Тот, кто скрывается во мне

Глава 14 Волосы дыбом

До вечера я принял всего два звонка. Первый звонивший предлагал услуги по прокладке газопровода на дачный участок. А вот второй, он же последний, оказался именно тем человеком, которого я искал. Но он тоже меня огорчил.

— Да, да, понимаю, — говорил мужчина, судя по голосу, пожилой или нездоровый. — Я слышал о методе Сницаря. Но почему вы сами не можете доработать диссертацию?

Я сослался на нехватку времени. Мужчина искренне удивился:

— Но вы понимаете, что быстрее и лучше вас этого никто не сделает? Я могу взяться за эту работу. Но только месяц мне понадобится на то, чтобы изучить вашу диссертацию. Еще неделю я буду писать выводы.

— Месяц? — ахнул я. — Но мне нужно срочно! Один-два, от силы три дня.

— Это из области фантастики, — заверил меня мужчина. — Сделать эту работу за три дня возьмется только шарлатан. Имейте это в виду.

Я сам загнал себя в тупик. Моя самоуверенность была разбита в пух и прах. Это было дико, нелепо и смешно, но это была правда — в сложившейся ситуации Чемоданов действительно оказался незаменим. Американцы могли бы подождать месяц, ничего бы с ними не случилось. Но Чемоданов ждать не будет. За месяц он запросто сумеет вернуть себе авторство диссертации, получить восемьсот тысяч долларов, а заодно и защититься.

До поздней ночи я ломал голову над тем, как на месяц вывести его из игры. Припугнуть? Спрятать куда-нибудь? Отправить в загранкомандировку?

Что бы я ни придумывал, все это так или иначе было связано с криминалом, а значит, могло обернуться для меня тяжелыми последствиями. Не придумав ничего умного, я с тяжелой головой лег спать. Проснувшись, я начал старательно отгонять от себя мысли о нерешенной проблеме, надеясь, что в ближайшие дни все как-нибудь само рассосется. Я сделал зарядку, принял прохладный душ, выпил бразильского кофе, после чего почувствовал, что жизнь прекрасна и безвыходных ситуаций не бывает.

Но эта эйфория продержалась недолго. Когда я уже собрался выходить из дома, позвонил Календулов.

— Вы не могли бы срочно приехать ко мне? — спросил он.

Его голос мне сразу не понравился, и сердце мое упало.

— Что-нибудь случилось? — спросил я.

— Случилось, — подтвердил Календулов.

Пришлось в очередной раз жертвовать работой. Самое неприятное в этой жертве было то, что главный инженер стремительно привыкал к моему кабинету, а я никак не мог отучить его от этой привычки.

Календулов ждал меня в своем узком кабинете, заставленном коробками. Он протянул мне свою маленькую растопыренную руку, похожую на щетку для унитаза, показал глазами на табурет и несколько неприятных мгновений пристально смотрел мне в глаза. Я чувствовал, как невольно начинаю краснеть.

— Мне очень неприятно спрашивать вас об этом, — негромко сказал он, гоняя взгляд по стеллажам, — но надо разобраться и снять все возникшие вопросы…

Я понял, что самое худшее, чего я опасался, свершилось. Календулов, как назло, щедро разбавлял свою речь долгими паузами, и мне казалось, что табурет подо мной раскалился, как сковородка.

— Вчера вечером ко мне пришел некий гражданин… он назвался Чемодановым… и сказал, что диссертацию, которую вы мне дали, написал он.

И снова пауза. Взгляд Календулова, словно луч фонарика в темноте, хлестнул по моим глазам. Я лихорадочно думал над тем, как будет лучше: если я скажу всю правду или начну упираться. Правда могла привести к полной катастрофе: принципиальный, не берущий взяток Календулов мог немедленно порвать со мной все отношения и внести в сайт, где была размещена диссертация, необходимые комментарии по ее авторству. А ложь удержала бы его на некоторое время от решительных и непоправимых действий.

