По дороге домой я очень мило поговорил с «другом».
— У тебя голова после банкета не болит? — спросил я.
— О каком банкете ты говоришь? — Он сделал вид, что не понял меня.
— При встрече я тебе напомню, — пообещал я.
— А я хочу тебе напомнить, что ты вор и мошенник.
— Интересно, а что я украл?
— Чужие мысли!
— А ты докажи, что я их украл!
— Докажу, — заверил меня «друг». — Можешь не сомневаться. Выбирай сам, каким способом это сделать? Я могу написать о твоем низком поступке в газету. Могу сообщить об этом Аристарху Софроновичу.
— Лучше сообщи главврачу психиатрической больницы, — посоветовал я. — Тебя будут показывать студентам как классический образец больного с синдромом навязчивых состояний…
Сидя на кухне и кромсая вилкой пиццу, я накоротке поговорил с Настей по телефону. Она сдержанно поинтересовалась, как продвигается защита диссертации, на что я ответил: «Семимильными шагами». В свою очередь, я спросил, сменил ли Аристарх Софронович гнев на милость, и Настя ответила, что не знает, потому как папа еще не пришел домой. На этом мы холодно распрощались.
Потом мне позвонил из новой квартиры бригадир и спросил, навешивать ли уже двери. Я сказал ему, что торопиться не надо, так как все может измениться радикально. Бригадир не совсем понял значение слова «радикально». Тогда я ему объяснил:
— Двери, наверное, будут из красного дерева. На кухне установим джакузи, пробьем арку в соседнюю комнату и там устроим зимний сад. Кабинет мне не нужен, на его месте будет большой банкетный зал. Во всей квартире настелим мозаичные паркетные полы и навесим французские натяжные потолки. И, скорее всего, прикупим пару соседних квартир и объединим их в одну…
Бригадир потерял дар речи.
Я долго не мог заснуть. Лежал на спине, смотрел на потолок и строил радужные планы на жизнь.
— У директора в одиннадцать совещание, — сказала Зоя на следующее утро, как только я появился в поле ее зрения.
— Я не могу, — сказал я, залетая к себе в кабинет. — Скажешь, что поехал к врачу.
— Доиграешься, — пригрозила Зоя.
Я махнул рукой, закрыл дверь и достал ключ от сейфа. Много денег ушло на ремонт новой квартиры, и наличности у меня осталось около двенадцати тысяч долларов. Я берег их на свадьбу, но, видимо, придется сыграть ва-банк.
Затолкав в карман пачку, я вышел из кабинета. Через полчаса я уже выехал из Москвы и мчался по трассе. Я думал о том, как сразу огорошить Чемоданова щедрым вознаграждением, чтобы он согласился доработать диссертацию безоговорочно. Сколько ему предложить? Тысячу?.. Пожалуй, тысячи будет маловато. Он только пятьсот запросил за вывод на двух страничках для Календулова. Надо дать тысячи три. Или сразу пять, чтобы обалдел, заткнулся и засучил рукава.
Я остановился на заправке, залил полный бак и здесь же, в продуктовом магазине, набрал два пакета всяких замороженных и сублимированных полуфабрикатов. На всякий случай. Вдруг придется остаться у Чемоданова на несколько дней, чтобы не давать ему спуску?
Это было бы самым правильным решением. Такую безвольную скотину, как Чемоданов, нельзя было оставлять наедине с большими деньгами. Он наверняка погрузится в глубокий запой, и мне очень долго придется его оттуда вытаскивать.
Чем ближе я приближался к поселку Промышленному, тем тоскливее становилось у меня на душе. «Знали бы американцы, — думал я, — в каких условиях в России рождаются научные открытия». Но не условия, в каких Чемоданов создавал шедевр научной мысли, не мрачные контуры умершего завода и поселка травили мне душу. Самое неприятное, что ожидало меня впереди, было общение с Чемодановым. Я выступал в роли просителя, а эта роль всегда унизительна, если обращаешься к человеку, которого презираешь.
