XIII


Она положила оба письма в карман, тихо, задумчиво пошла к Татьяне Марковне и села подле нее.

Бабушка только что осмотрела свадебную постель и смерила с швеею, сколько пойдет кисеи, кружев на подушки, и уселась в свои кресла.

Она бегло взглянула на Веру, потом опять вдруг взглянула и остановила на ней беспокойный взгляд.

– Что случилось, Вера: ты расстроена?

– Не расстроена, а устала. Я получила письмо оттуда, от…

– Оттуда? – повторила бабушка, меняясь в лице.

– Одно давно: я не распечатывала до сих пор, а другое сегодня. Вот они: прочти, бабушка.

Она положила оба письма на стол.

– Зачем мне читать, Верочка? – говорила Татьяна Марковна, едва преодолевая себя и стараясь не глядеть на письма.

Вера молчала. Бабушка заметила у ней выражение тоски.

– Разве тебе нужно, чтоб я знала, что там?..

– Нужно, бабушка, прочти.

Бабушка надела очки и стала было читать.

– Не разберу, душенька, – сказала она с тоской, отодвинув письмо. – Ты скажи лучше коротко, зачем мне нужно знать…

706

– Не могу рассказать: сил нет, дух захватывает… Я лучше прочту…

Она, шепотом, скрадывая некоторые слова и выражения, прочла письма и, скомкав оба, спрятала в карман. Татьяна Марковна выпрямилась в кресле и опять сгорбилась, подавляя страдание. Потом пристально посмотрела в глаза Вере.

– Что же ты, Верочка, думаешь? – спросила она нетвердым голосом.

– Ты спрашиваешь, что я думаю? – сказала Вера с упреком, – то же, что ты, бабушка!

– Это я знаю. Но он предлагает… венчаться, хочет остаться здесь. Может быть… если будет человеком, как все… если любит тебя… – говорила Татьяна Марковна боязливо, – если ты… надеешься на счастье…

– Да: он называет венчанье «комедией» и предлагает венчаться! Он думает, что мне только этого недоставало для счастья… Бабушка! ведь ты понимаешь, что со мной – зачем же спрашиваешь?

– Ты пришла ко мне спросить, на что тебе решиться…

Бабушка говорила робко, потому что всё еще не знала, для чего прочла ей письма Вера. Она была взволнована дерзостью Марка и дрожала в беспокойстве за Веру, боясь опасного поворота страсти, но скрывала свое волнение и беспокойство.

– Я не за тем пришла к тебе, бабушка, – сказала Вера. – Разве ты не знаешь, что тут всё решено давно? Я ничего не хочу, я едва хожу – и если дышу свободно и надеюсь ожить, так это при одном условии – чтоб мне ничего не знать, не слыхать, забыть навсегда… А он напомнил! зовет туда, манит счастьем, хочет венчаться… Боже мой!..

Она с отчаянием пожала плечами.

У Татьяны Марковны отходило беспокойство от сердца. Она пошевелилась свободно в кресле, поправила складку у себя на платье, смахнула рукой какие-то крошки со стола. Словом – отошла, ожила, задвигалась, как внезапно оцепеневший от испуга и тотчас опять очнувшийся человек.

– Бабушка! – заключила Вера, собравшись опять с силами. – Я ничего не хочу! Пойми одно: если б он каким-нибудь чудом переродился теперь, стал тем, чем я хотела прежде чтоб он был, – если б стал верить во всё,

707

во что я верю, – полюбил меня, как я… хотела любить его, – и тогда я не обернулась бы на его зов…

Она замолчала. Бабушка слушала, притаив дыхание, как пение райской птицы.

– Я бы не была с ним счастлива: я не забыла бы прежнего человека никогда и никогда не поверила бы новому человеку. Я слишком тяжело страдала, – шептала она, кладя щеку свою на руку бабушки, – но ты видела меня, поняла и спасла… ты – моя мать!.. Зачем же спрашиваешь и сомневаешься? Какая страсть устоит перед этими страданиями? Разве возможно повторять такую ошибку!.. Во мне ничего больше нет… Пустота – холод, и если б не ты – отчаяние…

У Веры закапали слезы. Она прижалась головой к плечу бабушки.

– Не поминай этого и не тревожь себя напрасно! – говорила бабушка, едва сдерживаясь сама и отирая ей слезы рукой, – ведь мы положили никогда не говорить об этом…

– Я и не говорила бы, если б не письма. Мне нужен покой… Бабушка! увези, спрячь меня… или я умру! Я устала… силы нет… дай отдохнуть… А он зовет туда… хочет придти сам…

Она заплакала сильнее.

Бабушка тихо встала, посадила ее на свое место, а сама выпрямилась во весь рост.

– А! если так, если он еще, – заговорила она с дрожью в голосе, – достает тебя, мучает, – он рассчитается со мной за эти слезы!.. Бабушка укроет, защитит тебя, – успокойся, дитя мое: ты не услышишь о нем больше ничего…

Бабушка дрожала, говоря это.

– Что ты хочешь делать? – с удивлением спросила Вера, вдруг вставая и подходя к Татьяне Марковне.

– Он зовет тебя: я сойду к нему с обрыва вместо тебя на любовное свидание – и потом посмотрим, напишет ли он тебе еще, придет ли сюда, позовет ли?..

Бабушка ходила по кабинету, сама не своя от гнева.

– В котором часу он завтра придет в беседку: кажется, в пять? – спросила она отрывисто.

Вера всё глядела на нее с изумлением.

– Бабушка! ты не поняла меня, – сказала она кротко, взяв ее за руки, – успокойся, я не жалуюсь тебе

708

на него. Никогда не забывай, что я одна виновата – во всем… Он не знает, что произошло со мной, и оттого пишет. Ему надо только дать знать, объяснить, как я больна, упала духом, – а ты собираешься, кажется, воевать! Я не того хочу. Я хотела написать ему сама и не могла, – видеться недостает сил, если б я и хотела…

Татьяна Марковна присмирела и задумалась.

– Я хотела просить Ивана Иваныча, – продолжала Вера, – но ты знаешь сама, как он любит меня, какие надежды были у него… Сводить его с человеком, который всё это уничтожил, – нельзя!

– Нельзя! – подтвердила Татьяна Марковна, тряся головой. – Зачем его трогать? Бог знает, что между ними случится… Нельзя! У тебя есть близкий человек, он знает всё, он любит тебя, как сестру: Борюшка…

Вера молчала.

«Да, если б как сестру только!» – думала она и не хотела открывать бабушке о страсти Райского к ней: это был не ее секрет.

– Хочешь, я поговорю с ним…

– Погоди, бабушка: я сама скажу ему, – отвечала Вера, опасаясь вмешивать брата.

Она надеялась на его сердце, доверяла его уму, чувствам, но не доверяла его неуловимо-капризной фантазии и способности увлекаться.

– Я как-нибудь через брата или соберусь с силами и сама отвечу на эти письма, дам понять, в каком я положении, отниму всякие надежды на свидание. А теперь мне нужно пока дать ему знать только, чтоб он не ходил в беседку и не ждал напрасно…

– Это я сделаю! – вдруг сказала бабушка.

– Но ты не пойдешь сама, не увидишься с ним? – говорила Вера, пытливо глядя в глаза бабушке. – Помни, я не жалуюсь на него, не хочу ему зла…

– И я не хочу! – шептала бабушка, глядя в сторону. – Успокойся, я не пойду: я сделаю только, что он не будет ждать в беседке…

– Прости меня, бабушка, еще за это новое огорчение!

Татьяна Марковна вздохнула и поцеловала ее.

709


Загрузка...