Точку поставит сталь (СИ)

Глава 5 РЫЖИЕ НЕПРИЯТНОСТИ

Внутри «Арена» оказалась ещё более впечатляющей, чем снаружи. Настолько, что Пузыри вдруг стали казаться скромной лачугой. Широкие анфилады для потоков болельщиков (сейчас в них старательно отмывали мочу и кровь после недавнего финала «Состязаний единения боли и радости») сменялись узкими коридорами для персонала.

Было прохладно. Под высокими потолками гуляло эхо перепискиваний операторов уборочных механизмов. За спиной не очень-то довольно пыхтел охранник, до этого руливший коляской. Сиплый вышагивал слева.

— Меня зовут Ликлик Пагеер, я чи-нирмаата многоуважаемой группы «Восьмой цвет радуги», пусть процветает она от года к году, — рассказал он мне ещё у въезда. — Ещё вчера я ломал ум, чем порадовать парней перед выступлением, и тут такое! Китить твою мамку под хвост, тебя мне послала сама Двоепервая Стая, мышка!

Ага, точно, сама Двоепервая. Только вот, видимо, она решила не тебе сделать приятное, а мне жизнь усложнить. Ну почему стражи на въезде не отправили меня домой?

В блоке «Хаара» к нам присоединились ещё двое младших нирмаата.

Кривя носы и разглядывая с откровенным ужасом, они быстренько пристроились в хвост процессии и теперь перешёптывались о гениальном решении начальника притащить гнусного терюнаши внутрь. Один всё уговаривал, чтобы коллега снимал на камеру «болтушки», потому что «в „мицухе“ всем просто шляпы посрывает». Второй боязливо отнекивался.

Всю дорогу господин Пагеер сипел мне в ухо.

Сначала про невероятную удачу. Затем о тягостях работы и масштабах концерта, которого Юдайна-Сити ещё не видывал. Про странные слухи из западных районов и надежду, что «досадные события» не помешают истинным поклонникам прийти на поклон к своим обожаемым.

В переходе в блок «Лаал» Сиплый замедлил шаг, вынудил меня, и наконец вкрадчиво поведал о правилах поведения в присутствии одарённых божественным светом участников «8-Ра».

Я слушал и время от времени кивал. Оба башера, нож и кастет покоились в рюкзаке на плече охранника, и без оружия приходилось неуютно. Впрочем, я искренне надеялся, что до его применения не дойдёт, но… байши, я вдруг поймал себя на шальной мысли, что бредовая нервозность Чихри мне всё же передалась.

Спокойно, Ланс. Ты в недрах огромного стадиона перед умопомрачительным концертом самой известной в гнезде группы, а не в застенках вражеской казоку-шин.

Широкими лестницами мы поднялись на несколько ярусов выше. Уборщиков тут было меньше, ассистентов и охранников — куда больше. Повсюду царил не самый приятный дух подготовки к важному, когда градус суеты откровенно заражал и переваливал через грань «держись и не поддавайся панике».

Мы остановились перед огромными двустворчатыми дверями со скромным символом на притолоке. Я покрутил колечко Аммы и в очередной раз вспомнил, как сильно названная сестрёнка фанатеет от «ВЦР». Интересно, как девчонка отреагирует, когда её странный братец расскажет, что видел звёзд нос к носу?

— Волнительно, мышка? — просипел Ликлик.

Ещё и подмигнул, гадёныш.

— О, даже не представляете, насколько!

— Я буду рядом. Если растеряешься, дай знать, я подскажу.

— О, я преданно благодарю за поддержку!

Но если представится возможность, непременно вышибу тебе пару зубов, высокомерный ублюдок…

Чу-ха окинул меня изучающе-надменным взглядом, после чего мы вошли, оставив младших нирмаата послушно дожидаться в широком коридоре.

Внутри обнаружилось без преувеличения огромное помещение; высокое, даже с собственным ярусом второго этажа и несколькими ведущими туда лестницами. Повсюду были в нарочитом беспорядке расставлены диваны, столы, холодильные шкафы с напитками и тренажёры, а в углу нашлись зона приёма пищи и полноценный отсек с игровыми автоматами, в том числе иллюзиумного погружения. Ни стен, ни перегородок не было, а всё разделение по зонам выстраивалось на системе сложного освещения.

