Три месяца на любовь (СИ)

Глава 13

За свои тридцать с небольшим Андрей пережил если не весь, то большую часть спектра известных ему эмоций. По крайней мере, он так думал, оставляя небольшой зазор на важные жизненные вехи, через которые рано или поздно ему предстояло пройти, — радость и гордость отцовства, горечь потери близких, нежность первой брачной ночи… Но это всё было так далеко, что циничный ум практически на любое жизненное событие реагировал как «знаем, плавали». А уж про предательство и отвержение он знал всё, хлебнув в своё время с избытком и взрастив в себе ничем непробиваемую шкуру из сарказма и прагматизма, где главным правилом было не подпускать никого близко.

Друзья были не в счёт, особенно те, кто прошёл с ним едва ли не всё, — Серёга, Пашка… Игоря он тоже когда-то считал близким, даже после того, как Аня предпочла его самому Андрею. Правда, постепенно вся близость сошла на крепкое партнёрство, что, наверное, в их нелепом любовном треугольнике было неизбежно. Исаев это понимал и учился принимать как должное.

Короче, к своим тридцати с хвостиком Исаев искренне верил, что его ничем не пронять, но Свете неожиданно удалось.

— Через неделю меня не будет в стране. Меня пригласили преподавать в школе в Египте. Контракт на два года, — небрежно брошенные слова ещё долго крутились у него в голове, пока Француз отчаянно пытался совладать с эмоциями, бившими через край. В ушах шумела кровь, а пальцы судорожно вцепились в Светку. Где-то на кромке сознания маячило желание сделать ей больно, но остатков самообладания всё же хватило на то, чтобы не наделать глупостей и сохранить лицо.

Так они и просидели до самого окончания вечера, с молчаливыми и неестественными улыбками на напряжённых лицах. Остальные гости, почувствовав, что произошло что-то из ряда вон выходящее, начали один за другим убывать во свояси. Одна лишь Аня попыталась как-то прояснить ситуацию, поинтересовавшись, а что именно сейчас происходит. Но на помощь пришла Лера, зыркнувшая на его подругу детства так, что становилось ясно — ещё одно Анькино слово, и Крутикова попросту вцепится ей в волосы.

Анечка, не привыкшая к такому непочтенному обращению, прижалась теснее к мужу, что-то защебетав тому на ухо. Андрей даже приготовился к привычному уколу ревности, которая неизбежно жалила его в подобных ситуациях уже добрый десяток лет, но вдруг обнаружил, что в его развороченной груди не осталось ровным счётом ничего, кроме злости и обиды на Свету.

— Довезём Светика, — в который раз за вечер решила разрулить ситуацию всё та же Лера, ещё пару часов назад устроившая ему выволочку за то, что он, видите ли, обижает её подругу. Зря она не упомянула ещё и о том, какой сюрприз готовила её разлюбезная подруга.

— Лер, — упреждающе вздохнул за спиной у своей зазнобы Серёжка, но как-то без нажима, словно не до конца уверенный в том, что стоит дать возможность им со Светой разобраться самим.

Да и Крутикова, которая сегодня явно была на пике своей экспрессивности, одарила Литвинова очередным взглядом из своего арсенала, после которого тот решил заткнуться подобру-поздорову.

«Подкаблучник!» — раздражённо хмыкнул про себя Исаев, после чего категорично отрезал:

— Мы сами доедем.

Но плевать Лера хотела на его мнение, даже не повернув головы в его направлении.

— Светка, поехали…

Если честно, он бы даже не удивился, если бы Иванова просто упорхнула от него в этот вечер, так ничего не объяснив. Но Света поступила по-своему, качнув головой:

— Не переживай, всё хорошо.

Что тут было хорошо, он не понимал, но Крутикова, чуть помедлив, неожиданно согласилась:

— Дома будешь, напиши мне.

И, чмокнув приятельницу в щёку, удалилась в темноту, которая уже бесцеремонно окутала яхт-клуб. Литвинов лишь сочувствующе пожал плечами и, украдкой показав кулак, мол, держись, проследовал в том же направлении.

Итак, они остались вдвоём. Андрей ещё пытался подобрать слова, чтобы в один миг не схерачить всё то, что успело нарасти между ними этим летом.

