Трава зелёная

ГЛАВА 6 УТРО КРАСИТ НЕЖНЫМ СВЕТОМ…

Я проснулся от детского смеха и топота. Сразу в голову пришла мысль: «Люблю ли я детей?» Внутренний голос услужливо подсказал: «Если с хорошим кетчупом или майонезом, то, пожалуй…»

Представив детишек, измазанных майонезом, вспомнил анекдот на тему: «Бес в ребро, а молодки далеко». Оно и понятно, какие старику молодки с его-то пенсией? Поэтому он лезет к своей бабке, типа, давай вспомним молодость, займёмся оральным сексом… Бабулька, глядя с сомнением на сморщенный дедов причиндал, стала выдвигать условия, что неплохо бы сначала намазать его сметанкой, мёдом, вареньицем… Старик не выдержал кулинарных перечислений и ляпнул, что такой член он и сам пососать может… Кстати, а чего это с утра пораньше меня потянуло на пищеварительные темы?

Хм… А почему я решил, что сейчас раннее утро? Если судить по густой темноте, которая наполняет мою комнату, то на дворе полярная ночь. М-да, хреново, когда в помещении нет окон. Ещё хуже, если в этой комнате отсутствует электричество. Вчера, общаясь в бане с Иваном Даниловичем, я понял, что спичек тоже нет. Вообще. Огонь разжигают при помощи огнива.

Надо вставать. Время всяко уже много. Раз дети носятся по дому, как лоси, значит, выспались. А мы вчера засиделись с Белкиным в бане. Сначала я развеселил его рассказом о том, как дёргал Прохору зуб. Вспомнили истории о покойном Петре Великом, который тоже любил поработать в качестве дантиста. Во время рассказа я узнал, что Боровск чуть ли не центр обитания староверов, поэтому народ к питию и табакокурению относится крайне отрицательно. Сам Иван Данилович придерживается официальной веры, но вполне лоялен к другим религиям. Страсти же нагнетают церковные иерархи и необразованные людишки, наслушавшись эмоциональных проповедей.

Себя Белкин считает грамотным. Умеет читать, писать, делать несложные математические действия. Короче, уровень четвероклассника моего времени. Здесь это считается если не круто, то где-то близко. К тому же работает он судьёй при воеводской канцелярии. А вообще хотел быть военным, но травма, приведшая к хромоте, закрыла путь к военной службе. То-то я думал, что походка у него странная.

Между прочим, пьют в Боровске мало, зато гонят много. Этим занимаются, как сами купцы, так и дворяне. Всё уходит на продажу. В плане торговли здесь вообще конкуренция. А я всегда считал, что дворянам заниматься торговлей западло. На словах, может быть, и так, но на деле каждый стремиться урвать лишнюю копеечку. Кстати, по поводу копеечки… Мой работодатель объявил, что моя кандидатура его полностью устраивает, и он готов платить мне за работу сто рублей в год. Интересно, много это или мало? М-да, пока по магазинам не походишь, не узнаешь. Так же Иван Данилович намекал про подарки и поощрения. Например, отрез хорошей ткани для пошива костюма.

И вообще мне показалось, что он передо мной заискивает. С чего бы вдруг? Неужели считает ценным работником? Боится, что перекупят? Проявляться это начало после того, как я рассказал ему про свои трусы и футболку. Рассказал, естественно, легенду. Зато приоткрыл кое-какие секреты. Трусы-то у меня с резинкой. А здесь её ещё не придумали. Это я знаю точно! Смотрел как-то передачу «Галилео». Резину случайно изобрёл некий Чарльз Гудьир в 1839 году. Нет, я не предлагал Ивану Даниловичу совместный бизнес. О таких вещах думать ещё рано. Но он, похоже, нашёл во мне источник тайных знаний, которые можно с пользой применить. А ещё Белкин плакался по поводу сгоревшей дачи. То есть загородного поместья. Плакался, как я понял, не случайно. На это его подтолкнуло моё заявление о том, что неплохо разбираюсь в архитектуре. Спрашивал, могу ли я составить проект? Могу, без проблем. У меня больше десятка авторских разработок. Тем более, здесь не требуется проводки газа, электричества, водопровода. Вопрос в другом, что мне за это будет? А то непонятно, гувернёр я или архитектор? Тут и старшего сына нужно воспитывает, и («…если вас, конечно, не затруднит…») за младшим присматривать. Короче, пытаются нагрузить по полной.