— Не может быть, — сказал я.

— Я тоже так подумал, — с некоторым облегчением сказал Календулов, — и потому не принял слова этого человека всерьез. И все-таки нам надо разобраться: откуда этот человек мог знать о вашей диссертации?

— Видите ли, — сказал я. — Я давно знаю Чемоданова. Когда-то он работал в НИИ и изучал проблемы газовой динамики. Может быть, ему показалось, что я похитил его труд?

— А вы… как бы мягче сказать?.. Может быть, вы пользовались его рефератами или статьями, не ссылаясь на них?

Я сделал вид, что вспоминаю: начал хмурить лоб и тереть затылок.

— Надо вспомнить, — уклончиво ответил я.

— Вспомните, пожалуйста, — попросил Календулов. — Какие статьи использовали, где и когда они были опубликованы. Когда мы внесем в диссертацию поправки, этот скандалист уже не сможет предъявить нам никаких претензий.

Я вышел из академии словно в воду опущенный. Значит, Чемоданов пошел в атаку. Надо немедленно что-то предпринять. Но что именно?

Я сел в машину, но не смог тронуться с места. Меня разрывали противоречия. Внутренний голос шептал: «Вложить семьдесят тысяч, чтобы получить восемьсот, — это очень выгодно. Смирись, прими условия Чемоданова!» Но моя гордость кричала взахлеб: «Никогда я не пойду на поводу у этого негодяя!»

«Не надо драматизировать ситуацию, — думал я. — Календулов верит мне, а это главное. Я буду тянуть время, говорить ему, что составляю список использованной литературы, и он никуда не денется, будет терпеливо ждать. А я тем временем все-таки найду физика, который сделает выводы за неделю».

Я немного успокоил себя и поехал на работу. Когда я выехал на Садовое кольцо и миновал Крымский мост, на мобильный позвонила Настя.

— Ты где? — спросила она взволнованно.

— На работу еду, — ответил я, чувствуя неладное. — Вот метро «Парк культуры» проезжаю.

— Остановись! — потребовала Настя. — И жди меня. Я через десять минут буду!

Наверное, сегодняшний день решил добить меня дурными новостями. Настя, сев ко мне в машину, посмотрела на меня глазами Календулова.

— Чего улыбаешься? — спросила она.

— Я не улыбаюсь, — ответил я. — Это гримаса уставшего человека.

— Сейчас у тебя будет гримаса подсудимого. На, читай!

С этими словами она протянула мне листок из ученической тетради. Я развернул его. Черным фломастером было написано следующее:

«Уважаемые господа академики! Обращается к вам младший научный сотрудник Чемоданов В. С. Надеюсь на ваше неподкупное благородство, ваше величие и искреннее стремление содействовать научно-техническому прогрессу. Я стал жертвой мошенничества. Проходимец и недоучка по фамилии Савельев, которого вы так любезно принимали в своем светлом обществе, обманным путем завладел самым ценным, что у меня есть, — моей диссертацией и, выдавая ее за свою, готовится к ее публичной защите. Я готов предстать пред вашим судом и в присутствии ученых и специалистов доказать свое авторство. Убедительно прошу вас помочь мне вывести на чистую воду мошенника и лжеученого Савельева, очистить храм науки от самозванца и прохиндея. Буду ждать вас у гардероба 14 февраля в 18.00».

— Где ты это взяла? — произнес я.

— Отец вчера из академии принес, — ответила Настя, нервным движением доставая из пачки сигарету. — Он висел на доске объявлений. Отец сразу же сорвал его, но неизвестно, успел ли кто-нибудь прочитать.

— Сегодня четырнадцатое? Значит, Чемоданов припрется в академию в шесть вечера. Старикан здорово ругался?

— Не то слово.

«Эта пьянь нанесла два удара сразу, — подумал я. — Пока без серьезных последствий. Но кто знает, что он предпримет сегодня вечером?»

