На микшерном пульте стояла керосиновая лампа и сердито шипела, отбрасывая искаженную тень Мелинды Гейсер на противоположную стену. Мелинда стояла совсем рядом с лампой, спиной к погруженным во мрак кабинкам. Деккер сидел на краешке офисного кресла на колесиках, поставив локти на колени. Когда он откидывался назад, кожаная спинка начинала громко скрипеть. Он вспотел. Без кондиционера в студии настоящая душегубка!
— Извините меня за недоразумение, — сказала Мелинда, скрещивая руки на груди. Фигура у нее еще ничего, но вот одежда… Зеленая открытая блузка, джинсы, белый кожаный ремень с большой серебряной пряжкой, белые туфли-лодочки на пробковых каблуках клинышком. Певица, которая исполняет духовные гимны, могла бы одеваться и поскромнее. Не так откровенно выставлять напоказ свои прелести. Деккер сразу понял, что Мелинда Гейсер относится к тому типу женщин, которые всегда западают на него: дамы под сорок или чуть за сорок, увядающие красотки, которым не терпится поразвлечься напоследок.
А может, так одеваются все музыканты?
— Вы тоже меня простите. Наверное, я принял ваши слова слишком близко к сердцу, — лицемерно-тепло ответил он, сам себе удивляясь.
— Знаете, в чем разница между жизнью и записью компакт-диска? — спросила вдруг Мелинда, не сводя глаз со стеклянного абажура.
— Нет, — ответил он. Почему она все пялится на абажур? Может, любуется своим отражением?
— Разница в том, что в жизни у тебя есть только один дубль.
Она что, собирается читать ему проповедь?
— Раньше Адам никогда не вызывал меня к себе одну. Вчера утром он позвонил и сказал, что мы с ним непременно должны поговорить. Так и сказал, словно у него не было выбора. Как будто у меня какие-то неприятности. «Мне нужно тебя увидеть. Только тебя». Я почувствовала себя нашкодившей ученицей, которую вызывает директор школы…
Мелинда вздохнула, опустила руки и повернулась к Деккеру лицом. Потом она села на двухместный кожаный диван напротив, положив правую руку на подлокотник, а левую — на подушку. Посмотрела Деккеру в глаза.
— В прошлом, мистер Деккер, я немало грешила. И потому не стала спорить. Я солгала любимому мужу и отправилась к Адаму Барнарду одна. Я спросила его, в чем дело.
«Вот оно как, — подумал Деккер. — Значит, теперь я для нее уже „мистер“».
Мелинда продолжала… Обычно веселый, Адам Барнард встретил ее серьезно. Рассказывая, она не шевелилась, как будто оказалась на тонком льду. В голосе ее угадывалась решимость.
Барнард молча придвинул к ней DVD-диск в прозрачном футляре. Мелинда ничего не поняла и посмотрела на Адама, но тот молчал. Тогда она открыла футляр. На диске несмываемым фломастером было написано: «Мелинда, 1987 год». И тогда все сразу стало ясно.
Мелинда глубоко вздохнула и бросила быстрый взгляд направо, в стекло, словно желая полюбоваться своим изображением в последний раз.
— Мистер Деккер, необходимо для начала рассказать вам мою биографию. Мы живем в странном мире. Наше общество обожает навешивать на все ярлыки. Наверное, так легче подмять мир под себя…
Деккер удивился. Он не ждал от певицы философствований.
— Чаще всего ярлыки навешивают несправедливо и не по заслугам. Если вам трудно быть таким, как все, вас обзывают бунтарем. А потом дают и другие клички… Я тоже из бунтарей, из непокорных. Еще в школе мне хотелось все делать по-своему. Меня сжигало любопытство. Мне не терпелось начать жить… В общем, мое поведение не соответствовало тому, чего ждут от девочки из приличной бурской семьи. Мне нравились мужчины, которые любят рисковать. Я выбирала их инстинктивно, бессознательно. Иногда я думаю: может быть, все обернулось бы по-другому, если бы это было моей единственной слабостью. Но это не единственная моя слабость. С ранних лет я жаждала признания, подтверждения того, что я не такая, как все. Мне хотелось выделяться из толпы. И дело не только в желании славы. Наверное, мне просто необходимо внимание. В конце концов, именно благодаря своему характеру я и стала такой, какая есть.
А она неглупа, подумал Деккер. Такой обмануть — раз плюнуть.
