Три солнца. Сага о Елисеевых. Книга I. Отец

Глава VI

I

Григорий Григорьевич никогда не останавливался на достигнутом. Едва открыв шикарный магазин в Москве, он тут же задумал о таком же магазине в Питере.

Гриша купил здание на Невском и снова перестройку поручил своему любимому архитектору Барановскому.

Делами московского магазина занимался управляющий, Сергей Кириллович, которому Елисеев доверял как себе. Сам хозяин периодически приезжал в Москву на один-два дня для решения вопросов, которые были только в его компетенции. Однажды Сергей Кириллович вызвал Григория Григорьевича после визита некоего чиновника, который желал говорить исключительно с Елисеевым по делу необычайной срочности и важности. Заинтригованный Гриша приехал через три дня.

Чиновник явился, как было уговорено в три часа дня по полудню.

– Так что же это за важный вопрос, из-за которого мне пришлось оставить дела в Петербурге и явиться сюда? – Григорий Григорьевич сразу поставил скромного молодого человека в неловкое положение и сразу же заставил оправдываться.

– Я должен запечатать ваш магазин. Я мог бы сделать это до вашего прибытия, но я хотел вас дождаться. Я хотел с вами переговорить перед тем, как напишу протокол.

– Какой протокол? О чем вы?

– Незаконная торговля вином. В департамент акцизов получена жалоба.

– Ну, это, право, смешно! Торговля вином в моем магазине разрешена городскими властями. Полагаю, вам должно быть это известно.

– Безусловно. В этом и конфуз. Разрешение дали, но упустили из виду, что вход в винный магазин не разрешается ближе сорока двух сажен от входа в храм. А где у вас эти сорок две сажени?

– Странная история… Отчего же раньше никто не сообщил?

– Не могу знать. Меня недавно назначили. Возможно, если б не жалоба, так никто бы и не обратил на это внимания… – молодой человек подошел к столу, сел на стул рядом и достал бумагу из портфеля, – мне крайне неловко, но я должен написать протокол и запечатать магазин, иначе меня разжалуют.

– Вы же зачем-то ждали меня из Петербурга…

– Только из уважения к вам и вашим заслугам… Я бы не посмел запечатать магазин без вашего уведомления.

– Хорошо. Дайте мне еще один день! Допустим, я приехал бы завтра. Я все исправлю. Будет вам сорок две сажени!

– Но как же?

– Да уж поверьте, будет! Вы же не хотите лишить москвичей лучшего магазина в городе? Думаете, губернатор, великий князь Сергей Александрович или князь Голицын были бы довольны?

– Думаю, не были бы…

– Вот видите! Я наблюдаю в вас задатки государственной мысли, способность думать не только о себе и своем департаменте, но шире… А пока пойдемте выберем вам бутылочку хорошего вина… За беспокойство.

– Прошу прощения, Григорий Григорьевич, это лишнее! Если требование не будет выполнено завтра, я буду вынужден магазин запечатать. Не обессудьте.

– Хорошо! Воля ваша! У меня только один последний вопрос – кто автор жалобы?

– Боюсь, я не уполномочен…

– Граф Закретский?

По тому, как чиновник прятал глаза, Гриша понял, что это проделки графа.

– Мне все ясно! Ах, Всеволод Андреевич, никак ему не живется спокойно!

Всю ночь в магазине кипела работа. Винный отдел отгородили от остального помещения и сделали туда отдельный вход со стороны Козицкого переулка. Вопрос был решен меньше чем за сутки.

Чиновник, явившийся на следующий день с очередным визитом, нарушения более не обнаружил.

II

В апреле умерла мать Марии Андреевны. Хоть старушка жила в доме старшего сына, партнера Гриши по «Новой Баварии», и виделись они с Машей не так часто, все равно между ней и дочерью до последнего дня существовала тесная, неразрывная связь. Маша погрузилась в траур. Единственное, что немного успокаивало ее, это то, что Мария Исидоровна успела увидеть и понянчить Мариэтту.

Поскольку, несмотря на попытки занятий физкультурой, Маша так пока и не пришла в форму, она должна была заказать себе новые траурные платья. В старые она попросту не помещалась. Пришлось идти к модистке, которую однажды посоветовала Мария Степановна и с тех пор ее услугами пользовались практически все Елисеевы.

Поднимаясь по ступеням, Маша столкнулась с выходящими из салона Митей и Глашей. Мария Андреевна была в курсе всей истории, но думала, что молодой человек оставил идею жениться на этой девушке, хоть и съехал от тетки.

– Доброго здравия, Мария Андреевна! – смущенно поздоровался молодой человек.

– Доброго дня, Митя! – Маша даже немного отвлеклась от своего горя. – Ты нас не представишь?

Глаша пристально смотрела на Митю. Было понятно, что многое зависит от того, что именно о ней скажет кавалер.

– Разумеется, разрешите представить – это моя невеста, Глафира Коробейникова! Глафира, это Мария Андреевна Елисеева, супруга Григория Григорьевича. Ты видела их в школе рукоделия.

– Рада встрече! – Маша дружелюбно улыбнулась. Женщина не могла не отметить необыкновенную привлекательность Митиной избранницы.

Девушка светилась от счастья. Это была первая встреча с членом семьи Елисеевых, и все оказалось не так страшно. Более всего девушку радовало, что Митя не увиливал, а назвал ее невестой. Значит, нет никакого подвоха и его обещаниям о женитьбе можно было верить на самом деле.

Мария Андреевна распрощалась и поспешила к модистке. Там, помимо заказа своих платьев, она осторожно поинтересовалась, что та шьет Глафире. Оказалось, свадебное платье. Портниха вынесла показать почти готовый венчальный наряд необыкновенной красоты. Похоже, событие было запланировано в ближайшее время.

Весь остаток дня Маша мучилась дилеммой – рассказать Грише о встрече или нет. Она понимала, что муж разозлится, если она скроет сей факт. А с другой стороны, если расскажет, то семья попытается эту свадьбу не допустить.

Все-таки за ужином, когда дети отправились в свои комнаты, Мария Андреевна открылась мужу.

– Так и сказал – невеста? – Гриша был раздосадован. – Я надеялся, он одумается.

– Они такие счастливые… Быть может, пусть венчаются? Господь с ними!

– А как же долг? Как же семья? – возмутился Гриша.

– Ты прав… Но у меня сердце разрывается… они такая красивая пара!

