Только по любви

ГЛАВА 1

Август 1486 г. Англия

После полудня наконец показался Брэсфорд. Замок стоял перед ними на холме, по центру в сером северном небе возвышался донжон¹ внушительных размеров. Над площадкой одной из обнесенных зубцами башенок с криками кружили грачи. Башню увенчивал флаг, показывая, что хозяин находится в замке. Бело-голубое полотнище развевалось и хлопало на свежем ветру, как будто пытаясь улететь.

Изабель Милтон сама бы унеслась отсюда прочь, если бы не считала такой поступок малодушным.

Раздался звук трубы, означавший разрешение войти. Несмотря на тепло позднего лета, Изабель била дрожь. Глубоко вдохнув, она пустила своего коня шагом за сводным братом, графом Грейдоном, и его другом виконтом Хэнли. Миновав кривые ряды хижин и маленьких лавочек, они приблизились к толстым каменным стенам Брэсфорда. Вскоре копыта лошадей зацокали по подъемному мосту над сухим рвом. Через ворота всадники въехали во двор крепости, где деревенские жители могли укрыться во времена невзгод. Куры, хлопая крыльями, бросились врассыпную, и свинья со своими пятью поросятами убегала, визжа от ужаса. По каменным ступеням открытой башенной лестницы черным и рыжевато-коричневым потоком сбежала вниз стая гончих псов. В один миг они окружили прибывших, лая, рыча и обнюхивая лошадей. У входа в башню выстроился в шеренгу почетный караул воинов. Хозяин к гостям пока не вышел.

Изабель, ожидая, пока ей помогут спешиться, разглядывала большой дом, примкнувший к донжону. Здание было заново отстроено из кирпича, имело три этажа в высоту с угловыми медальонами и вложенными нишами, в которых стояли терракотовые фигуры воинственных архангелов. Первый этаж отводился прислуге: оттуда появились слуги, чтобы принять багаж прибывшей компании. Большой зал, сердце строения, несомненно, располагался на втором этаже, комната для дам — прямо над ним, там, где многостворчатые окна отражали бушующее небо.

Что же за человек владелец этой крепости, выросший в таком грубом, но процветающем величии? Какое сочетание высокомерия и дерзости позволило ему думать, что она, дочь пэра и обладательница титула по своему собственному праву, должна выйти замуж за простого фермера, какими бы обширными ни были его земли или неприступным его фамильный замок? Какое влияние он имел на самого Генриха Тюдора?²

В римской арке на пороге башни показалась тень. Затем появился широкоплечий человек. Он ступил на гальку. Все взгляды во дворе замка обратились к нему.

Изабель выпрямилась в седле, вмиг тревога прогнала усталость от долгого путешествия. Чувствуя тугой узел страха в груди, она поняла, что заблуждалась — возможно, из-за неведения, но скорее из-за злобы. Грейдон любил такие шутки.

Хозяин Брэсфорда не был простым фермером.

Он был воином.

Рэндалл Брэсфорд обладал внушительным ростом, широкими плечами, которые казались еще шире из-за покроя его дублета. Темно-серые рейтузы и высокие сапоги того же цвета плотно облегали сильные мышцы ног. Черные, ровно подстриженные волосы переливались на бледном солнце, как вороново крыло, и доходили до плеч. Глаза, темные, серебристо-серые, блестели, как закаленная сталь. Черты его лица, хотя и правильные, выглядели властно из-за тонкой линии рта под прямым римским носом. В одежде Брэсфор-да преобладали черный, белый и серый цвета и не было ни одной детали, характерной для костюма придворного денди: ни следа узора или вышивки, ни головного убора с широкими полями и перьями. Он носил простую шляпу из серой шерсти с завернутыми вверх полями, похожими на зубцы на стенах его замка. На узкой талии хозяина висел нож для пользования за столом, острый клинок, рукоятка и ножны которого расписаны узором — серебро по черной эмали.

