Тридцать девять и девять (СИ)

Глава 2

Глава 2

Данилу не хотелось сразу бросать плавание. Он пару раз в неделю приходил в бассейн и просто купался в свое удовольствие, доводя тренера до белого каления. «Купи себе абонемент в группу здоровья и не мешай спортсменам!» — орал тот на Давыдова. Иногда Данил посещал тренажерный зал вместе с Лешкой Лагуновым, но особенно там не нагружался: ему просто нужно было поддерживать себя в нормальной физической форме.

Он все реже бывал в квартире Карины, давно переключившись на смазливых сверстниц, и не мог отказать себе в удовольствии подробно описывать Лешке свои приключения, а тот всегда с интересом Данила слушал, делая собственные выводы. Это казалось маловероятным, но невысокий и коренастый, ничем особым не выделяющийся Леха пользовался среди слабого пола необыкновенной популярностью и давно уже не был новичком в подобного рода делах.

Но маловероятным это только казалось. Данил прекрасно знал, что есть у Лагунова безотказное, непобедимое оружие — его гитара. Лешка недаром тратил многие часы, чуть ли не половину всей жизни, на тихое треньканье в своей однокомнатной квартирке, где жил с матерью, которой почти никогда не бывало дома. И помимо того, что Леха имел, видимо, абсолютный музыкальный слух, у него был действительно отличный сильный голос.

Лешкин репертуар был весьма своеобразным и достаточно широким. Основу его составляли заунывные длинные романсы, ведь Лагуна, в конце концов, наполовину цыган. А еще он разучил множество песен из всевозможных фильмов, мультиков и театральных постановок. Причем предпочитал он вещи, исполняя которые, можно было вдоволь подрать свое резиновое горло. Это было странно, но Данил никогда не слышал от своего приятеля пошловатых блатных песен, столь популярных среди дворовых исполнителей.

Теперь Данил совершал вояжи по городу в компании верного Лагунова. У Лешки была одна цель — закадрить каких-нибудь девчонок, привести к себе, хорошенько выпить, спеть, а дальше — действовать по ситуации. Причем закадрить должен был, конечно, Давыдов. Лагунов использовал его как рекламный щит: Данил сразу же сражал девочек своим благообразным внешним видом и хорошо подвешенным языком. Ему доставалась вся черновая работа: он должен был убедить их в необходимости посетить Лешкино скромное жилище, развлекать по дороге и уламывать еще немного посидеть, распивая очередную бутылочку. Тут-то до сих пор молчаливый Лагуна брал гитару, открывал рот — и незадачливые девчонки сразу же забывали о существовании болтливого красавчика.

Данил никогда не обижался на Леху. Им нечего было делить. У Давыдова было множество приятелей, постоянно приглашавших его на нескончаемые дни рождения, на торжественные заседания по поводу отбытия родителей на дачу и просто — на дежурные посиделки. Это было прекрасное время в его жизни — веселая, засасывающая пора, его беззаботная бурная молодость…

***

Закончился предпоследний учебный год, впереди было лето последних в жизни Данила школьных каникул, и жара очень рано навалилась на Киев. Казалось, что она — густая и жирная — медленно расползается по улицам и переулкам, течет словно сироп, заполняя собой каждую щель города. Но в Киеве от жары всегда есть спасение. Есть тенистые парки и аллеи, есть Днепр, и есть, в конце концов, «Киевский каштан» — фирменное мороженое, без которого невозможно себе представить лето в этом городе.

Пристроившись к длинной очереди, счастливый Давыдов купил последнюю порцию подтаявшего эскимо. Он уже ухватил зубами кончик бумажной упаковки, как вдруг услышал позади себя чей-то обреченный вздох:

— Ну вот… Как обычно.

Данил обернулся. Невысокая хрупкая девушка в очень сдержанном голубом костюмчике медленно поплелась в сторону подземного перехода на Бессарабской площади. Данил догнал ее.

— Эй, постой! Я передумал.

Девушка подняла светлые глаза. У нее было бледное круглое личико с мелкими правильными чертами, которое казалось немного испуганным и изможденным. Ее русые, довольно длинные волосы хорошенькими кудряшками спускались на худенькие плечи, скрывая длинную тонкую шею.

— Нет, — мотнула она головой. — Мне правда лучше этого не есть.

— Почему? Я уже не хочу. Ты же стояла в очереди, представь себе, что ты его купила.

— Нет… Нет, мне нельзя.

— Нельзя? — Данил ничего не мог понять. — Ты что, болеешь?

— Нет, почему. Мне просто будет тяжело прыгать.

— Прыгать?..

— Ты не подумай, что у меня не все дома! — развеяла она его подозрения. — Я просто танцами занимаюсь. Балетом, понимаешь? Мне нельзя есть сладкого, я сразу же поправляюсь.

— А-а, балетом! — Данил открыл пачку. — Ну, по-моему, от одной порции ничего не случится. Особенно если очень хочется.

Он отдал ей эскимо, и она уже не отказывалась. Ей действительно очень хотелось.

