Торжество матери

ГЛАВА 12

Мрачно глядя на Каспиана, Агата гладила нож длинным пальцем, выглядывающим из-за бара. Металл сиял в свете свечей. Слава Перуну, присутствие Бригиды в таверне не давало Агате и жителям броситься на него. Глубоко вдохнув, он посмотрел в глаза головы кабана над баром. Генрик говорил, что Агата убила его одним кинжалом. Раньше он не верил.

В гостинице были три двери: слева, тупик с комнатами; за Агатой, дверь на кухню, где был муж Агаты, напряженно чистил ту же чашку, с которой был с момента, как Каспиан вошел; и справа от них был выход на площадь. Они со Стефаном должны быть готовы сбежать.

— Пришел за компенсацией? — спросила Агата, фыркнув. — Я не заплачу. Тебе повезло, что ты не один, иначе я закончила бы начатое.

Это было ошибкой. Эта женщина чуть не убила его, и она могла легко попытаться сделать это снова, особенно в окружении ее друзей. Но он не мог уйти домой без ответов.

Между ним и дверью шестеро людей сжимали кружки и хмуро глядели на него. Стефан прислонился к стене у выхода. Гобелен рядом с ним изображал охотников, преследующих оленя, стрелы торчали из его спины. Каспиан вспомнил, как его окружала толпа.

Он сглотнул ком в горле. Стефан был тут. Хоть он выглядел расслаблено, он все время разглядывал комнату, сжимая рукоять кинжала.

Каспиан вытер потные ладони о накидку.

— Может, нам поговорить наедине?

— Тут сойдет, — Агата вонзила нож в стойку, скрестила руки на груди. Пряди темных волос выбились из пучка.

Она была тут королевой, а он — чужаком, забравшимся на территорию врага. Может, он поспешил, придя сюда. Он думал только о поиске правды, но если посетители будут против него, ему не хватит сил отбиться, даже с поддержкой Стефана и Бригиды.

Он облизнул сухие губы и кашлянул.

— Что случилось между вашей дочерью и Генриком?

Агата ударила мозолистыми ладонями по бару, склонилась, от ее кожи доносился запах спирта. Генрик говорил, что никто не делал горилку лучше нее, потому он ходил сюда несколько раз в неделю. Из-за пара от чанов ее лицо все время было румяным, а плечи были широкими и мускулистыми от помешивания.

— Твой брат ее изнасиловал. Вот, что случилось, — она оскалилась.

Это не могло быть правдой. Не Генрик. Должно быть другое объяснение.

Может, Агата не так поняла намерения Генрика насчет ее дочери? Он пытался вспомнить, когда Генрик упоминал Дороту. Он всегда заигрывал с женщинами в деревне, разбил много сердец. Отец и мама не позволили бы наследнику жениться на ком-то ниже дочери лорда, а маленькая гостиница «Дума» не могла соблазнить его родителей богатством. Но, может, Агата надеялась, что они согласятся? И когда Генрик переспал с ее дочерью, конечно, она разозлилась. Генрик поступил неправильно, но это не считалось насилием.

— Может, возникло недопонимание. Я знаю его лучше всех. Он — нежная душа, учится быть жрецом Перуна. Я могу поговорить с Доротой? Я хотел бы услышать ее точку зрения.

Агата откинула голову и рассмеялась. Но без тепла или веселья. Она потянулась за ножом.

Он повернулся боком, закрывая себя спереди.

В голове вспыхнули давящие тела, его сдавленные руки, сжимающие его ладони… Он словно снова оказался нагим на дороге.

Ее прищуренные глаза впились в него взглядом, кровь шумела бурной рекой в его венах. Молния Перуна, он словно снова был в центре толпы, готовой сжаться, как кулак, лишив его тело последних капель достоинства, безопасности и уважения.

— Я не заставлю ее проходить это снова, — Агата мрачно смотрела на него. — Ты как твой отец, — она ударила ладонью по бару. — Он послал тебя с деньгами, чтобы заглушить меня, чтобы ты смог сбежать ночью, да? Твой род плюет в глаза Мокоши.

Он должен был просто уйти. Здесь ему не победить. Но он не мог позволить ей порочить имя отца.

— Мой отец поклоняется богам. Он придерживается законов Мокоши, не перешел в новый культ Велеса, как некоторые. Мы все знаем цену вреда женщине. Он помог бы восстановить справедливость.

Агата фыркнула.

— И где было чувство справедливости твоего отца, когда Генрик приходил в мою таверну ночь за ночью, напивался до беспамятства и хватал мою Дороту?