«Неудивительно, что он близкий друг короля», — думала она в гневе. Они из одной породы людей — Генрих VII и Рэнд Брэс-форд. Хотя один был светлым, а другой темным, оба имели властные черты и были одержимы в своей силе и намерении склонить фортуну по своей воле и к своему удовольствию.

Рядом с Изабель стоял Хэнли, настоящий гигант в возрасте под пятьдесят с рыжеватыми волосами и лицом, которое покрывали шрамы, полученные на войнах и турнирах. Виконт спрыгнул со своего коня и повернулся к ней, чтобы помочь спешиться.

— Стойте, — приказал Рэнд Брэсфорд тоном человека, который привык, чтобы ему повиновались. Он неспешным шагом направился к девушке, не отрывая от нее пристального взгляда. — Я полагаю, это моя привилегия.

Изабель как будто сковало, в животе она ощутила пустоту. Даже когда Брэсфорд остановился около нее, она не могла оторвать взгляда от его темных глаз. Они манили Изабель черными мерцающими глубинами, но были защищены от проникновения. Все что угодно могло быть спрятано там, все что угодно.

— Моя леди?

Рокот его низкого голоса, казалось, отдавался внутри нее. Это было так интимно и так по-собственнически, как и его обращение — моя леди. Не миледи, а моя леди. Его леди.

И почему нет? Скоро она на самом деле будет принадлежать ему.

Внезапно осознав, что она уставилась на него, Изабель прикрыла глаза ресницами, перебросила правое колено через луку седла и повернулась к Рэнду Брэсфорду. Крепкими руками он обхватил ее за талию и поднял с седла, когда она наклонилась, чтобы положить руки в перчатках на его широкие плечи. Он прижал ее к себе, так что она стала медленно соскальзывать вдоль его тела, пока кончики пальцев ног, обутых в ботинки, не коснулись земли. Подол ее амазонки спереди замялся между ними и поднялся.

У нее перехватило дыхание. Ее будущий муж не имел ни одного мягкого места. Его тело было такое твердое от груди до колен, что оно больше походило на броню, чем на живую плоть. На участке ниже талии она дернулась в его объятиях, широко распахнув глаза и вцепившись в его плечи, когда ощутила, как что-то горячее и твердое касается ее мягкого живота.

Ему было все равно, что она это почувствовала; это было более чем ясно. Он откровенно рассматривал ее сквозь толстую защиту своих ресниц, что, казалось, давало ей такое же право на изучение. Она видела, как его глаза светились из глубины, словно отточенное и полированное серебро. Густые брови имели темные прорези с обеих сторон переносицы, а от уголков глаз расходились лучами морщинки, возможно, от смеха, но, скорее всего, от того, что он вглядывался вдаль. Челюсть у него была квадратной, и на подбородке спряталась неглубокая ямочка. Четкий контур рта намекал на чувственную природу, которая находилась под жестким контролем.

— Ну же, Брэсфорд! — сказал со скрежетом раздражения в голосе ее сводный брат.

— Грейдон, — ответил хозяин дома через плечо, показывая, что узнал его. — Я рад видеть тебя в Брэсфорд-Холле. Я бы засвидетельствовал тебе свое почтение с большими церемониями, но мне так не терпелось поприветствовать мою невесту.

Слова были достаточно приятны, но явно содержали нотку иронии. Означали ли эти дерзкие слова, что он восхищается ею как женщиной? Имел ли он в виду, что в противном случае он был бы просто рад познакомиться с ней? Или было что-то большее между этими двумя мужчинами?

Брэсфорд и ее сводный брат познакомились во время Ланкастерского вторжения прошлым летом, которое закончилось битвой при Босворте. Там Рэндалл был посвящен в рыцари и стал сэром Рэндаллом Брэсфордом. Именно он нашел золотой венец, который был утерян узурпатором Ричардом III, и отдал его лорду Стэнли, так что Генрих мог короноваться прямо на поле боя. Грейдон же, наоборот, покинул Босворт ни с чем, кроме неудовольствия нового короля за то, что он повременил привести своих людей. Было очевидно, что Грейдон выжидал, пока не убедился наверняка, в чью сторону склонится победа, прежде чем поддержать Генриха.

