Торжество матери

ГЛАВА 8

Каспиан оторвал холст от рулона. Хруст при этом не утолил его желание разрушать. Хаос поглотил его комнату, обрывки картины озера валялись кругом, перья покрывали почти все поверхности. Он расчистил место на полу, чтобы подготовить холст. Обычно он натягивал холст на раму, изготовленную его руками с любовью. Когда у него было вдохновение, он днями набрасывал, менял картину и думал, а потом лишь брался за краски.

Сегодня он не был мечтателем. Его наполняло желание направить куда-то гул в груди. Мыслей не было, только импульсы, сильное желание справиться с отчаянием. Ему нужно было очиститься, излить краску, словно это была его душа. Иначе он взорвется.

Он натянул холст на маленькую раму, он не помнил, для чего ее сделал. Волна горя смыла его мысли. Не важно, что края были изогнутыми, в занозах, а гвозди — кривыми, это творение было только для его глаз, а внутри он тоже был изогнутым и в занозах.

Он опустил криво натянутый холст на мольберт, сделал еще глоток горилки. Она потекла по его подбородку, пропитала грязную рубашку. Он расстегнул воротник и закатал рукава.

За его грязными сапогами прятались горшочки с краской. Склянки звякнули, когда он сдвинул их одной рукой. Отбросив сапоги в сторону, он посмотрел на свою коллекцию, каждый цвет был ценным. Алый ему купил Генрик в Тарновиче, редкий бирюзовый мама подарила на день рождения, а краску из рамшипа сделали ведьмы…

Он сжал горшочек с краской из рамшипа. Он уже не закончит картину озера. Он поднял склянку, хотел бросить ею в стену, разбить на миллион кусочков. Зачем она? Картина была изорвана. Он уже не ощутит ту магию снова, ведь в том месте умерла Роксана.

Они говорил, что проводит Роксану домой. Он не помнил этого, но полагал, что сделал это. Он сжал крепче краску из рамшипа. Бригида была на празднике. Это он помнил. Они не говорили, он был в этом уверен.

Он опустил руку.

Краска из рамшипа не пострадала. Он сунул ее под кровать, с глаз долой, чтобы не было соблазна уничтожить ее.

Он схватил пару красок наугад, вернулся к мольберту. Обычно он рисовал пейзажи: леса и поля пшеницы, деревню на закате. Его дрожащие руки не могли терпеливо рисовать мелкие детали.

Он сунул кисть в черную краску, провел кистью по холсту. Линии краски стекали с толстого мазка. Что-то в нем порвалось, ладони взлетели к холсту, будто он был одержим.

На миг он парил вне тела, пока рисовал… Он ушел с праздника, не поговорив с Бригидой, хоть считал ту ночь последней ночью его свободы. Он точно был расстроен. Что случилось потом?

Разум блуждал, Каспиан надеялся, что та ночь вернется к нему. Время двигалось вокруг него как река весной, смывая его. Обычная активность дома оставалась незамеченной, даже если бы пришел слуга с едой на подносе или мама, умоляя его поговорить с ней. Он не мог оторваться.

Когда он не рисовал, он расхаживал, краски плясали в его голове. Ночь праздника была хаотичной, краски сливались, кружились, неузнаваемые, размытые.

Зеленая корона с рожью. Алые кольца сияли в медном свете огня. Фиолетовые глаза. Янтарные горшки меда. Коричневые буханки хлеба. Черный, обожженный Перуном дуб.

Фиолетовые глаза.

Что это значило?

Постепенно он стал управлять рукой с кистью. Его руки и плечи болели. Разум был туманным.

Куда они пошли, если не сразу домой? Обычно он не ходил в лес ночью, особенно с Роксаной. Но он был у дуба, ударенного Перуном, да?

Роксана танцевала в алом церемониальном платье как королева урожая, но не при свете костра в деревне… Одна во тьме. Их было лишь двое. Ее золотистые волосы выделялись в ночи, она улыбалась ему. Она вытянула руку, моля его принять ее.

А он не взял.

Он не взял ее за руку. Хотела ли она этого? Что случилось? Молния Перуна, почему он не мог вспомнить?

Держась за лоб, он рухнул на край кровати.

Если бы он схватил ее за руку, она бы утонула? Они поссорились снова? Он был пьяным, рассказал всю правду и оттолкнул ее, заведя ее в лес?