Но Свете явно было недосуг оставаться на месте, и стоило последним гостям скрыться из поля их зрения, как Иванова отлетела от него на добрый пяток метров, потирая затёкшее запястье.

Какое-то время помолчали, обмениваясь красноречивыми обвиняющими взглядами. А потом женская натура таки взяла своё, и Света принялась активно сгребать мусор со столов, наводя порядок. Раньше эта её привычка убираться в минуты отмалчивания даже умиляла его, теперь же… бесила.

— И когда ты собиралась мне рассказать?! — не утерпел Андрей, хриплым голосом бросив ей то ли вопрос, то ли обвинение.

Света замерла на какое-то мгновение, после чего с ещё большим рвением принялась запихивать коробки из-под пирогов в огромный чёрный пакет.

— А надо было? — отозвалась она с деланым безразличием, но получилось плохо. Невозможность усидеть на месте и отведённый от него взгляд выдавали её с головой. — Ты же сам поставил конкретную дату. А дальше… всё под стать договору. Ты — на сплав, а я… Впрочем, тебя это уже не касалось бы, куда именно.

— Только не говори, что ты приняла всерьёз этот дурацкий договор.

В его голосе было что-то такое, что заставило её остановиться и вскинуть голову на Исаева.

— А как я должна была к нему отнестись?

Поразительно, но её слова разозлили его ещё сильнее, хотя, казалось бы, куда уж больше. Неужели только он чувствовал этим летом то, что чувствовал?

***

Исаев изволил гневаться. Читалось это вполне отчётливо: скрещенные руки, вздёрнутый подбородок, сведённые к переносице брови, которые больше не казались такими уж идеальными.

— Только не говори, что ты приняла всерьёз этот дурацкий договор.

— А как я должна была к нему отнестись?

Наступило тяжелое молчание, напряженность которого почти искрилось по коже.

— Как я должна была отнестись к тому, что ты чётко обозначил сроки нашего общения? — повторила с нажимом, начиная закипать.

— Не было никакого срока! — продолжал он гнуть своё, думаю, лишь упрямства ради. — Никто не говорил, что после сплава всё должно закончиться.

Дурак.

Впрочем, это далеко не самая страшная наша проблема.

— Ладно, что тут спорить, вышло как вышло…

Настаивать и доказывать что-то не было никакого желания. Я вдруг поняла, как дико от всего этого устала. Мне хотелось поскорее домой, забраться к себе в норку и начать зализывать раны.

— То есть ты действительно собралась в Египет? — очень спокойно спросил он, но я откуда-то знала, что внутри у него клубятся едва сдерживаемые эмоции и вряд ли мне понравится, если они вырвутся наружу.

— Ты сам всё слышал.

— На два года?

— Андрей… — швырнув на пол дурацкий пакет с мусором, я всё-таки спросила: — Чего ты от меня хочешь?

— Ясности. Я хочу ясности и чтобы с моими чувствами тоже считались! — выпалил он импульсивно, похоже, выдержка и ему изменила. Ещё бы, алкоголь никогда не способствовал самообладанию.

Я расхохоталась, слегка истерично, что меня точно не красило.

— Ясности? Серьёзно? Тогда, уж будь добр, начни с себя!

Он удивленно уставился на меня, явно силясь сообразить, о чём это я толкую.

Хуже всего, что он правда не понимал. Не пытался усидеть на двух стульях по собственной эгоцентричной прихоти, нет, он реально не осознавал, насколько плохо обстоят его дела с Анечкой.

— Не понял, — тряхнул головой Француз. — Ты на что-то намекаешь?

— Нет, я говорю вполне прямо. О тебе и Ане.

— А-а-а-а, — простонал Андрей, закатив глаза, — только не начинай ещё и ты. Я же тебе говорил, что между нами ничего не было…

— Это-то меня и пугает. Лучше бы было — объясняло бы причину такого слепого обожания.

— Какого обожания?! — фыркнул он. — Мы с ней просто… давние друзья.

«С такими друзьями и враги не нужны» — промелькнуло в моей голове, но вслух ничего произнести я не успела, потому что Андрей ударил на опережение:

— Ты к Аньке, что ли, ревнуешь?

