Тот, кто умрет последним

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Маура ехала с открытыми окнами, и запах лета наполнял машину. Несколько часов назад она оставила позади побережье Мэна и направилась на северо-запад мимо покатых холмов, где полуденное солнце окрашивало поля золотом. Затем начался лес, и деревья внезапно стали настолько густыми, что, казалось, внезапно наступила ночь. Она проехала много миль, не встретив ни одного автомобиля, и задумалась над тем, правильный ли поворот выбрала. Здесь не было ни домов, ни дорог, ни единого дорожного знака, чтобы подсказать, что она движется в верном направлении.

Маура уже была готова развернуться, когда дорогу внезапно перегородили ворота. На арке над ними красовалось одно-единственное слово, выведенное изящно переплетенными буквами: «ИВЕНСОНГ».

Она вышла из своего «Лексуса» и покосилась на запертые ворота, окруженные массивными каменными колоннами. Она не увидела кнопки интеркома, а кованая ограда окружала лес с обеих сторон и уходила далеко вглубь. Маура достала мобильный, чтобы позвонить в школу, но в этой глуши не было сигнала. Лесная тишина усилила зловещий писк комара, и она прихлопнула кровососа, усевшегося на ее щеку. Уставилась на тревожный мазок крови. Другие комары приближались к ней голодным кусачим облаком. Она уже хотела вернуться в машину, когда заметила гольф-кар[33], подъезжающий с обратной стороны ворот.

Знакомая молодая женщина вышла из гольф-кара и помахала рукой. Чуть старше тридцати, в своих обтягивающих голубых джинсах и зеленой ветровке Лили Сол выглядела гораздо жизнерадостнее и счастливее, чем когда Маура видела ее в прошлый раз. В каштановых волосах Лили, стянутых в небрежный хвостик, теперь появились осветленные прядки, а на щеках играл здоровый румянец, контрастирующий с бледным худым лицом, которое Маура помнила по тому кровавому Рождеству, когда они встретились на расследовании убийства. Жестокая разгадка чуть было не стоила им обеим жизни. Но Лили Сол, долгие годы убегающей как от реальных, так и от воображаемых демонов, удалось выжить и, судя по счастливой улыбке, наконец-то победить свои ночные кошмары.

— Мы ждали, что Вы приедете раньше, доктор Айлз, — сказала Лили. — Я рада, что Вы успели до темноты.

— А я уже боялась, что придется перелезать через этот забор, — ответила Маура. — Здесь не ловит мобильник, и я не смогла бы никому позвонить.

— О, мы знали, что Вы приехали, — улыбнулась Лили, вводя код на панели безопасности. — По всей дороге установлены датчики движения. Вероятно, Вы их не заметили, так же как и камеры.

— Это слишком мощная охранная система для школы.

— Все ради того, чтобы обеспечить безопасность нашим ученикам. И Вы же знаете, как Энтони относится к охране. Ему всегда мало, — пояснила Лили через решетку. — Неудивительно, что у него бзик на этой почве. Если вспомнить, через что мы все прошли.

Глядя в глаза Лили, Маура поняла, что кошмары девушки не были полностью похоронены. Отголоски все еще оставались.

— Прошло почти два года, Лили. Случилось что-то еще?

Лили распахнула ворота и зловеще произнесла:

— Пока нет.

Это было заявление из репертуара Энтони Сансоне. Преступление оставляет шрамы на выживших; Сансоне и Лили, обоих преследуют личные трагедии насилия. Для них мир навсегда останется местом, полным опасностей.

— Следуйте за мной, — сказала Лили, снова усаживаясь в гольф-кар. — До замка еще несколько миль по дороге.

— Разве Вам не нужно закрыть ворота?

— Они закрываются автоматически. Если Вам понадобится выехать, на этой неделе код системы безопасности — сорок пять девяносто шесть, как для ворот, так и для входной двери школы. Число меняется каждый понедельник, мы объявляем его за завтраком.

— Выходит, ученики тоже его знают.

— Конечно. Ворота не для того, чтобы удержать нас внутри, доктор Айлз. Они для защиты от внешнего мира.