Домой мы с Белкиным вернулись под утро, когда баня уже начала остывать. Напарились, намылись… Он ещё предлагал выпить. Я отказался. Отказался по нескольким причинам. Во-первых: очень сильно болею с похмелья. Не всегда, конечно. Если только перепью или качество напитка говённое. Здешнее пойло убивает всякую надежду на радужное утро. Во-вторых: отсутствие таблеток от похмелья. Активированного угля нет, аспирина нет, анальгина тоже нет. И это я перечислил самое элементарное. И в-третьих: начинать новую жизнь с пьянства как-то не комильфо. Какой из меня воспитатель, если буду дышать на ребёнка перегаром? Меня бабушка не поймёт! Да, скорее всего я её больше никогда не увижу. Но память-то, любовь и уважение остались со мной…

Белкину же я сказал, что пью лишь хорошо очищенные напитки. Он сразу стал выпрашивать секрет изготовления «божественного нектара». Секреты я знаю. Насмотрелся в своё время, как Михаил Петрович делает различные виды самогона. Там было и для себя, и для гостей, и в качестве лекарств… Что ж, я намекнул Белкину, что секрет открыть можно, но что взамен? Пусть думает…

Во время общения с Иваном Даниловичем я больше всего размышлял о своей роли гувернёра. В первую очередь мои мысли ходили вокруг учебного материала, то есть вокруг книг, по которым стану учить его сына.

Когда собирался в баню, мельком глянул на «свои фолианты». Для детей младшего школьного возраста там абсолютно ничего не было. Логика, риторика, философия, диалектика, какие-то кодексы, журналы… Причём всё на французском языке. Таким вещам нужно начинать обучать лет в пятнадцать, не раньше. Бульварные романы тоже ни к чему. В них одни глупости.

Короче, на Ивана Даниловича ложилась задача по снабжению меня самыми современными российскими учебниками. А ещё канцтоварами. У них дома я ничего подобного не заметил. Может в другой комнате? Кстати, выяснилась одна очень неприятная вещь… Пишут аборигены гусиными перьями!!! В рот — пароход, как быть?! Ни зачищать перья, ни писать ими я не умею!

Хотя можно сказать, что перья мне всегда готовил мой слуга, но он, к сожалению, умер в дороге от простуды. Пусть Белкин найдёт какого-нибудь писаря, который покажет мне мастер-класс по заточке перьев. Заодно придётся «поранить» руку. Сразу овладеть письмом у меня точно не получится, поэтому нужно прикрыть свою корявость травмой. Только желательно получить её естественным путём и лучше всего не во время показа приёмов тайной борьбы. А то какой я гуру? Белкин же не на шутку заинтересовался «секретами японских монахов». Особенно после того, как увидел у меня тату. Надо было выкручиваться, вот я и сослался на ритуал. Якобы всем посвящённым в тайну накалывают этот знак…

— Леонид Иванович, не желаете ли поснедать? — раздался голос Марфы после неуверенного стука в дверь.

— Желаю! — само сорвалось с губ. — Только принеси, пожалуйста, лучину в комнату. А то не видно ничего!

— Конечно, конечно, Леонид Иванович.

Надо же, Белкин уже проинструктировал свою дворню. Вчера сам спросил, как лучше ко мне обращаться? Ну, я и подыграл, типа, чтобы вам было удобно, произносите моё имя на русский манер. Потом ещё загнал мульку про царя Леонида из Спарты. Кто же не смотрел фильм про «300 спартанцев»? Белкин с таким вниманием меня слушал… Здесь, похоже, с развлечениями совсем глухо. У народа информационный голод, поэтому верят разным проходимцам. Хм… Это я о себе?

— Вот, Леонид Иванович… — Марфа прошла в комнату и установила лучину. Установила и стоит, мнётся.

— Сказать чего хочешь? — спрашиваю у неё, встав со своего топчана. М-да, жестковато, однако. Нарастить бы матрасик.

— Вы уж не серчайте на меня за вчерашнее, — делает виноватые глазки.

— А-а, пустое, — махнул рукой. — Лучше скажи, как там Прохор?

— Благодарствуем, Леонид Иванович. Перестала щека у него болеть. Только десна немного кровит.

— Пока ранка не заживёт, так и будет кровить. Пусть на той стороне пищу не жуёт, а после еды обязательно рот поласкает. И про хлебное вино не забывайте. Оно заразу в ранке убивает.

— Хорошо, хорошо.

— Тогда иди, — пытаюсь отослать её. Хочется одеться без лишних глаз.