Я приближался к его дому, и меня с души воротило. Ну как теперь к нему обращаться после того, как я пинками выгнал его из академии? Как найти ту золотую серединку, чтобы и достоинство не уронить, и уговорить его взяться за работу? Никогда не узнаешь, кто пригодится в жизни, а кто нет. Вот и у меня вышло, что бомж оказался самым нужным человеком, а директор фирмы, от которого зависит моя карьера, мне все равно что собаке пятая нога.
С таким невеселым настроением я поднялся на пятый этаж и постучал в дверь. За дверью было тихо, Чемоданов не открывал. Я громко сказал в замочную скважину:
— Чемоданов, открывай! Я тебе пива привез!
Ноль эмоций! Я ударил посильнее — на тот случай, если Чемоданов вздумал хитрить, и дверь неожиданно распахнулась.
Мне стало не по себе. Несколько мгновений я топтался на пороге и смотрел на кота, который сидел посреди прихожей и тщательно вылизывал свою белую грудку.
— Ау, Чемоданов, ты жив?
Из глубины квартиры не доносилось ни звука. «Может, помер от запоя? — подумал я. — Тогда плакали мои восемьсот тысяч».
Я понюхал воздух. Вроде никаких посторонних запахов. Поборов страх и брезгливость, я зашел в прихожую, осмотрел обе комнаты, потом кухню и, наконец, санузел.
Это был первый случай, когда Чемоданова не оказалось дома. Если он уехал в Москву, то это надолго. Я закрыл дверь и стал бродить по квартире, разглядывая вещи. Собственно, никаких вещей, кроме старой обуви да кое-какого тряпья, в квартире не было. Я подошел к «буржуйке» и потрогал ее. Печь была холодная. Я заглянул в холодильник. Мало того, что он не работал; в его утробе лежало несколько ржавых секций батареи парового отопления.
Чувствуя, что неприятное открытие вот-вот капнет мне на голову, я стал раскрывать дверки многочисленных шкафов и тумбочек. Я находил горы мятой старой одежды — мужской и женской, дощечки от овощных ящиков, пустые пластиковые бутылки из-под воды, сгоревшие лампочки, доску от унитаза, оконные ручки — словом, совершенно случайные и совершенно ненужные даже алкоголику вещи. А когда я нашел полиэтиленовый пакетик, в котором лежал изогнутый гребешок и омерзительный пучок седых волос, мне стало гадко и страшно одновременно.
Я сел на шатающийся табурет, еще раз оглядывая склад выброшенной мебели и мусора. И тут до меня дошло. Здесь жил не просто очень бедный человек. Здесь жил сумасшедший!
Мне стало плохо от такого открытия. Как же я раньше не догадался! Все верно, Чемоданов поехал мозгами! Его уволили, и он, не выдержав потрясения, сошел с ума. Родители, видимо, отказались от него, и он поселился в заброшенном доме. Притащил сюда с мусорной свалки старую мебель, холодильник, одежду, «буржуйку» и зажил.
«Что же делать? — думал я. — В состоянии ли он доработать диссертацию?.. Да о чем же это я? Разве сумасшедший способен на сложную умственную работу? Тогда Чемоданов отпадает. Придется искать научного работника, который взялся бы довести диссертацию до кондиции».
Это хоть и создавало новые проблемы, зато снимало самую большую из старых: мне уже незачем было доказывать свое авторство. Кто поверит, что диссертацию написал человек, который числится на учете в психоневрологическом диспансере? Да это всего лишь мания величия! Чемоданов возомнил себя ученым, вот и кричит на каждом углу, что написал диссертацию по газовой динамике.
Такой поворот событий меня вполне устраивал. Чемоданов, который торчал занозой на пути к моему счастью, неожиданно слинял в палату номер шесть. Путь к руке и сердцу Насти был открыт.
От волнения я даже вскочил с табурета и стал ходить по комнате. Значит, надо искать специалиста по газовой динамике, знакомого с работами Сницаря. Можно дать объявление в газету. Сотрудники всевозможных обнищавших НИИ закидают меня предложениями. Лучше воспользоваться помощью не одного, а двух или даже пяти ученых. Они доведут диссертацию до ума, потом я отправлю ее в США и получу деньги. Вот тогда можно будет побеспокоиться о Чемоданове. Например, устроить его в платную больницу с хорошим питанием и уходом.