– Да, Глафира – совершенство! – взгляд у Гриши вдруг стал задумчивый. – Я иной раз смотрю на нее и думаю, разве может быть человеческое существо настолько безупречным? Должен же быть хоть какой-то изъян… но не нахожу… Я где-то понимаю Митю… и все же долг перед семьей важнее.

Маша почувствовала жесточайший укол в сердце. Как мог ее собственный муж так восхищаться какой-то девицей? Никогда он не говорил таких слов жене. Она едва сдерживала слезы. Мария Андреевна сослалась на головную боль и поспешила в спальню. Там в помпезном будуаре, в шелках и кружевах, она дала волю плачу своей ревности.

Гриша заметил печальный блеск в Машиных глазах, но списал это на недавнюю утрату. Он сам когда-то тяжело пережил уход родителей. Что же до Глафиры, Гриша любовался ею исключительно как эстет. Как любитель искусства, который наслаждается лицезрением шедевра, но не мечтает обладать им.

III

Митя был экстренно вызван на семейный совет, который вновь собрался у Петра Степановича.

– Что же, Митя, ты знаешь, принадлежность к фамилии такого уровня, как Елисеевы, налагает определенные обязательства – мы всегда обсуждаем предстоящие браки и, Боже упаси, разводы. Наши отцы много трудились, чтобы обеспечить семье доброе имя, уважаемое во всей стране. Наша задача – сохранить и преумножить их достижения, – без особых прелюдий начал хозяин дома.

Гриша обратил внимание, что Петя заметно сдал в последнее время. Он был, как всегда, одет с иголочки, но пергаментный цвет лица выдавал реальное состояние здоровья.

– Изволь поделиться с нами, с кем ты собираешься связать себя священными узами брака, – обратилась к Мите Мария Степановна.

– Если вы настаиваете… мне казалось, все уже осведомлены… – Митя понимал, что без сражения не обойдется. – Моя избранница – Глафира Коробейникова, сирота, выпускница школы рукоделия. Чтобы не тратить ценное время всех уважаемых собравшихся, хочу сразу заявить, что я от своего решения не отступлюсь!

– Ах ты, паршивец! Ты что о себе возомнил! – вскипела Мария Степановна.

– Маша, прошу тебя! – поморщившись, попытался остановить сестру Петр. Ее присутствие превращало любое деловое общение в балаган. – Твою точку зрения мы уже поняли. Хотелось бы послушать и других членов семьи. Саша, ты что думаешь?

– Я хорошо знаю эту девочку. Она, вне всякого сомнения, достойна счастья. Однако я бы покривил душой, если б отказался признать, что данный союз стал бы очевидным мезальянсом, чего наша семья старается избегать. Слишком много примеров печальных концов неравных браков, а любой развод – это удар по нашей репутации. Митя, прости, но я не могу тебя в этом поддержать.

– Ну, уж если даже Саша против… – не сдержалась Мария Степановна.

– Две ваши сестры, дядя Саша, вышли замуж на купцов и развелись… – парировал Митя.

– Верно. И всякий раз это скандал. Больше нам таких историй не нужно, – отрезал Александр Григорьевич.

– Я так понимаю, Митя решения своего не переменит и наши мнения ему неинтересны, – вступил Григорий Григорьевич. – Давайте обсудим дальнейшие взаимоотношения в семье. Я, Митя, буду сокращать свое участие в автомобильном производстве. Мне нужно сосредоточиться на торговле, да и сам Фрезе постоянно лезет в коммерческие вопросы, в которых не разбирается, поэтому ограничусь там лишь получением дивидендов. Исходя из этого, твоя помощь у Фрезе мне больше будет не нужна. По другим направлениям мне тебе тоже предложить нечего…

– Боюсь, в банк и в страховое общество мы тебя также пригласить не можем… – добил молодого человека Петр Степанович.

– Мы выделим тебе твою долю капитала. Все, что положено. Раз ты уже в состоянии самостоятельно принимать судьбоносные решения, то сам справишься и с управлением своим имуществом. Бедность тебе не грозит! – сообщил Гриша решение семейного совета.

– Прошу, – Петр Степанович протянул Мите список. Оказалось, семья была готова к такому исходу. – Ознакомься сейчас, и если тебя что-то не устраивает, давай обсудим.

Митя кинул быстрый взгляд на перечень всего, что ему причиталось, на огромную сумму. Там были и ценные бумаги, и дом, и коммерческая недвижимость… Он и не мечтал о таком счастье!

– Митя, ты теперь сам по себе, – заключил Петр Степанович, – и когда начнешь вести дела, старайся избегать упоминаний семьи.

– Не волнуйтесь! Даю вам свое слово, – заверил молодой человек.

Такое решение, похоже, удовлетворило всех.

Митя в радостном возбуждении примчался домой к Глаше. Он схватил невесту в охапку и закружил. Девушка подумала, что одобрение на брак получено. Когда Глафира узнала о решении семьи, она расстроилась.

– Я боюсь, ты всю жизнь будешь меня в этом винить и, в конце концов, возненавидишь.

– Ты с ума сошла! Я абсолютно счастлив! И, наконец, полностью свободен! – Митя крепко обнял Глашу и поцеловал в губы. – Я сражался за нашу свадьбу как лев! Неужели я не заслужил награду?

Глафира не могла больше отказывать такому герою, который ради нее отказался от семьи, и разрешила ему остаться у себя на ночь. Тем более что свадьба была назначена уже через две недели.

IV

На венчание Мити и Глаши никто из Елисеевых не пришел, хоть молодые и разослали приглашения. Зато была масса дружков-бонвиванов в сопровождении красоток, которые слетелись на даровые угощения.

Невеста была неотразима в белоснежном платье, лиф которого был богато украшен алмазами. Они искрились при попадании на них света в такт роскошной бриллиантовой диадеме, венчающей голову Глаши. Это создавало сказочный ореол свечения вокруг обворожительной новобрачной. Никто из приглашенных не знал, что расшивала платье драгоценными камнями сама Глафира. Не зря закончила школу рукоделия.

В отсутствии взрослых родственников к алтарю Глафиру вел новый деловой партнер жениха, граф Закретский. Это была мелкая Митина месть за елисеевский бойкот его женитьбы.

