Том 4. Произведения 1857-1865

Вводная заметка к примечаниям написана Е. И. Покусаевым

Тексты подготовлены и примечания составлены: Д. И. Мишневой и H. Е. Прийма («Жених», «Яшенька»), Г. Н. Антоновой («Смерть Пазухина»), Т. И. Усакиной («Два отрывка из „Книги об умирающих“», «Характеры», «Глупов и глуповцы», «Глуповское распутство»), Л. Я. Лившицем, Е. И. Покусаевым и П. А. Супоницкой («Тени»). Текст «Каплунов» (полная редакция) подготовлен И. В. Порохом; примечания написаны Е. И. Покусаевым и И. В. Порохом. Текст «Тихого пристанища» подготовлен Г. Ф. Самосюк; примечания написаны Е. И. Покусаевым и Г. Ф. Самосюк. В разделе «Из других редакций» тексты подготовлены: В. Н. Баскаковым («Царство смерти»), Г. Ф. Самосюк («Мастерица»), В. Э. Боградом (сокращенная редакция «Каплунов»).

В состав четвертого тома входят произведения, относящиеся ко второй половине 50-х — началу 60-х годов. Одни из них («Жених», «Смерть Пазухина», «Два отрывка из „Книги об умирающих“», «Яшенька», «Характеры») были опубликованы в журналах, но в сборники Салтыковым не включались и не переиздавались. Другие по разным причинам и вовсе не появились в печати при жизни автора («Глупов и глуповцы», «Глуповское распутство», «Каплуны», «Тихое пристанище», «Тени»). Цензурные преследования или угроза запрета сыграли далеко не последнюю роль в судьбе некоторых из них.

По времени написания, по общему кругу тем и персонажей «Жених», «Смерть Пазухина», «Яшенька» и «Два отрывка» примыкают к первому циклу писателя («Губернские очерки»). Вместе с тем три последних произведения предназначались, по-видимому, уже для новой, задуманной Салтыковым «Книги об умирающих», которая так и не была создана. Не слились в цикл также и произведения «глуповской» серии (подробнее об этих двух неосуществленных циклах см. в т. 3 наст. изд.).

Разные по темам и проблематике, по жанру (сатирические очерки, рассказы, фельетоны, повести, драматические сатиры-комедии), наконец, по художественному уровню, произведения настоящего тома не лишены все же определенного единства. Они отражают идейно-политическое и художественное развитие Салтыкова в один из самых сложных периодов его общественно-литературной биографии. В годы революционной ситуации, в пред- и пореформенную пору, в эту столь значительную и богатую событиями полосу исторической жизни России внимание писателя приковано к острейшим проблемам современности (положение народных масс и перспективы крестьянской революции, роль демократической интеллигенции в освободительном движении, стратегия и тактика борьбы с крепостничеством и реакцией, философское, конкретно-историческое обоснование социалистического идеала, образ передового общественного деятеля и т. д.). «Жгучий вопрос эпохи»: что делать человеку демократических и социалистических убеждений в то время, когда пропасть разделяет косную жизнь глуповской России и социалистический идеал будущего, — этот вопрос приобрел у Салтыкова, как, может быть, ни у какого другого художника, его современника, сугубо личное и сугубо практическое значение.

Автор «Каплунов» и «Тихого пристанища» страстно искал ответа на вопросы времени, порой ошибался, но не упорствовал в заблуждениях, корректировал свои построения и тезисы. В этом процессе кристаллизации революционно-демократического мировоззрения великого сатирика огромную роль играли отрезвляющий и поучительный общественный опыт, опыт освободительной борьбы, наблюдения, обобщения, прогнозы передовой демократической публицистики и в первую очередь ее главы — Чернышевского. Большая ценность помещенных в данном томе произведений (в особенности тех, которые в свое время не попали в печать, и тех, от которых сохранились рукописные материалы, промежуточные редакции и варианты) и заключается, помимо всего прочего, в том, что они знакомят читателя с беспокойной, сложной и вместе с тем мужественной стихией ищущей и укрепляющейся революционной мысли художника, вводят в лабораторию его творчества, проливают свет на причины незавершенности многих оригинально тогда начатых идейно-образных разработок, на замыслы позднейших сатирических циклов.

Впервые произведения конца 50-х — начала 60-х годов, оставшиеся в рукописях или позднее не переиздававшиеся самим писателем, были собраны в Полном собрании сочинений, т. 4, Л. 1935 (далее: изд. 1933–1941 гг.).

Текстологическая подготовка и комментирование этих произведений в указанном издании очень тщательно и на высоком научном уровне были осуществлены В. В. Гиппиусом. Материалы и результаты текстологических исследований В.В. Гиппиуса, естественно, учитываются в настоящем издании. Из существенных отличий в составе настоящего тома от т. 4 изд. 1933–1941 гг. отметим следующие: в разделе «Из других редакций» впервые полностью публикуется «Царство смерти» (первая редакция комедии «Смерть Пазухина»). Здесь же печатается неизвестная ранее, сокращенная редакция очерка «Каплуны» (опубликована В. Э. Боградом в «Литературном наследстве», т. 67). Очерк «Глупов и глуповцы» печатается не по черновому автографу, как прежде, а по недавно обнаруженной корректуре «Современника». При подготовке настоящего тома учтены некоторые результаты текстологической работы сотрудников ИРЛИ В. Н. Баскакова и Г.Ф. Перминова, принимавших в 1958–1959 гг. участие в подготовке материалов для предполагавшегося академического издания собрания сочинений М. Е. Салтыкова-Щедрина.

Указатель личных имен и названий периодической печати[194]

Адлерберг Владимир Федорович, граф (1790–1884), генерал-адъютант, в 1852–1870 гг. министр императорского двора, член Главного комитета по крестьянскому делу с 1857 г. — 526, 594.

Аксаков Иван Сергеевич (1823–1886), публицист и поэт; славянофил — 133, 561.

Аксаков Константин Сергеевич (1817–1860), поэт, переводчик и публицист; славянофил — 530

Аксаков Сергей Тимофеевич (1791–1859), писатель — 574.

Акимов Николай Павлович (род. 1901), режиссер и художник — 595.

Александр II (1818–1881), император с 1855 г. — 552, 561, 563, 566, 585, 596.

Амвросий (1791–1863), босно-сараевский митрополит, положивший начало раскольнической «белокриницкой иерархии» — 590.

Анненков Павел Васильевич (1813–1887). литературный критик и историк литературы; мемуарист — 536, 542, 575.

Аннибал — см. Ганнибал.

Антонович Максим Алексеевич (1835–1918), критик и публицист революционно-демократического направления, сотрудник «Современника» — 569, 585.

«Два типа современных философов» — 585

«Неуважение к науке» — 585.

Апеллес, древнегреческий живописец второй половины IV в. до н. э. — 503.

Аполлинари, скрипач — 100, 468.

Аргиропуло Перикл Эммануилович (1839–1862), революционный демократ, в 1860–1861 гг. руководил с Зайчневским студенческим кружком, занимавшимся литографированием и распространением сочинений Герцена, Огарева, Фейербаха и другой запрещенной литературы — 584.

Артемьев Александр Иванович (1820–1874), статистик, археолог, этнограф и географ, сотрудник «Северной почты», сослуживец Салтыкова по министерству внутренних дел — 531, 532.

Атилла, вождь племени гуннов в 433–453 гг. — 213.

Базунов Александр Федорович (1825–1899), петербургский издатель и книгопродавец — 197.

Балтазар (Валтасар), полулегендарный вавилонский царь (VI в. до н. э.) — 185, 540.

Басистов Павел Ефимович (1823–1882), педагог и критик, сотрудничал в «Отечественных записках» (1856–1860) и «Санкт-Петербургских ведомостях» — 197, 198, 200, 542, 543.

Баскаков Владимир Николаевич, литературовед и текстолог — 524.

Безобразов Владимир Павлович (1828–1889), экономист и публицист, профессор, позднее академик — 64, 533, 536, 542, 546, 549, 552.

«Аристократия и интересы дворянства» — 546, 549.

Белинский Виссарион Григорьевич (1811–1848) — 198, 200, 542, 546, 585.

Беллини Винченцо (1801–1835), итальянский оперный композитор — 586.

«Норма» — 281, 586.

Берг Николай Васильевич (1824–1884), беллетрист, переводчик и журналист — 201, 546.

Бертон Шарль-Франсуа (1820–1874), французский артист, с 1846 г. играл в Петербурге на сцене Михайловского театра — 158, 167.

Благосветлов Григорий Евлампиевич (1824–1880), публицист и литературный критик, издатель и редактор журналов «Русское слово» (1860–1866) и «Дело» (1866–1880) — 197, 542, 569.

Боград Владимир Эммануилович, литературовед и текстолог — 524, 548, 557, 567, 568.

Бодянский Осип Максимович (1808–1877), славист, с 1842 г. профессор Московскою университета по кафедре истории и литературы славянских наречий — 200, 544.

«О времени происхождения славянских письмен» — 544.

«Новые открытия в области глаголицы» — 544.

Борис Годунов (1551–1605), царь с 1598 г. — 200.

Бренн, легендарный вождь галлов, в 390 г. н. э. вторгся в Италию и взял Рим — 213, 240. 563.

Брюс Яков Вилимович (1670–1735), генерал-фельдмаршал, государственный деятель и ученый — 32, 527.

«Брюсов календарь», настенный календарь, составленный библиотекарем Василием Киприяновым под наблюдением Я. В. Брюса; издавался в 1709–1715 гг. — 32, 527.

Бунге Николай Христианович (1823–1895), экономист и публицист, профессор Киевского университета, в 1881–1886 гг. министр финансов — 541, 584.

«Об устройстве учебной части в наших университетах» — 541.

Буркова Минна (Вильгельмина) Ивановна, фаворитка графа В. Ф. Адлерберга — 526, 594.

Бургий — см. Бурдалу Л.

Бурдалу Луи (1632–1704), французский проповедник, родом из Буржа, его «слова» издавались в качестве образцов красноречия — 197, 542.

Буслаев Федор Иванович (1818–1897), филолог, исследователь русского языка и его истории, фольклора, древнерусской литературы и искусства — 539.

Валуев Петр Александрович, граф (1814–1890), министр внутренних дел (1861–1868), впоследствии министр государственных имуществ и председатель комитета министров — 593.

«Вдоль по улице метелица метет, русская народная песня — 390.

«Великорусс», первые печатные нелегальные прокламации, выпущенные в Петербурге в 1861 г. подпольной революционно-демократической организацией, носившей то же название — 567.

Веницеев Семен Никифорович, советник Тульской казенной палаты, один из авторов сочинения «Исследование книги о заблуждениях и истине» — 51.

«Вестник Европы», ежемесячный журнал, выходивший в Москве в 1866–1918 гг. Редактор-издатель M. M. Стасюлевич (по 1908 г.) —573.

«Во поле березонька стояла», русская народная песня — 34, 527.

Вольтер (Франсуа-Мари Аруэ, 1694–1778), французский писатель и философ.

«Кандид, или Оптимизм» (доктор Панглосс) — 245, 505, 572.

Волынский Артемий Петрович (1689–1740), государственный деятель и дипломат, с 1738 г. кабинет-министр — 565, 566.

«Вот мчится тройка удалая», русская народная песня — 390.

«Время», ежемесячный литературно-политический журнал, издававшийся в Петербурге в 1861–1863 гг. M. M. Достоевским при ближайшем участии Ф. М. Достоевского — 545.

«Встань ты, старый черт, проснися!», русская народная песня — 34.

Вызинский Генрих Викентьевич (1834–1879), историк и публицист, профессор Московского университета, сотрудник «Русского вестника» — 201, 542, 547.

Гагарин Павел Павлович, князь (1789–1872), сенатор, член следственной комиссии по делу петрашевцев, с 1862 г. председатель Главного комитета об устройстве сельского состояния н председатель департамента законов Государственного совета — 552

Ганнибал (Аннибал; ок. 247–183 до н. э.), полководец и государственный деятель Карфагена — 222.

Гарибальди Джузеппе (1807–1882), вождь национально-освободительного демократического движения в Италии — 201, 546.

Гегель Георг Вильгельм Фридрих (1770–1831), немецкий философ-идеалист — 209, 510, 550, 552, 571.

Гейзерих (Генсерих: ум. 477), король вандалов с 427 г. — 212, 213, 231.

Гейне Генрих (1797–1856) — 564, 567, 572

«Книга песен» («Возвращение на родину») —245, 505, 572.

Гелиогибал, римский император с 218 по 222 г., жестокий деспот, убит восставшими легионерами — 222.

Генсерих — см. Гейзерих.

Геродот (ок. 484–425 до н. э.), древнегреческий историк, автор «Истории греко-персидских войн» — 371.

Герцен Александр Иванович (1812–1870) — 552, 558, 559, 561, 580, 584, 587, 596.

«Исполин просыпается» — 587.

«Мясо освобождения» — 561

«Шляхетские статьи и письма в русских журналах» — 558.

«Mortuos plango» — 559

«Repetitio est mater studiorum» — 558, 559.

Гиппиус Василий Васильевич, литературовед и текстолог — 524, 529, 535, 536, 540, 553, 556, 564, 573.

Гнейст Рудольф Генрих (1816–1895), немецкий государствовед и политический деятель, автор исследований в области английского права — 199, 540, 544.

«Das heutige englische Verfassungs- und Verwaltungsrecht» («Современное английское конституционное и административное право») — 199, 540, 544.

Гоголь Николай Васильевич (1809–1852) — 14, 525, 526, 532, 537, 596.

«Женитьба» — 537.

«Иван Федорович Шпонька и его тетушка» — 537.

«Мертвые души» — 525; Чичиков — 526.

«Ревизор» — 235, 525, 530, 563; Марья Антоновна — 235; Сквозник-Дмухановский — 235, 563; Хлестаков — 235, 526, 563.

Головнин Александр Васильевич (1821–1886), статс-секретарь, министр народного просвещения с 1862 по 1866 г. — 553, 556, 557, 564, 567.

Горчаков Михаил Дмитриевич, князь (1793–1861), генерал-адъютант, в 1855 г. — главнокомандующий Крымской армией, в 1856–1861 гг. — наместник Царства Польского — 552.

Гостомысл, новгородский старейшина (IX в.) — 268.

Грановский Тимофей Николаевич (1813–1855), историк, с 1839 г. профессор Московского университета — 585.

Грибоедов Александр Сергеевич (1795–1829).

«Горе от ума» — 228, 562.

Грибунин Владимир Федорович (1873–1933), артист МХАТ со дня его основания, заслуженный деятель искусств РСФСР — 532.

Григорьев Аполлон Александрович (1822–1864), поэт и литературный критик — 530.

Гуревич Любовь Яковлевна (1866–1940), писательница, издательница журнала «Северный вестник» — 532.

«Да спасибо же тебе, синему кувшину…» («Исполать тебе, зеленому кувшину»), русская народная песня — 32, 527.

Дараган Михаил Иванович (ум. 1860), военный писатель и публицист — 511.

Денисов Семен (1682–1741), настоятель раскольничьей Выговской пустыни, глава раскола в первой половине XVIII в.

«История об отцах и страдальцах соловецких» — 534.

«День», еженедельная газета, издававшаяся в Москве с 1861 по 1865 г. И. С. Аксаковым — 550, 560, 561.

Державин Гавриил Романович (1743–1816) — 344.

«На взятие Варшавы» — 344, 596.

«На смерть князя Мещерского» — 344, 596, 597.

Добролюбов Николай Александрович (1836–1861) — 567, 572.

Долгоруков Василий Андреевич, князь (1804–1868), генерал-адъютант, военный министр в 1853–1856 гг., шеф жандармов и начальник III Отделения (1856–1866), член Главного комитета по крестьянскому делу — 552.

«Домашняя беседа для народного чтения», еженедельная газета реакционного направления, издававшаяся в Петербурге с 1858 по 1877 г.; редактор-издатель В. И. Аскоченский — 558.

Достоевский Федор Михайлович (1821–1881) — 541, 545.

«Петербургские сновидения в стихах и прозе» — 541.

Дудышкин Степан Семенович (1820–1866), литературный критик и журналист, с 1847 г. — сотрудник, а с 1860 г. — соредактор «Отечественных записок» — 197, 198, 200, 201, 540–543, 545.

Дюма Александр (сын) (1824–1895), французский писатель и драматург.

«Дама с камелиями» — 597.

Европеус Александр Иванович (1826–1885), петрашевец, помещик Бежецкого уезда, Тверской губернии, принимал участие в подготовке крестьянской реформы — 589.

Екатерина II (1729–1796), императрица с 1762 г. — 590.

Еленев Федор Петрович, член Главного управления по делам печати и совета министра внутренних дел — 556, 564.

Жорж Санд (псевдоним Авроры Дюдеван; 1804–1876), французская писательница — 527.

«Леон Леони» («Leone Leoni») — 15, 527.

«Теверино», Теверино — 30, 527.

Жуковский Василий Андреевич (1783–1852) — 595.

«Узник к мотыльку, залетевшему в его темницу (Из Местра)» — 337, 342, 595.

Жуковский Юлий Галактионович (1822–1907), экономист и публицист, в 60-х годах — сотрудник «Современника» — 569.

«Заветы», ежемесячный журнал, издавался в Петербурге С. А. Иванчиной-Писаревой в 1912–1914 гг. — 592.

Зайцев Варфоломей Александрович (1842–1882), критик и публицист, с 1862 г. сотрудник «Русского слова» — 569.

Зайчневский Петр Григорьевич (1842–1896), революционный демократ, один из организаторов студенческого движения в Москве в начале 60-х годов — 584, 587.

«Златой бисер» («Луцидариус»), переводная средневековая энциклопедия — 304, 590.

Иван IV (Иван Васильевич) Грозный (1530–1584), царь — 80, 445, 557, 587.

«Искра», сатирический журнал революционно-демократического направления, издавался в Петербурге с 1859 по 1873 г., редакторы-издатели В. С. Курочкин и Н. А. Степанов — 540, 541, 543, 545.

Кайданов Иван Кузьмич (1782–1843), профессор Царскосельского лицея, автор учебников по истории — 212, 561.

«Руководство к познанию всеобщей политической истории» — 212, 561.

«Как по матушке, по Неве-реке…» («Расступись ты, мать сыра-земля!..»), русская народная песня — 56, 527.

Калинин Сергей Осипович, актер московского Малого театра с 1850 г., первый исполнитель роли Карпачева в комедии Тургенева «Нахлебник» — 204.

Калигула Гай Цезарь (12–41), рим ский император с 37 г. — 222.

Карамзин Николай Михайлович (1766–1826), историк и писатель.

«Остров Борнгольм» — 209, 553.

Катков Михаил Никифорович (1818–1887), журналист и публицист, редактор-издатель

«Московских ведомостей» (1850–1855, 1863–1887) и «Русского вестника» (1856–1887) — 201, 541–546, 562, 585, 589.

«Изобличительные письма» — 542.

«Кое-что о прогрессе» — 562.

«Русская сельская община» — 197, 542.

Катон (Старший) Марк Порций (234–149 до н. э.), политический деятель и писатель Древнего Рима — 295.

Кельсиев Василий Иванович (1835–1872), литератор, этнограф; занимался изучением раскола; с 1859 г. эмигрант — 580.

Кожанчиков Дмитрий Ефимович (ум. 1877), петербургский книготорговец и издатель — 197.

Кокорев Василий Александрович (1817–1889), откупщик-миллионер, в конце 50-х — начале 60-х годов выступал с либеральными статьями и речами — 198, 512, 545, 588.

«Взгляд русского на европейскую торговлю» — 588.

«Колокол», газета, издававшаяся Герценом и Огаревым с июля 1857 до апреля 1865 г. в Лондоне и с мая 1865 до июля 1867 г. в Женеве — 550–552, 558, 561, 563, 587, 589.

Кольцов Алексей Васильевич (1809–1842) — 195, 540, 559.

«Из Горация (Дума). П. А. Вяземскому» — 195, 540.

Корш Федор Адамович (1852–1927), антрепренер, в 1882 г. организовал в Москве драматический театр — 532.

Краевский Андрей Александрович (1810–1889), журналист, издатель газеты «Санкт-Петербургские ведомости» (1852–1862) и журнала «Отечественные записки» с 1839 г. — 198, 200, 201, 540, 541, 543. 545, 546.

«Царь Борис Федорович Годунов» — 200, 545.

«Красная новь», литературно-художественный и научно-публицистический журнал. Выходил в Москве с июня 1921 по август 1942 г., с 1934 г. — орган Союза советских писателей СССР — 547.

Крестовниковы, купеческая фамилия, владельцы мыловаренных заводов и меховых фабрик — 586.

Крылов Иван Андреевич (1768–1844) — 344.

Курочкин Николай Степанович (1830–1884), поэт и переводчик — 543.

Лабрюйер (La Bruyère) Жан, де (1645–1696), французский писатель, автор книги «Характеры и нравы этого века» («Les caractères et les meurs de ce siècle») — 197, 540, 541, 547.

Мавров Петр Лаврович (1823–1900), ученый и философ, один из руководителей и теоретиков революционного народничества — 555.

«Очерки вопросов практической философии» — 585.

«Три беседы о современном значении философии» — 585.

Ладыженский (псевдоним Булкин) Сергей Александрович (1830–1877), писатель — 545.

«Барышня и барыня» —545.

«Век нынешний и век минувший» — 545.

Ламанский Евгений Иванович (1825–1902), финансист и государственный деятель — 526.

Ленин Владимир Ильич (1870–1924) — 589.

Леонидов Леонид Миронович (1873–1941), артист МХАТ с 1903 г., народный артист СССР — 532.

Леонтьев Павел Михайлович (1822–1874), профессор римской словесности и древностей Московского университета, публицист, с 1856 г. ближайший сотрудник M. H. Каткова по «Русскому вестнику» — 541, 545, 546.

«О поклонении Зевсу» — 201, 546.

Лермонтов Михаил Юрьевич (1814–1841) — 235, 543.

«Не верь себе» —255, 281, 573, 586.

«Ребенку» — 235, 563.

«Литературное наследство» — 524, 539, 547, 548, 557, 564, 567, 587, 591.

Лонгинов Михаил Николаевич (1823–1875), историк литературы и библиограф, в 50 х годах был близок к кругу «Современника» — 51, 198, 200, 528, 543.

«Библиографические записки» — 51, 528.

Лужский (Калужский) Василий Васильевич (1869–1931), актер и режиссер МХАТ — 532.

Луначарский Анатолий Васильевич (1875–1933) — 532–533.

Львов Николай Михайлович (1821–1872),

журналист и драматург, автор «обличительных» комедий, редактор сатирического журнала «Весельчак» — 531.

Макашин Сергей Александрович, литературовед — 536, 567.

Максим Грек (1480–1556), ученый монах, переводчик и публицист — 590.

Малиновский Павел Петрович, писатель — 543.

«Пороховые взрывы» — 199, 543.

Мартинец де Паскалис, португальский мистик XVIII в., один из основоположников масонства — 523.

Мартинсон Сергей Александрович (род. 1899), актер театра-студии киноактера с 1945 г. — 533.

Межевич Василий Степанович (1814–1849), писатель, критик и публицист; в 1839 г. возглавлял отдел критики в «Отечественных записках», с 1840 г. сотрудник булгаринской «Северной пчелы» — 200, 546.

Мейербер Джакомо (Якоб Бер; 1791–1864), французский композитор, пианист и дирижер — 280, 578.

«Гугеноты» — 280–284, 578, 585; Рауль — 282, 283, 586; Валентина — 586; Сен-Бри — 586.

Мельников Павел Иванович (псевдоним Андрей Печерский; 1819–1883), писатель — 575.

«Дядя Поликарп» — 575.

Мериме Проспер (1803–1870), французский писатель.

«Хроника времен Карла IX» — 585.

Мильтиад Младший (конец VI — начало V в. до н. э.), афинский государственный деятель и полководец — 596.

Милютин Николай Алексеевич (1818–1872), активный участник и фактический руководитель подготовительных работ по крестьянской реформе 1861 г., в 1861–1866 гг. статс-секретарь по делам Польши — 593.

Михайлов Михаил Ларионович (1829–1865), поэт и публицист, революционный демократ, арестован в 1861 г. и сослан на каторгу за распространение написанной им вместе с Н. В. Шелгуновым прокламации «К молодому поколению» — 573.

Михайловский Николай Константинович (1842–1904), социолог, публицист и литературный критик, один из идеологов народничества — 570.

Михайловский-Данилевский Александр Иванович (1790–1848), генерал-лейтенант, военный историк — 210.

Москвин Иван Михайлович (1874–1946), актер МХАТ со дня его основания, народный артист СССР — 532, 533.

«Московские ведомости», газета, издававшаяся Московским университетом с 1756 г. — 47, 78–79, 199, 226, 443, 444, 534, 513, 544

Муравьев Михаил Николаевич, граф (1796–1866), генерал-адъютант, член Государственного совета, с 1857 до 1862 г. министр государственных имуществ, член Главного комитета по крестьянскому делу — 552.

«Наше время», ежедневная политическая и литературная газета, издававшаяся в Москве с 1860 до 1863 г.; в 1862–1863 гг. редактор-издатель Н. Ф. Павлов — 198, 543, 560, 585.

«Не березонька с березкой свивалася», русская народная песня — 33, 527.

«Не одна во поле дороженька…» («Дороженька»), русская народная песня — 31, 527.

Некрасов Николай Алексеевич (1821–1877) — 198, 525, 543, 547, 548, 553, 561, 567.

«Коробейники» («Песня убогого странника») — 561.

Немирович-Данченко Владимир Иванович (1858–1943) — 532–533.

Нерон Клавдий Цезарь Август Германик (37–68), римский император с 54 г. — 222.

«Нива», еженедельный «иллюстрированный журнал для семейного чтения». Издавался в Петербурге с 1870 по 1918 г. издательской фирмой А. Ф. Маркса — 553, 564

Николаенко, псевдоним писательницы Шамониной Надежды Дмитриевны — 199, 543.

«Бедность» — 543.

«Две маменьки» — 543.

«Чудачка» —543.

Николай I (1796–1855), император с 1825 г. — 587.

Никон (1605–1681), патриарх Московский и всея Руси, церковный реформатор — 533, 534, 590.

Новиков Николай Иванович (1744–1818),

писатель, журналист и издатель, выдающийся просветитель XVIII в. — 528.

«Новое время», ежедневная газета, выходившая в Петербурге с 1868 по 1917 г. С 1876 г. редактор-издатель А. С. Суворин — 532, 577.

Нордстрем Иван Андреевич (1814–1878), старший чиновник особых поручений III Отделения; цензор драматических произведений в Петербурге — 531.

Обручев Владимир Александрович (1836–1912), поручик в отставке, публицист, участник революционного движения 60-х годов; с 1859 до 1861 г. сотрудник «Современника» — 567, 573.

Огарев Николай Платонович (1813–1877) — 550–552, 563, 580, 584, 587.

«Ответ на „Ответ Великороссу“» — 587.

«Ход судеб» — 550–552, 563.

Одоакр (ум. 493), начальник одной из наемных германских дружин, находившихся на службе у западноримских императоров, в 476 г. сверг последнего западноримского императора Ромула Августула и захватил верховную власть в Италии — 241, 564.

О'Доннель Леопольдо (1809–1867), испанский реакционный государственный деятель, генерал, в 1854 г. военный министр, а с 1856 г. — премьер-министр Испании — 198.

