Вроде бы от кладбища до дома моих спасителей было всего-ничего, но даже на таком коротком отрезке я умудрился вырубиться. Просто удивительно, как я сильно вымотался. И думается мне, что обычные физические нагрузки здесь совсем ни причем. Вернее, они не настолько мощно на меня повлияли, чтобы я лежал пластом.
А вот мой переход в то странное ускоренное состояние, назову его по привычке аварийным режимом, и ударил по моему самочувствию больше всего. Особенно в физическом плане. Как там сказала Глафира Митрофановна? «Где же это видано, чтобы новик такие коленца со временем выкидывал?» По-моему, так.
Однако, если прикинуть с позиции известных всему миру законов физики, совершённое мною просто невозможно! Да при таких скоростях я все связки порвать должен был, а то и кости поломать. А от банального трения на мне одежда бы загорелась.
Да и вообще, о какой научной основе всего этого бреда может идти речь? Как, скажите на милость, может мертвая бабка разговаривать? Мой мозг просто-таки вскипал и вырывался паром из ушей, при каждой попытке логически осмыслить всё произошедшее со мной за несколько последних часов.
Короче, физику, логику и прочие науки — в задницу! Не буду стараться объяснить то, чего пока не понимаю. Буду продвигаться в ведьмовском промысле старым дедовским способом — то бишь, практическим. Ведь управлялись как-то со своим даром невежественные старухи, у которых образования кот наплакал? Бесспорно! Вот и я не буду бежать впереди паровоза, пока не освою хотя бы «базовое» колдовство.
— Рома! Товарищ Роман! — услышал я звонкий голосок Акулинки и её нежное прикосновение к моему плечу. — С вами всё в порядке?
— А? — Я оторвал голову от мягкой соломы, накрытой пиджаком убитого полицая.
Да, задрых я знатно. Даже пропустил момент, когда мы обратно вернулись.
— Похоже, что сморило меня… — смущенно признался я, усаживаясь в телеге. Двор уже расчертили длинные тени деревьев и строений, подсвеченных лучами заходящего солнца. — Долго я спал?
— Пару часов, — сообщила девчушка, теребя в руках одну из косичек.
— Ох, ё! — вяло выругался я, спрыгивая на землю. — Вот это я дал стране угля…
Мышцы до сих пор пребывали не в лучшем состоянии: икры сводило судорогой, а правый трицепс временами бился в нервном тике. Да и всё тело тянуло и ломало так, что я ощущал себя старой развалиной, а не молодым здоровым парнем.
— Вам… тебе нужно больше отдыхать, — произнесла Акулина, прикоснувшись кончиками пальцев к окровавленной повязке на моей голове. — С таким-то ранением…
— На том свете отдохну, — шутливо отмахнулся я, на самом деле считая точно так же.
Больной боец — плохой боец! А мне обязательно нужно быть в форме, чтобы бить врага со всем прилежанием. Так что собственное здоровье — это очень насущный вопрос. И не стоит откладывать его решение в долгий ящик.
— Давай я тебя перевяжу, — предложила девушка, — а потом кушать пойдем. Мама уже стол накрыла.
— Давай, — не стал я отнекиваться.
Перевязка действительно дело важное, не дай Бог, рана загноится, да и жрать зверски охота. При упоминании Господа, даже мысленно, меня неожиданно пробил резкий приступ головной боли. В глазах потемнело, координация нарушилась и ноги подкосились. Мне даже пришлось навалиться на Акулинку, чтобы не рухнуть на землю пластом.
— Чёрт! — выругался я, поморщившись от боли.
— Что с тобой? — взволнованно воскликнула девушка, крепко обхватывая меня за талию. — Плохо?
А давненько меня молоденькие девушки не обнимали. Я уже и забыл, как это здорово и приятно. У меня даже голова прошла, и в «душе» ёкнуло что-то забытое и начало медленно подниматься. Пора, наверное, заканчивать свою вынужденную аскезу — как-то совсем не ладилось у меня с женщинами после развода. Всё боялся опять нарваться на такую же стерву, как и моя бывшая.
Секс время от времени у меня всё-таки случался, но весьма и весьма редко. А ведь я здоровый и крепкий мужик, в самом, так сказать, расцвете сил. Но, увы, совсем не ловелас. Пользоваться же услугами женщин с низкой социальной ответственностью, чтобы совсем без обязательств, считал неправильным, что ли… Да и не разгонишься сильно на зарплату школьного преподавателя.