Граф не мог не воспользоваться ситуацией и в очередной раз не щелкнуть Гришу по носу. К тому же у Мити водились деньги, и Закретский рассматривал его как один из источников своего финансирования. Он до судорог завидовал этому мальчишке – тот был прекрасен, как римский бог, получил огромный капитал без каких-либо усилий и женится на самой красивой девушке Петербурга и окрестностей. Закретский посмотрел на свое отражение в зеркале. Да, он был старше, чем этот сопливый юнец, но, кажется, с возрастом он стал еще породистее и привлекательнее. Девицы вешались на него гроздьями даже при абсолютно пустых карманах. «Непременно нужно соблазнить эту кошку», – подумал граф про Глафиру, поднял бокал и произнес тост за счастье молодых.

Закретский будто забыл, что сам несколько месяцев назад женился на обеспеченной вдовушке, которая закрывала глаза на его похождения, оплачивала его кутежи и карточные проигрыши. Он появлялся у нее в спальне раз в неделю и зарабатывал себе прощение, а заодно и разрешение на будущие загулы. Кроткая, верная женушка так боялась потерять свое породистое счастье, что была готова на все, лишь бы он дышал ей в лицо дорогим перегаром, пусть даже раз в неделю.

Митя не мог оторвать глаз от своей прекрасной невесты, впрочем, как и остальные мужчины на свадьбе. Глафира, как всегда, держалась горделиво, не обращая внимания на плотоядные взгляды модных столичных повес. Молодые так долго ждали этот день, так были счастливы соединиться наконец брачными узами вопреки всем ультиматумам со стороны Митиной семьи. И что же? Отчего они не чувствовали полного триумфа? Как будто все эти гости – пустые прожигатели жизни – обесценивали праздник. Митя вспоминал многочисленные елисеевские свадьбы, на которых ему довелось побывать, – как его тогда раздражали традиции и обряды, которые старики пытались соблюдать. А сейчас ему безумно хотелось, чтобы открылась дверь и в залу вошла шумная, безвкусно наряженная тетушка. Она бы сейчас же навела свои порядки и всех бы заставила плясать под свою дудку. Но он бы точно знал, что есть среди этой толпы человек, который его действительно любит.

Но дверь не отворилась, и Мария Степановна не пришла на свадьбу.

Как только позволило приличие, Митя забрал Глашу и увез на своем новом автомобиле домой. На следующий день молодожены отправились в свадебное путешествие за границу.

V

Гриша приехал без предупреждения в Москву. Его постоянно звал управляющий магазином, Сергей Кириллович, но в этот раз дату своего визита Елисеев не сообщил. С самого открытия он выслушивал восторженные отзывы о своем творении. Но ему очень хотелось посмотреть на работу магазина со стороны. Как будто бы он сам был простым покупателем.

Григорий Григорьевич зашел в магазин через пару часов после открытия, приказав здоровенному швейцару, моментально узнавшему его, молчать.

В магазине было довольно много покупателей, поэтому хозяину удалось какое-то время понаблюдать за всем происходящим незамеченным.

Одна из покупательниц сразу направилась в рыбное отделение.

– Чем сегодня полакомите, Петр Савельич? – поинтересовалась она вместо приветствия.

– Доброго дня, Мария Владимировна, – слега поклонился даме продавец, – могу предложить свежайшего омара да икорку белужью. Слабосоленая, как вы изволите предпочитать. Рекомендую попробовать копченую нельмушку. Вчера его превосходительство Владимир Сергеевич брали, так с утра уж за второй порцией прислали…

– Пожалуй, заверните. Попробуем.

– Понравились ли вам маринованные налимьи печенки, которых брали третьего дня?

– О да! Они были божественны! Как только получите снова, сразу же сообщите. Мы возьмем еще.

– Непременно. Не извольте беспокоиться.

Гриша был очень доволен. Продавец не лебезил, стараясь понравиться. Вел себя с достоинством, но делал все возможное, чтобы покупатель был окутан заботой и остался доволен.

У фруктов крутился нерешительный пожилой мужчина. Он перебирал быстрыми тонкими пальцами манго, маракуйю, персики, словно пианист порхал по клавишам. Выглядело, как будто он пытался найти хоть какие-то изъяны в плодах. Молодой, симпатичный продавец с задорными усиками наблюдал за покупателем с плохо скрываемой брезгливостью.

– Могу я вам помочь? – натянув фальшивую улыбку, подошел продавец к мужчине.

– Нет, благодарю… Я, пожалуй, ничего не возьму сегодня… – извиняясь, залепетал посетитель.

Продавец повернулся к клиенту спиной и отошел к своему коллеге, который только что наилучшим образом обслужил другого покупателя.

– Я бы запретил приходить сюда нищете, – зло прошептал молодой человек, но Елисеев все прекрасно услышал, – лишь глазеют да трогают все. Ничего не покупают. Гнать таких нужно в шею!

Второй продавец строго глянул на своего молодого коллегу и кивком головы показал на нового покупателя, подошедшего к фруктам, отправляя юношу продолжать работу.

Тут в зал зашел Сергей Кириллович. Как рачительный хозяин он цепким взглядом вылавливал недочеты и тут же, не привлекая внимания, устранял их – то выкладку поправит, то велит заменить фартук с пятнышком у продавца, в кондитерском отделе крошки разглядел. Все моментально исправлялось. Он, конечно же, заметил Елисеева, и начался переполох.

– Как же, Григорий Григорьевич! Что же вы не сказали! Мы бы встретили! – всполошился Сергей Кириллович.

– Ничего-ничего. Я просто хотел сделать сюрприз. Надеюсь, приятный.

Сергей Кириллович забрал Елисеева и отвел в его кабинет. Там они обсудили несколько горящих вопросов, одним из которых была борьба с грызунами. Стандартные методы борьбы не были эффективными. Но окорока и колбасы нужно было спасать. Иначе это грозило существенными убытками магазину.

– Кошки, мышеловки и капканы – бесполезны, – жаловался Сергей Кириллович. – Крысиный яд мы не можем использовать. Боже упаси, на продукты попадет и кто-нибудь потравится…

– Безусловно! Яды не применять ни в коем случае!

Гриша задумался, словно что-то пытался вспомнить.

– Серей Кириллович, а пошли-ка кого-то найти собак-крысоловов. Не помню названия породы… с такой челюстью, как у крокодила, – Гриша руками изобразил зубастую пасть и расхохотался.

К вечеру собаки были доставлены. После закрытия в кладовой копчености и окорока подвесили под потолок, под ними поставили длинные столы, на которые посадили собак, и закрыли помещения на ночь.

Покончив с кладовыми, собрали персонал в торговом зале. Григорий Григорьевич вышел к ним с речью.