Островский Александр Николаевич (1823–1886) — 255, 530, 532, 579.

«Доходное место»; Юсов — 255, 573.

«Пучина» — 579.

Островский Михаил Николаевич, землеволец, до 1861 г. чиновник канцелярии военного министерства — 584.

«Отечественные записки», ежемесячный литературно-политический журнал, издавался в Петербурге с 1818 г., с 1839 г. редактор-издатель А. А. Краевский; перейдя в 1868 г. к Салтыкову и Некрасову, стал органом революционной демократии, в 1884 г. закрыт — 197, 198, 200, 541–546, 558.

Павлов Иван Васильевич (1823–1904), литератор, товарищ Салтыкова, сотрудник и фактический редактор газеты «Московский вестник» — 5, 524, 526.

Павлов Николай Филиппович (1805–1864), писатель, поэт, литературный критик, журналист и переводчик — 552, 585.

Павлова Каролина Карловна (урожд. Яниш; 1807–1893), писательница, поэтесса, переводчица — 552.

Панаев Иван Иванович (1812–1862), писатель, журналист и критик, соредактор Некрасова по «Современнику» — 198, 540, 543, 546.

«Воспоминания о Белинском» — 546.

Пантелеев Лонгин Федорович (1840–1919), общественный деятель, публицист и издатель, член «Земли и воли» — 525, 530–531, 584, 587.

Парк Мунго (1771–1806), английский исследователь Африки — 573.

Перейра Исаак (1806–1880), публицист и банкир — 200, 540.

Перминов Г. Ф., текстолог — 524.

Петр I (1672–1725), император с 1696 г. — 528, 551.

Петрашевский (Буташевич) Михаил Васильевич (1821–1866) — 584.

Писарев Дмитрий Иванович (1840–1868) — 541, 543, 569, 570, 593.

«Базаров» — 569, 570.

«Московские мыслители» — 541, 543, 585.

«Схоластика XIX века» — 541, 570.

«По улице мостовой», русская народная песня — 207, 549.

Погодин Михаил Петрович (1800–1875), историк и журналист, профессор Московского университета с 1826 по 1844 г., издатель журнала «Москвитянин» (1841–1856) — 545, 557.

«По поводу крестьянского дела» — 557, 558.

«Подуй, подуй, мать погодушка, низовенькая…» («Веселая беседушка, где батюшки нет»), русская народная песня — 32. 527.

Полевой Ксенофонт Алексеевич (1801–1867), литературный критик и журналист, сотрудник «Московского телеграфа» — 200, 546.

Помяловский Николай Герасимович (1835–1863), писатель — 579.

«Брат и сестра» — 579.

Прево д'Экзиль Антуан-Франсуа (1697–1763), французский писатель, аббат — 596.

«История кавалера де Грие и Манон Леско» («Histoire du chevalier de Grieux et de Manon Lescaut») — 353, 596; де Грие — 353; Манон — 353.

Преображенский Пр. — см. Курочкин Н. С.

Пуни (Пуньи) Цезарь (1802–1870), итальянский композитор, с 1851 г. штатный композитор балетной музыки при петербургских императорских театрах — 592.

«Дочь фараона» — 356, 361, 592.

Пушкин Александр Сергеевич (1799–1837) — 543, 546.

«Стансы» — 200, 546.

Пыпин Александр Николаевич (1833–1904), профессор Петербургского университета, исследователь русской литературы, языка и фольклора, сотрудник «Современника» — 547, 569, 571, 579.

Ржевский Владимир Константинович (1811–1885), инспектор Московского Дворянского института в годы обучения там Салтыкова; реакционный дворянский публицист (псевд. Вас. Заочный), выступал против Салтыкова — 199, 200, 543, 544.

Робеспьер Максимильен-Мари-Изидор (1758–1794), французский революционер, глава якобинской диктатуры в 1793–1794 гг. — 566.

Романович-Славатинский Александр Васильевич (1832—?), юрист, автор книг по истории русского права — 551.

«Дворянство в России от начала XVIII века до отмены крепостного права» — 551.

Ромул Августул, последний император Западной Римской империи. В 476 г. был свергнут с престола начальником варварских дружин Одоакром — 241, 564.

«Русская речь и Московский вестник». Литература, политика, история, искусство и общественная жизнь на Западе и в России», журнал, издавался в Москве в 1861 г. Редактор-издатель Е. В. Салиас — 201, 547.

«Русский вестник», литературно-политический журнал, издававшийся в 1856–1906 гг., до 1887 г. редактором-издателем был M. H. Катков — 31. 197–201, 525, 528, 529, 533, 537, 538, 540–547, 558–562, 574, 584, 588, 589.

"Русское слово», ежемесячный литературно политический журнал, выходивший в Петербурге в 1859–1866 гг. Основан Г. А. Кушелевым-Безбородко, с 1860 г. редактор Г. Е. Благосветлов — 542, 543, 569, 570, 572, 584, 593.

Рыбников Павел Николаевич (1831–1885), этнограф — 584.

Салиас де Турнемир Елизавета Васильевна (урожд. Сухово-Кобылина), графиня (1815–1892), писательница и публицистка — 198, 201, 541, 542, 543, 546, 547.

«Госпожа Свечина» —541, 543.

«Парижские письма» — 547.

«Письмо к редактору» — 543.

Салтыков-Щедрин Михаил Евграфович (1826–1889).

«Ангелочек» («Мелочи жизни») — 552.

«Благонамеренные речи»; Сенечка Воловитинов — 537.

«Брусин» — 579.

«В среде умеренности и аккуратности» — 539.

«Где истинные интересы дворянства?» — 550.

«Гегемониев» («Невинные рассказы») — 526, 528, 538, 583.

«Горехвастов» —525, 527, 539.

«Господа Головлевы»; Анна Петровна — 537; Иудушка Головлев — 530, 537, 563.

«Господа ташкентцы» — 561; Миша Нагорнов — 537.

«Губернские очерки» — 187, 421, 523, 525, 527, 529, 533, 534, 537–539, 543, 574, 575, 580.

«День прошел — и слава богу!» («В среде умеренности и аккуратности») — 539.

«Деревенская тишь» («Невинные рассказы») — 526, 547, 548.

«Дневник провинциала в Петербурге» — 528, 573.

«Запутанное дело» — 579, 586.

«Зубатов» («Невинные рассказы») — 538, 562.

«История одного города» — 526, 549, 558, 560.

«Итак, история утешает…» — 592.

«К читателю» («Сатиры в прозе») — 562, 566, 573, 580, 581.

«Как кому угодно»; Сенечка Воловитинов — 537.

«Клевета» («Сатиры в прозе») — 549, 596.

«Книга об умирающих» — 523, 528, 530, 537, 538.

«Круглый год» — 561.

«Культурные люди» — 528.

«Литераторы-обыватели» («Сатиры в прозе») — 549, 562.

«Лузгин» («Губернские очерки») — 528.

«Матушка Мавра Кузьмовна» («Губернские очерки») — 514, 515.

«Мелочи жизни» — 552.

«Мельхиседек» —534.

«Наш дружеский хлам» («Невинные рассказы») — 596.

«Наша общественная жизнь» — 542. 548, 569, 572. 579, 581, 585, 592.

«Наши глуповские дела» («Сатиры в прозе») — 549, 562, 573, 596.

«Невинные рассказы» — 548.

Обманутый подпоручик» («Губернские очерки») — 538; Поползновейкина — 187; Топорков — 187.

«Озорники» («Губернские очерки») — 531.

«Ответ г. Ржевскому» — 543.

«Письма к тетеньке» — 552.

«Письма о провинции» — 592.

«Погоня за счастьем» — 562, 573.

«Помпадур борьбы, или Проказы будущего» («Помпадуры и помпадурши») — 561.

«Помпадуры и помпадурши» — 561, 573.

«Пошехонская старина» — 536; Анна Павловна — 537.

«Пошехонские рассказы» — 561.

«Приезд ревизора» («Невинные рассказы») — 531.

«Признаки времени» — 548.

Программа журнала «Русская правда» — 553, 566, 579.

«Просители» («Губернские очерки») — 538.

«Противоречия» — 579.

«Прошлые времена» («Губернские очерки»); Доброзраков — 421.

«Русские „гулящие люди“ за границей» («Признаки времени») — 548.

«„Сказание“ <…> инока Парфения» — 559, 560.

«Скрежет зубовный» — 560.

«Современные призраки» — 592.

«Старец» («Губернские очерки») — 574, 575.

«Талантливая натура» («Горехвастов» — «Губернские очерки») — 31, 525, 527; Петр Васильевич Рогожкин — 31.

«Утро у Хрептюгина» («Невинные рассказы») — 529, 539.

«Хрептюгин и его семейство» («Губернские очерки») — 533.

«Человек, который смеется» — 533.

Салтыкова Елизавета Аполлоновна, урожд. Болтина (1839–1910), жена M. Е. Салтыкова — 574.

Салтыкова Ольга Михайловна (урожд. Забелина; 1801–1874), мать M. E. Салтыкова — 536.

"Санкт-Петербургские ведомости», официальная газета, издававшаяся с 1728 до 1917 г.; в 1836–1862 гг. редактировалась А. Н. Очкиным (с 1852 г. при участии А. А. Краевского) — 40, 526, 531, 532, 558.

«Сборник литературных статей, посвященных русскими писателями памяти покойного книгопродавца — издателя А. Ф. Смирдина» — 535, 536.

Свечина Софья Петровна (1782–1858), реакционная писательница, автор сочинений религиозно-мистического содержания — 543, 544.

«Свисток», сатирический отдел в журнале «Современник», созданный Н. А. Добролюбовым. Вышло девять номеров: №№ 1–3 в 1859, №№ 4–6 в 1860, № 7 в 1861, № 8 в 1862 и № 9 в 1863 г. — 544, 550.

«Северная почта», ежедневная газета министерства внутренних дел, издававшаяся в Петербурге с 1862 по 1868 г.; редактировалась в 1862 г. А. В. Никитенко, затем И. А. Гончаровым, с июля 1863 г. Д. И. Каменским — 384, 592.

Сен-Мартен (1743–1803), французский мистик — 47, 171, 528.

«О заблуждении и истине» — 528.

Сен-Симон Анри-Клод (1760–1825), французский утопический социалист — 200, 201, 545, 546.

Сервантес де Сааведра Мигель (1547–1616).

«Дон Кихот Ламанчский»; Дульцинея — 321, 596.

Сиагрий (ум. 486). последний наместник Римской Галлии —241, 564.

«Складчина. Литературный сборник, составленный из трудов русских литераторов в пользу пострадавших от голода в Самарской губернии» — 573.

Смирдин Александр Филиппович (1795–1857), петербургский издатель и книгопродавец — 535, 536.

«Современник», основанный А. С. Пушкиным литературно-политический журнал, издававшийся в Петербурге в 1836–1866 гг., редактировался с 1847 г. Н. А. Некрасовым, до 1862 г. совместно с И. И. Панаевым; в 50-60-х годах ведущий орган революционной демократии — 51, 524, 525, 540, 542–544, 546–548, 551, 553, 557, 558, 561, 564, 566–569, 571, 572, 578, 579, 585, 589, 690, 593.

Соколов Юрий Матвеевич (1889–1941), литературовед и фольклорист, действительный член Академии наук УССР — 539.

Сократ (469–399 до н. э.), греческий философ — 199, 544.

Соллогуб Владимир Александрович, граф (1814–1882), беллетрист, сотрудничал в «Отечественных записках» — 531.

«Чиновник»; Налимов — 530.

Соломон (X в. до н. э.), царь Израильско-Иудейского царства — 72.

«Книга притчей» — 72.

Софья Алексеевна (1657–1704), правительница Русского государства в 1682–1689 гг. — 590.

Станиславский (Алексеев) Константин Сергеевич (1863–1938) — 532.

Станкевич Николай Владимирович (1813–1840), литератор, глава московского литературно-философского кружка (1832–1837) — 584.

Стоюнин Владимир Яковлевич (1826–1888), педагог и методист, видный деятель средней школы — 531.

Строганов Сергей Григорьевич, граф (1794–1882), генерал от кавалерии, генерал-адъютант, член Государственного совета, московский военный генерал-губернатор в 1859–1860 гг., с 1860 г. главный воспитатель великих князей — 556, 557, 567.

Суворин Алексей Сергеевич (1834–1912), журналист и книгоиздатель, с 1875 г. издавал реакционную газету "Новое время» — 532.

Судакевич Федор Степанович (1843–1883), землеволец, в конце 70-х годов отошел от революционного движения — 584.

Сципион Публий Корнелий (ум. 211 до н. э.), древнеримский полководец и консул — 222.

Сципион Публий Корнелий Африканский Старший (ок. 235–183 до н. э.), древнеримский полководец периода Пунических войн — 222.

Сципион Публий Корнелий Эмилиан Африканский Младший (ок. 185–129 до н. э.), древнеримский консул и полководец — 222.

«Сын отечества», политический, ученый и литературный журнал, издававшийся в Петербурге в 1856–1861 гг. А. В. Старчевским — 526, 539.

Тамберлик Энрико (1820–1889), итальянский певец, впервые гастролировал в России в 1857 г. — 388.

Тарасов, купец — 594.

Тарханов Михаил Михайлович (1877–1948), драматический актер и театральный педагог, народный артист СССР — 533.

Токвиль Алексис, граф (1805–1859), французский публицист, политический деятель и историк — 543.

Толстой Лев Николаевич (1828–1910) — 532, 538.

Тур Евгения — см. Салиас де Турнемир Е. В.

Тургенев Иван Сергеевич (1818–1883) — 198, 200, 204, 525, 543, 547, 551, 575.

«Накануне» — 543.

«Нахлебник» — 204, 547, 551; Карпачев — 204, 205, 551.

«Отцы и дети» — 570.

«Ты прощай, прощай, моя любушка», русская народная песня — 33.

«Уж как пал туман», русская народная песня — 32, 527.

«Указатель экономический, политический и промышленный», журнал, издававшийся в Петербурге И. В. Вернадским. В 1857–1858 гг. выходил под названием «Экономический указатель», позже (1859 г.) — «Указатель политико-экономический», в 1860–1861 гг. — под вышеуказанным заглавием — 588.

Унковский Алексей Михайлович (1828–1893), юрист, общественный деятель, в 1857–1859 гг. предводитель дворянства Тверской губернии — 589.

Утин Борис Исаакович (1832–1872), юрист и общественный деятель, преподаватель Петербургского университета — 199, 541–544.

«Очерк исторического образования суда присяжных в Англии» — 199, 541, 544.

Феваль Поль (1817–1887), французский писатель, автор авантюрных романов — 357.

Фельтен Альфонс, владелец петербургского магазина картин и эстампов — 356.

Фемистокл (525–460 до н. э.), афинский полководец и государственный деятель эпохи греко-персидских войн — 596.

Феоктистов Евгений Михайлович (1829–1898), литератор, журналист и историк, в 50-х годах сотрудничал в газете «Московские ведомости» и в журналах «Современник», «Отечественные записки», «Русский вестник» — 201, 541, 547.

Фердинанд I (1793–1875), император австрийский — 590.

Фонвизин Денис Иванович (1745–1792).

«Недоросль», Митрофан Простаков — 212, 213, 222, 561.

Франсиа, правитель Парагвая с 1814 по 1840 г., проводивший политику изоляции от иноземных (главным образом, испанских, католических) влияний — 575.

Фукидид (ок. 460–400 до н. э.), древнегреческий историк, автор «Истории Пелопоннесской войны» — 371.

Хованский Григорий Александрович (1767–1796), поэт — 527.

«Незабудочка» («Я вечор в саду, младешенька, гуляла…») — 37, 527.

Цезарь Гай Юлий (100-44 до н. э.), государственный деятель и полководец Древнего Рима — 10, 526.

Цеэ Василий Андреевич (1821–1906), председатель Петербургского цензурного комитета в 1861–1863 гг., позднее сенатор — 556

Чаадаев Петр Яковлевич (1794–1856), философ — 549.

Черкасский Владимир Александрович, князь (1824–1878), деятель крестьянской реформы, член-эксперт редакционных комиссий в 1858–1861 гг., мировой посредник в 1861–1863 гг. — 198, 542.

Чернышевский Николай Гаврилович (1828–1889) — 201, 524, 541–544, 546, 548–550, 557–559, 561, 567–571, 577, 579, 585, 590, 593.

«Антропологический принцип в философии» — 585.

«Апология сумасшедшего» — 549.

«История из-за г-жи Свечиной» — 543.

«Июльская монархия» — 546.

«Кредитные дела» — 590.

«Не начало ли перемены?» — 561, 568.

«О причинах падения Рима» — 549, 558, 559.

«Опыты открытий и изобретений» — 550.

«Письма без адреса» — 559, 568.

«Полемические красоты» — 541, 568, 577, 585.

«Что делать?» — 579.

Чичерин Борис Николаевич (1828–1904), юрист и публицист, профессор Московского университета в 1861–1868 гг. — 550, 577, 585, 595.

«Несколько современных вопросов» — 585, 595.

«Что такое охранительные начала?» — 585.

«Чудо св. Николы о Синагрипи цари», переводная повесть-легенда византийского происхождения — 304, 590.

Шелгунов Николай Васильевич (1824–1891), публицист, философ и литературный критик, сотрудник «Современника» и «Русского слова» — 570.

Щапов Афанасий Прокофьевич (1830–1876), историк и публицист, профессор русской истории Казанского университета в 1860–1861 гг. — 580, 590.

«Экономический указатель» — см. «Указатель экономический, политический и промышленный».

Этвеш Иожеф (1813–1871), венгерский писатель и публицист — 199, 544.

«О влиянии господствующих идей XIX века на государство» — 199, 544.

Юркевич Памфил Данилович (1827–1874), философ-идеалист, профессор Московского университета с 1861 г. — 577, 585.

«Из науки о человеческом духе» — 535.

Яковлев Николай Васильевич, литературовед, текстолог — 547.

Жених. Картина провинциальных нравов

Впервые — в журнале «Современник», т. 65, 1857, № 10, стр. 123–188 (ценз. разр. — 30 сентября), с посвящением И. В. Павлову. Подпись: Н. Щедрин. При жизни автора не перепечатывалось.

Рукописи неизвестны.

Рассказом «Жених» Салтыков дебютировал в «Современнике». По воспоминаниям Л. Ф. Пантелеева, Н. А. Некрасов летом 1857 г., по возвращении из-за границы, посетил писателя и, выразив крайнее сожаление, что, положившись на отзыв Тургенева, не дал места «Губернским очеркам» в «Современнике», предложил ему сотрудничество[195]. По-видимому, в ответ именно на это предложение Салтыков и дал «Современнику» «Жениха», хотя активным сотрудником журнала в то время не стал.

Точная дата написания рассказа неизвестна, приблизительная же устанавливается без труда. В гл. IV Салтыков ссылается в сноске на один из своих предыдущих рассказов — «Талантливая натура», опубликованный в 1-й июньской книжке «Русского вестника» за 1857 г. Затем рассказ был напечатан под новым названием «Горехвастов» в составе третьего тома «Губернских очерков», вышедшего в свет в начале октября 1857 г. (ценз. разр. — 7 сентября). Следовательно, «Жених» не мог быть написан ранее июня и позже сентября 1857 г.

По теме, месту действия, персонажам «Жених» примыкает к «Губернским очеркам», пополняя и обогащая данные там бытовые и сатирические характеристики провинциальных нравов дореформенной России. С «Губернскими очерками» рассказ «Жених» связан и своими персонажами (генерал Голубовицкий, Загржембович, Размановский, Порфирий Петрович, Разбитной, Рогожкин, Горехвастов и др.), и своей «топонимикой» (Крутогорск, Полорецк, Черноборск, Оков). Несомненно, «Жених» писался Салтыковым в рамках замысла «Губернских очерков» и первоначально, по-видимому, предназначался для включения в этот цикл.

В стилевой манере «Жениха» явственно ощутимы гоголевские интонации (особенно в обрисовке главного героя) и прямые заимствования отдельных комических положений из «Ревизора» и «Мертвых душ». Вместе с тем в «Женихе» появляются первые элементы начавшей складываться несколько позднее в произведениях «глуповского» цикла сатирической манеры Салтыкова с обращением к приемам фантастики и гротеска. Так рисуется появление в городе форштмейстера Махоркина («Небо изрыгнуло из себя огненного змия»). Изображенная в письме Песнопевцева картина бури, пронесшейся над Крутогорском, во время которой «ужасный капитан» Махоркин таинственно исчезает, — по словесным краскам, по неожиданному сюжетному повороту кое в чем предвещает знаменитый щедринский образ смерча в финале будущей «Истории одного города».

Некоторые образы и ситуации «Жениха» использовались Салтыковым в других произведениях, например в рассказах «Деревенская тишь» (сюда вошел в несколько измененном виде сон Мишки), «Гегемониев» (см. т. 3 наст. изд.).

Появление повести прошло в печати почти незамеченным. Зарегистрировано всего два кратких отзыва. Высказано было мнение, притом с явным критическим предубеждением, что повесть несет на себе следы влияния Гоголя. «Вологжанин не более как бледный сколок с Чичикова с примесью хлестаковских манер», — было сказано в «Обзоре литературных журналов» еженедельника «Сын отечества» (1857, № 46, 17 ноября, стр. 1126). Отрицательную оценку «Жених» получил и на страницах «Санкт-Петербургских ведомостей» в статье П. Б. (1857, № 234, 29 октября).

Посвящается И. В. Павлову. — О взаимоотношениях Салтыкова и Павлова, товарищей по Московскому дворянскому институту и Царскосельскому лицею, см. в комментарии к их переписке 1857 г. в т. 18 наст. изд.

Седьмые части — по существовавшему закону овдовевший муж, если его права не были ограничены или расширены завещанием, наследовал одну седьмую часть недвижимой собственности жены.

…в четвертый-то раз, пожалуй, и баста скажут… — Гражданское и церковное законодательство старой России запрещало вступать в брак более трех раз.

Почетные граждане — звание, присваивавшееся определенным категориям городских жителей-недворян, главным образом купцам.

Хлапы — холопы.

Билеты Московской сохранной казны. — При Петербургском и Московском воспитательных домах существовали кредитные учреждения под названием Сохранная казна. Они принимали вклады и выдавали ссуды. До 1859 г. билеты, выдававшиеся Сохранной казной вкладчикам, имели хождение на правах денег.

Veni, vidi, vici — слова Юлия Цезаря после одной из его побед.

Каролина Карловна — намек на «всесильную» в 50-60-х годах прошлого века Минну (Вильгельмину) Ивановну Буркову, фаворитку министра двора графа В. Ф. Адлерберга (ср. в пьесе «Тени» Клару Федоровну).

…он назвал мне такое место, об котором я даже и мечтать не мог… на первом плане откупщик… — место председателя казенной палаты. «Все председатели казенных палат, — вспоминал известный финансист Е. И. Ламанский, — были на содержании у откупщиков…» («Русская старина», 1915, № 3, стр. 577).

Leone Leoni — герой одноименного романа Жорж Санд (1835).

…русская Швейцария… немецкая Швейцария — пригородные рощи Казани, места летнего отдыха, увеселений и гуляний казанцев. Салтыков побывал в Казани весной 1855 г. (см. С. Макашин. Салтыков-Щедрин. Биография, т. 1, М. 1951, стр. 383).

Воксал — место общественных увеселений.

Мовешки, жолишка — жаргонные образования от французских слов: mauvais — дурной, плохой; joli — красивый.

…пачку билетов с награвированными на них птицами, кормящими детей своими собственными внутренностями. — Имеются в виду билеты Московской сохранной казны (см. прим. к стр. 9).

Иохимовский дормез — экипаж для дальних путешествий, изготовленный в мастерских петербургского каретника Иохима (от франц. dormir — спать).

Теверино — герой одноименного романа Жорж Санд (1845) — красавец бродяга, атлет; им увлекается героиня-аристократка.

В отрубе — в ширину.

…глаза его, которые я однажды уже уподобил глазам пшеничного жаворонка… — в рассказе «Талантливая натура» («Горехвастов») «Губернских очерков» (ср. т. 2 наст. изд., стр. 318).

Начинал он обыкновенно с «Дороженьки»… — Упоминаемые здесь и дальше в рассказе русские народные песни являются одним из источников для характеристики фольклорных интересов Салтыкова. Эти песни встречаются во многих сборниках и публикациях конца XVIII — начала XIX в. Приводим уточненные или более полные и распространенные варианты названий песен с указанием первых или ранних публикаций их в сборниках, которые могли быть известны Салтыкову. «Дороженька» — «Не одна во поле дороженька…» («Русские народные песни, собр. и изд. Дан. Кашиным», М. 1833–1834); «Исполать тебе, зеленому кувшину — «Да спасибо же тебе, синему кувшину…» («Московский вестник», 1828, т. XI, № 18); «Веселая беседушка, где батюшки нет» — «Подуй, подуй, мать погодушка, низовенькая…» («Народные песни Вологодской и Олонецкой губернии, собр. Ф. Студитским», СПб. 1847, стр. 104); «Уж как пал туман» («Новейший и полный Российский песенник», М. 1810, стр. 169); «Не березонька с березкой свивалася» («Песенник 1821 г.», ч. III, стр. 173); «Во поле березонька стояла…» («Собрание народных русских песен с их голосами, на музыку положил Ив. Прач», изд. 2, СПб. 1806, ч. I, № 6); «Я вечор в саду, младешенька, гуляла» — фольклорный вариант песни поэта Г. А. Хованского «Незабудочки» («Я вечор в лугах гуляла…»), написанной в 1793 г.; «Расступись ты, мать сыра-земля!..» — заключительные строки песни «Как по матушке, по Неве-реке…» («Собрание разных песен» М. Д. Чулкова, СПб. 1770, ч. II, № 177).

Брюсов календарь — по имени государственного деятеля и ученого Я. В. Брюса, под наблюдением которого календарь был составлен в 1709–1715 гг. Наряду с другими материалами содержал астрологические предсказания, извлеченные из латинских и немецких источников.

«Предсказания по Брюсу» неоднократно включались в календари, издававшиеся в XIX в.

…дремучий бор волос… это сила! это Самсон! — Необычайная сила библейского героя Самсона заключалась в его волосах.

Гегемониев — этот образ, едва намеченный в «Женихе», был разработан вскоре в рассказе «Гегемониев» из незавершенной «Книги об умирающих» (см. т. 3 наст. изд.).

Мартинизм — распространенное среди русских масонов учение португальского философа-мистика XVIII в. Мартинеца де Паскалиса и его ученика француза Сен-Мартена.

…в шестом классе и при безобидном содержании. — По табели о рангах (закон о порядке прохождения государственной службы, введенный Петром I) шестому классу соответствовал гражданский чин коллежского советника и титул потомственного дворянина.

См. «Библиографические записки» M. H. Лонгинова… — В этих «Записках» M. H. Лонгинов сообщал о редком издании «Исследование книги о заблуждениях и истине. Сочинено особливым обществом одного губернского города. В Туле, 1790» («Исследование» было посвящено русскому переводу книги Сен-Мартена «О заблуждении и истине», отпечатанному в Москве в 1785 г. «иждивением» новиковского «Типографического общества» и изъятому из продажи в 1786 г.). При этом M. H. Лонгинов цитировал следующие строки из предисловия к изданию: «Все вещи телесные имеют начала бестелесные, например: дерево, камень, минерал существуют началами бестелесными». Несколько ниже эти строки текстуально используются Салтыковым в сатирических целях.

