Только по любви

ГЛАВА 15

Рэнд лежал на узкой кровати, поставленной у одной стены, — главный предмет мебели в предоставленной ему маленькой комнатке. Он подложил под голову кулак, и его взгляд был устремлен на высокий кессонный потолок. Почерневшее со временем дерево сверкало серебристым кружевом новой тонкой паутины. Прилежный паук усердно расширял ее еще одним участком драпировки. Время от времени он спускался по тонкой линии шелка, как будто желая поближе рассмотреть узника. Хотел ли он проверить, насколько опасен человек, вторгшийся в его владения? Или просто попробовать, каков он на вкус? Повисев над арестантом, паук поднимался к потолку и продолжал свою работу.

Матрац под Рэндом был набит беспорядочными охапками соломы, так что состоял из комков различного размера. Простыня и тонкое одеяло, которые покрывали его, были не особенно чистыми. Он едва это заметил. В воспоминаниях он переносился в свою кровать во дворце и сжимал Изабель в объятиях.

Удивительно, как уступчива она была в его воображении, впуская его в горячие, сладкие глубины своего рта, пробуя его, доставляя ему удовольствие и при этом улыбаясь ему в глаза. Он провел свободной рукой по глазам. Он должен подумать о чем-то другом, о чем угодно, кроме неискушенных, но глубоко чувственных развлечений с женой.

С этим нельзя было покончить. Его поглощало желание быть с ней и чистая, неукротимая ярость оттого, что его забрали из ее постели, лишили ее компании, ее утешения. Что еще имело значения по сравнению с этой потерей?

Он не собирался быть таким одурманенным. Когда она будет его, так он думал, он насытится ею и его больше не будет беспокоить горячее вожделение и неутолимая жажда. Вместо этого вожделение и жажда усилились в тысячу раз. Он желал ее сейчас, здесь, рядом с собой, близко, в своих объятьях. Он хотел ее нежнопокладистую, совершенно обнаженную и готовую принять его.

Он был шутом гороховым. Все, чего ему не хватало, — это шапочки со звенящими колокольчиками.

Шаги пробудили его. С ними послышалось бряцанье ключей, а не звон колокольчиков из его воображения. Он встал одним гибким и сильным движением и стоял настороже, слегка расставив ноги для равновесия. Он не находился еще взаперти так долго, чтобы отчаяние и плохая еда сломили его гордость, хотя он боялся, что до этого дойдет в конце концов. Или, возможно, нет, если палач придет за ним первым.

Загремел замок. Дверь открылась. Стройная фигура вошла внутрь.

— Полчаса, не больше, — сказал тюремщик и захлопнул дверь, закрыв их внутри.

Дэвид.

Это был Дэвид, а не Изабель. Он должен был знать. Он сделал хриплый вдох, отбросил свое разочарование, затем вышел вперед, чтобы поприветствовать его рукопожатием.

— Какие новости? — спросил он. — Мне ничего не говорят, я ничего не слышал с того времени, когда ты был здесь в последний раз.

Дэвид пожал плечами:

— Двор тот же, хотя без короля, который отбыл в поездку по стране. Младенец, которого вы спасли, в добром здравии. Леон не показывался снова, несмотря на слухи о том, что его видели то там, то здесь. Ничего важного.

Ничего, имел в виду юноша, что могло способствовать его освобождению. Этого Рэнд и ожидал. Ничего не будет слышно, пока его не отведут на королевский суд и оттуда прямо к палачу. Следующие новости, которые он услышит, могут быть последними.

— А как твоя госпожа? — спросил он без интонаций, когда повернулся, чтобы пройти шесть шагов до дальней стены и обратно. — У тебя есть сообщение от нее в этот раз?

— Она просит вас крепиться. Она вскоре едет добиваться вашего освобождения.

— Что? — Мозг Рэнда, казалось, замедлил свою работу до скорости ползания паука. — Как?

Дэвид рассказал ему, его голос был сдавленным, как будто он боялся, что его обвинят. Когда он закончил, он остался стоять рядом с дверью, сцепив руки за спиной.

— Она едет в Винчестер, — повторил Рэнд, в то время как смесь страха и надежды внутри него заставила его сердце биться неровно.

— Ваша жена знает, что вы были полезны матери короля в прошлом и что она симпатизирует вам. Это все, что осталось, поскольку король не хочет ее видеть.

— Она пыталась добиться аудиенции?

Золотые кудри Дэвида качнулись вперед, когда он коротко кивнул:

— Да, и ждала в течение нескольких часов, так что ничего не вышло из этого.