— Может вам ещё какая помощь требуется?

Вот же навязчивая. Ни вздохнуть спокойно, ни пёрнуть. Ну, сама напросилась…

— Требуется, Марфушенька, очень требуется… Дёрни меня скорее за палец, — и протягиваю ей указательный палец правой руки. Женщина, без всяких раздумий дёргает. Я под это дело громко выпускаю газы… — Ой, спасибо, моя дорогая, ой, спасибо! На душе сразу так легко стало…

Баба стоит и обескураженно хлопает глазами. Видать не знала подобного способа борьбы с метеоризмом. То ли ещё будет!

— А теперь иди, милая, — пытаюсь состряпать самое невинное лицо, — приготовь воду, умыться с утра надобно.

Ушла. А я задумался над тем, как и чем мне бриться? Станков фирмы «Gillette» здесь нет, геля для бритья тоже, и с мылом беда — дорогое. Поэтому люди моются щёлоком. Ладно, чего грустить? Белкина бреет Прохор, значит, и меня побреет. Тем более должок за ним. Услуги стоматолога стоят не дёшево…

Одеваясь, наткнулся на бокорезы… Что же, пора заняться воспитанием детей, а то что-то они расшалились. С этими мыслями выхожу в общую комнату.

— Марфа, а где Иван Данилович и Мария Васильевна?

— Барин ушёл на службу, а барыня в церковь.

Теперь понятно, почему барчуки такие активные, осадить некому. Делаю строгое лицо и командным голосом рявкаю:

— Дети, быстро ко мне! — моя фраза производит эффект разорвавшейся бомбы. Оба пацанёнка, словно натолкнувшись на невидимую стену, замирают. В глазах испуг и удивление. У Марфы тоже всё не слава Богу, кувшин из рук выронила. Хорошо, что пустой. — Чего стоим? Или команда не проходит?

Переглянулись и не знают, что делать? Я тем временем беру табурет, сажусь на него и продолжаю вопросительно смотреть на детей. Старший решился подойти первым. Младший жмётся за его спиной.

— Руки покажи, — снова приказываю. — Вниз ладони поверни… Ой, беда!

— Что такое, Леонид Иванович?! — подскакивает Марфа.

— Грязь под ногтями! Не пристало дворянину, и уж тем более будущему офицеру быть таким неаккуратным.

— Э-э… — женщина не знает, как себя вести.

— Ничего, мы поможем этой беде! — меняю тон с приказного на ласковый. — Садись-ка, Степан Иванович, ко мне на колени.

Пока ребёнок размышляет, быстро подхватываю его и усаживаю лицом к окну. Потом достаю из кармана бокорезы, беру правую ладонь ребёнка в свою руку и начинаю аккуратно стричь ногти. Степан сидит, словно лом проглотил. Кажется, даже не дышит… Нее, дышит, слава Богу. Маленький Васька подошёл поближе и с любопытством следит за процедурой. Марфа тоже не уходит. Чтобы не стояла без дела, отдаю ей остриженные ноготки. Нечего мусорить на пол. Закончив со Степаном, сажаю на колени Василия Ивановича. Тёзка Чапаева ведёт себя более раскрепощённо. Понял, что с братом ничего плохого не случилось, и сразу проникся симпатией к маникюрным процедурам. А потом мы все вместе мыли руки. Нечего грязь оставлять под ногтями. А вот кушал я один. Правда, детей посадил рядом. Чтобы смотрели на меня и запоминали. Ем, а сам комментирую:

— Осанка во время приёма пищи у будущего офицера должна быть ровная. Иначе гусь он лапчатый, а не офицер… Кушать нужно не спеша, с достоинством, а еду тщательно пережёвывать, чтобы лучше усваивалась организмом и прибавляла силы. Кто глотает её, как собака, никогда не станет хорошим офицером, ибо теряет человеческий облик… Локти на стол не ставим. Так делают только свиньи… Второе блюдо необходимо кушать при помощи ножа и вилки… Нож берём в правую руку, а вилку в левую…

Говорю и ем, говорю и ем… У детишек даже слюни потекли. Было бы с чего. На первое вчерашняя уха, на второе жаренные с салом яйца, отдельно лепёшка и сбитень. Яйца, между прочим, пожарены в чугунной сковороде. Есть из сковороды я не стал. Попросил у Марфы деревяшечку, похожую на лопатку, и с её помощью переложил блюдо в тарелку. Тарелка из керамики, расписана петухами и покрыта глазурью. Такую посуду называют, вроде, майоликой. Производство, скорее всего, местное. Серебряная ложка и двузубчатая вилка тоже не тянут на импортную диковинку. Кстати, нужно тщательнее покопаться в «своих» баулах. Неужели я отправился в путь без столовых принадлежностей?