Грейдон, как и его отец до него, предпочитал всегда быть на стороне победителя. Правота не имела большого значения.

— Смелый ты человек прибирать к рукам мою сестру. Я думал, ты захочешь, чтобы она сначала исповедалась.

Изабель напряглась, услышав это предложение. Ее будущий муж даже не взглянул на брата.

— Зачем мне это? — спросил он.

— Проклятие, Брэсфорд. Проклятие Трех Граций Грейдонов.

— Я не боюсь проклятий. — Глаза Рэнда Брэсфорда засветились серебристым весельем, когда он улыбнулся ей. — В скором времени с ним будет покончено, когда мы будем должным образом обвенчаны и разделим супружеское ложе.

— Вот как? — сказал Грейдон с хриплым смешком. — Сегодня вечером, как только ты подпишешь контракт.

— Чем скорее, тем лучше, — согласился Брэсфорд, поразмыслив. Поставив Изабель на ноги, он положил ее руку поверх своей и повернулся, чтобы отвести ее в дом.

Не сразу она смогла заставить ноги двигаться. Она шла, высоко подняв голову, с бесстрастным выражением лица и с полным пренебрежением к перемигиваниям и смешкам воинов Грейдона и Брэсфорда у себя за спиной. Ее мысли проносились бешено и беспорядочно. Она думала, что у нее будет больше времени, рассчитывала на несколько дней отдыха, прежде чем покориться мужу. Через неделю или две она сможет что-либо сделать и избежать этого брака. Прошло уже несколько лет с тех пор, как какой-либо мужчина осмеливался бросать вызов проклятию Трех Граций, так много времени, что она уже стала зависеть от его защиты. Быть может, Брэсфорд именно тот мужчина, который победит его?

Он собирался доказать это быстрым ударом прямо в цель. Была вероятность, что он преуспеет.

Обернувшись, Изабель нашла глазами знакомое лицо своей служанки Гвинн. Один из воинов ее брата помог ей спешиться с мула, и сейчас она руководила разгрузкой их багажа. Гвинн слышала обмен репликами. В ее мудрых старых глазах, которые следили за ней и ее будущим мужем, читалось беспокойство. Молчаливое понимание, промелькнувшее между ними, не было чем-то необычным, так как эта женщина была верной служанкой ее матери и помогала при родах Изабель и ее сестер. Приободренная молчаливой поддержкой Гвинн, Изабель снова повернулась вперед.

Проклятие было выдумкой — хоть бы Брэсфорд не узнал об этом, — хрупкой защитой, созданной из суеверия, совпадения и дерзости. Оно было охранной грамотой для Изабель, давало надежду на некоторую защиту для ее двух младших сестер. Изабель полностью отвечала за них после смерти матери. Охранять от всех невзгод было ее самой главной целью с тех пор, как все трое были оставлены на грубого, безразличного отчима. Она боялась, что Кейт и Маргарита, такие милые и привлекательные, разделят супружеское ложе сразу же, как им исполнится четырнадцать лет, в нежном возрасте законного брака, который последует за помолвками, состоявшимися, когда они еще были в колыбелях. Благодаря судьбе и милости Божьей все трое избежали в общей сложности десяти или двенадцати таких брачных договоренностей, не воссоединившись в формальном браке и не потеряв девственности. Болезни, несчастные случаи и потери в ходе кровопролитных войн забрали жизни их предполагаемых женихов одну за другой. Действительно ли злой рок настиг всех несостоявшихся мужей — во всяком случае Изабель не упускала возможности рассказать об этом каждому встречному.

Простых слухов об этом хватило на три или четыре года.

Затем красавчик Леон, Мастер празднеств короля Генриха, который год назад приехал вместе с ним из Франции, оказал сестрам добрую услугу. Он подхватил эту сказку из озорства, чтобы посмотреть, сколько легковерных английских дворян он сможет убедить поверить в нее. Дорогая Гвинн помогла распространить слухи среди служанок и слуг Вестминстерского дворца. В страшное проклятие поверили как в Священное Писание, никто не сомневался, что смерть или катастрофа настигнет любого мужчину, который попытается заключить союз без любви с одной из Трех Граций Грейдонов — как Леон назвал их в знак страсти к римской классике, которая как раз охватила двор.

