Точку поставит сталь (СИ)

п.5.; г.3; ч.3

Здоровенный черношкурый чу-ха в джинсовой куртке поверх богатого чёрно-жёлтого жилета покачал головой; подступил ближе, почти в упор, как частенько делал, когда хотел обнять в порыве чувств.

Однако вот что-то подсказывало мне, что сейчас-то он меня лапать не собирается. Разве только чтобы придушить…

— Не боишься оставаться со мной наедине? — поинтересовался я, запоздало спохватившись дерзости вопроса и пообещав быть осторожнее, ведь поспешные атаки выдают нервозность и слабость.

— Ничуть. — Вожак «Детей заполночи» улыбнулся медленно и широко. Прищурился, изучая мои черты лица так, будто видел эдакую диковинку впервые в жизни. Добавил, причём почти ласково: — Потому что, Ланс, ты не только храбрый, но ещё и не тупой. Хотя иногда притворяешься…

Он протянул к моей голове здоровенную лапу, и я чудом не вздрогнул. Прихватил за шею, по-отцовски, но с едва заметной угрозой, чуть притянул и одним зелёным глазом уставился прямо в мои. Мозоли царапали кожу, грубые волоски казались проволокой. А ещё я в очередной раз осознал, насколько Нискирич здоровенный, и что сейчас наши морды находятся практически на одном уровне.

— Скажу честно, мой мальчик, — негромко поделился чу-ха, — что мне очень горько.

— Мне тоже. Поверь.

— Если бы кресло казоку-хетто «Детей заполночи» занимал отец моего отца, он бы тебя казнил, сисадда?

Я постарался очень осторожно подбирать следующие слова.

— То, что ты не совершаешь опрометчивых поступков, ещё не говорит о том, что ты стал вожаком хуже, чем предки.

— Никак не ожидал, что ты выберешь её сторону, а не нашу.

Однако мой следующий ответ был определённо экспрессивным:

— Вы, парни, просто помешаны на выборе сторон…

Самец поднял бровь, но уточнять не стал. Отпустил мой загривок, но не отступил и продолжил дышать в лицо.

— Во что ты меня втягиваешь, мой мальчик?

— Не ищи скрытого смысла там, где его нет.

— Всегда есть скрытый смысл. Я сам учил тебя этому.

— Я говорю тебе правду.

— Когда часть правды прячут в тень, она перестаёт быть правдой.

— Когда ты видишь фрагмент огранённого алмаза, у тебя нет оснований полагать, что в тени осталась часть, сделанная из стекла.

Он поиграл желваками. Снова протянул лапу, но чуть иначе, и мне не потребовалось дополнительных пояснений — раскрутив, я передал ему флягу и не без зависти наблюдал за долгим глотком паймы. Когда та вернулась, отсалютовал отчиму и сам охотно смочил губы, но не усердствуя, больше в символическом жесте.

Нискирич фер Скичира пригладил усы, дёрнул ухом и склонил голову.

— Как вышло, что ты стал вестником смутных времён, Ланс?

Ох, хвостатый, если бы ты знал правду, убил бы меня на месте…

— Если казоку Бонжура удастся дать отпор, всё будет иначе. И твоя сила приумножится.

— Действительно думаешь, что задумка с «Жёлтыми котелками» и «попрыгушками» сработает?

— Я тебе никогда не врал.

— Пожалуй… — Плечи под джинсовой курткой дёрнулись в подобии пожатия. — Значит, про «Уроборос-гуми» и «Голубой Лотос» тоже правда? Не поделишься источником?

— Может, — просто сказал я. — Но позже. И не обещаю.

Он прищурился, теперь не изучая, а будто запоминая, как смотрят при прощании, в последний раз. Только сейчас я вдруг задумался, что казоку-хетто может запросто приказать удержать меня в Наросте, причём без гаппи, и тогда даже всемогущий Диктатион умается узнавать, что случилось с глупым терюнаши…

— Прошу, Ланс, — многозначительно произнёс чу-ха с чёрной шерстью, — не разочаруй меня. Ведь ты лучше других знаешь, что разочарование…

— …сулит беспощадность, — негромко закончил я за него. — Не разочарую. А если это и случиться, сможешь поссать на горсть моего праха. Кстати, деньги поступили? Тинка-хай за мою подругу?

— Поступили, — вкрадчиво, словно боялся спугнуть удачу, подтвердил Нискирич. — Тремя переводами, а часть доставили наличкой, и мои лучшие нюхачи не могут выяснить, откуда.

— Пусть это пока тоже останется моей профессиональной тайной.

Он довольно оскалился, дыхнув «бодрячком».