Я так замечтался, что не сразу услышал тихий скрип. И только когда в прихожей раздался громкий стук, словно на пол уронили деревянный ящик, я понял, что вернулся хозяин.
Психически нездоровые люди всегда внушали мне страх своей непредсказуемостью и скрытой агрессивностью. А вдруг Чемоданов решит отомстить за академию и кинется на меня с ножом?
На всякий случай я вооружился резиновой палкой для выбивания ковров и осторожно заглянул в прихожую. Там никого не было, только на полу лежала связка дощечек и сухих веток. В кухне гремели кастрюли. Неслышно ступая по рваному линолеуму, я дошел до кухонной двери и… застыл на пороге, как столб.
Это был не Чемоданов. Спиной ко мне стоял человек, по-видимому женщина, в розовых кримпленовых брюках, в коричневых ботинках со стертой наискосок подошвой и серой куртке из болоньи.
— А где Чемоданов? — растерянно спросил я, но женщина, мгновенно повернувшись ко мне, издала оглушительный вопль.
— Не подходи!! — визжала она. — Только попробуй пальцем тронуть!! Только шаг сделай!! Хуже будет!!
Я попятился в прихожую. Женщина продолжала орать, широко раскрыв красный рот с далеко не полным комплектом зубов. Лицо ее было бордово-синим, под глазами темнели старые гематомы.
— Да что вы так орете?! — тоже крикнул я. — Не собираюсь я вас трогать!
Женщина на удивление быстро оборвала вой и закрыла рот. Ее отвратительное лицо расплылось в улыбке.
— А я думала, ты мент, — хриплым голосом произнесла она. — А ты, оказывается, хороший…
— Витька где? — спросил я.
— Какой Витька? — не поняла женщина, нюхая подозрительную коричневую субстанцию, засохшую на дне кастрюли.
— Который здесь живет, — пояснил я.
— Здесь я живу, — ответила женщина, кидая кастрюлю на пол. — А у тебя закурить есть?
— Как это вы? — обалдел я. — Это тринадцатая квартира?
— А бес ее знает какая! Ты бы дал мне денег на бутылку, а?
Она двинулась на меня вместе с запахом, который исходил от нее.
— Стоять! — крикнул я, и женщина послушалась. — Где Чемоданов?
— Да не знаю, золотой мой! Не знаю я никакого Чемоданова!
Наш разговор зашел в тупик. Умственные способности этой женщины не позволяли ей понять, чего я от нее хочу, и мне ничего не оставалось, как убраться из квартиры. И тут на лестнице я нос к носу столкнулся с Чемодановым.
Мы оба опешили, раскрыли рты и несколько мгновений не знали, что сказать.
— А ты… — неуверенно произнес Чемоданов. — А разве ты уже приехал?
— А разве ты знал, что я должен приехать? — спросил я.
— Нет! — уверенно ответил Чемоданов и покрутил головой.
Он явно не ожидал моего появления и был смущен настолько, что не знал, что делать и что говорить. Я отметил, что сегодня взгляд его необычайно осмыслен, а лицо даже озарено интеллектом. Еще меня удивил его внешний вид: на нем была вполне приличная дубленка, темные брюки и зимние тупоносые ботинки. Разглядеть в Чемоданове клиента психбольницы было весьма затруднительно.
Вдруг он схватил меня за руку, повернулся и потянул вниз.
— Пойдем на улицу! — сказал он. — Там поговорим.
Он думал, что я еще не был у него и не видел женщину с бордовым лицом. Мы быстро, как при пожаре, спускались вниз. Чемоданов с трудом натягивал на лицо маску прежней дурашливости.
— Серёнька, — фальшиво бормотал он. — Ты прям как снег на голову! А пивунчика не принес?
— Кто живет в твоей квартире? — задал я вопрос в лоб.
— Где? — заморгал глазами Чемоданов.
— В твоей квартире! — резко повторил я. — Только не прикидывайся, что ты понятия не имеешь, кого я имею в виду.