Не спеша двигаясь по аллее в сторону центра, Данил быстро разговорился с новой знакомой. Ее звали Наташа, и она, как оказалось, тоже не прочь как следует потрепать языком. Наташка была живая, веселая и остроумная девчонка, готовая рассмеяться в любую секунду. Данил совсем не такими представлял себе балерин. Он довел ее до метро и предложил куда-нибудь завтра сходить. Наташка сразу согласилась и, весело кивнув на прощание, исчезла из виду. Эта девочка очень понравилась Данилу, а то, что она балерина, весьма интересно и так необычно. Конечно, он похвастается Лешке. К тому же новая знакомая Данила обещала привести с собой завтра какую-нибудь подружку и для Лагунова.

***

Наташа Збруева могла бы поехать домой, но папы с мамой сегодня нет, так что ей делать дома? Вот и отправилась она в свою монашескую келью… Она учится в хореографическом училище с девяти лет, и она очень одаренная танцовщица. Мягкая, легкая и пластичная, обладающая прекрасным музыкальным слухом и богатой фантазией, шестнадцатилетняя Наташка метила если не в примы, то в солистки — точно. Ее родители, обожающие свою маленькую девочку, делали все, чтобы их дочь достигла успеха. Наташа и сама этого хотела. Ей нравилось то, чем она занимается: в танце она уносилась на волнах классической музыки, не чувствуя веса своего точеного тела. Благодаря долгим годам однообразных упражнений ее спина, ноги и руки автоматически выполняли сложнейшие движения, ей оставалось только слиться с музыкой и представить себя в какой-нибудь роли.

Преподаватели всегда хвалили ее — она была сообразительна, терпелива и дисциплинированна. Так им казалось. Так казалось всем, но только не Наташке Збруевой! Внутри она была обыкновенной разбитной киевской девчонкой, умеющей заткнуть рот сразу десяти собеседникам.

И с какой завистью она смотрела всегда на своих ровесниц, безмятежно прогуливающихся по городу! Они принадлежали к тому интересному, влекущему ее миру, от которого она была отделена стенами крепости под названием «балет». Она гнала от себя эти мысли — не хватало еще, чтобы кто-нибудь догадался, какая она распущенная на самом деле! Но они все равно не давали ей покоя и с возрастом мучили все больше. Она видела, что сильно отличается от своих восторженных, фанатически преданных балету подруг.

Ну почему она вместо того, чтобы надеть короткую юбку, открыть свои красивые ноги и отправиться на обыкновенную дискотеку, должна каждый вечер до упаду репетировать в душном зале? Почему она не может просто развалиться на скамеечке в парке, закинув ногу за ногу, а должна аккуратненько садиться, складывая ручки? О, как хочется ей попробовать курить! Как хочется ей научиться целоваться с этими «недоразвитыми хамами», как иногда называют обычных парней ее подруги и преподаватели. Ну почему она должна изображать снежную королеву, когда какой-то симпатичный молодой человек хочет с ней познакомиться? Нет, она не бросит, конечно, балет, но иногда ей кажется, что она могла бы пропустить спектакль, отказаться от ведущей партии ради того, чтобы сбегать на какой-нибудь пошлый фильм с «недоразвитым хамом». Именно с ним, а не с правильными, воспитанными мальчиками-танцовщиками. Она уже чувствует, что не может с этим бороться.

Это сама судьба послала ей сегодня случай. Она познакомилась с веселым, умным Данилом, и он оказался совсем не хамом и очень даже развитым! Он назначил ей свидание, обещал познакомить со своим лучшим другом. Конечно, Наташа сделает все, чтобы пойти! Она пропустит вечернюю репетицию и уговорит Ольгу Дмитренко пропустить ее тоже…

***

— О, вот они идут! — указал Данил Лешке на появившихся из-за поворота девчонок, которые подходили к улыбающимся ребятам.

Поцеловав Наташу в щеку, Данил представил своего друга. Леша взял Наташкину ладошку в свою широкую сильную кисть и ничего не ответил, уставившись на Наташу немигающим взором с застывшей на лице идиотской улыбкой.

Предварительно посетив небольшое кафе, их компания стала не спеша продвигаться к кинотеатру. Оля оказалась тоже весьма хорошенькой, но какой-то печальной девушкой. Это была блондинка с нежной кожей и прозрачно-голубыми глазами. Она все время смотрела вниз, слегка улыбаясь в ответ на бесконечный треп Давыдова. Лешка молчал вообще. Наташа время от времени что-то вставляла, но чаще всего — просто весело смеялась, и прогулка эта, по сути, превратилась в сольный концерт Данила Валерьевича.

Ему уже начинало надоедать Лешкино безмолвие. Впрочем, Данил понял, в чем тут секрет. Леха тоже положил глаз на Наташу. Он шел с ней рядом и постоянно на нее косился. Ну и что же Данил должен делать в связи с этим? Пусть Лагунов лучше обратит внимание на ледяную Оленьку!