— Сногсшибательной красоткой я не была никогда. Хорошо, что не уродина, и на том спасибо. Я могу завлечь мужчину, если постараюсь, но с ума из-за меня никто не сходил. Училась я хорошо, но в университет поступать не стала. Наука меня как-то не привлекала. Оставалось пользоваться тем, что дано мне от природы, — голосом. Кроме того, у меня оказалась сценогеничная внешность, хотя это я поняла только потом. Тогда моя дорога пересеклась с Данни Флоком. Он умеет играть на всем — от скрипки до трубы. Он держал магазин музыкальных инструментов в Блумфонтейне и руководил квартетом, который играл на свадьбах и вечеринках. Как-то в «Фольксбладе» я увидела его объявление: ему требовалась певица. Данни мечтал стать рок-звездой. И одевался, и вел себя соответственно. Ух, каким крутым он мне казался! Кроме того, он был на десять лет старше меня. Такой искушенный, опытный! И жить он старался тоже как настоящий рокер. Вино, травка… К сожалению, Данни мог исполнять лишь чужие произведения. Когда же сам пытался сочинять… в общем, его музыка не была шедевром. После прослушивания мы поехали к нему на квартиру на Парк-роуд. Выпили, а потом занялись сексом. Через два месяца мы поженились. А через четыре года развелись.
Деккер подумал: она как будто исповедуется перед ним. Как будто откровенностью наказывает себя за грехи.
Вдруг Мелинда замолчала и огляделась по сторонам.
— Нельзя ли попить воды? Здесь очень жарко…
— Я попрошу Наташу… — Деккер встал. Выйдя за дверь, он увидел Джоша; вид у здоровяка был неспокойный и встревоженный.
— Вы уже закончили?
— Еще нет, мистер Гейсер.
Здоровяк кивнул и вернулся в конференц-зал.
Рейчел Андерсон слышала отдаленные голоса, но слов не разбирала. Разговор продолжался так долго, что она в конце концов убедила себя: ее невозможно выследить. Напряжение медленно, постепенно отпускало ее; сердцебиение нормализовалось.
Женщина, цокая каблуками, прошла по дорожке — совсем рядом, всего в двух-трех шагах от беглянки.
— Ладно. Спасибо, — произнес тот же женский голос, который она слышала раньше.
— Надеюсь, вы ее разыщете, — ответил мужской голос.
— Она не могла уйти далеко. Мы обыщем весь район, парк.
— Желаю удачи!
— Спасибо. — Женские шаги удалялись. Через несколько секунд дверь закрылась, и она поняла, что спасена.
Мелинда Гейсер залпом проглотила полстакана воды и продолжала:
— Однажды нас пригласили выступить на свадьбе в Вифлееме, это на востоке Свободного государства. После вечеринки мы остались ночевать на турбазе, на озере Атлон. Кроме нас, там никого не было. Мы развели костер, пили, болтали. Позже Данни сказал, что он устал и хочет спать. Он напился и обкурился. К тому времени мы с ним были женаты уже три года, и отношения у нас разладились. Ну а мы, трое ребят из группы и я, оставались у костра. Мы все были очень молоды; нам было едва за двадцать. Бас-гитарист взял с собой видеокамеру, которую он купил неделю назад. Он нас снимал. Сначала все было очень невинно, мы валяли дурака, разыгрывали знаменитостей, у которых берут интервью на телевидении. При этом мы продолжали пить. Все изрядно захмелели. По-моему, все, что случилось потом, произошло из-за расстановки сил в группе. Данни был солистом, лидером, а мы — низшие существа. В общем, мы стали говорить гадости про Данни в камеру. Кривлялись, изображая, как он двигается на сцене, как поет. Мы понимали: он взбесится, если увидит запись, — он бывал ужасно вспыльчив, особенно с похмелья. Но именно риск нас и подхлестывал. Как забавно — Данни спит совсем рядом, а мы тут над ним издеваемся. А запись на видео — вроде как улика… Сначала меня поцеловал гитарист. Он сказал, что знает, из-за чего Данни взбесится по-настоящему. Подошел и поцеловал меня в губы. Ну а потом все покатилось… Учитывая, в каком мы были состоянии… Нет нужды рассказывать вам все в подробностях. Сначала они меня раздели. Я не сопротивлялась. Потом стали ласкать меня вдвоем. Потом… Мы с двумя парнями занимались сексом — один был спереди, а второй сзади. В записи есть мое лицо крупным планом; сразу понятно, что мне это нравится. В записи все видно… и слышно… — Мелинда с вызовом посмотрела на Деккера. — Наверное, камера тоже подхлестывала меня… возбуждала… а может, и нет. — Помолчав немного, она закрыла глаза. — Я ни о чем не жалела. До вчерашнего дня. Вчера я вдруг поняла, что мой грех может ударить Джоша. Ему будет так больно, что… я просто не знаю, что будет. Он не знает, какая я на самом деле. Думает, что я лучше.
Когда она замолчала, Деккер спросил:
— Именно это было на том DVD-диске?
Мелинда кивнула.
— Барнард пытался вас шантажировать, — уверенно заявил Деккер.