— Там, где ты взял эти деньги, есть ещё?

— Ты ведь понимаешь, что да. — Я заставил себя улыбнуться в ответ. Широченная зубастая пасть в считанных сантиметрах от моего лица особой уверенности не придавала, но я старался держаться. — Однако достать их с такой лёгкостью уже не выйдет.

Оп-па, у меня получилось ладно соврать⁈

— Ла-адно… — кивнул Нискирич.

— Теперь я свободен?

— Вопрос философский… — он игриво покачал головой. — Скажу так, мой мальчик: если ты думаешь, что мы на этом закончили, ты ошибаешься. Ты «Дитя заполночи», Ланс, и им остаёшься, пока не будет заявлено обратное.

— Заставишь меня отрезать кончик хвоста?

— О, мой верный терюнаши, боюсь, хвостом тут не обойтись. Но давай-ка оставим этот разговор до лучших времён.

О, достопочтимый казоку-хетто, давай! Если, конечно, таковые для тебя настанут. Но этого вслух точно было лучше не говорить…

— А чем займёшься ты, мой мальчик?

— Личные дела, — мне удалось сказать это без заминки и вполне уверенно. — Решу быстро, вернусь помогать.

— Как я и предполагал ранее, твоё личное внезапно стало очень даже семейным.

— Я не забыл тех, кто рассёк верёвки на моих лапах и дал поесть.

— Надеюсь на это…

На мгновение под верхней губой Нискирича блеснули здоровенные резцы.

— Хао, сынок. Ступай легко, ещё потолкуем.

— Непременно, отец. Амме привет.

— Я могу тебе ещё чем-то помочь?

Неожиданное предложение заставило задумался, и оставалось надеяться, что тягостные мыслительные процессы не сильно отражаются на лице «верного терюнаши».

С одной стороны, обстоятельства требовали моего срочного возвращения в Колберг. С другой — так близко к центру гнезда и «Абиман Арене» в ближайшее время я точно не окажусь… С третьей точки зрения, мой смелый план неожиданно пустил ростки, и, вполне возможно, Лансу фер Скичире действительно удалось убить двух пум одной фанга. Заваруха от Ниточки до Ишель-фава будет только крепнуть, и в свете последних событий масштабное представление могут просто отменить…

— Мне нужно кое с кем переговорить, — задумчиво ответил я.

На морде Нискирича отразилась обида, будто я невольно оскорбил хозяина крепости.

— Не забывай, мой мальчик, что это и твоя нора тоже!

Ага, известный факт. Как и велеречивое двуличие хвостатых. Старший фер Скичира тем временем отошёл вглубь кабинета, неспешно вернулся за стол и развернул над ним свето-струнные дисплеи с прокламаторскими станциями. Мохнатые брови вожака сдвинулись, зубы стиснулись.

Я тоже отступил в угол, поднял гаппи и выбрал ячейку.

Мицелиум всё ещё сотрясали страшнейшие помехи, поэтому задуманный вызов на разговор прошёл не сразу… Байши, «мицуха» и вправду выглядела так, что совсем скоро пересыплется в мусорный бак горстью пережжённого праха. Главный вопрос после этого: что тогда ждёт весь Юдайна-Сити?

Мне всё же ответили, пусть и не сразу и без слепка.

— Куо-куо, — спокойно сказал я, — это Ланс Скичира.

— Есть новости? — вместо приветствия спросил чу-ха на том конце соединения. Он определённо был всё ещё взвинчен и напуган. — Чего узнать удалось? Ты всё вынюхал?

— Нет, — ответил я, стараясь не повышать голоса и не привлекать внимания Нискирича, — но новости есть. Предполагаю, что концерт отменят.

Самец в моём заушнике визгливо фыркнул:

— Эт потому что Бонжур гореть начинает⁈

Хм… А он оказался не настолько пустоголовым, как мне показалось во время нашей единственной встречи…

— В целом, это верное утверждение, и если…

Закончить мне не позволили. Собеседник перебил, причём на этот раз в голосе слышалась не тревога, а насмешка.

— Терюнаши, ты совсем отбитый⁈ Помнишь «Уики-Мики», пела такая группа? Тьёнк-тьёнк, тебя же ещё тогда не было… Вобщ, были уже такие, похожие. Собрали полнюсный стадик даже во время заглавного махача Добродетельного Умиротворения, сисадда?

— Ты говоришь про восстание в Такакхане?