Выйдя из кинотеатра, Данил взял Наташку за талию и уже открыл было рот для очередного предложения, как вдруг его взгляд столкнулся с Лешкиным. Нет, Леша не злился на него. Он его умолял. Он просил отойти, просил дать ему шанс… Никогда Данил не видел такого выразительного взгляда у Лагунова. Он невольно убрал руку с тонкой Наташкиной талии.

Что ж, видимо, Лешке действительно очень нужно. Ладно, Данил отвалит, ему-то не так уж припекло. Он вполне может без нее обойтись и, чтобы не скучать, займется заранее безнадежным делом: растлением неприступной Ольги.

Они шли к Днепру по утоптанной грунтовой дорожке. Ну почему эта бестолочь Лагунов молчит? Неужели нельзя ничего придумать? Данил пытался ему помочь. Он только то и делал, что подавал выгодный пас: старался заговорить о спорте, о школьных предметах, о музыке — но все было бесполезно. Лагуна все больше мрачнел и к моменту расставания, кажется, вообще потерял дар речи. Неожиданно Наташка пригласила их на свой день рождения в следующую субботу. Конечно, Данил не назначил ей до субботы свидания, но и этот кретин тоже! Было видно, что Наташка чувствует, как Данил уступает ее Леше, и она этим расстроена.

По дороге домой Давыдов пытался вправить мозги своему робкому приятелю, но Лешка ответил:

— Ай, я не знаю, что говорить. Я ж вижу, что ей не нравлюсь! — Данилу показалось, что Лешка готов заплакать. Ну уж нет, Давыдов терпеть такого не будет! Не хватало еще, чтобы какая-то невзрачная балеринка расстраивала его лучшего друга!

В субботу Лагунов притащил Натахе совершенно немыслимых размеров букет разноцветных роз и французские духи. Все это было выбрано Давыдовым и куплено на его же, а вернее, на папочкины деньги. Данил ограничился куда более скромным подарком — бутылкой шампанского, однако Наташка этот факт проигнорировала.

Гордая Збруева не собиралась так просто сдаваться. Нашли себе игрушку! Она не вещь — она выбрала Данила и не уступит!

Наташкины интеллигентного вида родители рассматривали Данила, как музейный экспонат. Видимо, их доченька уже успела провести предварительную обработку. Это плохо: у Лешки еще меньше шансов. Довольные беглым осмотром, папа с мамой поспешили очистить помещение.

Кроме Данила и Леши, здесь было еще несколько парней, одноклассников Наташки. Один из них, худосочный Артур, все время пялился на Данила своими бесцветными припухшими глазками, чем наводил его на некоторые подозрения. Была еще пара девчонок, включая ледяную Оленьку. Девочки — все хрупкие, скромные, воспитанные и, кажется, вообще непробиваемые. В общем, Данилу стало ясно, что он и конферансье, и солист в этом спектакле. Обреченно вздохнув, он принялся открывать бутылку.

Лагуна сегодня тоже собрался с мыслями и активно участвовал в беседе. Но Наташка вела себя просто отвратительно! Лишь стоило Леше открыть рот, она перебивала его на полуслове, нахально поворачивалась к Данилу, и бедняга Лагунов снова замолкал.

Данил не мог этого выдержать. Почему Леха не выкладывает своего козырного туза? Почему он не принес гитару? Нужно было срочно что-то делать…

— Наташ, ты умеешь играть на гитаре? — спросил Давыдов.

— Нет, не умею. А ты?

— Значит, у вас дома нет гитары?

— Почему же? Есть, папина. Тебе принести?

— О, принеси, если можно — я как раз в нужной кондиции!

Какая неслыханная удача! Данил посмотрел на Лагунова: тот, округлив глаза, в ужасе мотал головой. Давыдов сделал вид, что не заметил этого. Пора уже Леше отойти от своего кретинизма и протереть этой дурочке глаза.

Данил взял гитару и с видом специалиста принял соответствующую позу. Он прокашлялся, поднял глаза к небу и вдруг, к недоумению столь утонченной публики, ударяя сразу всеми пальцами сразу по всем струнам, начал громко декламировать знаменитый шедевр:

— В траве сидел кузнечик!..

— Придурок! Испортишь инструмент! — Лешка выхватил у него гитару.

Слушатели переглядывались между собой и строили друг другу удивленные гримасы.

Умелыми пальцами Леша быстро пробежал по струнам — настроена нормально. Он замер на мгновение и в первый раз взглянул Наташе прямо в глаза. Затем, сделав несколько вступительных аккордов, начал медленно вливать в уши всем известную серенаду из мультфильма о бременских музыкантах: «Луч солнца золотого…»

Данил смотрел на Збруеву. Секунды через три после того, как Лешка подал голос, ехидная улыбка сползла с ее лица. Затем ее глаза стали постепенно увеличиваться в размерах, а челюсть — медленно отвисать. Дойдя до определенной точки, Наташкин подбородок остановился, и она замерла в таком положении на довольно продолжительное время.