— Нет. Это его шантажировали. Когда я вернула ему диск и сказала, что знаю, что на нем, он признался: с него требуют шестьдесят тысяч. Оказывается, диск прислали неделю назад заказной бандеролью. К нему была приложена записка: «Посмотрите, когда останетесь один. Иначе карьере Мелинды конец». Через три дня ему позвонили. Владелец потребовал пятьдесят тысяч. В противном случае он обещал разместить запись в Интернете. Я спросила Адама, почему он заплатил шестьдесят тысяч. Он объяснил… Еще десять тысяч понадобились для того, чтобы убедиться, что диск существует в единственном экземпляре.
— Как ему это удалось?
— Я задала ему тот же вопрос. Адам ответил: ему уже не в первый раз приходится отстаивать интересы своих артистов. У него есть знакомые в одном агентстве, которые помогают ему в такого рода делах. Они отслеживают денежные переводы и вычисляют владельца.
— Им оказался бас-гитарист?
— Нет. Данни Флок.
— Ваш бывший муж?
— Согласитесь, в этом есть какая-то доля справедливости.
— Как они убедились, что диск существует в единственном экземпляре?
— Не знаю. После ухода от Адама я пыталась дозвониться до Данни. Продавец из его магазина сказал, что он в больнице. Кто-то избил его в собственном доме.
Деккер задумался. Дело разрастается. И усложняется.
— Но зачем Барнард вам все рассказал, раз он уже уладил дело?
— По-моему, видеозапись возбудила Адама.
— И он начал вас шантажировать?
— Нет, просто воспользовался удобным случаем.
— Вот как?
— Он сказал, что беспокоиться не о чем. Я была ему благодарна. Потом он улыбнулся и поставил диск на проигрыватель. Я могла бы уйти. Но мне захотелось еще раз посмотреть запись. Один раз, последний. Мы смотрели вместе. Когда запись закончилась, он спросил, можно ли поцеловать меня. Я согласилась.
Заметив, как скривился Деккер, Мелинда пояснила:
— Я была очень благодарна Адаму. Он такой молодец! Потратил много сил, понес убытки. А тут еще та запись… Воспоминания молодости… я так возбудилась…
Деккер продолжал хмуриться.
— Наверное, вам непонятно, почему новообращенная способна на такие поступки. Видите ли, мистер Деккер, я не верю в то, что Бог кого-то отвергает. Кто-то, кажется епископ Туту, сказал: «Бог испытывает слабость к грешникам. Он прощает всех». Господь не сердится на нас и не стремится ударить. Я верю, что Бог есть любовь. Он знает, мы — такие, какими Он нас создал, со всеми нашими слабостями и тому подобное. Он все понимает. Он знает, что мы бесконечно приближаемся к Нему, сознавая, насколько мы слабы. Он просто хочет, чтобы мы каялись в своих грехах.
Деккер лишился дара речи. Они долго сидели молча, слушая шипение керосиновой лампы. Мелинда, видимо, успокоилась; она положила руки на колени.
— Вы хотите знать, зачем я все рассказала Джошу? Если честно, сама не понимаю. Я вышла отсюда с диском в сумочке. Я знала, что им все известно. Вилли, Ваутеру…
— Кто такой Ваутер?
— Финансовый директор. Ваутер Стенкамп. Его кабинет рядом с кабинетом Адама. Он просто не мог не слышать, как я кричала от наслаждения — я всегда кричу, когда… У Адама был… своего рода талант. Да и Наташа смотрела на меня как-то странно, когда я проходила мимо. Наверное, она была в коридоре и услышала. Наверняка что-то заподозрила. В общем, я села в свою машину… Первым делом надо было разбить проклятый диск. Раньше я и не подозревала, что эти диски такие прочные. Гнутся, но сломать их нелегко — как человеческую душу. Я достала из сумки ножницы и поцарапала поверхность. Ничего лучшего я придумать не смогла. Я царапала диск до тех пор, пока не успокоилась и не решила, что воспроизвести его больше не удастся. Я позвонила Данни в магазин, а потом поехала домой и выкинула диск в корзину для мусора. Когда я вошла, мой милый, славный Джош сидел на диване. Джош, который любит меня безо всяких условий. Он обнял меня, как всегда, но я могла думать только об одном: от меня пахнет сексом. Должно быть, Джош почувствовал, как я напряжена. Он очень чуткий. Я часто удивляюсь: за что мне такое счастье? Его забота меня и доконала… Он так меня любит! И тогда я поняла, как сильно отличаюсь от созданного им образа. Простите мне театральное выражение, но его любовь меня просто уничтожала. Я решила, что он имеет право знать правду, но слова не шли мне на ум. Мы рабы привычки и до последнего стремимся оправдаться. Даже сейчас мне кажется, что я переспала с Адамом потому, что хотела защитить Джоша. Мне сейчас очень тяжело, но я понимаю: узнав все, Джош так никогда и не оправится…
Вуси Ндабени припарковался напротив ресторана Карлуччи. У него над головой кружил вертолет, оглушительно стрекоча. Вуси сразу увидел Мбали Калени. Она стояла рядом с патрульной машиной, сжимая в руке радиомикрофон. На капоте машины лежал атлас Кейптауна; свободной рукой Мбали придерживала страницы, чтобы их не закрыло ветром.
