан. - Теперь позвольте человеку говорить без дальнейших перебиваний. Катон, продолжай.
- Благодарю… Вы представили образ Цезаря в самых мрачных красках. Допустим, что он совершенно точен, а не является досадой тех, кто не нажил богатств при его правлении. Допустим, что всё это правда и Нерон действительно чудовище, что вы предлагаете предпринять?
Пизон стиснул кулак и ударил по столу так, что стойки с лампами дрогнули, а пламя в масляных светильниках затрепетало.
- Его нужно убрать.
- Убрать? - Катон склонил голову. - Ты имеешь в виду – убить?
- Давайте не забегать вперёд, - поспешил вмешаться Веспасиан. - Могут быть и другие исходы.
- Правда? И что же это за исходы, господин?
- Возможно, Сенат удастся склонить к осуждению Нерона. А если армия и Преторианская гвардия поддержат нас, его можно будет убедить отказаться от власти и принять изгнание.
Сенека сухо хмыкнул – почти презрительно.
- Зная его так, как знаю я, сомневаюсь, что он примет изгнание. Что касается преторианцев – они были верны Бурру, но все понимают, что ему недолго. Затем командование перейдёт к Тигеллину. А он наверняка посоветует Нерону осыпать гвардию щедрющими дарами, чтобы купить их верность.
- Остаётся армия, - сказал Веспасиан.
- Ближайшие легионы находятся в сотнях километрах отсюда, - заметил Катон. - Чтобы добраться до Рима, им понадобятся месяцы. За это время преторианцы выследят и перебьют всех заговорщиков в столице. Кто останется, чтобы возглавить переворот? К тому же, откуда вам знать, что легионы вообще поддержат такую затею? Вы говорили с командующими?
- Пока нет, - признал Веспасиан. - Но смею сказать – большинство считает Нерона таким же, каким видим его мы.
Катон покачал головой.
- Голого чутья мало. Как вы можете быть уверены? Будь я Нероном, я бы позаботился, чтобы взятки получали не только преторианцы. Я бы подкупил самых влиятельных легатов и наместников тоже. И не забывайте: у них семьи здесь, в Риме. Он может арестовать их и держать заложниками.
- Префект прав, - сказал Сенека. - Мы не можем рассчитывать на внешние силы. Мы должны использовать то, что имеем здесь, в Риме. Я знаю, что верность некоторых преторианцев колеблется. Если их офицерам пообещать повышения и награды после свержения Нерона, возможно, мы сумеем склонить их на нашу сторону. Что до простых солдат, если я хоть немного разбираюсь в людях, деньги говорят громче любого присяжного обещания служить и защищать императора. Они едва ли лучше наёмников.
У Катона вскипела ярость.
- Благодаря поту и жертвам этих «простых наемников» у вас вообще есть та самая империя, о которой вы рассуждаете.
Сенека холодно посмотрел на него:
- Ах, эта болезненная чувствительность военных… Разве Рим когда-либо забывал благодарить вас и вознаграждать за службу? А теперь он снова зовёт своих солдат. Да, вы даёте присягу. Даёте клятву служить и защищать Рим, и клятву повиноваться императору. Так скажи: что происходит, когда второй начинает угрожать первому? На чью сторону ты встанешь, префект? На сторону Рима или Цезаря? Рано или поздно тебя заставят выбирать. И этот день наступит раньше, чем ты думаешь.
- Может быть. Но тогда выбор будет моим, а не вашим. Даже если вы сумеете сместить Нерона, кто заменит его?
- Сенат, разумеется, - сказал Пизон. - Мы вернём Верховную власть Сенату.
- И как хорошо это работало в прошлом? - бросил Катон. - Соперничающие группировки разрывали Рим в одной гражданской войне за другой. Всё, что сделает Нерон, покажется мелочью по сравнению с той кровью, что тогда текла по улицам. И как уже было сказано, в Сенате слишком много трусов и продажных людей, чтобы можно было надеяться, что восстановленная Республика удержится.
- Тогда мы заменим Нерона человеком, у которого есть доблесть и мудрость вернуть Риму здравый смысл.
- И кто же этот человек? - спросил Катон. - Ты? Сенека? Или Веспасиан? Я не сомневаюсь, что у каждого из вас есть качества и благие намерения, необходимые для такой задачи. Но кто поручится, что, получив власть, вы сами не окажетесь не лучше Нерона – хотя бы в чём-то?
- Думаю, мы люди получше, - раздражённо отрезал Сенека. - Ты всерьёз считаешь, что кто-то из нас мог бы оказаться хуже того, что сейчас стоит перед нами?
- Кто знает? Люди куда лучших качеств, чем присутствующие здесь, портились от власти. И ты это знаешь.
- Возможно, - признал он. - Однако лучшая защита от подобного исхода – качество людей у руля, кем бы ни был тот, кто станет лицом группы, взявшей власть. Поэтому нам нужны лучшие люди Рима. Такие, как ты, префект Катон.
- Высокая похвала, сенатор. Но я не так легко поддаюсь лести, как Цезарь.
- Это не лесть, - вмешался Веспасиан. - Мы обратились к тебе из-за твоих качеств и неподкупности. Я поручился за тебя своей репутацией.
Слова бывшего командира тронули Катона, но сомнения всё ещё теснили его мысли, как и осознание масштаба того, что эти люди предлагали.
- Благодарю вас, господин. Но я не уверен, что кто-то в этой комнате сумеет устоять перед соблазном власти, когда она окажется перед ним. Кроме того, вас слишком мало, чтобы провернуть подобное.
- Мы не одни. Есть и другие.
- Тогда где они?
- Неужели ты думаешь, что мы настолько глупы, чтобы раскрывать их имена, пока не будем уверены, что ты примкнёшь к нам? Придётся поверить мне на слово: таких, как мы, много.
- Достаточно, чтобы это имело значение?