Он отпрянул на шаг. Было глупо сюда приходить.

Идея была плохой с самого начала. Ему не нужна была чужая сторона истории. Он знал Генрика. Он не стал бы ее насиловать.

Он повернулся уходить, но девушка преградила ему путь. Темные волосы свисали вяло вокруг ее лица, ее фартук был в пятнах чуть темнее кругов под ее глазами.

— Дорота, ты не должна тут быть, — проворковала Агата, тут же смягчившись. Она обошла бар, обвила рукой плечи девушки.

Дорота покачала головой, глядя на пол.

— Все в деревне знали, что я была помолвлена с мужчиной из Тарновиче, но ему было все равно… Генрик мог получить все, чего хотел… — ее голос был тихим шепотом.

Он хотел защитить Генрика, перечить ее словам, но… она не ошибалась. Генрик родился первым, как наследник, он получал все, чего хотел. А то, чего не мог получить своим положением, Генрик добивался обаянием. Даже в детстве Генрик часто воровал его игрушки.

— Хватит, тебе не нужно больше говорить, — Агата обвила рукой Дороту, ее поведение стало нежнее шерсти ягненка.

— Той ночью… — голос Дороты дрожал, пока она продолжала. — Отец выбросил его на улицу и сказал не возвращаться… Я думала, на этом все и кончится, но, когда вышла той ночью во двор, он ждал. Он… — она тихо заплакала, и Агата обняла ее.

Что-то терзало его изнутри, делало пустым, и, хоть его рот был открытым, слов не было.

Он не мог отрицать. Он видел, как Генрик заигрывал со служанками в замке, особенно, когда выпивал. Порой он догонял их позже и шутливо просил пощадить. Но они всегда смеялись, словно это была шутка. Но он смотрел на Дороту, и смешно не было.

— Тише, — шепнула Агата, прижимая Дороту к себе.

Дорота отодвинулась от нее и яростно посмотрела покрасневшими глазами на Каспиана.

— Он схватил меня. Закрыл рот, чтобы я не кричала… — слезы катились по ее лицу.

Его глаза жгло. Этого не могло быть. Не Генрик, не он, ведь он был таким правильным. Каспиан равнялся на него всю жизнь.

Но… Генрик так быстро ушел. За пару дней до отправления Генрик тренировал его во дворе. Каспиан жаловался на усталость, так что Генрик отпустил его с остальной тренировки, чтобы он побродил по округе со Стефаном. Генрик говорил, что его навыки с мечом не имели значения, ведь он будет вместо отца, а Каспиан сможет рисовать в свое удовольствие. Три ночи спустя Генрик уехал. Мама была безутешна, Искра провыла всю ночь.

Он забыл… или не хотел видеть правду? Знаки были там, а он делал вид, что слеп.

— Когда он закончил, откатился в сено и уснул. Он изнасиловал меня и уснул, — завизжала она, и воцарилась оглушительная тишина.

Его сердце гремело в ушах. Генрик. Что он наделал?

Стефан обогнул столики и добрался до него. Жители, которые делали вид, что не слушали, привстали со своих мест.

— Каспиан, пора идти, — Стефан освободил место между посетителями. Это был его шанс сбежать.

— Он разрушил мою жизнь. И какую цену заплатил? Ничего, — Дорота сжала фартук, слезы катились по щекам и пропитывали ее блузку.

Агата сжала ее руку, встав за ней, и хмуро посмотрела на него.

— Ты считаешь это место мирным, идеальным. Потому что такие, как твой отец, подавляют пострадавших женщин монетами и властью. За каждой вуалью мира скрывается насилие.

Стефан сжал руку Каспиана.

— Сейчас.

— Сорви вуаль, — прорычала Агата.

Он повернулся и схватил Стефана за плечи. Это была ложь. Должна быть. Если Генрик был способен на такое, выпив, то… Тогда…

— Давай вернемся, — Стефан потянул его за локоть.

— Скажи, что это не так.

Стефан отвернул голову.

Его пальцы впились в плечо Стефана, но тот даже не вздрогнул.

— Стефан?

Тяжкий вздох.

— У меня не было выбора. Твой отец отослал бы меня, если бы я рассказал. Мы все поклялись хранить тайну.

Лучше бы Стефан ударил его по животу. Боли было бы меньше.

Генрик. Золотой сын. Идеальный старший брат. Насильник? Два лица, демон и жрец, не сочетались в одно.

Он не мог это принять. Он отказывался.