Вот это Лагуна молодец, это же то что нужно! Действительно, серенада знаменитая, и она легко воспримется этими недалекими мозгами. К тому же слова очень подходящие: Леша поет о том, что точно знает — их с Натахой ждет счастье.

— Солнце взойдет… — в последний раз повторил Леша, его пальцы соскользнули со струн. Он выдержал паузу — гробовая тишина была хорошим признаком. Не дожидаясь, пока развеется гипноз, Лешка сказал:

— Ладно, пошли, Данил, поздно уже, — и, положив гитару на диван, вышел в коридор.

И это тоже было правильно с Лешкиной стороны, Даня сегодня не переставал ему удивляться! Сейчас нужно просто уйти и оставить ее наедине со своими впечатлениями, ведь надо только подождать — дело уже решенное. А Наташка, конечно, уже умоляет Лешеньку не уходить и спеть еще хоть один разочек. Но Лагуна непреклонен:

— Нам пора идти, тебе завтра рано вставать.

Данил едва сдержал улыбку от этой фразы: ах, какая забота!..

***

Когда ребята ушли, Збруева быстро разогнала остальных гостей и села на диван, нервно жуя горбушку белого хлеба. Почему же Леша не спел ей раньше?.. Она никогда не слышала, чтобы ребята пели под гитару такие песни! Это было, пожалуй, вообще лучшее, что она когда-либо знала. Как могла она сравнивать его с этим дешевым клоуном, чьи достоинства ограничиваются симпатичной мордой да помелом вместо языка? А какие розы принес ей Леша, какие прекрасные духи! Тогда как этот нарцисс не потратился даже на цветочки… Теперь Лешка казался ей просто красавцем. Леша, Алексей… Его черные глаза, так красноречиво ей сверкнувшие, его немного сведенные брови во время этой волшебной серенады… От него исходит настоящая мужская, грубоватая сила — и это при таком нежном, ранимом сердце! И вот теперь он ушел, даже не предложив ей встретиться, он считает ее бесчувственной глупой пустышкой. Нет, она должна вернуть его! Она сделает все, чтобы Леша ее не бросил! Она найдет его, и он увидит, что она не бездушная кукла, что она тоже умеет чувствовать!..

Утром она позвонила Данилу, который не ожидал такой молниеносной реакции.

— Это ты, что ли, Наташа?

— Да. Скажи, Даня, а Леша на меня обижается?

— Ну… Как тебе сказать… Не знаю. Может быть.

— Слушай, а у него есть телефон?

— Нет, но если тебе так уж нужно…

— Очень нужно!

— Кажется, он сегодня вечером дома. Давай встретимся, как обычно, я тебе покажу, где он живет. Зайдешь к нему, если хочешь, — равнодушным тоном предложил Данил.

— Думаешь, это будет удобно?.. А, ладно! — решившись, сама себе ответила Збруева. — Только не говори ему, что я звонила!

— Ну конечно. Пока!

Данил повесил трубку. Вот же чертов трубадур! Торжествуй, принцесса у твоих ног!

Он в точности передал Лагунову их телефонный разговор, сказав ему, чтобы вечером Лешка сидел дома в обнимку со своей гитарой и делал вид, что никого не ждет. Кроме того, Данил подробно проинструктировал Леху насчет формы одежды, порядка в квартире и бутылки вина в холодильнике.

— Ты понял, гитарист? Легкое вино! Не вздумай предложить ей хлопнуть водочки. Все, не подведи меня, Лагуна!

Данил уже был в дверях, когда Лешка скромно ему сказал:

— Учись, сынок, как надо брать девочек!

Давыдов довел расфуфыренную Натаху до подъезда, сказал номер Лешкиной квартиры, пожелал удачи и скрылся за углом. Он решил навестить сегодня Левковского и отметить Лешкину победу, в которой ни секунды не сомневался.

А Леша действительно победил. Он спел Наташе столько романсов, сколько она захотела прослушать. В точности следуя давыдовским указаниям, он ни разу не употребил нецензурного слова, он подливал ей вино в высокий фужер и угощал шоколадными конфетами.

Еще одна минута, еще один глоток алкоголя — и сговорчивая Наташка уступила терпеливому Лагунову. Потом она немного поплакала над своей утраченной невинностью, но довольно быстро успокоилась и даже начала смеяться, слушая Лешкины импровизации на тему известных эстрадных песенок в сочетании с фрагментами военно-патриотических шедевров.

С этого дня они на некоторое время стали типичной неразлучной парой. Данил поражался, с какой легкостью Наташка врала преподавателям, что переночует дома, а родителям — что останется в училище, и спокойно отправлялась к Лагунову. Благо, Лешкина мама вообще сейчас куда-то уехала. Натаху же можно элементарно проверить! Но Збруеву, видимо, это не очень беспокоило.

Леха встречал ее после вечерней репетиции или спектакля, и, предварительно зайдя в любимую «Кулинарию», они садились в троллейбус и ехали в свой райский уголок. Вот, интересно, с Данилом тоже такое когда-нибудь будет?.. Так, чтобы потерять интерес ко всем ранее любимым развлечениям и даже в друзьях не чувствовать больше особой потребности?