– Вы работаете в лучшем, без преувеличения, магазине Российской империи. Это большая честь, но также и серьезная ответственность. Полагаю, все понимают, как важно для сохранения реноме магазина оставаться на высочайшем уровне обслуживания. Хамства и неучтивости по отношению к покупателям я не потерплю! Как не потерплю и воровства в собственном магазине! Вы получаете достойное жалованье, которому многие могут позавидовать, и нужды красть у вас быть не должно, – Елисеев вздохнул, переходя к дисциплинарным мерам. – Сегодня нам придется расстаться с некоторыми работниками, которые, к большому нашему сожалению, не оправдали оказанного им доверия. За ненадлежащее отношение к покупателям увольняется продавец Матвей Иванович Яковлев. За регулярные мелкие кражи – работник колбасного цеха Василий Карпович Семенов. Сергей Кириллович, выплатите им жалованье за сегодня и проводите.

– За что? – возмутился Матвей – тот самый молодой продавец с задорными усиками. – Я всегда крайне вежлив! Это произвол!

– У меня сегодня была прекрасная возможность понаблюдать за вашей вежливостью. Вы, кажется, считаете, что не всех нужно пускать в наш магазин и не все достойны вашего доброго отношения, – юноша начинал раздражать Елисеева своей наглостью.

– И что же в этом преступного? Приходят голодранцы, мнут нам фрукты, которые портятся из-за этого. Лучше б вы поблагодарили меня за заботу о магазине!

– Для нас все покупатели одинаково важны и мы всем рады! Без исключения! – Григорий Григорьевич повысил голос. Он не понимал, почему он вообще должен оправдываться перед этим наглецом, проговаривая очевидные вещи. – Если это кому-то неясно, можно сейчас же собрать вещи и покинуть мой магазин!

– Немедленно рассчитайте уволенных, – приказал он Сергею Кирилловичу, уходя. – Всем приятного вечера!

Он слышал, как Матвей продолжал препираться с остальными. Но к радости Григория Григорьевича, никто из работников его не поддерживал. Даже проворовавшийся Василий молчал.

На следующее утро Григорий Григорьевич и Сергей Кириллович отправились в кладовки, где всю ночь шла война с крысами. Пол был устлан трупами грызунов. Собаки полностью оправдывали свое название. Продукты теперь были спасены.

– Похоже, Сергей Кириллович, мы успешно избавляемся от крыс!

VI

В ноябре умер Петр Степанович. Еще одна невосполнимая утрата в семье Елисеевых. Тяжелее всех переносили этот удар судьбы его дети и сестра, Мария Степановна. Казалось, потеря брата была для нее даже драматичнее, чем уход мужа, которого она долго оплакивала.

Митя похороны пропустил. В это время он был в Америке на деловых переговорах. Зато на поминальный обед явился его компаньон и давний знакомый всего семейства, граф Закретский. Мария Степановна была в таком горе, что даже не удивилась подобному нахальству.

– Примите мои искренние соболезнования, Мария Степановна, – граф элегантно нагнулся к руке дамы и сделал вид, что целует ее. – К слову, Митя хоть и не может сам присутствовать в силу своего отъезда, просил кланяться и заверить в его глубочайших соболезнованиях. Он разделяет с вами эту утрату.

– Неблагодарный мальчишка! Развлечения для него важнее, чем проводить Петю в последний путь!

– Он не смог бы быть здесь, даже если б очень захотел. Он сейчас в Америке. Еще никому не удалось преодолеть океан за пару дней.

– Где? – Мария Степановна даже немного отвлеклась от своей печали. – Что это он там делает? И отчего это, граф, вы так осведомлены?

– Как? Вы разве не знаете? – фальшиво изобразил удивление Закретский. – Мы с ним теперь компаньоны. В коммерческом смысле.

– Час от часу не легче, – расстроилась тетушка, – ростом удался, а ума не набрался!

– Вы как будто не рады, – довольно ухмыльнулся граф.

– Отнюдь. Пусть своим умом, хоть оного нам еще продемонстрировано не было, живет, – махнула рукой Мария Степановна.

– Верно! Он вас еще удивит. И хоть сейчас не время, хочу вас поблагодарить за те средства, которые вы мне давали в долг. Я немедленно выпишу вам чек.

– Неужели? Наконец разбогатели или в картах повезло?

– Скорее повезло с женой. Да вы ведь все знаете. Она у меня весьма состоятельная особа, – не смог не похвастаться Закретский.

– И главное – счастливица! – ерничала Мария Степановна.

Гриша, Маша и Александр Григорьевич заметили Закретского.

– Что он здесь делает? – возмутился Григорий. – Какая наглость явиться сюда! Я немедленно вышвырну его!

Маша схватила его под руку. Александр Григорьевич перегородил дорогу.

– Гриша, не сейчас! Давай достойно проводим Петю. Нельзя устраивать водевиль на похоронах!

Закретский быстро раскланялся и удалился. Но цели он своей достиг. Ни Гриша, ни Мария Степановна теперь уже не могли успокоиться и сосредоточиться на горе, особенно когда кузина поделилась новостями о партнерстве графа с Митей.

– Негодник! Это он нам назло! – возмущалась Мария Степановна. – Дурак с дураком сходились, да оба ни на что не сгодились.

– Надо с ним поговорить. Предупредить его. С таким мерзавцем, как граф, он рискует все потерять, – всполошилась Маша.

– Не думаю. Мы отпустили его в свободное плаванье и теперь не можем лезть к нему с советами, – рассудил Александр Григорьевич.

– Дурака учить – что мертвого лечить. Разговаривать с ним бесполезно! – отрезала обиженная тетушка.

– Он прекрасно знает, с каким подлецом имеет дело, – горько заметил Григорий Григорьевич. – Никаких разговоров больше! Это настоящее предательство! Слышать про этого паршивца не хочу!

VII

Следующие несколько месяцев Гриша ушел с головой в стройку, не жалея ни себя, ни своего компаньона Кобылина, ни работников. Часто, с целью отвлечься и снять напряжение, они с Александром Михайловичем ходили в театры или в рестораны. Елисеев заезжал домой, чтобы переодеться и уезжал, порой даже не встретившись с Марией Андреевной. Сыновей он тоже видел только по воскресным обедам. Они по-прежнему не интересовались его делами, да и у него не было ни времени, ни желания на долгие разговоры с детьми. Григорий не хотел расстраивать себя в очередной раз. несмотря на то что у него пять сыновей, наследника по-прежнему нет. Григорий как будто специально стал избегать бывать в доме, где его не понимали.