- Я так считаю. Многие в Сенате. Другие из всаднического сословия. И офицеры – такие как ты и Тит.
- Какую пользу принесут несколько офицеров против преторианцев? Вам нужен Бурр, а времени почти не осталось. Вы будете готовы нанести удар до того, как он умрёт и его место займёт Тигеллин? Ну?
Сенека тихо откашлялся:
- Возможно, нам и не нужен Бурр. Офицер, за которым стоят городские когорты, может оказаться в положении, позволяющем решить исход.
Катон не сдержал мрачного смешка:
- Городские когорты? Да вы же знаете, в каком они состоянии. Народ Рима сейчас считает их чуть ли не посмешищем.
- Но это изменится. Я слышал, что ты уже вселил в них заметно больше дисциплины и духа. К вам присоединился твой друг, центурион Макрон – великолепный солдат и не менее великолепный инструктор, если судить по словам моего друга Веспасиана. Как скоро, по-твоему, они будут боеспособны?
Катон недоверчиво покачал головой.
- Боеспособны? Да они сейчас не пробились бы даже сквозь мокрый лист папируса. И это не единственная проблема. Среди них много тех, кто верен Тигеллину, и они встанут на его сторону, если появится намёк на попытку свергнуть Нерона.
- Тогда избавься от них. Вычисли людей Тигеллина и сделай их жизнь настолько невыносимой, чтобы они сами ушли, ну или чтобы у тебя появились основания их уволить.
- Гораздо проще сказать, чем сделать, - ответил Катон, вспоминая, как искусно Макрин замел все следы. - Если я начну делать то, о чём вы говорите, это только привлечёт внимание к моей попытке вычистить людей Тигеллина, и в дворце сразу начнутся вопросы. Выдавят меня – и тогда можете быть уверены, городские когорты примкнут к вашим противникам.
- Они не просто наши противники, префект. Это враги Рима и всего, за что он должен стоять.
- Я не спорю.
- Тогда ты поддерживаешь наши цели?
- Я этого не говорил.
- Нет. Но, как уже отмечалось, тебе всё равно придётся выбирать. Нельзя остаться в стороне. Ты либо с нами, либо против нас.
- Мне казалось, я волен не ввязываться, если выберу именно это, - сказал Катон и многозначительно посмотрел на Веспасиана.
- Ты вправе это сделать. Можешь уйти из этого дома прямо сейчас – и от нас тебе не будет ни малейшего вреда. Даю тебе слово.
- Благодарю, господин. На сегодня я услышал достаточно. - Катон поднялся. - Оставлю вас продолжать ваши интриги. Даю слово: ваш секрет останется при мне. Но дальше этого я не пойду. И мой совет – уж каков есть – бросьте этот заговор. Я не вижу ни малейших доказательств, что у вас есть силы, чтобы довести дело до конца. Вы лишь погубите себя и ещё многих, а Нерон начнёт видеть заговорщиков в каждом углу и казнить любого, кого только заподозрит.
- Разве мы уже не идём по этому пути? - спросил Сенека. - Как отметил Веспасиан, опасность – не мы. Опасность – Нерон и Тигеллин. Тигеллин уже считает тебя врагом. Интересно, надолго ли тебя хватит?
- Кто знает, сколько кому из нас отмерено? - ответил Катон. - Служба в армии учит одному: мы живём по прихоти судьбы. Но скажу вот что. Я думаю, угрозу для меня представляете скорее вы, чем Тигеллин. Стоит кому-то из вас сболтнуть лишнее, и чтобы это услышали не те уши – вы все трупы. И вместе с вами те, кого Тигеллин объявит вашими друзьями и сообщниками. Включая меня, если он узнает, что я был здесь сегодня.
Лукан подался вперёд.
- Тогда что вам терять? Присоединяйтесь к нам, Катон. Положите конец тирании – и спасите свою жизнь.
- Что мне терять? Моя собственная жизнь – не главное. Я давно исчерпал свою долю удачи на поле боя и живу взаймы. Я боюсь за свою жену и ребёнка.
- Твою жену… - Сенека произнёс это очень намеренно. - Ты имеешь в виду Клавдию Актэ?
Катон застыл. Каким образом Сенека это узнал? В груди поднялось знакомое чувство уязвимости и опасности, то самое, что он ощущал во время восстания.
Сенека, похоже, наслаждался его реакцией.
- Ты не так уж искусен в сокрытии тайн, префект, как сам о себе думаешь. Один из моих людей в Британии случайно оказался в Камулодунуме накануне восстания Боудикки. Он увидел Клавдию и узнал её, несмотря на попытки скрыть внешность, перекрасив волосы. Кажется, она живёт на твоей вилле. Вместе с твоим сыном Луцием.
Катон изо всех сил старался сохранять спокойствие.
- То есть ты шантажируешь меня, чтобы я поддержал ваш заговор?
- Нам и не нужно этого делать. Теперь ты понимаешь, что мы знаем о Клавдии. Если заговор раскроется и нас будут пытать головорезы Тигеллина, вынуждая назвать всех, с кем мы связаны, кто поручится, что один из нас не выкрикнет её имя?
- Подлец… - Катон шагнул вперёд, но Веспасиан поспешно поднялся и встал между ними.
- Давайте без разговоров о шантаже и без намёков, что мы способны предать Катона или его семью. Я этого не потерплю. Он честный человек, а то, чем мы занимаемся, - грязное дело. Если он решит не участвовать, я приму его решение – и вы тоже.
В наступившей тишине он окинул взглядом стол, вызывая любого осмелиться возразить.
Затем заговорила Октавия.
- Я понимаю ваше желание защитить свою семью, префект Катон. Но под угрозой не ваша семья – под угрозой моя. Разве моя жизнь стоит меньше жизни вашей жены? Подумайте об этом. Я не осуждаю вас. Но, думаю, вас осудит тот, кто строже всех… вы сами.
Катон почувствовал укол вины и стыда от её слов. Веспасиан взял его под руку.