Столы, к слову, просто ломились от закусок — я увидел копчёные мидии, рулетики из бекона, миски со сладкой икрой, подносы крохотных слоёнок с острыми водорослями, пирамиды вяленого змеиного мяса, а ещё фрукты, сладости и прессованные звёздочки «Шубо-ша».

От ярких этикеток газировки рябило в глазах, тут можно было найти и «Тош-Тош», и неизменный «Камуяпи». Виднелось на столах и немало бодрящего, и я не мог не обратить внимание на несколько бутылок паймы стоимостью не меньше четырёхсот рупий за штуку, и не менее дорогого вина. Правда, едва-едва початых.

Сиплый свёл ладони, чуть поклонился и затараторил приветствие, а я вздрогнул — кроме музыкантов в личном зале группы находилось несколько высокоуровневых кукуга.

Наверное, эта заминка и не позволила мне отследить, как именно Пагеер представил «мышку» знаменитой восьмёрке, но может оно и к лучшему. В общем, когда я наконец оторвал встревоженный взгляд от парочки синтетических онсэн, пятеро музыкантов уже пялились прямо на меня.

Ну а я — на них.

«ВЦР» оказались точь-в-точь такими же, как на многочисленных афишах в «мицухе» — холёными, стильными и крепкими. Каждый имел какую-то личную особенность вроде пирсингованных ушей или выбритых на шее полос, но вот их общую черту я осознал только сейчас — все восемь визгунов оказались рыжими, от огненно-яркого, до умеренно-кирпичного оттенков.

Что ж, Сиплый не обманулся в ожиданиях, «восьмицветники» действительно о*изденели…

— Это ещё что за х*йня⁈

Полосатый самец на жёлтом диване поперхнулся и чуть не проглотил трубочку, через которую тянул «Камуяпи» из запотевшей банки. Раздражённо отстранил кукуга, разминавшую ему плечи, встряхнулся:

— Решил нам аппетит испортить⁈

— Безмятежные Детёныши, Ликлик! — Самый широкоплечий чу-ха с серебристыми спиралями в бровях выбрался из силового тренажёра; лязгнули рычаги и грузы. Обнажённый до пояса, он наспех обтёр полотенцем влажный мех на боках и потянулся за курткой с символикой «8-Ра»: — Неужто это действительно тот уродец, про которого любят сочинять в Бонжуре⁈

— Помилуй, Сиплый, над тобой подвал потёк, раз ты решил развлекать нас вот этим⁈ — Полноватый молодчик с дюжиной металлических колец в каждом ухе отвлёкся от игры на автомате, брезгливо повёл носом и оскалился.

— Яри-яри! Я же про него слышал! — Совсем юный чу-ха с нарощенным пучком волос на макушке отбросил планшетную консоль (я успел заметить на экране текст песни), и со смешным сопением выкрутился из кресла-мешка. — Ликлик, где ты сумел его выкопать⁈ Говорят, в трущобах орудуют «Токсичные шуты», но ты всё равно сунулся в эту грязищу⁈

— Потрясающий экземпляр, — негромко прокомментировал пятый, утончённый и хрупкий, словно самочка. Отложил миниатюрный кальян и чуть повернулся к дверям в удобном глубоком кресле. — Он умеет говорить? Ты сам его одевал, или этому его научили раньше?

Остальные трое спали — один на зелёном диване у дальней стены, ещё двое — на верхнем ярусе, я видел их свисающие с лежанок хвосты.

— Куо-куо, уважаемые, — я помахал скрещёнными пальцами и легко поклонился. — Меня зовут Ланс фер Скичира и я выступаю в популярной музыкальной группе «Дети заполночи».

Пожалуй, операция по удалению зубов дерзости в «Абиман-Арене» требовалась не только господину Пагееру, и идея отобрать-таки у меня кастет уже не казалась лишней предосторожностью. А ещё я подумал, что даже если Чихри перебрал стриха и нёс про тайные замыслы музыкантов полнейшую чушь, ублюдков в этой комнате всё равно не у́было.

— Истории про меня — не выдумки. Говорить умею. Одеваюсь сам.

