Товарищ "Чума"

Глава 1

Сегодня день был хороший,

И вчера был такой же.

А, видимо, дальше — больше.

Дело ближе к ночи,

Но лягу немного попозже.

Так-то. Бывали дни и пожёстче.

Так-то. Раньше было сложно.

Так-то. Стало попроще.

Брызжет дождик осторожно[1].

Вот с хрена ли ко мне с утра привязался этот долбаный трек? Два дня он у меня в мозгах наяривал, словно бесконечная заезженная пластинка! И где я его только зацепить умудрился? Наверное, перед самым выходом в рейд Генка в блиндаже эту лабуду, как обычно, себе под нос бормотал. Это у него типа ритуала перед боевым заданием. Кто-то Богу молится, а кто-то вот так — рэпчину втихаря толкает.

Так-то Генка у нас завзятый рэпер — до начала войны даже в какой-то хип-хоп группе тексты зачитывал. Или, как оно у них там правильно называется? Такое у него хобби на гражданке было, хоть он и пацан возрастной — две чеченских за плечами. Кому-то рыбалка с охотой в тему, а кому-то — рэп. Вот и пристал ко мне этот навязчивый мотивчик, словно банный лист к жопе.

Но, поначалу-то все, как по нотам шло — один в один, как в той песне: сегодня день был хороший, и вчера был такой же. Да и рейд, в общем-то, не особо трудным считался — серьезных формирований врага в районе Тарасовки, куда выдвинулась вчерашним ранним утром наша разведгруппа, быть не должно. Вот за этим-то и пошли, чтобы их дислокацию и численность уточнить. Руководство готовило прорыв обороны противника именно в этом направлении.

В рейд, хоть и не особо длительный, все равно готовились весьма обстоятельно — ведь любая, даже самая незначительная ошибка могла закончиться гибелью всей группы. Пацаны проверенные, надежные — вместе уже не раз за передок ходили. И так бывало, что в тылу у противника по нескольку дней зависать приходилось. Так что на каждого, как на себя самого положиться могу — не подведут.

И с физухой тоже ни у кого из нас проблем нет — порой сутками, как ломовым лошадям без отдыха копытить приходилось! Чахлые задроты у нас в группе просто не выживут, да еще и остальных за собой потянут — нагрузки-то запредельные! Так что в разведрейды, особенно с работой в отрыве от основных сил, неподготовленному и слабому бойцу вообще делать нефиг — можно запросто всю группу слить. Это, уже как в другой песне поётся: если хилый — сразу в гроб. Хоть песня и не об этом, но в отрыве от контекста — просто «в дырочку» ложится.

Даже мы, пацаны битые, пороху понюхавшие и уже не раз выполнявшие подобные задания, старались с собой ничего лишнего не брать, физические нагрузки и без лишнего груза серьезней не придумать. Поэтому — только необходимая снаряга: оружие, средства наблюдения, тепловизоры, аппаратура связи… Если необходимо работать с картами, то еще и планшеты.

Жрачки тоже по минимуму, но обязательно с повышенной калорийностью. И, конечно же, необходимое количество воды. Однако, если группа выходит на задание не на пару дней, а дольше, то столько воды с собою взять просто нереально — обязательно нужна предварительная доразведка местности на наличие родников или водоемов.

В общем, никаких особых трудностей не ожидалось. Обычная и привычная работа — чай, не первый раз в рейд уходим. Всё давно отлажено и отработано. Но каждый поход «за ленточку» легко может внештаткой обернуться — война, она условностей не любит. Предусмотреть всего даже в самом простейшем на первый взгляд рейде — невозможно. В любой момент прилететь может. Причём оттуда, откуда и не ждали вовсе.

Так что, боец-разведчик, будь готов! Готов всегда, готов везде, готов на суше и в воде! Никогда не думал, что придется четко следовать этим проверенным временем «заветам Ильича». А, на-ко вот, каким местом жизнь повернулась… Еще пару лет назад я и предположить-то не мог, что придётся, как деду моему, «войну потоптать», да еще и в разведке…

Помню, когда мальцом был, лет десяти от роду, меня отец, натурально так взяв за шкирку, на пасеку увез. В тайгу. В такую бездорожную глушь, куда даже обычная техника и не проедет, не пройдет. Отвез, да и оставил там на пол-лета. Нефиг, дескать, по улицам без дела болтаться — будешь, сынок, деду с пчёлами помогать — здоровый лоб уже вырос!