Стефан потянул его повернуться, посетители мешали пройти. Он собирался пробить путь, если нужно. Каспиан потянулся за мечом, но нежная ладонь на запястье остановила его.

Бригида. Она медленно покачала головой, повернулась к людям на дороге и нахмурилась. Она шагнула вперед, никто не расступился.

Ее фиолетовые глаза смотрели на дверь.

Она распахнулась. Жители деревни завопили, а густой и тяжелый туман проник в таверну. Он плыл, как призрак, двигался сквозь разбегающуюся толпу. Он остановился на миг перед Бригидой, будто смотрел в ее глаза, а потом рассеялся, отлетев в убегающих с дороги людей.

Бригида многозначительно посмотрела на него, а потом на Стефана.

Он пошел к двери, будто пьяный. Стефан, закинув руку ему на плечи, вел его между пустыми столами. Почти все убежали из таверны. Было уже почти утро. За ним Бригида просила оставшихся быть осторожнее. Она хотела защитить его.

Но ни это, ни то, разорвет ли его толпа, не было важно.

Знал ли он Генрика?

Холодный воздух бил ударил по лицу, когда они вырвались из таверны на площадь деревни. Первые лучи утра падали на дорогу и здания вокруг площади. Стефан почти тащил его к колодцу неподалеку. Каспиан склонился, схватился за колени, пытаясь успокоить дыхание. Мир вокруг него кружился. Красок больше не было, все стало серыми пятнами. Горячие слезы катились по его щекам.

Слова отца звенели в ушах. «Не покидай замок, пока все не успокоится».

Почему он не послушался? В слезах Дороты не было лжи. Такую боль нельзя было сыграть. Он не раскрыл ложь Агаты, а разорвал свое сердце об секреты, которые не стоило откапывать.

Генрик был насильником.

Как он мог врать? Этот гад изнасиловал женщину и сбежал. Уничтожил жизни. Почему? Потому что Дорота отказала ему?

Он сжал кулаки. Генрик казался идеальным, но под этой картинкой он был жестоким и эгоистичным. Генрик врал ему, притворялся хорошим, верным Перуну, а на деле он просто убегал от того, что совершил. Генрику было дело до кого-то, кроме себя?

Огонь пылал в нем, и, если повезет, все его глупое «я» сгорит. Как он мог восхищаться этим чудовищем?

Был ли он лучше Генрика? Он напился до беспамятства в ночь убийства Роксаны, потому что иначе не мог.

— Дыши, — одно слово распутало узел в его груди. Перед ним возникли пристальные глаза Бригиды, рыжеватые кудри обрамляли ее бледное лицо в первых лучах солнца. Почему она верила в такого неудачника, как он?

Она боролась с деревней ради него. Но мог ли он с уверенностью утверждать, что не виновен? Если Генрик мог изнасиловать девушку, напившись, то было ли возможно…?

— Я сам видел, как они пошли в Безумный лес, — сказал мужчина, толкая телегу с овощами.

— Они решили прикрыть убийство? — ответил второй, стоя на пороге магазина.

— Может, ведьмы в этом замешаны.

Мама говорила, что отец разберется.

Каспиан поднял голову. Посетители таверны собрались на площади, с подозрением смотрели в их сторону и шептались.

— Кто-то отвязал лошадей. Это плохо, — Стефан заслонил собой Каспиана от жителей деревни. Но если опыт на что ему указывал, так это на то, что таким их не отогнать.

Даже роль Бригиды как Жницы смерти Мокоши могла не защитить его, как только разлетятся слухи. Он не хотел втягивать их в это.

Тучи собрались на горизонте. Раздался гром.

Темные силуэты леса на сером горизонте… Холст без красок и жизни…

Родители закрасили грехи Генрика. Они скрыли бы и убийство, смели бы его как пепел с погребального костра Роксаны, рассеянный ветром.

Если бы он хотел, он мог позволить это убрать. Его жизнь тянулась бы дальше, он ушел бы в изгнание. Может, стал бы жрецом, как Генрик.

Но что делать жертвам, как Дорота и семья Роксаны, потерявшим дочь?

А его родители? Все это делалось из-за их странной любви к сыновьям. Но деревня не забудет и не простит.

— С этим нужно покончить, — он отвернулся от деревни и посмотрел на Бригиду.

— С чем? Ничто еще не закончилось, — ровно ответила она. — Мне нужно разобраться до заката.

Сорвать вуаль.

Он глубоко вдохнул и выдохнул.

— Я больше не буду подвергать тебя опасности.