Маура забралась обратно в «Лексус», и пока она проезжала между двумя колоннами, двери уже начали закрываться. Несмотря на заверения Лили, что ворота не заточат ее внутри, кованые железные прутья наводили на мысль о тюрьме строгого режима. Двери захлопнулись с металлическим лязгом и, казалось, запертый вход смотрит ей вслед.

Гольф-кар Лили вел ее за собой по однополосной дороге, извивающейся через густой лес. В тени этих деревьев выделялись невероятно яркие оранжевые лишайники, облепившие ствол древнего дуба. Наверху в лесном пологе порхали птицы. Красная белка[34] сидела на ветке, подергивая хвостом. Какие еще существа появляются после наступления темноты в недрах этих Мэнских лесов?

Лес уступил место открытому небу, и перед Маурой распростерлось озеро. Вдалеке за непроницаемо темными водами виднелось здание «Ивенсонг». Лили назвала его замком, именно так и выглядело здание, стоящее на гранитном хребте. Построенные из такого же серого камня стены тянулись вверх, словно прорастая из самого хребта.

Они въехали во двор через каменную арку, и Маура припарковала свой «Лексус» возле стены, покрытой мхом. Всего час назад царил летний денек, но когда она вышла из машины, воздух был холодным и сырым. Глядя на высокие гранитные стены и покатую крышу, она представила летучих мышей, кружащих в высокой башне над ее головой.

— Не беспокойтесь насчет багажа, — сказала Лили, доставая чемодан из багажника «Лексуса». — Мы оставим его здесь на ступеньках, и Роман отнесет его в Вашу комнату.

— Где все ученики?

— Большинство учеников и преподавателей разъехались на летние каникулы. Здесь всего пара десятков детей и основная команда преподавателей, которая находится тут круглый год. А на следующей неделе Вы и Джулиан обнаружите, что тут станет по-настоящему тихо, когда мы повезем остальных детей в Квебек[35]. Давайте я проведу для Вас небольшую экскурсию, прежде чем позову Джулиана. Сейчас он на занятиях.

— Как у него дела? — спросила Маура.

— О, он и вправду расцвел, попав сюда! Джулиан по-прежнему не в восторге от занятий в классе, но он изобретателен и замечает то, что упускают остальные. И он защищает младших детей, всегда приглядывает за ними. Истинный хранитель. — Лили помолчала. — Однако понадобилось некоторое время, прежде чем он стал нам доверять. Думаю, Вы понимаете, почему. После всего, через что он прошел в Вайоминге.

Да, Маура понимала. Потому что она и Джулиан вместе пережили это, когда боролись за свою жизнь и не знали, кому доверять.

— А Вы, Лили? — спросила Маура. — Как Вы поживаете?

— Я там, где и должна быть. Преподаю этим замечательным детям.

— Джулиан рассказывал, что Вы строили на уроке Римскую катапульту.

— Да, пока изучали осадные войны. Ученики отлично справились с заданием. К сожалению, разбив при этом окно.

Они поднялись по каменным ступеням к такой высокой двери, что через нее мог бы спокойно пройти великан.

Лили снова ввела защитный код. Массивная деревянная дверь легко открылась и, переступив через порог, они вошли в зал, где высокие арки подпирали старинные балки. Высоко над головой висела кованая люстра, а из арки на них смотрело круглое витражное окошко, похожее на разноцветный глаз. В этой сумеречной второй половине дня оно пропускало лишь мутные отблески.

Маура остановилась у подножия огромной лестницы и залюбовалась гобеленом на стене с выцветшим изображением двух единорогов, отдыхающих в окружении виноградной лозы и фруктовых деревьев.

— Это и вправду замок, — произнесла она.