— Уже лучше, — произнес я, ответно обнимая Акулинку за плечи. — Просто голова чего-то закружилась…
— Это последствия ранения… — покраснев до самых кончиков ушей, томно прошептала девчушка, еще крепче сжимая меня в объятиях.
Похоже, я попал! Гормоны двадцатилетнего пацана раздули у меня в штанах такой пожар, который нужно было срочно чем-то потушить. Пока совсем не оконфузился. Так-то, времена другие. Это вам не наш развращенный двадцать первый век. Здесь еще всё чинно, благородно, по-старому.
— Мне бы это… Акулина… лицо сполоснуть холодной водичкой… — Придумал я отмазку, заметив в паре шагов от себя уличный умывальник. — Чтобы уже совсем в себя прийти…
— Конечно-конечно! — засуетилась девушка, помогая мне добраться до прибитого к столбу рукомойника.
Подняв крышку с ёмкости, она заглянула внутрь:
— Ой, вода закончилась. Сейчас я холодненькой из колодца принесу!
Она умчалась, а я с облегченно выдохнул, смахнув со лба ладонью выступивший пот. То, что со мной сейчас произошло, та еще проблема. Не думал я, что бешеные гормоны этого молодого тела настолько быстро могут взять верх над разумом и волей умудренного годами мужика.
А ведь я, грешным делом, думал, что в любой ситуации сумею держать себя в руках. А оно, вона, как вышло! Над этим тоже придется долго и упорно работать. Ведь я не животное, чтобы безусловно подчиняться инстинктам — я человек! Может быть это определение для кого-то и является пустым звуком, но для меня человек до сих пор звучит гордо[1].
Я, краем глаза заглянув в маленький осколок зеркала с облезшей амальгамой, прилаженный над рукомойником, дернулся от неожиданности. Вместо ожидаемой физиономии моего реципиента на меня из зазеркалья пялилась покойная ведьма, которую мы как пару часов назад закопали на семейном кладбище Глафиры Митрофановны.
Её вид с нашей последней встречи изменился совсем не в лучшую сторону. Если при «милом общении» в доме она выглядела просто мерзкой уродливой старой каргой, да еще и мёртвой в придачу, то теперь её внешность стала напоминать какого-то монстра низкопробных ужастиков.
Нос неимоверно удлинился, загнувшись крючком и заострился, как и подбородок, который вылез вперед и порос отдельными длинными неопрятными волосками. Из-под тонких губ, отливающих синевой, торчали крепкие зубы, превратившиеся в острую пилу, как набор треугольников на споротых мною нашивках.
А взгляд, подернутых мутной пленкой глаз, сочился черным дымком, уже мне прекрасно знакомым. Этот дымок странным образом притягивал к себе внимание и завораживал, не давая отвести от него глаз. Вот теперь я понял, для чего накрывали зеркала в доме покойника — явно, чтобы уберечь себя от вот таких вот нечаянных встреч.
Ведьма в зеркальце довольно ощерилась и облизнула губы длинным фиолетовым языком. Я от омерзения даже плечами передернул, только постарался сделать это как можно незаметнее. Так-то, нас всякими мерзкими харями не запугать!
— О! Бабуля! — нарочито весело воскликнул я. — Какими судьбами? Мы же вас чин по чину зако… похоронили? Или что-то не так сделали?
— Всё так, внучок, всё так. — Еще сильнее ощерилась покойница, явно бахвалясь величиной, крепостью и остротой свежеприобретенных зубов. — Это я тебя поблагодарить пришла за щедрый подарок, который вы мне в могилку положили. Добрая прибавка мне через это от Хозяина моего вышла. Да и прислуга появилась к тому ж… Глафирка надоумила?
— Она, — не стал я скрывать, — сам бы не додумался.
— Да куда уж захожему новику, да без хорошего наставника, догадаться. Привет ей от меня предавай. И вообще — держись первое время дочки моей. Она была во многие колдовские дела посвящена, хоть и ведьмовского задатка не имела. А жаль — такая бы ведьма из неё получилась, любо-дорого посмотреть! — едва не слово в слово повторила она мои мысли. — Но не судьба…
— Хорошо, всё передам, — послушно ответил я зазеркальной дохлой карге, поскольку её предложение полностью совпадало и с моими планами.