Переходя дорогу, Вуси услышал, как Мбали Калени громко говорит:
— Отправная точка — то место, где стою я. Начинайте поиски отсюда. Сначала осмотрите все дома в квартале, все дворы, палисадники. Она боится выходить на улицу; наверное, отсиживается в чьем-нибудь саду. Потом осмотрите парки. Парк Де Вал совсем близко отсюда, чуть дальше на востоке Леуэнхоф… в двух, трех, четырех кварталах отсюда… Нет, погодите! Не на востоке, а на западе!
Вуси подошел к инспектору Калени. Она только покосилась на него и снова прижала к уху микрофон, стараясь расслышать, что говорит пилот вертолета.
— Я вас не слышу! — крикнула она в микрофон.
— Куда нам лететь после того, как мы осмотрим парки?
— Летите к центру!
— Вас понял, прием.
Вертолет, громко стрекоча, улетел к парку Де Вал. Калени просунула в окошко верхнюю часть туловища, пытаясь положить микрофон на место. Как она ни тянулась, у нее ничего не получалось — роста не хватало. Вуси открыл ей дверцу. Калени сунула ему в руку микрофон с таким видом, как будто он был во всем виноват. Вуси повесил микрофон на место, захлопнул дверцу. Шум вертолета стихал вдали.
— Мы ее найдем, — сказала Калени.
Из-за угла вывернул белый микроавтобус экспертно-криминалистической службы. Из него вышли Толстый и Тонкий с чемоданчиками в руках.
— Где вы так долго были? — напустилась на них Калени.
За триста метров до перекрестка с Рибек-стрит Бенни Гриссел вдруг сообразил: придется оставить машину где-нибудь здесь, на Бре-стрит, и до Альфред-стрит идти пешком. Если он поедет по Бёйтенграхт при таком движении, путь займет минут сорок, не меньше.
Он нашел свободное место напротив магазина, где торговали велосипедами. Посмотрев на витрину, невольно задумался: может, имеет смысл утром, отправляясь на работу, брать с собой велосипед и крепить его к багажнику? В наши дни электричество отключают регулярно. Можно часы сверять — как по ежедневному выстрелу из пушки на Сигнальной горе.
Гриссел заметил работницу парковки. Она спешила к нему, сжимая в руке машинку для кредитных карт.
— Полиция! — Гриссел показал ей удостоверение. Ему хотелось поскорее добраться до места; в голове еще звучал взволнованный голос Джона Африки.
— Мне без разницы, — пожала плечами сотрудница парковки. — На какое время собираетесь оставить машину?
Наверное, надо было просто уйти.
— Сколько за два часа?
— Четырнадцать рандов.
— Господи! — в сердцах воскликнул Гриссел. Порылся в бумажнике, поискал мелочь, передал деньги парковщице, запер машину и побежал через дорогу. Машины стояли намертво. Пешком он доберется гораздо быстрее. Всего четыре квартала! По пути можно выяснить, что происходит. Не останавливаясь, он вытащил мобильный телефон и позвонил Вуси.
— Здравствуй, Бенни! — Из-за шума вертолетных двигателей Вуси почти не было слышно.
— Вуси, я иду к комиссару; хочу знать, что там у вас. Ты сейчас где?
— У ресторана Карлуччи.
— Новости есть?
— Бенни, она как сквозь землю провалилась. Вертолет прочесывает квартал. В нашем распоряжении девять патрульных машин, и еще одна едет, просто застряла в пробке…
— Ясно. Ты с муниципалами говорил?
— Времени не было.
— Ладно, их я беру на себя. Придется делиться, иначе мы будем мешать друг другу. Я перезвоню тебе, как только закончится совещание у комиссара. Если что-нибудь произойдет, дай мне знать.
— Бенни, в отделе по борьбе с оргпреступностью есть фото людей Демидова. Я хочу, чтобы на них взглянул тот парень из ресторана.
Гриссел не знал, что ответить. Полгода назад он разоблачил гнездо коррупции в недрах отдела по борьбе с организованной преступностью. В результате соседний отдел его не жаловал, хотя после громкого скандала туда набрали новых сотрудников. Но Вуси высказал здравую мысль…
— Ладно, действуй, Вуси. Хуже все равно не будет.