…пишут в газетах о комете… — см. прим. к стр. 79.

…история эта не современная, как это явствует и из счета денег на ассигнации. — Ассигнации в России существовали до 1843 г., когда они были заменены кредитными билетами.

Стрекоза — персонаж, впервые появляющийся в очерке «Лузгин», действует также в ряде позднейших сатирических циклов Салтыкова («Дневник провинциала в Петербурге», «Культурные люди» и др.).

Смерть Пазухина

Впервые — в журнале «Русский вестник», т. 11, 1857, октябрь, кн. 1, стр. 467–538 (ценз. разр. — 15 октября). Подпись: Н. Щедрин. При жизни автора не перепечатывалось.

Рукописный материал представлен: 1) полным черновым автографом первоначальной редакции, называвшейся сначала «Смерть», затем «Царство смерти» и отнесенной цикловым заглавием, вписанным сверху, к «Губернским очеркам»; 2) писарской копией действия 1 второй редакции, первоначально озаглавленной, как и черновая — «Губернские очерки. Царство смерти. Комедия в 4-х действиях», — затем получившей заголовок «Конец венчает дело», в свою очередь зачеркнутый и замененный еще одним названием, которое стало окончательным, — «Смерть Пазухина».

Переработка «Царства смерти» в «Смерть Пазухина» сопровождалась значительными сокращениями текста. Ряд сокращений был вызван частичным изменением замысла и отражал новые требования автора к структуре произведения, так, например, были значительно сжаты сцены бытового характера, замедлявшие действие. Другая часть сокращений, по предположению В. В. Гиппиуса, имела характер приспособления к цензуре: исключены были, например, упоминания о государе, о пьянстве и воровстве в армии, о роли третьего сословия, о мошенничестве откупщиков (см. «Царство смерти», действие 1, сцены III, IV, VII, IX, стр. 422, 424, 428) и т. п. Переделав «Царство смерти» в «Смерть Пазухина», Салтыков использовал часть отброшенного материала действия 1 для самостоятельной сцены «Утро у Хрептюгина» (см. в т. 3 наст. изд.). Текст сцены вырабатывался на писарской копии действия 1 «Смерти Пазухина» (начиная с л. 24 рукописи). Подробную характеристику авторской работы над переделкой «Царства смерти» в «Смерть Пазухина» см. в текстологическом комментарии В. В. Гиппиуса в т. 4 изд. 1933–1941 гг. (стр. 477–489).

В настоящем издании «Смерть Пазухина» печатается по тексту «Русского вестника» с проверкой по рукописным источникам. В разделе «Из других редакций» впервые полностью печатается первоначальная редакция пьесы — «Царство смерти».

Документальных данных о времени написания «Смерти Пазухина» не имеется. Но хронологические рамки этой работы определяются довольно точно. Пьеса не могла быть написана раньше рассказа «Жених». В рассказе (и еще раньше в «Губернских очерках») уже упоминается купец Пазухин, но упоминание это еще совершенно беглое, эскизное и не совпадающее в деталях с явно позднейшими развернутыми описаниями Пазухина и его семьи в пьесе. «Жених» написан где-то между июнем и сентябрем 1857 г. (см. выше, стр. 525). А не позже первых чисел октября рукопись «Смерти Пазухина» уже должна была находиться в редакции «Русского вестника», первая октябрьская книжка которого с пьесой Салтыкова вышла в свет 15-го числа. Следовательно, датировать работу Салтыкова над «Смертью Пазухина» нужно в рамках июля — начала октября 1857 г.

Первоначальное заглавие пьесы — «Губернские очерки. Царство смерти. Комедия в 4-х действиях» — с очевидностью свидетельствует о существовавшем у Салтыкова намерении ввести это произведение в свой первый цикл. Неясно, однако, хотел ли он включить пьесу в третий том «Губернских очерков», но опоздал, так как том этот вышел в октябре 1857 г., или думал начать «Смертью Пазухина» «собирание» четвертого тома «Губернских очерков». Так или иначе, но пьеса тесно связана с «Губернскими очерками» и не только первоначальным заглавием, но и местом действия (Крутогорск) и рядом персонажей (Фурначев, Разбитной, Доброзраков, Хрептюгин и сам Пазухин).

Вместе с тем «Смерть Пазухина» связана и с другим творческим замыслом Салтыкова конца 50-х годов — «Книгой об умирающих», над которой он начал работать, отказавшись от намерения продолжать «Губернские очерки» (об этом замысле см. в т. 3 наст. изд., стр. 554 и след.). Вряд ли приходится сомневаться, что, если бы этот новый цикл был завершен, Салтыков ввел бы в него и столь подходящую для него по теме «Смерть Пазухина».

Салтыков был убежден, что развитие страны, требующее коренных перемен в ее общественных порядках, столкнет в историческую могилу, вместе с помещиками-рабовладельцами и дореформенным приказным чиновничеством, также и других «ветхих людей» крепостнической России. Не избегнет этой участи и патриархальное купечество — один из устоев той же изжившей себя крепостнической системы.

Такой подход был полемичен по отношению к почвенничеству и славянофильству. Идеологи этих направлений усматривали в русском купечестве хранителя лучших сторон национального характера, быта, миросозерцания. Ап. Григорьев, например, в своих статьях об Островском превозносил «огромный по значению в общественной жизни и огромный же по значению историческому купеческий класс, <…> класс, составляющий, так сказать, цвет собственно народных соков, класс, в котором, при многих, может быть, комических сторонах, сохранились наиболее остатки народного быта и развились притом на свободе, широко, вольно[196]. Со своей стороны, К. Аксаков видел в купечестве носителя «высоких нравственных преданий простоты, братства, христианской любви, семейного чувства» и утверждал, что купечество даст «добрый плод, творя теперь, и в ограниченной своей сфере, много истинно добрых дел»[197].

В «Смерти Пазухина» Салтыков решительно отвергает эту идеализацию российского купечества. Купеческая среда предстает в его пьесе средоточием невежества, семейственной грызни, обмана, наглых преступлений. Той же печатью разложения и деградации отмечены и другие социальные силы — чиновничество (образ взяточника и лицемера Фурначева, предвосхищающий некоторые черты Иудушки Головлева) и опустившееся, ни на что не годное барство (генерал в отставке Лобастов, приживалка из «благородных» Живоедова и др.).

«Смерть Пазухина», утверждавшая в русской драматургии поэтику общественной реалистической комедии, резко противостояла либерально-обличительной драматургии конца 50-х годов. Развивая традиции гоголевского «Ревизора», Салтыков не дал в своей комедии ни одного положительного образа, в то время как, например, В. Соллогуб в «Чиновнике» (1856) нарисовал фигуру «идеального чиновника» Надимова, послужившую образчиком для целой галереи подобных «героев» либерального «обновления» России. Свое отношение к Надимову Салтыков выразил в рассказах «Озорники» и «Приезд ревизора» (см. наст. изд., т. 2, стр. 266, 539, и т. 3, стр. 35–36, 53–55, 566).

По свидетельству Л. Ф. Пантелеева, на вопрос, пробовал ли он писать для сцены, Салтыков «раздраженно отвечал»: «Написал одну гадость… совестно вспомнить… написал черт знает что такое — «Смерть Пазухина». Я ее теперь больше и не перепечатываю[198]. Однако этот позднейший отзыв писателя не совпадал с его отношением к пьесе в момент, когда она публиковалась. В 1857 г. Салтыков хотел видеть «Смерть Пазухина» на сцене и представил пьесу на рассмотрение театральной цензуры. Цензор И. Нордстрем в докладе Управлению III Отделением отрицательно расценил пьесу, увидев в ней беспощадное разоблачение российского общественного строя: «Лица, представленные в этой пьесе, доказывают совершенное нравственное разрушение общества»[199].

Представляет интерес как первый читательски-сочувственный отзыв о пьесе запись о ней 21 октября (2 ноября) 1857 г. в дневнике А. И. Артемьева, известного в свое время статистика, этнографа и историка, сослуживца писателя по министерству внутренних дел: «„Смерть Пазухина“ — хороша и замечательна в том отношении, что в первый раз выводит на сцену генералов и статских советников настоящими ворами, забирающимися в чужой сундук»[200].

В некоторых либеральных кругах пьеса оценивалась также положительно, но при этом оказались непонятыми обобщающий смысл ее образов, особенности ее драматического конфликта. «„Смерть Пазухина“ как очерки явлений из современной русской жизни, — писал, например, известный общественный деятель и педагог В. Я. Стоюнин, — представляет много интересного и, пожалуй, много характеристического. Читая все эти сцены, мы верим, что все это действительно было, но было как случай; что все эти лица действительно жили, живут, но как исключительные личности»[201].

Отрицательному разбору пьеса Салтыкова подверглась на страницах «Санкт-Петербургских ведомостей», расхваливавших комедии В. Соллогуба, Н. Львова и других либерально-обличительных драматургов. Анонимный рецензент писал: «Где действие, где борьба, где катастрофы, где характеры, где идея, где естественность, где жизнь, где правда? Как не было начала, так нет и конца: какой драматизм в том, что богатство Пазухина досталось законному наследнику без борьбы, без усилий, без препятствий? В судьбе Фурначева тоже нет ничего жизненного и драматичного; все искусственно, нелепо, отвратительно»[202].

Резко отозвался о «Смерти Пазухина» Л. Н. Толстой, осуждавший «изобличительную литературу» как «благородное», но «одностороннее увлечение»: «„Смерть Пазухина“ невозможная мерзость»[203], — записал он в своем дневнике под 30 октября 1857 г.

«Смерть Пазухина» была разрешена к представлению лишь после смерти Салтыкова. Впервые и с успехом она была показана Харьковским театром 30 декабря 1889 г. («Харьковские губернские ведомости», 1890, № 1, 1 января, стр. 3).

Две следующие постановки, осуществленные в 1893 г. Александрийским театром в Петербурге и одновременно театром Ф. Корша в Москве, были неодобрительно встречены критикой, упрекавшей и пьесу и спектакль в «натурализме» (А. Суворин. — «Новое время», 1893, № 6382, 3 декабря), в «отражении литературных влияний» Гоголя и Островского (К. — «С.-Петербургские ведомости», 1893, № 381, 4 декабря). Такие суждения объяснялись в значительной мере тем, что в обеих постановках сатирическая комедия Салтыкова была трактована как чисто бытовая драма из жизни купечества, в духе подражания театру Островского.

Аналогичными оценками была встречена критикой возобновленная в 1904 г. постановка салтыковской комедии в Александрийском театре.

Крупной вехой в истории театральной интерпретации «Смерти Пазухина» явилась постановка пьесы в Московском Художественном театре 3 декабря 1914 г. (режиссеры — В. И. Немирович-Данченко, В. В. Лужский и И. М. Москвин; исполнители главных ролей — И. М. Москвин, Л. М. Леонидов, В. Ф. Грибунин и др.). В письме к Л. Я. Гуревич от 2 октября 1914 г. К. С. Станиславский писал: «…против Щедрина — ничего нельзя сказать. Это сатира, но и в ней сказывается русская мощь»[204].

«„Смерть Пазухина“ был очень полнокровный спектакль», — вспоминал впоследствии В И. Немирович-Данченко[205]. Сила этой постановки заключалась в том, что в ней впервые «Смерть Пазухина» прозвучала не как бытовая только, но и яркая сатирическая комедия.

В том же духе, но все же с меньшей социальной остротой пьеса была истолкована Художественным театром и в первой послереволюционной постановке 1924 г. А. В. Луначарский, высоко оценив этот спектакль в целом как «удивительно талантливый, глубоко содержательный», одновременно отмечал: «…в исполнении Художественного театра не было достаточной злобы. <…> Было страшно весело. Чудесное искусство актеров как бы примиряло с действительностью»[206].

Глубокое прочтение пьесы в духе беспощадного социального критицизма и политической сатиры было дано Художественным театром в третьей постановке, 1939 г. (режиссеры — В. И. Немирович-Данченко и И. М. Москвин, ведущие актеры И. М. Москвин, игравший Прокофия Па-зухина, и M. M. Тарханов, исполнявший роль Фурначева).

Успешные постановки «Смерти Пазухина» осуществили также: в 1954 г. — Театр киноактера в Москве с ярким исполнением С. А. Мартинсоном роли Живновского и в 1955 г. — Ленинградский театр драмы имени Горького[207].

Посвящается В. П. Безобразову. — В конце 50-х годов Салтыков находился в близких дружеских отношениях со своим младшим лицейским товарищем, экономистом и публицистом В. П. Безобразовым, одним из посредников в деле опубликования «Губернских очерков» в «Русском вестнике». Вскоре, однако, Салтыков разошелся с политически поправевшим Безобразовым. Об их взаимоотношениях см. в комментариях к письмам Салтыкова к Безобразову (т. 18 наст. изд.) и к памфлету сатирика против Безобразова «Человек, который смеется» (т. 9 наст. изд.).

…происхождением из сдаточных — из рекрутов.

«И возлюбят людие…»— Впервые эта цитата из раскольнического «Слова от старчества об антихристовом пришествии» приводится в рассказе «Хрептюгин и его семейство» из «Губернских очерков» (см. т. 2 наст. изд., стр. 145).

«Постризало да не взыдет на браду твою…» И в Стоглаве так сказано! — Неточная цитата из «Стоглава», свода установлений церковного собора 1551 г. по вопросам религиозной обрядности и житейского быта (ср. «Постризало да не взыдет на браду вашу, се бо мерзско есть пред богом»). «Стоглав», осужденный церковью после реформы Никона и запрещенный духовной цензурой, признавался в старообрядчестве за обрядово-религиозный кодекс. Салтыков познакомился со «Стоглавом» по одному из его рукописных «изданий» в годы службы в Вятке. Первое печатное издание «Стоглава» появилось лишь в 1860 г. в Лондоне.

…в благородные, чу, скоро попадет! Губернатор-от его уж внадворные советники… представил! — Надворный советник — гражданский чин седьмого класса, дававший, до 1856 г., право на потомственное дворянство независимо от социального происхождения.

…как отцы соловецкие за древнее благочестие пострадали… — Имеется в виду жестокая расправа царского правительства с монахами, участниками восстания Соловецкого монастыря в XVII в. Это восстание, имевшее антикрепостнический характер, проходило под лозунгом борьбы за «старую веру» против реформ Никона. Среди старообрядцев пользовалось популярностью посвященное этому событию сочинение Семена Денисова — «История об отцах и страдальцах соловецких». Уды — конечности (церковнослав.). Ср. ту же цитату из «Истории об отцах и страдальцах соловецких» в наброске «Мельхиседек» (т. 2 наст. изд., стр. 546).

…у меня на ломбартном билете птица есть нарисована… О таких же билетах Сохранной казны упоминается в «Женихе» (см. выше, стр. 26 и 527).

Про родительское сердце еще царь Соломон в притчах писал! — «Книга притчей Соломоновых» в Библии написана в форме родительских наставлений любимому сыну.

Шавера — сплетники (ср. «Губернские очерки» — т. 2 наст. изд., стр. 191).

Статский советник — гражданский чин пятого класса, равный первому генеральскому чину на военной службе.

Итак, в настоящем году следует ожидать кометы! — Слухи о возможном появлении кометы ходили в 1857 г. В «Московских ведомостях», например, от 20 апреля 1857 г., № 48, на стр. 409 сообщалось (эту газету и читает Фурначев): «Ныне некоторые обеспокоены появлением какой-то огромной кометы, которая будто бы столкнется с Землею».

Откупа — система сбора налогов и других государственных доходов частными лицами (откупщиками), уплачивающими государству определенную, гораздо меньшую сумму от общего количества собранных с населения денег.

…от дел удалюсь, да и стану в правительствующем сенате на крылечке, с залогами в руках, отступного поджидать… — Правительствующий сенат — высшая судебная инстанция Российской империи — контролировал, в частности, выполнение залоговых обязательств. В случае неисполнения должником этих обязательств кредитор имел право на удовлетворение их из стоимости заложенного имущества. Фурначев намекает на то, что, став кредитором, он пригрозит несостоятельному должнику судом и потребует от него отступное — дополнительное вознаграждение.

…тот, что ли, что наемщиками торгует? — Речь идет о замене лиц, сдаваемых в рекруты по очереди или жребию, другими лицами — наемными, то есть теми, кто за известное вознаграждение добровольно шел в солдаты.

Купец первой гильдии. — Гильдия — один из трех разрядов, на которые делилось купечество в зависимости от величины капитала и рода торговли. К первой гильдии причислялись обладатели самого большого капитала.

Потомственный почетный гражданин — см. прим. к стр. 6.

Синенькая — ассигнация в пять рублей.

…число 666… — мистическое число или «число зверя», обозначающее антихриста и упоминающееся в Апокалипсисе («откровении») — раннехристианском произведении Нового завета. Среди раскольников пользовались популярностью апокрифические апокалипсисы, предсказывающие «светопреставление».

Комиссариатский — чиновник комиссариатского департамента военного министерства, ведавшего до 1864 г. снабжением армии.

Малаканы. — Молокане — возникшая во второй половине XVIII в. секта, отрицавшая официальную православную церковь с ее обрядами и признававшая единственным источником вероучения Библию.

Иудействующие — возникшая в конце XV в. религиозная секта, стремившаяся сблизить идеи христианства с иудаизмом.

…по нижегородке-то пройтись! — Дорога из Центральной России в Сибирь, по которой отправлялись приговоренные к каторге (она же — Владимирка).

…я его… сквозь зеленые луга проведу… — то есть подвергну палочному наказанию (см. в т. 3 наст. изд. прим. к стр. 156).

Яшенька

Впервые — в «Сборнике литературных статей, посвященных русскими писателями памяти покойного книгопродавца-издателя А. Ф. Смирдина», т. VI, 1859 (ценз. разр. — 11 марта). Подзаголовок: Повесть Щедрина. К последним словам текста дано редакционное примечание в сноске: «Этот рассказ был получен от автора еще в половине 1857 года[208], но по разным обстоятельствам мог быть только теперь напечатан». При жизни Салтыкова повесть не перепечатывалась.

Сохранились следующие рукописи: 1) полный черновой автограф первоначальной редакции, сначала озаглавленной «Мишенька. Рассказ»; 2) черновой автограф главы II второй редакции; 3) перебеленный рукою переписчика текст глав I и II первой редакции с правкой и вставками автора, образующими третью редакцию начальных частей повести.

В настоящем издании повесть печатается по тексту «Сборника…» с проверкой по рукописям.

Изучение печатного и рукописных текстов повести, впервые осуществленное В. В. Гиппиусом для т. 4 изд. 1933–1941 гг., показывает, что главы III–IX в процессе авторской работы подверглись лишь частичным изменениям.

Глубже была переделка глав I и II, особенно начала повести. Выработанная в последней рукописной редакции (третьей) развернутая и обобщенная картина помещичьей усадьбы в печатном тексте была заменена всего одной фразой: «Яков Федорович Агамонов, с которым я намерен познакомить читателя, живет в собственной своей усадьбе Агамоновке, вместе с маменькой своей, Натальей Павловной». По мнению С. А. Макашина, Салтыков исключил описание усадьбы Агамоновки и ее хозяйки Натальи Павловны потому, что в этой картине и в этом портрете слишком прозрачно, для родственников писателя, проступали реальные черты любимого поместья его матери Ермолино, а также фигура самой Ольги Михайловны Салтыковой. Впоследствии ряд штрихов из этого описания текстуально повторился в автобиографической «Пошехонской старине».

Исключенное начало «Яшеньки» представляет самостоятельный интерес и печатается в разделе «Из других редакций».

Некоторые разночтения печатного и рукописного текстов объясняются, по-видимому, причинами или соображениями цензурного характера. Вслед за упомянутой публикацией В. В. Гиппиуса следующие места в настоящем издании печатаются по автографу, а не по тексту «Сборника…»:

, строки 2–3 снизу: вм. «взыскать с него» — «наказать его на конюшне нагайкой».

, строки 10–11 сверху: вм. «люди должны обожать вас» — «подданные должны обожать вас».

, строки 20–24 сверху: после слов «в доме заведется молодая хозяйка» в «Сборнике…» было опущено: «Федька и Павлушка, Машка и Аниска, которые в настоящее время трясутся при одном имени Натальи Павловны, необходимо должны будут раздвоиться в своем трепете».

, строки 12–13 снизу: после слов «житницы исполняются всяким благоволением» — в «Сборнике…» отсутствовало: «самые домочадцы и рабы распложаются во множестве».

: в подстрочном примечании в «Сборнике…» было исключено: «Ямщики ее славились дерзким образом мыслей и скорой ездой».

, строка 2 снизу: вм. «в 1826» — «в коронацию».

, строка 17 сверху: после слов «все, знаете, этак направо и налево» в «Сборнике…» было опущено: «Ну и нагаечка-с».

Время работы над повестью определяется на основании двух эпистолярных свидетельств Салтыкова. В письме к В. П. Безобразову от 1 октября 1858 г. он писал: «В марте < 1858 г.> я отдал в Смирдинский альманах повесть под названием «Яшенька». Повесть очень плоха, и мне крайне хотелось бы выручить ее». Близкая дата названа и в другом письме, от 3 февраля 1859 г. к П. В. Анненкову, в котором читаем: «Год тому назад я отдал в альманах Смирдина повесть под названием «Яшенька». Эти подлецы до сих пор ее не печатают, да и обратно не возвращают. Так как я совсем (то есть нигде) не хотел бы печатать эту вещь, по причине ее совершенной посредственности, то Вы бы весьма обязали <меня>, вырвав ее из рук этого скотопромышленника Генкеля».

Как можно заключить на основании этих сведений, Салтыков, по-видимому, работал над повестью в начале 1858 г., так как не в его привычках было задерживать у себя написанную вещь.

Как и другие произведения, созданные Салтыковым в ближайшее после опубликования «Губернских очерков» время, повесть об умирающем в обстановке дворянско-помещичьей праздности Яшеньке включается в круг идей и тем, которые писатель разрабатывал в начатом, но не завершенном цикле — «Книге об умирающих».

В самой тональности насмешливого, комического повествования, в некоторых сюжетных положениях «Яшеньки» (например, эпизоды любовных объяснений с Мери, неудачного сватовства и т. п.) легко угадывается связь с литературной манерой Гоголя — автора «Ивана Федоровича Шпоньки» и «Женитьбы». Вместе с тем в «Яшеньке» уже встречаются тонкие социально-психологические характеристики и наблюдения, которые служат как бы эскизными набросками сатирических портретов героев более поздних произведений Салтыкова — Миши Нагорнова («Господа ташкентцы»), Сенечки Воловитинова (очерк «Как кому угодно», затеи «Благонамеренные речи»). Изнурительная сыновняя почтительность Яшеньки предвосхищает въедливое благонравье Иудушки. Образ Натальи Павловны — один из первоначальных набросков типа властной, крутой на руку матери-хозяйки — Арины Петровны из «головлевской» хроники и Анны Павловны из хроники «пошехонской».

…даже выйти не может из комнаты, не сказавши наперед мне. — После этих строк в автографе было: «У меня, говорит, маменька, без вашего позволения даже природа не может действовать».

Шастанный овес — очищенный, просеянный.

…гогенцоллерн-гехингенского посланника. — До 1849 г. действительно существовало Гогенцоллерн-Гехингенское княжество, вошедшее затем в состав Пруссии.

…бестелесные их начала… — См. прим. к стр. 51.

Два отрывка из «Книги об умирающих»

Впервые — в журнале «Русский вестник», т. 14, 1858, март, кн. 2, стр. 198–217 (ценз. разр. — 10 апреля). Подпись: Н. Щедрин.

В сопровождавшем публикацию «Двух отрывков…» примечании, в сноске, Салтыков впервые сообщил в печати о своей работе над новым циклом — «Книгой об умирающих» — и раскрыл его содержание (подробнее см. т. 3 наст. изд., стр. 554–556, 583).

Сохранившийся черновой автограф первого «отрывка» отличается от журнальной публикации лишь незначительными стилистическими разночтениями. Рукопись носит следы работы над композицией «Книги об умирающих». Вместо зачеркнутого в автографе названия «Смерть Живновского» в заголовке поставлена римская цифра II, обозначавшая, несомненно, место очерка в «Книге об умирающих».

Частично сохранилась правленная автором писарская копия четырех очерков «Книги об умирающих» с первоначальным названием этого цикла «Отходящие» и с тем же эпиграфом, который предпослан «Двум отрывкам». От «Смерти Живновского», помещенной здесь также под цифрой II (без заглавия), сохранился только первый абзац и недоконченная первая фраза второго абзаца с небольшими отличиями от чернового автографа и журнального текста. Лишь пять строк остались и от второго отрывка, обозначенного здесь цифрой IV. Под цифрой I в копии помещен очерк «Ге-гемониев», под цифрой III — «Зубатов» (см. т. 3 наст. изд.). В отличие от первых трех очерков, только пронумерованных в рукописи, четвертый озаглавлен в ней. Первоначально он назывался «Отрывок из неизданной переписки». Затем слово «Отрывок» было вычеркнуто и заменено незаконченным «Выд.» (вероятно, «Выдержки»), в свою очередь также зачеркнутым.

Оба «отрывка» были написаны, по-видимому, в конце 1857 г. Это явствует из письма Салтыкова к И. С. Аксакову от 17 декабря 1857 г., в котором он сообщал своему корреспонденту: «… я кончаю теперь ряд очерков для одного альманаха…» Из контекста письма ясно, что речь тут идет об очерках из «Книги об умирающих», в том числе о «Смерти Живновского» и «Из неизданной переписки».

Семнадцатого марта сатирик читал «Два отрывка» Л. Н. Толстому перед отъездом его в Москву. По поводу второго из прослушанных очерков Толстой оставил в дневнике краткую запись: «Идеалист хорош» — и тут же дал общую оценку творчества Салтыкова: «Он здоровый талант»[209]. По просьбе автора Толстой передал очерки в «Русский вестник», где они и были опубликованы в запоздавшей второй мартовской книжке.

В настоящем издании печатается по тексту «Русского вестника» с проверкой по рукописям.

Первый «отрывок» <«Смерть Живновского»> непосредственно связан с «Губернскими очерками», на страницах которых впервые появился Живновский (см. рассказ «Обманутый подпоручик» и сцену «Просители» — т. 2 наст. изд.), введенный сатириком также а комедию «Смерть Пазухина».

В соответствии с общим замыслом «Книги об умирающих» Салтыков, по сравнению с «Губернскими очерками», углубил характеристику Живновского, как одного из «ветхих людей», ставших «в разлад с общим строем воззрений и убеждений». В изображении последних минут отставного подпоручика вся жизнь этого «старого забулдыги» предстала под пером сатирика как беспощадное обличение «прошлых времен», породивших эту чудовищную смесь наглости, безрассудства, любострастия и цинизма.

В «отрывок» о Живновском Салтыков впервые включил четыре пословицы из составленного им в конце 50-х годов по статье Ф. И. Буслаева списка пословичных изречений: 1) «Зовут да покличут, а потом и в нос потычут», 2) «И комар лошадь повалит, коли медведь подсобит», 3) «Взял боженьку за ноженьку, да и об пол» и 4) «Жил семь лет, нажил семь реп, да и тех нет». Ю. М. Соколов, опубликовавший названный список, ошибочно полагал, что Салтыков использовал его впервые в сцене «Утро у Хрептюгина» (Ю. Соколов. Из фольклорных материалов Щедрина. — «Литературное наследство», т. 13–14, М. 1934, стр. 499).