Рэнд резко посмотрел на своего оруженосца, когда услышал восхищение в его голосе. Еще одно завоевание этой леди, по-видимому. Что было в ней такое, что покоряло мужчин. Это также делало то, что она планировала, невозможным. Винчестер

был утомительной, долгой поездкой по дорогам, кишащим всякого рода опасностями.

— Она не должна ехать. Я запрещаю.

Дэвид наклонил голову, сведя брови.

— Даже если это может спасти вашу шею от виселицы?

— Что хорошего будет в этом, если мы оба умрем? Нет, я отказываюсь рисковать.

— Она попросила, чтобы я поехал с ней.

— Даже если так.

— Я не думаю, что нам надо будет беспокоиться о ворах и головорезах, если нанять нескольких воинов для защиты.

Рэнд потянулся, чтобы положить руку на плечо юноши.

— За этим стоит больше, чем кажется на первый взгляд. Одна женщина уже умерла. Нет, моя леди не должна покидать дворец. Возвращайся и скажи ей, что я не потерплю этого.

— А если она не послушает?

Было возможно, что леди Изабель не послушает. Нет, можно было поклясться всеми святыми, что она не послушает.

— Передай ей, чтобы пришла ко мне. Устрой это через МакКоннелла тайно, если потребуется. Я должен видеть ее немедленно. Скажи ей.

Его оруженосец сделал церемонный поклон:

— Я слушаюсь, сэр, но сомневаюсь, что леди сделает то же самое.

— Сделает. Она должна, или я...

— Да, сэр Рэнд?

Брэсфорд отвел взгляд от интереса и сочувствия в насыщенной голубизне глаз юноши.

— Неважно. Только передай ей мой приказ, — сказал он и добавил разные другие приказы, чтобы облегчить душу.

Его оруженосец снова поклонился, выражая молчаливое согласие, начал поворачиваться.

— Подожди.

— Сэр?

Рэнд заколебался, наконец спросил:

— У тебя мой меч? Ты держал его в сохранности?

— Конечно, сэр.

— Если так получится...

— Да, сэр Рэнд? — Терпение на лице юноши оставалось неизменным.

— Возьми его для защиты моей леди. Держи его наготове. — Он снова отвернулся, не желая видеть жалость в глазах Дэвида.

— Но сэр, я только...

— Ты хорошо обучен, у тебя есть умение и сила. Ты готов.

— Как скажете, — сказал юноша, его голос дрожал от боли, — я бы хотел, чтобы вы знали: я всегда мечтал стать рыцарем, как и вы.

Рэнд повернулся к нему, встретившись с ним взглядом на долгие мгновения. Они многое прошли вместе за прошедший год. С Божьей помощью они выдержат больше до того, как Дэвид заслужит звание рыцаря.

— Как и я, — повторил он с едва заметной улыбкой. — Поскольку это невозможно, используй его, как бы использовал я.

Дэвид снова поклонился. Дверь комнаты с железной решеткой лязгнула за ним.

Рэнд заказал воды и стал мыться и бриться, затягивая этот процесс, чтобы скоротать время. Затем он сел и стал ждать. Он ждал весь день, и следующий, и следующий. Наконец он перестал бриться каждое утро, перестал требовать больше чистой воды, чистой одежды или чаще опорожнять вонючий pot de chamber¹⁰, который стоял в углу. Он лежал на кровати, уставившись в потолок.

Иногда он разговаривал с пауком, который усердно плел свою паутину над ним. Он обвинял это существо во всех грехах женщин, во всем эгоистичном тщеславии той, которая плетет сети в угоду своему собственному своенравному капризу и с явным пренебрежением к своему мужу. Он проклинал всех женщин, которые делали то же самое.

* * *

Она не будет подчиняться требованиям Рэнда, поклялась Изабель. Во-первых, не было времени. Во-вторых, она негодовала, что ей указывают из-за двери тюрьмы. Она была также разгневана тем, что он мог предположить, что она бросит все и прибежит к нему для поспешного совокупления в его комнате в Тауэре. Она не сомневалась, что до этого дойдет. И если она избегала его, потому что боялась, что может уступить, это было ее тайной.

Сейчас было подходящее время уезжать, пока двор пребывал в суматохе. Поступили новости о небольшом мятеже в Уэст-Марчис. Герольды сновали туда-сюда весь день и далеко за полночь, скача по дороге между королем, который совершал поездку по стране, и его советниками и знатью, которые остались во дворце. Несколько недель военной кампании должны были уладить это дело, или так говорили те, кто претендовал на осведомленность. Когда это будет решено, Генрих обратит свое внимание на обвинение в убийстве, выдвинутое против его бывшего компаньона. Его оценка фактов по этому делу будет строгой, как и его указания по правосудию Королевского суда. Никто не сможет обвинить его в фаворитизме.

