Некоторый философ, стоя против книжной лавки Базунова, вслух рассуждал:
— «Русский вестник» сделался похожим на клетку, в которой некогда обитал драгоценный попугай*. Ныне попугай улетел, а клетка сохранила лишь запах его.
Случившийся тут прохожий, услышав сие, сказал:
— А статья о «Русской общине»?* Разве мог написать ее иноземный попугай?
— Должно думать, что статью сию писал отечественный скворец, — отвечал философ, не смущаясь.
Тот же философ, остановясь против книжной лавки Кожанчикова, сказал:
— «Отечественные записки» походят на упраздненную Бурсу. Не слышно в пустынном здании кликов Бургия; даже веселый Дудышкин более молчит, нежели прорицает; но запах щей и гороховицы столь сильно въелся в стены и потолок, что не заглушат его своими благовониями ни Благосветлый-Басистов, ни Басистый-Благосветлов.*
Некоторый благонамеренный и желающий добра отечеству землевладелец, услаждая досуги свои чтением «Русского вестника», однажды вскричал: «Сей журнал мыслит и рассуждает именно так, как бы я сам мыслил и рассуждал!»
Другой землевладелец, прочитывая тот же журнал, сказал: — Здесь пишет и сочиняет В. А. Кокорев, нашего уезда откупщик!*
Носятся слухи, что после недавней попытки нарушения общественного спокойствия со стороны некоторых вассалов «Русского вестника»* в редакции этого журнала возникал вопрос: «Благоразумно ли было с таким упорством нападать на кн. Черкасского за проект его относительно употребления «детских розог»?»* Решение последовало такое: «Неблагоразумно, но делать нечего».
Некоторая академия предложила для соискания следующую задачу: на каком логическом основании место Белинского занял в «Отечественных записках» г. Дудышкин? По обыкновению, прислано было множество сочинений, из которых увенчано премиями два: первое, получившее полную премию, гласило: «На том же основании, на каком место г. Дудышкина займет со временем г. Басистов*»; второе, удостоенное лишь половинной премии, отвечало: «На том основании, что г. Дудышкин прежде того находился на службе в комиссариатском департаменте». Справедливость, однако ж, требует сказать, что премия за последнее сочинение присуждена едва ли не пристрастно.
Из Мадрита пишут: «Торжественный въезд в столицу маршала О’Доннеля совершенно не удался; внимание публики было всецело поглощено полемикою между г-жою Тур и «Русским вестником». В особенности всех занимало то место в ответе «Русского вестника», где возражения этого почтенного журнала принимают характер, так сказать, эротический*».
Некто, известясь, что редакторы «Современника» квартируют в доме редактора «Отечественных записок»*, сказал: «Верно, А. А. Краевский не требует с них никакой платы за квартиру!»
Некто, не имев, за недосугом, времени прочесть последние нумера газеты «Наше время», не может сообщить любознательному читателю, жив ли в настоящее время известный русский писатель И. С. Тургенев.* Тем не менее знаменитый наш библиограф и гробокопатель М. Н. Лонгинов уже принимает меры к отысканию преждевременной могилы его*. Статья об этом интересном предмете будет напечатана в «Русском вестнике» вместе с продолжением статьи о «Пороховых взрывах», новыми опытами В. К. Ржевского и повестью г-жи Николаенко.*
Из редакции «Русского вестника» похищен второй том сочинения Гнейста.* Редакции положительно известно, что похититель книги — один из сотрудников издаваемого ею журнала, но имя его до времени не предается публичному позору, в надежде, что раскаяние и угрызения совести заставят возвратить похищенное.
Как вдруг, на другой день по похищении Гнейста, пропадает и еще книга: сочинение барона Этвеша*…Батюшки! режут!!
Сколько можно заключить из объяснений редакции «Русского вестника», положение ее действительно весьма затруднительно. Не говоря уже об упомянутых выше похитителях чужой собственности, в числе ее сотрудников нередко оказывались в последнее время люди, которые держали себя как невольники, целовали у редакторов руки, подслушивали у дверей, заглядывали в чужие письма и вообще вели себя неприлично дворянскому званию. Заявляя об этом в 10 № своего журнала* и лишь по скромности умалчивая о разных других нестерпимых сотруднических противоестественностях, редакция покорнейше просит своих будущих сотрудников считать себя людьми свободными и заранее объяснять ей о том, какие кто имеет гнусные привычки. Лицо, не выполнившее этого условия, будет немедленно рассчитано по день нахождения в услужении.