В 1878 г. Салтыков еще раз вернулся к образу Живновского и вывел его в качестве «благонамеренного добровольца» в очерке «День прошел — и слава богу!» (цикл «В среде умеренности и аккуратности», т. 12 наст. изд.).

Второй «отрывок» <«Из неизданной переписки»> — предсмертная исповедь идеалиста 40-х годов. Отрывок окрашен автобиографическим раздумьем Салтыкова о собственной молодости, «сильной горячими упованиями», «непоколебимою верою в будущее». Под «вечно юными» утопиями, обращенными «к лучшим инстинктам человеческого существа», сатирик разумел социалистические идеалы.

Возвращаясь к основной теме своего раннего творчества, Салтыков еще решительнее, чем прежде, осуждал «досужую праздность» идеалистов. «Слабость и нерешительность», подчеркивает писатель, привели к полному вытеснению идеалистов «дипломатами-барышниками», чуждыми всяких помыслов об «истине и добре». Трагический сарказм исповеди усиливала и предваряющая ее характеристика Живновского, олицетворившего «действительность» русской жизни, бесконечно далекой от «строя гармонических отношений». «Трудно вообразить себе две личности, более противоположные между собою, чем герои этих двух рассказов, — писал анонимный обозреватель «Сына отечества» сразу после появления «Двух отрывков», — а между тем в смертный час оба они оплакивают свои обманутые надежды — в одинаковом настроении, хотя и с самых различных точек зрения и в самых несходных суждениях» («Сын отечества», 1858, № 27, 6 июля).

Для Салтыкова позиция отвлеченного служения идеалам при равнодушии к «черной работе» практики граничила с преступлением перед обществом, где все кипит и зовет к действию. Поэтому он без колебания отнес идеалиста к «ветхим людям», а его «брезгливое пренебрежение» к живой жизни осудил как разновидность идеологии «прошлых времен», которая должна смениться действенным отношением к миру.

…для Рогожкина… — Развернутую характеристику Рогожкина Салтыков дал в рассказах «Горехвастов» («Губернские очерки», т. 2 наст. изд.) и «Жених» (наст. том).

…чем-то по комиссариатской части сделали… — См. выше прим. к стр. 98.

…каким я там Балтазаром жил! — то есть беспечно роскошествовал. Балтазар или Валтасар — полулегендарный вавилонский царь (VI в. до н. э.), гибель которого, по библейскому преданию, была таинственно предсказана во время пира (Книга пророка Даниила, гл. 5).

Мы играем ту же роль в обществе, какую играли мормоны в Миссури и Иллинойсе… — Мормоны — религиозная секта, возникшая в США (1830). Салтыков имеет в виду отверженность мормонов, неприязнь американского общества к этим «единственным святым на земле», как именовали себя мормоны, отличавшиеся нетерпимостью и высокомерием ко всем прочим исповеданиям, запятнавшие себя уголовными преступлениями.

…чисты как голуби… мудры как змеи… — из Евангелия (Матф., 10, 16).

А тут дары земные… — последняя строфа стихотворения Кольцова «Из Горация (Дума). П. А. Вяземскому» («Не время ль нам оставить…»).

Характеры

Впервые — в журнале «Искра», 1860, первая часть — в № 25 от 2 июля (ценз. разр. — 28 июня), вторая — № 28 от 22 июля (ценз. разр. — 16 июля). Подпись: «Стыдливый библиограф».

В этом же году И. И. Панаев перепечатал два отрывка из «Характеров» (ироническое описание разговора Краевского с Дудышкиным о «Русском вестнике», открывшем Англию, и диалог Краевского с Перейрой) в хронике «Петербургская жизнь. Заметки Нового поэта» («Современник», 1860, № 8, стр. 326–327)[210].

Псевдоним, которым сатира была подписана, оставался нераскрытым до 1929 г., когда В. В. Гиппиус на основании стилистического анализа установил принадлежность ее Салтыкову[211]. Позднее был обнаружен черновой автограф второй части «Характеров», начинающийся словами: «Из редакции «Русского вестника» похищен второй том книги Гнейста…»

При публикации в «Искре» очерк сопровождался примечанием (см. наст. том, стр. 197), которое, хотя и подписано «Ред.» (то есть Редакция «Искры»), по-видимому, принадлежит Салтыкову: оно органически входит в общий замысел «Характеров», усиливая иронию в адрес редакции «Русского вестника».

В настоящем издании печатается по тексту «Искры», с проверкой второй части по автографу.

«Характеры» — одно из острых выступлений Салтыкова против двух главных печатных органов либеральной партии «прогресса» — «Русского вестника» Каткова и Леонтьева и «Отечественных записок» Краевского и Дудышкина. В период, когда в стране складывалась и сложилась революционная ситуация, либерально-оппозиционный лагерь и его журналистика стали быстро перемещаться ко все более умеренным и правым позициям. Это движение к реакции и охранительству и является главным предметом сатирической критики Салтыкова. Политическая острота его определения «характеров» «Русского вестника» и «Отечественных записок» косвенно подтверждается тем обстоятельством, что определения эти были поддержаны и развиты в 1861 г. Чернышевским («Полемические красоты») и Писаревым («Схоластика XIX века», «Московские мыслители»).

Литературная форма выступления Салтыкова определилась, как он указал на это в подзаголовке, «подражанием» Жану Лябрюйеру, французскому писателю-моралисту, автору известной книги «Характеры», составленной из кратких портретных характеристик и рассуждений. Такая форма была близка жанру фельетона «Искры», состоявшего обычно из сатирических сентенций или юмористических заметок. Достоевский отнес жанр «Характеров» к «эпиграммам в прозе», вспомнив о них спустя год в фельетоне «Петербургские сновидения в стихах и прозе»[212].

По примеру редакции «Русского вестника»… мы ни в чем не согласны с автором «Характеров». — Редакция «Русского вестника» часто оговаривала в специальных примечаниях свое несогласие с содержанием публикуемых ею статей. См., например, редакционные примечания к статьям Н. X. Бунге «Об устройстве учебной части в наших университетах» (1858, октябрь, кн. 1, стр. 441); Б. И. Утина «Очерк исторического образования суда присяжных в Англии» (1860, март, кн. 1 и 2, стр. 229, 237, 251 и др.), Евгении Тур «Госпожа Свечина» (апрель, кн. 1, стр. 392) и др.

«Русский вестник» сделался похожим на клетку, в которой некогда обитал драгоценный попугай… — По-видимому, Салтыков намекает на изменение программы «Русского вестника», явственно переходившего от недавней пропаганды «иноземного» политического либерализма (англомания Каткова) к охранению «отечественных» устоев. В связи с этой эволюцией журнала свое сотрудничество в нем прекратили в середине 1860 г. Б. И. Утин и Евгения Тур (гр. Е. В. Салиас де Турнемир), вслед за которыми собирались покинуть журнал Г. В. Вызинский и Е. М. Феоктистов. Расстался с «Русским вестником» и сам Салтыков.

А статья о «Русской общине»? — Имеется в виду статья M. H. Каткова «Русская сельская община» с грубыми выпадами в адрес Чернышевского и редакции «Современника» («Русский вестник», 1858, сентябрь, кн. 1). Резко отрицательную оценку этой статьи Салтыковым см. в его письмах к П. В. Анненкову от 2 января и к В. П. Безобразову от 17 января 1859 г.

«Отечественные записки» походят на упраздненную Бурсу. Не слышно в пустынном здании кликов Бургия… ни Благосветлый-Басистов, ни Басистый-Благосветлов. — Намекая на духовное образование Г. Е. Благосветлова, Салтыков иронизирует над общим обликом журнала, сравнивая его с бурсой за схоластическим характер полемики, теоретическую бескрылость, бесцветность слога. В середине 1860 г. Благосветлов перешел из «Отечественных записок» в «Русское слово», в связи с чем бурса названа «упраздненной» (о дальнейшем отношении Салтыкова к Благосветлову см. в хронике «Наша общественная жизнь», т. 6 наст. изд.).

Здесь пишет и сочиняет В. А. Кокорев, нашего уезда откупщик! — Выпад против известного питейного откупщика В. А. Кокорева, крупной фигуры русской торговой буржуазии периода крестьянской реформы. Катков охотно предоставлял ему страницы своего журнала, понимая действительное содержание кокоревских проектов расширения торговли и т. п. в соответствии с интересами крупных помещиков. Эти проекты стали предметом насмешек сатирика в повести «Тихое пристанище» (см. наст. том, стр. 287–291).

…после недавней попытки нарушения общественного спокойствия со стороны некоторых вассалов «Русского вестника»… — Речь идет о публичном протесте сотрудников «Русского вестника» Б. И. Утина и Евгении Тур против того, что статьи их были напечатаны с ограничительным примечанием редакции, то есть Каткова.

…в редакции… возникал вопрос: «Благоразумно ли было… нападать на кн. Черкасского за проект его относительно употребления «детских розог»? — Славянофил кн. В. А. Черкасский, активный участник подготовки и проведения крестьянской реформы (член-эксперт Редакционных комиссий), выступил в 1858 г. за сохранение телесных наказаний для крестьян в переходный период, в том числе и для женщин и детей — «детскими розгами». Проект Черкасского вызвал протесты, в том числе и со стороны «Русского вестника», в котором выступил Катков со статьей «Изобличительные письма» (1858, ноябрь — декабрь). Но вскоре «Русский вестник» предложил сохранить розги «хотя бы для уголовных преступников» (С. Баршев. О необходимых гарантиях уголовного права. — 1859, март, кн. 2, стр. 190–192).

…место г. Дудышкина займет со временем г. Басистов… — Салтыков иронизирует над продолжающейся деградацией «Отечественных записок», начавшейся после ухода из журнала Белинского (1846), которого сменил умеренный прогрессист, посредственный литературный критик С. С. Дудышкин. П. Е. Басистов был еще менее даровит и проницателен. «Губернские очерки» Щедрина он обвинял, например, в «отсутствии самобытного творчества» и художественной правды («Отечественные записки», 1857, № 8).

…внимание публики было всецело поглощено полемикою между г-жою Тур и «Русским вестником»… возражения этого почтенного журнала принимают… характер эротический. — Полемика возникла в связи с редакционным примечанием к статье Евг. Тур «Госпожа Свечина» («Русский вестник», 1860, апрель, кн. 1). Оговорка редакции в этом примечании об односторонности суждений автора статьи повлекла за собой «Письмо к редактору» Евг. Тур, вызвавшее, в свою очередь, ответ Каткова с двусмысленными намеками по поводу дружбы между Свечиной и Токвилем (там же, апрель, кн. 2). В полемику ввязались «Московские ведомости», заметив, что «Токвиль не состоял со Свечиной в близких отношениях» (№ 109). За этим последовало очередное «Объяснение» «Русского вестника» (см. май, кн. 2) с бестактными выходками против Евг. Тур, Б. Утина и других сотрудников журнала. Этот «всеобщий гвалт» по пустяковому поводу осмеял в июньской книжке «Современника» Чернышевский («История из-за г-жи Свечиной»). Юмористическое противопоставление европейских событий истории со Свечиной было подхвачено и развито в «Заметках» Пр. Преображенского (Н. С. Курочкина — «Искра», 1860, № 26 от 8 июля).

…редакторы «Современника» квартируют в доме редактора «Отечественных записок»… — Некрасов и Панаев с 1857 г. жили в доме Краевского на Литейном проспекте.

Некто, не имев, за недосугом, времени прочесть последние нумера газеты «Наше время», не может сообщить… жив ли… И. С. Тургенев. — Ирония Салтыкова обращена против М. И. Дарагана, выступившего с резкой критикой романа Тургенева «Накануне». В частности, обыгрывается фраза Дарагана: «Мы многих потеряли или преждевременной смертью (как Пушкин, Лермонтов) или тем, что они еще при жизни уклонились от прямого пути» («Наше время», 1860, № 9).

…наш библиограф и гробокопатель M. H. Лонгинов уже принимает меры к отысканию преждевременной могилы его. — Высмеивается некрологический характер изыскании M. H. Лонгинова, постоянного сотрудника «Русского вестника», который, по шутливому замечанию Писарева, готов был «превратить текущую литературу в поминальные списки» («Московские мыслители». — «Русское слово», 1862, № 2. Ср. Д. И. Писарев. Соч., т. 1, Гослитиздат, М. 1955, стр. 304).

…вместе с продолжением статьи о «Пороховых взрывах», новыми опытами В. К. Ржевского и повестью г-жи Николаенко. — Имеется в виду статья П. П. Малиновского «Пороховые взрывы» («Русский вестник», 1860, апрель, май), окончание которой было запрещено цензурой. Об «опытах» консервативного публициста В. К. Ржевского см. «Ответ г. Ржевскому» (т. 5 наст. изд.). Николаенко — писательница, автор печатавшихся в «Русском вестнике» 1859–1860 гг. сентиментально-мелодраматических повестей «Чудачка», «Две маменьки», «Бедность».

Из редакции «Русского вестника» похищен второй том сочинения Гнейста. — В «Объяснении» по поводу г-жи Свечиной (см. выше) редакция «Русского вестника» прозрачно намекала, имея в виду Б. И. Утина, что им «зачитаны» взятые из редакции книги, в том числе сочинение Гнейста, вероятно «Современное английское конституционное и административное право», 1857–1863.

…сочинение барона Этвеша… — В рукописных вариантах уточняется: «а именно сочинение венгерца Этвеша «О влиянии господствующих идей XIX века на государство». Книга Этвеша вышла в 1859 г.

Заявляя об этом в 10 № своего журнала… — Салтыков высмеивает заключительную часть «Объяснения» редакции «Русского вестника» о Евгении Тур в № 10 журнала (май, кн. 2), в которой говорилось о «недостатках и слабостях» сотрудников журнала. В связи с этими «жалким личными намеками» Чернышевский предостерегал редакцию «Русского вестника» от продолжения подобной полемики: иначе «журнал будет иметь сотрудником одного г. Ржевского» (Н. Г. Чернышевский. Полн. собр. соч., т. VII, стр. 324).

Редакция «Русского вестника», убедившись из статьи г. Утина, напечатанной в 136 № «Московских ведомостей»… — Статья Б. И. Утина, напечатанная в «Московских ведомостях» от 21 июня, как и письмо его, опубликованное в «Современнике», 1860, № 4, были полны упреков в адрес «поверхностного» англоманства Каткова и его «деспотического» редакторского вмешательства. Прямым поводом этих выступлений послужили придирчивые редакционные замечания Каткова к статьям Б. И. Утина об истории английского суда (см. на стр. 541 прим. к стр. 197).

…«я знаю только то, что я ничего не знаю!» — афоризм Сократа.

…и с бесчисленными опечатками. — Насмешка над редакционными примечаниями «Русского вестника» с поправками собственных, иногда курьезных ошибок (см., например, «Русский вестник», 1860, июнь, кн. 2, стр. 453).

«О преимуществах кириллицы перед глаголицею», г. Бодянского… — Книга О. М. Бодянского «О времени происхождения славянских письмен» (1855) была посвящена доказательству более раннего происхождения кириллицы по сравнению с глаголицей. В «Русском вестнике» печатались его «Новые открытия в области глаголицы» (1856, февраль, кн. 1). Труды Бодянского неоднократно подвергались критике на страницах «Современника» (1855, № 3, 1860, № 12; см. также «Свисток» № 7 в № 1 за 1861).

…«Отповедь «Отечественным запискам», В. К. Ржевского»… — Ответ Ржевского на анонимную статью «Нескромный вопрос г. Ржевскому» («Отечественные записки», 1860, кн. 3) действительно был напечатан в первой майской книжке «Русского вестника» за 1860 г. под заглавием: «Ответ на нескромный вопрос неизвестного по случаю статьи Ржевского о пролетариате».

…и прочие, не менее замечательные статьи общезанимательного содержания. — В черновых вариантах перечень продолжен: «повесть г. Булкина; «Надежды русского глазомера на простодушие, русского мужика», В. А. Кокорева; «Почему в Тверской губернии либеральные начала пустили более прочные корни, нежели в других местах России?», Тверского помещика; и, наконец, «Можно ли издавать журнал с подобными сотрудниками?», статья редакции». Название статьи В. А. Кокорева (см. прим. к стр. 198) пародировало слог его статей и речей. Об оппозиции тверского дворянства см. прим. к стр. 293. Булкин — псевдоним посредственного беллетриста С. А. Ладыженского, автора повестей «Век нынешний и век минувший» («Русский вестник», 1860, март, апрель), «Барышня и барыня» (там же, октябрь).

Остался один Юпитер — но как хорош!! — Вероятно, речь идет о соредакторе Каткова П. М. Леонтьеве.

В 1857 году… «Русский вестник» открыл Англию. — «Русский вестник», основанный Катковым в 1857 г., пропагандировал английское социально-политическое устройство как образец для настоящих и будущих преобразований России — при сохранении самодержавия.

«Не открыть ли нам Америку?» — шепнул А. А. Краевский г. Дудышкину… Америка доселе остается неоткрытою — По-видимому, намек на зависть Краевского к коммерческому успеху катковского журнала, «открывшего Англию». Разговор Краевского с Дудышкиным имеет второй, иронический план — обличение нерешительности и половинчатости программы «Отечественных записок».

И. Перейра и А. А. Краевский — оба были взволнованы… один и тот же огонь согревает их. — Салтыков сопоставляет эволюцию редактора «Отечественных записок» с политической биографией известного французского публициста и банкира Исаака Перейры, в молодости примыкавшего к сен-симонистам. Сравнение Перейры с Краевским было навеяно, очевидно, чтением «Искры», где последний осмеивался как автор, обиженный отказом «Искры» поместить его стихотворение «Чувства русского журналиста с капиталом, при взгляде на банкира Исаака Перейру…» («Письмо в редакцию». — «Искра», 1860, № 22 от 10 июня). Настоящую салтыковскую заметку Достоевский назвал «известной эпиграммой в прозе на г. Краевского», иронически добавив: «Совершенно неправдоподобная эпиграмма!» («Время», 1861, № 1. Ср. Ф. М. Достоевский. Собр. соч., т. 13, стр. 169).

…как написал он статью о Борисе Годунове… — Речь идет о статье Краевского «Царь Борис Федорович Годунов» (1836), в которой он поддержал точку зрения реакционного историка М. П. Погодина.

…как изобрел он новые русские слова «Дойен д’Аге» и «Великий раздаватель милостынь»… — Ходячими анекдотами своего времени были ошибки в «Отечественных записках»: французское «doyen d’âge», то есть «старший по возрасту», было принято за название должности («дуайен доуге»), а слово «partageux» (ироническое название сторонников утопического коммунизма) было переведено как «раздаватель милостыни».

…как колебался между Белинским и Межевичем… — В «Воспоминании о Белинском», напечатанном в № 1 «Современника» за 1860 г., И. И. Панаев рассказывал, как Краевский, при начале издания «Отечественных записок» в 1839 г., отказался от услуг Белинского, предпочтя ему бездарного Межевича.

…как в 1848 г. прибегал к сотрудничеству К. Полевого. — В рукописи: «нанимал К. Полевого». К. А. Полевой — к тому времени журналист реакционного направления.

В надежде славы и добра //Иду вперед я без оглядки… — Перефразировка двух первых строк «Стансов» Пушкина. У Пушкина: «В надежде славы и добра // Гляжу вперед я без боязни».

…надобно справиться у Чернышевского… — Учение Сен-Симона Чернышевский популяризировал в статье «Июльская монархия», напечатанной в «Современнике», 1860, № 1.

Гарибальди пишет к другу своему Н. В. Бергу… — В корреспонденциях из Италии сотрудник «Русского вестника» Н. В. Берг афишировал расположение к нему Гарибальди (см. «Поездка в отряд Гарибальди», «Вторая поездка к Гарибальди». — «Русский вестник», 1859, июнь, август). Весной 1860 г. Гарибальди с большим отрядом добровольцев отправился на помощь восставшей против австрийского ига Сицилии.

Да! аристократия и притом историческая… вот последнее слово школы, восходящей из поклонения Зевсу! — Характеризуя содержание программы «Русского вестника», Салтыков имеет в виду цикл статей В. П. Безобразова «Аристократия и интересы дворянства» («Русский вестник», 1859, январь, кн. 1; июнь, кн. 1; сентябрь, кн. 1; ноябрь, кн. 1). В. П. Безобразов настаивал на «деятельном участии» в будущем самоуправлении аристократии как единственной исторической силы, способной «гарантировать свободу в силу независимости своего общественного положения» (октябрь, кн. 1, стр. 50–51). «Из поклонения Зевсу» — намек на П. М. Леонтьева, ближайшего сотрудника и единомышленника Каткова, защитившего в 1850 г. диссертацию «О поклонении Зевсу».

…согласен ли Катков принять на себя бремя министерства финансов в Сицилии? — По-видимому, сатирик вышучивает политические обозрения Каткова с его пристальным интересом к внутренней жизни и особенно финансово-кредитной системе европейских государств. В таком духе Катков информировал и об Италии, охваченной национально-освободительным движением (см., например, «Русский вестник», 1859, ноябрь, кн. 2, стр. 177–183).

Слухи носятся, что г-жа Евгения Тур будет с 1861 года издавать в Москве «Журнал амазонок». В числе амазонок будут гг. Вызинский и Феоктистов. — И. И. Панаев, сообщая об издании Евгенией Тур журнала «Русская речь», также именовал его «Журналом амазонок» со ссылкой на подражателя Лябрюйеру («Современник», 1860, № 8. отд. «Петербургская жизнь», стр. 326), Это ироническое наименование — намек на феминистские идеи Евгении Тур, которая считала «самым верным термометром общества» — «степень развития женщины» («Парижские письма». — «Русский вестник», 1858, сентябрь, кн. 1, стр. 21). О Вызинском и Феоктистове см. выше. В «Русской речи» собирался сотрудничать и сам Салтыков. См. письмо егок гр. Е. В. Салиас де Турнемир от 28октября 1860 г. («Литературное наследство», т. 67, стр. 463–464).

Глупов и глуповцы Общее обозрение

При жизни Салтыкова напечатано не было.

Впервые — в журнале «Красная новь», 1926, № 5, стр. 112–120 (публикация Н. В. Яковлева).

Сохранились: 1) полный черновой автограф на бланках «советника Вятского губернского правления», озаглавленный: «1. Глупов и глуповцы. Общее обозрение». По этому тексту очерк печатался в «Красной нови» и в т. 4 изд. 1933–1941 гг.; 2) корректура в гранках журнала «Современник» в составе подборки из трех очерков под общим заглавием: «Глупов и глуповцы. I. Общее обозрение. II. Деревенская тишь. III. Каплуны». Как видно из помет на гранках, это была вторая корректура, датированная 28 декабря < 1862 г.> и посланная А. Н. Пыпину, в бумагах которого она и сохранилась.

В настоящем издании впервые очерк печатается по тексту корректурных гранок.

По сравнению с черновым автографом, текст в корректуре выправлен стилистически. Исключены некоторые повторения (например, перебранка Сидорычей, именовавших друг друга «курицыными сынами») и усилена сатирическая характеристика Сидорычей. Добавлено несколько слов о невежестве Сидорычей, «не знакомых ни с какими науками, кроме «Правил игры в преферанс», и о семейных «добродетелях» их: «они верны женам своим до тех пор, покуда им подвезут из деревень нового запаса «канареек»…»

Исходная дата написания «Глупова и глуповцев» определяется упоминанием в тексте этого очерка постановки пьесы И. С. Тургенева «Нахлебник», первое представление которой состоялось в Москве 30 января 1862 г. Дата окончания работы фиксируется, как можно думать, письмом Салтыкова к Некрасову от 21 февраля 1862 г. «Посылаю Вам, многоуважаемый Николай Алексеевич, — писал Салтыков, — еще две статьи, которые я просил бы Вас напечатать в мартовской книжке…» Принимая во внимание, что очерк «Глупов и глуповцы» был задуман как вступление к циклу «глуповских» рассказов, над которым Салтыков тогда работал (он хотел печатать этот очерк «первым номером» — см. письмо к Чернышевскому от 29 апреля 1862 г.), следует предполагать, что слова «еще две статьи» относились к очеркам «Глуповское распутство» и «Каплуны», посланным вдогонку к ранее написанному и отправленному «Глупову и глуповцам». На основании этих соображений работу над очерком можно довольно точно датировать первой половиной февраля 1862 г.

О дальнейшей судьбе посланных в «Современник» трех очерков «глуповского цикла» известно из письма Салтыкова к Чернышевскому от 29 апреля и из цензурных документов (сводку их см. в публикации В. Э. Бограда «Неизвестная редакция очерка «Каплуны». — «Литературное наследство», т. 67, М. 1959, стр. 315 и след.). Два очерка, а именно «Глуповское распутство» и «Каплуны», были набраны и гранки набора представлены около 20 апреля в цензуру и тогда же запрещены. Рукопись же очерка «Глупов и глуповцы» затерялась в редакции и по этой причине в цензуру не попала. В связи с восьмимесячной приостановкой «Современника» в мае 1862 г., решение цензуры относительно запрета «Глуповского распутства» и «Каплунов», по-видимому, не было своевременно сообщено редакции журнала. Рукопись же «Глупова и глуповцев» тем временем нашлась, и Салтыков включил ее в новую подборку из трех очерков «глуповского цикла», которая должна была появиться в первой после возобновления «Современника» январско-февральской книжке журнала и была набрана. Вторым номером в этой подборке был рассказ «Деревенская тишь» (вошел в «Невинные рассказы» — см. т. 3 наст. изд.). Им Салтыков заменил статью «Глуповское распутство», о которой думал, что она все еще в цензуре «киснет» (письмо к Некрасову от 29 декабря 1862 г.). Третьим номером были «Каплуны», но в новой редакции, переработанной и сокращенной Салтыковым вследствие замечаний Чернышевского, сделанных в апреле 1862 г. О том, что «Каплуны», как и «Глуповское распутство», были запрещены, ни Салтыков, ни редакция «Современника» в декабре 1862 г. по-прежнему еще не знали. Нужно думать, однако, что вскоре же, в связи с возобновлением «Современника», редакция узнала наконец о состоявшемся почти год назад запрещении «Глуповского распутства» и «Каплунов», что и решило судьбу подготовленной Салтыковым новой подборки из трех «глуповских» очерков.

В дальнейшем Салтыков не предпринимал больше попыток к напечатанию «Глупова и глуповцев» целиком. Но частично текст этого очерка, а именно описание глуповцев «вне их родного логовища», он включил в статью «Русские гулящие люди за границей», напечатанную вначале в составе майской хроники «Наша общественная жизнь» (1863), а потом вошедшую в сборник «Признаки времени» (1869).

Очерк «Глупов и глуповцы» с подзаголовком «Общее обозрение», по замыслу писателя, должен был служить вступлением к «глуповскому циклу» (историю последнего см. в т. 3 наст. изд., стр. 583–584). В соответствии с этим Салтыков расширил обобщающий смысл образа города Глупова, по сравнению с ранее написанными очерками — «Литераторы-обыватели», «Клевета» и «Наши глуповские дела». В «Общем обозрении» Глупов стал сатирическим обозначением всей русской самодержавно-помещичьей действительности, а «топография» и «география» его приобрели черты, предвещающие «Историю одного города».