А что плохого в небольшом фаворитизме, возмущенно спрашивала себя Изабель, когда отправилась в Винчестер. Разве преданность и служба не в чести? Генрих мог и не быть королем сегодня, если бы не его верные солдаты, такие как Рэнд, которые сделали его дело своим, придерживались этого курса, несмотря на огромные трудности, прошли с ним бок о бок от высадки в Уэльсе до побоища на Босвортском поле.

Это была настоящая кавалькада, которая выехала из города вместе с ней на рассвете. Кроме Дэвида, Изабель сопровождали двое придворных, у которых было дело к матери короля, испанский дипломат, которому было приказано передать письменный отчет о рождении, воины, приставленные к придворным, и шесть наемников, нанятых Дэвидом с помощью кошелька Рэнда. Дополнительные лошади были также заказаны заранее и ждали их на постоялых дворах по дороге.

Итак, они устремились по дороге к Уокингу и дальше, в приорат при Винчестерском аббатстве, где монахини будут помогать королеве при родах. Они мчались через деревни, мимо ферм с загонами для овец, вдоль живых изгородей, где дикие цветы роняли семена, и полей, где сено было уложено в копны. Несмотря на приказ Рэнда оставаться на ее женском месте, Изабель чувствовала, что находится под его защитой.

Они достигли Винчестера на второй день поздним вечером. Изабель решила подождать до утра, прежде чем идти к леди Маргарет. Она не спала много долгих ночей из-за беспокойства, которое снедало ее, и к тому же очень устала от поездки. Отдых должен был прояснить мозги, которые ей потребуются, когда она предстанет перед матерью короля. Кроме того, она не хотела появиться в перепачканном дорожном костюме, как будто отчаявшись в своей миссии.

Судя по тому, сколько ей удалось поспать, она могла с таким же успехом постучать в ворота дворца в полночь. С красными глазами и тяжелым сердцем она послала просьбу об аудиенции сразу после завтрака. То, что просьба была удовлетворена тотчас же, заслужило ее горячую благодарность.

Она была принята в комнате, которую пасторальные картины гигантского размера и использование сарациновых ковров вместо циновок делали уютной. Мать Генриха была одета в свои обычные черный и белый цвета, и ее маленькое лицо покрывал остроконечный головной убор. Она сидела на большом стуле с подлокотниками, поставив ноги на табурет, чтобы они не болтались, не касаясь пола. Отложив свой требник, когда Изабель появилась перед ней, она засунула руки в свободные рукава.

— Какое удовольствие видеть вас, леди Изабель, — сказала герцогиня Ричмонда и Дерби своим тихим, модулированным голосом. — Я надеюсь, вы не принесли нежелательных новостей из Вестминстера?

В её бледно-голубых глазах леди Изабель увидела беспокойство. Это был естественный страх матери, которая за пять десятилетий своей жизни видела, как короли приходят и уходят.

— Нет, ваша милость, — поспешно заверила она. — С королем все хорошо, за исключением небольшого мятежа, который, я полагаю, он хорошо контролирует.

— Я рада слышать это и скажу больше позднее, после того, как прочту депеши по этому делу. Между тем я надеюсь, что вы расскажете мне, что привело вас, поскольку я не могу предположить, что вы здесь без причины.

Изабель точно знала, что хотела сказать, так как у нее было достаточно времени, чтобы подумать, скача галопом на эту аудиенцию. Она сразу же перешла к смерти Жюльет д’Амбуаз и аресту Рэнда по обвинению в ее убийстве:

— Мы уже обсуждали, леди Маргарет, попытку врагов короля провести параллель между смертью ребенка француженки и принцев в Тауэре. Его Величество может не осознавать этого, но многие при дворе прекрасно знали, что леди была отослана в Брэсфорд-Холл для рождения ребенка. Это было сделано ради королевы, конечно...

— Короля не беспокоят последствия его любовных связей, — сурово сказала Маргарет.

Было бы хорошо, если бы беспокоило, по мнению Изабель, хотя едва ли было бы полезно говорить об этом.

— Конечно, нет, но что насчет последствий для будущего наследника?

Мать короля отвернулась, шагая вдоль комнаты. Повернувшись с такой силой, что распятие на ее талии описало круг, она пошла в обратном направлении.

— Мой сын, безусловно, осознает последствия своего приказа об аресте, — сказала она, проходя мимо Изабель в противоположный конец комнаты.