- Пойдём, друг. Я провожу тебя к двери.
Он откинул тяжёлую портьеру, пропуская Катона. Раб-стражник отступил, давая им пройти. Они в тишине спустились на нижний этаж и остановились в атриуме, пока привратник спешил отодвинуть засовы.
- Не беспокойся о них, - сказал Веспасиан. - Они сделают, как я сказал. Ты в безопасности.
- Я не чувствую отныне себя в безопасности, господин.
Старший мужчина тяжело вздохнул.
- Тогда ты ничем не отличаешься от любого человека нашего ранга в Риме. Смерть ухмыляется нам из-за плеча Нерона, и я боюсь, это лишь вопрос времени, когда он придёт за каждым из нас.
- Если только мы не ударим первыми.
Веспасиан кивнул.
- Доброй ночи, мой друг. Да хранят тебя боги.
******
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
- Не нравится мне вид этой погоды, - сказал Катон, глядя на тяжёлые тучи, что катились с запада, со стороны Остии. Прохладный ветерок разогнал большую часть дымки, висевшей над городом последние дни. - Похоже, к нам идёт буря.
- Пара капель никого ещё не убила, - отозвался Макрон.
Они стояли на плацу, ожидая, пока Первая когорта выстроится для марш-броска, который Макрон приготовил им на сегодня. Люди были в полном снаряжении и, помимо мечей, вооружены щитами и копьями. В отличие от солдат легионов и вспомогательных частей, им не выдавали фурки30 для походной поклажи – служба обычно не выводила их далеко за пределы Рима. Если же им всё-таки приказывали маршировать на расстояние от столицы, их походный скарб и пайки везли на повозках.
- Они готовы к этому? - спросил Катон.
С момента назначения Макрона префектом лагеря он гонял их без пощады. Утро уходило на упражнения для поднятия общей выносливости и на оружейную подготовку: деревянные мечи и плетёные щиты, вдвое тяжелее настоящих. Так росла сила и боевое мастерство, пока Макрон ходил среди рядов, гаркая на тех, кто двигался слишком медленно или не показывал нужного пыла в атаке на тренировочные столбы. К полудню люди валились с ног от усталости и потели так, будто только что вылезли из реки. Но перерыв был лишь короткий – попить воды – и снова на плац, отрабатывать строевой шаг ещё два часа, прежде чем их отправляли в казармы чистить доспехи и помещение перед вечерним смотром.
Только когда Макрон и центурионы оставались довольны строем и чистотой, солдат отпускали на вечер, позволив им приняться за еду. И, как Макрон и обещал, они уже успели возненавидеть его до фурий и панически бояться его зоркого взгляда, который выхватывал любое, даже самое мелкое несоответствие его жестким требованиям.
- Готовы настолько, насколько вообще могут быть, - ответил он, довольно ухмыляясь. Он втянул в себя утренний воздух с явным удовольствием. - Неплохо будет размять ноги. Два месяца сладкой жизни нам с тобой точно на пользу не пошли. Вопрос вот в чём: как думаешь, сам-то ты готов, парень?
Катон фыркнул на это.
- Я ещё не развалился.
- Не уверен. Ты почти всё время просидел в штабе и наматывал круги по дворцу, когда Нерон тебя вызывал.
- Будет нормально. Мне полезно размяться.
- Вот и отлично. Потому что разминка тебе обеспечена. Я задам такой темп, что посмотрим, сколько этих болванов сумеют угнаться за мной. Я ещё не настолько стар, чтобы не перешагать любого в моем подразделении. Что бы там ни говорила Петронелла.
- Полагаю, она до сих пор не в восторге от твоего возвращения в строй?
- Точно подмечено. Хоть я и наведываюсь домой через каждые пару дней, она жалуется, что я слишком уставший, чтобы на многое быть годным. Богами клянусь, Катон, после стольких лет брака можно было бы ожидать, что она сбавит обороты. А вот и нет. Она вся на мне висит, и, как бы я ни вымотался, я должен… э-э… соответствовать. И вечером, и первым делом на рассвете, перед тем как вернуться в лагерь.
- Некоторые сочли бы тебя счастливчиком.
- Ха! Хотел бы я посмотреть, как они попробуют угнаться за ней. Если я не могу – не знаю, кто сможет. Такому мужчине нужна выносливость барана.
Их перебил Лемул, подошедший доложить, что Первая когорта построена и готова к маршу. Макрон быстро прошёл вдоль рядов, проверяя, что у каждого солдата при себе полный комплект снаряжения и что всё приведено в порядок. Лишь после этого он буркнул Лемулу своё неопределенное одобрение и повернулся к Катону.
- Первая городская когорта в наличии и в строю, командир. Твои приказы?
Катон отдал честь.
- Маршем на Остию! Центурион Лемул, вывести людей из лагеря!
Лемул проревел команду и встал во главе небольшого знаменного отряда, неся штандарты когорты и золотое изображение императора, окружённое серебряной спинкой. Катон и Макрон заняли место во главе колонны, когда когорта, центурия за центурией, потянулась из лагеря.
Жители Рима редко видели марширующие колонны солдат, и, когда путь перед ними расчищался, многие останавливались, чтобы полюбоваться.
Дети встраивались в промежутки между центуриями и с преувеличенной важностью маршировали вместе с солдатами некоторое расстояние. Некоторые молодые женщины бросали томные взгляды на более высоких и красивых из людей Катона, а проститутки выкрикивали свои льстивые слова из дверей и окон публичных домов и трактиров. Когда солдаты вышли на улицу и направились по столице, возникло радостное ощущение праздника.
Слева от них возвышался Капитолийский холм с храмом Юпитера, который, казалось, возвышался над ними так высоко, что сам бог мог бы спуститься с небес и коснуться черепицы крыши. Катон направил их по боковой улочке, чтобы избежать людного Форума Боариума, и они продолжили путь вдоль подножия Палатинского и Авентинского холмов, прежде чем достигли Тригеминских ворот в городской стене. Арки эхом отдавались хрустом их калиг, и вот они уже за пределами официальной границы города, хотя им всё ещё приходилось пробираться сквозь разрастающиеся лачуги и грубые убежища, тянувшиеся вдоль стен.