Это была очень удобная выдумка, несмотря на дурную славу, которая сопровождала ее. Как старшая из Граций, Изабель была благодарна ее защите. Она наслаждалась свободой, которую она предоставляла, бесконечными днями покоя, когда никто не приказывал ей, кроме сводного брата, который редко бывал дома. Лишиться его посредством такого очевидного мезальянса, как тот, который ожидал ее, было почти невыносимо. Но как она могла предотвратить его?

Рука под разрезным рукавом ее будущего мужа была такой твердой, как камни стен его цитадели. Ее пальцы слегка дрожали на темной шерсти, которая покрывала ее, и она сжала их, пытаясь успокоить дрожь. Разве этот человек не испытывал суеверного страха, который охватывал тех, кто молился наиболее усердно перед каждым алтарем в королевстве? Или он, как и Генрих VII, просто хорошо знал фантазии Мастера празднеств?

Брэсфорд посмотрел на нее сверху вниз, вопрошающе подняв бровь:

— Вы замерзли, леди Изабель?

— Просто устала, — сказала она помертвевшими губами, — хотя ветер был довольно прохладный для лета, особенно последние несколько лиг.

— Прошу прощения, но со временем вы привыкнете к нашей суровой погоде, — ответил он с серьезной учтивостью.

— Возможно.

— Вы, может быть, думаете, что избежите этого. — Брэсворд ввел ее в башню, повернувшись спиной к стене, пока они поднимались по узкой винтовой лестнице, чтобы она могла опираться на его руку.

— Я бы так не сказала, но я и не горю желанием провести долгую жизнь в Брэсфорде.

— Я полагаю, вы можете передумать прежде, чем наступит ночь.

Она резко подняла на него глаза, изучая темную непреклонность в его глазах. Он действительно собирался разделить с ней супружеское ложе еще до конца вечера. Это было его право в соответствии с церковным каноном, по которому подписанный контракт считался таким же обязывающим, как и клятвы, произнесенные перед священником. Ее сердце замерло в груди, а затем продолжило отчаянно биться. Должен же быть какой-то выход, хотя она не могла представить, что это могло быть.

Лестница вела в большой зал, похожий на пещеру, увешанную стягами и оленьими рогами, с возвышением в одном конце, галереей для музыкантов над ним, столами и скамьями, стоящими в два ряда по всей длине. Ковер на каменном полу источал сладкий аромат свежесрезанного тростника, смешанный с лавандой и кедром, смягчал их шаги. На него накладывался запах горящего дерева от огромного камина, расположенного у одной из стен, забирая сырость из воздуха. Когда они вошли, слуги уже накрывали льняные скатерти для компании.

— Если вы хотите удалиться в свою комнату, прежде чем начнется празднование, — сказал Брэсфорд, следя за приготовлениями в зале сощуренными глазами, затем посмотрел назад на мужскую компанию, толпящуюся позади них, — я провожу вас туда.

Смятение охватило Изабель. Неужели он собирался овладеть ею сейчас же?

— У вас есть более важные дела, я уверена, — сказала она поспешно. — Мы с моей служанкой можем сами найти дорогу.

— Ни одно дело не может быть более важным.

Смех промелькнул в глубине его глаз, как свет, проскользнувший по полированному лезвию меча, хотя он его скрыл, наклонив голову. Он осмелился потешаться над ней и ее страхами?

В тот момент она вспомнила вечер при дворе несколько месяцев назад, как раз после того, как было объявлено, что Генрих принял решение жениться на Елизавете Йоркской. Изабель, как и большинству незамужних наследниц по всей стране, было приказано присутствовать, хотя это было против желания Грейдона. Это был большой праздник с танцами и переодеваниями. Она танцевала, выписывая фигуры рондо с легким сердцем и легкой поступью, и вдруг ощутила покалывание. Оглянувшись, она заметила джентльмена, который прислонился к стене у входа в вестибюль.