— После того, как покушали, губы необходимо промокнуть чистым платочком или салфеткой, — что и делаю, достав шёлковый платок. — Затем необходимо тщательно прополоскать рот водой, чтобы удалить остатки пищи, иначе она начнёт гнить и источать смрадный запах. Ещё лучше полоскать не водой, а отваром из трав: ромашкой, полынью, зверобоем, шалфеем… Кстати, Марфа!

— Что, Леонид Иванович? — женщина вздрогнула от неожиданности. Тоже внимательно меня слушала, хотя делала вид, что занята по кухне.

— Прохору скажи, пусть свой рот отварами полощет. Полезно это. Лучше всего полынью. Кстати, где он?

— На конюшне мастерит что-то…

— Мастерит — это хорошо. Плохо, что я не бритый. Слуга у меня был раньше, большой умелец по этому делу. Но умер, сердешный, в дороге. Простыл. Лихоманка сгубила. Некому стало меня брить, — делаю скорбное лицо.

— Конечно, конечно, Леонид Иванович, — и пулей вылетает из комнаты.

— Ну, а вы, орлы, чего задумались? Запомнили, что я вам рассказывал?

— Да! — не задумываясь, выпалил младший.

— Хорошо. Тогда садись на моё место, и повтори, всё, чему я учил…

— Э-э, — мнётся.

— Не робей, Василий Иванович! Имя у тебя такое, что не пристало робеть. Ты главное начни, а мы со Степаном Ивановичем тебе подскажем. Подскажем, же? — гляжу на старшенького.

— Угу, — кивает головой.

Правильно, он старший, негоже его подставлять. А вот внимательности учить надо. Послушает братика, вспомнит, что не так, сделает замечания. Главное, чтобы не насмехался. Во время учёбы только дураки насмехаются. Тут не цирк, а тренировка памяти. Но шутить можно, если в тему.

Пока малец с важным видом принимал гордую осанку, с улицы прибежали Марфа с Прохором. Я велел Марфе дальше заниматься своими делами, а Прохору приготовить всё для моего бритья. А дальше четыре пары ушей слушали Васькины рассуждения. Конечно, ошибался. Я ненавязчиво поправлял, и одёргивал Степана, когда тот начинал чересчур эмоционально тыкать на ошибки. Мол, старший брат должен быть рассудительным и спокойным.

Настала очередь Степана садиться на моё место, но тут Прохор объявил, что всё готово и плотоядно продемонстрировал опасную бритву. Ну, и рожа… Вылитый Джек Потрошитель. Даже боязно к нему подходить. Вдруг захочет отомстить за вчерашнее? Но деваться некуда. Мысленно попросил у всех обиженных мною людей прощение, подмигнул детям и разрешил им отдохнуть, а сам шагнул навстречу неизвестности… Прохор намазал мне лицо какой-то фигнёй, после чего бритва замелькала в опасной близости от моих глаз. Жутко. А латентный убивец, скрывающийся под маской добродушного брадобрея, только подливает масло в огонь, загадочно заглядывая в мои глаза. Хрен тебе! В наших глазах крики: «Вперёд!»

Пока меня брили, успел пропеть песню Виктора Цоя три раза. Тут рядом объявилась Марфа. Принесла откуда-то малюсенькое зеркальце и протянула мне. Охватить взглядом всё лицо сразу проблематично, поэтому высматриваю изображение по кускам. Я не спешу. Желая отомстить за пережитый мною ужас, держу интригу. В ожидании вердикта, муж с женой затаили дыхание. Как бы не окочурились от недостатка кислорода…

— Отличная работа, Прохор! — возвращаю людям надежду к жизни. — Вижу, что на тебя можно рассчитывать.

— Всегда, пожалуйста, со всем уважением, Леонид Иванович, — расцвёл мужичок.

— Тогда не буду тебя больше задерживать, — даю понять, что может заниматься, чем угодно. А то начнёт расшаркиваться, осерчаю и нагрублю. Не люблю слащавости в разговорах, противно. Кстати, нужно сходить в свою комнату. Видел в сумке какую-то парфюмерию. Вроде, одеколон. Вот и освежим личико…