Я сижу у окна своего дома на берегу Атлантического океана. Моя работа над книгой близится к концу. Перевернуто много черных страниц кровавой летописи. Вопрос, с которого начиналась книга, получил свой ответ.
Мир живой природы погибает у нас на глазах.
Мой взор устремлен к югу, туда, где неспокойные воды залива сливаются с небом, — там дальше Северная Атлантика гонит свои волны на восточное побережье материка. Я уношусь мыслями в прошлое, стараясь представить себе, как это было…
Стая за стаей проплывают, фонтанируя, большие и малые киты через воды, повсюду подернутые рябью от множества рыбы. Небо темнеет от туч кружащихся в воздухе олуш, моевок и подобных им пернатых созданий. Каменный палец, которым оканчивается длинный пляж за моими окнами, усеян отдыхающими тюленями. В глубине бухты, на дне, царствуют моллюски и омары, а среди живых плавучих островков из обыкновенных гаг внезапно появляется множество массивных голов. На изогнутых, как турецкая сабля, клыках отсвечивают солнечные блики… Видение исчезает.
И вот я вижу мир таким, как он есть.
В необъятном просторе неба, моря и прибрежной полосы — ни души, только высоко в синеве парит одинокая чайка — единственное живое пятнышко на всей этой огромной, почти пустой сцене.
Когда наши предки начинали осваивать Американский континент, им казалось, что богатства животного мира в Новом Свете неисчислимы и неистощимы. Уязвимость этой живой структуры, сложность и хрупкость ее легко ранимых компонентов были за пределами их понимания. Но в их защиту можно сказать только одно — они не представляли неизбежных последствий своего чудовищного хищничества.
Нам же, живущим сегодня людям, нет оправдания за осуществляемый нами биоцид и его ужасающие последствия, ибо современный человек имеет все больше и больше возможностей видеть сложную взаимосвязь всего живого в этом мире. Считать, что в наше время незнание может служить оправданием, могут только те, кто умышленно хочет оставаться в неведении.
Из истории нашего континента не выкинешь пять веков, когда мы сеяли смерть на земле. И все-таки у нас, видимо, начинает пробуждаться совесть и появляется желание подумать не только о наших ближайших нуждах и потребностях. Пусть с опозданием, но мы, кажется, пытаемся снова вступить в сообщество живых существ, от которого мы так давно отвернулись и превратились в его смертельных врагов.
Однако всемогущие органы управления все еще руководствуются в своих действиях и поступках отнюдь не благоразумием. Гораздо чаще благоразумие обнаруживают отдельные личности. Возмущенные чрезмерной жестокостью людей по отношению к животному миру, они начинают восставать против превращения человека в зверя-убийцу.
Объединяясь в группы, влияние которых непрерывно возрастает, они бросают вызов сильным мира сего, выступая против опустошения живой природы ради политических соображений, наживы или развлечения. Чтобы убедиться в эффективности борьбы этих групп, достаточно вспомнить об успехах, достигнутых ими лишь за последние несколько лет. Один из ярких примеров — их активная за последние годы деятельность в защиту арктических тюленей. Несмотря на яростное сопротивление сторонников прежнего порядка промысла, защитники тюленей постепенно обретают все большую уверенность в своей победе.
Я связываю свои собственные надежды на возрождение и продолжение жизни на Земле с вновь возникшей решимостью человечества восстановить нашу неразрывную связь с живой природой, со стремлением признать обязанности, возложенные на нас как на самый сильный и совершенно уникальный из когда-либо существовавших видов на Земле, с тем что мы готовы начать возмещать колоссальный ущерб, который причинили природе. Если мы не свернем с этого нового пути, то, возможно, нам удастся сделать человека человечным… в конце-то концов.
И тогда Море Кровопролития сможет снова стать Морем Жизни.