Он казался таким отрешенным от общего веселья, целиком погруженным в себя. Все же вспышка серебряного восхищения зажглась на мгновение в его глазах. Затем он развернулся и исчез во тьме коридора.

Сейчас она поняла, что это был Брэсфорд. Она слышала слухи, ходившие о нем при дворе Генриха, о загадочной фигуре без семейных связей. Он был верен Генриху, когда тот был на неопределенный срок изгнан в Бретань, а затем — во Францию. Судачили, что по этой причине монарх удостоил его многих привилегий. Другие шептались, что он был фаворитом матери нового короля леди Маргарет Бофор и иногда ездил от нее к ее сыну и обратно, выполняя поручения, которые привели к восхождению Генриха на престол. Однако никто не мог сказать о нем ничего определенного, поскольку новоиспеченный рыцарь оставался в стороне от двора и его сплетен. Везде следуя за королем, он занимал какую-нибудь удаленную комнату в недрах дворца или замка, в котором Генрих останавливался в тот момент. Единственное, что было известно наверняка, — он пользовался абсолютным расположением и доверием короля. Это было до того, как он удалился на север Англии, в замок, известный как Брэсфорд, который был пожалован ему за услуги короне.

Было ли возможно, недоумевала Изабель, чтобы ее присутствие в Брэсфорде, ее помолвка с таким ничтожеством была вызвана коротким обменом взглядов? Это казалось невероятным, но она не могла придумать какой-либо другой причины.

Не то чтобы должно было быть что-то личное в этой договоренности. С тех пор как Генрих взошел на трон, он объявил ее своей подопечной, поскольку ее родители умерли, а она была не замужем и унаследовала значительное состояние. Грейдон неистовствовал, считая, что право распоряжаться ее поместьем и доходами с него должно принадлежать ему, хотя они не имели ни капли общей крови. Все же ее сводный брат покорился воле короля по вопросу ее замужества. Если Генрих хотел выдать ее за одного из своих сторонников и наградить того имуществом, включая необыкновенно щедрый ежегодный доход с него, это было его право. Безусловно, она не имела права голоса в этом вопросе.

* * *

Рэнд провел Изабель Милтон Грейдон из большого зала в боковой вестибюль к широкой лестнице, которая поднималась по его задней стене. Наверху он повернул налево и открыл дверь, ведущую в комнату, окна которой выходили на фасад главного дома. Оглядевшись, он почувствовал гордость в груди. Все было готово для его невесты, хотя этого было нелегко добиться. Он подгонял работников угрозами и осыпал проклятиями, чтобы комната была закончена вовремя. Зато теперь он был уверен, что эти покои достойны королевы.

Окна с толстыми кругами стекла, расположенными в несколько слоев, давали достаточно света для шитья, вышивания или чтения для Изабель и ее дам. Скамьи с подушками приглашали поразмышлять, наблюдая за тем, что происходит внизу, во дворе. Изображения классических богов и богинь, нарисованные на покрытых штукатуркой стенах, оживлялись озорными херувимами, а ковры, лежащие поверх тростника, были разбросаны повсюду, как это принято на Востоке. Вместо жаровни, как в зале внизу, в комнате стоял камин. По обеим сторонам от него расположены кресла, их узкие деревянные сиденья смягчались вышитыми подушками. Небольшой огонь горел в наступающей прохладе вечера, мерцая под массивной каминной полкой, на которой был вырезан герб владельца — ворон, подчеркнутый девизом Intrepida — Неустрашимый. В углу на возвышении стояла кровать внушительных размеров, поскольку владелец отличался высоким ростом. Поистине королевское ложе было укрыто перьевыми матрацами и подушками, завешено роскошным вышитым пологом.

— Ваша комната, леди Изабель, — сказал он просто.

— Я и вижу.