И голос его прозвучал так, словно он только что совершил открытие и сам удивился его очевидности, из-за чего я даже задумалась — ревную ли? Ответ обнаружился сразу: какой смысл ревновать к той, которая уже давно победила, лет этак десять назад?

— Ты любишь её.

— Нет, — он выпалил это слишком быстро, молниеносно.

Одарила его выразительным взглядом «ну-ну, втирай».

Неожиданно подействовало, Андрей начал оправдываться:

— Ты просто не понимаешь. Мы знакомы очень давно. И она… она одна из моих самых близких друзей.

— Ха! — невольно вырвалось у меня. — Что-то я не заметила, чтобы ты так смотрел на Литвинова или Савицкого.

— Света…

— Что Света?! — я продолжала терять самообладание. — Единственный человек, который тебя дурит, это ты сам!

— Ты преувеличиваешь.

— Я? Хорошо. Тогда ответь на парочку вопросов. Почему при всей своей любви к собакам ты до сих пор её себе не завёл?

Его бровь взлетела вверх в немом удивлении: «Чё?»

— Сёрьёзно? Собака? Да потому что я люблю путешествовать, иногда езжу в командировки, а собаку просто так не бросишь, она же… как ребёнок.

— Допустим, — послушно согласилась я. — Тогда второй вопрос. То утро, когда мы впервые вместе ночевали у тебя. Тебе с утра позвонил друг и попросил помочь жене.

— Св…

— Подожди, — самым железным тоном из своего учительского арсенала оборвала его я. — Тогда ты бросил меня и умчался спасать девушку в беде. А теперь вопрос. Тебе позвонил Игорь, а помогать ты уехал Анечке?

Француз не отвечал, играя со мной в гляделки, а потом его веки дрогнули и он отвёл взгляд.

— Что и требовалось доказать, — проскрежетала я, чувствуя, как сердце в груди разлетается на сотни осколков. Почему никто не предупредил, что это всё-таки окажется так больно?

— Ясно, — подытожила и шмыгнула носом, чувствуя, что вот-вот разревусь сейчас. — Тогда на этом предлагаю поставить точку.

И прежде чем позорный поток слёз успел хлынуть из моих глаз, я развернулась к выходу, но Исаев успел меня перехватить, поймав за руку, и дёрнул назад.

— Ты просто не понимаешь…

— Чего не понимаю?! — кричала я, уже даже не пытаясь сдержаться. — Что ты, как последний дурак, кучу лет волочишься за своей Анечкой, которой ты на хрен не нужен?!

Я не хотела делать ему больно, но накатившая истерика погребла под собой всё, не оставив ни милосердия, ни сострадания, ни разума. Я ударила его в самое больное место. Лицо его окаменело, пальцы разжали мою руку.

Мы с минуту стояли друг напротив друга, тяжело дыша и обмениваясь гневными взглядами. А потом он сделал контрольный выстрел, уничтожая всё то, что было между нами хорошего.

— Можно подумать, ты делаешь иначе, изображая из себя сильную и независимую, — бесцветным голосом припечатал меня Исаев. — Делая вид, что тебе — ничего не надо. А на деле сублимируя своё желание любви через свои книги. Любила ли ты хоть раз по-настоящему? И любил ли тебя хоть кто-нибудь…

Звук удара моей ладони по его щеке разрезал ночную тишину.

— Лучше быть одной, чем довольствоваться вот таким суррогатом.

***

Я была настолько зла, что даже плакать не могла. Слёзы — это что-то про потерю, но как можно потерять то, что никогда не было твоим? Скорее уж рвать и метать, что подпустила к себе так близко, куда-то под кожу и в самое сердце.

Ну ладно, про слёзы я явно храбрилась, прекрасно зная, рано или поздно они меня нагонят, но пока я неслась вдоль тёмной дороги частного сектора и ненавидела весь белый свет. Лишь раз в третий споткнувшись в полумраке об очередную кочку и при этом едва не свернув себе шею, я немного пришла в себя и решила: хватит геройствовать, пора домой. В конце концов, меня там ждал щенячий ребёнок, за которого я всё ещё была в ответе.