— Построен в 1835 году мегаломаном[36] по имени Сирил Магнус, — Лили передернуло от отвращения. — Он был железнодорожным магнатом, охотником «большой пятерки»[37], коллекционером произведений искусства и полным ублюдком, по мнению большинства окружающих. Это здание задумывалось его личным замком. Спроектировано в готическом стиле, которым он восхищался, разъезжая по Европе. Гранит добывался в пятидесяти милях отсюда. Древесина — старый добрый мэнский дуб. Когда тридцать лет назад «Ивенсонг» купила эту собственность, здание находилось в отличном состоянии, поэтому большинство из того, что Вы видите — подлинное. С годами Сирил Магнус продолжал расширять дом, что сделало его немного запутанным. Не удивляйтесь, если заблудитесь.

— Этот гобелен, — сказала Маура, указывая на переплетшихся единорогов, — он на самом деле выглядит средневековым.

— Так и есть. Он из флорентийской виллы Энтони.

Маура видела сокровищницу с полотнами шестнадцатого века и венецианскую мебель, которые Сансоне хранил в своей резиденции в Бикон-Хилл.

Она не сомневалась, что его вилла во Флоренции окажется не менее грандиозной, чем это здание, а предметы искусства еще более впечатляющими. Но тут не было тосканских стен оттенка теплого меда, здешние серые камни излучали холод, который не развеять даже солнечному дню.

— Вы там были? — спросила Лили. — В его доме во Флоренции?

— Меня никто не приглашал, — ответила Маура.

«Видимо, в отличие от тебя».

Лили задумчиво взглянула на нее.

— Уверена, это всего лишь вопрос времени, — ответила она и повернулась к тому, что выглядело как стена, обшитая панелями. Лили толкнула одну из панелей, и та распахнулась, обнаружив за собой дверь.

— Это проход в библиотеку.

— Вы прячете книги?

— Нет, это просто одна из особенностей здания. Думаю, старый Сирил Магнус любил сюрпризы, потому что это не единственная дверь в доме, замаскированная под что-то другое.

Лили вела ее по коридору без окон, где полумрак подчеркивался темными деревянными панелями. В конце концов, они вышли в комнату, где последние серые лучики дневного света пробивались через высокие арочные окна. Маура изумленно уставилась на библиотеку с галереей книжных полок, которые поднимались до куполообразного потолка с изображением пушистых облаков на голубом небосводе.

— Самое сердце «Ивенсонга», — проговорила Лили. — Эта библиотека. В любое время дня и ночи ученики могут прийти сюда и взять с полок любую книгу, пока они обещают относиться к ней с уважением. А если не смогут найти то, что ищут в библиотеке…

Лили подошла к двери и распахнула ее, открыв взгляду комнату с десятком компьютеров.

— На крайний случай всегда есть Доктор Гугл, — на этих словах она снова поморщилась и закрыла дверь. — Но, в самом деле, кому нужен Интернет, когда прямо здесь находятся настоящие сокровища.

Лили показала на три яруса с книгами.

— Мудрость веков собрана под одной крышей. У меня слюнки текут от одного взгляда на них.

— Говоришь, как истинный учитель классики, — усмехнулась Маура, изучая корешки книг. «Женщины Наполеона». «Жития святых». «Египетская мифология». Ее взгляд задержался на одном из названий, выбитых золотом на темной коже. «Люцифер». Казалось, книга звала Мауру, требовала внимания. Она вытащила томик и уставилась на потертый кожаный переплет с тисненым изображением сидящего на корточках демона.

— Мы считаем, что запрещать знание все равно что ограничивать разум, — негромко произнесла Лили.

— Знание? — Маура поставила книгу на полку и посмотрела на молодую женщину. — Или суеверие?

— Книга поможет понять и то, и другое, не считаете?

Маура прошлась по комнате, разглядывая ряды длинных деревянных столов и стульев, каждый из которых был старее предыдущего.

— До тех пор, пока Вы не преподнесете это как факт, — возразила она, остановившись, чтобы рассмотреть карту мира 1650 года с искаженными очертаниями континентов, где отсутствовали огромные неизведанные и неизвестные на тот момент территории. — Это суеверия. Миф.

— Вообще-то, мы учим детей Вашему мировоззрению, доктор Айлз.

— Моему мировоззрению? — с недоумением посмотрела на нее Маура. — И какому же?