Данил все же надеется, что это явление у Лагунова временное. Как можно столько времени проводить вдвоем с одним и тем же человеком? В кровати — понятно, но не валяются же они там постоянно! Надо же о чем-то разговаривать, например. И что можно обсуждать, интересно, с этой глуповатой балеринкой?

Нет уж, Данил Давыдов так не попадет! Слишком много он их видел и слишком хорошо знает, чтобы потерять способность смотреть на происходящее трезво и объективно. Он сам решит, когда ему будет нужно, и женщину себе будет выбирать сознательно, опираясь только на здравые рассуждения. И до этого еще очень далеко, в ближайшие лет десять он вообще не собирается лишать себя никаких жизненных удовольствий! А может, и вообще не собирается! Его крученный папочка, например, даже будучи глубоко женатым человеком, ни в чем себе не отказывает…

***

Данил сдал экзамены и отлично повеселился на выпускном вечере. В компании явно приходящего в себя Лагунова и верного Левковского Давыдов тихонько смылся посреди мероприятия и, захватив с собой парочку девчонок, превосходно отметил окончание школы у Лагуны дома. А в пять утра два друга приволокли Давыдова домой и разместили в ванной к тихой радости давно привыкших к подобным явлениям родителей.

У Данила замечательный аттестат, и он может подавать документы куда угодно. А угодно ему, пожалуй, в политех. Его серьезно увлекает новое направление в области вычислительной техники, и в Киеве достаточно прогрессивный факультет, куда он поступит почти автоматически благодаря своему влиятельному папочке. И вот это — самая настоящая для Данила проблема! Потом ведь и сокурсники будут относиться к нему как к блатному, хотя он и сам вполне способен в этот институт поступить!

Однако хуже всего — другое. Ему опять придется жить с родителями! Он уже узнавал: с киевской пропиской никто его в общежитие не поселит.

Следовательно, нужно поступать в другом городе. В каком? Данил готов был бросать жребий. У него давно собраны документы, но он тянет до последнего момента. Как хорошо Лагуне! Он с детства вбил себе в башку, что станет летчиком-испытателем, и на следующей неделе уезжает в Харьков поступать в летное училище. Что ж, это как раз ему подходит, только как же он обойдется без своей Наташеньки?..

Отец вошел в комнату.

— Ну что, ты решил? Времени нет.

— Наверное, в наш политехнический. Ну… это еще не точно, — заколебался Данил.

— А когда будет точно? Надеюсь, ты понимаешь, что можно опоздать?!

— Завтра.

— Договорились. Завтра — крайний срок!

«Договорились»! И о чем же это они договорились? Данил вышел в гостиную. Отец стал собираться на работу и вскоре ушел, а Даня начал переключать телевизионные программы в поисках интересной передачи. Вот. Кажется, какой-то фильм. На экране происходили военные учения на море. Корабль сражался с подводной лодкой, и капитаны — друзья-соперники — обменивались по рации идиотскими шуточками.

Данил представил себя в такой же черно-белой форме. Наверное, ему будет очень здорово в подобной фуражке с блестящей кокардой. Ну а почему бы и нет? Почему бы ему не стать военным, например? Он схватил со стола толстый справочник. Прибалтика, Ленинград, Севастополь… отлично! Отчего же не пожить несколько лет в Крыму? Он часто бывал на море и никогда не хотел оттуда уезжать. Интересно, какое море зимой?.. Теперь — экзамены. Одни цифры и физподготовка — то что нужно! Он слышал, что там нужны какие-то стандарты. Ну что ж, его сто восемьдесят сантиметров, пожалуй, вполне подойдут!

Он стал быстро собираться на почту. Вот это сюрприз он придумал для дорогого папочки! Если Лагунов будет летчиком, то Давыдов — моряком. Он трясся от беззвучного смеха: «Моряком! Какой бред…»

На следующий день отец не замедлил поинтересоваться:

— Ну что, «завтра» наступило? Давай документы, я сам их отнесу, в конце концов!

— У меня уже нет документов. Я их отослал, — равнодушно сказал Даня, не отрываясь от страницы какой-то книжицы.

— Отослал? Куда?!

— В Севастополь, в Нахимовское. В высшее военно-морское.

— А-а… Что? — растерялся Валерка. — Надеюсь, это шутка?

— Хочешь проверить? Вот квитанция, — Данил положил на край стола мятую бумажку.

— Слушай, — судорожно глотнул Валерка, изучая документ, — ты хоть понимаешь, что ты сделал, бестолочь? Мы же не успеем уже их вернуть.

— А зачем? — пожал плечами Данил, которому все это начинало нравиться: сюрприз вышел на славу. — Я отослал их потому, что буду туда поступать.