— Мне это все надоело, — жестко сказала Настя.

— Что «все»?

— Вся эта грязная ложь.

Меня покоробило от этих слов.

— Ах, вот ты как заговорила! — с удивлением произнес я. — А разве ты забыла, ради чего вся эта грязная ложь затеяна? Чью прихоть я выполняю, занимаясь этой идиотской диссертацией?

— Подожди, не кричи, — сказала Настя, прикуривая от зажигалки. — Ты не дослушал главного. Отец отказывается от своего условия. Он говорит, что с этой защитой ты только его позоришь… В общем, он требует, чтобы ты немедленно прекратил заниматься диссертацией. Он согласен выдать меня за тебя хоть завтра.

И она резко повернула голову, чтобы увидеть на моем лице выражение беспредельного счастья. Увы, она увидела там другое выражение — какое бывает у человека, которому на голову упал кирпич. Я на некоторое время онемел. Такого поворота я даже предвидеть не мог. Профессор отказывается от зятя-кандидата. Замечательно! Но ведь я не отказываюсь от восьмисот тысяч долларов!

— Почему твой отец ведет себя как мальчишка? — строго спросил я, искусственно распаляя в себе гнев. — Что он себе позволяет? То требует от меня ученой степени, то не требует! У него семь пятниц на неделе! Он уже сам не знает, чего хочет!

— А почему ты позволяешь себе так грубо говорить о моем отце?! — вспылила Настя.

— Потому что твой отец заставил меня, преуспевающего бизнесмена, заниматься какой-то ерундой! Я потратил уйму времени, денег и нервов, идя на поводу у его капризов! И вдруг сейчас, когда я уже раскрутил всю эту махину, он отказывается от своих условий. Он, видите ли, требует! Подумаешь, Петр Первый! Не выйдет! Не все будет так, как он хочет!

— Прекрати так говорить, иначе я обижусь! — предупредила Настя.

— Обижайся сколько хочешь! Но отныне твой папочка мне не указ. Я взрослый человек и сам буду решать, что мне делать, а что нет. Так и можешь ему передать.

— Я сейчас уйду, — глухим голосом произнесла Настя.

Меня понесло.

— Скатертью дорога! Я вижу, тебе просто не терпится выскочить замуж за какого-нибудь ботаника со скрипкой. Но не торопись, а то завтра твой старик захочет, чтобы его зять был каким-нибудь археологом или ихтиандром…

Настя выскочила из машины и с силой захлопнула дверь. Я перевел дух. Бог свидетель, не начни она разговаривать со мной в таком тоне, я, может быть, рассказал бы ей про письмо из НАСА. А теперь я лишний раз убедился, что женщин нельзя и близко подпускать к серьезным мужским делам.

В общем, где-то я убедил самого себя, что не сказал Насте о восьмистах тысячах баксов лишь по причине ее грубости.

Удивительно! После того как Настя хлопнула дверью, я почувствовал, как невидимые оковы спали с моих рук. Мне показалось, что тучи, сгустившиеся надо мной, вдруг разметались по небу и мне прямо в темечко светит солнце. Душу стало наполнять удивительное чувство легкости и свободы.

Настя, словно занудливый воспитатель, вынуждала меня совершать поступки с оглядкой на нее. Я боялся упасть перед ней в грязь лицом, рискнуть, ввязаться в авантюру. Теперь я был свободен, как птица.

«А в чем проблема? — подумал я. — Чемоданов хочет семьдесят тысяч долларов? Он их получит. Пятьдесят мне должны французы. Если продать изрядно надоевшую «Ауди», то получится еще пятнадцать. Десять у меня есть. Вот и все. И официальный договор с Чемодановым у меня в руках. Через несколько дней, когда я получу восемьсот тысяч долларов, можно будет купить белый «мерс», осыпать его розами, надеть белый костюм и приехать к Насте мириться».