Дальнейшая дорога к дому прошла без приключений, хотя я со своим умением находить приключения на свою пятую точку совсем не удивилась бы, попадись мне в качестве таксиста какой-нибудь маньяк, решивший вывезти меня в ближайшую лесополосу. Но то ли все маньяки этой ночью спали, то ли я просто за это лето исчерпала весь запас невезучести, поездка прошла молча под тихое щебетание радиостанции и закончилась сухим «всего доброго».

Дома меня встретил заспанный Лёнька, у которого из подмышки торчал бодро вырывающийся Маркиз.

— А мы тебя уже и не ждали, — зевнув, обрадовал меня зять.

— Угу, — буркнула я, прикидывая в голове, какова вероятность того, что мне удастся избежать семейного совета.

Благо судьба, видимо всё-таки решив, что с меня на сегодня хватит, перешла на мою сторону.

— Все по домам разошлись, — словно прочитав мои мысли, пояснил Лёня и отпустил собакена на пол. Тот тут же, отчаянно завиляв хвостом, бросился ко мне и начал абсолютно по кошачьи проситься на руки. Кажется, мы его испортили. — А я решил тебя дождаться.

— Спасибо, — шмыгнув носом, прошептала я, уже предчувствуя, что «пореветь» всё же решило меня нагнать. При этом ёрзающий у меня на руках Маркиз пытался лизнуть меня в нос, и я тешила себя надеждой, что со стороны выгляжу так, будто морщусь от всеобъемлющей собачьей любви, но Ленкин муж не обманулся.

— Всё плохо?

Как обычно, сделать вид, что всё в порядке, мне не удалось, и вместо ответа наружу вырвался судорожный вздох.

— Понятно, — отозвался Суриков. Наверное, Лёнька тоже испытывал неловкость, хотя он вполне неплохо умел совладать с женскими истериками; при наличии двух дочерей, входящих в стадию пубертата, умение далеко не лишнее. Зять немного помялся, явно подбирая слова, после чего выдал глубоко философское: — Свет, мы, мужики иногда такие тормоза… что самим страшно.

***

Остаток вечера ушёл на слабые попытки отбиться от Крутиковой, которая попеременно порывалась то приехать ко мне, то убить Исаева. Но я упорно держала оборону, настаивая на своём: мне необходимо побыть одной. В конце концов подруга сдалась, пообещав, что в таком случае она займётся убиением Француза, чем вызвала у меня слабую улыбку. В этой ситуации отчего-то стало жалко Серёгу, который невольно оказался меж двух огней.

— Кому ещё посочувствуешь? — бесновался в голове голос разума. — Когда уже о себе думать начнёшь?!

О себе думать не хотелось. Да и Маркиз, крутившийся под ногами, облегчать моё положение не хотел. В какой-то момент я едва не пнула пса, разозлившись на его навязчивость. Но стоило лишь взглянуть в его огромные глаза, полные обожания, я… разревелась.

Полночи я просидела на полу, прижав к себе мягкую тёплую тушку, роняя в его шерсть горькие слёзы и периодически моля щенка о прощении.

— Ну не могу я тебя себе оставить, — причитала сквозь рыдания, — я в другую страну уезжаю! И с собой взять тебя не могу, я там сама на птичьих правах…

Моих признаний собак не понимал и продолжал облизывать мои пальцы, воспринимая происходящее как игру. У меня же сердце буквально разрывалось на части при мысли о том, что придётся вернуть зенненхунда обратно.

Идея изначально была провальной, на что я надеялась? Что покорю Исаева исполнением его детской мечты?

А теперь что? Теперь я ещё и травмирую нежную собачью душу.

— Какая же я дура, — протяжно выла я уже ближе к утру.

***

По договорённости с Гришей уже через несколько дней я должна была вылетать в Египет из соседнего крупного города. По счастливой (или не очень) случайности, Маркизова заводчица жила именно там. Убедить её забрать себе щенка обратно оказалось на удивление несложно, особенно после того как я заверила её, что на возврат уплаченного не претендую.