Единственной отдушиной была маленькая куколка Мариэтта. Этот светлый ангел одной своей улыбкой мог утешить раненую душу Григория. Когда он был с ней, он забывал про магазины и сыновей, про все беды и горести. Дочка тоже любила его безумно. Всякий раз, когда он появлялся в ее комнате или когда она только слышала его голос, Мариэтта расплывалась в счастливой улыбке. Так она не радовалась даже матери и братьям. Каждый вечер перед уходом Гриша непременно заходил поцеловать пухлую дочуркину щечку и пожелать ей добрых снов.

Этим вечером Гриша с Кобылиным собрались в Александринку. В «Бесприданнице» блистала сама Вера Комиссаржевская. Мария Андреевна слышала, как супруг зашел к Мариэтте и, не заглянув к ней, отправился в театр. Еще один вечер она провела в слезах.

Александр Михайлович настаивал именно на спектакле с Комиссаржевской. Он был ее поклонником и считал, что у нее лучшая Лариса.

После спектакля вместе с компанией актеров, включая примадонну, отправились в кабаре «Аквариум». Кто-то из мужчин поделился, что там появилась молоденькая певичка-француженка, заслуживающая внимания.

Разместились за столиком недалеко от сцены, заказали шампанского.

– Я была в вашем магазине в Москве, – вдруг открылась Вера Федоровна. – Впечатляюще! Признаюсь, мне было интересно с вами познакомиться.

– Польщен, – искренне заметил Григорий.

– Мне кажется, вы стремитесь к прекрасному, – продолжала Комиссаржевская. – Вы не просто купец и владелец магазина. Вы – творец! Это очевидно! Именно такие люди должны быть, обязаны быть меценатами!

Гриша всегда считал, что он умеет владеть собой. Но когда известнейшая актриса запела ему дифирамбы, он ощутил, как густо краснеет. Обычно он чувствовал людей, понимал, где они фальшивы, но тут не мог разобрать, правдивы ли ее слова или она так изумительно играет.

– Александр Михайлович, хоть вы мне помогите его убедить построить театр, – обратилась примадонна к Кобылину, ослепительно улыбаясь, заметив смущение Елисеева.

– А я была однажды на балу в вашем особняке на Мойке, – встряла молоденькая и очень симпатичная актриса. – Боже! Изумительный дворец! Лестница, атланты, хрусталь!

– Это дом моего кузена… а теперь племянника… – поправил Гриша. – Я передам ему ваше восхищение.

Девушка не смутилась. Какая, в конце концов, разница? Как будто жилье Григория могло быть скромнее. И хоть она это и не озвучила, но она была не так далека от истины.

В этот момент началось выступление. На сцену вышла щуплая, миловидная певичка и запела довольно высоким голосом. Было что-то странное в ее тембре и ужимках. Одета она была вызывающе и дешево, а вот драгоценности наметанному глазу Елисеева показались настоящими. Вообще, когда Гриша смотрел на юную француженку, ему казалось, что где-то он ее уже видел. Но никак не мог вспомнить где.

Веру Федоровну немного задевало внимание мужчин к певичке. Пока Елисеев напряженно наблюдал за девицей на сцене, Комиссаржевская нервно постукивала пальчиками по столу. Кто, в конце концов, примадонна?

Когда девица подошла ближе, Гриша рассмотрел на ее ожерелье огромную жемчужину. Он не мог ошибиться! Это была знаменитая юсуповская «Перегрина», которая по слухам принадлежала сначала Марии Антуанетте, а в конце концов Зинаиде Николаевне. Он не верил своим глазам! Это был сын княгини, тот самый, немного повзрослевший подросток, что поливал посетителей выставки в Париже из пожарного шланга. Григорий Григорьевич зажмурился и снова открыл глаза, надеясь, что это просто обман зрения. Нет, и юный князь, и жемчужина блистали перед ним на сцене. Вдруг он услышал шепот за соседним столом.

– Господи Иисусе, это же Феликс! Феликс Юсупов!

Оказалось, что за тем столом сидели друзья его отца. Молодой человек тоже их заметил и, скомкав концовку номера, исчез за кулисами. На следующий номер он уже не вышел. Конферансье пришлось извиниться перед публикой – мол, французской певице неожиданно стало плохо.

Гости кабаре, сидевшие за соседним столиком, тоже проследовали за кулисы и оттуда уже в зал не вернулись.

Из компании Елисеева, похоже, никто не понял, что на самом деле произошло. Гриша в очередной раз подумал, что ему грех жаловаться на своих детей.

Кутили в тот день долго. Кобылин в какой-то момент не выдержал и уехал домой. А вот Григорий Григорьевич вернулся домой только под утро.

Маша видела в окно, как он подъехал. Она не ложилась. Сидела у окна и ждала. Женщина была в отчаянии. Она понимала, что семья рушится. Но не знала, как это исправить.

VIII

Гриша весь остаток ночи не мог выкинуть из головы выходку Феликса Юсупова. Он знал, конечно, о разврате, разъедающем высшее общество, но слишком много работал, чтобы часто сталкиваться с этим в жизни. Вот и в этот раз, едва приехав на стройку, Григорий моментально забыл о Юсуповых. Ему хотелось побыстрее открыть магазин.

Возвращаясь вечером домой, он вдруг увидел на одной из улиц заведение с названием «Магазин Американских Товаров Нового Елисеева». Гриша сразу понял, что это привет от Мити. Ведь молодой человек знал, что Григорий с братом Марии Андреевны основали пивоваренный завод «Новая Бавария» в пику уже существующему предприятию «Бавария». Елисеев не мог удержаться и попросил извозчика остановиться у лавки.

На полках были представлены разнообразные американские товары – табак, сахар, рис, кофе, арахисовое масло, хлопковые конфеты. Изюминкой ассортимента был неизвестный коричневый напиток в бутылках, при покупке которого Елисееву в подарок вручили жевательную резину. Григорий едва сдерживал смех.

Приехав домой, он попросил горничную налить ему напиток и принести в кабинет.

– Муся, – позвал он жену, – айда-ка попробуем кое-что!

Мария Андреевна с радостью присоединилась к дегустации. Она вообще была рада каждой секунде побыть с мужем.

– Что это? – сморщившись, спросила Маша, едва сделав глоток.

Гриша набрал в рот газированную сладкую жидкость и какое-то время не решался проглотить.