Начальник уголовного розыска провинции занимал кабинет на четвертом этаже дома номер двадцать четыре по Альфред-стрит, в Грин-Пойнте. Без кондиционера было невыносимо жарко. Джон Африка открыл окно и услышал в коридоре торопливые шаги начальника полиции.
Африка вздохнул. Еще какие-то неприятности. Не садясь, он ждал, пока войдет начальник.
На сей раз маленький коса не постучал; он очень спешил и был слишком встревожен.
— Девушка сказала, что в полицию обратиться не может! — выпалил он, едва перешагнув через порог. Потом он подошел к столу и оперся руками о столешницу, как будто его внезапно покинуло чувство равновесия.
— Простите, не понял… — сказал Африка. Он в самом деле не понял, о чем толкует начальник.
— По словам американского генконсула, Рейчел Андерсон сказала отцу, что в полицию она обратиться не может.
— Не может обратиться в полицию?!
— Ее отец сказал: судя по ее интонации, она не доверяет полиции.
— Черт! — выругался Джон Африка и сел за стол.
— Вот и я про то же, — кивнул начальник полиции.
На Бёйтенграхт творился настоящий кошмар. Все пять полос движения забиты машинами — впритык, бампер к бамперу. Гриссел торопливо перебежал на ту сторону. Как хорошо, что он пешком! Зазвонил телефон. Наверное, комиссар уже злится: куда он запропастился! Но на экране высветилась фамилия Деккера.
— Слушаю тебя, Франсман!
— Бенни, у нас тут настоящая «мыльная опера». — Деккер вкратце пересказал ему историю Мелинды. Пересказ занял весь путь до перекрестка Прествич и Альфред-стрит.
— Черт! — воскликнул Бенни. — Ну а что она говорит насчет вчерашнего вечера? Где они были?
— До одиннадцати — в церкви. В Парклэндсе. Потом поехали домой. Мелинда спала на диване, Джош в спальне, но она утверждает, что до утра никто из них из дому не выходил. И огнестрельного оружия у них нет.
— Он сказал то же самое… — Возможно, Гейсер и лгал насчет оружия, но со вчерашней ночи ему необходимо было избавиться от пистолета, если бы он у него был. — Франсман, скажи Джошу, что ты хочешь обыскать его дом…
— Я запросил отдел регистрации. За ними оружие не числится…
— Ты не понял. Обыскивать их дом на самом деле ни к чему. Просто проверь их реакцию. Расскажи, как всегда, об ордере на обыск…
— А что всегда рассказывают об ордере на обыск?
— Намекни: мол, получить ордер на обыск ничего не стоит, но, если они дадут разрешение провести обыск в их доме, можно обойтись и без формальностей…
— Понял, Бенни. А мне не дает покоя ее бывший муженек. Возможно, это он заварил всю кашу. Я собираюсь позвонить в Блумфонтейн, вдруг они что-нибудь найдут. А Джоша и Мелинду, наверное, можно отпустить…
— Можно. Или нет, пусть еще немного посидят в конференц-зале. Пока ты не выяснишь насчет Блумфонтейна. Кстати, побеседуй со своей сексапильной подружкой из приемной. Где Барнард был вчера ночью? Просмотри его ежедневник, обыщи его кабинет, проверь электронную почту…
Деккер ответил не сразу.
— Ладно. — Голос у него был какой-то несчастный.
— Извини, Франсман, я опять перетягиваю одеяло на себя.
— Бенни, я пытаюсь остыть, как ты говорил. Пытаюсь остыть!
Вуси Ндабени разговаривал с Боном Купидоном:
— Сейчас выясню, какой у них адрес электронной почты.
Он подошел к молодому человеку в фартуке, который вместе с другими служащими стоял на веранде.
— У вас есть электронный почтовый ящик? Вам сейчас скинут несколько снимков; я хочу, чтобы вы на них взглянули.
— Да, есть. Наш адрес: info@Carlucci's.co-za. Но от электронной почты сейчас мало толку.
— Почему?
— Электричества-то нет. Компьютер не работает.
Вуси поник. В трубку он сказал:
— Все равно высылай. Диктую адрес…
Толстуха Мбали Калени подошла к Вуси и спросила молодого человека:
— Вы хорошо запомнили цифры на регистрационном номере «лендровера»?
— Точно помню, что номер был кейптаунский. Еще помню четверку, единицу и шестерку.
— Говорят, что в Кейптауне нет «лендровера-дискавери» с номером СА-400…
— У них не «дискавери».
— А что?
— Я же говорил, что у них «дефендер». Длиннобазовый. И новый.
— Уж мне эти мужчины. — Калени покачала головой.