Определяя главную задачу очерка как общей экспозиции темы «глуповского возрождения», Салтыков писал, что он стремится «выяснить себе те материалы, которые должны послужить основанием» для возрождения «собственно глуповского». Однако материалов этих, как показали «изыскания» сатирика, «или совсем не оказывается, или оказываются только отрицательные». К такому выводу подводит весь строй сатирической аргументации Салтыкова, исследовавшего общественную психологию и философию «Сидорычей», как «расы, существующей политически», то есть дворянства, обладавшего в России политической властью и по-прежнему претендовавшего на ведущую роль в общественном процессе. Как и в предыдущих очерках (например, «Скрежет зубовный» — см. т. 3 наст. изд.), Сидорычам противопоставлены бесправные Иванушки — крестьянство, которое не является здесь предметом сатирической критики. «Глупов и глуповцы» — одна из самых ядовитых сатир на русское дворянство в его отношениях с историей и народом.

Корректируя скептический взгляд Чаадаева — «истории у нас нет», — Чернышевский писал в 1861 г., что история у нас была, но вся она — «сонм азиатских идей и фактов»: «основным нашим понятием, упорнейшим преданием» является «идея произвола»[213]. Именно это свойство глуповской цивилизации отмечает и Салтыков, заявляя, что «истории у Глупова нет», что в истории Глупова «от первой страницы до последней все слышится „По улице мостовой“».

Отмена крепостного права, ознаменовавшая падение феодальной системы, — основы социальной и политической силы дворянства, — вызвала глубокий кризис во всех формах дворянской идеологии, дворянского корпоративного сознания. И в консервативной и в либеральной публицистике остро обсуждались вопросы об исторической роли и будущих судьбах российского дворянства. Помещичьи идеологи стремились доказать, что в «дворянском классе много сил еще живых и мощных, которые могут и должны действовать с пользой в современной жизни общества и государства»[214].

Противоположную позицию занимали в развернувшейся дискуссии крестьянские демократы. Чернышевский, например, в статьях 1859–1861 гг. выступил против «пошлого тщеславия» дворянства считать себя «избранниками судьбы», призванными историей «вести человечество к новым судьбам». У дворянского сословия, иронически указывал он, доля «элементов, содействовавших развитию нашего единства», по сравнению с народом, — «совершенно ничтожна, ничтожней мухи перед слоном»[215]. «Совершенное отсутствие корпоративных связей» отмечал и Салтыков, рисуя непримиримую «вражду» между Сидорычами, готовыми «отдать друг друга на съедение» и предать любой принцип не только ради корысти или наживы, но и ввиду отсутствия у них всяких исторических традиций, гражданских чувств и даже сословной общности. В этом отношении Салтыков был близок и к мнениям «Колокола», перекликаясь с характеристикой дворянства в программной статье Огарева «Ход судеб»[216]. Мрачная картина глуповского «веселья» с взаимным «плеваньем» и «оглоухами» была ответом сатирика на обострение внутренней борьбы между представителями разных направлений в дворянской идеологии. Особенно знаменательным в этом смысле было выступление славянофильской газеты «День», клеймившей «все образованные классы» в «невежестве», «равнодушии», «бессилии перед ложью», отсутствии «исторического сознания»[217].

За крайними формами словесного ожесточения, подчеркивал сатирик, скрывалось, однако, единство интересов, когда дело касалось управления народом. Исследование «патриархального характера отношений к Иванушкам» Салтыков направлял против славянофилов, обнажая истинное лицо «патриархальности». Философия «битья», то есть насилия и произвола, объединяет все партии дворянства: то, что у Сидорычей было проявлением патриархально-крепостнического инстинкта, «сыны» их, воспользовавшись европейским опытом, стремятся оправдать теорией. Ирония в адрес «юных доктринеров розги и кулака» метила, очевидно, в адрес либерально-западнической исторической школы, которую зло высмеивал в это время «Свисток». Реакционно-охранительный смысл доктрины «юных глуповцев» сатирик стремился, по-видимому, прояснить и упоминанием о глуповском Гегеле, имея а виду консервативный характер гегелевской системы. Эту сторону дела отмечал тогда и Чернышевский, именуя основателя школы Б. Н. Чичерина «мертвым схоластиком», доказывавшим «философскими построениями» историческую необходимость каждого предписания земской полиции… Потом историческая необходимость может обратиться у него и в разумность»[218]

Таким образом, Салтыков показал полную несостоятельность претензий «Сидорычей» на руководящее положение в общественно-политической жизни страны. В очерке «Глупов и глуповцы» Салтыков отказывается от тех иллюзий относительно дворянства, которые присутствовали еще в его газетных выступлениях 1861 г. (например, в статье «Где истинные интересы дворянства?», см. т. 5 наст. изд.). К вопросу о русском дворянстве Салтыков обращался неоднократно и впоследствии, в частности в рецензии 1870 г. на книгу А. Романовича-Славатинского «Дворянство в России от начала XVIII века до отмены крепостного права» (см. т. 9 наст. изд.). Рецензия эта может служить своего рода комментарием к ряду положении очерка «Глупов и глуповцы», изложенных «эзоповским» языком.

Удар-Ерыгин. — Образ этот персонифицирует в щедринской сатире грубый насильнический «аппарат» самодержавной власти (см. т. 3 наст. изд., стр. 540–541).

…на Сидорычей, которые происходят от коллежских асессоров… — Петровская «табель о рангах» открыла широкий доступ в ряды дворянства выходцам из других сословий, получавшим дворянское звание в результате продвижения по государственной службе. Чиновникам XIV–IX классов давалось личное дворянство, с VIII класса (коллежские асессоры) — потомственное.

Подобную же трактовку происхождения дворянства дал в «Колоколе» Н. П. Огарев: «Какая честь в том, что вас назвали дворянами, то есть царскими дворовыми людьми, иначе опричниками, а попросту сказать, чиновниками… Чем бы вас ни жаловали, жалованьем или поместьями, всё равно вы чиновники» («Ход судеб». — «Колокол», № 122–123 от 15 февраля 1862 г.).

Отличительные свойства сидорычевской политики заключаются… в совершенном отсутствии корпоративной связи… — В упомянутой выше рецензии на книгу А. Романовича-Славатинского Салтыков яснее выразил свою мысль о корпоративной, а тем самым и политической слабости русского дворянства. Он писал здесь: «Если процесс развития нашего дворянства нельзя признать процессом органическим, а скорее идущим применительно к пользам правительства, то это, конечно, не свидетельствует в пользу его корпоративной самостоятельности, но зато оставляет неприкосновенными пользы правительства…»

См. комедию «Нахлебник» И. С. Тургенева. — Запрещенная цензурой в 1848 г. комедия Тургенева была напечатана только в 1857 г. в № 3 «Современника» под названием «Чужой хлеб». Премьера состоялась в Москве 30 января 1862 г. Тропачев — помещик, «по природе грубоват и даже подловат». Карпачев (у Щедрина ошибочно «Кропачев») — его приживальщик, «очень глупый человек». Салтыков использует тургеневские образы, наделяя их новым общественным содержанием для иллюстрации политического пресмыкательства дворянства перед самодержавной властью.

…все полезли в историю, все подыскивают что-нибудь доблестное, но крестовых походов найти не могут. — Имеются в виду исторические разыскания помещичьих идеологов, санкционированные специальным правительственным указом, предписывавшим дворянству «сохранять преемственную память о своих подвигах на поле войны и на поприще гражданских заслуг». «А какие же это были заслуги… где они?» — спрашивал в связи с этим Огарев, указывая на действительные заслуги перед Россией, принадлежащие выходцам «из народа» («Ход судеб». — «Колокол», л. 122–123 от 15 февраля 1862 г.).

Сампантре! — шуточное название дешевых сортов табака (от украинского «сам пан тре»). Впоследствии Салтыков использовал это наименование как сатирическую фамилию. См. «Письма к тетеньке» («письмо третье») и «Мелочи жизни» («Ангелочек»).

И долго потом качал головой Обер-Сидорыч, взирая на потехи своих собратий, и долго повторял он унылым голосом: «А как было хорошо пошло поначалу!» — За этим эзоповским иносказанием скрывается, возможно, намек на Александра II в его отношениях с дворянством во время обсуждения проекта реформы. В высочайших рескриптах 1857 г. дворянство объявлялось главной опорой предстоящих преобразований; однако именно среди дворян, особенно в высших кругах, составилась оппозиция «рассвирепевших крепостников» (граф М. Н. Муравьев, кн. М. Д. Горчаков, кн. В. А. Долгоруков, кн. П. П. Гагарин и др.). О «борьбе» царя с этой «хищной» «толпой закоснелых негодяев» систематически сообщал в начале 1861 г. герценовский «Колокол», публикуя отчеты прений Главного крестьянского комитета и Государственного совета (см. А. И. Герцен. Собр. соч., т. XV, стр. 48, 50–53, 249–252 и др.).

Поговорив о бесцеремонности сидорычевской, перейдем к сидорычевской же патриархальности. — Дворянские идеологи, особенно славянофилы, уделяли много внимания поискам в историческом прошлом страны патриархальных форм взаимоотношений между помещиками и крестьянами, когда первые выступали будто бы в роли «отцов», «добрых наставников народа». Славянофильские публицисты призывали к восстановлению этих «патриархальных отношений», расценивая их не только как «историческую заслугу» дворянства, но и как «залог» успешных преобразований крестьянского и помещичьего быта.

…если бы между ними явился своего рода Гегель, который взялся бы все эти сидорычевские воззрения привести в систему… — О появлении у глуповцев «своих Гегелей», написавших книжку «Философия города Глупова», Салтыков говорит подробно в сокращенной редакции очерка «Каплуны» (см. раздел «Из других редакций»).

…я сам видел, как бледнели и терялись Иванушки при одном взгляде этих доктринеров розги и кулака. — Допустимо предположение, что одно из личных впечатлений Салтыкова, послуживших толчком для этой обобщенной характеристики «цивилизованных глуповцев», было связано с поступком Н. Ф. Павлова. Либеральный публицист, сторонник крестьянской реформы, одним из первых приветствовавший ее 27 декабря 1857 г. в обращении к правительству от имени московского дворянства, Н. Ф. Павлов присутствовал (в июне 1858 г.) при усмирении крестьян, принадлежавших его жене, «всех больше настаивал, чтобы строже секли и заставил высечь 75-летнего старика» (см. письмо Салтыкова из Рязани к В. П. Безобразову от 29 июня 1858 г.).

Законы осуждают… — Первая строфа из песни незнакомца в повести Карамзина «Остров Борнгольм» (1794).

С этой точки зрения, насилие, дикость и произвол — не страшны, а тупоумие даже утешительно. — Эти размышления Салтыкова, связанные с его уверенностью тех лет в неизбежной гибели Глупова, нашли отражение и в одновременно создававшемся проекте программы журнала «Русская правда» (см. в т. 18 наст. изд.).

Глуповское распутство

При жизни Салтыкова напечатано не было. Впервые — в журнале «Нива», 1910, № 9, стр. 162–174.

Сохранилось два автографа очерка: полный текст первоначальной редакции 1862 г. и начало поздней редакции, не ранее 1865 г., на бланке председателя Пензенской казенной палаты. Оба автографа — беловые рукописи, переходящие в черновые.

Сохранились также две корректуры: 1) полный текст очерка в гранках «Современника», 1862, № 5, с цензорскими исправлениями и вычерками и с резолюцией: «Запрещается печатать. Ст<атс> секр<етарь> Головнин, 27 апр<еля> 1862 г.»; 2) сокращенная редакция под измененным заглавием «Впереди» — в гранках «Современника», 1864, № 11–12.

В настоящем издании очерк печатается по тексту гранок «Современника», 1862, № 5, без учета цензурных изменений и сокращений.

«Глуповское распутство» Салтыков написал, по-видимому, сразу по окончании очерка «Глупов и глуповцы», в феврале 1862 г. Во всяком случае, 21 февраля очерк уже был завершен и выслан в редакцию «Современника» вместе с очерком «Каплуны» (см. об этом в письме Салтыкова к Некрасову от 21 февраля 1862 г.; см. также прим. к очеркам «Глупов и глуповцы» и «Каплуны»).

В рукописи первоначальной редакции, впервые изученной В. В. Гиппиусом, изложение истории «доброй барыни» Любови Александровны (именовавшейся прежде Марьей Александровной) начато было от лица Петрушки (Петра Иванова), который «оканчивал свою карьеру на каторге». После «историю своей юности» (стр. 212, строка 11 сверху) в указанной рукописи вычеркнуто:

Однако в изложении Петрушки трудно было дать психологическую характеристику барыни и сохранить авторскую иронию. Поэтому рассказ, начатый от первого лица, был зачеркнут с первых же строк и продолжался уже от имени автора.

В первоначальной редакции иначе излагалась развязка отношений Любови Александровны и Петрушки. Вместо «Любовь Александровна слушает… в солдаты Петрушеньку» (стр. 216, строка 6 сверху — стр. 216, строка 11 снизу) в рукописи было:

Другой значительный вариант этой рукописи относится к сопоставлению психологии Любови Александровны с психологией глуповцев.

В этом варианте дается характеристика глуповского отношения к «утопиям» и к «постепенному историческому ходу». Здесь же едва ли не впервые формулируется салтыковская тема о власти над человеком «мелочей жизни».

Вместо: «была вдова расстроенная… всегда под руками» (стр. 216, строка 6 снизу — стр. 217, строка 23 сверху) в рукописи читаем:

Следующий вариант рукописи интересен колебаниями Салтыкова в определении процессов, происходящих в Глупове, при сравнении его судьбы с судьбой Рима. Вместо: «Боже! ужели та же участь предстоит и Глупову?» (стр. 223, строки 12–13 сверху) в рукописи читаем:

Последний вариант, который нужно привести, относится к заключению очерка. Вместо последнего абзаца окончательного текста: «А главное… не с посрамлением» (стр. 244, строки 1–3 снизу) в рукописи было:

Это напоминание дворянам-помещикам о «личном труде» Салтыков вычеркнул, очевидно, по тем же мотивам идейно-творческого порядка, которые заставили его убрать рассуждения об «утопиях» и «примере французов» (см. об этом ниже).

«Глуповское распутство» поступило в цензуру вместе с очерком «Каплуны» — в гранках набора — около 20 апреля 1862 г. (см. прим. к очеркам «Глупов и глуповцы» и «Каплуны»). Перед сдачей в набор текст «Глуповского распутства» был значительно переработан (характеристику этой переработки см. в комментарии В. В. Гиппиуса к т. 4 изд. 1933–1941 гг., стр. 498). Ознакомившись с содержанием очерков, цензор Ф. П. Еленев отметил в тексте красными чернилами места, которые предполагал исключить, а красным карандашом — «места сомнительные». Однако окончательное решение вопроса о привлекших его внимание местах текста Еленев предоставил на усмотрение председателя Петербургского цензурного комитета В. А. Цеэ.

В свою очередь, Цеэ обратился за советом к министру народного просвещения А. В. Головнину. Министр прочитал посланные ему цензорские гранки и 24 апреля дал Цеэ следующее указание: «Статьи г. Щедрина: «Глуповское распутство» и «Каплуны» следует непременно пропустить, но из первой должно исключить все, что говорится о Зубатове». Однако вокруг статей Щедрина в Цензурном комитете возникли споры, в связи с чем Цеэ не дал хода разрешению Головнина, а запросил у него новых указаний. Встревоженный министр послал гранки салтыковскнх очерков влиятельному придворному, воспитателю наследника и члену Государственного совета графу С. Г. Строганову, сопроводив их письмом, из которого явствует, что Головнин не понял истинного смысла салтыковской сатиры. Он усмотрел «основную мысль» «Глуповского распутства» в призыве автора к помещикам «держать себя с достоинством» во взаимоотношениях с бывшими крепостными. Салтыков же обнажал в своем очерке непримиримость классового антагонизма между помещиками и крестьянами и осмеивал как «глуповское распутство» попытки пореформенных Сидорычей и Трифонычей привлечь к себе внимание Иванушек.

Граф Строганов оказался проницательнее Головнина и категорически запретил публикацию очерков: «Глуповское распутство господ дворян вызывает нас на генерала Зубатова, — писал он Головнину, — при Иване Васильевиче Грозном это было бы и смело и извинительно — теперь это безнравственно и несвоевременно!» Получив ответ Строганова, датированный 27 апреля, Головнин запретил печатание обоих очерков[220].

В 1864 г. Салтыков предпринял новую попытку напечатать «Глуповское распутство» под измененным названием «Впереди» в «Современнике» № 11–12. Корректура этой сокращенной редакции очерка свидетельствует, что автор, перерабатывая очерк, приспосабливал его к цензурным условиям. Самое большое число сокращений было сделано за счет характеристики Зубатова в его отношениях с Сидорычами. Изъяты были и пророчества о надвигающейся гибели «старого Глупова». Но и в таком виде очерк был запрещен Петербургским цензурным комитетом 30 декабря 1864 г.[221].

Спустя год, уже находясь в Пензе, писатель еще раз, последний, вернулся к «Глуповскому распутству». Он положил в основу предпринятой переработки текст «Впереди». Однако начатая работа осталась незавершенной. Сохранившееся же начало рукописи показывает, что пензенская редакция 1865 г. отличается от текста «Впереди» только именем барыни, названной Анной Павловной, и очень небольшими стилистическими исправлениями (опубликовано в т. 4 изд. 1933–1941 гг., стр 499–502).

«Глуповское распутство» — одно из тех произведений Салтыкова, в которых непосредственно отразились острота и напряжение классовой борьбы в стране периода революционной ситуации конца 50-х — начала 60-х годов. Главный предмет сатиры определен в ее заглавии. «Глуповским распутством» Салтыков называет политику «заигрывания» дворян-помещиков с крестьянством, едва выходящим из крепостной неволи, классово-своекорыстные и потому лицемерные поиски «общности интересов» между ними, циничные восхваления «заслуг» помещиков перед крестьянами. В качестве исторических realia к одному из объектов салтыковской сатиры в «Глуповском распутстве» можно сослаться, например, на одно из выступлений М. П. Погодина по поводу крестьянской реформы, в котором этот идеолог официальной или, по выражению Н. Г. Чернышевского, казенной народности писал: «Крестьяне потянутся длинной вереницей к своим помещикам, поднесут им хлеб-соль и, низко кланяясь, скажут: спасибо вашей чести на том добре, что мы, наши отцы и наши деды от вас пользовались, не оставьте нас и напредки вашей милостью, а мы ваши слуги и работники[222]. В разных формах те же мысли варьировались на страницах «Санкт-Петербургских ведомостей», «Русского вестника», «Отечественных записок», «Домашней беседы» и др. «Вся эта невеликодушная болтовня, оскорбительная для народа и для здравого смысла<…>, — негодовал Герцен, обозревая журналы 1861 г., — скрывает свое внутрь взошедшее плантаторство под либеральной патокой и прогрессивным суслом»[223].

«Глуповское распутство» — одна из самых эзоповских сатир Салтыкова. Острейшее политическое содержание и глубокий социально-философский смысл замаскированы здесь внешне нейтральными бытовыми эпизодами. Попытки исторически умирающего дворянско-помещичьего мира поправить свое положение путем политики «сближения сословий» персонифицируются Салтыковым в истории неудачного сожительства стареющей барыни Любови Александровны и молодого крестьянского парня Петрушки[224].

От рассказа о Любови Александровне, не устоявшей перед соблазном увлечения Петрушкой и бессильной обуздать претензии своего фаворита, Салтыков переходит к истории Глупова, поясняя смысл этого сближения аналогией с историей Древнего Рима, павшего от рук «Пастуховых детей». Варианты рукописи свидетельствуют, что при сравнении Глупова с Римом писатель старался найти наиболее точный образ для выражения своей концепции гибели старого мира. Рим пал, но Глупов, «собственно, не падает, а скорее выворачивается наизнанку». После этого зачеркнуто: «или, лучше сказать, разлагается». В окончательном тексте Салтыков устранил эту фразу, но мысль о «разложении» «издыхающего» Глупова стала одним из главных идейных мотивов очерка.

Параллель между Глуповым и Римом, перешедшая потом в «Историю одного города», возможно, была навеяна полемикой «Современника» с «Колоколом» 1861–1862 гг. об исторических судьбах России и Европы (см. статью Чернышевского «О причинах падения Рима» и ответ Герцена «Repetitio est mater studiorum»). Автор «Глуповского распутства» воспользовался историей падения Рима в целях сатирического обличения самодержавно-помещичьего строя и доказательства неизбежного его краха под действием двух причин: натиска Иванушек и «ветхости» собственных устоев.

По сравнению с очерком «Глупов и глуповцы», Салтыков углубил и художественно конкретизировал характеристику отношений между правительством («генералом Зубатовым») и дворянством («Сидорычами и Трифонычами»). Одним из поводов, обративших писателя к этим вопросам, были попытки консервативной и либеральной журналистики противопоставить дворянство как «земскую», «народную» силу чиновничеству, централизованной «бюрократии». В начале 1862 г. о «независимой» позиции дворянства неоднократно писал «Русский вестник» и, маскируя помещичье содержание реформы, обличал «излишества централизации административной»[225]. Выступление такого рода Салтыков иронически обыграл в дебатах Сидорычей, взявших в обычай «подсмеиваться над Зубатовым и отрекаться от родства с ним». С другой стороны, Салтыков показал несостоятельность попыток самодержавия отмежеваться от реакционного дворянства. Салтыков писал о Зубатове-реформаторе: «Как ни рядись, как ни кумись с Иванушками, все-таки от него будет нести сидоровщиной да трифоновщиной — и ничем больше». В этом смысле «Глуповское распутство» является сатирическим комментарием к первому пореформенному году, перекликаясь во многом с критикой правительственных «мероприятий» в «Письмах без адреса» Чернышевского.

Образно-бытовые сценки, передающие историю Глупова, пронизаны страхом Зубатова и Сидорычей, инстинктивно или сознательно ощущающих, что «обойти Иванушек невозможно», и заигрывающих с ними. По внутренней логике развития сюжета Иванушки становятся главным предметом повествования.

Крестьянство, в толковании автора «Глуповского распутства», уже настолько начало сознавать себя, что не пойдет на компромисс ни с помещиками, ни с правительством. Как бы ни заискивали перед ними Сидорычи и Зубатов, — Иванушки слишком хорошо помнят свое прошлое, чтобы поверить в благожелательность своих угнетателей. Это горькое прошлое Иванушек, обреченных столетиями на голод, побои, рекрутчину, освобождает их от всяких обязательств по отношению к судьбам дворянски-бюрократического Глупова. Факт «непричастности» Иванушек к собственно дворянской «глуповской истории» и «миросозерцанию» был в 1862 г. одним из источников оптимизма Салтыкова. В этом смысле сатирик сближался с Чернышевским и Герценом. Последний писал, что «полтораста лет бесчеловечнейших истязаний, унижений» избавили русский народ от «уважения» к своим «историческим воспоминаниям», и видел в этом обстоятельстве — «задаток самобытного будущего развития»[226].

По сравнению со статьями о Кольцове (1856) и «Сказании» инока Парфения (1857) и даже очерком «Скрежет зубовный» (1860), где творчество народа рисовалось еще в тонах предположительных и гадательных, в «Глуповском распутстве» изображено начавшееся пробуждение исторического сознания народа. «Мнение» Иванушек заставило Зубатова взяться за реформу, вынудило Сидорычей политически изощряться, заигрывая с народом, и держать наготове цикл «мероприятий» — на случай бунта.

Способность народа к активным формам борьбы и завуалированные исторические примеры революционного протеста крестьян иронически обозначены в очерке понятием «неосновательности» и «неразумия» Иванушек, извлеченным из охранительной публицистики и иронически переосмысленным. Публицисты «Русского вестника», «Нашего времени», «Дня» стремились доказать «случайный» характер этих «общественных потрясений», «не основанных» на «разумных» «зиждительных элементах» истории[227].

Но, изображая растущее влияние Иванушек, писатель не закрывал глаза на их слабость и недостатки. Революционность народных масс расценивалась им еще очень невысоко, и в этом смысле в «Глуповском распутстве» наметились уже тенденции, нашедшие свое завершение в «Истории одного города». Характеристика Иванушек, не лишенная иронии и намеренного огрубления, будила мысль о необходимости одухотворения действий народа (см. очерк «Каплуны» и прим. к нему).

Первоначально Салтыков намеревался поставить вопрос об отношении глуповцев к «утопиям» и революции. В черновых вариантах основной рукописи содержится приведенный выше отрывок (см. стр. 555), позволяющий судить о точке зрения Салтыкова на эти коренные остродискуссионные вопросы времени. Вычеркивая эти страницы, писатель, вероятно, руководствовался тем, что указание на глуповскую мысль, которая «все-таки теплится», а желания — «все-таки шевелятся», вступало в противоречие с картиной совершенного «растления» Глупова. Рассуждения об «утопиях» (обозначение социалистических идеалов), да еще со ссылкой на пример французов, «наплевавших на историю», то есть совершивших революцию, нарушали общий строй повествования о Сидорычах с их заботами о «сладком куске» и «экспедициями насчет клубнички». Характеристика философии «глуповских граждан» могла быть устранена и потому, что она требовала дополнительных разъяснений, уводящих от основной темы — изображения «глуповского распутства» перед угрозой непокорности Иванушек, которые «как-то все лезут да лезут вперед».

Очерк заканчивается апелляцией автора к искренности старого Глупова, призывом к нему сознать конец былого «величия» и добровольно расстаться со своей «тысячелетней цивилизацией». Но просветительское обращение к совести Сидорычей противостоит всему смыслу очерка, рисующему непримиримость противоречий между Сидорычами и Иванушками, показывающему невозможность взаимных уступок и соглашений между ними.

Митрофан Простаков. — Образ Митрофана из комедии Фонвизина «Недоросль» (1782) не раз использовался в позднейших произведениях Салтыкова. Собирательная сатирическая характеристика этого типа дана во введении к «Господам ташкентцам» (1869–1872). См. также «Помпадуры и помпадурши» («Помпадур борьбы, или Проказы будущего», 1873), «Круглый год» (1880), «Пошехонские рассказы» (1883–1884).

Если верить «Истории» Кайданова, нечто подобное… случилось некогда с Западной Римской империей. — В «Руководстве к познанию всеобщей политической истории» (ч. 1, Древняя история) И. К. Кайданов, автор популярных в 20-30-х годах учебников истории, — по ним учился и Салтыков, — объяснял падение Рима «всеобщим развращением нравов», называя среди прочих причин «вторжение северных и других народов».

А ветер… прорываясь сквозь пазы ветхих мужичьих избенок, так-то жалостливо ноет… спи, Иван! ж-ж-ж-и-и-и! сирота! — Причитания ветра явственно перекликаются с «Песней убогого странника» из поэмы Некрасова «Коробейники» (1861). Настроения, отразившиеся в этих стихах Некрасова, Чернышевский, борясь за воспитание в крестьянстве революционной решимости и энергии, назвал «жалкими» («Не начало ли перемены?». — «Современник», 1861, № 11. Ср. Н. Г. Чернышевский. Полн. собр. соч., т. VII, стр. 874). Возражая Чернышевскому, к «Песне» Некрасова обратился и Герцен, дав ей совершенно иную оценку в соответствии со своим представлением о народе, «голодном» и «нагом» («Мясо освобождения». — «Колокол», л. 121 от 1 февраля 1862 г. Ср. А. И. Герцен. Собр. соч., т. XVI, стр. 28).