Он встал и ткнул кистью в холст, как кинжалом, красная краска разлилась по нему. Все расплывалось, слезы наполнили его глаза. Влажная краска размазалась по его руке, когда он сжал край холста.

Лес. Тот дуб, ударенный Перуном, окруженный подношениями. Бутылка горилки. Что он там делал? Дерево было недалеко от озера. Он преследовал Роксану? Он был слишком пьяным, чтобы остановить ее, и позволил ей играть, несмотря на риск? Они забрели слишком далеко в лес? Может, она не увидела озеро вовремя и упала в него. Лес играл с глазами, это было возможно, да? И он пытался спасти ее? Потому он был мокрым.

Но она все равно утонула.

Даже пьяным он не бросил бы ее тело. Он бы сообщил кому-то, попытался бы найти помощь? Он замотал головой с такой силой, что мозги бились о череп. Почему он не мог вспомнить, как это произошло?

Он отошел, на него смотрело его изображение, искаженное. Черные бездонные глаза, впавшие щеки. Он жестоко улыбался. Алые капли на холсте напоминали кровь. Его светлые волосы были пепельными и мертвыми.

Это был не он, а монстр.

Бутылки горилки лежали вокруг него, и он пнул их, отшатнулся от ужаса своего творения. Он напился так, что захотел сбежать от навязанного брака. И в тот миг свободы Роксана заплатила цену.

Его глаза болели, во рту было горько.

Он был монстром? Она умерла из-за него?

Он расхаживал по комнате, чтобы не смотреть на жуть, которую сотворил. Красная краска пятнала его руки как кровь. Он опустил ладони в холодную воду новой чаши, испачкал воду, сделав ее розовой, пока оттирал краску с кожи. Как бы он ни тер, он не мог убрать краску из-под ногтей.

Он столкнул чашу, и мутная вода плеснулась на пол. Как кровь в воде, она запачкала его половицы.

Прошлая ночь была нарисована чужой рукой. Все, что он знал о ней было от других…

Ему нужны были ответы. Кто-то должен был что-то видеть.

Его автопортрет смотрел на него с холста, жестоко смеясь над его наивностью.

Тучи собирались за окном Каспиана, окруженные по краям лучами утреннего солнца. Он рисовал всю ночь. Усталость пропитала его кости, висела на шее как жернов.

Автопортрет хмуро смотрел на Каспиана, осуждая, пока он мылся и одевался. Он не мог отдохнуть, пока не узнает правду. Это было ради него и Роксаны.

По пути к двери он столкнулся со служанкой, несущей ему завтрак. Рис с молоком и медом разлетелся по полу, белая миска разбилась, осколки разлетелись по темному дереву пола.

Девушка пробубнила извинение, склонилась, чтобы все убрать. Она и остальные тут были почти незаметными. Но они видели и слышали все в доме. Может, у них были ответы.

— В ночь праздника я вернулся домой мокрым. Ты не знаешь, почему? — спросил он.

На ее маленьком курносом носу был румянец. Она опустила ресницы.

— Не знаю, милорд. Вы пришли, когда все уже спали.

Она не могла ответить. Он не собирался терять время и поспешил к лестнице.

У подножия лестницы комната, обычно залитая солнцем, была серой. Без теплой энергии мамы там были только холодные камни и стекло. В центре комнаты лежал брошенный завершенный ало-золотой гобелен. Он никогда не украсит теперь стены теплого дома. Волны золотых волос Роксаны, застывших во времени, стали символом жизни, оборванной слишком рано.

Он должен был узнать правду для нее. Какими бы ни были его грехи, он заплатит.

— Смотришь на меня свысока? — громкий злой голос прозвучал дальше по коридору.

Рука Каспиана дернулась к рукояти меча, пока он шел к открытой двери кабинета. Дариуш яростно размахивал руками, на нем был безвкусный плащ с вычурной вышивкой, алые, синие и золотые цветы переплелись с листьями винограда на лиловом поле.

Если долго смотреть, голова кружилась.

Отец в серо-белом наряде выглядел болезненнее, чем обычно. Комната была душной, огонь пылал в углу.

— Я знаю, что вы поймали одного из шпионов Гробовски. Вопрос времени, когда он нападет. Я и мое золото нужны, чтобы защитить границы. Я прошу лишь, чтобы ваш сын женился на моей дочери, — Дариуш махнул кулаком с кольцами с драгоценными камнями, сверкающими в свете огня.

