Терри Тантамаунт жил как котёнок, преодолевающий ступеньки на лестнице вверх. У него не бывало даже проблеска идеи, что правильно сказать в каждой конкретной ситуации. И, похоже, вообще специфическое представление о правильном и неправильном.
— Тебе не кажется, что я набрала вес?
— Да, слава Богу.
Однажды на вечеринке он взял двух омаров и изображал, как они беседуют — даже здесь он не выпердел подходящий обмен фразами. Люди вздрагивали от смущения. Иногда его пытались защищать, но чаще он видел разочарование, презрение, злость — даже отвращение.
— Только не говори, что всё это время спал.
— Ладно.
Иногда он жаждал ответа, заключённого в вопросе, но это казалось столь абсурдным обманом — неужели люди так плохо о себе думают, что стремятся обмануться?
— Эй, детка, если бы я была не в курсе, я бы сказала, что ты ревнуешь.
— Есть такое дело, киска моя.
В детстве эти промахи были непосредственны, как горелый пирожок, но время плелось, и они стали тусклыми синяками перманентных побоев. Он выяснил, что «Как дела?» это не вопрос, и прочие основы. Но не понимал их и мог только склонить перед ними клюв. Как поступить? Отрастить шкуру гордости? Притворяться безразличным? Истинная мука без ада.
— Республиканец или демократ?
— Мне надо из них выбрать?
Причудливые представления Терри о честности и смысле сделали его известным, подобно горящей шине. Если с них прямо требовали бумаги, люди демонстрировали абсолютную решимость уйти от проблемы, а Терри обычно чувствовал жалость и уступал. Загнанные в угол, они впадали в ярость или как минимум врали напропалую, дабы при первом удобном случае скрыться. Казалось, они тщательно взращивают чужие мнения.
— Угадай, что у меня есть.
— Хитро запрятанная повестка дня? Сначала он думал, что его девушка Янда сможет обучить его репликам в этом рабоче-крестьянском фарсе. Но сначала она пыталась отвертеться, потом краснела от стыда.
— Никто не задаёт такие вопросы, — говорила она. Но вот он был Терри. У него не было выбора — только притвориться, что он другое имел в виду. На этом пути лежало безумие. На каждой заре он читал простую, благородную молитву коммуникабельности.
— Что там с Янки?
— Ага, что там с ними?
Но факты обнаруживаются там, где соблазн светит ярче всего. Терри заметил, что Янда всегда получает кучу писем — минимум один пакет. Однажды ничего не принесли, и её это выбило из колеи. Она даже наорала на него в середине разговора:
— Что я, по-твоему, должна на это ответить? — Единственный раз, когда она не знала свою часть диалога.
Идея вкралась к нему в голову, как лиса, ползущая на брюхе под забором. Когда через пару дней Янда ушла, он обыскал дом. Под кроватью лежал почтовый конверт, внутри — листочки сценария. Драгоценное сокровище.
— Тебе не кажется, что я набрала вес?
— Конечно, нет.
— Только не говори, что всё это время спал.
— Конечно, нет.
— Эй, детка, если бы я была не в курсе, я бы сказала, что ты ревнуешь.
— Конечно, нет.
— Республиканец или демократ?
— Демократ.
— Угадай, что у меня есть.
— Здорово — люблю эту игру.
— Что там с Янки?
— Ох, четвертая и трое играют на их тридцатиярдовой линии, и остаётся только сорок секунд.
Сценарий прописывал правильную реакцию на каждую фразу Янды. В тот вечер он отбил каждую её подачу, и её лицо расцвело. Сначала Терри нравилось, как она верит, что это он, но её блаженство быстро вызвало в нём отвращение. Она совсем не ценит подлинный слог? И текст был такой квёлый, без тени вдохновения. Ему пришлось сдерживать себя, чтобы не добавить брызги красок. Но он знал, это напрягает людей.
Он отследил источник почты — комплекс в городе. Он алкал обнаружить что-нибудь интересное — бункер 1 в стиле Маунт Везер[5] или Пинайский Тайный Форум[6].
А нашёл безлюдную фабрику, не испускающую ни луча света. Те же бежевые потоки диалогов непрерывно перерабатывались под серыми трубами, слепое производство тождественных кодов, перевязанных и помеченных для доставки. В этой автоматизации не было ни чувствительности, ни озлобленности. В столь убогих писаниях энергия ни рождалась, ни разрушалась.
Проверив записи, Терри выяснил, что его сценарии по ошибке доставляются некоему Телли Тантамаунту в том же городе. Он высадился у дома того мужика, и у дверей его приветствовал обезумевший, яростный человеческий обломок, нервный кадавр с шариками дезодоранта вместо глаз.
— Скока повторять, мне их не надо! — визжал он в ужасе. Сердце Терри потекло сочувствием.
— Телли? Я знаю, через что тебе пришлось пройти. Ничего не срастается? Тебе присылают сценарии, написанные для меня. Тупой админ.
Мужик воткнул.
— Я… Я прямо не знаю, что сказать.
И Терри увидел, как по тому разливается облегчение, выжимая слёзы на лицо.
Перечитывая старые сценарии, которые мужик дал ему, Терри шёл домой. И он должен был ЭТО говорить? Тягомотина, безвкусная и фальшивая. Неудивительно, что люди стыдились признавать — они поставили эту муть превыше собственного духа. Он давно подозревал, что если раскроет природу игры, всё равно сочтёт её слишком тупой и бестолковой, чтобы начать играть. Стать таким, с сердцем, как у курицы? Прожить свою жизнь как катушку плёнки? Навсегда закрыться от проникновения в оригинальность? На кой шут? И что ему останется? Для сравнения, его сегодняшняя жизнь, беспокойная и тяжёлая, кажется забавным приключением.
Может, ему повезло. Он чувствовал беспечную свободу, его конечности в суставах сочленялись светом, и в то же время его сердце кровоточило состраданием к прохожим. Вот он мучается, и вот они все тоже здесь, без врождённой искры, чтобы бороться или признаться.
— Трудная была поездка?
— Янда, — сказал он, тяжело опускаясь рядом с ней и швырнув сценарий. — Послушай. Я не стремлюсь к просвещению. Небеса не любят ни умников, ни интеллектуалов. Этот корень в голове причиняет неудобство, я уже понял, и я должен, наверно, сказать, извини, хотя это просто попытка угадать свою фразу. Но я хочу, чтобы ты знала. Несмотря на то что твои суждения — баррикады перед правдой. Несмотря на твоё стремление жить исключительно ради мелочей. Несмотря на твои титанические усилия похоронить себя, растоптать свой разум и испепелить мужество. Несмотря на твою попытку уничтожить все отличительные черты — я вижу тебя. Детка, ты — ангел. Безумная, мягкая на гранях, испуганная ты адски мучаешься тем, что имеешь. Я люблю тебя до самого мельчайшего атома. Что ты на это скажешь?