Рэнд не ожидал порыва радости, но надеялся, что некоторые слова признательности могли быть сказаны после всех его стараний, чтобы обеспечить комфорт для нее. Его разочарование было мимолетным, вдруг он заметил, что она избегает смотреть на кровать. Легкая дрожь прошла по руке, которая лежала на его руке, и Изабель сразу же убрала свою руку, немного отодвинувшись.

«Она боится меня», — подумал Рэнд. С этим ничего нельзя было поделать. Он не был суеверным человеком, не верил в проклятия, пророчества и другие подобные предсказания и не оставлял все на произвол судьбы. Было важно взять и удержать леди Изабель. Он сделает то, что необходимо, чтобы быть уверенным, что она принадлежит ему. А позже постарается изменить ее отношение к себе.

И если обручение с ней было скорее удовольствием, чем обязанностью, это был его секрет.

— Думаю, вы захотите утолить жажду, — сказал он мрачно. — Я пришлю вино и хлеб, чтобы вы подкрепились до празднования.

— Благодарю, очень любезно с вашей стороны, — сказала она через плечо, повернувшись к нему спиной и уходя от него подальше. — Сейчас вы можете меня оставить.

Она сказала это тоном принцессы, отсылающей лакея. Это возмутило, но он не подал виду. Несомненно, она боялась его нападения в любой момент, и этому были основания. Это случалось достаточно часто в брачных союзах, заключаемых ради большого состояния, в которых разделить супружеское ложе с леди означало лишить ее девственности и богатства одним махом. На краткое мгновение он подумал о том, чтобы оправдать ее опасения, сжать в объятиях и бросить на кровать, затем присоединившись к ней там. Волна жара внизу живота была явным признаком того, что думало об этом его более низменное «я».

Он не мог этого сделать. Во-первых, если уединиться с ней на некоторое время, молва подвергнет ее еще более непристойным комментариям с причмокиваниями, которые она уже вытерпела. Во-вторых, заставлять ее — это не то, с чего он хотел начать их совместную жизнь. Одно дело — склонить ее к браку, который она презирала, но совсем другое — навязывать ей себя.

Пусть тогда у нее останется ее гордость. Она была всецело в его власти, принимает она это или нет. Времени будет более чем достаточно, чтобы увидеть, что она это поняла.

— Мне жаль, что вы только что смутились, — резко сказал он.

— Смутилась? — Она повернулась и быстро взглянула на него из-под ресниц. — Почему вы так решили?

— То, что должно произойти между нами — не тема для пошлой болтовни. Я бы не хотел, чтобы вы думали, что я смотрю на это иначе.

Румянец, такой же нежный и свежий, как дикая роза, залил ее щеки!

— Конечно нет.

— Единственное, что не обойдется без домыслов, учитывая несчастья, постигшие Ваших предыдущих ухажеров.

Они оба знали, что он был пятым в очереди, которая началась тогда, когда Изабель была еще в колыбели. Первым был барон возраста ее отца, который умер от колик. Позднее честь перешла к его сыну, мальчику менее шести лет отроду, который не пережил заболевания корью. Затем брак был оговорен с Джеймсом, маркизом Троубриджем, пострадавшим в бою ветераном почти пятидесяти лет. Троубридж был убит осенью на охоте, когда ей было девять. В возрасте одиннадцати лет она была обещана лорду Нисоллу, всего лишь на семнадцать лет старше ее и с заячьей губой. Когда его казнили, так как он выбрал не ту сторону в ссоре между фракциями Плантагенетов, обручения прекратились.

Рэнд знал, что это было частично из-за того, что леди приобрела репутацию одной из проклятых Трех Граций Грейдонов. Сестры могли соединиться в браке только с теми мужчинами, которые их любят. Более весомыми причинами были непрекращающиеся войны, которые сделали выбор жениха проблематичным, учитывая, что выбранный мужчина мог быть здоровым и бодрым в день помолвки и обезглавленным на следующий.