Здесь не было мощёных улиц, лишь грязные переулки, петляющие между грубо построенными строениями. Нищета, характерная для большей части столицы, была ничем по сравнению с условиями жизни в трущобах, которые облепили, словно ракушки, корпус корабля. Это было место беззакония, где люди зарабатывали на жизнь как могли, а слабые становились вечными жертвами сильных. Большинство из них были не гражданами, а отбросами Империи, выброшенными на берег её столицы. Все оттенки кожи, все виды религий и суеверий собрались в вопиющей нищете среди миазмов самого отвратительного смрада.
Катон невольно ускорил шаг, чтобы когорта как можно скорее достигла открытой местности. Но сначала им предстояло преодолеть некрополь, менее фешенебельный, чем тот, что вырос по обе стороны Аппиевой дороги. Более новые гробницы всё ещё патрулировались сторожами, нанятыми богатыми, чтобы гарантировать, что они не будут повреждены или разграблены. Старые гробницы, давно заброшенные последующими поколениями, теперь использовались «самовольщиками»31, теми, кто был слишком беден или слишком уязвим, чтобы найти своё место в трущобах. Время от времени колонна проходила мимо измождённых тел, измученных голодом, болезнью, возрастом или всем вместе сразу, лишённых всякой одежды и растерзанных дикими собаками и кошками, прежде чем они стали добычей птиц-падальщиков. Хорошее настроение первых километров марша быстро угасало.
В трех километрах от городской стены Остийская дорога, наконец, вышла на открытое пространство, и Катон глубоко вдохнул воздух, пропитанный запахом диких трав и цветов, росших вдоль пути. Хотя большую часть грузов и пассажиров между Римом и Остией перевозили баржи по Тибру, по дороге всё равно тянулись телеги, повозки и путники. Замечая тёмные тучи, гонимые с побережья резким ветром, многие торопились, прибавляя шагу. Катон почувствовал, как падает температура.
- Буря точно идёт сюда.
- Буря? Пф-ф! - Макрон взглянул на небо. - Так, мелкая морось. Лучше средства, чтобы прочистить паутину в голове, не придумать.
- Лёгкую прочистку я переживу. Но эти тучи обещают нам хорошую, мать её, промывку.
- Тем лучше – обучим этих бездельников терпеть небольшие неудобства. Хоть чуточку прочухаются. А то слишком долго жили в тепле и жирке.
- В любом случае, давай дадим им отдых в полдень перед обратным маршем в казармы. К тому времени должны пройти больше половины пути до Остии.
Макрон прикинул расстояние, посмотрел вдоль колонны и кивнул.
- Идём быстро. И отстающих нет. Да и не должно быть.
Катон уловил скрытый смысл этих слов и тоже кивнул. Пока что от Макрина и других недовольных не было ни шума, ни возни. Либо они затаились, либо не хотели становиться мишенью ярости Макрона.
Когда они прошли следующий дорожный камень, начался лёгкий дождь, бьющий им в лица косыми струями – ветер всё крепчал. Макрон поднял голову и улыбнулся.
- А вот и освежающий душ, от пота в самый раз.
Они продолжали марш, и дождь перешёл в сильный ливень, а ветер подхватил ветви тополей по обе стороны дороги, наполняя воздух оглушительным шорохом, который хлестал по плащам солдат. Большинство путников сошло с дороги, укрываясь под деревьями или под навесами и решётками придорожных таверен. Оттуда они с недоумением наблюдали, как солдаты шагали мимо – головы втянуты в мокрые, тяжёлые плащи.
Катон и Макрон хорошо знали все ориентиры вдоль этой дороги, и вскоре Катон заметил святилище, возведённое на полпути между Римом и Остией. Несмотря на удовольствие, которое Макрон получал от марша и возможности «поддать жару» людям, Катон почувствовал облегчение – скоро они повернут обратно. Он уже предвкушал парную в маленьких банях неподалёку от ворот лагеря. А после – горячую еду в таверне по соседству.
К тому времени, как они дошли до святилища и Макрон скомандовал «стой!», дождь сек солдат холодными бронзовыми струями, гонимыми ветром, и люди уже дрожали от холода.
- Им нельзя долго стоять, - сказал он. - Лучше как можно быстрее возвращаться в лагерь.
Катон ухмыльнулся.
- Уже не так весело, да?
- До костей пробирает сильнее, чем раньше, - признал Макрон, затем быстро добавил оборонительным тоном. - Это не жалоба.
- Конечно нет.
Их разговор прервал всадник, несшийся по дороге во весь опор. Когда он подъехал ближе, Катон увидел на нём форму императорской службы гонцов.
- Куда это он ломится? - спросил Макрон.
- Сейчас узнаем.
Катон шагнул на середину дороги и поднял руку. Всадник сбавил скорость и остановился на расстоянии копья. Ноздри лошади раздувались, на морде выступала пена. Обычно гонцы императора держали спокойный галоп между станциями. Темп этого всадника говорил о том, что он вёз нечто важное.
Он уже собирался окликнуть Катона за преграждение дороги, но, узнав старшего офицера, вместо этого отдал честь.
- К чему такая спешка? Что-то стряслось – нам нужно знать? - крикнул Катон, перекрывая вой усиливающейся бури.
Всадник, удерживая лошадь и переводя дыхание, заговорил.
- На море сильный шторм. Поднялся почти без предупреждения и накрыл зерновой конвой, когда они подходили к гавани. Их сносит прямо к берегу.