— Науке. Химии и физике, биологии и ботанике. — Лили бросила взгляд на антикварные напольные часы. — Вот чем занимается Джулиан прямо сейчас. И в эту минуту его занятия как раз закончились.

Они покинули библиотеку, вернувшись по тому же коридору с темными панелями в холл, и поднялись по массивной лестнице. Когда они проходили мимо гобелена, Маура заметила, как тот колышется, обнажая каменную стену, словно в здание ворвался порыв ветра. Казалось, единороги ожили и затрепетали под пышными фруктовыми деревьями. Ступеньки повернули к окну, и Маура приостановилась, чтобы полюбоваться видом на лесистые холмы. Джулиан говорил ей, что школа окружена лесом и от ближайшей деревни ее отделяют многие мили. Только теперь она увидела, насколько изолированной на самом деле была «Ивенсонг».

— Ничто здесь не может до нас добраться, — неожиданно близко от себя услышала Маура тихий голос.

Лили стояла, наполовину скрытая в тени арки.

— Мы выращиваем собственную еду. Разводим кур ради яиц, коров для молока. Отапливаемся своей древесиной. Нам абсолютно не нужен внешний мир. Это первое место, где я на самом деле почувствовала себя в безопасности.

— Здесь, в лесу с медведями и волками?

— Мы обе знаем, что за воротами существует множество вещей гораздо опаснее медведей и волков.

— Разве Вам не стало легче, Лили?

— Я по-прежнему каждый день думаю о том, что случилось. О том, что он сделал с моей семьей, со мной. Но пребывание здесь во многом помогает.

— Помогает ли? Или эта изоляция лишь усиливает страхи?

Лили посмотрела ей в глаза.

— Разумный страх перед миром — то, что помогло некоторым из нас выжить. Этот урок я выучила два года назад.

Она снова стала подниматься по ступеням мимо мрачной картины, изображающей трех мужчин в средневековых одеяниях, — несомненно, еще один вклад из семейной коллекции Энтони Сансоне. Маура подумала о буйных учениках, которые каждый день проносились мимо этого шедевра, и задумалась, сколько миллисекунд эта картина продержалась бы в любой другой школе. Ученики «Ивенсонга», должно быть, представляли собой неординарное сборище, раз им и впрямь доверяли такие сокровища.

Они поднялись на второй этаж, и Лили протянула руку вверх:

— Жилые помещения находятся на третьем этаже. Комнаты учеников в восточном крыле, преподавателей и гостей — в западном. Вы будете жить в самой старой части западного крыла, с прекрасными каменными каминами в комнатах. Летом это лучшее место во всем доме.

— А зимой?

— Они непригодны для жилья. Конечно, если у вас нет желания всю ночь подбрасывать дрова в огонь. Мы закрываем крыло, когда наступают холода.

Лили проводила ее в холл на втором этаже.

— Давайте взглянем, закончил ли уже старый Паски.

— Кто?

— Профессор Дэвид Паскуантонио. Он преподает ботанику, цитобиологию и органическую химию.

— Довольно продвинутые предметы для старшеклассников.

— Старшеклассников? — Лили расхохоталась. — Мы начинаем изучать эти предметы еще в средних классах. Двенадцатилетние гораздо умнее, чем о них думают.

Они миновали пустые двери и открытые классные комнаты. Она заметила человеческий скелет, покачивающийся на подставке, лабораторный стол, штатив для пробирок и огромную настенную карту с основными этапами развития всемирной истории.

— Сейчас летние каникулы, я удивлена, что вы все еще проводите занятия, — заметила Маура.

— Альтернативный вариант — пара десятков учеников, мающихся от скуки. Нет уж, мы пытаемся заставить их серые клетки активно работать.

Они завернули за угол и натолкнулись на огромного черного пса, растянувшегося перед закрытой дверью. Увидев Мауру, его голова вздернулась, и пес ринулся к ней, яростно виляя хвостом.

— Стой! Медведь! — засмеялась Маура, когда тот подпрыгнул. Две гигантские лапы опустились на ее плечи, а влажный язык облизал лицо. — Вижу, твои манеры не улучшились.

