Теперь каждое утро Федя и Ваня ходили на Сожу. Топорок оказался способным учеником. Уже на пятый день он переплыл Бархатную плесу в самом ее широком месте. Лопушок так обрадовался победе друга, что стал его обнимать.
Не меньше Лопушка успехам Топорка радовалась и Русалка в голубом купальнике, которая каждый раз тайно наблюдала за тренировками начинающего пловца. Федя не подозревал, что у него сразу два тренера и что эти два тренера обсуждают его успехи, советуются.
Когда Топорок уже совсем уверенно чувствовал себя на воде, Ваня стал учить его плавать на спинке, нырять, держаться под водою, и очень скоро выносливый и сильный Топорок стал неплохим пловцом.
…Утро было тихое и ласковое. Солнце еще не успело нагреть песок на берегу. Оно подарило земле свет и краски, краски, которые нельзя увидеть ни днем, ни вечером, а только на утренней заре, когда все вокруг умыто хрустально-чистой росою. И не зря юность сравнивают с утром. И не зря утренние песни птиц самые звонкие и радостные.
Который раз подряд Федя приходил с Ванюшкой на Бархатную плесу рыбачить, а все не переставал испытывать какое-то трепетное чувство восторга от встречи с красотою проснувшейся земли. Истинная красота — неистощима. Она может поражать человека всю жизнь.
В это утро с Топорком творилось что-то необычное. Он сидел притихший, задумчивый, грустный. И была грусть чистой, светлой, как прохладное дыхание утра.
Он невнимательно следил сегодня за поплавками. Иногда в нем вспыхивал азарт рыболова, но вскоре опять затухал. Топорок сочинял стихи.
На кукане у Лопушка уже билось несколько крупных окуней, пяток плотвиц и даже один «щупарик», позарившийся на червяка, а на Федином кукане — всего четыре рыбки. Лопушок никак не мог понять, что происходит с его другом. Несколько раз Лопушок замечал, как соседские поплавки уходили под воду, и тогда он шепотом кричал:
— Топорок! Клюет у тебя… Эх ты, разиня! Опять упустил.
Солнце поднялось над лесом. Растаяла под жаркими лучами роса на лугу, запахло согретой землею, травами, над водою у тростников заиграло зыбкое марево теплого воздуха, верного предвестника полуденного зноя. И клев как отрезало.
— Шабаш! — громко и твердо заявил Лопушок и стал сматывать удочки.
Топорок покорно последовал его примеру.
— Федька, дуй за дровами.
— Костер, что ли, будем жечь?
— Ушицей рыбацкой решил тебя угостить. Котелок прихватил и приправки. Такую сейчас ушицу сварю — пальчики оближешь!.. Покажь улов-то… И все?
— Да… — виновато ответил Топорок, а потом покачал головой и, будто бы разочарованно, добавил: — Местечко плохое я выбрал.
Лопушок зашелся смехом.
— Чего смешного-то? Говорю тебе — место неудачное.
— Ох! Ох!.. Ох! — квохтал Лопушок. От смеха у него текли слезы. И слезы эти казались плывущими по щекам веснушками. Наконец Лопушок высмеялся и обессиленно произнес: — Ну и шкоден же ты, Топорок. Сам ворон считал, а грешишь на заводь. Вот завтра сяду на твое место и тогда увидишь, сколько тут рыбы… Ладно, иди дровец сухоньких принеси, а я пока рыбу почищу.
Лопушок вбил рогатульки, разжег костер и повесил на перекладине над огнем большой котелок с водою.
— Куда такой большой-то? — удивился Федя.
— Еще мало будет… Да в маленьком и варить неудобно. — Бросив в воду пару луковиц, Лопушок предложил: — Давай, пока вода закипит, поваляемся.
— Давай, — согласился Топорок.
Он лег рядом с Лопушком, который вдруг сразу же на полуслове заснул. Федя удивился. Лопушок был всегда такой выносливый, а тут раз — и заснул.