Катон и Макрон переглянулись. Каждый месяц в Остию прибывал крупный караван из провинций, кормивших Рим. Огромные трюмы были набиты зерном – этого груза хватало, чтобы держать римскую толпу сытой и, в целом, довольной. Зерно было важнейшим продуктом для населения Рима. Порой урожай терпел неудачу или непогода задерживала корабли, и бедняки голодали. А голодная толпа быстро превращалась в опасную.
- Прошу вас, господин, - сказал гонец. - Уберите людей. Мне нужно доставить донесение во дворец.
- Езжай! - Катон махнул рукой, и всадник хлестнул лошадь, вновь переходя на галоп и промчался мимо сдвинувшихся в строю солдат.
- Если мы потеряем зерновой конвой, городская когорта может понадобиться, чтобы удержать порядок, - рассудил Катон. - Если до этого дойдёт, они должны быть готовы.
- Ага, - Макрон бросил взгляд в сторону столицы. - Если прибавим ходу, успеем вернуться до темноты. Прикажешь?
Катон смотрел в противоположном направлении – туда, где была Остия, - быстро соображая.
- Командир?
- Постой… Нет. Мы не возвращаемся. Маршируем в Остию. Там может понадобиться наша помощь, чтобы разобраться с последствиями шторма. Отправь опциона в лагерь: сообщить трибуну Марцеллу, что он принимает временное командование остальными когортами, пока мы не вернёмся.
Пока Макрон пошёл выполнять приказ, Катон поднял лицо к низко несущимся тучам, моргая от капель, ударявших ему в глаза. Нетрудно было представить, что творилось сейчас у берегов Остии: зерновой флот, вздымаемый огромными волнами, разбивающимися о берег грохочущими шлейфами пены. И всё это время береговой ветер гнал корабли прямо к суше, на погибель. Отчаянные команды наверняка делали всё возможное, чтобы увести суда обратно в открытое море. Но их тяжёлые корабли почти ничего не могли противопоставить такому ветру – ветру, который уже завывал вокруг людей Катона, а на море был ещё свирепее.
И только сами боги могли теперь предотвратить бедствие, которое Катон ясно видел перед внутренним взором.
Когда опцион замыкающей центурии повернул обратно к Риму ровной рысью, Макрон приказал людям перестроить колонну и готовиться продолжать марш, его громогласный голос едва пробивался сквозь рев стихии.
- Надо прибавить шаг, - сказал Катон, когда Макрон вновь занял место рядом с ним во главе когорты. - Не останавливаемся, пока не дойдём до Остии.
- Этот марш-бросок окажется куда жёстче, чем все рассчитывали. Я прослежу, чтобы люди выдержали.
- А ты сам? - спросил Катон с полуулыбкой.
- Со мной всё в порядке, - резко бросил Макрон. - Годы, может, и идут, но я не какой-нибудь хрен ленивый. И всё ещё могу отмахать больше тебя, хоть сейчас.
- Это мы ещё посмотрим, старик.
Они брели вперёд по блестящим от дождя плитам дороги, пробиваясь сквозь ветер и ливень. Катон на миг улыбнулся. Как ни крути, приятно было снова погрузиться в привычное поддразнивание – неизменную часть их солдатской службы за многие годы. Эта мысль немного согревала его, пока он опускал голову, заслоняя лицо от колючих струй дождя. Успокаивало то, что Макрон, как и всегда, идёт рядом, что бы ни случилось.
С каждым километром холод всё глубже пробирался сквозь промокшую одежду, вползал в кости. Катон не мог сдержать дрожи и стискивал зубы, чтобы они не стучали. Надежды, что буря утихнет, быстро исчезли – дождь и ветер только набирали силу, кромсая пейзаж. По обеим сторонам дороги люди захлопывали ставни на фермах, в лавках и придорожных харчевнях. В полях коровы и овцы сбились в плотные кучки, опустив головы и отворачиваясь от дождевых струй.
За три километра до Остии дорога поднималась на холм. С его вершины Катон смог различить очертания города и гавани за ним. В море он едва угадывал несколько кораблей, которые швыряло волнами, несущимися к берегу.
- С дороги! - донёсся окрик откуда-то сзади, и Катон уступил место на обочине, пока голова колонны проходила мимо. Крик повторился уже ближе, и он увидел группу всадников, приближающихся рысью.
- Кто бы это мог быть? - спросил Макрон, поравнявшись с Катоном.
- Пока не разгляжу…
Когда всадники приблизились, стало видно, что впереди идёт разъезд всадников-преторианцев. Их офицер, хрипло надрывая голос, отчаянно размахивал рукой.
- Освободить дорогу! Дорогу Цезарю!
Катон и Макрон поспешили на обочину за мгновение до того, как преторианцы пронеслись мимо грохочущим галопом. Неподалёку следовала императорская свита. Катон узнал Бурра, Нерона, Тигеллина и ещё нескольких.
Бурр осадил коня и остановился.
- Префект. Что ваши люди делают здесь?
- Учебный марш, господин. Получили известие, что зерновой флот попал в шторм. Я решил вести людей прямо в Остию – на случай, если понадобимся.
- Уверен, так и будет.
Нерон подвёл коня ближе, и Катон с Макроном отдали честь. На нём был пурпурный плащ, тяжело облепленный дождём. Искусно завитые кудри, которые Катон видел во дворце, теперь были приглажены к голове, а потоки дождя стекали по лицу, капая с бровей и носа.
- Катон, похоже, если ты не сражаешься с нашими врагами, то воюешь со стихией, - выдавил Нерон улыбку и указал в сторону Остии. - Веди своих людей в порт как можно быстрее и жди там приказов.
- Слушаюсь, Цезарь.
Тигеллин поджал коня и подался вперёд.
- Цезарь, нельзя терять времени. В Остии вы нужны сейчас же.
- Да, да, конечно. - Нерон кивнул Катону, дёрнул поводья и погнал коня в рысь, догоняя преторианцев.