— Возможно. Или он может не осознавать, что люди, зная, что Рэнд действовал по указанию Генриха, скрывая француженку, должно быть, верят, что он также действовал по его приказу, убивая ее. Позволив повесить Рэнда, он вовлечет себя в убийство.

— Вы допускаете, что сэр Рэнд невиновен?

— Да. — Изабель не могла сказать, что вселило в нее такую уверенность, если только не то, как он спас маленького мальчика на турнире, и то, как он держал малыша после, как будто его детская жизнь имела огромную ценность. Он почувствовал ту боль, которую испытывала она от своего травмированного пальца; она увидела это по его лицу. Ни один мужчина, такой нежный и заботливый, не мог отнять жизнь новорожденного или его матери.

— Такая преданность похвальна, но вы подразумеваете, что мой сын может допустить судебную ошибку, позволив его повесить.

— Он может поступить необдуманно, чтобы сохранить свою корону.

Маргарет бросила на нее холодный взгляд:

— Очевидно Генрих имеет достоверные доказательства того, что сэр Рэнд виновен.

— Тогда почему не посадить его в тюрьму в тот момент, когда он прибыл в Лондон? Зачем ждать? Нет, ваша милость. Я считаю, что король был вынужден действовать против своей лучшей натуры. Смерть мадемуазель д’Амбуаз была предназначена для того, чтобы сбить его с толку и принудить его к действию. Кто-то хочет, чтобы сэр Рэнд подвергся его суду, а доказательствами против него можно было манипулировать и опорочить короля. Когда Генрих будет заподозрен в том, что приказал совершить мерзкое убийство своей собственной плоти и крови и матери младенца, его могут осудить так же всецело, как Ричарда III, и лишить власти так же легко.

Леди Маргарет замедлила шаг, чтобы посмотреть на Изабель:

— Мысль не нова.

— Но то, каким образом Рэнда привязали к убийству мадемуазель Жюльет, добавляет ей веса, вы согласны?

— Если бы мы только знали, кто пришел за ней. Да и куда ее увезли.

Это был тот вопрос, которого ждала Изабель.

— Вы можете это выяснить, леди Маргарет, — сказала она, пряча руки, сжатые в кулаки, в складках платья. — Вы мать короля, и он любит вас больше всех. Никто не сможет отказать в любой вашей просьбе. Более того, мне говорили, что вы иногда собираете совет по мелким делам с благословления короля, что вы выслушиваете петиции и выносите приговоры, чтобы Его Величество мог направить свои силы на более весомые дела. Вы не могли бы созвать трибунал по этому делу?

— Трибунал. — Лицо пожилой женщины стало задумчивым.

— С вашим влиянием и под печатью ваших приказов можно найти капитана отряда, который тайно похитил француженку из Брэсфорда. Можно вызвать повитуху, которая принимала роды, и опросить ее. Можно установить личность владельца цитадели, где убили мадемуазель, чтобы он объяснил, как она поселилась там или, по крайней мере, почему она умерла в том месте, а не в каком-то другом.

— Вы предлагаете мне провернуть это, пока Генрих отсутствует в Вестминстере и занят этим бунтом.

Изабель покраснела:

— Я не имела в виду что-то такое... такое нечестное. Просто сейчас самое время.

— Как скажете, — сказала мать короля с пренебрежительным жестом, прежде чем снова отвернуться, позволяя взгляду остановиться на своей скамеечке для молитвы из черного дуба, покрытой бархатом, которая стояла в углу. Она понизила голос до шепота. — Но что если ответы окажутся... ошибочными?

— Осмелюсь думать, что они не окажутся таковыми, — ответила Изабель. — Но если и так, вы должны исправить это дело, ваша милость. Вы не можете быть той, кем вы являетесь, и с чистой совестью допустить, чтобы было иначе.

Повисла пауза. Где-то монотонно бубнили мужские голоса, которые были низкими и спокойными, но гудели со сдержанной силой. Залаяла собака. Куры закудахтали в тревоге, затем затихли. Изабель стояла так натянуто и прямо, что ее колени болели. Она начала раскачиваться, легкое движение, которое стало более заметным с каждой проходящей секундой.

— Нет, — наконец сказал леди Маргарет. — Генрих не может быть виновен, я отказываюсь верить в это. Также не могу этого принять и в отношении сэра Рэнда. Если... если что-то нужно сделать, это должно быть сделано в скором времени и в Вестминстере, поскольку там у меня есть доступ к печатям, и герольдам, и к ведомостям, в которых указано, кому платили, когда и за какую услугу. Мне придется оставить Елизавету.