Старательно управляя голосом, я осматривал одного «восьмицветника» за другим. Решал, с чего начать допрос. А ещё пытался угадать, кто легче прогнётся под «низким писком». Пока выходило, что это будут Пучок или Здоровяк. Вопрос лишь в том, как остаться с борфами наедине…

— Бонжур совсем не трущобы. А казоку, к слову, называется «Кислотные шуты». И совсем недавно мой отчим заживо вздёрнул половину их вшивой стаи на фонарных столбах района.

Видимо, мой ответ музыкантов неожиданно порадовал.

Красотка тонко улыбнулся, Здоровяк хохотнул, Толстячок удивлённо приподнял брови, Пучок застыл с приоткрытой пастью, а Полосатый уважительно покачал головой.

— Кажется, твой план порадовать нас этим… странным уродцем был не так уж и плох, — хмыкнул он и отхлебнул холодной газировки. — Ну что же, Ланс фер Скичира, проходи, пристраивай хвост. Ты не голоден? Поешь, выпей. Может, хочешь дайзу или чего покрепче?

Он небрежно отмахнулся в сторону столика, до того мной не примеченного. Столика, щедро заваленного пакетами порошка, ингаляторами, склянками и даже напёрстками. Мне удалось изобразить в меру наигранное удивление:

— А вам разве не запрещено?

Сиплый сбоку от меня аж подавился воздухом. Но Красотка снова улыбнулся, на этот раз шире:

— Только в присутствии гранд-нирмаата.

Ну да, разве можно было ожидать иного?

Я неспешно прошёлся по периметру разноцветной диванной зоны, опустился на приятную бежевую обшивку. Сел так, чтобы держать в поле зрения всех пятерых. Небрежно подхватил со стола бутылку паймы, с видом знатока покрутил, другой рукой снял с посудной пирамиды чистую пиалу, ловким жестом перевернул и плеснул, чуть не охнув от терпкого запаха. Пожалуй, такую пайму не подавали даже в «Пламенном колесе»…

Чу-ха наблюдали молча, но не скрывая потрясения, как если бы у них на глазах корова вдруг прокатилась на пернатой доске или двухколёсном шесте.

— «Карамельки»? — Красотка приглашающе постучал когтем по кальяну.

— Я принципиально по жидкому, но благодарю.

Глотнул, не удержался и блаженно прикрыл глаза. Всего на секунду, но автора последовавшего хохотка определить не смог.

— Должен признать, — сказал Полосатый, не отрывая от меня пристального взгляда неестественно алых глаз, — ты похож на жопу. В которую вставили петарду, а после взрыва вывернули обратно и хорошенечко обработали наждачным камнем.

— Приятно слышать такое от парней, выглядящих как братья, — я улыбнулся, пиалой салютуя всем пятерым, — чья мамашка сыграла в сунь-вынь с щебёнчатым сомом.

Морду бедняги Ликлика свело судорогой. Стоявший рядом молчаливый охранник с моим рюкзаком на плече вздрогнул, как от удара током, и почти потянулся к башеру. Почти, потому что пятёрка «восьмицветников» взорвалась оглушительным визгливым хохотом, а Здоровяк даже похлопал себя по мускулистым бёдрам.

— Вот же сученька! — усмехнулся Красотка.

— Ловко срезал, — благосклонно кивнул Толстячок, вынул из холода банку «Камуяпи» и вскрыл точным ударом когтя.

Господин Пагеер проглотил вспышку злости. Но тяжёлым взглядом буравить не перестал.

— Яри-яри! Скажи-ка, Ланс фер Скичира, — Пучок ощерился, — каково это быть мерзким изгоем, от которого воротит нос любой уважающий себя чу-ха⁈

— Понятия не имею, — честно сознался я, и снова глотнул по-настоящему божественной паймы, — я же не играю канджо-транс.

На мгновение показалось, что Ликлика сейчас хватит удар. Охранник снова прижал уши и стиснул зубы, но музыканты разразились новым взрывом хохота. Пригладив усы, Сиплый натянуто оскалился — всё-таки его задумка притащить в комнату группы неведомого зверька вполне сработала.

— А тебе хвоста в пасть не клади! — довольно рявкнул Здоровяк, потрясая скрещёнными пальцами.