Когда императорская свита исчезла вдали, Катон приказал когорте двигаться дальше ускоренным шагом. Хотя путь от лагеря в Риме до Остии был обычным дневным маршем для легионеров и ауксиллариев, тяжёлые условия дали себя знать – Катон отметил усталость, отпечатавшуюся на лицах людей, шедших в головных рядах.
- Не ожидал увидеть Нерона в такую погодку, - заметил Макрон. - Честно говоря, он – последний человек, которого я бы подумал встретить на дороге.
Катон кивнул. Он был удивлён не меньше. Но, с другой стороны, судьба зернового флота имела первостепенное значение для жителей Рима – и, возможно, для самого выживания Нерона, если голодная чернь начнёт бунтовать. Грань между благими намерениями и банальным самосохранением у императоров всегда была тоньше волоса.
Когда они подошли к воротам Остии, Катон смог различить рёв прибоя и глухие удары волн о волнолом, защищавший гавань от открытого моря. Сумерки наступили рано, и теперь вспышки молний освещали тучи изнутри, усиливая величественное и пугающее зрелище разбушевавшейся стихии. На улицах города было больше укрытия, чем в открытой местности, и там всё ещё бродили люди – многие спешили к гавани, чтобы увидеть яростное море и обречённые корабли, отчаянно борющиеся за жизнь под ударами шторма.
Катон и Макрон вели своих людей по главной улице, прошли через форум и дальше, к складам, тянувшимся позади причалов. Над черепичными крышами Катон различал верхушки мачт пришвартованных судов, качающихся на фоне серого неба. Подойдя к открытому пространству вокруг гавани, они увидели толпы зевак, застывших и глядевших в море с ошеломлёнными лицами.
Макрон резко остановился, взглянул на развернувшуюся картину и с отвисшей челюстью выдохнул:
- Святой Юпитер Наилучший Величайший...
******
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
Картина, развернувшаяся перед Макроном и Катоном, не походила ни на что, что им когда-либо доводилось видеть. Штормы, которые бушевали у берегов Британии, блекли перед яростью урагана, обрушившегося на Остию.
Даже внутри гавани корабли и мелкие суда швыряло на волнах, что прокатывались через разрыв между молом и мысом. На некоторых были плохо поставлены якоря, и их тащило, заставляя сталкиваться с другими судами, путать реи и снасти в чудовищный клубок. Несколько кораблей были перегружены, и их экипажи в отчаянии сбрасывали груз за борт, чтобы облегчить их. Другие уже тонули, тяжело оседая в набухшем от шторма море. Лодки с брошенных судов пытались добраться до причала, лавируя, чтобы не разбиться о груду камней у основания мола. Некоторые уже погибали, и разбитые обломки их корпусов торчали среди волн, налетающих на волнолом. Те моряки, кому удалось выжить после удара, цеплялись за скалы и пытались выбраться, выжидая мгновения между накатывающими волнами. Они взывали к людям на причале, умоляя о помощи, и Катон слышал их жалобные крики, прорывающиеся между оглушительными ударами прибоя.
За пределами мола буря свирепствовала во всю силу. Морские валы казались исполинскими рядом с судами, оказавшимися в открытом море. Они взмывали на гребень каждой волны, их носы и кормы взлетали под безумными углами, прежде чем исчезнуть в очередной провальной яме. На глазах у Катона большой грузовой корабль лёг на бок, перевернулся, мачта хрустнула, как сухая ветка, и потянула за собой парус и снасти. Корпус исчез на миг, а затем вновь вынырнул, как блестящая, выгнутая спина морского чудовища.
Волны, врезаясь в мол и перекатываясь через него, взрывались исполинскими веерами белой пены, последние капли замирали в воздухе на миг, прежде чем рассыпаться. Каждый удар звучал глухим громом, и Катон с Макроном ощущали его через подошвы калиг. Над ними рвались вспышки молний, больше не желавших скрываться за тучами. Ослепительные разряды били прямо в море, на мгновение застывая картиной безумного мраморного рельефа, высеченного каким-то сумасшедшим скульптором.
Вдоль причала среди толпы возникло суетливое движение – Бурр на полном скаку прорвавшись сквозь людей, направлялся прямо к Катону.
- Хвала богам, что ты здесь! - крикнул он, когда его конь круто остановился, брызгая грязью. Он указал на конец мола. - Гони своих людей туда, живо! Нужно вытащить с камней всех, кого ещё можно спасти.
- Где Цезарь?
- Он руководит спасением. Быстро, парень!
Бурр развернул коня и умчался обратно.
Катон приказал когорте следовать за ним, и солдаты, расталкивая толпу, пробивались вперёд. Тех, кто слишком медлил, грубо оттесняли в сторону. Некоторые возмущённо выкрикивали протесты – до тех пор, пока Макрон не поднимал свой витис. После этого недовольные сразу притихали и спешили уступить дорогу. Большинство же стояли ошеломлённые, с немыми лицами, глядя на бушующее море - и не нуждались в излишних уговорах, чтобы дать проход солдатам.
Впереди Катон различил группу преторианцев у подножия маяка, что стоял у входа на мол. Над ними, на парапете смотровой площадки, виднелись Нерон и ещё несколько человек. Их фигуры освещал красноватый, пляшущий свет костра маяка, который поддерживали день и ночь, чтобы огонь не погас ни при каких обстоятельствах. В этот вечер маяк не мог привести суда в безопасную гавань – он лишь предупреждал капитанов об опасной близости изрезанного бурей берега. Самые опытные и стойкие капитаны держались в открытом море, надеясь пережить шторм. Те же, кого разум покинул, всё ещё пытались прорваться в пролив между молом и берегом – к мнимой безопасности гавани.
Остановив уставших людей, Катон вошёл в маяк, Макрон шагал рядом. Когда они начали подниматься по лестнице, внезапное затишье – отсутствие ветра и дождя – резало слух, и их шаги зазвучали необычно громко в замкнутом пространстве башни. Наверху у лестницы стояли двое преторианцев, скрестив копья, преграждая вход на площадку.