— Ага! Замечательно! Ты хочешь сказать, что напялишь на себя военную форму и не снимешь ее до конца дней своих?! Ты будешь жить в казарме и мыть засранные унитазы?! Отлично, давай! Давай! Я посмотрю, на сколько тебя хватит! Я посмотрю на тебя!.. — отец схватился за сердце и убежал в спальню. Людмила вошла в квартиру и услышала вопли своего мужа. Когда он уже лег на кровать, держа во рту таблетку валидола, она спросила:

— Что такое, Валерочка?

— А ты пойди поинтересуйся! Наш дорогой сыночек очередной подарок преподнес!

Люда вошла к Данилу.

— Даня, что случилось?

— Ничего. Папа хотел, чтобы я подал документы, и я их подал. А он вот все равно недоволен почему-то.

— Куда же ты их подал?

— Ну привет, мама! В мореходку, конечно!

Людмила ничего не ответила. Она уже ничему не удивлялась, а теперь была даже рада, что это божье творенье скоро и надолго отчалит от родного дома. Она пошла успокаивать Валерку.

***

Данил легко сдал вступительные экзамены, однако очень скоро понял, насколько был далек от правильного представления о том, куда так необдуманно вляпался. Но пожаловаться он мог только на свои бараньи мозги.

Первым ударом была стрижка практически «под ноль», как только все поступившие съехались в казарму. Потом им выдали форму с брюками совершенно фантастического покроя. А когда начались занятия, до Давыдова окончательно дошло, что попал он не по адресу.

Их жизнь текла по строгому расписанию, их постоянно наказывали за совершенно, на его взгляд, незначительные нарушения, а Данила, кажется, больше всех.

Он привык быть центром внимания в школе, где ему прощались ехидные фразы и смех в ответ на случайную ошибку учителя. Здесь же такие штучки не проходили. Они карались вахтами вне очереди, и Данил после занятий занимался самым разнообразным общественно-полезным трудом: он красил двери и подметал плац, разгружал машины и драил полы. Каждый раз после таких вахт и ночных бдений за учебниками, падая в изнеможении в кровать, он клялся себе, что это его последний день в отвратительной тюряге. Он несколько раз уже порывался складывать вещи, но все время вспоминал последнюю папочкину фразу: «Я посмотрю, на сколько тебя хватит!» Нет, если он приедет домой — он проиграет и будет вынужден это признать. И Данил собирался с силами.

Он выбрал радиотехнику, и теоретические занятия не заставляли его особенно напрягаться: это было действительно ему интересно, но он едва выдерживал бесконечные комсомольские собрания, политзанятия и просто профилактические вливания. Одной из самых изощренных пыток для Давыдова была, конечно, строевая подготовка. Как же ненавидел он этих вечно орущих жлобов, загибающих трехэтажные матюги в адрес сбившегося с толку курсанта! Да и физподготовка была для него далеко не легкой прогулкой. Он профессионально плавал, у него неплохо получался рукопашный бой, однако кроссы, подтягивания, стрельба и полосы препятствий — точно не его дисциплины! Особенно стрельба! Данил не мог пожаловаться на плохое зрение, но стрелял он действительно неважно. И это ощутимо било по его самолюбию. Он не привык плестись в хвосте и по сто раз пересдавать зачеты.

Но больше всего Давыдова раздражали его однокурсники. Большинство из них с детства бредили морскими приключениями. Их, казалось, ничуть не угнетала эта жизнь в закрытом вольере, и они сочувственно смотрели на измочаленного суровыми взысканиями Давыдова.

Данил поражался, с каким спокойствием они принимали пытки. Было, конечно, среди них несколько человек, попавших сюда подобно Данилу, но они уже бросили училище. А Данил упирался. Он старался изо всех сил, он докажет, докажет, что может обойтись без папочкиной поддержки!

И только к зиме ему стало немного легче. Данил стал понемногу успокаиваться, привыкая к своей однообразной жизни. У него появилось даже несколько хороших приятелей, оказавшихся весьма остроумными ребятами. Иногда они выбирались в увольнение, бродили по городу или сидели в кинотеатре с подцепленными на улице девчонками.

Кроме того, им устраивали вечера с танцами в училище, каком-нибудь кафе или в учебном заведении, где учатся одни девушки. Однако к таким мероприятиям Данил был совершенно равнодушен: максимум, что можно было с этого иметь — поцелуйчики в темном углу с какой-нибудь кривляющейся смазливой студенткой. Он ходил туда за компанию, дабы раскатать втихаря бутылочку-другую и повыпендриваться перед публикой, дергаясь в кружке хлопающих ему, пританцовывающих зрителей. Уж что касается дискотек — здесь ему не было равных ни по части опыта, ни по части мастерства.

Другое дело — закадрить барышню, живущую не в общаге, а в квартире, и понимающую, что человек идет к ней в гости не для того, чтобы познакомиться с родителями. Такой клад можно было найти редко. У Данила был верный, наметанный глаз, и он охотно делился опытом со своими робкими дружками, все больше приобретая репутацию непревзойденного покорителя женских сердец и видавшего виды веселого повесы.