Аксиос — достоин (греч.); здесь в смысле: туда ему и дорога. Ср. т. 3, стр. 567.

…Петрушка в красном жилете и голубых штанах… — Это костюм санкюлотов в годы Великой французской революции.

Но если в тебе самом нет средств настроить жизнь на иной лад… быть может, она найдется в «непочатых рудниках»... — Имеются в виду самопризнания правящих сословий. И. С. Аксаков, например, сетуя на «бессилие образованных классов», неспособных «устоять на собственных ногах», призывал их к «слиянию» с «народными началами», которые крепки «своим бытом» и «ясным сознанием» («День», № 1 от 15 октября 1861. г.). Для лексики славянофилов характерен и термин «непочатые рудники» — обозначение народной стихии. В 1861–1862 гг. «Русский вестник» также предлагал помещикам и государственным чиновникам «стать живыми членами народа», «черпая из него новые силы» («Кое-что о прогрессе». — «Русский вестник», 1861, № 10, стр. 109–112. См. также редакционные, статьи в № 2, стр. 839–842, и № 3, стр. 452 за 1862 г.).

Убеждаясь… в совершенной неспособности старых глуповцев, приглашаем их очистить место для Иванушек… — По-видимому, пародийное изложение мнений либерального дворянства, нашедших выражение в адресах на имя Александра II в конце 1861 — начале 1862 г. В этом отношении наибольшим радикализмом отличался адрес дворян Тверской губернии (2 февраля 1862 г.), где служил тогда Салтыков. Требуя политических свобод для «всех сословий», тверские помещики отказывались от «позорных преимуществ», которые поставили дворянство в «положение тунеядцев, совершенно бесполезных родине». См. след. прим.

«Не обижаться, ибо тут штука». — Ироническим наименованием «штука» сатирик стремился, очевидно, намекнуть на безвредность либеральных деклараций и «примирительных попыток» дворянства для сохранения его корпоративной организации и господствующего положения в управлении страной, что, по мысли Салтыкова, понимали и наиболее проницательные Сидорычи, рекомендуя собратьям «не обижаться».

…водевиль есть вещь, а прочее все гиль… — Из комедии А. С. Грибоедова «Горе от ума» (действие IV, явл. 6).

…изыскать средства. — Речь идет о средствах государственного насилия для подавления активных форм народного недовольства.

Ваньки встречались во всякое время; бывали случаи, когда они даже очень достаточно пакостили… Еще недавно Большая Глуповица была позорищем беспорядочности ванькинских чувств… — Сатирик имеет в виду крестьянские войны прошлого, проясняя смысл этих исторических примеров напоминанием о «недавнем» для того времени эпизоде народной борьбы — волнениях поволжских крестьян, в том числе о восстании в Бездне, закончившемся массовым расстрелом (12 апреля 1861 г.).

Прошедшее успокоивает нас, будущее тревожит — устроим так, чтоб это будущее было результатом прошедшего… — Салтыков обличает распространенные в то время дворянские теории «прогресса». Так, например, M. H. Катков, развивая свой взгляд на «истинно прогрессивное направление», подчеркивал, что оно «должно быть в сущности консервативным»: «Народная жизнь тем прогрессивнее и тем богаче, чем менее совершается в ней успешных насилий», «чем менее забывала она свое прошедшее» — во имя «будущего» («Кое-что о прогрессе». — «Русский вестник», 1861, № 10, стр. 109–113; 1862, № 2. стр. 839).

…когда я служил в Белобородовском гусарском полку, мы знатные трепки этим Ванькам задавали! — В Белобородовском полку служил и другой герой Салтыкова — Живновский (см. стр. 99 и 180 наст. тома).

…потрепали по щечке… определили в рабочий дом… поставили в ряды защитников отечества… — то есть, в переводе с эзоповского языка, — избили… заключили в тюрьму… сдали в рекруты.

…нашим старым знакомым, господином Зубатовым. — Сатирический портрет Зубатова как воплощения бюрократических принципов самодержавной власти в губернском ее варианте см. в очерке «Зубатов», т. 3 наст. изд. См. там же «К читателю», «Погоня за счастьем», «Литераторы-обыватели», «Наши глуповские дела», где сатирик, возвращаясь к Зубатову, заставлял его все более искусно лавировать между откровенными репрессиями и показным либерализмом.

Войду ли я в гостиную… он там… — Пародическое использование псалма 138 («Войду ли на небо — ты там» и т. д.).

…от Зубатова, этого, так сказать, первого глуповского гражданина? — «Первым гражданином России» в многочисленных адресах и речах по случаю «высочайших рескриптов» о подготовке и проведении реформы именовался Александр II, который назвал себя в обращении к московскому дворянству «первым дворянином в государстве» (см. об этом: Н. Огарев. Ход судеб. — «Колокол», л. 122–123 от 15 февраля 1862 г.).

«А кто тебе помог сплутовать… Я помог тебе, козлиная борода!» — реплика городничего из пятого действия комедии Гоголя «Ревизор» (явл. II).

Что имя? звук пустой… — строка из стихотворения Лермонтова «Ребенку» (1840).

А отдувались за все… какие-нибудь унтер-офицерши да слесарши Пошлепкины… — Речь идет о сцене Хлестакова с просителями из четвертого действия «Ревизора», явл. XI.

Сидорычи обвиняют Зубатова в том, будто он первый открыл Иванушек… но справедливость требует сказать, что заприметил тогда, когда уже и нельзя было не заприметить их… — «Лучше начать уничтожать крепостное право сверху, — говорил Александр II московскому дворянству 30 марта 1856 г., — нежели дождаться того времени, когда оно начнет само собой уничтожаться снизу». Об этом же напоминал царь в Государственном совете и 28 января 1861 г., предупреждая противников крестьянской реформы, что «всякое дальнейшее промедление может быть пагубно для государства» (см. «Освобождение крестьян». — «Колокол», л. 93 от 1 марта 1861 г.).

…когда Иванушки упали к нему, как снег на голову, он вздохнул… и вздохнул об вас, Сидорычи! — Собственная служебная практика Салтыкова убеждала его в том, что при осуществлении реформы правительство заботилось прежде всего об охране дворянско-помещичьих интересов: «Я люблю дворянство, считаю его первой опорой престола», — говорил Александр II, заверяя, что «интересы дворян всегда близки его сердцу» (из обращений к московскому и псковскому дворянству 31 августа 1858 г. и 11 ноября 1859 г.).

Соника — сразу же, с первой ставки (термин карточной игры).

Сидор Сидорыч. — В характеристике Сидора Сидорыча угадываются отдельные черты будущего Иудушки Головлева.

…Зубатов циркулярно и наистрожайше запретил употреблять что бы то ни было, кроме кротости… — Ирония в адрес «Манифеста 19 февраля», где царь призывал дворянство «исполнять новые положения в добром порядке, в духе мира и доброжелательства» и неоднократно напоминал об «уважении к достоинству человека и христианской любви к ближнему».

Так ли поступили древние римские сенаторы… А Глупов?! — Сатирически осмеивая позицию русского дворянства, Салтыков противопоставляет трусливой разобщенности Сидорычей единство римских сенаторов, павших от мечей воинов Бренна, но не оставивших Сената. В этой же связи писатель упоминает о последнем наместнике Римской Галлии Сиагрии, который оставался верен империи, продолжая войну с франками в течение целого десятилетия после низвержения западно-римского императора Ромула Августула германским военачальником Одоакром (476 г.).

Каплуны

При жизни Салтыкова напечатано не было. Первоначальная редакция (начало 1862 г.) впервые — в журнале «Нива», 1910, № 13, стр. 250–254;[228] позднейшая редакция (конец 1862 г.) впервые в «Литературном наследстве», т. 67, М. 1959, стр. 321–326.

Сохранились: 1) черновой автограф первоначальной редакции очерка с заголовком «Каплуны»; на полях листа 3-го рукою Салтыкова помета карандашом: «О том, что самое воздержание от жизни нужно подготовить»; 2) цензурный экземпляр корректурных гранок первоначальной редакции (предназначалось для «Современника», 1862, № 5), с заголовком: «11. Каплуны. Последнее сказание», эпиграфом из Гейне, многочисленными вычерками и подчеркиваниями цензора Ф. П. Еленева и с запретительной резолюцией министра просвещения А. В. Головнина, такой же, как на гранках «Глуповского распутства». Текст гранок восходит к неизвестной нам беловой рукописи. От чернового автографа текст гранок отличается большим количеством авторских изменений и дополнений; 3) корректурные гранки позднейшей редакции очерка в цикле-подборке «Глупов и глуповцы. I. Общее обозрение. II. Деревенская тишь. III. Каплуны» (для «Современника», 1863, № 1–2); 4) корректурные гранки январской хроники «Наша общественная жизнь» за 1863 г. с ненапечатанным в «Современнике» окончанием, представляющим собою переработанную часть очерка «Каплуны».

В настоящем издании печатается по цензурному экземпляру корректурных гранок майской книжки «Современника» за 1862 г. без учета цензорской правки, с проверкой по автографу. Переработанная и сокращенная редакция, предназначавшаяся для январско-февральского номера «Современника» за 1863 г., печатается по корректурным гранкам в разделе «Из других редакций» (стр. 505–512). Редакцию, которая вошла в состав «Нашей общественной жизни», см. в т. 6 наст. изд. («Из других редакций»).

Приводим важнейшие варианты черновой рукописи:

, строка 15 сверху. После: «в наше тревожное и тяжелое время» — в рукописи было:

, строки 1–2 сверху. После: «вера в непогрешимость булавочной головки» — в рукописи зачеркнуто:

, строки 10–13 сверху. Вместо: «Очевидно… результатом соединенных усилий» — в рукописи было:

, строка 18 сверху. После: «чтоб увлечь толпу сразу» — в рукописи зачеркнуто:

, строка 5 снизу. После: «и по штату совсем не положено» — в рукописи зачеркнуто:

Мы не располагаем точными данными о времени возникновения замысла «Каплунов», Впервые в печати более или менее подробно тема очерка — что и как должна делать в новых пореформенных условиях демократическая интеллигенция? — освещена писателем в очерке «К читателю», написанном в конце 1861 г. («Современник», февраль 1862 г., см. т. 3 наст. изд.), затем она обстоятельно излагается в программе предполагавшегося к изданию и запрещенного властями журнала «Русская правда» (март — апрель 1862 г., см. т. 18 наст. изд.). Примыкая к ним идейно и тематически, «Каплуны» сосредоточены на теоретическом и историческом уяснении конкретных форм и средств борьбы с царизмом и помещичьей реакцией. Активно вторгаться в жизнь, действовать на всех поприщах, не останавливаясь и перед компромиссами, объединять усилия всех «партий прогресса» на почве достижения ближайших целей и таким образом практически расчищать путь, который ведет к «отдаленному» (социалистическому) идеалу, — в этом Салтыков усматривал диктуемые эпохой основы тактики общественных сил нации.

Энергия и страсть, с какими защищает автор «Каплунов» свою программу, помимо всего прочего, возбуждались и определенными личными мотивами, проникшими в текст очерка и придавшими всему повествованию большую эмоциональную напряженность. Салтыков был причастен к тактике «практикования либерализма в самом капище антилиберализма», он сам незадолго до написания очерка оставил пост тверского вице-губернатора[230]. Слывшему по службе «красным», даже «вице-Робеспьером», Салтыкову вместе с тем довелось услышать немало задевающих его честь передового мыслителя и художника несправедливых упреков, оскорбительных обвинений. Так, в истории с арестом В. А. Обручева, нелегально распространявшего прокламации «Великорусс», Салтыкову приписывали неблаговидную роль чуть ли не доносчика[231].

Как можно думать, непосредственным откликом писателя на обвинение в «ретроградстве» являются те страницы очерка, где резко и гневно говорится о страсти «угрюмых каплунов» к «подглядыванию» и «судачению». В черновой рукописи были вычеркнуты строки, в которых содержался прозрачный намек на распространившиеся тогда сплетни и инсинуации по адресу сатирика (см. выше, стр. 566).

Исходная дата выработки не дошедшей до нас беловой рукописи «Каплунов», с которой делался набор, фиксируется появлением в этой рукописи эпиграфа из Гейне, в переводе Добролюбова (в черновом автографе эпиграфа еще нет). Перевод Добролюбова датируется 7 апреля 1858 г., но напечатан он был только по смерти критика в январской книжке «Современника» за 1862 г., вышедшей в свет 8 февраля. Очевидно, февралем — мартом и следует определять время завершения автором работы над беловой рукописью и доставления ее в редакцию «Современника». Во всяком случае, в письме к Н. Г. Чернышевскому от 14 апреля 1862 г. из Твери Салтыков сообщает о «Каплунах» как о произведении, которое уже в течение какого-то времени находится в редакции и с содержанием которого успел познакомиться Н. А. Некрасов. «Каплуны» поступили в цензуру вместе с очерком «Глуповское распутство» — уже в гранках набора — около 20 апреля 1862 г. и были запрещены 27 апреля на основании мнения гр. С. Г. Строганова, писавшего министру просвещения А. В. Головнину по поводу «Каплунов»:

«„Каплуны“ пахнут кровью! Если кровь нужна для утучнения почвы, не правительству же под формой цензуры указывать, как свободно может течь эта жидкость». (Строганов имел в виду слова Салтыкова о жертве, кровь которой «утучнила почву» — см. стр. 254 наст. тома.)[232]

Одновременно с представлением «Каплунов» в цензуру другой экземпляр корректуры с критическими замечаниями Чернышевского был направлен Салтыкову. Об их содержании можно судить, при отсутствии других документальных данных, лишь на основании ответного письма Салтыкова от 29 апреля 1862 г. «Мне кажется, — писал он Чернышевскому, — что вы придаете «Каплунам» смысл, которого они не имеют. Тут дело совсем не об уступках, а тем менее об уступках в сфере убеждений, а о необходимости действовать всеми возможными средствами, действовать настолько, насколько каждому отдельному лицу позволяют его силы и средства. Эту же самую мысль я провел в имеющейся у вас программе предполагаемого нами журнала. По моему мнению, главное теперь — единство действии и дисциплина. Если будет существовать эта последняя, то, само собой разумеется, устранится возможность множества ошибок. Впрочем, я желаемые исправления сделал».

Чернышевский не мог, конечно, возражать как против самой постановки в очерке Салтыкова «жгучего вопроса эпохи» — «Куда же идти? как действовать? что предпринять?», — так и против оценки переживаемого русским обществом трудного исторического момента, когда еще «насилие» и «гнет прежнего» (крепостничества) не упразднены и способны задушить новое, когда «подтачивающая сила» (освободительное движение, особенно революционный его авангард), еще слаба и разрозненна, пролегает себе дорогу «подземной работой» (подпольными, нелегальными средствами), не имеет организующего и руководящего центра. В статье «Не начало ли перемены?» («Современник», 1861, ноябрь)[233] сам Чернышевский, прибегая к такой же примерно, как и автор «Каплунов», эзоповской форме, признавал, что русскому освободительному движению очень недостает дисциплинированной, энергичной и зоркой революционной организации. Чернышевский, незадолго до этого опубликовавший свои знаменитые «Полемические красоты», мог бы полностью присоединиться к уничтожающей, ядовитой щедринской характеристике «веселых каплунов», то есть либералов.

Как и Чернышевский, автор «Каплунов» придавал огромное значение роли народных масс в историческом прогрессе. Наконец, содержащийся в очерке страстный призыв к личному деятельному участию в жизни не мог не встретить сочувствия и понимания Чернышевского, который считал, что никакое положение не оправдывает «бездействия». В «Письмах без адреса» (1862) он сам обращался к «партии просвещенных людей» с призывом не ограничиваться одним словесным протестом, а серьезно взяться за практические дела, всеми средствами повести борьбу против «основных привычек власти», заключающихся в «бюрократическом характере» ее деятельности и в «пристрастии к дворянству».

Но в таком случае, что же в очерке могло вызвать серьезные возражения Чернышевского? Критические замечания Чернышевского распространялись, по-видимому, на следующие утверждения автора очерка.

Первое. Так как передовому общественному деятелю приходится работать в условиях все еще устойчивых, хотя и прогнивших насквозь «глуповских» порядков, он имеет право на компромисс, имеет право выбора «просто мерзкой мерзости предпочтительно перед мерзейшею», несмотря на то что и та и другая несостоятельны перед судом «безотносительной истины». Честный деятель вынужден идти на сделку с «установившимися формами жизни», чтобы в конце концов сломать их, пусть и «варварским образом», «исподтишка», пусть даже ценой ошибок и падений. Но такое понимание практической деятельности невольно вело к своего рода уравнению революционных и нереволюционных методов преобразования жизни, к мысли о неких «ближних идеалах». Больше того, — конечный социалистический идеал, в силу нечеткости некоторых формулировок, как бы утрачивал черты безусловной исторической обязательности.

Второе. Сомнения Чернышевского вызвал, по-видимому, самый образ «каплунов будущего». Судя по всему, этот образ воплощает комплекс идей, чувств и настроений, свойственных людям передовых демократических убеждений, социалистических взглядов. В ряде мест очерка автор открыто солидаризируется с ними («стремления ваши нам сочувственны», «мы охотно пойдем туда, куда вы нас поведете», «вы искренно и горячо сочувствуете массам» и т. д.). Однако жизненное поведение «угрюмых каплунов», их нежелание лично участвовать в делах глуповской действительности, поскольку это неизбежно потребует с их стороны «уступок» и «сделок» с нею, подвергается гневному осуждению. По мнению «угрюмых каплунов», следует уединиться в кружке единомышленников, хранить здесь чистоту идеалов, жить будущим. Салтыков квалифицирует подобный образ поведения как «нравственное и политическое самоубийство».

Какие группы тогдашней русской демократической общественности мог иметь в виду Салтыков, рисуя «угрюмых каплунов»? Ответить определенно на этот вопрос весьма затруднительно. Выше указано, что даже в кругах «Современника», в среде близких Чернышевскому лиц, существовало предубеждение против вице-губернаторства Салтыкова. Легко возникающее здесь недоумение: как может он считать себя человеком передовым и служить? да еще высказанное с оттенком превосходства убеждений и безупречности своей собственной «чистой» позиции, — Салтыков парировал недвусмысленным заявлением: «Какая польза от того, что я уступлю свое место Сеньке Бирюкову, а сам брезгливо стану в сторонке от деятельной жизни». Через два года у Салтыкова возникнут прямые разногласия с соредакторами «Современника» (Антоновичем, Жуковским, Пыпиным и др.), и как раз по поводу произведений, в которых сатирик развивал и варьировал центральные идеи «Каплунов» (последние статьи из хроники «Наша общественная жизнь» за 1864 г.).

Можно думать, что образом «угрюмых каплунов» Салтыков задевал также круг «Русского слова». В спорах с Писаревым, Зайцевым и Благосветловым в 1863–1864 гг. он опять-таки затронет все те же «жгучие вопросы эпохи», какие обсуждаются в «Каплунах». Но еще до открытой полемики, известной в истории 60-х годов как «раскол в нигилистах», в «Каплунах» высказывались идеи, противоположные едва ли не основным тезисам статьи Писарева «Базаров». Салтыковские «угрюмые каплуны» удивительно напоминают Базаровых в писаревской их интерпретации, как это явствует, например, из следующих сопоставлений.

«Каплуны» «Базаров» «…Махни рукой на жизнь, потому что она не стоит того, чтоб с нею связываться; прикосновение к ней может только замарать честного человека; обтарись к идеалам и живи в будущем». «Я не могу действовать теперь, — думает про себя каждый из этих новых людей, — не стану и пробовать. Я презираю всё, и не стану скрывать этого презренья. В борьбу со злом я пойду тогда, когда почувствую себя сильным. До тех пор буду жить сам по себе». Каплунов угрюмых губит себялюбивая брезгливость мысли. Ставши на высоту отдаленных идеалов, они забывают, что у масс на первом плане стоит требование насущного хлеба, что массы мало заботятся о том, умрут ли они праведниками или грешниками… Презрение к массам слышится в этом высокомерном отношении к жизни». Они <Базаровы> сознают свое несходство с массой… Пойдет ли за ними общество — до этого им нет дела. Они полны собою, своею внутреннею жизнью… Здесь личность достигает полного самоосвобождения, полной особности и самостоятельности».

Правда, мы не располагаем документальными свидетельствами о знакомстве Салтыкова со статьей Писарева до написания очерка, хотя это и не исключено. Но что статья стала известна ему сразу же по выходе мартовской книжки «Русского слова», где она была напечатана (ценз. разр. — 8 апреля), это несомненно. В письме к Чернышевскому от 14 апреля Салтыков убедительно просил редакцию напечатать его три рассказа (среди них и «Каплуны») в апрельской книжке журнала. «Это для меня необходимо, — заявил Салтыков, — по многим соображениям». Возможно, одно из них заключалось в желании тотчас же откликнуться на статью, в которой с необычной энергией и горячностью защищался столь энергично и горячо опровергаемый им «каплуний» строй мыслей.

Во всяком случае, автор «Каплунов» чутко улавливал начинавшие складываться среди части демократической интеллигенции доктринерские умонастроения, затем усилившиеся в связи с наступлением правительственной и общественной реакции. Ведь до статьи об «Отцах и детях», например в статье «Схоластика XIX века», Писарев сам высмеивал настроения, образно запечатленные потом щедринскими «каплунами будущего». Писаревская апология базаровского типа впервые резко обозначила новое направление «Русского слова». Ближайший сотрудник журнала Н. В. Шелгунов определял его так: областью «Русского слова» было «выяснение личности, ее положения, ее развития, ее общественного сознания и вообще ее внутреннего значения и отношения к обществу и к общему прогрессу»[234]. Вспоминая об этом времени, Н. К. Михайловский писал; «Писарев и другие изыскивали программу чистой, святой жизни, уединенной от всякой общественной скверны, а мы, чуть ли не большинство тогдашней молодежи, старались проводить эту программу в жизнь»[235].

Как явствует из цитированного выше письма Салтыкова к Чернышевскому, последний не был против опубликования «Каплунов», ограничившись рекомендацией исправить в корректуре некоторые места очерка («Я, — сообщал Салтыков, — желаемые исправления сделал»). Однако и в этой редакции, по-видимому принципиально не отличавшейся от первой, очерк не был напечатан. Это обстоятельство, казалось бы, легко объясняется цензурным запретом, который, как известно, ипоследовал вскоре после переписки Салтыкова и Чернышевского. Но еще до того, как об этом запрещении узнала редакция «Современника» (в самом начале 1863 г.), в редакции журнала возникли, по-видимому, сомнения в целесообразности публикации «Каплунов». Упомянув о вспомнившихся Пыпину слухах, что «некоторые даже очень умные люди были поставлены в недоумение» недостаточной ясностью его сатиры, Салтыков писал 6 апреля 1871 года: «Ежели тут дело идет о «Каплунах», то вряд ли идея этого очерка могла представлять неясность. Идею эту я развил впоследствии неоднократно, и заключается она в том, что следует из тесных рамок сектаторства выйти на почву практической деятельности. Может быть, идея эта спорная, но, во всяком случае, в ней нет ничего недостойного. Н<иколай> Г<аврилович>, который тогда же писал ко мне по этому случаю, оспаривал меня и убедил взять очерк назад. Но он ни одним словом не обвинял меня, и я счел, что тут скорее идет речь о несвоевременности, нежели о внутреннем достоинстве идеи». Чернышевский умел, конечно, должным образом оценить демократизм автора «Каплунов», его искреннее стремление повысить практическую действенность освободительной борьбы шестидесятников. Но Чернышевский и его товарищи по редакции полагали, что выпады Салтыкова против «своих» таят в себе опасность раскола в лагере демократов, могут быть превратно истолкованы.

Взяв очерк назад в первоначальной, полной его редакции, Салтыков, однако, не отказался от мысли так или иначе его напечатать. Для январско-февральской книжки «Современника» Салтыков приготовил новую, сокращенную редакцию очерка. Здесь оказались исключенными почти все места, относящиеся к характеристике «угрюмых каплунов», в особенности все то, что приближало этот образ к демократическим кругам, и напротив, получили развитие мотивы, разработанные автором в образе «веселых каплунов». В сокращенной редакции последние предстают как вариант «юных сынов Глупова». При этом оказывается, что если в очерке «Глупов и глуповцы» об этих «доктринерах розги и кулака» сказано лишь как о собирающихся систематизировать и разъяснить «истинные начала глуповской цивилизации», то каплуны аттестуются своего рода доморощенными Гегелями, уже сочинившими назидательную книжку «Философия города Глупова».

Одновременно Салтыков, не сомневаясь, очевидно, во «внутреннем достоинстве идеи» и той части произведения, в которой шла речь о сектаторских настроениях и доктринерстве «угрюмых каплунов», включил ее в несколько измененном виде в состав хроники «Наша общественная жизнь». Но и «отколовшаяся» часть «Каплунов», ставшая окончанием январской хроники за 1863 г., в печати также не появилась. Произошло ли это в результате цензурных вмешательств, или же изъятие было произведено самой редакцией журнала, остается невыясненным. Очень может быть, что судьбу салтыковского очерка решила редакция «Современника». Возобновление издания журнала после шестимесячного перерыва обязывало ее к сугубой осторожности. Не утратили, вероятно, своего значения и соображения «несвоевременности» обнародования материала, который мог послужить поводом для открытой полемики с «Русским словом» (см. т. 6 наст. изд.).

Салтыков очень дорожил идеями, высказанными и развитыми в «Каплунах» — одном из самых сложных произведений писателя[236]. Эти идеи получат дальнейшее развитие в «Тихом пристанище» (см. далее, стр. 579). И позже, в 1863–1864 гг., когда крах первой революционной ситуации в России выявится во всем своем трагическом очертании и тяжелых исторических последствиях, Салтыков — автор «Нашей общественной жизни» — с новой силой и вниманием сосредоточится на проблеме «практических действий», обогатив главную мысль «Каплунов» новыми аргументами и концепциями.

Кастраты всё бранили… — из «Книги песен» Генриха Гейне («Возвращение на Родину») в переводе Н. А. Добролюбова.

…доктора Панглосса, утверждавшего, что все идет к лучшему в наилучшем из миров. — Панглосс — герой романа Вольтера «Кандид».

…весь гнет вчерашнего (а отчего же и не сегодняшнего?) пленения вавилонского. — В 136 псалме говорится о тоске и плаче иудеев, находившихся в плену вавилонском — библейское отражение событий из истории Иудеи (VII–VI вв. до н. э.). Под «пленением вавилонским» Салтыков, видимо, подразумевал крепостное право, или, как он его называл, «двухвековое иго», которое фактически не было ликвидировано «Положением 19 февраля».

…на нравственное и политическое самоубийство… — В гранках первоначальной редакции «Каплунов» «самоубийство» определялось лишь одним эпитетом «нравственное». Однако в черновом автографе имеется определение «и политическое». Вводим это дополнение в основной текст, считая, вслед за В. В. Гиппиусом, что оно было снято писателем по цензурным соображениям.

Ваал — древнее семитское божество (второе — первое тысячелетие до н. э.), в культе которого видное место занимало человеческое жертвоприношение.

…«мечом картонным». — Из стихотворения Лермонтова «Не верь себе» (1839).

Юсов — персонаж комедии А. Н. Островского «Доходное место» (1857).