— Он явно счастлив снова увидеть Вас.

— И я тоже рада тебя видеть, — прошептала Маура, обнимая собаку. Медведь опустился на четвереньки, и она могла поклясться, что он улыбается ей.

— Тогда я оставлю Вас здесь, — сказала Лили. — Джулиан с нетерпением ждал Вашего приезда, так почему бы Вам не заглянуть к нему?

Маура помахала ей на прощание и так тихо проскользнула в класс, что никто не заметил ее появления. Она встала в уголке, разглядывая лысого учителя в очках, который тонкой рукой в пигментных пятнах выводил на доске расписание на неделю.

— В восемь часов утра мы собираемся на берегу озера, — провозгласил он. — Если опоздаете, останетесь здесь. И упустите шанс увидеть редкий образец Аманита биспоригера[38], который вырос после прошедшего дождя. Захватите сапоги и дождевики. Может быть грязно.

Даже со спины Джулиан «Рэт» Перкинс сразу выделялся среди двух десятков учеников, которые стояли вокруг демонстрационного стола профессора Паскуантонио. В свои шестнадцать лет Рэт уже был сложен, как широкоплечий мужчина, и стал еще мускулистее, чем когда она его видела последний раз. Прошлой зимой она опиралась на эти самые плечи, когда они вместе боролись за выживание в горах Вайоминга, и эта битва создала между ними глубокую и прочную связь. Джулиан был Мауре ближе сына, которого у нее никогда не было, и она с гордостью наблюдала, как прямо он стоял и каким внимательным выглядел, даже когда профессор Паскуантонио забубнил голосом, напоминающим жужжание комара.

— В пятницу все должны сдать доклад о ядовитых растениях до того, как большинство из вас отправится в Квебек. И не забудьте, в среду у вас будет контрольная по видам грибов. Урок окончен.

Развернувшись к выходу, Джулиан заметил Мауру, и его лицо озарила улыбка. Он шагнул к ней, поднимая руки для объятия. Но в последний момент мальчик понял, что одноклассники наблюдают за ними и замешкался, решив, что лучше будет быстро чмокнуть ее в щеку и неуклюже похлопать по плечам.

— Наконец-то ты здесь! Я ждал тебя весь день.

— Ну, теперь у нас есть целых две недели, которые мы проведем вместе.

Маура откинула темную челку с лица мальчика, и ее рука задержалась на его щеке, пораженная тем, что нащупала первый намек на щетину. Он рос слишком быстро.

Джулиан покраснел от этого прикосновения, и она догадалась, что некоторые ученики не вышли из класса, а стояли вокруг, наблюдая за ними. Большинство подростков игнорировало само существование взрослых, но одноклассники Джулиана, казалось, заинтересовались вторжением этой чужеродной посетительницы в их привычный мир. Их возраст варьировался от средних классов до выпускников, так же как и их одежда — от девочки-блондинки в драных голубых джинсах до мальчика в слаксах[39] и оксфордской рубашке[40]. Все они разглядывали Мауру.

— Вы судебно-медицинский эксперт, — заявила девица в мини-юбке, — мы слышали, что Вы приедете.

Маура улыбнулась.

— Джулиан упоминал обо мне?

— Да постоянно. Вы будете преподавать?

— Преподавать? — она взглянула на Джулиана. — Вообще-то не планировала.

— Нам бы хотелось услышать о судебной медицине, — заговорил мальчик-азиат. — На биологии мы расчленяли лягушек и эмбрионы свиней, но это была обычная анатомия. Совсем не похожая на те крутые штуки, что Вы проделываете с мертвыми людьми.

Маура оглядела их возбужденные лица. Как и у большинства людей, вероятно, их представления основывались на телевизионных шоу и детективных романах.

— Не уверена, что это подходящая тема, — ответила она.

— Потому что мы дети?

— Судебная медицина — это дисциплина, которую обычно преподают студентам-медикам. Даже большинство взрослых находят этот предмет шокирующим.

— Но не мы, — возразил азиатский мальчик. — Хотя, возможно, Джулиан не рассказал Вам о том, кто мы такие.