— А, ну и так можно сказануть, можно. А можно обназвать массовым налётом стаи обнаглевшего Серого Пау за денежками жирножопых из Пиркивелля. Хех, пунчи, ты вроде сам стал почти чу-ха, а ещё не внюхиваешь? Всем ваще сто куч покласть. Концерт заделают, даже если бы «Абиман-Арену» влепили посреди Бонжура, а не в Чучсин…

Мне стало не по себе. И от осознания промашки своего предположения, и от правоты чу-ха в моём гаппи. Потому что если мыслить, как хвостатый…

Да, теоретически, в свете последних событий грядущее выступление могут и отменить. Но могут и нет? Ведь пока бедняки Бонжура и тетроны рвут друг другу глотки, вистар и их детишки продолжат наслаждаться, так почему одно должно мешать другому?

Как ни крути, но я предпринял последнюю попытку:

— Добродетельное Умиротворение не идёт ни в какое сравнение с тем, что начинается в Бонжуре сейчас, и поэтому я…

— Никаких, байши, «поэтому»! — рявкнул пилот, и я представил его встопорщенные в ярости усы. — Мои три дочурки уже там! Ещё завчера они пробракрались в Чучсин с подружайциями, сисадда? У них там клубы по интирексам или что-т вроде, так что они уже рядом и оттягиваются, сисадда? Я девок знаю своих, в подворотнях-подвалах ночевать станут, но такое не пропустят… Поэтому ты всё сделаешь, терюнаши! До вечера сделаешь! Ты должен мне, сисадда⁈ А у меня очень плохое предчувствование, сисадда? Ещё и гадалка наговорила, что это ваще неспроста…

Я прикрыл глаза. Ох, пунчи, да такое могли бы заявить абсолютно все знакомые со мной чу-ха, если бы хоть отчасти узнали, что мы с Ч’айей затеяли…

Вздохнув, я повысил голос и оборвал сбивчивую речь в заушнике:

— Хао, пунчи, я понял. Всё сделаю, не мочи подштанников…

И выключил гаппи чуть подрагивающим пальцем.

Всё сделаю. Байши, не шибко ли много я в очередной раз взваливаю на собственную шею?

Виртуа-Лансы снова подкинули чёткую, сухую, но весьма дельную мысль — зачем идти на неоправданный риск, если я ни на каплю не верю суматошному дистант-пилоту?

Однако на периферии отрицания всё же проклюнулся возмущённый безразличием писк: а если это правда? Ну хоть чуть-чуть, ну хоть самую малость?

Я задумчиво покрутил на пальце колечко, и в груди похолодело от неожиданного осознания — Амма тоже собиралась идти… И если имелся хоть мизерный шанс, что паникёр говорил правду… Байши, и ведь подобное не под силу выяснить даже Диктатиону. Такое обсуждают только шёпотом в норе с наглухо затонированными окнами…

Как бы то ни было, решать вопрос придётся. Как минимум потому что это не заказ по исполнению деликатного поручения… а долг. И я просто обязан всё заснять на гаппи, затем пересыпать тревожному мудаку, и как можно скорее сбросить с плеч этот нелепый камень.

Несколько раз глубоко вздохнув и вернув маску невозмутимости, я неторопливо подошёл к столу Нискирича фер Скичиры. Тот — сосредоточенный, недовольный, погружённый в раздумья, — даже не заметил. Если казоку-хетто и подслушивал мой разговор с пилотом, то виду вообще не подал, а всё его внимание было сосредоточено на сводках с улиц.

— Выходы из Бонжура уже перекрыты? — спросил я, переборов желание привычно опереться о край стола.

Вожак хмыкнул, отвлёкся от чехарды сбоящих прокламаторских станций, поднял взгляд. Вынул потухшую скрутку из нефритовой чашки, осторожно прикурил золочёной зажигалкой. Хмыкнул снова:

— Задумал удрать?

— Нужно прогуляться, — срезал я, но без лишней агрессии, — ненадолго.

— Далеко? — Теперь в голосе названного отца зазвучали деловитые нотки.

— Чучсин.

Он затянулся, выпустил облако бодрящего дыма и откинулся на спинку кресла. На этот раз Нискирич изучал меня чуть дольше обычного, взвешивал и прикидывал. А затем покачал лобастой башкой.

— Боюсь, сынок, у меня для тебя дурные новости, — наконец вздохнул он. Неопределённо помахал скруткой, оставляя в воздухе клубящийся след, а свободной лапой почесал ухо. — Но покинуть Бонжур на восток нынче можно не иначе, как в гробу…

Видимо, маска невозмутимости оказалась не такой уж и прочной, потому что на моём лице определённо промелькнул интерес, а черношкурый казоку-хетто «Детей заполночи» Нискирич фер Скичира изогнул бровь с откровенным недопониманием.

Хм-м, а ведь это действительно интересная идея…