– Редчайшая гадость! – поделился он своими ощущениями.

– Это не квас… – гадала Маша. – Лекарство? Где ты это взял?

– Никогда не угадаешь, – рассмеялся Гриша. – В магазине американских товаров нового Елисеева.

– Митя?

– Ну а кто ж еще? Он со мной несколько лет назад делился идеей из Америки жевательную резину возить. Тогда я его отговорил. Но теперь у него более толковый советчик и компаньон, – веселился Григорий, достав из кармана заморскую диковинку, – не угодно ли пожевать, Мария Андреевна?

– Гриша, ты злорадничаешь!

– Пожалуй, – хохотнул Елисеев.

– Ты сегодня дома останешься? – с надеждой спросила Маша, видя прекрасное настроение супруга.

Гриша бросил жевательную резину в мусорное ведро и сделался серьезным.

– Нет, обедаю с Кобылиным. Нам нужно закончить идею второго этажа магазина.

Елисеев мог бы пригласить Александра Михайловича домой, в их шикарную столовую, но он бежал от семьи. Меньше всего ему хотелось, чтоб сыновья снова прилюдно выказали ему свое неуважение. Он до сих пор с содроганием вспоминал сцену с Гулей, свидетелем которой был Барановский. Такой стыд! Он успешно управлял сотнями людей, а с собственными сыновьями справиться не мог.

И все пошло по обычному сценарию. Григорий Григорьевич переоделся, поцеловал Мариэтту и отправился в «Кюба».

– Саша, мне пришла в голову гениальная мысль! – заявил он Кобылину, как только тот сел за стол. – На втором этаже нужно сделать театр!

– В магазине? – удивлению партнера не было конца. – Это довольно… я бы сказал… экстравагантно…

– Это замечательный коммерческий ход!

Кобылин с сомнением смотрел на Елисеева, будто тот неожиданно помешался.

– Только представь, ведет кавалер даму в театр, проходят мимо конфет и сладостей, и… вуаля! – у него нет другого выхода, как даму не угостить, – Гриша был в восторге от своей идеи.

Александр Михайлович задумался. Теперь уже предложение Григория не выглядело столько безумным.

А уж когда Гриша в лицах стал изображать посетителей театра, которые не могут пройти мимо Елисеевских лакомств, Кобылин окончательно сдался.

IX

Тучи сгущались над Россией. Заключенный в начале года англо-японский союз не сулил стране безоблачного будущего. Укрепление сотрудничества Российской империи и Китая беспокоило японцев, которые стремились к лидерству в регионе. Аренда Порт-Артура на Ляодунском полуострове и выход России к Тихому океану встревожили многие страны, Туманный Альбион в особенности. Теперь, когда страна Восходящего Солнца заручилась поддержкой Англии, можно было ждать решительных действий с ее стороны.

Политическая ситуация внутри страны тоже выходила из-под контроля. В апреле эсерами был застрелен министр внутренних дел Силягин. В мае убили виленского губернатора фон Виля. Июль был отмечен покушением на харьковского губернатора Оболенского.

Понимая значение образования и желая нести светоч знаний в массы, Елисеев решил, помимо торговли, заняться просветительской деятельностью. Он создал общедоступные коммерческие курсы. Григорий пригласил читать лекции лучших специалистов экономических наук, со многими из которых был знаком лично. Где-то в глубине души Грише хотелось, чтобы его дети увидели в нем не только купца, но и просветителя. Он еще надеялся, что сможет заслужить их уважение.

Елисеев разрывался на части, но все-таки в сентябре 1903 года состоялось открытие нового магазина в Петербурге. Завистники исходили желчью. Здание откровенно называли уродливым. Стиль окрестили купеческим модерном, намекая на безвкусицу и излишества. Однако это был не только художественный объект, но и инженерный шедевр того времени. Сочетание бетона, металла и стекла не только подчеркивало их уникальные свойства, но и было смелым экспериментом. Огромные витражи, зеркала и полумрак внутри создавали таинственную атмосферу, чего требовал стиль ар-нуво.

Само мероприятие было пышным, но заметно скромнее, чем в Москве. Основными приглашенными были члены семьи и служащие товарищества. После освящения магазина выступал хор Елисеевых. Это была задумка Григория Григорьевича. Он хотел продемонстрировать всем единство и мощь семьи. Не все сразу поддержали идею. Марии Андреевне пришлось долго уговаривать сыновей, но в конце концов они согласились. Единственным, кто с удовольствием зацепился за возможность выступить, едва услышав об этом, был маленький Петя. Он рос настоящим артистом и обожал внимание.

Когда торжественная часть закончилась и гостей пригласили к столам с угощениями, Гриша провозгласил тост.

– В 1881 году одно из полуподвальных помещений этого здания со стороны Малой Садовой улицы занимал «Склад русских сыров Е. Кобозева». Оттуда народовольцы вели подкоп для закладки мины с целью покушения на Александра II. Саша, помнишь, мы их встретили однажды, возвращаясь из «Красного кабачка»? Жаль, тогда мы не поняли, кто это. Жаль, не смогли предотвратить чудовищное преступление. Но теперь с полной уверенностью можно заявить, что отныне это здание будет служить только на благо Государя и Отечества! Благодаря таланту нашего Гавриила Васильевича это здание, получившее новое рождение, теперь будет дарить только радость и эстетическое удовольствие!

После тостов Гриша подошел к племяннице Елизавете. Она пришла без мужа и выглядела встревоженной.

– Лиза, а где же Николай? – поинтересовался Григорий.

– Ему нездоровится, – отмахнулась молодая женщина, явно не желая обсуждать детали.

Она извинилась и очень скоро ускользнула с праздника.

– А что с Николаем? Что-то серьезное? – улучив минутку, спросил Гриша брата.

– Ты уже знаешь? – нахмурился Александр.

– Да, Лиза, сказала, но без подробностей.

– Пока толком не знаю. Говорит, отчислили от должности. Будет ли какое-то дальнейшее разбирательство – не знаю… – Александр Григорьевич стал мрачнее тучи.

– Отстранили? – Гриша был шокирован. – Да за что же? Что он натворил?

Александр Григорьевич понял, что проговорился. Но ему в любом случае нужно было поделиться с братом и вынести это на семейный совет, который он сам теперь должен был возглавить. Как же все это было некстати! Первый семейный совет и по поводу скандала в своем же собственном семействе.