«О том, что вы странные», — подумала Маура, рассматривая одноклассников Джулиана, которые возвестили о своем уходе шарканьем обуви и скрипом половиц. В наступившей тишине Медведь грустно заскулил и облизал руку Джулиана.

— Кто мы такие? Что он имел в виду? — спросила Маура.

Ей ответил учитель.

— Как и подавляющее большинство его одноклассников, юный мистер Чинн сначала раскрывает рот, а потом думает. Не стоит и пытаться выискивать глубокий смысл в подростковом лепете, — мужчина с кислым видом глянул на Мауру поверх очков. — Я профессор Паскуантонио. Джулиан говорил, что Вы посетите нас на этой неделе, доктор Айлз.

Он посмотрел на мальчика, и его губы изогнулись в полуулыбке.

— Кстати, он хороший ученик. Необходимо поработать над его писательскими навыками, в правописании он безнадежно отстает. Но зато лучше всех остальных находит редкие образцы растений в лесу.

Несмотря на критику, этот комплимент вызвал улыбку у Джулиана.

— Я буду работать над своим правописанием, профессор.

— Желаю приятно провести у нас время, доктор Айлз, — сказал Паскуантонио, собирая с демонстрационного стола свои записи и образцы растений. — Вам повезло, в это время года тут тихо. Не так много ног, топочущих вверх и вниз по лестнице, как слоны.

Маура заметила веточку фиолетовых цветов в руке мужчины.

— Аконит[41].

— Aconitum[42]. Очень хорошо.

Маура принялась разглядывать другие образцы растений, которые он выложил на стол.

— Наперстянка[43]. Фиолетовый паслен[44]. Ревень[45].

— А это? — он поднял веточку с сухими листьями. — Дополнительные баллы, если назовете, от какого цветущего куста эта ветка.

— Это олеандр[46].

Он посмотрел на нее, в светлых глазах профессора загорелся интерес.

— Который даже не растет в этом климате, но Вы все равно узнали его, — он почтительно наклонил в поклоне свою лысую голову. — Я впечатлен.

— Я выросла в Калифорнии, где олеандр растет повсюду.

— Подозреваю, что Вы тоже садовод.

— Хотелось бы. Но я патологоанатом, — она оглядела образцы, разложенные на столе. — Все эти растения ядовиты.

Он кивнул:

— И некоторые из них так красивы. Мы выращиваем аконит и наперстянки здесь, в нашем цветнике. Ревень растет в нашем огороде. А фиолетовый паслен, с такими симпатичными цветами и ягодами торчит повсюду, как обычный сорняк. Все вокруг нас, замаскированное под красивой оболочкой, является инструментами смерти.

— И вы учите этому детей?

— Им эти знания необходимы, как никому другому. Они напоминают им о том, что мир природы — опасное место, и Вам об этом прекрасно известно.

Он положил образцы на полку и собрал страницы с записями.

— Приятно было познакомиться, доктор Айлз, — сказал он, прежде чем повернуться к Джулиану. — Мистер Перкинс, визит вашей подруги не будет служить оправданием для отсрочки домашней работы. Надеюсь, мы прояснили этот вопрос.

— Да, сэр, — торжественно пообещал Джулиан. Он сохранял это серьезное выражение лица до тех пор, пока шаги профессора Паскуантонио не стихли в глубине коридора, и только тогда разразился смехом. — Теперь ты понимаешь, почему мы зовем его Ядовитый Паски.

— Он явно не выглядит эдаким дружелюбным учителем.

— Верно. Он предпочел бы общаться со своими растениями.

— Надеюсь, твои остальные учителя не такие странные.

— Мы все здесь странные. Вот почему это такое интересное место. Как говорит мисс Сол: быть нормальным — это так скучно.

Она улыбнулась Джулиану. Снова коснулась его лица. На этот раз он не отстранился.

— Кажется, ты счастлив здесь, Рэт. Ты со всеми ладишь?

— Лучше, чем когда-либо у себя дома.