Он попытался уйти, но она схватила его за руку.

— Ты и не подвергаешь. Я решаю, что я делаю, — она потянула его за руку. — Сюда. Я знаю быстрый путь обратно.

— С ума сошла? Нам нужно вернуться в замок, пока толпа не собралась, — возразил Стефан. Но люди на площади шептались, и он добавил. — Хорошо. Разделимся. Идемте.

Каспиан побежал с Бригидой к замку следом за Стефаном, дороги были все еще грязью, окруженной голыми полями. У перекрестка Стефан кивнул ему и побежал в сторону замка. Приманка.

Он крикнул ему благодарность, пока они бежали к лесу, но вой ветра поглотил его голос. Они бежали, прижимаясь к ограде между фермами, холодный дождь стал стучать по его разгоряченной коже. Молния вспыхнула в небе.

— Мамуся, — Бригида нахмурилась, глядя на небо. — Что-то не так дома.

Дома? Туда уже могли добраться его родители.

— Нужно спешить.

Они заходили глубже в лес сквозь заросли чащи, по узким извилистым тропам, которые он никогда не видел. Его ноги парили, минуя реку, ставшую шире от дождя. Лес проносился мимо зелено-коричневыми пятнами. Они добрались до домика вдвое быстрее обычного, озеро виднелось за ним, сияло в свете утра. Это была магия?

Отец и мама стояли у двери, Эва, укутанная в лиловую шерстяную шаль, стояла на пороге и хмуро смотрела на них. Он протягивал тяжелый мешочек, полный монет. Его тонкая ладонь была кожей, натянутой на кость, она дрожала, пока он протягивал деньги Эве, скрестившей руки на груди.

— Не нужно глупостей, — отец протягивал руку с мешочком.

Она отбила ладонь. Мешочек лопнул на земле, серебряные монеты рассыпались и увязли в грязи.

— Невинность не купить, — глаза Эвы яростно пылали.

— Мы не пытаемся вас купить. Наш сын хороший человек. Он защищал деревню от воров скота, спас деревню от голода, заметив испорченные посевы раньше, чем зараза распространилась. Все, что он делал, было на благо деревни, — сказала мама тоном, который обычно приберегала для уговоров сложных аристократов.

Эва склонилась, будто волк подступал к добыче.

— Добрые дела не отменяют того, что он сделал с Роксаной.

— Они любили друг друга, они были помолвлены с детства. Это был вечер перед их свадьбой. Вы же тоже были юны, помните? Они делали то, что делают влюбленные молодые люди. Это произошло случайно, трагедия из-за выпивки, — мама сцепила ладони будто в молитве, опустив голову.

Эва плюнула.

— Я видела ее тело. Это не был несчастный случай. Он…

— Хватит! — закричал Каспиан. Ему не нужно было слышать детали. Безжизненное тело Роксаны уже было выжжено в его памяти.

Они повернулись к нему.

— Каспиан! — охнула мама и потянулась к нему.

Отец выставил руку и остановил ее.

— Вернись в замок, Каспиан.

— Бригида, немедленно отойди от него, — Эва потянулась к Бригиде, но та отошла от руки матери.

— Нет, — Бригида и ее мать смотрели друг на друга без слов.

— Каспиан, мы со всем разберемся, — сказала мама.

— Что вы делаете? — его голос дрожал, он смотрел на родителей по очереди. Настоящий вопрос был скрыт его страхом. Они думали, что он это сделал?

Улыбка мамы была слишком напряженной. Так она выглядела, когда была расстроена, но надевала смелую маску. Отец пристально смотрел на него. Бездонный темный оникс.

— Убираем за тобой.

Все его тело дрожало.

— Хватит этого бреда, Бригида, — Эва оттащила ее от него.

Каспиан смотрел на свои пустые ладони.

В ушах звенело. Все расплывалось перед глазами. Отец, мама и Эва спорили, а Бригида пыталась вырваться из хватки матери.

— Каспиан не навредил бы ей намеренно. Он был пьян. Он не хотел, — сказала его мама с прерывающимся дыханием. Он редко видел, чтобы она срывалась. С тех пор, как ушел Генрик…

— Разве это его оправдывает? Девушка мертва, — выше сказала Эва.

— Вы должны понимать. Он — нежная душа. Он не может вытерпеть вида крови. Вы — мать, разве ваше сердце не может его простить? — мама потянулась к руке Эвы.

Эва отбила ее ладонь.

— Ваш сын — убийца и насильник, каким бы вы его ни считали. Его нужно отдать русалкам.