В очередном отпуске он встретился с Лагуновым и узнал, что тот был с самого начала как рыба в воде в своем Харькове. Леха не испытывал и сотой доли мучений, которые пришлось пережить его избалованному товарищу. Он весело, в привычной манере рассказывал о своих новых знакомых, о тупых преподавателях, которые ставят ему плохие оценки, и о том, как Натаха Збруева приезжала в Харьков на гастроли.

Лешка не знал об этом заранее — она неожиданно появилась перед воротами училища и, конечно, по рассказу Лагунова, повергла всех будущих летунов в состояние полного паралича своей неотразимой внешностью. Лагуна поведал, как в течение недели каждый божий день, а точнее, поздний вечер, изображая подлого диверсанта, перелезал через забор и шел в гостиницу, где Наташа, встречая его в холле, на глазах у всех вела в свой одноместный номер. Как Лешка, уступив всеобщей просьбе, повел своих друзей-курсантов на спектакль и чуть не сдох со скуки, пока его Терпсихора задирала на сцене свои хорошенькие резиновые ножки. Лагуна поклялся себе, что пошел на балет в первый и последний раз в жизни.

В общем, Леха был в полном порядке и явно вернулся к своему привычному беззаботному образу. Он обещал писать Давыдову подбадривающие письма, потому что был недоволен бледноватым видом своего закадычного друга.

***

Данилу становилось все интереснее учиться. Вводные курсы позади — и будущих покорителей морей начали всерьез обучать специальности. Теперь страдали многие курсанты, чья школьная база по части точных наук оставляла желать лучшего. Многие — но только не Давыдов. Электроника, которой была просто напичкана вся учеба, очень легко Данилу давалась. Он все больше поражался тому, насколько продуманна и совершенна военная техника, насколько она ушла вперед от гражданской, даже самой современной. Иногда ему казалось, что в этом есть несправедливость, что такая научная мощь должна использоваться и по-другому. Но благодаря многочисленным политзанятиям и разъяснениям обстановки в мире он убеждался, что все делается правильно.

А между вторым и третьим курсами были настоящие каникулы: два месяца полноценного отдыха. И внезапно, побыв в Киеве дней шесть, Данил почувствовал, что начинает скучать. Лагунов должен появиться через несколько дней, все его бывшие приятели в разъездах, а при виде своих по-летнему полуобнаженных барышень Давыдова охватывала смертная тоска: они надоели ему все, вместе взятые, и при мысли об очередном голом женском теле его уже начинало слегка подташнивать. Чем заниматься эти два месяца? Все ведь одно и то же!

Данил попытался читать книги, но это было уже невозможно. Он никогда особо не увлекался этим занятием. Все, чем ограничивался круг его читательских интересов — это немножко фантастики, большое количество красочных зарубежных журналов с откровенными картинками и несколько сборников комиксов, карикатур и анекдотов.

Валерка видел, что Даня явно не знает, куда себя деть, и решил сделать очередную попытку подкупа хотя бы для того, чтобы немного его развлечь.

— Маешься, вижу, без своих швабр и тряпок, — сказал отец, войдя в комнату Данила. Тот сидел за письменным столом, положив голову на сложенные руки.

— Да, уж и не знаю, как там без меня справляются, — вяло огрызнулся Данил.

— Слушай, хочешь приз «за волю к победе»?

— Конечно, пап! Дачу на Канарских островах. Это можно решить?

Валерка ожидал как раз чего-то в этом роде.

— Решить, конечно, можно, — продолжал он развлекать свое приунывшее чадо. — А тебя не тошнит еще от твоего моря синего?

— Нет, меня не укачивает.

Данил без всякого интереса поддерживал этот разговор. Отец ведь уже смирился с его выбором профессии, хотя, конечно, был от него далеко не в восторге. Но ошибку свою насчет того, что Данил в военном училище долго не продержится, этот прорицатель явно признавал и уже давно не говорил, что еще не поздно забрать документы и все изменить.

— А на Северный Кавказ хочешь поехать? — неожиданно спросил отец. — На курорт в Геленджик? На свою любимую черную лужу, только немножко с другого боку. Мне тут отличный вариант предлагают.

Данил поднял голову:

— Хочу. Серьезно! Только возьми вариант на двоих.

— На двоих? Интересно… — подозрительно сощурился отец.

— Ну да. Мы поедем с Лагуной.

— А, с этим! — расслабился Валерка. — Ладно, на двоих, так на двоих.

У Данила все-таки потрясающий предок! Ну кому еще может папаша такое предложить и сразу же согласиться удвоить порцию? Скорее всего, ему просто не терпится от Данила избавиться!

И уже на следующий день отец протянул ему большой конверт:

— До конца сезона. Езжайте хоть завтра, надоест — возвращайтесь, а хотите — сидите там до сентября.

Данил поднял на него широко открытые благодарные глаза.

— Папа, ты лучший!