— Что вы имеете в виду? — удивился молодой человек в фартуке.
— Я не о вас. — Калени вынула мобильник. — А об идиотах, с которыми приходится работать. — Она позвонила в участок на Каледон-сквер. Телефон звонил долго, прежде чем дежурный снял трубку. Калени попросила позвать констебля, который проверял по базе машину.
— Нужно искать не «дискавери», а «дефендер». Придется начать все сначала.
— Не могу, — ответил констебль.
— Это еще почему?
— Так света-то нет!
К тому времени, как Бенни Гриссел добрался до кабинета Джона Африки, он весь вспотел и покрылся испариной. Пришлось подниматься пешком на четвертый этаж, ведь лифт не работал. Изнутри его сжигала тревога. Нужно спешить!
Напротив Джона Африки сидел начальник полиции. Вид у обоих был озабоченный.
— Добрый день, комиссар. — Гриссел глянул на часы, увидел, что сейчас без двадцати пяти двенадцать. А ему показалось, будто уже часа три, не меньше. — Доброе утро, — поправился он.
Маленький коса встал и с самым серьезным видом протянул Грисселу руку:
— Поздравляю, капитан Гриссел.
Бенни был застигнут врасплох. Он машинально пожал протянутую руку и смущенно покосился на Джона Африку. Тот подмигнул:
— Поздравляю, Бенни!
— М-м-м… — промямлил Гриссел, вытирая пот со лба. И вдруг его прорвало: — Да ладно вам издеваться!
Начальник полиции рассмеялся и похлопал Бенни по плечу.
— Капитан, вы лучше присядьте. У меня такое чувство, что сегодня вам придется отрабатывать свое повышение по полной программе.
В саду за викторианским особняком работали эксперты-криминалисты. Высокий и костлявый Джимми держал наготове пакет с зубным цементом. Толстяк Арнольд понемногу подливал в пакет воду.
— Она такая жирная, что, когда встает на весы, экран выдает: «Продолжение следует», — сказал Арнольд.
Джимми сдавленно хихикнул.
— Она такая жирная, что у нее отдельный почтовый индекс, как у дома, — продолжал Арнольд. — Готово, встряхни!
— Если бы она еще не задирала нос. — Джимми застегнул пакет и встряхнул его. — Ты, например, тоже не худенький, но ты ведь не сволочь!
— Мне прыгать от радости?
— Это я так, к слову, — пояснил Джимми, сосредоточенно встряхивая пакет. — Интересно, какого дьявола ей понадобились эти отпечатки кроссовок. И так ясно, что здесь побывала та девушка. Только время напрасно теряют!
— Готово! Замешивай!
Джимми принялся руками мять мешочек с зеленоватым содержимым.
— И потом, мне до нее далеко!
— Ты просто выше ее ростом, вот в чем разница, — сказал Джимми. — Готовь форму!
Арнольд достал длинную форму, примерился и осторожно вдавил ее в землю. Припудрил отпечаток ноги тальком из флакона.
— Лей! — скомандовал он.
Джимми вскрыл пакет и вылил содержимое в центр формы.
— У меня замедленный обмен веществ, вот в чем дело, — сказал Арнольд, наблюдая за тем, как растекается паста. — А она здорова пожрать — лопает жареных кур и утром, и днем, и вечером…
За кружевными занавесками викторианского особняка, всего в десяти метрах от Толстого и Тонкого, сидел старик. Он не слышал, о чем говорят эксперты, но видел их прекрасно. Он видел и девушку, что перепрыгнула через забор, и «лендровер», вскоре проехавший мимо, и молодых людей, явно искавших эту девушку. И констеблей, так целенаправленно пронесшихся по Аппер-Ориндж-стрит, и чернокожую сыщицу, которая задумчиво остановилась у его забора, а затем осматривала клумбу.
Старик знал, кого они ищут. И знал, где она прячется.
Капитан Бенни Гриссел, подумать только!
Он снова и снова повторял про себя: «Капитан Бенни Гриссел». Жаль, что нельзя прямо сейчас вернуться домой и написать письмо: «Милая Карла, начиная с сегодняшнего дня твой отец капитан». Вечером он пойдет в итальянский ресторан; они с Анной будут ужинать при свечах. Подойдя к столу, он наклонится к ней, поцелует в щеку и скажет: «Капитан Бенни Гриссел, рад познакомиться». Она с изумлением посмотрит на него снизу вверх, воскликнет: «Бенни!» — и поцелует его в губы.
От приятных мечтаний его отвлек Джон Африка.
— Как Деккер отнесся к тому, что к делу подключается Калени?
— Я сказал, что он остается за главного, — сказал Гриссел. — И он согласился.
Африка недоверчиво хмыкнул, но тем не менее кивнул.
— А она-то в курсе, кто главный?
