Глава четвертая

«Об убийстве мужа я узнала в пятницу. Кто мог совершить убийство и с какой целью, сказать не могу. Со своей стороны считаю, что в данном случае нет оснований думать, что убийство совершено из–за мести, так как врагов у покойного не было.. До меня дошли некоторые сведения, что подозревают бывшего с ним Козера, но это едва ли могло быть со стороны партийного товарища: о нем я ничего плохого не слыхала».

Из показаний жены П. Ф. Анохина 19 мая 1922 года.

«Я со своей стороны допускаю в данном случае месть со стороны партийных работников. Муж мой состоял в комиссии по чистке партии и на этой почве у него могли быть враги… От мужа я, однако, не слыхала, чтобы из–за чистки партии на него кто–нибудь особенно обижался… Я высказываю одно свое предположение, что могли быть недовольные комиссией но чистке партии, где они работали совместно с Анохиным».

Из показаний жены Крылова 19 мая 1922 года.

1

Директор Главного Управления госполитохраны Лев Николаевич Бельский принял на себя лично руководство расследованием «витимского дела».

13 мая милицейский разъезд наткнулся в лесу, в нескольких километрах от места преступления на выпряженную повозку, а затем обнаружил спрятанные вблизи нее охотничьи ружья, принадлежавшие убитым. Грабительский почерк преступления продолжал сказываться, и, не мудрствуя лукаво, Бельский предпринял энергичные розыски среди уголовного мира Читы.

Вечером 14 мая поступили сообщения, что «витимское дело» совершено известным уголовником Костей Ленковым. Бельский охотно допускал такую возможность, но сообщения основывались лишь на «базарных разговорах», и этим настораживали. Создавалось впечатление, что кто–то сознательно распространяет по Чите этот слух.

Назавтра Бельский посетил военный госпиталь и еще раз подробно расспросил обо всем Станислава Козера. Потом он встретился со следователем Фоминым, внимательно перечитал протоколы. Никаких новых данных, которые опровергали бы версию об уголовном характере преступления, обнаружить не удалось. Не снятые убийцами с руки Анохина дамские часики оставались единственной противоречащей уликой, но, как он понял из разговора, Фомин все еще на что–то рассчитывал в своем предположении, что дело это политическое.

— Теперь–то, надеюсь, вы уже сняли свои подозрения с Козера? — спросил Бельский. — Говорят, в субботу вы чуть ли не весь день допрашивали его.

Фомин оставил без внимания легкую ироничность последней фразы директора ГПО.

— До тех пор, — сказал он, — пока не будут выявлены убийцы и настоящие мотивы преступления, мне кажется, мы не имеем права снимать подозрение с кого–либо, кто замешан в этом деле.

— Но не может же так продолжаться вечно, — возразил Бельский. — Насколько я понимаю, круг подозреваемых должен постепенно сужаться, если мы хотим разыскать истинных виновников. В противном случае дело будет стоять без движения. Пора приходить к какому–то выводу. Объективные данные говорят, что убийство совершено уголовниками. Вы согласны с этим?

— Да, объективные данные указывают на это.

— Вчера я получил сведения со стороны, что ограбление совершено бандой Кости Ленкова. Я дал задание своим агентам тщательно проверить эти слухи, и уверен, что не сегодня–завтра мы получим веские доказательства.

— Я согласен и с этим.

— Тогда я не могу понять, что вас, товарищ Фомин, смущает?

— Лев Николаевич! Я готов признать, что убийство совершено уголовниками. Я, как и вы, почти убежден в этом. Смущает меня цель этого злодеяния. Вы скажете, цель — ограбление? Хорошо. Согласимся и с этим. В таком случае, мы должны признать, что убийство Анохина и Крылова было со стороны бандитов чистой случайностью. Не станут же грабители преднамеренно нападать на политических деятелей?

— Ну–ну, продолжайте!

— Очень загадочная получается случайность. Два с лишним месяца на тракте тихо. Ежедневно по нему проезжает много людей: и крестьян, и торговцев, и спекулянтов золотом. Единственный раз поехали крупные политические деятели, и вот вам — пожалуйста. Не очень ли странно это?