— А я знаю, — спокойно ответил отец, выходя из комнаты, и Данилу вдруг так захотелось, чтобы папа сказал что-нибудь еще… Что-нибудь не такое сухое, не такое формальное, чтобы снова пошутил, и, может быть, они бы немного поговорили… Но не самому же было лезть с разговорами!

***

Прибывший Лагунов, конечно, на ура воспринял новость об их немедленном отъезде. Но все-таки он казался Данилу слегка обеспокоенным. Понятно: он разминется с Наташкой, приезжающей с гастролей немного позже.

— Лагуна, нет проблем! — успокоил его Давыдов. — Пускай она приедет к нам. За меня не волнуйся, я найду, где переночевать!

Данил никогда раньше не был на Северном Кавказе, на этом горном лесистом побережье теплого моря. Их гостиница находилась не в самом городе, а немного в стороне — там, где море было совершенно прозрачное, спокойное, с каменистым дном и уютным пляжем. Им повезло и с погодой, и с гостиницей, и с девчонками, которых они подцепили, даже не доехав до места.

Они познакомились в автобусе, петлявшем по горной извилистой трассе. Ира, Анжела и Света — молодые поварихи, которые направлялись в соседний санаторий на практику. Это были веселые, разговорчивые и симпатичные девочки. Они строили глазки, выставляли коленки и курили, выйдя на остановке. По всему было видно, что цель их поездки не ограничивается закреплением навыков кулинарного искусства. Лешка явно был в ударе: он трепал языком и, кажется, положил глаз на маленькую курносую Светку.

Данил, немного поколебавшись, решил выбрать Анжелу: довольно высокую и стройную, хорошо подстриженную и со вкусом одетую — что называется, «фирменную дамочку». Она в меру кривлялась, манерно держа сигарету пальцами с ухоженными ногтями. Ирина тоже была хороша, но одного взгляда на ее ярко-красный маникюр Данилу хватило, чтобы у него пропало всякое желание поближе с ней познакомиться.

Лагуна был на подъеме: он явно решил немного размяться перед приездом своей темпераментной звезды балета. А в том, что Наташка не замедлит появиться, не сомневались ни Давыдов, ни Лагунов. Она с удовольствием пропустит несколько дней своих танцулек, прикинувшись, скорее всего, больной, измученной славой примой, нуждающейся в срочном санаторном лечении.

Но вечером, прошвырнувшись с девочками по пляжу, оба поняли, что одной двухместной комнаты в гостинице им будет явно мало. Блестящую идею подала Анжела.

— У тебя же есть бабки, — томно поднимая ресницы, сказала она Давыдову. — Сними одну из будок в кемпинге возле нашего санатория и отправь туда своего сопровождающего.

Конечно, у Данила, как всегда, куча денег, заботливо переданная в конверте вместе с путевками его предусмотрительным Валерием Борисовичем. И это была отличная мысль — молодец, дамочка!

На следующий день они выбрали один из свободных дощатых домиков, стоявших недалеко от берега, и проблема решилась: этим вечером Данил привел Анжелу в свой номер.

Она была достаточно опытна и знала чувство меры. Ничего лишнего — все четко, правильно и на уровне. После окончания основной части они покурили и немного потрепались о прелестях вольной и богатой жизни. Данила всегда раздражала тема заграничных удовольствий и мучений на родной земле, но он вполне мог поддерживать такой разговор, чтобы не разочаровывать помешанного на загранице собеседника.

Его новая знакомая пришла к нему на следующий день сама, не считая нужным придумывать какой-нибудь предлог. Когда она наконец удалилась, Данил почувствовал, что этого уже достаточно — она надоела ему точно так же, как его киевские приятельницы. Он понял, что снова впадает в состояние смертной скуки, когда у него нет никаких желаний: он не хочет спать, не хочет жариться на пляже и купаться в море, не хочет идти в город и угощать кого-нибудь в кафе.

Он волевым усилием заставил себя отправиться с Анжелой на местный небольшой базар. Она видела, что с ним что-то происходит, и старалась его отвлечь. Когда он сидел на бетонном блоке, прихлебывая воду из своей желтой фляжки, она бегала между торговыми рядами и, оборачиваясь, кричала ему: «Дэни, хочешь вишен?» Данил только вздыхал в ответ. «Дэни»… Такого он еще не слышал!

Прошел еще день, и Анжела, слава богу, оставила его в покое, решив, наверное, что он переутомился. Лешка уехал в город встречать свою долгожданную грацию. Теперь пришла очередь Данила пожить в дощатом коттеджике — Леха хотел побыть с Наташей в гостинице, а Давыдову все равно. Вечером счастливая парочка явилась, они посидели, отметили Наташкин приезд, окончание сезона гастролей, и Данил вежливо убрался.

Лежа на кровати в своей деревянной будке, он пытался понять, что же с ним творится. И тоскливо как-то, и почему-то немного тревожно. Будто бы что-то может случиться… Ему просто надо развлечься, найти какое-нибудь приключение, иначе он, наверное, уедет в Севастополь и присоединится к первокурсникам, ремонтирующим казармы…