– Он же заведовал хозяйством в полку… вляпался в какую-то темную историю. Его облапошили, да еще и виноватым сделали. А он боится правды искать, вроде ниточки высоко ведут, – оправдывал зятя Александр.

– Мы можем помочь? – всполошился Гриша.

Александр Григорьевич лишь обреченно махнул рукой.

X

События развивались стремительно. Александр Григорьевич спешно созвал семейный совет. Новинскому было настолько плохо, что он не смог присутствовать лично. Лечил его доктор Иван Яковлевич Фомин, хорошо известный семейству Елисеевых по работе в Биржевой барачной больнице.

В связи с отсутствием главного действующего лица совет был коротким. Семье передали желание Николая Владимировича просить развод с Елизаветой, дабы уберечь ее от потери какого-либо имущества из-за возможной конфискации, если таковая случится. Ситуация была крайне неприятной, если не сказать – скандальной, но другого выхода, пожалуй, не было. Кроме того, принадлежащее Елизавете имущество в большей своей части было получено ею от отца и не имело никакого отношения к хозяйственной деятельности Новинского. Поэтому все поддержали это решение единодушно.

Все это было так некстати, в самом преддверии девяностолетнего юбилея торгового предприятия Елисеевых. Вначале Гриша хотел сделать пышный праздник, созвать всю знать. Но теперь, когда все общество шепталось об очередном разводе в семействе, это, пожалуй, было бы не совсем уместно. Сыновья тоже заявили, что на второе большое мероприятие они не согласны и хором петь более не собираются. Пришлось ограничиться скромным праздником в кругу семьи, близких друзей и служащих.

Однако на деловом горизонте у Григория Григорьевича все было как нельзя лучше. Талант, с которым Гриша вел дела, приносил деньги и славу. В Российской империи не было магазинов, сравнимых с его шедеврами в Петербурге и Москве. Успешная просветительская деятельность тоже приносила плоды. Гриша стал членом Государственного Совета и членом комитета финансов. Его высоко ценил Сергей Юльевич Витте, бывший министр финансов, которого теперь отправили на почетную должность председателя Комитета министров.

Перед воскресным обедом Гриша зашел в комнату к детям. Гуля и Сережа читали, остальные братья играли с Мариэттой, по очереди катая ее на деревянной лошадке. Дочь, увидев отца, как всегда, обрадовалась и тут же потребовала взять себя на руки. Отец хотел немного пообщаться с детьми, но только он сел играть в шахматы с Николаем, уже доложили, что стол накрыт.

Все перешли в шикарную столовую.

– Витте предложил мне помочь главному комиссару по устройству выставки в Сент-Луисе. Она сдвигается на апрель следующего года. Говорит, мой профессионализм очень им пригодится, – похвастался за обедом Гриша в надежде произвести впечатление на детей.

– Гриша, это замечательно! – восхитилась Маша. – Я так тобой горжусь! Мы все гордимся, да, дети?

Дети что-то невнятно промямлили, даже не очень стараясь изобразить, что они впечатлены.

– А разве Витте не освободили от должности министра финансов? – поинтересовался четырнадцатилетний Сережа. Хоть это и было чистой правдой, фраза, сказанная точно к месту, принижала заслугу отца.

– Да, но он все равно в правительстве. Кстати, с новым министром у меня тоже прекрасные отношения.

И все же эту словесную дуэль выиграл Сергей, ведь отцу пришлось оправдываться.

Вечером Гриша зашел к Марии Андреевне в комнату. Он показал ей книгу, которую читал Сережа, – «Отцы и дети» Тургенева.

– Когда я читал этот роман в юности, мне он казался весьма занятным…

– Да, я тоже с удовольствием его прочла, – подтвердила Маша.

– Скажи, в образах жалких родителей ты представляла Андрея Ивановича с Марией Исидоровной?

– Боже упаси! Ни в коем случае! Как тебе такое могло прийти в голову?

– Не потому ли что у нас было безусловное уважение к нашим родителям… что, кстати, не помешало нам позже в коммерции шагнуть дальше…

Маша подошла к нему и обняла.

– Гриша, что тебя мучает? Что ты пытаешься сказать?

– Похоже, как ни прискорбно, для своих детей я – жалкий, ничтожный, отставший от жизни старик. Все как у Тургенева.

– Гриша, какой же ты старик! Это совершенно не так! – возразила Маша.

– В том-то и дело! И мне бы очень хотелось знать, как эта мысль зародилась у них в голове, – Гриша отстранил жену и бросил книгу на стол. – Не из-за Ивана Сергеевича же?

Мария Андреевна в очередной раз почувствовала, что супруг во всем винит ее. Но сейчас она не смогла подавить в себе обиду. Ведь именно она пыталась наладить связь между супругом и детьми, а он платил ей черной неблагодарностью.

– Знаешь, Гриша, – Маша впервые повысила голос на мужа, – если бы ты больше интересовался сыновьями, может, и у них было бы другое к тебе отношение? Ведь тебе безразлично, чем они живут! Ты думаешь только о себе и своих деньгах!

– Ах, вот как! – тон Григория стал звонко-ледяным.

Он настолько был ошарашен вольностью супруги, что не нашелся даже, как ответить. Елисеев развернулся и ушел к себе в комнату, громко хлопнув дверью.

В ноябре 1903 года Новинский получил развод с осуждением его на всегдашнее безбрачие. Через месяц, не выдержав всех злоключений, Николай скончался.

XI

В январе следующего года без официального объявление войны японский флот напал на русскую эскадру. Из строя вышло несколько русских кораблей, что поспособствовало высадке японских войск в Корее.

Мария Андреевна решила не сидеть дома. Она стала членом Санкт-Петербургского дамского лазаретного комитета и руководила Комитетом фонда вспомоществования нуждающимся бухгалтерам и их вдовам – так она отвлекалась от печальных мыслей о Грише и семье, чувствовала себя нужной. В связи с благотворительной деятельностью судьба довольно часто стала сталкивать ее с княгиней Юсуповой, которая была знаменита своими добрыми делами. Во время русско-японской войны Зинаида Николаевна стала шефом военно-санитарного поезда. Тогда заниматься благими делами и помощью армии в тылу было хорошим тоном для любой женщины, особенно высокого положения.

С началом войны интерес к Японии у Сережи вырос многократно. Он не мог открыто встать на сторону противника, но в любых разговорах на эту тему мальчик старался найти объяснение и даже оправдание действиям страны Восходящего солнца. Кстати, Японию поддерживали не только подростки, влюбленные в ее искусство. Противнику желали победы некоторые представители интеллигенции, которые считали, что, если выиграют русские, это может послужить нежелательному сплочению расколотого общества.