Лопушок же вовсе не был соней. Просто эту ночь ему не пришлось поспать: он со старшим братом Митькой и пастухом всю ночь проискал свою корову, которая отстала в лесу от стада. Но Топорок не знал об этом. Лопушок вообще мало рассказывал ему о своих делах. И в дом к себе никогда Топорка не приглашал.
Жили Зеленовы небогато. Матрена Митрофановна пять лет назад овдовела. На руках у нее осталось четверо детей. Старшему Мите пошел тогда одиннадцатый год, а младшей дочери исполнилось восемь месяцев. Лопушок и вторая его сестренка Клава были погодками. Нелегкая жизнь была у Матрены Митрофановны, хотя дети ее с малолетства были хорошими помощниками.
Лопушок никогда не стыдился своей бедности, но вот, чтобы об этом знал его городской друг, не хотел.
Лопушок спал крепко, беспомощно открыв рот и посапывая. Федя стал глядеть в небо, провожая глазами белые-белые облака. Он раньше и не подозревал, что так здорово лежать на спине и провожать глазами медленно-медленно плывущие по безбрежной синеве облака. И каждое облако кого-то или что-то напоминало. Вот плывет по небу косматый профиль горбоносого старика. Зловещая таинственность чудилась в его зыбком лике. И казалось, что облачному старцу хотелось что-то сказать людям громовым голосом, но какие-то силы мешают ему сделать это. Голова старика окуталась клубящимся дымом, горбоносый профиль расплылся и растаял. Потом Федя отыскал на небе льва. Вздыбленный лев! Но он прожил в бездонном синем океане гораздо меньше старика, вдруг превратившись в скалы. Потом Топорок провожал глазами гигантскую белую лягушку, потом — смеющуюся колдунью, затем — всадника, огромную черепаху, а потом…
…Топорок чувствовал, что по лицу ползает букашка. Он пытался смахнуть букашку ладонью, но это ему не удавалось. Наконец, Топорок открыл глаза и увидел Ларису с травинкой в руке. У просыпающихся всегда беззащитная искренность, и Топорок доверчиво и добро улыбнулся. Лариса ответила ему улыбкой и жестом попросила молчать.
Лопушок долго не поддавался травинке. Он отмахивался от нее, как от пчел, морщился, крутил головой, мычал, чмокал губами, но не просыпался. Лариса и Федя давились от смеха. Ни один комик мира, наверное, не смог бы так гримасничать, как гримасничал во сне Лопушок.
Лариса пощекотала Ваню травинкой в носу. Этого Лопушок уже не смог выдержать: чихнул и сам себя разбудил. Несколько секунд он лежал с широко открытыми глазами. И взгляд у Лопушка был глупый-глупый, потому что не мог сразу сообразить, где находится. Только что лежал он на жаркой русской печке, а тут тебе небо над головой, кусты, запах дыма. Запах дыма-то и напомнил Лопушку про ушицу, которой он хотел угостить Федю. Лопушок вскочил, как ужаленный, и закричал.
— Уху заспали!
Подбежал к котелку, висящему над заглохшим костром, снял крышку и застыл пораженный.
— Это как же так? — озадаченно спросил он и стал ловить носом душистый пар над кастрюлей. — Не помню, когда ее сварил?
— Ты ее не варил. — Лариса рассмеялась.
— Хы-хы-хы, — передразнил обиженно Ваня. — Сама, что ли, сварилась?
— Сама, по щучьему веленью.
— Ты, рыжая, варила?
— Я, — Лариса притворно испугалась. — Не вели казнить, вели помиловать.
— Небось, супец вышел, а не рыбацкая ушица?
— Попробуй.
Но даже по запаху Лопушок чувствовал, что ушица сварена на славу, а схлебнув юшки с деревянной ложки, понял, что такой ухи самому бы ему не удалось сварить. Но он все-таки сделал вид, что никак не разберет, хороша ли юшечка.
— Ладно, сойдет, — сказал Лопушок и заважничал.