— А ты молодец, как я погляжу! — вновь похвалила меня адская тварь. — Шаг от новика до первого чина обычно год-полгода занимает.
— Так я что, не новик уже? — Моему изумлению не было предела.
— А то, одну веду заслужил! Сама не пойму, как ты за несколько часов умудрился эту дистанцию пробежать. Да чего там пробежать — пролетел, как на крыльях бешеного ветра! Не каждая ведьма с двумя, а то и с тремя ведами «внутреннее течение» освоить сможет! А ты новиком его применил! Жаль, что не довелось нам с тобой раньше встретиться, а то бы я за тебя как следует взялась…
— Бабуль, прошу прощения! — перебил я покойницу. — Что за «внутреннее течение»? Течение чего?
— Как чего? — прохрипела старая карга. — Времени, конечно! А ты, нешто, не понял? У простого смертного направление потока времени только одно — вперед и с песней! И скорость у потока постоянная. А у сурьезной ведьмы, как и у всех демонов преисподней, их может быть сколько угодно, потоков этих! И вперед, и назад, и сикось-накось с подвывертом. Поэтому, и убить нас довольно сложно — поток внутреннего времени можно настолько ускорить, что поврежденная плоть сцелиться вполне успевает. Только доживают до этого чудесного момента, когда этой особенностью в полной мере насладиться можно, сущие единицы. Быстрей от старости дохнут. А движение вспять ты сам на себе ощутил, когда из грядущего к нам в прошлое провалился. Там немного по-другому всё происходит, но принцип почти тот же.
Так вот оно в чем дело! Значит, мой «аварийный режим» — это своеобразная регулировка внутреннего течения времени. Значит, если все-таки рассуждать логически, существует и внешний временной поток, в котором существуют остальные. Мои мысли понеслись галопом, но я был вынужден их остановить. Общение со старухой в зеркале было еще не окончено.
— В общем , там, — она указала пальцем на землю, как бы намекая на адские котлы, — тобою весьма заинтересовались! В общем, рви задницу, ведьмак! У тебя есть все шансы возвыситься до таких чинов, которые мне и не снились! До встречи, товарищ Чума! — И ведьма рассыпалась в зеркале серым прахом, который мгновенно рассеял поднявшийся ветер.
К слову, ветер дул только в зазеркалье, в реальности же стоял абсолютный штиль. Вот и решай, а не привиделось ли мне всё это на больную голову? Едва только старая ведьма исчезла, как в зеркале тут же отразилась моя помятая физиономия с забинтованной головой.
— Ты с кем это здесь разговариваешь? — спросила меня подошедшая Акулина, поставив возле умывальника ведро с холодной водой из колодца. — Я думала с мамой, а ты один.
— Бабуля твоя меня опять навестила, — решив ничего не выдумывать, сказал я девчонке чистую правду, продолжая пялиться на отражение девушки, стоявшей за моим плечом. — Вот только что через зеркало с ней пообщался…
Акулина недовольно поджала губы и укоризненно произнесла, сверкнув своими и темными глазищами:
— И ты туда же, Рома? Мать, ладно, её уже не переделать, но ты-то комсомолец…
— А ну-ка отставить дуться, боец! — Я повернулся к девушке и пристально взглянул ей в лицо.
— Я не боец! — попыталась она соскочить, отвернув лицо в сторону. — И в армии не служу!
— А я тебя мобилизую! Как единственный представитель Рабоче-крестьянской Красной армии в этих краях, — погнал я настоящую пургу. — Ты же немца бить хочешь?
— А кто из наших не хочет? — Её щеки заалели, когда она повернулась и мы встретились взглядами. — Только предатели! А я не из таких! Когда Родина в опасности, каждый советский гражданин, обязан приложить все силы и даже саму жизнь на алтарь нашей победы… — зачастила она, поливая меня газетными фразами из «Правды».
— Тихо-тихо, красавица… — Я мягко положил ладонь на её хрупкое плечо. — Не надо мне ничего доказывать. Я просто верю, что если понадобится, ты обязательно это сделаешь! Так же, как и я, как и любой советский гражданин.