Поэтому оставшиеся до отъезда два дня я провела в сборах и бесконечных прощаниях с родственниками, которые усиленно делали вид, что никакого Исаева в моей жизни не было. Тот, видимо, будучи абсолютно солидарным с ними, за последние сорок восемь часов так ни разу и не проявил себя. И поскольку Лерка так и не призналась в убийстве Француза, мне оставалось только полагать, что ему было всё равно.

В последний вечер в городе на асфальте под моими окнами появилась огромная надпись: «Светлана Анатольевна, мы вас любим». Первые мысли, конечно же, были об Андрее. На какую-то долю секунды в моей голове выстроилась странная цепочка: Исаев таки решил повторить подвиг Савицкого, который тоже однажды писал признания для Ксюхи на дороге, но маленькая приписка «ваш 6 класс» места для заблуждений не оставляла.

На поезд меня провожали всем табором. Лерка ревела, мама тоже, Ленка предлагала забрать собаку себе, если я обещаю никуда не уезжать, близняшки с Родькой злились, папа хмуро отмалчивался, лишь перед самой посадкой сжав меня в своих медвежьих объятиях.

***

На вокзал Новосибирска мы с Маркизом десантировались ранним утром, когда на часах ещё не было и семи.

Спешить нам было решительно некуда. Нужная электричка отправлялась не раньше чем через час, а трату денег на такси я сочла нецелесообразной, поскольку транспортировка собаки в поезде и так уже влетела в копеечку. Хотя, признаться, это было всего лишь попыткой оттянуть момент разлуки.

Мы немного побродили по местным окрестностям, дожидаясь открытия какой-нибудь мало-мальски приличной кофейни, где можно было бы позавтракать. Мой огромный чемодан на колёсиках ритмично стучал по асфальту, а Маркиз послушно семенил рядом со мной. Непривыкший к долгим прогулкам, он то и дело растерянно поглядывал на меня, словно не веря своему счастью. Гулять он любил, да только в последние две недели я практически заперла его дома, опасаясь всего на свете.

— Вот такая из меня хреновая хозяйка, — печально улыбнулась я, проталкивая по горлу удушливый ком горечи.

Щенок, конечно же, ничего не понял, радостно ломанувшись за очередным голубем, насколько позволяла длина поводка. Покупать новый короб для его перевозки я не стала. И совсем не из соображений экономии, а просто потому, что больше не могла видеть пёселя в клетке.

Маркиз забавно шлёпнулся на свой лохматый зад, после чего обернулся с грустным взглядом, словно жалуясь на мировую несправедливость. Хотелось сгрести его в охапку и разрыдаться, как той ночью, но я не позволила себе расклеиться.

***

Выпив горячий кофе и разделив один утренний сэндвич с красной рыбкой на двоих, мы с собакеном продолжили гуляния по округе, пока до меня не дошло, что ещё чуть-чуть — и опоздаем на нужную нам электричку.

Пригородный вокзал приветствовал нас длинной очередью на входе, звуком работающих металлоискателей и гомоном пыхтевшей недовольством толпы дачников, настырно пытавшихся прорваться через рамку не доставая ничего из карманов. Даже тот факт, что каждого «пищащего» товарища разворачивали обратно, их не смущал.

В итоге к электричке я бежала едва не вприпрыжку, проклиная всё на свете. Огромный чемодан то и дело бил по ногам, Маркиз желал бежать во всех направлениях кроме нужного, а толпа цыганских детей, также спешивших на перрон, то и дело подрезала нас по пути.

Поэтому в вагон мы запрыгнули буквально за минуту до отправления, тяжело дыша и ненавидя всё в этом мире. Вернее, ненавидела я, а Маркиз рассматривал происходящее как одно большое приключение. Ах, если бы он только мог догадаться о моих намерениях.

Состав тронулся в строго обозначенное время. Согласно приложению в телефоне, дорога до нужной станции должна была занять около часа.

Прижавшись к пыльному стеклу виском, попыталась заснуть, успокаивая себя тем, что уже завтра я буду в Египте. Правда, это отчего-то ни фига не успокаивало, а беспокойно ворочавшийся у меня в ногах собак только разжигал чувство тревоги.

— Думай о Красном море и горячих арабах, — строго велел мне внутренний голос. Но Красное море интересовало меня мало, а уж арабы и подавно.