Ах ты, совсем забыл! Совершенно… Надо было торопиться.
— У меня пока не было случая поговорить с ней.
— Знаете, что значит слово «мбали»? — спросил начальник полиции. — Цветок. По-зулусски «мбали» значит «цветок».
Африка ухмыльнулся.
— Она говорит на пяти языках, а коэффициент умственного развития у нее — сто тридцать семь. Неплохой цветочек!
— Вот увидите, когда-нибудь она займет мое кресло, — заметил низкорослый коса.
— Ей кажется, будто она уже там сидит, — возразил Африка, и они с начальником полиции хором расхохотались. Гриссел нерешительно улыбнулся; он не был уверен, что капитану прилично смеяться вместе с вышестоящим начальством.
Внезапно начальник полиции посерьезнел.
— Бенни, в деле новый поворот. Отец Рейчел Андерсон говорит, что в полицию его дочь обратиться не может. По его мнению, она считает, что нам нельзя доверять.
— Нельзя доверять нам? — удивился Гриссел.
Два старших офицера синхронно кивнули и выжидательно посмотрели на него. Как будто он способен тут же, с ходу, разрешить для них эту загадку.
— Значит, так она ему и сказала по телефону?
Они снова кивнули.
— Погодите! — Гриссел передвинулся на край сиденья, подался вперед. — Возможно, дело не в том, что нам нельзя доверять, а совсем наоборот… Вуси считает, что Андерсон… вернее, их обеих, Андерсон и ее подругу… могли использовать как «лошадок» для контрабанды наркотиков. Его версия не лишена смысла. Туристы пересекали континент на грузовиках… Грузовики редко досматривают. Добавим к этому ночной клуб, русских, срезанный рюкзак, погоню. Дело не в том, что она не доверяет полиции. Дело в том, что она преступница. Она не может прийти в полицейский участок и сказать: «Помогите, я ввезла в страну наркотиков на полмиллиона, а потом обманула Демидова».
Лица обоих начальников просветлели. Впрочем, Джон Африка тут же нахмурился.
— Вряд ли можно говорить такое генконсулу или ее отцу. Особенно без доказательств.
— Мы обещали ее отцу перезвонить, — сказал начальник полиции. Видя, что Бенни не проявляет энтузиазма, тот многозначительно добавил: — Капитан…
— Причем сразу же, — кивнул Джон Африка.
— Его необходимо успокоить, — сказал маленький коса.
— Тогда снимется часть напряжения.
— Пусть знает, что дело ведет опытный сотрудник полиции, не какой-нибудь инспектор, а капитан…
— Но с версией о наркотиках не стоит слишком торопиться.
— Я дам вам его номер. — Начальник полиции провинции встал на ноги.
— Звони с аппарата директора Арендсе, — посоветовал Джон Африка, тоже вставая. — Он сейчас в отпуске. Пойдем, я тебя провожу.
Неожиданно включилось электричество; им показалось, будто все здание содрогнулось.
— Вы не собираетесь его арестовывать?! — недоверчиво переспросил Вилли Маутон. Лампа дневного света над его лысой головой сначала замигала, а потом включилась на полную мощь.
— В настоящее время мы не видим оснований для ареста, — ответил Деккер, стоящий на пороге. — А теперь у меня несколько вопросов к вам.
— Ко мне?!
Деккер подошел к стулу, на котором сидел адвокат.
— Да. Я хотел бы поговорить об Адаме Барнарде и Гейсерах.
— А… Да, конечно. Садитесь, пожалуйста… — произнес Маутон без особой радости.
Деккер сел.
— Сегодня утром, в доме Барнарда, незадолго до… инцидента с миссис Барнард… вы говорили о «наклонностях» Адама.
Он заметил, что Маутон покосился на Груневалда, словно спрашивая, можно ли отвечать.
— Вилли, так или иначе в прессу кое-что просочилось, — медленно произнес адвокат.
Маутон откашлялся и быстро потер ладонью лысину.
— Его обвиняли в сексуальных домогательствах, — осторожно сказал он.
Деккер молчал.
— Но я не верю, что его наклонности имели отношение к его гибели.
— Вилли, пусть в этом разбирается полиция.