Редакция «Русского вестника», убедившись из статьи г. Утина, напечатанной в 136 № «Московских ведомостей»*, что ей мало известны даже те учреждения Англии, о красоте которых она доселе столь неотвязчиво толковала, воскликнула: «Отныне я знаю только то, что я ничего не знаю!*»
Под влиянием этого горького убеждения готовится к выходу в свет книжка «Русского вестника» с самою беспорядочною наружностью: без обертки, без нумера и с бесчисленными опечатками*. Содержание ее будет следующее: «Меа culpa[69], или я знаю только то, что я ничего не знаю», статья редакции; «Могила И. С. Тургенева», статья М. Н. Лонгинова, с примечанием от редакции, что И. С. Тургенев еще жив; «О преимуществах кириллицы перед глаголицею», г. Бодянского*, с примечаниями от редакции, где доказывается, что напрасно г. Бодянский берется рассуждать о предмете, совершенно ему незнакомом; «Отповедь «Отечественным запискам», В. К. Ржевского*, с примечанием, что статья уже была набрана, когда редакция заметила, что она уже была однажды напечатана в «Русском вестнике», и прочие, не менее замечательные статьи общезанимательного содержания*.
Некто, видя, как редакция «Русского вестника» поглощает своих сотрудников, уподобил ее Сатурну, пожиравшему своих детей. Остался один Юпитер — но как хорош!!*
В 1857 году, после долгих и мучительных колебаний, «Русский вестник» открыл Англию*. «Не открыть ли нам Америку?» — шепнул А. А. Краевский г. Дудышкину. «Ну их! еще что из этого выйдет!» — отвечал г. Дудышкин. И вот почему Америка доселе остается неоткрытою.*
Наконец они свиделись! И. Перейра и А. А. Краевский — оба были взволнованы. Руки, простертые для пожатия, оказывались бессильными, уста немели, и только учащенное биение сердец свидетельствовало, что один и тот же огонь согревает их.* Наконец тягостное молчание было прервано А. А. Краевским. Трогательно и простодушно повествовал он о заблуждениях своей жизни: о том, как написал он статью о Борисе Годунове*, о том, как изобрел он новые русские слова «Дойен д’Аге» и «Великий раздаватель милостынь»*, о том, как колебался между Белинским и Межевичем*, о том, как в 1848 году прибегал к сотрудничеству К. Полевого*…
— Однако ж все это теперь, слава богу, прошло! — заключил Андрей Александрыч, — с Дудышкиным и Басистовым:
В надежде славы и добра
Иду вперед я без оглядки…*
— Ну и прекрасно! — отвечал Перейра. — Я сам был молод и заблуждался, был тоже сен-симонистом — и, однако ж, как видите!
Одним словом, А. А. вышел от Перейры вполне утешенный.
— Что такое «сен-симонист»? — спросил он у г. Дудышкина, возвратись домой.
— Не знаю, надобно справиться у Чернышевского*, — отвечал г. Дудышкин.
Но, за корректурами, справиться не успел. Вследствие этого А. А. Краевский до сих пор полагает, что «сен-симонист», «вор», «partageux»[70], «lex agraria»[71] — одно и то же, и даже задумал, кроме Энциклопедического словаря, приступить к изданию «Словаря синонимов»… разумеется, с пособием благотворительности.
Гарибальди пишет к другу своему Н. В. Бергу*: «Несмотря на множество хлопот с Сицилией, я упиваюсь «Русским вестником». Да! аристократия, и притом историческая, и притом способная сказать независимое слово — вот последнее слово школы, восходящей из поклонения Зевсу!* Я понимаю вполне, как должны трепетать сердца тверских помещиков! Только, mon cher, не завелось бы в вашей стороне слишком много индейских петухов, которые, чего доброго, осла готовы принять за Зевса… Во всяком случае, прошу вас уведомить меня по телеграфу (одно из преимуществ цивилизации!), согласен ли М. Н. Катков принять на себя бремя министерства финансов в Сицилии?*»
Слухи носятся, что г-жа Евгения Тур будет с 1861 года издавать в Москве «Журнал амазонок». В числе амазонок будут гг. Вызинский и Феоктистов.*