— А-а-а! — протянул Чемоданов и хлопнул себя по лбу. Он играл ужасно плохо. — Ты имеешь в виду мою уборщицу? Да, она иногда приходит. Мусор выносит, полы моет…
Я ему не верил. Все было покрыто какой-то неприглядной тайной. Мы вышли на улицу. Чемоданов покрылся пунцовыми пятнами.
— А я на твои деньги обновочку купил, — сказал он. Я промолчал. Развивать тему, построенную на лжи, не хотелось.
— Где ты живешь? — спросил я.
— Там и живу, — ответил он, показывая пальцем наверх.
— А эта сизая дама утверждает, что это ее квартира и она тебя вообще не знает.
— Врет! — махнул рукой Чемоданов. — Она не совсем нормальная. У нее часто бзики бывают… Ну хочешь, поднимемся и выясним этот вопрос?
— Не хочу, — ответил я.
У меня пропало желание говорить о квартире и сизой женщине. Чемоданов уже взял себя в руки и занял глухую оборону. Он совсем не был похож на сумасшедшего, и мне пришлось отказаться от своих недавних выводов.
Мы сели в машину. Разговор зашел в тупик. Я думал о том, просить Чемоданова доработать диссертацию или же поискать для этой цели безработных физиков. Чемоданов лепетал что-то про ремонт, который надо делать в квартире.
— Кстати! — вдруг вспомнил он, сунул руку в нагрудный карман дубленки и вынул оттуда несколько сложенных листов. — Я сделал, что ты просил. Все чин чинарем: коротко, конкретно и доступно.
Я развернул и посмотрел на листы. Текст и формулы. Отпечатано на хорошем принтере.
— Где принтер взял? — спросил я.
— А? Принтер?
Чемоданов тянул время, чтобы придумать ответ. Я так его и не дождался.
— Ты уверен, что здесь все в порядке?
— Комар носа не подточит! Гарантия! Если не примут — деньги верну.
Не знаю, почему я снова поверил ему.
— Вот что, Витя, — сказал я, доставая из кармана лист, на котором были выписаны требования американцев. — У меня к тебе еще одна просьба.
— Валяй! — с безразличием ответил Чемоданов и удобнее устроился на сиденье.
— Научный руководитель нашел в твоей диссертации еще одну погрешность. Надо свести к конечному результату смешанные течения Сницаря… то есть на основе его теории… В общем, читай сам, здесь все написано.
Чемоданов взял лист и недолго смотрел на него.
— Да, — сказал он. — У меня была мысль связать свои выводы с гипотезой Сницаря. А потом я решил, что это будет уход от главной темы. Тот, кто это написал, — Чемоданов щелкнул пальцем по листу, — хочет придать диссертации прикладное значение.
И он вопросительно глянул на меня. Я понял так, что Чемоданов интересуется суммой гонорара.
— Я дам тебе три тысячи баксов, — сказал я.
Особой реакции мои слова не произвели. Чемоданов снова опустил глаза и, словно размышляя вслух, произнес:
— Тут есть один маленький, но вполне существенный нюанс. Некоторые разработки Сницаря имеют гриф «Для служебного пользования». Правда, с институтским пропуском я запросто могу пройти в специализированные технические библиотеки…
— Пять тысяч долларов, — прервал я его.
Чемоданов снова посмотрел на меня. Мне показалось, что на этот раз с едва заметной усмешкой.
— Вот так даже? — недоверчиво спросил он, затем вздохнул и произнес: — Я очень благодарен тебе. Ты помог мне разобраться, сколько я стою на самом деле.
— Десять тысяч, — процедил я. — Но это конец торгу. Ни цента больше!
— Десять тысяч? — переспросил Чемоданов, пытливо глядя мне в глаза. — За то, чтобы я свел к конечному результату выводы диссертации в соответствии с методом Сницаря?
— Да, — подтвердил я. — Именно так.
Чемоданов качнул головой. Сумма его впечатлила. Едва заметно улыбаясь, он уставился на знакомую мне собачонку, которая стояла в луже на трех лапах и чесалась; как могло показаться, она делала это уже несколько дней без перерыва. Странно, что еще не протерла свое ухо до дыр.
