Тревожные облака

17

В конце января в Ялту, в адрес Лены, прибыло авиаписьмо с острова Парамушир.

Катя писала:

«Здравствуй, Леночка.

Все собираюсь написать тебе и откладываю, откладываю, потому что каждый день приносит какие-нибудь новости и вое еще повернется на хорошее. Дело в том, что неделю назад заблудился катер, на котором плавает Саша. Тут все -поставлено на ноги, моряки не оставляют друг друга в беде. О беде я пишу просто к слову, никакой беды еще нет и не будет.

Саша, наверное, даже доволен, что так случилось. Все-таки приключение. Саша будет даже гордиться этим, а вот к ним на катер поступил один парень, татарин, ему, я думаю, очень тяжело. Он всего неделю с ними, а когда ехал в «Подгорный» на пароходе, его укачало, он мне сам признался. (Не помню, писала ли я тебе, что меня совсем не укачало, хотя наш пароход попал в тайфун в Японском море?) У этого парня красивое имя - Равиль, он широколицый, как я, только красивый: смуглый, румяный. Я, -когда выписывала ему профбилет, говорила с ним насчет комсомола, но он считает себя старым и думает сразу вступать в партию, когда будет достойным этого. Ему двадцать четыре года. Я тебе пишу о нем потому, что здесь кое-кто считает его ограниченным, а я вижу, что он серьезный и хороший человек, только молчаливый.

Я довольна работой. Мы с радистом Аполлинарием дежурим по очереди, принимаем радиограммы с кораблей и с Большой земли и раньше всех знаем новости. Очень жалко, что ты не со мной, Леночка, тебе бы здесь понравилось, так как ты не боишься трудностей и работы. Подрастет Лиза, ты непременно должна приехать сюда,- Саша все равно будет дальневосточным капитаном. Да, чуть не забыла. Он забегал ко мне первого декабря, показывал карточку Лизочки и сказал, что Рапохина обещал отпустить его на месяц во Владивосток, он хочет поговорить с матерью. Ты везучая, Лен›ка, хоть я тебе не завидую, потому что, наверное, полюбить Сашу я не могла бы, но хотела бы иметь такого брата.

Я еще не решила, останусь ли здесь совсем, но если бы была не одна, осталась бы, даже не раздумывая. Вот и моя тебе исповедь, но я, конечно, останусь одна, потому что все только бегают ко мне советоваться, а я старею и, наверное, становлюсь очень неинтересной…»

Затем часть письма, написанная карандашом:

«Не отослала письмо потому, что хочу сразу обрадовать тебя и послать его вместе с письмом Саши. Уже прошло много времени, и их должны найти со дня на день. Вообще я еще не встречала ни одного человека («здешнего!»- приписала Катя над строкой), который сомневался бы в том, что их спасут!

Я за эти недели лучше узнала Рапохина (наш директор) и считаю, что у него заслуженный авторитет. Помнишь у нас в главке инженера Якименко с пороховыми пятнами на лбу и на щеке? У Рапохина все лицо такое, и вдобавок он еще худой, резкий, сначала даже робеешь немного. Он делает все для спасения катера, даже сам ходил на траулере в океан.

У него год назад погибла на острове семья, поэтому он грустный, наверное, все время думает о них. На девушек не смотрит, хотя умный и понимает нас. Он как-то сказал: «Эх, девахи, девахи, носит вас по свету!», а я ответила, что нам нельзя иначе, что это закон жизни. В общем, ответила вполне научно-.. Это по моей специальности.

На днях он заболел и я ухаживала за ним: печку топила, подмела в квартире. И разговор у нас -был большой. Рапохин сказал, что как только найдут катер, он попросит в главке сократить для Саши плавценз, чтобы Саша сразу мог поступить на учебно-курсовой комбинат во Владивостоке с сохранением зарплаты.

Теперь хоть и зима, но штормы бывают не так часто, как в прошлые годы. Радист Аполлинарий знает это точно, он алеут и всю жизнь прожил на Тихом океане. Так что мы не теряем надежды. И ты не теряй.

Новый год будем встречать вместе с командой катера. Верю в это!»

Затем кривые строчки на листке из блокнота:

«Бедная моя Леночка! Что я тебе могу написать хорошего? Много у меня слов к тебе, а радости они не принесут. Но ты должна взять себя в руки, у тебя есть Лизочка. Хотела поздравить тебя с Новым годом, но вчера нас жизнь так поздравила, что я тебе не могу написать ничего хорошего. Сообщили нам решение комиссии по поискам катера - поиски прекратить, катер считать не погибшим, а пропавшим без вести.

Ой, Ленка, верила я до сих пор в то, что они живы, а теперь и сама не верю. Ведь их уже нет целый месяц. Продуктов у них мало, горючего тоже, а рация вот стоит передо мной разобранная. Ее сняли с катера на зимний ремонт. Смотрю на нее и плачу. Если бы ты слыхала, как хорошо говорят о Саше, как хвалят его люди! Даже если ты его потеряла, важно знать, что тебя любил такой чистый и достойный человек.

Бедные мы, бедные, Леночка! Вот и я -полюбила человека, уже твердо знаю, что полюбила, и он живет рядом и не видит моей любви, а я никогда не скажу ему о ней. Умру, а не скажу, хоть его и считают некрасивым и он старше меня.

Я еще подожду, Леночка, соберусь с мыслями и напишу тебе, а шока посылаю немного денег и почтовый адрес Саши, вернее его матери,- может быть, ты теперь захочешь написать ей. За деньги не сердись, если хочешь, считай, что я одолжила их тебе, но только не упрекай и не благодари меня, я этого не заслужила.

Крепко обнимаю тебя, Ленок, соберись с силами и переживи это. Надо пережить.

Твоя Катя.

2 января 1954 года»