Тем не менее мерный стук колёс и почти бессонная ночь быстро сделали своё дело — меня начало клонить в сон. Электричка потихоньку наполнялась дачниками и прочими путешественниками. Станции сменялись одна за другой, в черте города их было не так много, поэтому я не особо обращала внимание на табло, прекрасно зная, что нужная мне остановка ещё нескоро.

Не знаю, как далеко занесла бы меня судьба, если бы взгляд случайно не зацепился за водную гладь за окном. Пусть я не относилась к категории местных жителей, но в городе ориентировалась и точно знала, что нужный мне район располагался на одном с нами берегу и пересекать реку мы уж никак не должны были.

Мгновенно проснувшись, я резко подскочила, при этом задев ногой Маркиза, который тут же оживлённо начал прыгать меж наших кресел, и схватилась за телефон в поисках навигатора и сверяясь с расписанием электричек. Как назло времени на принятие решения у меня почти не было — электричка начала тормозить, сбрасывая скорость, а за окном замелькала бетонная платформа, предвещая скорую остановку. Недолго думая, я схватила чемодан, собаку и ринулась к выходу. Состав, наконец-то, остановился, распахнув свои двери-гармошки. Здесь меня ожидал очередной неприятный сюрприз: от последней ступеньки до грунта внизу было метра полтора.

Марик затормозил на самом краю у выхода, с ужасом глянув на меня. В его взгляде отчётливо читалось: «Мать, ты с ума сошла». Спорить и уговаривать было некогда. Поэтому, тяжко вздохнув, я первым делом отправила вниз чемодан, а потом, подхватив щенка на руки, сама совершила прыжок в никуда.

Лететь было не так уж и далеко. Щебень под ногами зашуршал, расползаясь в разные стороны, и мы с собакеном едва не полетели под электричку, но в самый последний момент я смогла поймать равновесие и отскочить от набирающего ход состава.

После того как последний вагон скрылся за горизонтом, мы остались втроём — я, собака и чемодан — посреди огромной насыпи, по которой проходили рельсы. По краям расположились две бетонные плиты, изображающие из себя пригородные станции, а внизу, за пологими спусками, раскинулись деревья и виднеющиеся вдали дачные домики. И всё бы ничего, если бы не простирающаяся вокруг водная гладь и вид на мост, которые как бы намекали на то, что мы оказались острове.

— Охереть.

***

Осознание того, что я ошиблась электричкой, происходило как-то тяжко, через тонкую пелену паники и растерянности. Казалось бы, решение на поверхности — перейди через рельсы к противоположной платформе и дождись обратной электрички, но отчего-то принять его было непросто. В голове вертелся целый рой сомнений, на тему: «А вдруг я опять сделаю что-нибудь не так?». Загрузив карту в телефоне, я ещё немного пометалась по путям меж двух бетонных плит, служащих подобиями перрона. Маркиз послушно следовал за мной, хотя было видно, что всё происходящее ему категорически не нравилось — щебень неприятно колол лапы, а непривычный поводок явно начинал раздражать. Поэтому раз за разом щенок шмякался на пятую точку и начинал скулить. Пришлось подхватить телёнка на руки.

Навернув ещё парочку кругов по рельсам, едва не приняла решение отправиться обратно в город пешком. Благо что необходимость преодолеть железнодорожный мост показалось мне достаточно веской причиной не дурить.

В итоге мы с Маркизом таки вскарабкались на одну из платформ, где грустная я уселась на огромный чемодан, усадив рядом с собой пёселя.

И такая тоска в этот момент мной овладела. Потерянная непонятно где, я вдруг показалась себе до безумия одинокой. Без семьи, без близких… и пускай буквально накануне меня провожал весь мой цыганский-табор, разве что школьников не хватало. Это не имело никакого значения, потому что именно сейчас я ощущала себя никому ненужной и всеми… отвергнутой. Под всеми, конечно же, я имела в виду Исаева, но для усиления внутренних страданий масштабы трагедии были раздуты до целого мира. Уже привычные за эти дни слёзы катились по моим щекам.