- Пропустить их! - приказал Бурр, а затем обернулся к людям на парапете.
Катон и Макрон склонили головы. Нерон сделал жест, приглашая их подойти ближе.
- Будто сами боги, в ярости своей, объявили войну людям…
Катон заметил бешеный огонёк в глазах императора: Нерон вцепился в каменную кладку и не моргая смотрел сквозь дождь и ветер. Несколько ударов сердца его лицо было искажено смесью ужаса и благоговения, пока Бурр не окликнул.
- Цезарь…
Заклятье рассеялось, и Нерон повернулся к нему, моргая.
- Что? Что такое?
- Вы должны отдать приказ.
- Да… да, конечно. Нерон бросил взгляд на Катона и указал на мол. - Тех людей на камнях нужно спасти. Отправьте людей немедленно.
Катон оглядел волнолом, омываемый яростными волнами. Дорожка вдоль него защищалась от ветра только парапетом по пояс, но несколько пролётов уже сорвало штормом. Любая попытка добраться до тех, кто цеплялся за скалы, была бы смертельно опасной.
Нерон нахмурился, заметив его колебание.
- Фурии тебя побери, Катон! Чего ты ждёшь?
- Цезарь, мы можем потерять больше людей, чем спасём, - ответил Катон.
- Император отдал тебе приказ, префект! - рявкнул Тигеллин. – Исполняй!
Катон уже набрал воздуха, чтобы защитить своё мнение, что это будет бессмысленной тратой жизней, но Нерон опередил его.
- Нет причин для тревоги, Катон. - Голос у него был спокойный и обнадёживающий. - Я пойду с вами.
Глаза Тигеллина округлились от ужаса.
- Но, Цезарь…
Нерон заставил его замолчать одним быстрым взмахом руки.
- Со мной всё будет в порядке. Вы правда думаете, что боги пожелают мне зла? К тому же префект и его люди должны видеть, что Цезарь стоит рядом с ними.
Тигеллин покачал головой, рот чуть приоткрылся – он не мог подобрать слов. А Нерон уже направлялся к лестнице, жестом приказывая Катону и Макрону следовать. Бурр помедлил, затем последовал за ними.
Когда они спускались по лестнице в нескольких шагах за императором, Макрон посмотрел на Катона, вскинул бровь, потом кивнул в сторону Нерона и показал большой палец – одобрительно. Катон был далеко не так уверен. Он удивился жесту Нерона не меньше друга, но теперь самое интересное – посмотреть, насколько хватит решимости императора, когда тот окажется лицом к лицу с яростью волн, что накатывали на мол.
- Нужна верёвка, - сказал Катон, выходя из маяка. Он отыскал Лемула. - Возьми первые четыре центурии и прочеши склады и палубы ближайших кораблей. Нужно столько верёвки, сколько найдёшь.
- Есть, командир.
Пока центурион спешил выполнять приказ, Катон увидел, что император уже идёт по проходу на мол, широким шагом, с Бурром за плечом. Первые сотни шагов мола были шире, чем узкий хребет, тянущаяся ко входу в гавань, и волны разбивались достаточно далеко, лишь окатывая их дождём и брызгами, но не угрожая смести.
- Пусть первые три центурии оставят копья и щиты здесь, - приказал Катон. - Шлемы и доспехи тоже. - Не было смысла рисковать тем, что люди окажутся в воде и пойдут ко дну под тяжестью снаряжения.
Макрон отдал честь и начал реветь приказы, перекрывая вой ветра, свист дождя и гром ударов волн. Катон сам начал расстёгивать ремни, заторопившись за Нероном: бросил шлем, затем стянул чешуйчатый панцирь и швырнул его за собой. Его поразило спокойствие императора, тот, не колеблясь ни мгновения, двигался к тому участку, где мол изгибался и становился уже, полностью открытым для ярости моря.
Первый пролом в парапете был всего в пятидесяти шагах – и растягивался примерно на такую же длину, прежде чем вновь появлялось хоть какое-то укрытие. На скалах за разрывом висели трое человек, цепляясь за выступы.
Катон догнал Нерона и Бурра как раз в тот момент, когда они вышли к разрыву в парапете. Он увидел огромную волну, что надвигалась, взрываясь вдоль мола каскадами гигантских облаков пены и потоков воды. Нерон был на несколько шагов впереди – прямо под открытым небом – и замедлил шаг, почувствовав на себе приближение волны. Затем, словно бросая вызов морю, выпрямил плечи и сделал ещё шаг по скользкой каменной дорожке.
- Цезарь! - крикнул Бурр.
Он рванулся вперёд, но поскользнулся на мокром камне и рухнул на руки и колени.
Катон рванул вперёд, обгоняя Бурра, едва удерживаясь на ногах, пока пробирался к императору. Он успел схватить Нерона за плечи в тот миг, когда накатившая волна обрушилась на внешнюю сторону мола, и, сбивая их обоих с ног, Катон попытался накрыть императора собой. Лавина морской воды обрушилась на открытую дорожку и потащила их к самому краю. Вода мгновенно забила Катону глаза, рот и уши, его тело тянуло вниз, и он изо всех сил удерживал императора одной рукой, а пальцами другой отчаянно пытался за что-нибудь зацепиться. Он нащупал неровный край каменной плиты и впился в него кончиками пальцев, пока волна накатывала и давила всё сильнее. Мышцы на предплечье горели от усилий, прежде чем вода схлынула, оставив обоих людей кашлять и жадно хватать воздух.
Бурр подскочил вместе с Макроном и несколькими солдатами. Они подняли обоих с дорожки и, сгибаясь под очередным ударом волны, оттащили к укрытию за целым участком парапета. Катон, упав на камень, чувствовал, как бешено колотится сердце.
- Ты в порядке, парень? - спросил Макрон, наклоняясь над ним.
- В порядке… Совершенно в порядке. А Цезарь?