Это было полное согласие, поняла Изабель. Она выиграла. Облегчение было такое сильное, что ее колени подогнулись, заставив ее резко прийти в себя:

— Мне жаль, но у королевы-супруги... есть еще несколько недель до срока, я полагаю?

— Так думают и все остальные, считая от даты ее свадьбы. Я не уверена. Но не важно. В отношении ее безопасности мы должны положиться на ее врача и тех, кто кружит вокруг нее, как осы вокруг созревшего фрукта.

— Я уверена, все будет хорошо. Ее Величество может быть... и не крепкого телосложения, но она и не слабая.

— Верно. — Леди Маргарет сделала глубокий вдох, позволяя воздуху выйти из ее легких в протяжном выдохе. — Мне потребуется помощь, чтобы сделать это дело в надлежащее время. Вы должны переехать в комнату рядом с моей и стать моим писцом для посланий, которые выйдут под моей личной печатью. Возможно, вместе мы сможем разрешить эту безумную ситуацию и сохранить жизни мужчин, которых мы любим.

Мать короля думала, что она любит Рэнда. Изабель открыла рот, чтобы опровергнуть это, но снова закрыла его. Позволяя этому предположению задержаться, она могла извлечь из него пользу. Подняв подбородок, она сказала:

— Если вы помните, ваша милость, комната, которую мы делили с Рэндом, располагалась рядом с королевскими апартаментами.

Леди Маргарет кивнула:

— Так и есть. Отлично. Тогда идите и собирайтесь. Мы выезжаем в Вестминстер, как только все будет приведено в порядок.

Изабель приняла ее разрешение уйти с глубоким реверансом. Через мгновение она уже вышла из комнаты, и за ней закрылась дверь. Она остановилась там, смотря в пустоту.

Она выиграла.

Уступка, которой она думала добиться, с трудом, но была сделана для нее.

Она должна была радоваться. Эйфория должна нести ее кровь, как мельница, по ее венам, заполняя ее сердце, готовое разорваться. Вместо этого она внезапно почувствовала себя уставшей, такой уставшей. И в голове бесконечно повторялся вопрос, который леди Маргарет прошептала Богу, с которым советовалась на своей скамеечке для молитвы:

«Что, если ответы, полученные в ходе их трибунала, действительно окажутся ошибочными?»

Приготовления к возвращению из Винчестера заняли вечность, или так казалось. Служанки бегали туда-сюда с кипами сложенного белья. Слуги мужского пола разбирали кровати, чтобы погрузить их, и паковали серебряные и золотые тарелки, чашки, тазы и кувшины. Лошади и мулы, повозки и тележки были пригнаны. Герольды были посланы вперед, чтобы объявить об их приезде в тавернах, где они могут остановиться. Споры между сопровождающими леди Маргарет о том, кто поедет и кто останется, разгорелись не на шутку.

Изабель ждала в лихорадке нетерпения. Она бы хотела поторопить слуг, заставив их двигаться быстрее. Она хотела сесть верхом и умчаться галопом так быстро, как она приехала. Ничто из этого не было в ее силах. Она не имела права приказывать слугам и не могла обидеть мать короля, оставив ее.

На третий день сборов, когда Изабель искала покоя в саду приората, она встретила Елизавету Йоркскую. Она видела ее мимоходом или за трапезой, но королева Генриха обычно была окружена фрейлинами и монахинями, так что было невозможно с ней поговорить. Сейчас она сидела в золотом сиянии летних солнечных лучей, пробивающихся сквозь розовые кусты, читая книгу в мраморной обложке. Она с тревогой обернулась на звук шагов.

— А, леди Изабель, это вы, — сказала она, сразу же расслабившись.

— Простите меня, Вашего Величество, — быстро сказала Изабель, делая реверанс. — Я не хотела помешать.

— Ни в коем случае, вам всегда рады. Я только думала, что это может быть... — Она замолчала, сделала быстрый вдох. — Достаточно сказать, что это не вас я старалась избегать. Подойдите, присядьте рядом со мной на скамью. Она более чем широкая для двоих, даже учитывая мои нынешние размеры.

Отказаться от королевской просьбы было невозможно. Пробормотав слова благодарности, Изабель выполнила ее. Некоторое время они сидели, обмениваясь обычными любезностями.

— Вам хочется уехать, я предполагаю, — вскоре сказала Елизавета с проблеском улыбки в прекрасных лазурных глазах. — Требования королевской семьи могут быть утомительными, не так ли?

— О, я бы так не сказала.

— Нет, будучи слишком вежливой. Я говорю это за вас, которая выносит это каждый день.