Бельский слушал судебного следователя уже не без раздражения. Намек Фомина вновь возвращал его к тем сомнениям, которые зародились в нем самом еще на тракте, при первом ознакомлении с обстоятельствами происшествия, затем три дня бесплодно терзали его и теперь начали уступать свое место более ясному и доказательному исходу.

Как всегда, свою досаду Бельский скрыл за легкой ироничностью.

— Что поделать, — улыбнулся он, — в нашей службе странности не должны исключаться. Что странно для нас с вами, вполне логично для бандита и убийцы. Факты и улики говорят, что такая странность произошла. Козер — единственный свидетель — подтверждает, что убийцы были типичными грабителями.

— Я знаю это. Но вспомните! Тот же Козер говорит, что грабители после окрика сразу же открыли огонь. Подумайте об этом! Зачем им начинать «мокрое дело», если их задача забрать кошельки и смыться.

— Очень просто! Они видели, что охотники едут вооруженными. Не станут же они ждать, пока те первыми откроют огонь!

— Тогда тем более непонятно! — воскликнул Фомин, — Почему из всех, проезжающих по тракту, бандиты выбрали для нападения именно Анохина, Крылова и Козера которые были хорошо вооружены? Почему они не только ограбили, или сделали вид, что ограбили тяжело раненных, но и зверски добили их?

— С вашей точки зрения можно задать в таком случае еще один более важный вопрос…

— Какой?

— Даже не один, а бесконечное множество. Почему бандиты не преследовали убегавшего Козера? Почему убитыми оказались Анохин и Крылов, а Козер, сидевший первым, был лишь легко ранен в мякоть правой ноги? Почему Козер не нашел сразу место происшествия? Тогда будьте, пожалуйста, последовательным, предъявите Козеру обвинение в соучастии и попробуйте доказать это! Но как я понял, этого вы не намерены делать. В таком случае, зачем вы задаете мне другие, еще менее доказуемые вопросы? Что вы хотите? Ответа на них? Или чего–то иного? Вы же не новичок, вы знаете, что загадочных вопросов возникают десятки даже при пустяковом деле. Как только выявятся убийцы, все эти вопросы отпадут сами собой и будут казаться смешными. Если бы я не знал вас, товарищ Фомин, то мог бы подумать, что вы попросту растерялись и не знаете, как вести дело. Не обижайтесь за прямой разговор! Мне кажется, вы допускаете одну серьезную ошибку, — сказал Бельский, поднимаясь и с улыбкой протягивая на прощанье руку.

— Какую? — спросил Фомин, смущенный неожиданным поворотом разговора.

— Вы же знаете, что убийство человека из–за золотого червонца — это результат ненормальности человеческой психики. А вы мотивы подобного преступления пытаетесь искать при помощи нормальной логики. Вам не доводилось учиться в гимназии?

— Нет, не доводилось.

— А мне пришлось. И наш латинист любил употреблять термин «in adjecto», что означает противоречие между определением и определяемым словом. Например — «черный снег». Мне кажется, и ваши подозрения смахивают на это.

2

13 управлении Бельского ждали добрые вести. Секретный агент, обосновавшийся в Кузнечихе, как в обиходе назывался окраинный район Читы, сообщил, что неизвестными лицами предлагается к продаже пистолет системы «маузер» и тридцать патронов к нему. За все просят сто рублей золотом. В то время продажа оружия на черном рынке в Чите — была делом не редким. Поэтому Бельский, хотя уже и предчувствовал удачу, все же из опасения не войти в лишние расходы предложил незаметно узнать вначале номер пистолета.

Началось томительное ожидание.

Наконец стало известно, что маузер имеет номер 163103. Сверив его с удостоверением на право ношения оружия, выданным П. Ф. Анохину Олонецкой ГубЧК, Бельский с радостью убедился в полном совпадении номеров и дал распоряжение — пистолет купить, но предложить за него не более пятидесяти рублей золотом.

Денег теперь он уже не жалел, но сумму резко занизил для отвода подозрений, будучи твердо уверен, что бандиты согласятся и на это.