— Он даже начинает мне нравиться, — прищурился Полосатый. — И акцента почти нет. Ты погляди-ка, какой острозубый поганец уродился…

Мне хотелось ответить, что то же самое вчера ночью мне говорила его супруга, но решил не перегибать. Мучительно подбирая слова, я продумывал план дальнейших действий, когда Красотка уточнил:

— Так чего ты хотел от «Восьмого цвета радуги», пунчи? Билет в ложу для вистар? Подписать тебе кепку? Подарить наш новый сборник?

Я вздохнул. Осторожно покосился на Ликлика. Спросил негромко, но уверенно:

— Можем поговорить наедине?

Сиплый чуть ли не подпрыгнул, выпалив сдавленное:

— Ни в коем случае!

Однако Красотка изогнул шею и с интересом уставился на согруппников. Полосатый небрежно подёрнул плечом, Здоровяк кивнул, а Толстячок хмыкнул и оживлённо потёр ладони.

— Сиплый, испарись-ка, — бросил Красотка, даже не глядя в сторону чи-нирмаата.

— Прошу прощения, господин?..

— Ты всё слышал, червячок. Выползи вон, если не хочешь потерять работу. И подружку прихвати, сисадда?

Даже через разделяющие нас метры я слышал, как скрипнули зубы охранника. Господин Пагеер стиснул кулаки. Но всё же поклонился и прихватил пальцами кончик хвоста:

— Как будет угодно, господин Таакин-Кар!

Охранник вышел первым. За ним послушно последовал чи-нирмаата, напоследок смеривший меня тяжелейшим взглядом исподлобья — будь предельно аккуратен, мышка Ланс фер Скичира, не налажай!

Пф-ф, да когда такое вообще бывало-то⁈

Толстячок издал щёлкающий звук, на который среагировали сразу все кукуга. Смотрели кокетливо, покорно, снова заставив вспомнить холодный расчёт, с которым им подобные ещё недавно крошили криитов.

Рыжий чу-ха сложил пальцы обеих лап в особенную фигуру, встряхнул кистями, и синтосексуалы мгновенно отключились. Глаза самок остекленели, хоть ножом царапай, вытянутые морды опустились.

Не скажу, что после известных событий в Пузырях я особенно доверял их отключке, но сейчас, в целом, мне было наплевать…

— Можешь говорить, бледношкурый! — Красотка, он же Таакин-Кар, властно вскинул острый нос и сунул под губу мундштук кальяна. — Так чего же ты хотел от богов сцены?

Мне стоило большого труда не улыбнуться, но край пиалы вовремя скрыл губы. Покатав во рту дорогущую горечь, я вздохнул и покачал головой.

Наверное, можно было бы попробовать «низкий писк» сразу на пятерых. Сработает ли? Сомнительно. С другой стороны, «боги сцены» ничего про меня не знают… кроме слухов…

— Многоуважаемые господа из «Восьмого цвета радуги» что-то слышали о моих способностях?

Здоровяк, Полосатый и Толстячок отрицательно помотали головами, Пучок вздрогнул и начертил на щеке охранный знак от сглаза, а Красотка Таакин-Кар презрительно обнажил резцы. Впрочем, от меня не укрылось, что в глазах его мелькнул страх.

— Небылицы! — Он расщёлкнул веер, украшенный тончайшими рисунками, и запоздало прикрыл морду. — Суеверия геджеконду, не так ли?

— Как знать, — я улыбнулся. Расчётливо и загадочно. Осмотрел каждого из пятерых. — Но я действительно умею узнавать правду. Задавать вопросы, на которые мне отвечают предельно честно. А если врут, то навсегда теряют голос…

«Восьмицветники» превратились в статуи. Даже меж собой не переглянулись. Под их подозрительными взглядами стало до того неуютно, что перестала согревать и потрясающая пайма.

Мда, Ланс. Если твоя тонкая угроза и подействовала бы на настоящих певцов, то «8-Ра» остались к ней равнодушны…

— И ты что-то задумал вызнать, Ланс фер Скичира? — Первым неприятное молчание нарушил Полосатый. — Что-то сальное, так? Мышка, послушай внимательно, если ты работаешь на прокламаторов, тебе совсем не понравится…

— Нет, — я оборвал его с резкостью, которой «боги сцены» точно не слышали с тех времён, когда и помышлять о славе не могли. Добавил уже мягче, проникновеннее: — Никаких прокламаторов, парни. Это сугубо личное. Но важное.