Топорок попробовал ложку, другую и искренне похвалил:
— Вот вкусна-то! Никогда еще не ел такой.
— Правда? — обрадовалась Лариса, но тут же взяла себя в руки.
— Правда, правда.
— Чего сама не ешь? — сквозь набитый рот спросил Лопушок.
— Миски нет.
— А ты с Топорком из одной, а то прям из котелка. А ложка запасная у меня всегда имеется: на запах ушицы всегда гости наведываются, — повторил Ваня Лопушок фразу, услышанную от взрослых рыбаков, повторил солидно, будто сам ее только что и придумал, а потом достал из холщовой сумки облезлую от времени и усердной службы деревянную ложку и протянул ее Ларисе.
— На, держи.
Топорок пододвинул миску в сторону Ларисы.
— Ешь, пожалуйста.
— Спасибо, — Лариса осторожно отхлебнула, будто для пробы.
— Да что вы, как просватанные, с ней церемонитесь? Ешьте по-людски.
Солнце поднималось все выше и выше. От жары спасала близость реки. Отдохнув, решили искупаться, Лариса ушла за кустики.
Когда Топорок увидел ее в голубом купальнике, то сразу подумал: «Где ж это я ее видел?» Топорок снова почувствовал странный и неприятный привкус воды, которой захлебывался, когда тонул, увидел зеленые круги, мелькавшие тогда перед глазами, вспомнил боль и… голубовато-мутный силуэт.
Теперь Топорок знал, какая русалка вытащила его, тонущего, из реки. Только непонятно было, почему Лопушок скрыл от него то, что спасла Лариса. Странно…
— Ворона в рот залетит! — крикнул Лопушок Феде и стал брызгаться.
— Брызгаться? Да? — Федя погнался за Лопушком.
Мель быстро кончилась. Лопушок поплыл, Федя — за ним.
Однако Лопушка не так-то просто было поймать в воде. Федя вот-вот должен был дотронуться до него, но Лопушок сделал неожиданный кувырок и исчез под водой. Топорок обескураженно бегал взглядом по речной глади, а Лопушок все не выплывал. Наконец он вынырнул у противоположного берега. А Федя в этот момент ушел под воду.
— Что? Догнал? — крикнул азартно Лопушок и утерся ладонью. Глянул на реку, а Топорка нет. — Лариска! Где Топорок?
— Вместе с тобой нырнул.
— Ври!
— Нырнул.
— И еще не выплыл? Небось, за корягу зацепился. Утопнет?!
Лопушок опять скрылся под водой, а Федя вынырнул.
— Ныряй! Лопушок тебя ищет под водою. Бери правее.
Ваня выскочил на поверхность и, глотнув жадно воздуха, спросил:
— Выплыл?
— Нет! Ищи там! Левее!
Лопушок нырнул — Топорок вынырнул. Топорок нырнул — Лопушок вынырнул.
В конце концов, они, благодаря Ларисиным советам, столкнулись под водою. Лопушок стал спасать Топорка, а Топорок — Лопушка. Барахтаясь и отфыркиваясь, словно моржи, они показались над водою и уставились друг на друга. А голубая Русалка стояла на берегу и от души смеялась над ними.
— Гы-гы-гы! — разозлился Лопушок и пригрозил в рифму: — Рыжей лисице захотелось водицы.
— Ах так! — Лариса подбоченилась. — Федя, подержи его. Забыл, Лопушок, как русалки щекотаться умеют? Забыл?
Лариса медленно пошла к воде.
— Не надо! Не надо, — взмолился Лопушок, и уже от одной только мысли о щекотке неудержимо и панически захохотал…
…Они лежали веером на песке и играли в «подкоп». Каждый знает эту незатейливую игру. Нагребается горка песка, в вершинку ее втыкается спичка или палочка. Играющие разгребают по очереди горку, каждый со своей стороны, до тех пор, пока палочка не упадет. В чью сторону она упадет, тот и водит. Для проигравших придумываются различные наказания. У наших героев наказание было легкое, но обидное. Проигравший должен был зайти по пояс в воду, десять раз присесть, хлопая по воде руками и громко крича: «Я мокрая курица! Я мокрая курица!»