К сожалению, на этот раз вышла осечка. Агент сообщил, что маузер так дешево не продают, что предложение вначале делалось от имени Кости Ленкова, который неожиданно распорядился всякую торговлю прекратить и забрал пистолет обратно. Человек, ведший переговоры с агентом, вдруг предложил ему браунинг «из новых, как он сказал, рук». Боясь, что все эти манипуляции придуманы торговцами для проверки надежности покупателя, агент искренне посетовал на свое невезение и сказал, что в свою очередь он уже выгодно запродал маузер третьему лицу и, поторговавшись, купил браунинг с патронами за 15 рублей. Одновременно, окольными путями, ему удалось установить фамилию и местожительство торговца. Им оказался некий Константин Леонтьевич Баталов, проживающий в Кузнечных рядах в доме Шаногина.

Бельский запросил в угрозыске и читинской тюрьме данные о Баталове.

Выяснилось, что Баталов впервые попал в тюрьму в сентябре 1918 года, при белых, по подозрению в убийстве. Следствие велось долго, но безрезультатно, и 20 февраля 1920 года Баталов был освобожден. Однако через месяц его снова арестовывают по обвинению «в сопричастности большевизму», и снова через полгода освобождают «так как в Красной Армии он служил по недостатку средств, вел себя пассивно, хотя и был помощником командира роты». При народной власти Баталов за уголовное преступление приговаривается к году тюрьмы, где добровольно входит в группу «иваны», которая грабила и истязала заключенных.

Освобожденный 18 марта 1922 года, занимается случайными работами, в основном, распиловкой дров. По сведениям угрозыска, Баталов хорошо знаком с Костей Ленковым и есть основания полагать, что он входит в его банду.

Браунинг, купленный у Баталова, Бельский показал работникам Дальбюро, которые письменно подтвердили, что револьвер принадлежал убитому Дмитрию Крылову.

— Баталова не трогать! — распорядился Бельский. — Установить за ним тщательное наблюдение и ждать! Начинать будем с самого Ленкова!

Такое решение Бельский принял не случайно. Шайка Ленкова вот уже длительное время доставляла немало хлопот и уголовному розыску, и госполитохране. Она организовалась около года назад, и первым ее руководителем был монтер городской электростанции Гутарев, служивший в свое время тайным агентом белой контрразведки. Зародилась банда как уголовное сообщество, но Гутарев постепенно стал превращать ее в политическую террористическую организацию. Делал он это хитро. Иногда по «ложной наводке», иногда в порядке мести, он направлял участников шайки на ограбление и убийство сотрудников милиции, угрозыска, госполитохраны и партийных работников. Сразу же внутри банды наметилось расслоение, а потом пошли и противоречия. Значительная часть бандитов, во главе с Костей Ленковым, воспротивилась такому направлению «работы» и провозгласила анархический лозунг — «экспроприация для эксплуатируемых». Во время одного из налетов Гутарев «оказался» убитым и главенство перешло к Ленкову.

О Ленкове имелись скудные и весьма противоречивые сведения. Известно было, что родился он в деревне Старая Кука, неподалеку от Читы в 1895 году. Еще до революции занялся тайной контрабандой через китайскую границу. В 1918 году вступил в партизанский отряд и два года воевал с белыми. Однако, когда организовалась Дальневосточная республика, он отказался служить в регулярной Народно–Революционной Армии, скрылся из отряда и перешел на нелегальное положение.

С тех пор отрывочные сведения о нем поступали лишь через уголовный розыск.

Действиями банды Костя Ленков руководил умело и удачливо. Дважды милиция, госполитохрана и части особого назначения предпринимали в Чите большие облавы, и каждый раз в их руки попадали лишь второстепенные члены шайки. Создавалось впечатление, будто кто–то заранее предупреждал Ленкова о готовящейся операции, и он успевал увести своих из города.

Оба раза, через два–три дня после облавы, в госполитохрану по почте поступали от Ленкова письменные обращения, смысл которых сводился к следующему:

«Уважаемый товарищ начальник ГПО!

Вам хорошо известно, что с политической властью мы не воюем. Мы сами боролись за Советскую власть. А сейчас, коль так повернулось дело и буржуям опять дали волю жиреть, мы их грабили и будем грабить. Вас мы не трогаем и просим не трогать нас.

Бывший партизан Константин Ленков».