Как хорошо стало у меня на душе! Я взялся за рычаг передач и мысленно повторил только что открытую истину: большинство проблем, от которых мы страдаем, нами придуманы.

Договор из французского журнала уже наверняка пришел в фирму. «Начать надо с него, — думал я, — получить деньги, а затем заняться продажей квартиры и машины. Если не слишком торговаться и не поскупиться на хорошего риелтора, то все можно сделать за пару дней».

Я мчался в фирму как на пожар. Правила дорожного движения для меня не существовали. Я пролетал перекрестки на красный свет, выезжал на встречную полосу и сворачивал под «кирпич». И на всем пути не встретил ни одного патрульного. Кажется, началась полоса удач. Никогда еще заветная цель не казалась мне такой близкой. А что для этого надо было? Поругаться с девушкой да выбросить из головы такие абстракции, как чувство собственного достоинства и гордость.

— Привет! — радостно сказал я Зое, вихрем врываясь в коридор.

Секретарша подняла на меня равнодушный взгляд. И куда девалась ее прежняя любовь ко мне?

Я зашел к себе в кабинет и обнаружил сидящего за столом главного инженера. Он курил и орал в телефонную трубку. Пепел с сигареты падал на полированную поверхность стола. Там, где еще недавно стоял стаканчик с карандашами и ручками, лежала тяжелая никелированная гайка, прижимающая стопку записок.

— Здорово, старина! — сказал он мне слегка виноватым тоном, прикрыв трубку ладонью. — Понимаешь, теперь я буду здесь сидеть…

— А я где? — без всякой обиды спросил я.

— Знаешь, зайди к директору, — дал дельный совет инженер. — Кажется, он тебе другое место подыскал.

— На столе никаких писем не было? — спросил я.

Инженер покрутил головой и снова принялся орать в трубку.

Зоя старательно делала вид, что не замечает меня. Она смотрелась в крохотное круглое зеркальце и пудрила нос.

— Лапочка, — сказал я, — ты не знаешь, куда меня директор переселил?

— Понятия не имею, — растягивая звуки, ответила Зоя, проявляя ко мне небывалое отсутствие интереса. — Говорят, что в цех, где отработанное масло сливают.

Я усмехнулся и покачал головой.

— Ты мне одну симпатичную актрису напоминаешь, — сказал я.

— Правда? — сказала Зоя, польщенная комплиментом. — Какую же?

— Из мексиканского сериала, — ответил я. — Которая уже двести сорок серий пытается выйти замуж, а ее все не берут и не берут.

Я думал, что Зоя швырнет в меня зеркальцем, но она удивительно легко отпарировала:

— Знаю. Мне об этом уже говорили… А тебе, между прочим, письмо пришло. Из Франции.

Я подскочил на месте. Дурак я! Зачем про сериал сказал!

— Лапочка, — начал подлизываться я. — С меня шампанское и цветы. А где это письмо?

— Всю почту первым просматривает директор, — ответила Зоя, закидывая зеркальце в ящик стола. — Наверное, у него.

Я без предупреждения вломился в кабинет к шефу. Он крутился в кресле, словно космонавт на центрифуге.

— Сядешь в общей комнате со слесарями, — с ходу объявил он.

— За что ж такая честь? — поинтересовался я.

— Это я тебе потом объясню, — ответил директор. — Иди и работай. И отныне без моего разрешения из фирмы — ни на шаг.

«Ага, — подумал я. — Жаба начала мучить. Наверняка вскрыл письмо и прочитал договор».

— Мне бы письмо получить.

— Какое письмо? — вскинул брови директор.

— Которое пришло на мое имя, — сдержанно пояснил я. — Из Франции.

— Не было никаких писем… Все, топай! Я сейчас уезжаю!

— Письмо отдай, — уже не улыбаясь, попросил я и протянул руку.

Директор даже привстал с кресла. Его глаза округлились. Опираясь на кулаки, он втянул голову в плечи, приняв тем самым бойцовскую стойку.