Не везло Топорку. Пять раз подряд он уже побывал «мокрой курицей». Й каждый раз Лопушок подкудахтывал ему с берега и хохотал до изнеможения.
Федя, конечно, делал вид, что водить ему даже нравится, но в душе он очень переживал свои проигрыши, и ему так хотелось сгонять в воду Лопушка, но тот играл осторожно и опытно.
Эх, Лопушок, Лопушок! Какой же он непонятливый… Но откуда же ему, Лопушку, знать, что творилось на душе у Феди. Знал бы, сто раз побывал «мокрой курицей».
Девочки — более чуткие, чем мальчишки. Лариса, когда Топорок седьмой раз возвратился на берег, сделала вид, что ей наскучила эта бессмысленная игра, и она решительно заявила:
— Я больше не хочу играть.
— А может, он отыграться хочет, — попытался возразить Ваня.
— Тогда играйте без меня. — Лариса гордо потупилась.
— Ну, ладно обижаться-то, — сказал примирительно Лопушок и виновато поглядел на Федю. — Федя, ты осерчал на меня, да?
— Чего, мне обижаться-то?
— А ты на руках ходить умеешь?
— Не умею.
— Хочешь, научу? Гляди. — Ванюшка уперся ладонями, ловко вскинул ноги и метра два прошелся на руках. Лицо у него стало натужно-красным. Встав на ноги, он предложил: — Попробуй.
— Не хочется… Давайте лучше в футбол поиграем.
— А где мячик возьмем? — спросил Лопушок.
— У меня в рюкзаке.
— Чего ж, глупень, утаивал? Мне скоро домой уходить. Мамка до обеда отпустила. — Ванюшка поглядел на солнце, определяя время. — С полчасика можно погонять. Пошли на полянку.
Лариса прикрыла лицо косынкой и делала вид, что с наслаждением нежится под палящим солнцем.
— А ты, Рыжик, чего лежишь? — удивился Лопушок.
— Я девчонка, — не снимая с лица косынки, заявила Лариса. — А девчонки, кажется, в футбол не играют.
— Тоже мне, девчонка нашлась! — возмутился Лопушок. — Кто Гуляю нос расквасил? Скажешь, не ты? Гуляя десятиклассники побаиваются… Ладно сироткой-то прикидываться. Вставай!
— Пошли, Лариса, — попросил Топорок.
Она откинула косынку, незаметно скользнула взглядом по лицу Феди и удивленно-нехотя согласилась:
— Ну, если уж вы так просите…
Футбольный мяч у Феди был «мастерский». Его подарил на день рождения мамин брат дядя Коля.
Лопушок влюбленно разглядывал белый мяч.
— Вот это да! Жалко такой по земле гонять. Дорогой, небось?
— Такие не продаются. — Топорок был счастлив, что Ваня ошеломлен мячом.
— Не продаются? А где же ты взял его?
— Мамин брат из Лондона привез.
— А матери братан кто?
— Капитан дальнего плавания.
— Ухты!
Как ни странно, но на Ларису сообщение о заграничном происхождении мяча не произвело впечатления. Напротив, когда Топорок со сдерживаемой гордостью сказал: «Такие не продаются», — она поморщилась и посмотрела на Топорка с неприязнью. Лариса даже хотела сказать ему что-нибудь колкое, но сдержалась.
Когда они пришли на полянку, Лариса не утерпела и спросила:
— А не испачкаем мы твоего лондонского красавчика?
Федя не сразу понял истинный смысл вопроса и простодушно ответил:
— Да и пусть! Он же великолепно моется.
— Ну, тогда ладно, — распевно сказала Лариса, ударила ногой по мячу и тут же запрыгала от боли в пальцах. — Что он у тебя, камнями, что ли, набит?
— Разве пальцами бьют? Вывихнуть можно, — предупредил Топорок.