А когда я сопротивляться попробовал, жестко пояснил: мол, мнения твоего, пацан, никто не спрашивает. Будешь делать, что скажут! Вот если не умеешь — научим, а не хочешь — заставим! Армейские принципы в действии — с детьми тогда особо не церемонились, не то что сейчас. Ох, и как же я тогда был зол на отца, почти ненавидел. Считал, что пропали мои законные каникулы! Выстраданные прилежной учебой! А тут — в глушь! В тайгу! На пасеку к деду! Мне тогда казалось, что я там реально с тоски подохну!

Ни тебе друзей-приятелей, ни кинотеатров-спортзалов, ни пионерских лагерей. Из доступных развлечений только радиоприемник ВЭФ-202, беспородный кобелек по кличке Ангел (невзирая на кличку, злобный донельзя) и жутко кусачие пчёлы. А вокруг, на десятки и сотни километров пути, ни одной живой души. Дикие звери не в счет, они, как известно, твари бездушные. Хотя я в те счастливые времена наличием души даже не озадачивался — атеистом себя считал, как и все остальные в моём советском окружении.

Да и с дедом по отцовской линии я до этого момента особо не контачил. Суровым стариканом он мне тогда казался, хотя лет ему на тот момент чуть больше, чем мне сейчас было. Неразговорчивый. Можно даже сказать — нелюдимый. Из которого без особой нужды ни слова, ни полслова и клещами не вытащить. И как только бабушка померла, так он большую часть года в тайге и проводил. Пасека с пчелами, да охота с рыбалкой — вот и весь круг его общения.

А я с ним раньше только по большим праздникам встречался, когда за общим столом собиралась вся наша семья. А таких праздников для деда всего два было: День победы, да Новый год. Он даже дней рождений не признавал — никогда их не отмечал и не праздновал. Отчего (это я про Новый год) — я так никогда и не узнал.

А с Девятым мая без вопросов понятно было — всю войну мой дед прошел. С первого и до последнего дня! От Москвы и до самого Берлина в составе фронтовой разведки фрица поганой метлой с нашей земли гнал. Орденов и медалей у него столько было, что на парадный «спиджак с карманами», вынимаемый из шкафа только на этот знаменательный праздник, все награды не помещались — хоть на спину вешай.

Героический у меня был старик, только нашему с ним общению до моей «ссылки» в тайгу на пасеку, это никак не помогало. А вот когда стало не с кем даже словом переброситься, так я к нему и потянулся.

Да и сама «окружающая обстановка» этому весьма способствовала: тихие и теплые вечера у потрескивающего костра, непередаваемо огромное ночное небо с такими далекими и яркими звездами, лесные звуки, нехитрая, но такая вкусная еда из походного котелка на свежем воздухе, крепкий сон в палатке… И самое главное — фронтовые дедовские байки у мерцающих углей… Хоть он и не любил вспоминать о войне.

Черт побери, как же я скучаю по всему этому! По родителям, по деду, по своему безоблачному счастливому… Да-да, кто бы что ни говорил, хая Советский Союз и уничижительно обзывая его Совком, у меня было по-настоящему счастливое детство! Которое никогда бы не наступило без моего боевого старикана, и еще миллионов таких же героев, не пожалевших отдать за него самое ценное, что они на имели — свои жизни.

Мне горько и стыдно за тех несчастных, кто постарался это забыть! Конечно, им всем усилено помогали целых тридцать лет после развала СССР. Ссали в уши, перековывая сознание и натурально превращая в гребаных зомби. Нашим заокеанским «друзьям» не нужна была вновь возродившаяся из пепла сильная и независимая страна. И эти твари в человеческом обличье вновь постарались взрастить некое подобие Зверя, хребет которому с таким трудом переломили наши старики.

И самое страшное, что у наших «друзей» и «благодетелей», радеющих за «всеобщее мировое счастье», всё отлично получилось. Иначе я, человек абсолютно неконфликтный и миролюбивый, не обидевший за всю жизнь даже мухи, здесь бы сейчас не находился.

И опыта военного (о боевом даже и не заикаюсь) у меня к началу конфликта кот наплакал: военная кафедра в пединституте, сорокадневные сборы, да корочка лейтенанта запаса, которую я и в руках-то почти не держал — как в отделе кадров копию сняли при приёме на работу, так я её куда-то и забросил. И за прошедшие десятилетия ни разу мне военник не понадобился: ни на сборы не дергали, ни в военкомат не вызывали.