В России снова прокатилась волна убийств чиновников. С разрывом меньше чем в две недели был убит сначала генерал-губернатор Финляндской губернии Бобриков, а затем – министр внутренних дел Плеве.

Тридцатого июля родился наследник – Алексей Николаевич. Это было наисчастливейшим событием для императорской четы, у которой до этого рождались лишь девочки. Александра Федоровна была зациклена на произведении на свет сына. Они видела в этом свой долг и страдала, что долго не могла его выполнить. Наследник был долгожданным, намоленным ребенком. Помимо личной радости, это было еще и важнейшим событием для всей страны, поскольку теперь не было вопросов о престолонаследии. Великие князья отодвигались в очереди. Некоторые совсем теряли надежду когда-либо стать монархом.

Гриша свел участие в организации выставки в Сент-Луисе до минимума. Возникли сложности из-за сокращения финансирования, что было объяснимо в военных условиях. Григорий Григорьевич никак не мог найти общий язык с организаторами, которые решили доверить отправку 600 шедевров современной российской живописи некоему меховщику Гринвальду. Гриша указывал на риски, пытался достучаться до Министерства финансов, но от него только отмахивались. В итоге проходимец Гринвальд оформил все полотна как свою частную собственность при прохождении американской таможни. Произведения искусства в Россию никогда больше не вернулись. Елисеев тяжело переживал эту историю. Винил себя, что не смог остановить организаторов.

В июле Гуля поехал в Берлин прослушать курс лекций летнего семестра на философском факультете университета. Мария Андреевна отпустила его с трудом. Ей было очень тяжело расставаться с сыном почти на все лето. Обычно их разлуки были намного короче. Но больше всех причитала Манефа.

– Манефа, прекрати, я ведь не на фронт еду, – успокаивал няньку Гуля.

Григорий Григорьевич увидел в поездке положительный знак – хотя бы не медицина. Забрезжила надежда, что постепенно Гуле наскучат все эти дисциплины и он займется, наконец, делом.

Вернувшись, Гуля поступил в группу химии отделения естественных наук физико-математического факультета Санкт-Петербургского императорского университета. Отец был в очередной раз раздосадован. Старшему сыну было уже девятнадцать, но никакого намека на интерес к семейному предприятию так и не появилось.

Удивила и племянница Елизавета. Не выдержав года траура по Николаю, который, впрочем, на момент смерти уже не был ее мужем, она объявила, что выходит замуж за его доктора, Ивана Яковлевича Фомина. Мужчина был старше Лизы на четырнадцать лет, был разведен и имел детей от первого брака. Александр Григорьевич был против, пытался дочь отговорить, но безуспешно. За падчерицу вступилась Елена Ивановна. Александру Григорьевичу ничего не оставалось, как отступить.

XII

В конце декабря Порт-Артур пал.

Россия была на грани взрыва. По сути, правительство было вынуждено отбивать атаки не только внешнего противника, но и внутренние вспышки бунта, которые становились все более и более организованными. В начале года начались стачки и забастовки на крупных петербургских заводах.

Утром шестого января императорская чета отправилась на праздничное богослужение в честь Крещения Господня. По традиции государь участвовал в освящении иордани. Вместе со свитой они расположились в беседке рядом. Во время салюта холостыми зарядами одно из орудий дало залп картечью. Во дворце выбило стекла. Николаю II, как и окружавшим его великим князьям, грозила реальная смертельная опасность. Был ранен один городовой, звали которого по злой иронии Петром Романовым. Происшествие оставили без огласки, чтобы не волновать народ. Однако даже в правительстве были люди, которые не верили в случайность произошедшего. Видимо, не верил и сам Николай, поскольку в этот же день отбыл с семьей в Царское Село.

Утром седьмого января в дверь Елисеевых постучал околоточный.

Елисеев спустился к представителю правопорядка, едва скрывая крайнюю степень своего удивления.

– Господин Елисеев, на пивомедоваренном заводе «Бавария» началась забастовка…

– На «Баварии» или на «Новой Баварии»? Это два разных предприятия… – Гриша напряженно ждал ответа. – Вы про ту, что на Петровском острове?

– Да, вероятно, – теперь голос околоточного звучал не слишком уверенно.

– Тогда вам нужно к господину Флекингеру. Моя «Новая Бавария» на Охтенском участке Выборгской части. Там не должно быть никаких волнений. Но я, пожалуй, сегодня съезжу проверить…

– Будьте любезны! Уж шибко много заводов и фабрик бастуют.

Гриша со своим компаньоном Иваном Дурдиным в тот же день организовали встречу с рабочими «Новой Баварии». Владельцы изначально уделяли много внимания социальной защищенности сотрудников. Труд их хорошо оплачивался, они могли жить в заводских казармах. У «Новой Баварии» был свой доктор со всем необходимым оборудованием. Не забывали и о досуге. Какие еще рабочие могли похвастаться заводским театром и кегельбаном? На встрече владельцы сразу дали четкий посыл – за подрывную деятельность и призыв к забастовкам будут увольнять без сожаления. Никто из сотрудников терять работу не хотел. Да и повода для стачек и прочих беспорядков не было. Разошлись на дружеской ноте, заверив друг друга в уважении и самых лучших намерениях.

Дома Мария Андреевна поделилась печальной новостью, что завод товарищества Дурдиных, которым владели ее другие братья, встал. По их рассказам, рабочим угрожали активисты с Путиловского. Многие из тех, кто не вышел на смены, просто испугались.

Ночью Грише приснился сон. Он шел по улице. Мимо проходили люди, проезжали экипажи. Его внимание привлекла черная карета, которая как будто преследовала его. Елисеев ускорил шаг. Но экипаж не отставал. Когда они поравнялись, ветром приоткрыло занавеску кареты. Там он увидел белое кружевное платье, затем кусок фаты… а потом и сестру Лизу. Елисеев вздрогнул и проснулся. Он давно уже не видел этих странных снов. Но, видимо, из-за возрастающей тревожной атмосферы они снова вернулись.

Рано утром в воскресенье девятого января Гриша поехал в свой магазин на Невском. Было морозно, снег сверкал в лучах восхода. Проезжая по мосту, Григорий и извозчик вдруг увидели в небе три красных солнца. Они оторопели. Никогда раньше они не видели такого. Три кровавых светила в звенящем морозном небе. Что это могло значить?