Не вчера ли… честные бойцы падали в борьбе… — В этом заявлении можно усмотреть намек на расправу царского правительства с М. Л. Михайловым (гражданская казнь была совершена 14 декабря 1861 г.) и В. А. Обручевым (арестован 4 октября 1861 г.).

Сенька Бирюков. — Этот образ — молодого беспринципного чиновника-карьериста — впервые появился в очерке «Наши глуповские дела» (1861), затем — в «Погоне за счастьем» и «К читателю» (1862). Получил дальнейшую разработку в «Помпадурах и помпадуршах», «Дневнике провинциала в Петербурге» и др.

…знаменитые открыватели истоков Нигера… — Нигер — третья (после Нила и Конго) по величине река в Африке. Первым из европейцев побывал на ней в 1796 г. шотландский врач Мунго Парк. Вторичное его путешествие по этой реке в начале XIX в. окончилось гибелью.

Тихое пристанище

Повесть не закончена и при жизни Салтыкова напечатана не была, за исключением главы I — «Город», появившейся в качестве самостоятельного этюда в издании: «Складчина. Литературный сборник, составленный из трудов русских литераторов в пользу пострадавших от голода в Самарской губернии», СПб. 1874, стр. 129–138. Подпись: Н. Щедрин.

Впервые — в журнале «Вестник Европы», 1910, №№ 3 и 4 (с публикацией основных вариантов черновых рукописей и первой редакции — «Мастерица» — в изд. 1933–1941 гг., т. 4, стр. 463–473, 507–509).

Известны две редакции повести — первоначальная, краткая, называвшаяся «Мастерица», и вторая, распространенная, получившая название «Тихое пристанище». Сохранились следующие рукописи «Мастерицы»: 1) черновой автограф главы I, без окончания; 2) перебеленный текст предыдущей рукописи с исправлениями и черновой автограф окончания главы I и начала II. Сохранились следующие рукописи «Тихого пристанища»: 1) черновые автографы глав II («Веригин»), VI («Услуга») и VII («Обыск») ранней редакции (название отсутствует); 2) копия I–VII глав поздней редакции (почерками Е. А. Салтыковой и неустановленного лица) — первые пять глав с правкой Салтыкова-Щедрина и со значительными авторскими вставками на полях; 3) «Город». Наборная рукопись главы I рукой Е. А. Салтыковой, с правкой автора и его пометой: «Прошу корректуру прислать мне».

В настоящем издании главы I–V «Тихого пристанища» печатаются по авторизованной копии (с учетом правки, осуществленной Салтыковым, по-видимому, при подготовке главы I для публикации в «Складчине»), главы VI–VII — по черновому автографу. «Мастерица» печатается в разделе «Из других редакций» по черновому автографу первой редакции, так как текст второй редакции близок к тексту «Тихого пристанища».

История писания «Тихого пристанища» известна лишь в самых общих чертах. Возникновение замысла повести, время работы над нею, причины, побудившие автора оставить незавершенным уже объявленное к опубликованию произведение — эти и другие важные моменты творческой истории произведения все еще остаются мало проясненными.

В письме к С. Т. Аксакову от конца марта 1858 г. Салтыков сообщал, что «начал большой роман, который <…> уже обещан <…> „Русскому вестнику“». В бумагах писателя этой поры не сохранилось рукописных материалов какого-либо другого «романа», кроме фрагментов «Мастерицы».

Основная тема «Мастерицы», как свидетельствует и самое название задуманной повести, — драматическая судьба девушки-«расколки», которая готовится стать «мастерицей», «посвятить себя богу», то есть обречь на безбрачие и обучать грамоте по старопечатным книгам детей одноверцев. Идейно-тематически «Мастерица» близка к раскольничьим рассказам «Губернских очерков» (см. т. 2 наст. изд., стр. 367–445). Характеристики раскола воспринимаются иной раз как прямые реминисценции и даже перифразы из «Старца» и «Матушки Мавры Кузьмовны». В черновом автографе главы I (после слов: «хладнокровное ожесточение» — стр. 516 наст. тома) давалась, например, чрезвычайно резкая, позднее вычеркнутая, квалификация старообрядчества:

Исключение этого отрывка объясняется, вероятнее всего, распространенным тогда мнением, что выступать против преследуемого властями старообрядчества «неприлично», «несвоевременно». Такой взгляд передал А. И. Артемьев — сослуживец Салтыкова по министерству внутренних дел — в дневниковой записи от 10/22 мая 1857 г.: «…статью Мельникова «Дядя Поликарп» «<Русский> вестник» не печатает не по причине цензурных затруднений, а потому, что статья направлена против раскола… А статьи Щедрина «Старец», «Мавра Кузьмовна» — разве не такие же? Конечно, если судить совершенно либерально, то ни одной статьи подобной поместить нельзя: мы пишем против раскольников, а им не позволяется возражать…» ‘

Во второй редакции «Мастерицы» текст значительно переработан (особенно во второй его половине, позднейшая глава «Клочьевы») и ис пользован в этом переработанном виде в тексте «Тихого пристанища».

В черновом автографе, по-видимому продолжающем текст второй редакции, имеется следующее окончание первой главы:

Далее следует позднее зачеркнутое начало II главы «Мастерицы», объясняющее обет Клочьева «посвятить свою дочь богу»:

Время возникновения замысла «Тихого пристанища» точно не документируется. По некоторым косвенным данным рукописных и печатных источников можно заключить, что это 1862 г., возможно его начало. В главе II повести действие ее отнесено к 1857 г., когда в город Срывный прибывает Веригин как «предвестник обширного промышленного предприятия». «Известно, — сказано далее, — что у нас лет пять тому назад промышленным предприятиям всякого рода особенно посчастливилось» (в черновой рукописи указан 1858 г., и соответственно датировка давности промышленного оживления обозначается: «года три или четыре тому назад»). Ряд материалов главы II указывает на то, что Салтыков учел журнальную полемику 1860–1861 гг., в частности, выступление Чернышевского в «Полемических красотах» против философа-идеалиста П. Д. Юркевича (см. прим. к стр. 276). В этой же главе II говорится о «скандальном обвинении» «современного молодого поколения» в «казачестве». Такое обвинение действительно бросил Б. Н. Чичерин в своей статье в «Иовом времени» (1862, № 39, 22 февраля, стр. 153). Уточняет датировку работы писателя над «Тихим пристанищем» эпизод посещения героем повести Веригиным оперы Мейербера «Гугеноты», первая постановка которой в Мариинском театре была осуществлена 2 февраля 1862 г. (см. А. И. Вольф. Хроника Петербургских театров, ч. II, СПб. 1884, стр. 116). В повести обнаруживаются почти текстуальные совпадения с теми произведениями, над которыми Салтыков работал в начале 1862 г. (см. об этом ниже, стр. 579–580).

Первая глава «Тихого пристанища» была лишь незначительно доработана по сравнению с началом второй редакции «Мастерицы». К картине города Срывного добавлены были следующие автобиографические строки о службе в провинции, позднее вычеркнутые и не вошедшие в печатный текст «Города»:

Уже в черновом автографе главы II («Веригин») была вычеркнута следующая ироническая характеристика двух типов промышленного меценатства, замененная ранней редакцией текста «Промышленные замыслы… из общего избиения» (стр. 268, строка 13 снизу — стр. 269, строка 5 сверху):

Текст главы V «Тихого пристанища» отличается от соответствующего текста «Мастерицы» в основном лишь сокращениями: так, сильно сжаты эпизоды чиновничьих притеснений, по предположению В. В. Гиппиуса, — либо из опасений цензуры, либо с целью сосредоточить все внимание на самой раскольничьей среде.

Автографы глав VI и VII не сохранили сколько-нибудь значительных следов работы над их текстом.

Большая часть глав «Тихого пристанища» или же все главы повести в том составе, в каком она нам известна сейчас, были подготовлены к началу 1863 г. В пользу этого предположения свидетельствует следующее извещение на обложке двойной январско-февральской книжки «Современника» за 1863 г.:

«Для «Современника», между прочим, имеется:

«Что делать?», роман Н. Г. Чернышевского (начнется печатанием с следующей книжки).

«Брат и сестра», роман Н. Г. Помяловского.

«Тихое пристанище», роман М. Е. Салтыкова.

«Пучина», комедия А. Н. Островского».

Литературная родословная центрального образа «Тихого пристанища» восходит к ранним повестям Салтыкова. Веригина сближает с героями «Противоречий», «Запутанного дела» и «Брусина» остро ощущаемый разлад между «идеальными формами жизни» (социалистическими) и современной действительностью России. Так же как и его литературные предшественники, Веригин ищет пути и средства практического осуществления идеала «социальной гармонии».

Однако громадный опыт общественного движения периода подготовки крестьянской реформы, а затем революционной ситуации 1859–1861 гг. столь обогативший писателя идейно и политически, существенно изменяет и самую постановку этой проблемы, и ее образное решение.

Теперь сознание Салтыкова занимают не бесплодно мятущиеся книжные протестанты Нагибины, не трагически подшибленные жизнью Мичулины и запоздало немощные романтики Брусины, не бескрылые практицисты Николаи Ивановичи. Писателя глубоко волнует вопрос о новом типе общественного деятеля, связанного с революционными идеями и борьбой эпохи 60-х годов. Свои представления об этом типе Салтыков и обозначил в повести образами Веригина и Крестникова.

Проблематика «Тихого пристанища» многими своими сторонами тесно примыкает к тем вопросам, которые активно обсуждались Салтыковым в целом ряде произведений начала 60-х годов — «К читателю» (1861), «Каплуны» (1862), в программе несостоявшегося журнала «Русская правда» (1861–1862), хронике «Наша общественная жизнь» (1863–1864).

Главная идея, занимавшая писателя в начале этого десятилетия, формулирована им самим в письме к А. Н. Пыпину от 6 апреля 1871 г.: «заключается она в том, что следует из тесных рамок сектаторства выйти на почву практической деятельности». Разработанная в начале 1862 г. при активном участии Салтыкова программа журнала «Русская правда» наиболее отчетливо аргументировала это положение, призывая направить все усилия русской общественности на подготовку «почвы» таким образом, чтоб в ней можно было «свободно и без оговорок заявлять о дорогих нам принципах». (Подробнее о программе журнала см. в т. 18 наст. изд.)

Нетрудно заметить, что в повести — и в том, что в ней сообщается от автора в виде философских отступлений, и в том, как передаются мысли, изображаются чувства и поступки Веригина и Крестникова, — Салтыков повторяет (и притом почти дословно) некоторые из важных установок журнальной программы.

В повести, так же как в «Каплунах» и в очерке «К читателю», подробно обсуждается проблема «сектаторства». Автор показывает своего Веригина как бы вылечившимся от тех болезненных «сектаторских» уклонений, носителями которых были выставлены «каплуны будущего». Сообщая о том, что воспитанные суровой школой жизни демократические убеждения героя укрепились идейными исканиями университетского кружка, Салтыков выделяет в нем — как характерный признак новой эпохи — стремление преодолеть свойственные прежнему молодому поколению мечтательность, замкнутость в «сфере идеалов». Говоря о том, что в среде Веригиных складывалось на первых порах несколько даже «фанатическое» увлечение идеалами и, как следствие этого, — «брезгливое», безоговорочное отрицание не отвечающей идеалам будничной действительности, автор вводит новый мотив. Он объясняет такие умонастроения в кружковой революционной среде Веригиных молодостью, с ее энтузиазмом, с ее широкими и пылкими притязаниями к жизни. «И каковы бы ни были заблуждения и увлечения молодости, — восклицает он, — будь благословенно вовек ты, время светлых верований и бескорыстных, теплых упований!»

Раздумья Салтыкова — автора «Каплунов» и других произведений той поры — о трагическом положении народных масс, о низком уровне их общественного сознания, вследствие чего крайне ограниченна возможность их революционных выступлений в защиту своих собственных интересов, — нашли специфическую образную трансформацию в главах III–VII повести. Именно тут Веригин показывается в действии, в делах, в той жизненной роли, которая раскрывает его характер революционера-практика (в салтыковском понимании).

Связь Веригина с раскольниками — одна из главных сюжетных линий повести. Русская крестьянская демократия рассматривала раскол как резерв и источник оппозиционных сил. Идея эта была широко распространена в революционных кругах[237]. Ее популяризировал историк русского раскола А. Щапов[238]. Известно, что В. И. Кельсиев, тогда еще сподвижник Герцена и Огарева, «пробрался из-за границы по турецкому паспорту и Москву и Петербург для устройства прочных связей с раскольниками и старообрядцами»[239].

Щедринский Веригин ищет связей с массами в глубине старинной Руси («не подавленной и не развращенной крепостным правом»), где раскольники— сила весьма влиятельная. Автор повести по-прежнему убежден, что в расколе «земское» начало почти выветрилось, уступив место владычеству обряда и деспотизма, что «старой верой» здесь удобно маскируется эксплуатация народа. Но со времени «Губернских очерков» и «Мастерицы» в салтыковской характеристике раскола появились новые мотивы, созвучные представлениям революционеров-шестидесятников. В начале 1864 г. в не увидевшей света апрельской хронике «Нашей общественной жизни» Салтыков писал: «…большинство так называемых расколов свидетельствуют о замечательных организаторских способностях русского человека и о далеко не заурядной его силе в деле пропаганды» (см. т. 6 наст. изд.). В эпизоде посещения Веригиным дома Клочьевых и предупреждения главы раскольничьей фамилии о предстоящем чиновничьем вторжении (главы VI–VII), а также в сцене самого обыска отчасти уже заявлена мысль цитированного выше высказывания Салтыкова. Делая услугу Клочьевым, Веригин надеялся потом в своих целях использовать расположение богатых раскольников, являющихся «коноводами», «руководителями».

Впрочем, раскольники как резерв противоправительственной оппозиции расценены в повести сдержанно. Картина обыска выполняет здесь ту же идейную функцию, что и сцена паромной переправы в очерке «К читателю» (см. т. 3 наст. изд., стр. 286). Несмотря на «страшное насилие», совершенное в доме Клочьевых, никто из обывателей Срывного и пальцем не пошевельнул, чтобы защитить сограждан от административного произвола, и сам Клочьев не протестовал, потому что знал — жители проснутся на его крик, но будут только «протирать глаза и креститься».

В напряженных, даже мучительных, ночных раздумьях Веригина о том, «какими способами и через кого действовать» для достижения диктуемых историческим развитием России свобод и «отдаленного» (социалистического) идеала, в его скептических словах о «робком», «малоподвижном», неспособном на открытое революционное выступление «большинстве», о «тайном обществе», результаты деятельности которого в практическом смысле «ничтожны», затронуты в новых вариациях острейшие проблемы современности, которые затем образуют идейно-политическое ядро салтыковской публицистики ближайших лет («Наша общественная жизнь»).

«В поте лица снискивай хлеб свой…» — из Библии (Первая книга Моисеева, Бытие, гл. 3).

Лоно Авраамово — в Евангелии (Луки, 16, 22) — место вечного блаженства и успокоения душ праведников.

На этом городе мы с вами остановимся, читатель. Имя ему Срывный. — Географическая и экономическая характеристика Срывного указывает на Сарапул, уездный город Вятской губернии на реке Каме. Сарапул был расположен на границе трех губерний — Вятской, Пермской и Уфимской. В середине прошлого века город славился кустарными промыслами, здесь велась большая торговля хлебом и лесом. Значительную часть жителей Сарапула составляли раскольники-старообрядцы. Город этот был хорошо знаком Салтыкову по его подневольной службе в Вятке.

Бечевник — береговая полоса вдоль рек и озер для бечевой тяги судов и плотов.

..это какой-то выстраданный, надорванный крик… в этом вздохе уже чуется будущая трагедия. — Сознавая, что народ забит и пассивен, Салтыков верил, однако, в его силы и революционные возможности, надеялся, что «выстраданный» крик-вздох выльется, наконец, в открытое выступление против угнетателей. О заострении социальной характеристики бурлацкого «крика» свидетельствует замена одних эпитетов другими в процессе работы над повестью «Мастерица». Первоначально автор писал о крике, «вылетающем» из груди с «томительным» усилием. Позже этот эпитет заменен более резким, социально значимым и определенным: «мучительным, почти злобным», «как вздох, вылетающий из груди человека, которого смертельно и глубоко оскорбили».

Выражение «будущая трагедия» следует понимать как «народная революция», в которой Салтыков по-просветительски усматривал не проявление исторической закономерности, а печальную необходимость. К этой мысли впоследствии он возвращался неоднократно, например, в «Современных призраках» (т. 6 наст. изд.), где дана просветительская трактовка революции как такой формы общественно-политического развития, которая «захлестывает на пути своем и правого и виноватого» и оставляет после себя «голое поле», в хронике «Итак, история утешает…» (там же), где революция именуется «войной», которую передовые люди эпохи вынуждены вести «непреодолимою силою обстоятельств». Представление об этом «гневном движении истории» связывалось у Салтыкова с катаклическим взрывом, с кратковременной, но «великой минутой» в жизни общества (см. «Письма о провинции», т. 7 наст. изд.).

…из сознания вашего мигом изгоняется всякое сомнение в возможности будущей гармонии. — «Будущая гармония» — в данном случае подцензурное, восходящее к учениям утопистов, определение социалистического идеала. Органический демократизм Салтыкова привел его к убеждению, что именно в здоровых, цельных началах народной массы — источник веры в возможность будущего социалистического устройства общества.

Известно, что у нас, лет пять тому назад, промышленным проектам и предприятиям всякого рода особенно посчастливилось. — Речь идет о кратковременном, но весьма интенсивном промышленном оживлении, наступившем после Крымской войны. Салтыков крайне скептически отнесся к этой «промышленной вакханалии», полагая, что она принесет лишь разочарование, экономический спад, а вовсе не «обновление России». Одним из проявлений общего подъема, в том числе и технического, была организация пароходного сообщения на главнейших реках России. Однако лишь значительно позднее были вытеснены такие отсталые и тяжелые формы судоходства, о которых говорится в повести, как сплав на барках, бурлачество.

…подобно мужикам, двигавшимся на Сыр-Дарью из внутренних губерний России… — Крестьянские переселения в России, известные с давних времен, особенно усилились к концу 50-х годов, в связи с развитием капитализма и классовым расслоением деревни. Крестьяне бежали от помещичьего гнета, надеясь найти «свободные» земли в Сибири, на Кавказе, в Средней Азии.

…свидетельствовали о том трем братьям Варягам достославные сподвижники старца Гостомысла. — Легенду о призвании варягов Салтыков сатирически переосмыслил в очерке «Гегемониев» (см. т. 3 наст. изд., стр. 7-14, 559, 561).

…опекунский совет угрюмо затворил свои гостеприимные двери. — Опекунский совет — сословное учреждение, управлявшее приютами, воспитательными домами, большинством женских учебных заведений. Имел в своем распоряжении суммы, часть которых предоставлялась в кредит (отменен 16 апреля 1859 г.).

…но вместе с тем народ бедный… опрометчивостью не необъяснимою. — Вместо этих слов в черновой рукописи главы II было:

Старое ехидство — эзоповский термин для обозначения «темных сил» насилия, крепостнической реакции.

…опытом общественных отношений… — Принципиально важны авторские колебания в определении конечных результатов тех порывов к тесному общению с народом, к которому стремятся «молодые люди». Так, после отмеченных слов в черновом автографе сначала было:

Вместо этого после «сочувственно» написано:

В последней редакции первая фраза цитированного отрывка была изменена, вторая же отброшена. Мысль, выраженная в опущенном предложении, лишь отчасти развивается в главе, повествующей о жизни и делах Веригина в Срывном. Видимо, Салтыков сам почувствовал неумеренность столь высокой оценки роли «практической деятельности».

Это стоило старику много хлопот… в оскорбленном сердце. — Эти строки на первой стадии работы над «Тихим пристанищем» отсутствовали, и вместо них было:

Материальные средства, обеспечивающие существование… студентов, в последнее время обратили на себя всеобщее внимание… — В начале 1862 г. при Литературном фонде было образовано так называемое II отделение для пособия учащейся молодежи, в одном из постановлений которого, в частности, говорилось: «Обратить особенное старание на доставление нуждающимся молодым людям возможности самим зарабатывать себе средства к существованию и потому публиковать в газетах, что нуждающиеся в учителях и учительницах, гувернерах и гувернантках <…> могут обращаться в комитет». «Уже во втором заседании, — вспоминал Пантелеев, — комитет <…> пришел к заключению, что одним из существеннейших средств к выполнению назначения отделения было бы доставление молодым людям дешевых квартир и стола» (Л. Ф. Пантелеев. Воспоминания, М. 1958, стр. 271–273, 741). С подобным же предложением выступил еще в 1858 г. в «Русском вестнике» Н. X. Бунге (т. 14, апрель, кн. I, стр. 315).

Нельзя не сознаться, что между направлением нынешнего молодого поколения и того, которое жило, надеялось и мечтало лет двадцать тому назад, есть весьма существенное различие. — Салтыков сопоставляет жизнь и духовные устремления молодого поколения 30-40-х годов, с одной стороны, и 50-х — начала 60-х — с другой. Кружки Станкевича, Герцена и Огарева, а также кружок петрашевцев, участником которого был и сам Салтыков (см. о нем подробнее в т. 1 наст. изд.), не выходили, по его мнению, из «сферы идеалов», в них «было дано слишком много места фразе и слишком мало — делу». Напротив того, молодые, демократически настроенные люди конца 50-х — начала 60-х годов объединялись в кружки с ярко выраженными «деловыми», «практическими» требованиями к действительности и с враждой к «фразе». Таковы, по-видимому, известные Салтыкову «Петербургская коммуна» Ф. С. Судакевича и М. Н. Островского, кружки П. Н. Рыбникова в Петрозаводске, П. Э. Аргиропуло и П. Г. Зайчневского в Москве. По воспоминаниям Л. Ф. Пантелеева, Зайчневский не раз повторял, что «прошло время слов, настала пора настоящего дела» (Л. Ф. Пантелеев. Воспоминания, стр. 301).

Все эти перекоры идеалистов с материалистами, которых мы были свидетелями в недавнее время… — Речь идет о философских спорах начала 60-х годов. Непосредственным поводом их послужили лекции П. Л. Лаврова «Очерки вопросов практической философии» (1860), ответом на которые явилась статья Чернышевского «Антропологический принцип в философии» («Современник», 1860, кн. 4 и 5), содержащая критику идеалистических, позитивистских взглядов Лаврова. Богослову-идеалисту П. Д. Юркевичу, выступившему со статьей «Из науки о человеческом духе» («Труды Киевской духовной академии», 1860) в опровержение взглядов материалиста Чернышевского, последний отвечал в «Полемических красотах. Коллекция II» («Современник», 1861, кн. 7). В философскую борьбу включились М. А. Антонович («Два типа современных философов». — «Современник», 1861, № 4), подвергший критическому разбору «Три беседы о современном значении философии» (1860) Лаврова, и Д. И. Писарев («Московские мыслители». — «Русское слово», 1862, январь — февраль), прямо поддержавший Чернышевского в его полемике с Юркевичем.

…все скандальные обвинения в самонадеянности, мальчишестве, казачестве, неуважении к науке… — В «самонадеянности», «мальчишестве» и «казачестве» обвиняли революционных демократов московские публицисты, в частности М. Катков и Б. Чичерин. «Бедная молодежь! — писал Б. Чичерин в статье «Что такое охранительные начала?», — зачем твоим привлекательным именем окрестили это беспутное казачество, которое называется современным или передовым направлением в России?» («Наше время», 1862, № 39, 22 февраля, стр. 153). В книге «Несколько современных вопросов» (М. 1862) он же негодовал на молодое поколение за «неуважение к науке». Касаясь этого обвинения, М. Антонович на страницах «Современника» заявлял, что молодежь «не уважает мертвую, безжизненную ученость», ту науку, которая «отрекается от мира», от «новых идей» («Неуважение к науке». — «Современник», 1863, № 3, стр. 86, 88).

Мы слишком скоро забываем свое прошлое, то дорогое прошлое, когда и нас обзывали мальчишками… мы пускаемся в огульный донос. — Салтыков имеет в виду тех из современников, которые в молодости сами были причастны к прогрессивным идеям века, вращались в кругах, близких к Белинскому и Грановскому, а в годы революционной ситуации завершили эволюцию в сторону реакции, как, например, Б. Чичерин, М. Катков, Н. Павлов и другие. О «мальчишестве», то есть демократической молодежи 60-х годов, Салтыков специально писал в январско-февральской хронике цикла «Наша общественная жизнь» (см. т. 6 наст. изд.). Говоря об «огульном доносе», Салтыков, по-видимому, намекал на полемические приемы Каткова, который занимался инсинуациями на страницах редактируемых им органов печати и даже обращался с прямыми доносами на революционную демократию к правительству Александра II.

Однажды, в особенно горьком настроении духа, Веригин отправился в театр. Давали «Гугенотов»… — «Гугеноты» — опера Д. Мейербера: В основу сюжета, по мотивам «Хроники времен Карла IX», Мериме, положены события кровавой Варфоломеевской ночи 1572 г.: избиение протестантов (гугенотов) католиками, сторонниками королевской власти. Рауль — гугенот, влюбленный в Валентину, дочь католика, графа Сен-Бри. Искусно развернутая в повести иносказательная характеристика оперного действия обращала внимание на энтузиазм толпы, на музыку и на «сценическую обстановку» массового народного движения, на сочувственную реакцию русской публики, которая «сегодня выказывает… похвальные чувства», а завтра «может выказать» «похвальную практику». Все это — своего рода сигнальные знаки для обозначения революционной борьбы. Ср. аналогичный прием, использованный Салтыковым в повести «Запутанное дело» (т. 1 наст. изд., стр. 253–255).

…в селениях райских — то есть в райке.

…споют там какой-нибудь хор из «Нормы» — «Guerra!», что ли… сердце в ней закипает… — «Норма» — опера итальянского композитора В. Беллини, впервые поставленная в Милане в 1831 г.; в Петербурге шла с 1837 г. Одна из сюжетных линий оперы — восстание народа Галлии против Рима. Мощные и величественные звуки хора «Guerra!» («Война!»), раздающиеся в ответ на весть об объявлении войны римским поработителям, воспринимались и в Италии и в России как выражение социального протеста, рождали «жажду дела».

«То кровь кипит, то сил избыток» — строка из стихотворения Лермонтова «Не верь себе» (1839).

…все-таки аплодирует Раулю — согласитесь, что это замечательно! — В сочувствии публики Раулю, который предпочел героическую смерть «безмятежной и сладкой» жизни с возлюбленной, Крестников усматривает возможность массового народного протеста.

Моя фамилия Крестников… слушал курс в К — м университете, но во время бывших там беспорядков из оного исключен. — Крестников — это, по-видимому, один из Крестовниковых, членов известной в Казани купеческой фамилии, владельцев знаменитых по всей России мыловаренных заводов и меховых фабрик. Крестников говорит, несомненно, о Казанском университете и, вероятно, о выступлениях студентов против городского и университетского начальства осенью 1856 г., в результате чего несколько человек было исключено из университета, а один отдан в солдаты (см. С. Ашевский. Русское студенчество в эпоху 60-х годов. — «Современный мир», 1907, сентябрь, стр. 49; С. Гессен. Студенческое движение в начале 60-х годов, 1932, стр. 110, 111). Упоминая о «беспорядках», происходивших в Казанском университете, Салтыков мог иметь в виду и протест студентов в октябре 1859 г. против предписания министра просвещения не выражать публично одобрения или порицания лекторам, не устраивать «всякого рода сборища и демонстрации» (см. Г. Н. Вульфсон, Е. Г. Бушканец. Общественно-политическая борьба в Казанском университете в 1859–1861 годах, Казань, 1955, стр. 50), и организованную студентами грандиозную панихиду по жертвам кровавой расправы над крестьянами села Бездны (апрель 1861 г.).