Да и гражданская профессия у меня самая мирная — деток учить. Как после института в школу пришел, так место работы и не менял. Одна у меня запись в трудовой книжке. Хоть и не сладко было в девяностые на школьных-то «харчах», но любимую работу не бросил. Зубами, бывало, скрипел от полного бессилия что-либо изменить, но держался.

Через что и с женой в итоге развелся — не понимала она меня, такого… Правильного, как она говорила. Ведь сколько раз «хорошо пристроить» пыталась, и не упомнить, чтобы «нормальную денежку» мог «лопатой загребать». И желательно, чтобы лопата поширше и повместительней была. Я ведь, без ложной скромности сказать могу, что являюсь отличным специалистом по иностранным языкам.

Лучше всего, конечно, у меня с немецким, какой я ребятам в школе и преподавал.Но кроме этого неплохо и с английским, а также французским и итальянским. Да я объясниться, худо-бедно, вполне могу на любом из европейских языков. Вот такой я полиглот. А к языкам интерес мне тоже дед привил. Да-да, всё там же — в тайге, на пасеке.

Он сам немецкий знал в совершенстве! Даже акцент у него был, как сам старик любил прихвастнуть — идеальный хохдойч[2]!

— Жаль только, — добавлял дед с едва слышной горечью в голосе, — Штирлица из меня не получилось.

Как оказалось, мой героический старик еще до войны обучался в какой-то очень секретной школе при НКВД, готовившей разведчиков для внедрения в ряды нацистов Третьего рейха. Вот в этой конторе его по языку конкретно поднатаскали. Да и не только по языку, по рукопашке и виртуозному владению разнообразным оружием, техникой и по прочим «сопутствующим» этому нелегкому «ремеслу» навыкам…

Ведь в разведку, а тем более в нелегальную[3], брали не каждого бойца Красной армии. Прежде всего разведчик должен обладать «железными нервами», уметь принимать решения с «трезвой головой». Уметь чётко мыслить в критических ситуациях, не поддаваться панике, уметь анализировать и делать выводы.

А еще плести заговоры в стане врага, регулярно подставлять и обманывать своих «коллег», лицемерить, интриговать, выдавать одно за другое, унижаться и унижать, а иногда, даже, убивать мешающихся агентов «подлым выстрелом в спину».

И при всём, при этом, необходимо сохранять убежденность, что делаешь ты это ради чего-то высокого и нужного, имеешь достойную, а возможно, даже великую цель. Иначе легко перегореть, разочароваться, или вообще «чердаком двинуться» что неминуемо приведет к ошибкам и провалу порученной миссии.

Что у деда пошло не так, старик мне не рассказывал. Но вместо заброски в Третий рейх он, в конце концов, оказался во фронтовой разведке, в составе которой и дошел до Берлина. Так, или иначе, дед все-равно оказался в столице нацистской Германии в качестве победителя.

Однако, даже по прошествии длительного времени после окончания войны, вбитых в секретной школе НКВД навыков старик не потерял. И, что самое смешное, он постарался передать их мне, сопливому пацану в форме этакой непринужденной игры.

Это я понял уже много позже, а в те годы мне было жутко интересно играть с дедом «в войнушку». Он учил меня умению по несколько суток выживать в лесу, самостоятельно добывая себе еду и воду устраиваясь на ночевки без палаток. Передавал секреты маскировки и незаметного передвижения по тайге, практически не оставляя следов. В тоже время я научился читать чужие следы, как звериные, так и оставленные человеком.

Он учил меня метко стрелять и ловко «драться», показывая хитрые приемчики и заставляя их повторять до полного автоматизма. И уже классу к седьмому, ко мне боялись цепляться даже отпетые хулиганы старше на два-три года. И конечно, он же дал мне и первые уроки немецкого. Временами мы целыми днями общались с ним на пасеке только по-немецки.

Моя учительница немецкого, когда я пришел на первый урок в четвертом классе, была просто поражена моими знаниями. А через пару лет она даже разрешила мне не посещать уроки, поскольку больше ничему не могла меня научить.

Однако, я на этом не остановился, ведя обширную переписку с пионерами-тельмановцами[4] из ГДР. Мы обменивались марками, значками, открытками, но самом ценным для меня приобретением были книги на немецком языке. Я, как мог и где мог старался их доставать, хоть это и было непросто. Но у меня получалось.