Дом в Вайоминге являлся мрачным местом для Джулиана. В школе он был двоечником, над которым издевались и которого высмеивали; он славился не своими успехами в учебе, а проблемами с законом и драками на школьном дворе. К шестнадцати годам, казалось, что в будущем его ожидает лишь тюремная камера.

Поэтому, только что сказанные Джулианом слова о странностях, являлись правдой. Он не был нормальным, и никогда не будет. Его выгнала собственная семья, бросила одного в глуши, он научился полагаться лишь на самого себя. Он убил человека. Несмотря на то, что убийство было самообороной, пролить чужую кровь — значит, изменить себя навсегда; и ей хотелось бы знать, насколько часто это воспоминание преследует его. Мальчик взял ее за руку.

— Пойдем, я все тут тебе покажу.

— Мисс Сол показала мне библиотеку.

— Ты уже была в своей комнате?

— Нет.

— Она в старом крыле, куда помещают важных гостей. Именно в нем живет мистер Сансоне, когда останавливается здесь. В твоей комнате есть большой старинный камин из камня. Когда приезжала тетя Брианы, она забыла открыть дымоход, и комната наполнилась дымом. Им пришлось эвакуировать все здание. Поэтому не забудь об этом, ладно? О дымоходе?

«И не опозорь меня», — гласило это завуалированное послание.

— Я запомню. Кто такая Бриана?

— Просто одна здешняя девочка.

— Просто девочка?

Со своими темными волосами и пронзительным взглядом, Джулиан вырастет в привлекательного юношу, на которого в один прекрасный день обратят взоры многие женщины.

— Подробности, пожалуйста.

— В ней ничего особенного.

— Я только что видела ее в классе?

— Ага. У нее длинные черные волосы. И очень короткая юбка.

— Ого. Ты считаешь ее хорошенькой.

— Наверное.

Она рассмеялась.

— Да ладно. Не говори мне, что ты этого не замечаешь.

— Ну, да. Но я считаю, она немного туповата. Хотя и жалею ее.

— Жалеешь ее? Почему?

Он посмотрел на нее.

— Она здесь, потому что ее маму убили.

Внезапно Маура пожалела о том, как беспечно сунула нос в его дружеские отношения. Подростки были для нее загадкой, неуклюжими существами с большими ногами и кипящими гормонами, ранимыми в один момент и холодными, отстраненными в другой. Как бы сильно ей не хотелось стать его матерью, она никогда не преуспеет в этом, никогда не обретет материнского инстинкта.

Она молчала, пока спускалась за ним в коридор третьего этажа, стены которого были увешаны изображениями средневековых деревень, банкетных столиков и Мадонны с кожей цвета слоновой кости, держащей младенца. Комната для гостей располагалась в конце коридора; когда Маура шагнула внутрь, то увидела, что ее чемодан уже покоился на полке для багажа из вишневого дерева. Из окна с полукруглой аркой она увидела обнесенный стеной сад, украшенный каменными статуями. За этой стеной расстилался лес, похожий на наступающую армию.

— Комната выходит на восток, поэтому завтра у тебя откроется прекрасный вид на восход солнца.

— В этом месте все виды прекрасны.

— Мистер Сансоне решил, что тебе понравится эта комната. Она самая тихая.

Маура спросила, стоя спиной к нему:

— Он в последнее время бывал здесь?

— Приезжал около месяца назад. Он всегда посещает заседания школьного совета «Ивенсонга».

— И когда следующее?

— Через месяц, — Джулиан помолчал. — Он и правда тебе нравится. Разве нет?

Ее молчание стало чересчур явным. Она произнесла, как ни в чем не бывало:

— Он благородный человек, — Маура развернулась лицом к мальчику. — Мы оба многим ему обязаны.

— Это и впрямь все, что ты можешь о нем сказать?

— А что еще нужно?

— Ну, ты спросила меня о Бриане. А я решил спросить тебя о мистере Сансоне.

— Аргумент принимается, — призналась она.

Но его вопрос повис в воздухе, и Маура не знала, как на него ответить. Он и правда тебе нравится, разве нет?