…погода, подобная той, какою мы наслаждаемся… должнав значительной мере содействовать развитию политической жизни… Вот щегольской экипаж мчится… а вот магазин Смурова… как хотите, ведь и на это чувство нельзя не рассчитывать! — Крестников говорит о контрасте нищеты и богатства, о «чувстве зависти» и классовой ненависти, возникающих в душе самого «равнодушного» человека как реакция на благополучие и роскошное безделье меньшинства. Магазин Смурова — гастрономический магазин в Петербурге, доступный лишь для богатых людей.

…мы своего рода опричники… — Опричнина — организованная в 1565 г. Иваном Грозным администрация и войско для разгрома княжеско-боярской оппозиции царскому правительству. Здесь употреблено в смысле организованных, преданных, до конца идущих приверженцев определенного «дела» (в данном случае освободительной борьбы), жертвующих ему всеми житейскими интересами.

…настоящее дело не здесь, а там, в глубине… там необходимо иметь людей. — «Настоящее дело» — подцензурное обозначение освободительного движения, организации сил для революционного подполья. Очень показательно, что землеволец Л. Ф. Пантелеев называет «настоящим делом» деятельность по вербовке новых членов тайного общества, по расширению его связей с теми районами страны, где издавна сложились революционно-освободительные традиции (Л. Ф. Пантелеев. Воспоминания, М. 1958, стр. 297). По убеждению Крестникова, именно в глубине России необходимо отыскивать людей, на которых можно было бы положиться в организации тайного общества. Поездке Веригина в провинцию можно найти конкретное жизненное подтверждение. Тот же Пантелеев подробно излагает историю своей поездки в Вологду и другие города для установления широких связей с местными революционными кружками. На вопрос Пантелеева: «Имеете вы связи в провинции?» — руководитель Московского кружка Зайчневский отвечал: «Провинция, батюшка, не Петербург и даже не Москва; только в провинции и можно найти людей дела» (там же, стр. 301). Мысли о развертывании революционной пропаганды в провинции высказывались и на страницах «Колокола», например, Герценом в статье «Исполин просыпается» (1861). В планах создания тайной революционной организации Герцен и Огарев видное место отводили федеративному началу, «…тайные общества, — заявлял Огарев в «Ответе на „Ответ Великоруссу“» (1861), — <…> естественно, возникнут по областям» (Н. П. Огарев. Избранные социально-политические и философские произведения, т. I, М. 1952, стр. 538). Он же полагал, что в провинциальных городах России необходимо иметь, в качестве корреспондента и организатора оппозиционных сил, «нарочного агента» (см. «Литературное наследство», т. 61, М. 1953, стр. 502–511).

…лет пять тому назад возможны ли были такие сближения? — Знакомство Веригина с Крестниковым состоялось осенью 1856 г. «Лет пять тому назад» — это 1851–1852 гг., время жестокой реакции и репрессий со стороны правительства Николая I, преследовавшего передовую мысль.

Они кончают или самоубийством, или… — Салтыков не договаривает здесь по цензурным соображениям. Этим эзоповским приемом «умолчания» он намекает на другие драматические судьбы революционера, среди которых могли быть и тюрьма, и ссылка, и каторга, и даже виселица.

Смерть! где твое жало? Ад! где твоя победа? — Цитата из Библии (Книга пророка Осии, гл. XIII, 14).

Акцизно-откупные комиссионерства — см. т. 2 наст. изд., стр. 525.

…публика… так жаждет употребить свои капиталы, до сих пор спокойно лежавшие… в опекунском совете да в приказах общественного призрения! — Об опекунском совете см. прим. к стр. 268. Приказы общественного призрения ведали народными школами, сиротскими и работными домами, больницами и т. п., а также принимали вклады на хранение и выдавали ссуды. В конце 50-х годов «капиталы», «лежавшие» в приказах и опекунских советах, поспешно использовались их владельцами на покупку акций. «Давно ли было время, — писал «Экономический указатель» в 1861 г., — когда в России капиталы не имели почти никакого движения. Говоря вообще, им не было другой дороги, как в банк, где… они скорее обременяли банк, нежели приносили ему пользу. Но все изменилось: как будто по какому-то волшебству капиталы зашевелились» («Экономический указатель», 1861, № 47, стр. 1106).

…хвала вам, молодым людям! Вы первые глазомером наблюдательности подметили эту повсюдную уступаемость и, проведя ее сквозь ростила прозорливости, предъявили на всеобщее позорище! — В Мурове, произносящем напыщенные либеральные речи с их особой лексикой и неожиданными словообразованиями, можно распознать известного откупщика В. А. Кокорева. В рассуждениях Мурова содержится явный и, несомненно, иронический намек на статью В. А. Кокорева «Взгляд русского на европейскую торговлю». Салтыков пародирует кокоревские заявления об «отвычке действовать вдумчиво», о том, что «свободная торговля» — семя, которое дает свои плоды в «ростилах общедумия», что «внутренний голос», пропущенный через «одиночную… мыслительность», есть «недодумка» («Русский вестник», 1858, т. 14, март, кн. I, стр. 44, 51). В сетованиях салтыковского предпринимателя, что «воду мы не умеем закупоривать, хмель не умеем прессовать, каменным углем просто преступно небрежем», в его мечтах «преобразовать и обновить промышленность», наладить разумную торговлю с Англией слышен голос Кокорева. «Почему, — спрашивал, например, он, — не обратить внимания на хмель?.. Все дело в том, что у нас не умеют собирать, сушить и прессовать, и оттого русский хмель утрачивает свою силу… Почему малороссийское сало, стоящее на месте рубль за пуд, не отправлять в Англию, где оно в десять раз дороже?» (стр. 57–58).

…он был один из самых неистовых адептов школы laissez passer, laissez faire. — Распространенная на Западе и нашедшая приверженцев о России буржуазная теория свободы торговли и «полного невмешательства» правительства в частую экономическую деятельность, известная под названием фритредерства (возникла в Англии в последней трети XVIII в.). На страницах «Русского вестника» это направление экономической политики пропагандировал М. Катков.

Предводитель дворянства… с благоговением, хотя и не без робости, отозвался о тверском благородном дворянстве (увы, это было в ту пору, когда и т. д.). — Тверское дворянство — либерально-оппозиционная группировка, заявившая о себе рядом выступлений по крестьянскому и административно-судебному вопросам как в дореформенный, так и в пореформенный период. Созданный в 1858 г. Тверской губернский комитет «настаивал на необходимости полного освобождения крестьян с землей… предлагал стройную систему местных административных и судебных учреждений, основанных на принципе всесословного самоуправления (Гр. Джаншиев. Эпоха великих реформ, 1900, стр. 131). В 1859 г. либеральные депутаты во главе с А. М. Унковским и А. И. Европеусом высказали эти идеи в специально поданном правительству адресе, за что подписавшим его был объявлен выговор, Унковский отдан под надзор полиции, а в 1860 г. на несколько месяцев сослан в Вятку. Зимой 1861–1862 г., в связи с ростом крестьянских волнений, губернский съезд мировых посредников, а затем губернское дворянское собрание в Твери официально заявило о своем недовольстве крестьянской реформой и предложило провести выкуп крепостных при содействии государства («Колокол», 1862, л. 126 от 22 марта). Тринадцать мировых посредников, высказавших свою солидарность с адресом тверского дворянства, поданным в феврале 1862 г., были арестованы и посажены в крепость. О тверской оппозиции сочувственно отзывался «Колокол» (см. «Колокол», л. 39 от 1 апреля 1859 г.; л. 61 от 15 января 1860 г.; л. 65–66 от 15 марта 1860 г.; л. 141 от 15 августа 1862 г. и др.). Характеризуя обстоятельства, из которых складывалась чреватая революционным взрывом политическая обстановка «начала 60-х годов», Ленин упомянул также и «коллективные отказы дворян — мировых посредников применять» «Положение» 19 февраля, «обдирающее» крестьян, «как липку» (В. И. Ленин. Полное собрание сочинений, т. 5, стр. 29). Таким образом, Салтыков допустил хронологическое смещение: как явствует из текста, визиты Веригина к властям относятся к середине 1857 г., когда тверская группировка еще ничем себя не проявила.

Ферязь — старинная русская верхняя одежда с длинными рукавами и без воротника.

…то внезапная и неслыханная дороговизна на предметы самой первой необходимости, то вдруг таинственное исчезновение звонкой монеты. — Финансовые неурядицы, о которых упоминает Салтыков, были следствием неудовлетворительного состояния всей кредитно-финансовой системы царской России накануне реформ 60-х годов. Постоянное, вплоть до 1862 г., превышение расходов над доходами создавало тяжелый финансовый кризис, выход из которого правительство искало в дополнительном выпуске бумажных денег. Это приводило к росту находящихся в обращении кредитных билетов, что, в свою очередь, значительно поднимало цены на товары. Одновременно происходил процесс снижения процентного отношения металлического фонда к выпущенным кредитным билетам, и к 1861 г. оно составило 13 %. Отсюда впечатление «исчезновения» «звонкой монеты» (ср. Н. Г. Чернышевский. Кредитные дела. — «Современник», 1861, № 1, отд. I, стр. 254).

…бежали из Москвы еще в то время, когда только что началось преследование раскольников… — Преследование раскольников началось во второй половине XVII в., в правление царевны Софьи (см. Н. Субботин. История так называемого австрийского, или белокриницкого, священства, в. I, 1895, стр. 76).

…«Златой бисер» и «Чудо св. Николы о Синагрипи цари». — «Златой бисер» (или «Луцидариус») — популярная в России, переведенная с немецкого средневековая энциклопедия, нелепые сведения которой по вопросам географии, естественноисторическим наукам, астрономии вызвали еще в XVI в. суровую критику историка и публициста Максима Грека. «Чудо св. Николы» — повесть-легенда византийского происхождения. Оба эти рукописные произведения имели особую популярность в раскольничьей среде, не принимавшей «никонианскую» печатную литературу, считавшуюся еретической.

…«старый обычай» представлял собою элемент земский, едва прикрываемый религиозными мотивами… — Здесь и выше Салтыков ведет речь об истоках формирования раскола, полагая, так же как известный историк раскола А. Щапов, что при своем зарождении он был не столько религиозным, сколько социальным явлением, оппозицией, возникшей «снизу», в «земско-народном» сознании.

Синедрион — верховный суд в древней Иудее (I в. до н. э. — I в. н. э.), разрешавший все дела, связанные с верой, и отличавшийся суровостью наказания.

…шли слухи… о каком-то иргизском старце Ионе… — На реке Иргизе, в бывшей Самарской губернии, находились раскольничьи монастыри, являвшиеся центром старообрядчества. Монастыри были основаны раскольниками, возвратившимися, после обнародования Екатериной II манифеста «14 декабря 1762 г.», из-за границы, куда они бежали от преследования правительства в XVII–XVIII вв. Уничтожены в 40-х годах XIX в.

Это было именно в половине сороковых годов, то есть в то самое время, когда прошла первая молва об австрийском священстве… — В связи с тем, что на сторону раскольников не перешел ни один из епископов, а приобретение и содержание беглых попов уже к 20-м годам XIX в. запрещалось правительством, поиски архиерея составили первоочередную задачу. В 1846 г. греческий митрополит Амвросий, в соответствии с разрешением, данным еще в 1844 г. австрийским императором, рукоположил в Белой Кринице, в Австрии, архиерея для русских старообрядцев. Связи с заграничными старообрядцами преследовались властями (Н. Субботин. История так называемого австрийского, или белокриницкого, священства, в. I, изд. I, 1895, стр. 143; П. Г. Рындзюнский. В. И. Кельсиев — Герцену и Огареву. — «Литературное наследство», т. 62, ч. II, М. 1955, стр. 160–162, 169).

…церковь… единоверческую… выстроил… — В 1800 г. для борьбы с независимым от синода старообрядчеством была установлена единоверческая церковь, в которой служба проходила по старообрядческим правилам, но служители находились в подчинении синода. В 30-40-е годы имелись случаи насильственного насаждения единоверия в старообрядческих поселениях.

Теперь вот, кажется, и полегчило малость, так и тут как вспомнишь, что годков с десяток тому поменьше бывало, так все нутро-то у тебя словно огнем выжжет! — Начиная с 20-х годов XIX в. царское правительство постоянно преследовало раскольничьи монастыри, общины, скиты и отдельных представителей раскола. С конца 40-х годов, о которых и говорит Михей Клочьев, раскольники «особенно вредных сект не были избираемы ни к каким должностям», не имели права ни на какие общественные отличья, в том числе и на «почетное гражданство», раскольникам запрещалась пропаганда своих идей, «совращение в раскол». С 1853 г. министру внутренних дел было представлено право постепенно упразднять «противозаконные раскольнические сборища», у раскольников отбирались старопечатные книги (П. С. Соколов. История русского раскола старообрядства, СПб. 1895, стр. 219–223). Со второй половины 50-х годов преследования раскольников были значительно ослаблены (выражением этот была ликвидация особого секретного комитета по делам раскольников).

…по консисториям таскать. — Консистория — церковный орган в царской России, осуществлявший управление и духовный суд в епархии (церковно-административном округе).

Исстари она Русской земле прежестокая лиходейница была… — В представлении Клочьева, Москва — средоточие официальной церковной и светской государственной власти, которая жестоко преследовала раскол.

…накануне Николина дня… — Николин день — церковный праздник, в весеннее время отмечаемый 9 мая старого стиля.

…сопровождаемый стряпчим, ратманом… — Уездный стряпчий — помощник или советчик губернского прокурора. С 1864 г. должность эта упразднена. Ратман — член городского управления и ратуши. Должность упразднена в период реформ 60-х годов.

Догадки и предположения в черновой рукописи главы VII были названы «основой» «для идеалов отдаленного будущего», исправлено: для «идеальных форм жизни».

…геройство есть явление ненормальное, свидетельствующее о запутанном настроении общества. — Тезис о геройстве как синониме революционной деятельности, революционного подвига в черновой рукописи главы VII первоначально был редактирован так: «…свидетельствующее о неправильном настроении общества». Мысль эта развита в ноябрьской хронике «Наша общественная жизнь» за 1863 г.: необходимость геройства связывается с «ненормальным» «состоянием общества», с ненормальностью «самой общественной комбинации» (см. т. 6 наст. изд.).

Тени

При жизни Салтыкова пьеса напечатана не была. Впервые по копии с автографа (снятой не вполне исправно) — в журнале «Заветы» (1914, № 4, стр. 11–91 первой пагинации), по автографу — в изд. 1933–1941 гг., т. 4, стр. 363–433.

Сохранились следующие рукописи: 1) черновой автограф всех четырех действий, кончающийся ремаркой: «Ольга Дмитриевна, Софья Александровна и князь Тараканов уходят»; 2) беловой автограф четвертого действия, начинающийся с двойного листа под номером 18 (очевидно, были переписаны набело и первые три действия). Рукопись обрывается на ремарке: «Сцена V. Те же и Софья Александровна».

Остается до конца не выясненным вопрос о том, оканчивается ли пьеса последними словами чернового автографа, поскольку в его подзаголовке число действий не обозначено[240].

В настоящем издании текст трех первых действий и сцен V–VII четвертого действия печатается по черновой рукописи, которая для этих частей пьесы является единственным источником. Сцены I–V действия четвертого воспроизводятся по беловому автографу.

Точная дата начала работы Салтыкова над пьесой неизвестна. Есть основания полагать, что к написанию ее он приступил не ранее лета 1862 г. В сцене V первого акта приводятся слова «старца» Тараканова: «Чего ж другого и ожидать можно, когда мы каждый день вынуждены быть в одном обществе с зажигателями». В отброшенном варианте было: «Когда мы каждый день вынуждены сидеть рядом с поджигателями, принимать у себя зажигателей и даже ухаживать за зажигателями». Известно, что после петербургских пожаров конца мая 1862 г. реакционная печать называла революционеров-демократов «поджигателями». Во втором действии упоминается балет Цезаря Пуни «Дочь фараона», впервые поставленный в Петербурге 18 января 1862 г. В третьем действии говорится о газете «Северная почта», которая начала выходить также в 1862 г., с января. Характерны две реплики Клаверова в сцене IV первого акта. В одной из них так говорится о возросшем влиянии Шалимовых (образ, воплощающий передовые демократические силы России): «Я года три тому назад не понял бы, а теперь, к несчастью, понимаю». Как известно, арестами Чернышевского и Писарева, приостановкой издания «Современника» и «Русского слова» летом 1862 г. правительство стремилось обезглавить демократическое движение, получившее внушительный размах в период революционной ситуации — «три года назад» (1859–1861). В той же сцене в словах Клаверова: «Года три тому назад кто бы мог сказать, что мы будем иметь вес, будем занимать видные места в администрации» — очевидный намек на годы усиленной подготовки крестьянской реформы (1859–1861), когда в правительственных сферах видную роль стали играть крупные бюрократы либеральной ориентации — П. А. Валуев, Н. А. Милютин и другие.

Уточняет хронологические рамки писания пьесы замечание Софьи Бобыревой в IV сцене третьего акта: «Я совсем не революционерка, и даже не понимаю, чего хотят эти студентки…» Доступ женщин в университет был разрешен в 1859 г., а перестали они допускаться туда с 1863 г[241].

Время действия пьесы отнесено к кануну реформы 1861 г., о чем свидетельствует реплика одного из персонажей: «Мы накануне революции: ведь мне мои мужики совсем оброка не платят!» В пьесе говорится также о некоем бароне Клаузе, подавшем «какую-то записку, которою взывал к милосердию и просил ни более ни менее, как чтобы ничего этого не было…». Об отмене крепостного права идет речь в одной из реплик молодого князя Тараканова: «За обедом зашел разговор об этой эмансипации, ну, и дядя, по обыкновению, начал проповедовать, что все это затеяли красные».

Примечательно, однако, что в пьесе, время действия которой приурочено к предреформенной поре, персонажи упоминают факты, относящиеся к пореформенному общественному быту. По-видимому, Салтыков намеренно ввел в текст пьесы детали 1862 г., добиваясь расширения хронологических рамок, более обобщенного изображения эпохи.

Черновой автограф показывает, что первоначально пьеса была задумана как комедия о коррупции государственного аппарата, процветающем здесь карьеризме, чинопочитании, угодничестве. Возможно, сюжет комедии Салтыков предполагал сначала строить на том, как супруги Бобыревы добиваются «места» в столице. Были опущены, например, следующие реплики Клаверова и Набойкина после «…с своей стороны, что могу» (стр. 346, строка 18 сверху):

Отброшенный вариант свидетельствует и о том, что у Клаверова еще не возникает мысль использовать Софью Александровну для собственном карьеры. Начиная со второго акта Салтыков заменил откупщиком Обтяжновым Нарукавникова-отца. В связи с этим в несколько ином плане подаются далее сцены устройства на службу молодого Нарукавникова, ослабляется интрига вокруг борьбы за «место».

Завязкой «Теней» служит история с обогащением на строительных подрядах. В аферах князя Тараканова и его любовницы Клары Федоровны, откупщика Обтяжнова и других, возможно, отражены некоторые штрихи реальных событий и лиц (например, известны были взяточнические проделки министра двора графа В. Ф. Адлерберга, его фаворитки Вильгельмины Ивановны Бурковой, купца Тарасова и т. д.). Однако эта тема стала в сюжете пьесы лишь введением, фоном для ее основной проблематики — разоблачения идеологии и морали правящих реакционных групп. Стремлением углубить обобщающий смысл сатирического повествования объясняется, по-видимому, и замена названия города, из которого приезжает Бобырев, — реальной Пензы условным Семиозерском.

Рукопись обнаруживает значительную работу автора над текстом. Так, в некоторых случаях изменены имена действующих лиц. Например, Бобырев вначале назван не Николаем, а Михаилом, Апрянин и Камаржинцев назывались просто «первый молодой человек» и «второй молодой человек» и т. д. В ремарках вначале определялись некоторые черты героев, например, Софья Александровна — «развязная», Ольга Дмитриевна — «богомольная», затем эти эпитеты были зачеркнуты.

Салтыков строит конфликт пьесы, имея в виду проявления антагонизма современных ему общественных сил — лагеря либерально-крепостнического и демократического. Карьера Клаверова, служебные и семейные дела Бобыревых, другие бытовые коллизии находятся в зависимости от этого главного конфликта эпохи. Это подчеркнуто и такой особенностью строения пьесы, как введение «внесценических» образов Шалимова и старого князя Тараканова, которые воплощают враждебные друг другу системы миропонимания, политических взглядов и действий, морали. Непримиримо осуждена в пьесе царская бюрократия («святилище старчества»). Бесконечно далекие от понимания подлинных интересов и нужд страны, народа, сановные Таракановы используют власть в целях обогащения, защиты привилегий имущих; они деградируют социально и нравственно сами, калечат и губят все подлинно человеческое, что соприкасается с их миром корысти, разврата, бездушия (драматическая судьба Софьи Александровны). Название пьесы соотнесено с этой группой персонажей: Таракановы, вольные и невольные проводники их политики, их принципов, — это «тени человеческие», они обречены на историческое исчезновение, у них нет никаких «залогов будущего».

Напротив, Шалимовы — враги крепостничества и самодержавного произвола, общественные деятели, вдохновляющиеся демократическими идеалами, способны взять в свои руки историческую судьбу страны.

Не случайно в пьесе либеральный политикан Клаверов, усматривающий житейскую мудрость в интригах, лавировании, в отыскивании силы, к которой выгодно «прилепиться», приноровиться, говорит о том, что Шалимовы вскоре станут хозяевами положения («Вся штука в том, что Шалимовы пошли несколько дальше и что в пользу их уже не старцы, а мы должны будем расчистить ряды свои»).

С другой стороны, Бобырев, порвавший с кружком Шалимова, надеющийся служить правде и добру в рамках «системы», где правят Таракановы и Клаверовы, становится жертвой крайней беспринципности, предает и жену, и себя самого, и свои либеральные идеалы.

Салтыков заменил первоначальное жанровое определение пьесы «комедия» подзаголовком «драматическая сатира». Возможно, это было сделано с той целью, чтобы подчеркнуть отличие «Теней», характеризующихся широтой и остротой политического содержания, от распространенного типа комедии как социально-бытового произведения. Подчеркивалось такой заменой, по-видимому, и то обстоятельство, что «Тени» предназначались и для постановки на сцене, и для обычного чтения.

Первая постановка «Теней» (текст пьесы по цензурным соображениям подвергся значительным изменениям) была осуществлена в 1914 г. — к двадцатипятилетию со дня смерти сатирика.

Наиболее значительным сценическим воплощением пьесы в советское время является ее постановка Н. П. Акимовым в декабре 1952 г. в ленинградском Новом театре (им. Ленсовета), удачно раскрывшая пьесу как «социальную сатиру широких типических обобщений»[242]. Этот спектакль был экранизирован на студии «Ленфильм» в 1953 г.

Генерал. — Клаверов имел чин действительного статского советника, приравненный (по «табели о рангах» — закону о порядке прохождения государственной службы) к военному чину генерал-майора.

Откуда ты, эфира житель? — первая строка стихотворения В. А. Жуковского «Узник к мотыльку, залетевшему в его темницу (Из Местра)» (1813).

В наше время, друг, необходима дисциплина, а не мнения… — Пародируется высказывание «либерального консерватора» Б. Н. Чичерина, который утверждал, что без «дисциплины» наступит «свобода анархическая» («Несколько современных вопросов», М. 1862, стр. 34).

Секунд-майор — младший штаб-офицерский чин в войсках до установления чина подполковника, которому в гражданской службе соответствовал надворный советник. Здесь употреблено как ироническое обозначение дореформенной бюрократии.

Жэмса — здесь: рад стараться (от франц. j’aime ça).

«Сегодня бог, а завтра где ты, человек?» — произвольно соединенные строки из стихотворения Г. Р. Державина «На смерть князя Мещерского» (1779).

«Тень от чела, с посвиста пыль» — строка из стихотворения Г. Р. Державина «На взятие Варшавы» (1794).

Шалимов. — Этот персонаж встречается также в очерках «Наш дружеский хлам», «Клевета», «Наши глуповские дела» (см. т. 3 наст. изд).

…подал какую-то записку… и просил… чтобы ничего этого не было… — Речь идет о характерном явлении периода подготовки крестьянской реформы в России. Вскоре после того как был учрежден секретный комитет «для обсуждения мер по устройству быта помещичьих крестьян» под председательством Александра II, а затем создана (28 февраля 1857 г.) специальная «Приуготовительная комиссия для пересмотра постановлений и предположений о крепостном состоянии», в правительственные учреждения поступило множество «Записок» помещиков с проектами реформы. Большинство «Записок» содержало мысль о том, что «даровать полную свободу двум миллионам крепостных людей обоего пола не должно и невозможно» и что к освобождению крестьян следует приступить «не вдруг, а постепенно».

…у Демута — гостиница в Петербурге (помещалась на Мойке, д. № 40).

Брение — тина, грязь (церковнославянск.).

…вот-вот нахлынет какая-то чертова волна… — Образы: море, океан — народ; волна, прилив — революция, — были популярны в 60-е годы, в частности, в публицистике Герцена.

Manon, chevalier des Grieux — герои романа французского писателя аббата Прево (1697–1763) — «История кавалера де Грие и Манон Леско» (1731).

Геркулес у ног Омфалы… — Имеется в виду древнегреческий миф о пребывании Геркулеса у индийской царицы Омфалы, которая одевает его женщиной и заставляет прясть.

…надобно думать, что их в младенчестве не волчица, а ослица молоком выпоила! — Сатирическая перифраза античной легенды об основателях Рима Ромуле и Реме, вскормленных волчицей.

…рассуждают о каких-то азбуках… — см. т. 3 наст. изд… прим. к стр. 354.

…из вашего прекрасного далека! — выражение Гоголя.

Лавры Геродота не давали спать Фукидиду… — Здесь подразумевается выражение, которое принадлежит афинскому государственному деятелю Фемистоклу: «Лавры Мильтиада (т. е. победа афинского военачальника Мильтиада при Марафоне) не дают мне спать».

…Венера — это та, которая Вулкану… — Использование здесь и далее в репликах сюжетов из античной мифологии содержит намеки на интимные отношения Софьи Александровны к Клаверову.

Камелия — нарицательное название женщины легкого поведения, вошедшее в употребление после появления романа. А. Дюма «Дама с камелиями» (1847).

Сенакль — сообщество, политическое или литературное (франц. cénacle).

Сатисфакция — в дворянском быту — удовлетворение, даваемое подвергнувшемуся оскорблению, в форме дуэли, поединка.

Из других редакций

Цветнички — распространенные в среде старообрядцев письменные сборники изречений, назидательных примеров, религиозных легенд и т. п. См. также т. 2 наст. изд., прим. к стр. 28.

Выходец — переселившийся из Царства Польского.

Глядит на всех и на царей… — строка из стихотворения Г. Р. Державина «На смерть князя Мещерского» (1779).