Подбородок Каспиана болел. Дариуш был на празднике и ударил его… потому что он не стал танцевать с Ниной? Да? Ночь все еще была размытой. Дариуш мог быть связанным со смертью Роксаны?

Каспиан сильнее сжал рукоять меча. Дариуш был тут, когда жизнь Роксаны только угасла?

Он прошел в открытую дверь, хмуро глядя на Дариуша.

— Тело моей суженой едва остыло, а вы уже говорите о браке? — рявкнул он.

Дариуш приподнял кустистую черную бровь, скалясь.

— А почему нет? Тебе повезло, что есть такое предложение, после того, что ты сделал.

Он сжал рукоять меча до боли в ладони. Вся деревня считала его убийцей Роксаны? Не было преступления хуже для Мокоши. Если его признают виновным, его испортит его репутацию, и узнают регионы вокруг.

Вся деревня верила, или Дариуш пустил этот слух? Дариуш был богатым, сильно влиял на деревню.

Или… Может, Дариуш следовал за ним и Роксаной, когда они покинули праздник. Дариуш не в первый раз предлагал свою дочь. Дариуш совершил это ужасное преступление, чтобы обвинить его и заставить жениться на Нине?

Если было так, то Дариуш дал ему важную подсказку. Каспиан скрестил руки. Ему нужно было найти того, кто видел, как он отвел Роксану домой. Один свидетель докажет его невиновность.

— Каспиан не был признан виновным. Как лорд Рубина, я разобрался в этом деле и признал его невиновным, — отец говорил спокойно, но с ноткой стали. Дариуш имел влияние, но отец был лордом Рубина. — Как сказал сын, сейчас не время. Роксана была семьей. Мы скорбим.

Дариуш победно улыбнулся.

— Понимаю. Я приду позже.

Взмахнув безвкусным плащом, он пошел к двери, но Каспиан не уходил с дороги. Он посмотрел в мелкие глазки Дариуша.

— Я узнаю правду и накажу убийцу, — процедил Каспиан.

Мрачно улыбаясь, Дариуш хлопнул его по плечу.

— Посмотрим, сынок, — Дариуш прошел мимо, отодвинув его плечом.

Щурясь, Каспиан открыл рот, чтобы ответить, но отец опередил его.

— Лучше не вызывай его гнев. У него сильные союзники, — отец смотрел на Каспиана, прикрыв глаза.

Отец поддастся ради золота Дариуша?

Каспиан отвел взгляд. Он не мог смотреть в глаза отца. Прошел всего день, а отец уже искал новые союзы, устраивал для него новый брак.

Он мысленно вздохнул. Не он принимал эти решения, а его отец.

— Да, отец, — он ждал, пока тот кивнет, а потом покинул кабинет.

Да, не он принимал такие решения. Но никто не мешало ему отыскать правду ради Роксаны. Может, так он определит свою судьбу.

Он побежал по коридору, попал во двор.

Стражи стояли в закрытых ворот. Они открыли их, выпустив Дариуша, и тут же закрыли. Время было спокойным, и жители должны были свободно приходить и уходить. Это было необычно, и он не мог вспомнить, когда врата бывали закрытыми.

Пейзаж был лишен красок, как старые кости или пустой холст. Слуги суетились во дворе, опустив головы, не глядя на него. Давящая тишина опустилась на обычно шумное поместье. Даже звери, обычно беспокойные, были зловеще тихими.

В воздухе была влага. Угроза дождя. Искра лежала на крыльце, груда белого меха. Она даже не подняла голову, когда он пошел. Белая курица сидела на ограде, черные глазки осуждающе смотрели на него, пока он шел по дорожке.

— Каспиан! — закричал Стефан, подбежал к нему у ворот.

Если кто и видел, кто приходил и уходил из замка в ту ночь, то это был Стефан.

— Ты видел что-нибудь подозрительное в ночь праздника? — спросил Каспиан.

Стефан нахмурился, потер шею, избегая взгляда Каспиана.

— Я мало помню… — он рассмеялся. — Думаю, много выпил. Кто-то что-то говорил? — он посмотрел на закрытые врата.

Тут ответов тоже не было.