— По правде говоря, я удивляюсь, что вы можете выдерживать это, особенно сейчас.

Королева посмотрела искоса:

— Ваш отъезд должен облегчить это.

Горячий румянец залил лицо Изабель:

— Я приношу извинения, если причинила вам неудобства, приехав сюда.

— Нет, нет, я только имела в виду, что вы заберете мою свекровь, когда уедете, — это большое благо. — Она повела плечом. — Леди Маргарет — сильная женщина, сильнее, чем я, по правде говоря. Ее идеи о том, что требуется для того, чтобы произвести на свет королевского ребенка, сталкиваются с представлениями моей матери, которая родила восьмерых, пока была замужем за моим отцом, так что имеет больший опыт. Их бесконечные споры, их правила и инструкции нарушают мой покой.

— Я вас понимаю.

— Конечно, я действительно ношу будущего короля, основателя новой династии Тюдоров, как мне говорят. Моя госпожа-свекровь отвечает перед Генрихом за его сохранность, так что я должна придерживаться ее советов в первую очередь.

— Я удивляюсь, что она согласилась оставить вас.

— Как и я, поверьте. Я могу только предположить, что потребность была острой.

В этом мягком комментарии была едва заметная вопросительная интонация. Изабель уже была готова рассказать причину и события, которые привели к этому, но вовремя прикусила язык. Как ужасно было бы, если бы она так расстроила королеву, что у нее начались преждевременные роды:

— Я уверена, леди Маргарет расскажет вам все, если вы спросите.

— А я уверена, что нет, — сказала Елизавета Йоркская. — Меня отгородили от всех неприятностей на время беременности. Или навсегда, быть может. — Она положила руку на свой раздутый живот, нежно потирая его. — Я не жалуюсь, зная, что это хорошо для ребенка, которого я ношу, который также является наследником моего отца и моим собственным.

Изабель посмотрела королеве в глаза, при этом ее взгляд смягчился, так как она понимала, что дочь Эдуарда IV прекрасно знала, что королевский род Плантагенетов ее семьи продолжится, хотя и по женской линии. Однако через мгновение истинный смысл слов, которые произнесла королева Генриха, дошел до нее. Она нахмурила брови, сказав:

— Если вы знаете, что дело неприятное, тогда...

— О, я знаю намного больше.

— Ваше Величество?

— Я знаю, что Генрих, что естественно, привез с собой из Франции любовницу, также что у этой женщины был ребенок. Я слышала, что младенец не выжил, и я склонна в это верить после спектакля на вашей свадьбе с сэром Рэндом.

То, что она узнала все это при дворе, было объяснимо, поскольку каждый, кто не любил Изабель за ее связь со старым режимом Йорков, мог взять незаметный реванш, нарушив ее покой сплетнями. Сочувствие к этой леди, состоящей замужем за человеком, который рассматривал ее как средство достижения цели, охватило Изабель; ее окружали те, кто был менее чем друзьями, если не прямыми врагами.

— Мне очень жаль, — сказала она с тихой искренностью.

— У вас доброе сердце, леди Изабель, но я прошу вас не сожалеть слишком о моем положении. Я нахожусь там, где Бог и моя судьба распорядились, чтобы я была. Я упомянула о небольшом недовольстве, только чтобы объяснить мою признательность за передышку, которые вы обеспечиваете. За это, так же как и за дружбу, на которую вы так щедры, я бы хотела отблагодарить. Если когда-нибудь я смогу что-то сделать для вас, вы должны только попросить.

Это был ценный дар, и Изабель знала, как оценить его. Елизавета Йоркская не плела интриг и не претендовала на влияние на двор своего мужа, но это не означало, что она не имела власти. Женщина, которая спала с королем и носила его детей, никогда не была бессильна. Изабель выразила свою признательность, как только могла. Они долго сидели под деревом, вокруг них витал аромат роз и лепестки падали, как легкий дождик. И в последующие дни они с Елизаветой Йоркской часто встречались на том же месте, разговаривая там о многих вещах, включая мужчин и их слабости, о том, как это выйти замуж, дав вынужденное согласие, о том, как научиться жить с незнакомым мужчиной. В конец концов Изабель даже стало жаль, когда пришло время уезжать.