Она обернулась, чтобы рассмотреть кровать искусной резьбы с балдахином и шкаф для одежды из дуба. Возможно, они были еще одними предметами антиквариата из дома Сансоне. Хотя самого мужчины здесь не было, она видела его присутствие во всем: от бесценных картин на стенах до книг в кожаных переплетах в библиотеке. Изоляция этого замка, запертые ворота и частная дорога отражали его одержимость уединенностью. Одна выбивающаяся из всего этого вещь висела над камином. Это был портрет маслом высокомерного вида господина в охотничьем пальто, на плечо закинуто ружье, один ботинок поставлен на лежащего оленя.

— Это Сирил Магнус, — пояснил Джулиан.

— Человек, построивший этот замок?

— Он действительно был повернут на охоте. На чердаке лежит целая тонна трофеев, которые он привозил со всего мира. Они висели в столовой, пока доктор Уэлливер не заявила, что все эти головы животных лишают ее аппетита и не потребовала, чтобы мистер Роман убрал их. Они затеяли большой спор на тему, что эти чучела прославляют насилие. Наконец, директор Бом предложил нам все проголосовать, даже ученикам. Вот тогда головы и убрали на чердак.

Она не знала никого из тех, о ком он говорил — грустное напоминание о том, что здесь она не была частью его мира, что теперь у него была своя жизнь, далекая и не зависящая от нее. Она уже чувствовала себя брошенной.

— … а потом доктор Уэлливер и мистер Роман спорили о том, должны ли ученики обучаться охоте. Мистер Роман сказал, что да, потому что это почтенное мастерство, но доктор Уэлливер возразила, что это варварство. Тогда мистер Роман заметил, что доктор Уэлливер ест мясо, что тоже характеризует ее, как варвара. Мама дорогая, это вывело ее из себя!

Пока Маура раскладывала джинсы и походные ботинки, развешивала блузки и платья в шкафу, Джулиан без умолку болтал о своих одноклассниках и учителях; о катапульте, которую они построили на уроке мисс Сол; о походе через лес, когда черный медведь забрел в их лагерь.

— Держу пари, ты был тем, от кого медведь еле унес ноги, — с улыбкой заметила она.

— Нет, мистер Роман отпугнул его. Ни один медведь не захочет с ним связаться.

— Тогда он, должно быть, по-настоящему страшный человек.

— Он лесник. Ты встретишься с ним за ужином. Если он появится.

— Разве ему не нужно есть?

— Он избегает доктора Уэлливер из-за инцидента, о котором я тебе рассказывал.

Маура задвинула ящик комода.

— А кто такая доктор Уэлливер, которая так сильно ненавидит охоту?

— Она наш психолог. Я встречаюсь с ней по четным четвергам.

Она обернулась и нахмурилась:

— Зачем?

— Потому что у меня есть проблемы. Как и у каждого здесь.

— О каких проблемах ты говоришь?

Он с недоумением посмотрел на нее.

— Я думал, ты знаешь. Именно поэтому я здесь, по этому критерию отбираются все ученики в «Ивенсонге». Мы отличаемся от обычных детей.

Она подумала о занятии, которое они только что посетили, о двух десятках учеников, собравшихся вокруг демонстрационного стола Ядовитого Паски. Они выглядели как любая другая компания американских подростков.

— А чем, собственно, вы отличаетесь? — спросила она.

— Тем, как я потерял свою маму. То же самое произошло со всеми другими здешними детьми.

— Другие ученики тоже потеряли родителей?

— Некоторые из них. Либо потеряли сестер или братьев. Доктор Уэлливер помогает нам справиться с гневом. С ночными кошмарами. А «Ивенсонг» учит нас, как давать отпор.

Она подумала о том, как умерла мать Джулиана. Подумала о том, каким образом жестокое преступление распространяется через семьи, районы, передается из поколения в поколение. «Ивенсонг» учит нас, как давать отпор.

— Когда ты сказал, что другие дети потеряли своих родителей, сестер или братьев, — проговорила Маура. — Ты имел в виду…

— Убийство, — ответил Джулиан. — Вот что общего у всех нас.