— Это все, что мне нужно, — он прервал Стефана и сказал стражам. — Откройте.

Стефан с большими глазами встал между ним и вратами. На лице Стефана не было шутливой улыбки сегодня.

— Тебе нельзя покидать земли замка. Деревня хочет крови.

— Мне нужно найти убийцу. Я пойду в поместье Малицки.

Стефан сжал его плечо.

— Слушай, деревня не будет рада, увидев тебя.

— Но отец уже очистил мое имя, верно? — он перевел взгляд со Стефана на стражей.

Они смотрели на грязную обувь, не глядя в глаза Каспиана.

— В том и проблема, — прошептал Стефан.

Этого он и боялся. Вся деревня подозревала его. Но разве слова отца, лорда Рубина, было мало? Деревня всегда была мирной. Решения отца в проблемах и приговоры за жестокие преступления никогда не оспаривались.

Смерть кого-то юного потрясла жителей. Но даже если они боялись и злились, он не мог оставаться внутри, когда настоящий убийца был на свободе, и вина давила на его грудь. Как только он найдет убийцу, все будет прощено.

Альберт и Тереза считали его виновным, но кто-то в поместье Малицки должен был увидеть, как он привел ее домой. Он не позволил бы ей пострадать, даже пьяный. Что-то было не так.

— Отойди, — буркнул он Стефану, тот замотал головой.

— Нет! — Стефан оттолкнул его. — Тебя убьют, и…

— Кто тут лорд? — спросил он властным тоном. Ему не нравилось так делать, но он не мог позволить Стефану остановить его. Это было слишком важно.

Стражи поспешили открыть врата, выпустить его. Он прошел мимо Стефана и ступил на дорогу.

— Ты дурак! — крикнул Стефан.

Он скривился. Стефан не ошибался, но кто-то должен был найти ответы. Каспиан был подозреваемым, так что у него были причины сделать это.

Но Стефан был единственным во дворе, кто смотрел ему в глаза — истинный друг. Он надеялся, что его друг хоть раз простит его за поведение гада.

За вратами дорога была в следах множества ног. Поля вокруг замка были очищены, снопы ржи унесли. Осталась голая земля. Несколько пепельных стеблей валялись на земле.

Графитовые облака накрыли землю, закрывая последние лучи солнца. Ветер свистел меж деревьев в лесу. Белая вспышка мелькнула среди листьев.

Длинная изящная шея птицы была вытянута, величавые крылья — раскинуты, она стала маленьким пятном на мрачном горизонте. Лебедь? Но это было не их время года. Роксана была бы рада, будь она тут, стала бы без умолку говорить о лебедях и других птицах, была бы радостной, ее улыбка сияла бы на лице. Ничто не делало его таким счастливым, какой была она при виде птиц, но он уже не увидит ее лицо таким. Слезы покалывали глаза.

— Если ты дурак, то я еще хуже, — заявил Стефан, выходя из врат, вздыхая. — Вся деревня думает, что ты убил Роксану. Вопрос времени, когда они потащат тебя к ведьмам.

Его никогда не любили жители деревни, но он не думал, что они ему навредят. То были его соседи и подданные, он знал этих людей с младенчества, а теперь они хотели его крови. Он вытер глаза спиной к Стефану, чтобы он не увидел.

— Что ты думаешь?

Стефан хлопнул его по плечу и сжал.

— Ты? Убил? Когда это случится, я стану лордом Граната.

Каспиан вздохнул, поднял голову к небу. Толстые капли дождя упали на его лицо.

— Ты хороший друг, Стефан, но я не могу защитить тебя. Я не буду тебя винить, если ты тут развернешься и уйдешь.

Стефан ударил его по плечу.

— Хватит этой драмы. Думаешь, я пущу тебя к толпе одного?

Он выдавил улыбку ради Стефана. Было приятно знать, что он не был один.

Они бежали по дороге, укрываясь плащами от дождя. Серый заяц мелькнул на пути.

Каспиан потянулся к янтарному кулону, но его там не было. Наверное, остался дома, но возвращаться не было времени. Придется рискнуть удачей.

Их сапоги погружались в грязь, замедляя их. Поместье Малицки было недалеко. Если повезет, дождь удержит людей в домах так, чтобы он успел собрать все нужные улики.

Молния вспыхнула на небе. Раздался гром. Ливень начался сам, или ведьмы призвали его на Каспиана?