— Всего за несколько страниц, — произнес он, — ты готов выложить десять тысяч долларов. Могу представить, сколько денег тебе пообещали за всю диссертацию.
У меня даже в сердце кольнуло от этих слов. Он будто прочитал мои мысли. Убеждать его в обратном не было смысла. Только идиот мог поверить, что я готов платить такие деньги за диплом кандидата наук.
— Во-первых, пообещали не так уж и много, — попытался смягчить я его предположения. — А во-вторых, пообещали мне.
Я сделал ударение на слове «мне», давая понять Чемоданову, что моя роль в этом вопросе исключительная. Но Чемоданов смотрел на меня недоверчивым взглядом. Лицо его напрягалось и становилось все более жестоким.
— Вот что, — произнес он, искоса глядя на меня. — Вот что, — повторил он и полез в нагрудный карман дубленки.
Я не мог поверить своим глазам. Чемоданов протягивал мне тонкую стопку долларов.
— Возьми, — сказал он твердо. — Здесь полторы тысячи.
Я все понял. Такого развития событий я предвидеть никак не мог.
— Зачем?
— Возьми, — тверже повторил Чемоданов. — Я передумал продавать тебе диссертацию. Она мне самому нужна.
Это была катастрофа! Жуткая метаморфоза, которая может пригрезиться разве что в кошмарном сне! Я смотрел на сидящего рядом Чемоданова и не узнавал его. Всего пару дней назад я пинками выталкивал его, пьяного и грязного, из академии на улицу. А сейчас он с легкостью ломал мне всю жизнь, ставил непреодолимую преграду на пути к Насте, превращал из богача в нищего.
— Ты что?! — онемевшими губами прошептал я и отвел его руку с деньгами в сторону. — Так не пойдет. Диссертация мне тоже нужна. Что продано, то продано. Обратного пути нет.
— Сделка была незаконной, — настаивал Чемоданов, продолжая держать деньги у моего лица. — Я был пьян. Ты воспользовался моим беспомощным состоянием.
Злость начинала клокотать во мне. Я знал, что Чемоданов наглый и бессовестный тип. Но разве мог предположить, что он такой грандиозный негодяй?
— Вот что, дружок, — произнес я. — Не знаю, какое у тебя было состояние. Я тебе водку не предлагал. Разговор у нас был нормальным. Ты назначил сумму — я заплатил. Все было честно, при свидетеле. Потому диссертацию ты не получишь.
— Забери деньги! — Чемоданов повысил голос. — Я буду оспаривать свои права на диссертацию через суд.
— Что?! Через суд?! — вспылил я. — Да хоть через международный трибунал! Все равно ничего не докажешь! Я уничтожил твой экземпляр!
— Докажу! — еще громче сказал Чемоданов. — Второй экземпляр диссертации, да будет тебе известно, уже пятый год лежит в библиотечном хранилище кое-какого института. Стоит сделать туда запрос, как сразу выяснится, кто автор.
Я скрипнул зубами и, не в силах сдерживать себя, схватил Чемоданова за горло. Он покраснел, запыхтел, но даже не сделал попытки освободиться.
— Сколько тебе дать денег, чтобы ты подписал передачу всех прав на меня и заткнул свой поганый рот навеки? — проговорил я, испытывая неудержимое желание сдавить горло Чемоданова.
— Семьдесят, — тотчас прохрипел он.
Мне показалось, что я ослышался.
— Чего «семьдесят»?!
— Семьдесят тысяч долларов…
У меня даже пальцы сами собой разжались от такой вопиющей наглости. Сумма была настолько велика, что я даже не стал торговаться.
Я достал платок, вытер им руку, которой держал Чемоданова за горло, и, стараясь вложить в интонацию как можно больше скрытых намерений, сказал:
— Мне дешевле будет заказать киллера и нанять другого физика. Не думай, парень, что ты незаменим.
— Ну-ну, — ответил Чемоданов, массируя шею. — Посмотрим.
Он решительно открыл дверь и вышел из машины. Я завел мотор, вдавил педаль газа в пол и с визгом рванул с места.