Они выехали в жаркий день, хотя август подошел к концу. Стены Винчестера остались позади, колонна всадников, стражи, придворных, слуг, повозок с багажом и телег с провизией двигалась медленно и величаво. У Изабель, которая сдерживала своего коня, подстраиваясь под размеренный шаг, предпочитаемый леди Маргарет, скоро разболелась голова от жары, пыли и воспитательных лекций обо всем, начиная с того, как носить чепцы и вуали, и заканчивая тем, как часто ей нужно молиться. Она должна притворяться улыбающимся собеседником ради будущих услуг и, прежде всего, из-за благодарности, что расследование смерти Жюльет д’Амбуаз было начато, пусть даже таким неторопливым шагом. Никогда еще в своей жизни она не была так рада приблизиться к разросшемуся Лондону и сверкающей ленте Темзы, повернуть с громким стуком копыт на Королевскую улицу, которая вела в Вестминстерский дворец.

Вскоре она устроилась в своей свадебной комнате рядом с королевскими апартаментами. На следующий день послания с печатью леди Маргарет были разосланы по всем направлениям. Многочисленные свидетели по делу — дворяне и солдаты короля — входили и выходили по приказу матери короля, но никто не мог сказать, кто командовал отрядом, который уехал на север, чтобы забрать француженку из Брэсфорда. Никто понятия не имел, кто служил в нем или куда они ушли после. Некоторые намекали, что воины могли быть наемниками, которых набрали на службу и экипировали королевским обмундированием, но ни одна душа не осмелилась предположить, кто их снабдил или зачем. Какое это имело значение, в конце концов? Женщина была всего лишь любовницей короля, немногим лучше шлюхи, так что едва стоила того времени, которое требовалось, чтобы ответить на вопросы о ней.

Изабель, заметив это отношение, не могла не задаться вопросом, считали ли эти опрашиваемые, что защищают интересы короля или дома Ланкастеров? Это бы многое объяснило.

Но нет, это было неприемлемо, так как если Генрих виновен, что это говорило в пользу Рэнда?

В должное время повитуху, принимавшую роды в Брэсфорде, привели в Вестминстер под конвоем, который был послан, чтобы найти ее. Ее поспешно провели прямо в зал для совещаний леди Маргарет, длинную комнату с панно и гобеленами, которые изображали подъемные ворота замка, эмблему семьи Бофор.

Изабель стояла по правую руку от леди Маргарет вместе с ее духовником и неприметным джентльменом, который сидел, положив на колени перо и бумагу, и чья работа заключалась в том, чтобы вести протокол судебного разбирательства. Предвкушение звенело в ее венах. Казалось, что они могут наконец узнать, что же действительно произошло в Брэсфорде, вместо того, чтобы полагаться на слухи.

Повитуха, полная женщина с широкими бедрами, круглым лицом и мягким, почти бесформенным носом, казалась напуганной до полуобморочного состояния. Ее лицо было бледным, глаза широко распахнуты и губы дрожали. Ее одежда была грубой и запачкана в дороге, а простая льняная косынка, которая покрывала ее голову, съехала набок, так что повитуха казалась слегка подвыпившей.

Изабель почувствовала боль из-за усталости и ужаса этой женщины, но закрыла свое сердце от нее. Чем больший страх вызывала у женщины окружающая обстановка и человек, который задавал ей вопросы, тем вероятнее, казалось, им скажут правду.

— Ваше имя? — спросила леди Маргарет в качестве вступления.

Повитуха стала пунцовой. Она поправила головной убор, хотя

без улучшений своего внешнего вида.

— Дейм Агнес Уэллмен, миледи.

Допрос продолжился. Устанавливался статус женщины как вдовы освобожденного раба, где она проживала, как долго она там жила, есть ли у нее дети, сколько она была повитухой, как стала заниматься этим ремеслом, сколько младенцев приняла и сколько выжило, и дюжину других вещей. Наконец была затронута суть дела.

— В одну из ночей июля этого года вас вызвали принять роды в Брэсфорд-Холле. Это так?

— Да, миледи.

— Вы приехали в надлежащее время, когда женщина начала рожать, я полагаю. Расскажите нам, что тогда произошло.

Женщина выглядела так, как будто сейчас упадет в обморок. Она судорожно глотала и постоянно моргала, так что движение было похоже на тик.

— Я выполнила свои обязанности так хорошо, как только знаю. У леди возникли трудности.

— Она была леди? — Выражение на лице леди Маргарет, когда она задавала этот вопрос, явно говорило, что она сомневалась в этом.

— Да, была, хотя иностранка. Она кричала, молилась словами, которые я не могла понять.

— Она родила ребенка?

— Это да, хотя это был долгий, утомительный процесс. Ребенок лежал неправильно, видите ли, но в конце концов он повернулся. Младенец был девочкой, такой милой малышкой.

— И она была жива и здорова?

— О да. Она кричала и все остальное, поскольку я прочистила крошечное горлышко, чтобы она могла дышать. Леди была немного уставшей от долгих родов, но так же совершенно здорова.