Подбородок мамы дрожал, слезы катились по ее щекам. Каспиан сжал ее дрожащую ладонь.

— Прошу, я сделаю все, чего вы хотите. Только пощадите его, — сказала мама сквозь слезы.

— Русалки становятся все беспокойнее. Если их не усмирить, они утянут Бригиду в свои глубины, уничтожат деревню, чтобы совершить правосудие, — Эва махнула на озеро и деревню за лесом.

Волны набегали на берег, тянулись к суше. Голодные. Ждущие. Что-то чешуйчатое мелькнуло под поверхностью, скрылось на глубине, сияющие глаза вспыхнули оттуда.

Его грудь сдавило, дыхание вырывалось с хрипами. Он не мог набрать нормально воздух.

— Я не отдам его вам. Мы отошлем его раньше, чем это произойдет, — прорычал отец, встав перед Каспианом и мамой.

— Тогда вы всех нас обречете своим эгоизмом, — заявила Эва.

Мама крепко сжала его руку, его пальцы болели.

— Думаю, мы закончили, — папа сжал ладонью плечо Каспиана, оттаскивая его прочь.

Мама задержалась.

— Прошу, как мать, пощадите его. Он мой младший. Только он у нас остался.

— Почему вам не учесть семью Роксаны, потерявшую единственного ребенка из-за поступков вашего сына?

И она была права.

Как они смели оправдывать его, когда его страдания были ничем по сравнению со страданиями семьи Роксаны?

Они пошли по лесу. Мама крепко сжимала его, словно потеряла бы, если бы отпустила.

— Они не серьезно. У них нет силы уничтожить деревню, — она гладила руку Каспиана, словно прогоняла от него эти страхи.

Они не видели Бригиду на дороге. Каспиан не сомневался, что угрозы были серьезными. Но он не мог спорить с мамой.

Отец тяжело дышал, пытаясь шагать уверенно по пути домой.

Солнце поднялось над горизонтом, когда они добрались до стен замка. Отец отстал, и когда Каспиан позволил ему опереться на его плечо, тот не стал перечить, как делал обычно.

Чем ближе они были к замку, тем больше папа опирался на него, пока рука не повисла на его плечах. Стражи открыли врата, впустили их внутрь.

Когда слуги предложили помочь отцу подняться наверх, он отмахнулся. Мама плелась за ними, Каспиан почти внес отца по лестнице к их покоям. Внутри он опустил отца на родительскую кровать, мама села на краю и обхватила хрупкую ладонь отца своими руками.

Глаза отца были закрыты, дыхание клокотало в груди. Хоть он угасал, он лично пошел в лес к ведьмам. Зачем он это сделал?

— Вы думаете, что я ее убил, да? — спросил он, молясь, чтобы они стали отрицать.

Мама застыла, перестав гладить руку отца.

— Я думал, ты не такой, как Генрик, — прохрипел отец, сильно кашляя.

Мама отвела взгляд, пригладила простыню на кровати.

— Так это правда. Вы заплатили семье Дума, чтобы скрыть то, что Генрик… — он подавился словами. Хоть доказательства были перед ним, было сложно смириться с правдой, — сделал с их дочерью…

— Мы сделали, что нужно было, чтобы защитить нашего ребенка и сделать семью целой, насколько это возможно, — мама продолжила теребить простыню. Кашель отца утих, но он дышал с сипением. — В ночь смерти Роксаны произошел несчастный случай, да? — она посмотрела на него опухшими красными глазами.

— Ведьмы не отстанут. Они пробудят защиту Мокоши и разорвут деревню, если никого не накажут, — прохрипел отец.

Они уже искали решения, словно все было ясно. Предельно ясно.

— Вы хоть на миг думали, что я могу быть невиновным?

Мама сцепила ладони.

— Сынок, мы тебя любим. Ты можешь рассказать нам правду.

Комната кружилась. Это точно была больная шутка.

Он отпрянул на шаг и врезался в закрытую дверь. Он искал руками ручку.

— Мы не так давно поймали бандита. Мы отдадим его вместо тебя, а ты побудешь с семьей моей матери, — сказал слабым голосом отец. Он казался ужасно уставшим и хрупким.

Даже его родные видели в нем убийцу. Слов не было.

Он побежал к своей комнате, к своему убежищу.

Он ворвался туда, споткнулся об пустую бутылку и врезался в мольберт. Тот упал на пол. Одеяло съехало, и на Каспиана смотрела картина. Его автопортрет.

Искаженный демон. Убийца. Он.