Леди начала снимать перчатки, уделяя пристальное внимание каждому пальцу. Наблюдая за обнажением ее бледных рук, Рэнд почувствовал влечение, которое нашло отклик внизу живота; в голове проносились мысли об участках ее тела, которые вскоре откроются ему. Ему стоило усилий отвлечься, когда она наконец ответила:

— Вас сложно винить за пошлость остальных. Мой сводный брат, как и его отец, наслаждается отсутствием у него утонченности. Привыкшая к манерам Грейдонов, я вряд ли буду краснеть из-за ваших.

— Тем не менее вы покраснели только что.

Ее взгляд был прикован к тому, что она делает: она медленно и осторожно снимала кожу с мизинчика.

— Не из-за объекта насмешек, а из-за того, что эта тема всплыла между нами.

— Значит, я виноват, — спокойно сказал он.

— Я не вижу никакой вины.

Честность Изабель тронула его необъяснимой нежностью, так же как и ее мужество, и невольная гордость. Она была последним ярким и сияющим дополнением этой совершенной комнаты, которую он для нее создал. Глаза у нее были нежнозеленые, цвета молодых весенних листьев, оживленные настороженным умом. Губы насыщенного темно-розового цвета походили на дикую розу, побеги которой обвили стену внутреннего двора. Ее накидка из грубого шерстяного полотна красновато-коричневого цвета служила простой защитой от пыли, а амазонка под ней была из ярко-зеленой летней шерсти. Она отбросила капюшон плаща, и ему открылся маленький плоский чепец из малиновой шерсти, вышитый листьями папоротника, к которому прикреплялась светлая вуаль, укрывающая ее волосы так плотно, что ни один завиток нельзя было увидеть. Внезапно у Рэнда зачесались руки снять этот покров, раздеть ее, чтобы увидеть в целом драгоценность, которую он получил.

— Вы успокоили меня, — сказал он хрипло. — Если выполнение супружеского долга, о котором упоминали остальные, состоится до свадьбы, я верю, вы поймете причину. Лучший способ разрушить проклятие, который я знаю, — опровергнуть его.

Ее подбородок слегка поднялся, хотя ресницы скрыли выражение ее лица.

— Вы позволите мне, по крайней мере, снять сначала накидку?

Его мозг выдал видение, в котором он овладевал ею в облаке

юбок, в то время как ее ноги в чулках обвивались вокруг него. Он был рад немодной длине своего дублета. Было бы так легко это провернуть, так как вряд ли она носила какие-либо панталоны под одеждой, разве что предотвратить болезненные ощущения от седла во время долгой езды. Более того, ее вызов звучал так, как будто она может негодовать по поводу необходимости, о которой он заявил, но не будет бороться с ним. Это было многообещающе и вполне то, на что он имел право рассчитывать.

Она стянула перчатку, которую расстегнула, но остановилась, затаив дыхание, когда ее рука выскользнула из мягкой кожи. Кровь отлила от ее лица, и белая линия появилась вокруг рта.

Рэнд подошел к ней, нахмурившись. Он протянул руку, чтобы взять ее запястье своими твердыми пальцами:

— Моя леди, вы ранены.

Тихий звук, что-то среднее между вздохом и смешком, заскрежетал у нее в горле, когда они оба посмотрели на ее мизинец, который был искривлен под странным утлом между первой и второй фалангой:

— Нет... только слегка.

— Он явно сломан. Почему его не вправили?

— Не было необходимости, — сказала она, дергая руку в попытке освободить от его хватки. — Это пустяки.

Ее кожа была такой тонкой, такой мягкой под его огрубевшими пальцами, что на мгновение это отвлекло его; также он был заинтригован слишком быстрым трепетанием ее пульса под его большим пальцем.

— Я не могу согласиться, — ответил он. — Он заживет в той форме, которую принял.

— Это не ваша забота. — Она крутила свое запястье взад-вперед, часто дышала через раскрытые губы, ее глаза потемнели от боли.

— Все, что касается моей будущей жены, — моя забота.

— Почему, ради бога? Потому что вы ожидаете совершенства?