— Да-да! — Закивала головой Акулинка, словно разогнавшийся китайский болванчик. — Я готова бить этих гадов до последней капли крови!
— Главное, чтобы это была последняя капля их крови, — акцентируя внимание на этой мелочи, ненавязчиво поправил я девчушку — пусть привыкает к рациональной мысли. — Тупой жертвенности на этой войне нам не нужно. Пока мы живы — мы можем бить фрица и в хвост, и в гриву! А если помрем? Сможем?
— Н-нет… наверное… — неуверенно произнесла Акулина.
— Умничка! — похвалил я её. — А это крайне безответственно, перекладывать на других то, что в состоянии делать сам! Запомни это! Крепко-накрепко запомни!
— Запомнила, — сжав кулачки так, что побелели костяшки пальцев, ответила девчушка. — Бить фрицев до последней капли ИХ крови!
— Ну, вот, — улыбнувшись, довольно произнёс я, — первый урок курса молодого бойца усвоен на отлично!
Акулина неожиданно расцвела от моей, в общем, тупой и банальной похвалы, но я-то весь этот разговор не для того затеял. Сейчас придётся жестко опустить её с небес на землю.
— А вот теперь, скажи мне честно… — Я сделал театральную паузу, чтобы до неё как-то, наконец дошло, что разговор сейчас пойдёт серьёзнее некуда. — Прямо как на духу… Ты что же, на самом деле ничего не замечаешь? Или врешь сама себе? Ведь всё прямо на твоих глазах и происходило! Ты просто не могла этого не видеть!
— Что происходило? — Акулинка подобралась, сжалась, словно туго заведённая пружина. Только тронь, может так с нарезки слететь, что только держись!
— Ты! Видела! Как! Я! Исчез! На кладбище! — Я нарочно отбивал паузами каждое слово, как будто вбивал гвозди молотком.
Она должна была понять, что мне от неё нужно. Должна была сбросить свой кокон, в котором пряталась от колдовства, окружающего её с самого детства. Должна была принять тот факт, что в реальности ведьмы существуют.
Уж не знаю, как она умудрилась так себя выдрессировать, чтобы не замечать очевидных вещей, происходящих под самым её носом? Насколько же ей было тяжело существовать в атеистическом обществе, имея дома настоящую бабку-колдунью?
Похоже, что её сознание научилось увиливать, либо просто не воспринимать всё необычное, что происходило вокруг неё в её же доме. Не знаю, это просто мои предположения, попытка понять суть проблемы. Таким же образом я пытался понять моих учеников, с которыми что-то не ладилось в школе. И обычно у меня получалось разобраться.
А Акулину мне обязательно было нужно вывести из этого состояния отрицания, если я хотел заиметь не только красивую девушку, но и боевого товарища на которого всецело можно положиться. Которая не только спину прикроет и будет пулеметные ленты подносить, но и всякие травки-муравки для колдовского зелья соберет, если понадобиться и без лишних вопросов.
Поджатые губы девушки неожиданно задрожали. Она сначала мотнула головой из стороны в сторону, едва слышно шепча «нет». Тут же покачала ей вперед-назад — «да», а после просто разрыдалась у меня на груди.
«Ох, женщины! Как же с вами тяжело! — метались мысли в моей голове, но вслух я их благоразумно не произносил. — С мужиками куда проще, да и женских слёз я совсем не выношу…»
— Ты чего это расплакалась, красавица моя? — как можно нежнее произнес я уже вслух, прижав девушку к груди и проведя рукой по её густым шелковистым волосам. — Бойцы не плачут…
Ну, вот что в таких случаях обычно говорят? Отвык я как-то от нежностей за годы войны. Я старый солдат, и не знаю слов любви[2]… Тьфу, ты, какая дурь в голову лезет! Черт! А запах какой идет от её роскошных волос! У меня от всего этого даже опять голова закружилась и в «душе» что-то шевельнулась… Нет! Держись, брат Чума! Держись…
[1] Человек — это звучит гордо! — цитата из пьесы М. Горького «На дне».
[2] Цитата з кинофильма «Здравствуйте, я ваша тетя» (1975), снятого режиссером Виктором Титовым по мотивам пьесы «Тетка Чарлея» (1892) английского драматурга Брандона Томаса. Слова полковника Фрэнсиса Чеснея: Донна Роза, я старый солдат и не знаю слов любви.