Он снова посмотрел на лес. Он был темным пятном, но Каспиан не мог отогнать ощущение, что кто-то следил за ним. Гул стал ближе.

Что-то мелькнуло среди деревьев, и он прищурился. Луч света озарил дуб, ударенный Перуном.

— У нас проблемы, — сказал Стефан.

Толпа бежала к ним, как пролитая краска. Во главе была жена хозяина гостиницы, Агата, она подняла кулак и кричала. Она была низкой, но двигалась быстро. Многие были вооружены вилами и косами.

Его сердце колотилось в груди, но… он был наследником лорда Рубина, Волски были тут во главе, сколько помнили жители. Может, он сможет их урезонить? Ему бы харизму Генрика…

Но они приближались, и красные искаженные гневные лица стало видно лучше. Багровое лицо Агаты было спереди, она скалила зубы. Это были не его соседи и подданные, это были разъяренные шершни.

— Беги, — Стефан толкнул его, заставляя двигаться.

Его ноги были словно свинцовыми. Его ноги увязали в грязи, ловя его. Он бросил обувь и побежал без нее. Ему нужно было к дому Роксаны. Там было доказательство, и тогда он будет в безопасности. Им со Стефаном нужно было попасть туда.

Недавно богатые поля стали болотом, замедляющим его. Камни впивались в босые ноги. Каспиан ослабевал, не мог убежать от них.

Они бросились на него бурей. Десятки руки сжимали его руки, тянули и толкали. Молния Перуна…

Он не мог бежать в толпе. Не мог двигаться. Едва дышал. Он едва держался на ногах.

Он дико взмахнул кулаком.

Он задел челюсть мужчины, и удар попал по животу Каспиана. Он согнулся, захрипел и не мог вдохнуть.

Стефан закричал, его голос затерялся в какофонии.

Лица были искаженными, рты скалились. Толпа вопила, но их слова были гудением шершней.

— Назад. Я — сын лорда…

Он потянулся за мечом, но оружие вырвали из его руки и отбросили под десятки ног.

Они не станут его слушать.

Он снова взмахнул кулаком, но его схватили за руки, рукав порвали на запястье. Он пытался двигаться, но тело не слушалось. Толпа давила на него количеством.

Кто-то ударил его, и он ощутил вкус крови.

Агата пробилась в толпе к нему, и Каспиана ударили по коленям. Он рухнул в грязь.

Она смотрела на него свысока. Он слышал, что в юности она была красивой, но возраст испортил ее лицо, морщины окружали ее глаза и рот. Хоть она никогда не улыбалась ему, Агату знали доброй.

— Кровь всегда побеждает, да?

Он отдернул голову.

— Это недопонимание. Я бы не навредил Роксане, — он подавился, произнося ее имя.

С ревом боли Агата плюнула ему в лицо.

— Ты как твой ужасный брат, который изнасиловал мою дочь и заплатил нашей семье за молчание. Я не дам тебе убежать, и меня не заглушить снова, — слезы катились по ее лицу, она подняла кулак в воздух. Толпа поддерживала ее воплями.

Его брат…? Она ошибалась. Такого не могло быть.

— Генрик так не сделал бы! — закричал он. — Он хороший.

Она горько рассмеялась.

— Ты как все в твоей проклятой семье. Я позволила своей жадности отвернуть меня от законов Мокоши, и он ускользнул невредимым. И смотри, что получилось! Та невинная девушка погибла. Я не дам тебе избежать наказания, как ему, — она вытащила нож из складок фартука. — Ты больше не сможешь навредить женщинам.

Вредить женщине? Она про…?

Ладони потянули его за штаны, он пытался остановить их, он не мог двигаться. Вовсе.

Нет. Нет, нет, нет. Они не могли…

Они не…

Он быстро дышал, они обнажили его при толпе.

Он боролся, пытаясь прикрыться, но без толку.

Он не мог вырваться. Не мог.

— Умоляю, просто послушайте… — кричал он. Его сердце громыхало в груди, билось быстрее с каждым шагом Агаты к нему.

— Все, кто посмел мучить женщину, должны быть наказаны. Если лорд Волски не заставит тебя заплатить за преступления, то я сама исполню долг перед Мокошей, — край ножа опасно блестел.

Но его никто не слушал.