Такие же письма направлял он и начальнику читинского уголовного розыска Дмитрию Фоменко. Надо сказать, что Ленков действительно не вступал ни в какие связи с политическими белыми бандами, засылаемыми на, территорию ДВР из Манчжурии. Дошли сведения, что одна из семеновских банд, действовавшая в южном Забайкалье и недавно разгромленная, много раз делала Ленкову предложения о сотрудничестве, но Ленков начисто их отверг.

Банда Ленкова оставалась последней — невыловленной и даже по–настоящему не раскрытой. В отличие от других, базировалась она не где–нибудь в далекой таежной глуши, а в столице республики, под боком у милиции, госполитохраны и штаба отрядов ЧОН.

Как это ни странно, но борьба с нею приняла явно затяжной характер.

Ленков так повел дело, что завоевал популярность не только среди уголовного мира, но и у какой–то части городских обывателей и казаков близлежащих селений. В нужный момент он, несомненно, пользовался их поддержкой или, по крайней мере, укрывательством.

Бельский давно понял, что одними облавами быстро справиться с хорошо законспирированной и широко разветвленной бандой навряд ли удастся. Необходимо нанести прямой удар «головке» банды, в которую, по сведениям, входили сам Ленков и несколько его помощников.

С этой целью еще ранней весной Бельский дал задание своим агентам искать контакта с бандитами. Такие попытки до этого предпринимались угрозыском и заканчивались провалом. Или сотрудники угрозыска действовали слишком напористо, или кто–то информировал обо всем Ленкова.

Пока не очень–то успешно двигалось дело и у секретных агентов ГПО. Лишь одному из них повезло. Он, наконец, устроился квартирантом в доме, в котором, по слухам, иногда бывает Ленков. Правда, до сих пор «квартиранту» не удалось еще повстречаться с Ленковым, но кое–какие сведения о банде к нему все же просачивались через хозяина.

Вторая ниточка — покупка браунинга.

Вначале предложение маузера от имени Кости Ленкова насторожило Бельского. Бандиты в торговых делах очень осторожны. Подумалось, что тут или «ловушка» для агента, или Баталов — совсем не «ленковец» и лишь делает вид, что связан с Ленковым. Потом, когда от главаря банды поступил запрет на продажу маузера и на свет божий появился крыловский браунинг, Бельский успокоился. Он как–то сразу уверовал, что след нащупан правильный, что Баталов с браунингом сделал очередную «оттырку» в свою пользу и деньги положит в собственный карман, в надежде, что атаман никогда не узнает об этом. Такое у бандитов случается довольно часто.

Теперь, если агент не будет шляпой, то у него есть все возможности сблизиться с Баталовым, войти к нему в доверие. Продажей браунинга Баталов сделал себя дважды зависимым от своего покупателя — и перед Ленковым, и перед правосудием. Теперь для агента может открыться через Баталова путь к «головке» банды.

«Главное — не спешить, главное — иметь мужество и терпение выждать!»

Только подумалось об этом, как Бельский резко прервал ход своих мыслей.

Как же не спешить, когда речь сейчас идет не только о поимке банды, а о скорейшем выявлении виновников и мотивов убийства товарищей Анохина и Крылова? Не сегодня–завтра его снова вызовут в Дальбюро и уж, надо думать, без скидок спросят за все — и за гибель таких товарищей, и за халатность в борьбе с бандитизмом и контрреволюцией, и за медлительность в расследовании загадочного «витимского дела». Если не будут приняты скорые и решительные меры, то с заседания можно уйти и без партийного билета. Кто станет всерьез принимать доводы, что убийство совершено уголовным элементом, коль на стол не будут выложены веские доказательства?

Нужно было действовать безотлагательно.

Опасаясь, что Баталов может оказаться далеко не главным лицом в витимской трагедии, Бельский приказал его пока не беспокоить, агенту продолжать постепенное сближение с ним, а сам решил попробовать подойти к цели с другой стороны, благо такой случай счастливо представился.

В то время в Чите находился партизанский командир, депутат Народного собрания Петр Афанасьевич Аносов, в отряде которого служил в 1919–1920 годах Костя Ленков.

Бельский решил прибегнуть к его помощи.

Загрузка...