Собак забрался мне на коленки и попытался лизнуть в лицо, видимо, чтобы прекратила рыдать. Я увернулась раз, два, три… На четвёртый раз не выдержала и прыснула от смеха. Маркиз принял это за верный знак успеха своей утешительной миссии и начал карабкаться на меня с удвоенной энергией. И делал он это настолько энергично, что едва не опрокинул нас назад вместе с чемоданом. Подхватив на руки, я прижала его к себе. Щенок абсолютно по кошачьи попытался устроиться на моих коленях. Я тяжко вздохнула и уткнулась в него носом. От его шерсти «неожиданно» пахло псиной, но для меня это был самый прекрасный аромат в мире.

— Да, ты абсолютно прав, — успокоившись, озвучила я свои мысли вслух, — как я могу быть одинокой, если у меня есть ты? Да и вообще… не отрекаются, любя.

Маркиз чихнул, словно подтверждая мои слова.

В этот момент я совершенно точно поняла, что не смогу отдать его обратно. Потому что, несмотря на первоначальный план, собака вдруг оказалась моей… от и до.

А если мне больше не нужно ехать отдавать собаку, то и с самолётом в Египет я… пролетела.

— Значит, не фиг тут сидеть и ждать электричку, — не совсем логично заключила я, вставая на ноги и поднимая чемодан.

Раза с десятого мне с грехом пополам удалось победить навигатор, который каким-то чудом построил мне маршрут до ближайшей автобусной остановки. Но для этого нужно было спуститься с насыпи. Практически вертикальная лестница, ведущая вниз, полностью состояла из ветхого дерева. В итоге наш караван я-собака-чемодан опять занялся экстримом. Упасть мы не упали, но изматерилась я от души, позволив на пару минут филологу во мне отдать дань обсценной лексике.

Внизу за деревьями нашлась широкая, но пыльная дорога, по которой мы и отправились в путь, ведомые всезнающим гуглом. Настроение странным образом улучшалось, а всё случившиеся больше веселило, чем печалило. Словно решение оставить себе Маркиза как по-волшебству что-то починило во мне, настолько, что я даже позвонила Лерке, собравшись бесстыдно поделиться своими приключениями.

— Ты где?! — завопила в трубку подруга, стоило мне набрать её. Телефон с видеозвонком я держала перед собой, поэтому Крутикова могла в полной мере оценить пейзаж за моей спиной.

— Ты не поверишь… — начала свой рассказ.

Пока Лерка с круглыми от шока глазами слушала о моих приключениях, я успела пройти два небольших мостика через мелкие речушки и вышла к какому-то дачному посёлку. Дома за огромными заборами тянулись по обе стороны всё той же пыльной дороги, чередуя между собой покосившиеся бараки и почти новенькие коттеджи. Но страннее всего выглядели огромные современные многоэтажки, в какой-то момент возникшие на горизонте.

Всё это время мы не прекращая болтали с Лерой, гадая, куда на этот выведет меня жизнь, при этом Крутикова фанатично заставляла меня сверяться с навигатором, уверенная в том, что с меня станется потеряться опять.

Венцом моей прогулки стал мёртвый суслик, обнаруженный Маркизом прямо посреди дороги. Суслика я видела впервые, как и Лера. Поэтому мы немного поразглядывали труп грызуна, что было не так уж легко, ибо Маркиз всё время порывался совершить какое-нибудь непотребство над тельцем несчастного животного.

Минут через пятнадцать дорога вывела меня к цивилизации, как раз к тем самым многоэтажкам оранжевого цвета.

— Ладно, — вздохнула я, поняв, что не осилю ещё несколько километров дороги в компании собаки, чемодана и лишнего веса. — Буду вызывать такси.

— Только потом отзвонись мне, — потребовала Крутикова, — где ты и как ты.

— Угу. Знаешь, я, наверное, пока сниму квартиру в городе и попытаюсь собраться с мыслями.

— Только не затягивай, мы тебя ждём.

— Хорошо.

Нет, всё-таки я не была одинокой.

Найдя здание с крупной вывеской, указывающей название улицы и номер дома, и трижды перепроверив точность адреса во всех картах, что имелись на телефоне, я принялась вызывать такси. Поскольку конечный адрес был пока не ясен, пришлось выбрать ж/д вокзал.