— Ты что? Совсем мозгами поехал? Я же тебе русским языком сказал: нет у меня никакого письма!

«Неужели он его разорвал и выкинул?» — в ужасе подумал я и почувствовал, что начинаю терять над собой контроль. Опустившись на стул, я водрузил ноги на стол и заявил:

— Пока не отдашь письмо, я отсюда никуда не уйду.

— Вот так, значит? — явно с дурными намерениями произнес директор и нажал кнопку селекторной связи: — Зоя! Срочно вызови ко мне Бидуна!

Бидун был личным водителем директора и его телохранителем. Отчетливо осознавая, что двухметровый мужик весом в полтора центнера запросто вышвырнет меня из кабинета и письма мне уже не увидеть как своих ушей, я перешел к решительным действиям. Вскочив со стула, я кинулся на директора и вцепился в его галстук.

— Письмо!! — крикнул я.

Директор не растерялся и, схватив гранитный письменный прибор, швырнул его мне в голову. Я увернулся, и прибор грохнулся в дверь. Хорошо, что Бидун не зашел в это время, иначе стал бы инвалидом.

— Шиш ты получишь, а не письмо, — кряхтел директор, крепко ухватив мой чуб.

Мы замерли в мертвом клинче. Широкий директорский стол разделял нас.

— Ты об этом пожалеешь, — угрожал я, чувствуя, как под моей рукой отрывается пуговица с директорской рубашки.

— Еще посмотрим, кто из нас больше пожалеет, — ответил директор, еще сильнее сжимая мои волосы.

Слезы побежали по моим щекам. Спасая себя от преждевременного облысения, я сгреб какие-то бумаги и швырнул их в лицо директору. В ответ директор запустил в меня чашкой с кофейной гущей на дне.

— Это ты все от зависти, — стонал я. — Ты не можешь смириться с тем, что я больше тебя зарабатываю.

— Хочешь зарабатывать больше — вон из фирмы! — порекомендовал директор.

— С удовольствием, — пробормотал я.

— Тогда считай, что ты уволен!

— Из твоего «Мышдурнасоса» я уйду с песней!

— Ах, вот ты как заговорил!

— Да! — закричал я то ли от эмоций, то ли от боли. — Мне стыдно с тобой работать! Ты распродаешь богатства великой Российской империи! Ты пиявка, сосущая кровь у умирающей акулы! Изучи устройство насоса для ассенизатора!

— Мне больше не о чем с тобой разговаривать, — признался директор.

— Отдай письмо!

— Да нет у меня никаких писем! — крикнул директор. — У Зои все письма!

Мы медленно отпускали друг друга. Конечно, директор не хотел, чтобы Бидун застал его в таком виде, и предпочитал расстаться со мной мирно. Я был не прочь сохранить на своей голове остатки волос. Мы стремительно остывали. Наконец мы отпустили друг друга. Директор немедленно принялся поправлять воротник рубашки и галстук. Тут в кабинет втиснулся водитель.

— Проводи его, — приказал директор Бидуну, не желая встречаться со мной взглядом.

— Что вы, что вы! — замахал я руками. — Не надо себя утруждать!

Я энергичной походкой вышел из кабинета и, разгоняя по коридору ветер, приблизился к Зое.

— Ой! — сказала она и захлопала лживыми глазками. — Так быстро?

— Где письмо? — хрипло произнес я.

— Ты знаешь, я все перепутала! Оказывается, это было письмо не тебе, а нашему сторожу, и не из Франции, а из Мухосранска… А что с твоей головой? Почему волосы дыбом встали?

Я вышел из фирмы, как из бани. Не в том смысле, что мне устроили головомойку, а в том, что чувствовал себя легким и чистым, как облачко. «Ну вот, — подумал я. — Еще один мешок с плеч долой!» К первому мешку я без зазрения совести причислил Настю.