— Что произошло потом?

— Я показала дитя ее матери. Какой же гордой она была! Но детское место отходило, видите ли, и я должна была проследить за этим. Джентльмен, который находился там, сам Брэсфорд, взял младенца и ушел в соседнюю комнату. Я была так удивлена, большинство мужчин не любят касаться крошек. Они боятся навредить им, видите ли.

— Да, да, а потом?

— Ну, бедный младенец внезапно перестал кричать. О нем я больше не думала, так как у матери было сильное кровотечение. Только позже я...

— Кровотечение у матери остановилось?

— Да, так как у меня были с собой травы для этого.

Леди Маргарет удовлетворительно кивнула:

— И сколько прошло времени, прежде чем вы подумали о младенце снова?

— Около часа, возможно. Брэсфорд пришел спросить о леди. Он сказал, что служанка леди выкупала девочку и завернула в пеленки, и она быстро заснула.

— Так тогда вы покинули особняк. Вас не попросили остаться, чтобы присмотреть за матерью и ребенком?

— Нет, миледи. Служанка, иностранка, как и ее госпожа, знала пару вещей о рождении. Она должна была знать, так как это она пыталась принять роды, пока меня не привезли. Мне заплатили и отослали. — Повитуха выпятила губу, пока говорила, как будто в негодовании за то, что ее отпустили, когда она, несомненно, рассчитывала на несколько дней услуг няньки за дополнительную плату.

— А затем?

— Ну я спустилась по лестнице. Снаружи меня встретил мужчина, который должен был проводить меня до дома. Пока я садилась позади него, я почувствовала вонь.

— Вонь?

— Это было как горящая плоть, я клянусь. Тогда я посмотрела наверх, и черный дым валил из дымовой трубы.

Леди Маргарет нахмурилась:

— Не могло это быть чем-то другим, то, что вы почувствовали? Огонь из кухни, скажем?

Женщина покачала головой, почти сбросив свой головной убор.

— Я бы сказала, что нет, миледи. Это нельзя ни с чем спутать. Это было больше похоже на... на...

— Тихо, — сказала леди Маргарет, обрывая ее королевским жестом.

В комнате наступила тишина, прерываемая только скрипом пера писца по пергаменту. Он прекратился, когда он записал то, что она сказала. Изабель ждала, что мать короля продолжит. Когда та не стала, она тихо прочистила горло.

— Да, леди Изабель? — сухо сказала леди Маргарет.

— Могу ли я задать вопрос?

Разрешение было дано взмахом маленькой руки. Изабель сразу же повернулась к повитухе:

— В камине уже горел огонь?

— Да, горел. Это была туманная и дождливая ночь, сырая и промозглая, хотя было лето. Хорошо было развести огонь в такой комнате. Я люблю, когда у меня под рукой есть горячая вода, видите ли, чтобы согреть руки, прежде чем приступать к работе.

— Так он горел все время. Вы удалили детское место, как вы сказали. Что вы сделали с ним?

— Ну ничего. Оно отошло и было оставлено с окровавленными тряпками и прочим. Это была работа служанки прибирать комнату. После, я имею в виду.

— Разве она не могла бросить тряпки и все остальное в огонь? Мог запах быть от сожжения детского места?

Женщина широко распахнула глаза:

— Ну... ну, я предполагаю, могло быть и так. Но я больше не слышала младенца.

— Младенец, должно быть, спал. Разве было так необычно не слышать его?

Женщина медленно покачала головой:

— Нет, на самом деле, так как роды были такими тяжелыми. Что было необычно, так это то, что джентльмен пришел и забрал его, видите ли.

— Была ли у вас какая-нибудь причина считать, что Брэсфорд может лгать? Было ли что-то сказано между ним и леди, что заставило вас думать, что новорожденному может быть причинен вред?

— Я не могу этого сказать сейчас, когда думаю об этом.

— И все же вы сразу же подумали, почувствовав запах горящей плоти, что младенца убили? Что насчет мужчины, который привез вас? Он тоже заметил это?

Лицо женщины прояснилось:

— О, это был не тот, кто раньше. Это молодой Том Крокер, сын старого Тома, привез меня в Холл, знаете. Человек, который отвез меня домой, был другой мужчина, которого я не видела раньше,

на вид джентльмен. Но он почувствовал вонь, точно. Он первым ее почуял, спросил, что я думаю и сказал, что странно чувствовать такое в летнюю ночь. Это ему напомнило то, как его молодой слуга упал в огневую яму и ему пришлось вытаскивать его оттуда.