Она собиралась рассердить его, чтобы он оставил ее. Было

ясно, что она совсем его не знает.

— Потому что, начиная с этого дня, я считаю себя ответственным за ваше благополучие. Потому что я защищаю тех, кто находится рядом со мной. Также потому что я знаю, как лучше всего быть полезным вам.

— Вы будете мне крайне полезны, если оставите меня в покое.

«Она имела в виду это буквально», — подумал Рэнд. Поскольку исполнить это конкретное желание было невозможно, он проигнорировал просьбу:

— Как это произошло? Падение? Вы упали с коня?

— Я поступила глупо, ничего более.

— Разве? Я бы не подумал, что это в ваших привычках.

Она отказывалась признаваться, сжав губы, как будто чтобы

удержаться от любого объяснения. Ему на ум пришла мысль, что повреждение могло быть нанесено в качестве наказания, чтобы выбить ее согласие на брак, который она считала ниже себя.

Он отпустил ее резким великодушным движением. Через мгновение он почувствовал, как сжалось сердце, когда она обхватила пальцы другой рукой, прижимая их к груди.

— Я пришлю местную знахарку к вам, — сказал он грубым тоном. — Она хорошо лечит травмы.

— Как и служанка, которую я привезла с собой. Мы справимся, благодарю.

— Вы совершенно уверены?

— Конечно. — Леди подняла подбородок, встретившись с ним взглядом. Она опустила свою поврежденную руку и здоровой рукой засунула перчатку в кожаную сетку пояса, который она носила на бедрах.

Он повернулся и подошел к двери, положив руку на железный засов:

— Тогда я пошлю к вам вашу служанку вместе с багажом и водой для купания. Мы обедаем в зале на закате.

— Как вам будет угодно, — ответила она.

Это не было ему угодно, совсем нет. Он бы хотел остаться, развалившись на скамье или кровати, наблюдая за тем, как ее служанка обслуживает ее. Но пока этого не следует делать. Он церемонно поклонился:

— Встретимся позже.

Затем он сбежал, не останавливаясь, до половины лестницы, ведущей вниз, в зал. Его шаги замедлились, остановились там, в этом редком одиночестве. Он повернулся и прислонился спиной к стене, прижав голову к холодному камню. Он не вернется. Нет. Но какими длинными будут часы, пока празднование не закончится и не придет время ему и его суженой отправляться спать.

Как он сможет все это вытерпеть: сидеть рядом с ней, делить с ней чашку и тарелку, кормить ее лакомствами с блюд на столе или с их общего подноса, пить там, где прикасались ее губы, вдыхать ее тонкий женский аромат, чувствовать сквозь лен и тонкую летнюю шерсть легкое прикосновение руки к руке, мягкую провокацию ее юбок, развевающихся вокруг его лодыжек, обутых в сапоги?

Эль, ему нужен кубок эля. Ему требуется целая бочка эля, немедленно. О, но, упаси Господь, не так много, чтобы притупить его чувства. Не так много, чтобы он вызвал отвращение у невесты своим зловонием. Безусловно, не так много, чтобы он потерял мужскую силу.

Возможно, эль — это не то, что ему нужно, в конце концов.

Он мог отправиться на долгую прогулку верхом, но не хотел быть слишком уставшим для брачной ночи. Он мог погулять по смотровой площадке за зубцами башни, позволив ветру выдуть жар из его крови, пока он будет смотреть на долину, хотя он делал это слишком часто сегодня, ожидая свою даму. Он мог спуститься в кухню и заказать какие-нибудь новые лакомства, чтобы соблазнить ее, хотя он сделал уже более чем достаточно распоряжений.

Он мог развлечь своих гостей-мужчин и надеяться, что ему не придется останавливать их грубые комментарии хорошо натренированным кулаком. И, вполне возможно, он мог узнать что-нибудь от сводного брата Изабель, что могло дать представление о том, насколько усиленно она противилась этому браку, что с ней сделали, чтобы гарантировать ее согласие.

Что он будет делать с любыми сведениями, которые узнает, он решит, когда их добудет.