Лопушок зашелся смехом.
— Тебе лечиться надо, — разозлилась Лариса. — А то когда-нибудь помрешь от смеха. — И вдруг повернулась резко к Феде и спросила: — Покажи, как бить надо.
Топорок помрачнел. Он понял, что Лариса за что-то издевается над ним, поэтому очень серьезно объяснил правила удара по мячу.
— Ну, а теперь покажи, как это делается, — все еще раздраженно попросила Лариса. Ей почему-то казалось, что Топорок просто-напросто хвастунишка. Топорок, наконец, все понял и, нагнув упрямо и гордо голову, будто собирался боднуть кого-то, пружинисто пошел к мячу.
Ловко поддев носком мяч, Топорок подкинул его невысоко вверх, потом, несколько секунд пробно поиграв белым красавцем, сильным и точным ударом послал его свечою высоко вверх. В момент падения Топорок ловко осадил мяч, и тот послушно успокоился подле ноги хозяина.
Лопушок восторженно глядел на Федю. И Лариса, как ни старалась, не могла скрыть затаенного восхищения. А Топорок уже забыл про обидчицу. Его уже захватил футбольный азарт.
— Держи! — крикнул Топорок и послал мяч Лопушку.
Ваня бросился к мячу, но тот проскочил мимо и застрял в кустах. Лопушок сбегал за мячом, положил его перед собою, и, подражая Феде, тоже крикнул:
— Держи!
Ударив по мячу, Лопушок, как и Лариса, запрыгал от боли в пальцах. Озираясь на Ларису и морщась уже от мнимой боли, Лопушок спросил Федю:
— Что он у тебя, заговоренный?
— Мячик этот волшебный, — ответил Федя, подскочив к мячу.
Мяч послушно побежал рядом с Фединой ногою.
— Нападайте, — предложил Топорок.
Лопушок и Лариса бросились к нему, желая отнять мяч, но тот, будто и впрямь волшебный, от неуловимого движения отпрянул в сторону.
Топорок очень скоро вконец измотал своих друзей. Лопушок не выдержал и попросил пощады:
— Давай передышку сделаем: в боку колет.
— Давай, — согласился Топорок. — Без тренировки вредно играть по стольку. После перерыва по воротам постукаем.
— Что значит «по воротам постукаем?» — полюбопытствовала Лариса.
— Сделаем ворота и по очереди будем вратарями.
— Ааа…
— Пошли, окупнемся, — позвал Лопушок, утираясь от пота.
— Сразу нельзя. Остыть немного надо.
…Первым на воротах стоял Лопушок. Федя бил по воротам несильно, и Ваня легко брал мячи.
После десяти ударов место вратаря заняла Лариса.
Федя ударил совсем тихо. Лариса рассердилась и потребовала, чтобы били по-настоящему. Федя ударил сильнее. Лариса взяла мяч. Топорок ударил в мнимую «девятку» и остановился изумленный. Лариса прыгнула к мячу, пружинисто и красиво, как пантера. Мяч не пошел в ворота.
Лопушок захлопал в ладоши.
И тогда Топорок ударил по воротам как следует, забыв про то, кто стоит вратарем. Мяч ударился, к счастью, в ладони и, погасив скорость, покатился вдоль ворот, а Лариса упала на спину. Не обращая внимания на боль в больших пальцах, она вскочила на ноги и потребовала:
— Бей! Бей еще!
А рядом бегал Лопушок и неистово кричал:
— Ура! Взяла смертельный! Ура! Ореховка побеждает!
— Бей! Бей еще! — требовала Лариса.
— Хватит, — сказал мрачно Топорок. — На первый раз хватит.
Лариса вдруг расплакалась. Мальчишки удивленно уставились на нее. А она улыбалась и плакала.
— Может, пальцы вывихнула? Покажи, — попросил Федя.
— Не покажу, — сказала Лариса, а сама послушно протянула ему ноющие пальцы.
— Конечно, вывихнула… Потерпи чуточку, — попросил Топорок…