Полосатый пожевал губу, откинулся на спинку дивана и уложил хвост на коленях. Остальные продолжали молча сверлить взглядами. Как бы то ни было, их вниманием я завладел. Оставалось надеяться, что ещё и припугнул.

Красотка взмахнул веером, дозволяя говорить.

— Мой вопрос может показаться вам смешным… — распевно начал я, невольно выходя на тональность «писка», — даже нелепым. Но я нахожусь тут, чтобы кое-что уточнить. Некоторые… ваши поклонники, так вот они поговаривают в «мицухе», что на вечернем концерте группа задумала… нечто эдакое. Тайное и небезопасное. Смертельное…

Я заставлял себя не отрывать глаз от холёных морд, внимательно рассматривая каждого, пристально задерживаясь на пару секунд и переключаясь на следующего. И почти растерялся, когда пятёрка обменялась удивлёнными… даже не так — недоумевающими взглядами.

Байши, так я далеко не уеду.

Нужно найти способ оттащить одного в закуток и на полную силу врубить Бледношкурого Джадуга. Пожалуй, Здоровяка, да. Как его зовут? Байши, его имени не произносилось, сами они жалкому зверьку не назывались, а Сиплый был свято уверен, что представлять таких известных самцов не нужно ни одному обитателю гнезда…

В наступившей тишине голос снова подал Красотка.

— Значит, так говорят? — с лёгкой насмешкой уточнил он и почесал когтем густую нарощенную бровь. — Обвиняют нас в замысле на убийство?

Здоровяк гулко хохотнул, а Полосатый многозначительно вздохнул.

— Что-то вроде того, — я невольно хмыкнул в ответ и трижды проклял себя за то, что вообще пообещал Чихри Белохвосту столь несусветную глупость. Внутри начала подниматься волна облегчения. — Знали бы вы, парни, о чём там пищат! Одновременное самоубийство двухсот тысяч чу-ха, сисадда? Звучит, как отборнейшая грязь, но…

— Это считается! — Пучок взвился с дивана и суетливо потёр лапы. — Хайк, Чич-Катоко, я выиграл!

— Ай-кай, сын пустынного шакала, чтоб тебе на сцене обосраться! — Полосатый широко оскалился, но сделал это с неожиданно откровенным беззлобием. — Думаешь, слова мутанта из грязной лачуги можно считать отправной точкой⁈

Пучок раскинул лапы:

— Байши, брат, это же голос улицы!

Я обмер. Медленно перевёл взгляд с одного на другого.

Тем временем «сын шакала» пританцовывающей походкой подступил к настенной полке и снял с неё банку, плотно набитую мятыми рупиями. Развинтил крышку, принялся задорно рассовывать деньги по карманам дорогой спортивной куртки.

Здоровяк заметил моё замешательство. Хмыкнул, подался вперёд и решил дружелюбно пояснить.

— Мы делали ставки, когда история просыплется в Мицелиум. — Он уважительно кивнул на Полосатого. — Ставка Чич-Катоко была самой оптимистичной. Он был уверен, что о Добродушном Восхождении станет известно всего за час до концерта. Мичи-Ри ставил на пять-десять часов до начала. А наши ставки на вчера и позавчера и вовсе проиграли…

Наверное, в этот момент я вдруг стал выглядеть несколько… нелепо. Потому что все пятеро рассмеялись, а сидевший ближе всех Полосатый даже дотянулся и похлопал по плечу.

— Какие ставки? — Мой собственный голос был будто чужим. — На что?

— На Добродушное Восхождение, конечно, — неподдельно удивился Толстячок.

Пучок возбуждённо метнулся к столу с препаратами. Подхватил курительную трубку в форме Безмятежного Детёныша, сыпанул щепоть порошка, поджёг и жадно затянулся. Глаза тут же засверкали:

— Сегодня мы спасём Тиам и уподобимся могущественнейшим божествам древности! Наша стая станет величайшей!