— Начнём этот день заново, — рассудила я.

Моя заявка улетела в космос, и пока все местные таксисты выстраивались в очередь, дабы вывезти меня из этой глуши, мы с собаком принялись наворачивать круги вокруг чемодана. Игра получилась достаточно забавной, поскольку не отличавшийся сообразительностью пёсель впадал в ступор всякий раз, когда я меняла направление и начинала двигаться на него, а не наоборот.

Неладное я заподозрила нескоро, тщетно прождав минут сорок, а машину мне так и не назначили. Да и вообще с приложением творилось что-то странное: карта грузилась фрагментарно, никак не желало определяться моё местонахождение, из-за чего никак не получалось выставить цену поездки. Пришлось перезагрузить смартфон. Стало только хуже. Приложение в принципе отказалось искать адреса.

— Хорошо, — сообщила я вселенной, — попробуем иначе.

Но и иначе тоже не вышло, ибо следующие три приложения такси проделали такой же финт ушами.

— Лера-а-а-а, — почти рыдала я то ли от смеха, то ли от истерики, опять набрав подругу. — Ты не поверишь… Но тут даже такси не работают. Придётся на остановку идти.

Крутикова замерла, глядя на меня во все глаза, пару раз моргнула.

— Ты уверена?

— Ну да, сейчас в новостях прочитала, что сбой по всей стране почти. Представляешь степень моей везучести? Раз именно сегодня и сейчас у них всё полетело.

Крутикова немного покивала головой, после чего строго велала:

— Стой где стоишь и никуда не двигайся.

— Почему это?

— Пока тебе кирпич на голову не упал.

— Какой кирпич?

— Такой! Стой, сказала! Я тебе такси сама попробую заказать.

Глаза я, конечно же, закатила, но так и осталась стоять на месте.

Через минуту от Леры пришло сообщение с маркой и номером машины.

«И как ты это сделала?» — напечатала ей.

«Ловкость рук и никакого волшебства».

«Ну а всё же?»

Мои приложения всё так же лагали.

«Потом расскажу. Ты там, главное, таксиста не прибей».

«Не поняла».

«Поймёшь. Люблю. Целую. Пока».

Дальше на мои сообщения она уже не отвечала.

— Мир сошёл с ума, — сообщила я собаке. На что Маркиз радостно тявкнул и улёгся в самую пыль на брюхо, должно быть рассудив, что на сегодня мы с ним испробовали ещё не всё.

Машина пришла через четверть часа. К этому моменту представитель гордого племени зенненхундов решил немного посходить с ума и начал выписывать кульбиты в грязи.

— Маркиз, прекрати, нас в машину не пустят, — ругалась я с ним.

В этот момент водитель у меня за спиной успел закинуть мой чемодан в багажник. И сделал это настолько споро, что я только и успела заметить его тёмный затылок, уже скрывающийся в салоне авто.

В итоге в машину я садилась с извинениями:

— Простите нас, он немного пыльный, но обещаю, мы ничего не замараем, просто день такой…

Щенок вырывался, вытирая уличную пыль о мою футболку, а для полноты картины я ещё и пару раз головой стукнулась о разные части салона.

— Да что это такое, — боролась я с животиной, которая отчего-то отчаянно начала тянуться вперёд к водителю. — Фу, плохая собака, плохая, кому сказала…

— Не надо наговаривать на ребёнка, — прошиб меня знакомый голос, между спинок водительского и пассажирского кресел к собачьему носу потянулась рука с красивыми и сильными пальцами. — Уверен, что это самая замечательная собака в мире. Моя собака.

Ох… офигев, я разжала кисти, и Маркиз сбежал от меня прямо в объятия водителя.

Вскинула взгляд к зеркалу заднего вида, встретившись там с до боли родными карими глазами.

Андрей смотрел на меня каким-то совершенно незнакомым взглядом: серьёзным, глубоким и виноватым.

В голове крутился миллион вопросов, но не один из них я так и не смогла озвучить.

Зато Француз неожиданно заговорил:

— Знаешь, я тут подумал, что это будет неправильно, если ты уедешь, а я так тебе и не скажу… Свет, я не хочу без тебя.

— Почему?

— Потому что люблю.