Макрон кивнул в сторону, и Катон увидел Нерона в нескольких метрах – император судорожно кашлял, выхлёбывая морскую воду из лёгких, но, похоже, серьёзных повреждений не получил. Бурр смотрел на него с ужасом.
- Цезарь, вы должны вернуться в маяк. Здесь слишком опасно.
Нерон попытался ответить, но его вырвало. Он мотнул головой и оттолкнул руку Бурра. Когда смог отдышаться, прохрипел.
- Нет… Мои люди… нуждаются во мне.
- Ваш народ нуждается в вас, Цезарь. Если с вами что-то случится – это будет катастрофа для Рима.
Макрон посмотрел на Катона и едва заметно закатил глаза.
- Я не уйду, пока есть хоть одна жизнь, которую можно спасти, - твёрдо сказал Нерон и, пошатываясь, поднялся, вцепившись в край парапета, пока новая волна бросала на них фонтаны брызг.
Бурр беспомощно посмотрел на Катона.
- Во имя Юпитера, помоги мне убедить его уйти, - прохрипел он.
Катон задумался на одно короткое мгновение и почти поддался желанию поддержать Бурра – уговорить императора уйти. Но вдруг в груди шевельнулось другое чувство. Он понял, что это было уважение – впервые за всё время, что он знал Нерона. Исчезла привычная заносчивая бравада, исчезла самодовольная маска. На её месте появилась решимость – борьба со страхом и желание поступить правильно. Редкая возможность для юного императора испытать себя вдали от удобств и лести придворных. И Катон решил дать ему шанс доказать свою стойкость.
Он проигнорировал просьбу Бурра, оттолкнул его в сторону и присел рядом с императором.
- Цезарь, нам нужно быть осторожными, чтобы нас не смыло волнами. Держитесь рядом со мной.
Нерон слегка напрягся, будто собирался что-то возразить, но потом остановился и кивнул. В его глазах мелькнуло сомнение. Катон улыбнулся ободряюще и наклонился ближе.
- Спокойно. Делайте, как я скажу – и всё будет в порядке.
- Вот Лемул, - сказал Макрон.
Катон обернулся и увидел центуриона с двумя десятками людей, бегущих вдоль парапета под его прикрытием, тащившими бухты каната. Лемул остановил их у пролома и дождался, пока очередная волна накроет мол, после чего рывком провёл людей вперёд – туда, где ждали Катон и остальные. Увидев императора, центурион оторопел и сунул вперёд корявый салют, пропуская воинов дальше.
- Головы ниже, ребята. Или хотите до лагеря вплавь добираться?
Он повернулся к Катону. - Каков план, господин?
- Используйте рымы, чтобы закрепить верёвки, - указал Катон на тяжёлые железные кольца, вбитые в камень парапета ещё со времён строительства мола. - Потом сбросьте их тем людям на камни, как можно быстрее, пока у них остаются силы. Мы займёмся ближайшей группой. Ты веди своих дальше. И следите за волнами – двигаться только когда безопасно. Понял?
- Так точно, командир.
Они обменялись коротким кивком, и Лемул умчался дальше, оставив Катона с мотком веревки. Катон донёс её до ближайшего кольца и надёжно закрепил конец. Затем подошёл к краю дорожки и заглянул вниз. Последние тусклые отблески дня почти исчезли, но он всё же различил трёх людей – они цеплялись за мокрые камни под ним. Тот, что был ближе всех, увидев Катона, вскинул руки, моля о помощи, хотя его крики тонули в грохоте очередного водяного обвала.
Катон собрал веревку в руке и метнул её вниз так, чтобы конец упал как можно ближе к утопающему. Тот потянулся, но не достал. Катон быстро вытащил веревку и бросил снова. На этот раз верёвка упала рядом, и человек ухватился за неё обеими руками, сжимая так, будто от этого зависела сама жизнь.
- Он схватил! - крикнул Катон и обернулся к Макрону и Нерону. - Тяните его!
Макрон протиснулся между ним и императором и повернулся к последнему.
- Считаю. На «три» тянете изо всех сил.
Нерон кивнул, ухватился за грубый канат и упёрся ногами.
- Раз! Два! Три! Тяни!
Они натянули верёвку и начали медленно поднимать человека к дорожке. В этот момент за их спинами взлетела новая волна и окатила всех с головой. Макрон услышал, как Нерон удивлённо вскрикнул – канат выскользнул у него из рук.
- Держи, тупица! Это всего лишь верёвка, а не грёбаная змея! - рявкнул Макрон, даже не подумав о последствиях. - И чтоб тебе фурии хвост не дали – не смей больше отпускать!
В ту же секунду Нерон вновь вцепился в канат так, словно от этого зависело его достоинство, и они продолжили тянуть, пока первый спасённый не добрался до края, перевалился через него и не пополз к укрытию под парапетом. Катон выдернул у него из рук дрожащий конец веревки.
- Следующий! Готовьтесь!
Веревка достигла второго с первого же броска, и его так же быстро подняли наверх. Но третий находился в куда более тяжёлом положении: ниже остальных, наполовину погружённый в ледяную пену, которую вздувал прибой. Когда конец верёвки упал рядом, тот только уставился на него и не смог заставить себя разжать пальцы, вцепившиеся в скользкий камень.
- Возьми её! - заорал Катон вниз. - Во имя всех богов, хватай же!
Человек поднял к нему глаза, полные животного ужаса, но так и не двинулся. Очередная волна накрыла его с головой, сорвала с губ хрип, и он вновь прижался к камню, словно хотел в нём раствориться.
- Плутон тебя … - пробормотал Катон.
Он рванул верёвку обратно, протянул её конец под ремнём дважды, затянул узел и сильно дёрнул, проверяя надёжность.
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)
Поиск книг
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
Отборные классические книги
Классика
ВКОНТАКТЕБиблиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории
Любовные романы
Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров
Фантастика
Самые популярные книги в формате фб2
Топ фб2
книги