Интерес к языкам рос, и я попутно начал изучать в качестве «факультатива» итальянский и французский. А в седьмом классе напросился еще и на уроки английского в моей же школе. Ко мне начали обращаться за помощью в языках мои одноклассники, затем и ребята постарше.

После дополнительных занятий со мной (тогда я неосознанно пользовался «методикой деда» для быстрого и четкого запоминания разнообразной информации) они легко сдавали вступительные экзамены в институтах и университетах. И тут я понял, что мне очень нравится передавать свои знания другим людям. И преподавательская деятельность — это именно то, чем бы я хотел заниматься в своей дальнейшей жизни.

В общем, так я захотел стать учителем, и через несколько лет стал им! И за всю жизнь ни разу об этом не пожалел! И продолжал работать с детьми до тех пор, пока повестку не получил. Честно сказать, мне было легче свыкнуться с таким поворотом судьбы, чем иным мобикам — семьи у меня нет, а дети давно выросли, и уже самостоятельно стояли на ногах.

Зато собирали меня на фронт всей школой! До сих пор дети мне в часть пишут и посылки шлют. Каждое их письмо, каждый рисунок, каждая посылка с тёплыми вещами, связанными на уроках труда, сладостями или печеньем к чаю — словно глоток свежего воздуха!

Как же я хочу побыстрее вернуться назад к своим ребятам и девчатам! Но пока не могу — не закончилось еще ничего… Ведь кто-то же должен? Ну, должен же?

Должен занять место ушедших стариков, в своё время отстоявших нашу свободу и независимость! Должен победить ту погань, что жить нам спокойно не даёт! Должен принести мир в наши земли, охваченные войной! А то как я на том свете в глаза деду взгляну? Да и остальным фронтовикам-героям тоже? Этак, и от стыда можно сгореть, почище, чем в Геене Огненной. Видать, нынче и моё время пришло.

Так-то. Бывали дни и пожёстче.

Так-то. Раньше было сложно.

Так-то. Стало попроще.

Брызжет дождик осторожно…

Блин, действительно дождь пошел. Ну, ничего, мы люди привычные. Первое время действительно было жёстко и сложно. Теперь, совсем другое дело — привыкли, приспособились, научились воевать. Давим гадов потихонечку…

Понемножечку, помаленечку, по копеечке,

По зёрнышку, по семечку.

Я на работу с утра, на работу…

Такая вот у меня сейчас работа — Родину защищать!

И ведь не пропали впустую уроки деда! Как знал старик, что пригодится мне его наука. Я, когда на передок попал — сразу всё вспомнил: как вести себя, как двигаться, как стрелять… Да много чего… С небольшими поправками на современные методы ведения войны — все «детские» навыки, вбитые твердой рукой деда, отлично работали.

Ну, и командование это тоже заметило — зеленый мобик, а ведет себя как завзятый ветеран, прошедший не одну военную компанию. Так и в разведгруппу попал, а после и сам стал её командиром. Ребята подобрались как один — все опытные ветераны. Год уже вместе, и ни одного двухсотого[5]! Ранения случались, но своих всегда вытаскивали. И пацаны после лазарета всегда обратно возвращались.

Мы уже были практически в заданном квадрате — до Тарасовки рукой подать, когда Кирюха на мину наступил…

[1] Трек Триагрутрика ft. Смоки Мо «На работу» — https://www.youtube.com/watch?v=sI-2dB_Xy5Q

[2] Хохдойч — Верхненемецкий диалект, на котором говорят в центральной и южной части Германии,в Швейцарии (собственный швейцарский вариант языка), Австрии (австрийский вариант), Южном Тироле, Восточной Бельгии, в Люксембурге, Лихтенштейне, Эльзасе и Лотарингии, а также в Верхней Силезии на территории Польши.

[3] Нелегальная разведка — разведка с нелегальных позиций, то есть вне принятых международных норм (например, дипломатических) и без видимой связи с правительством своей страны.

[4] Пионерская организация имени Эрнста Тельмана (нем. Pionierorganisation «Ernst Thälmann») — детская политическая организация в ГДР, существовавшая при Союзе свободной немецкой молодёжи.

[5] Груз 200 (груз две́сти) — условное кодированное обозначение, применяемое при перевозке тела погибшего (умершего) военнослужащего к месту захоронения. Обозначение цинкового гроба с телом погибшего солдата, в широком смысле погибшего. Также используется как эвфемизм для трупов убитых солдат. В жаргоне военных сокращается как двухсо́тый (груз).