— Да, Регардт! Пятнадцать лет назад можно было предложить женщине переспать. Хочет — соглашается, не хочет — отказывает, и все! Теперь же самый невинный флирт называют «сексуальным домогательством»! — Маутон снова потер бритую голову — жест, выдающий неуверенность. Он потеребил серебряную серьгу, а потом быстро наклонился вперед — видимо, решаясь на что-то. — Всем известно, что Адам был большой ходок. А женщины, уверяю вас, тоже были от него без ума. Пятнадцать лет назад я организовывал поездки для разных поп-групп и еще тогда наслушался о нем разных историй. Он уже тогда был женат на Ксандре, но ее одной ему было мало, хотелось еще. Он попросил меня вступить в «Африсаунд», стать полноправным партнером. Я отвечал за производство дисков и рекламу. Адам сказал: «Вилли, надеюсь, тебе уже и так известно, — я люблю женщин». Он признавался в своей слабости без всякого стыда. Но… сексуальные домогательства?! Полная чушь! Конечно, он был ходок. Но никогда не обещал женщине контракт в обмен на любовные ласки. Никогда! Он слушал демозапись или ходил на концерт и только потом говорил «да» или «нет». «У вас есть будущее, мы хотим заключить с вами контракт». Или просто: «Нет, вы нам не подходите». Уверяю вас, многие певицы пробовали получить контракт через постель, входили к нему в откровенной, вызывающей одежде, стреляли глазками, но он с порога предупреждал таких охотниц: «Оприходовать я тебя оприходую, но на контракт не рассчитывай».
— «Оприходовать я тебя оприходую»… — повторил Деккер. Вот уж действительно, у белых свой язык.
— Вы понимаете, о чем я.
— Что же за история о сексуальных домогательствах?
— Год назад Нерина Сталь получила щедрое предложение от «Сентер стейдж», и вдруг во всех газетах появились статьи о том, что Адам домогался ее…
— Извините, не понимаю…
— Нерина Сталь… звезда!
Деккер покачал головой. Никогда о такой не слыхал!
— Вы, наверное, слушаете радиостанцию KFM — там совсем нет исполнителей на африкаансе.
— Я слушаю «Пять-эм-эм», — сказал Деккер.
Маутон кивнул, как будто этим все объяснялось.
— Адам ее, что называется, сделал. Целых четыре года она пела…
— Кто, Нерина Сталь?
— Да. Она пела с Маккалли в концерте, посвященном АББА, месяц выступала в «Либерти-театре» в Йоханнесбурге, месяц в «Павильоне» — в одном из проходных шоу. Однажды вечером туда пришел Адам. Она ему понравилась. Симпатичная внешность, неплохой голосок, молодая — тогда ей было двадцать четыре, родом откуда-то из глубинки, из Данилскёйла или Курумана… Если бы мы не сделали из нее звезду, она бы сейчас продавала недвижимость в компании Пэм Голдинг в Платтеклофе. Адам пригласил ее пообедать и сказал, что она может сделать неплохую сольную карьеру. В тот же день Нерина подписала с нами контракт. Мы оплатили ей операцию по увеличению бюста. Адам заказал для нее перевод целой кучи песен с немецкого. И еще мы потратились на запись видеоклипа. Первый ее диск разошелся тиражом в двадцать пять тысяч, а через два года она попала в верхние строчки хит-парада исполнителей на африкаансе. По контракту она обязана была отработать с нами еще целый год, но в «Сентер стейдж» ей предложили больше, и она принялась раздавать поганые интервью о том, что Адам ее якобы домогался, потому что только так она могла освободиться от данных нам обязательств. Были еще трое других, которых не взяли в группы, двое бывших…
— Мистер Маутон! — Деккер зажестикулировал, показывая, чтобы его собеседник говорил помедленнее. — Что такое «Сентер стейдж»?
— Наши конкуренты. До того как они занялись исполнителями на африкаансе, они имели дело только с музыкой на английском, а теперь переманивают от нас ведущих исполнителей. К ним перешли Никки Крюгер и «Блуд-ривир блюз бэнд». И «Министерство музыки». А Нерина заявила о том, что стала жертвой домогательства.
— Значит, она была не одинока?
— Все делалось только для рекламы. Таня Бота и Ларго обе провалились… — Заметив, что Деккер снова нахмурился, Маутон пояснил: — Видите ли, их диски продавались все хуже и хуже. Для Тани это стало полной неожиданностью, первые два ее диска пользовались огромным успехом, мы поставили ей отличный звук, но неожиданно она решила петь песни собственного сочинения, про боль и страдания. Ее новые песни никто не хотел слушать. А Ларго… не знаю, по-моему, она просто уже отпела свое.
— Значит, они тоже обвинили Адама Барнарда в сексуальных домогательствах?
— Статьи появились на первой полосе «Раппорта»: «Певицы выступают против сексуальных домогательств».
— В чем суть жалобы Нерины Сталь?
— Набор бессмысленных фраз. Якобы Адам не давал ей проходу, все время лапал в кабинете, постоянно пытался затащить ее к себе домой, хотя всем известно, что дома его всегда дожидалась… скажем так, не вполне адекватная жена Ксандра, и Адам действовал совершенно иначе.
— А потом?
— Мы сказали Нерине: пусть уходит. Мы ее отпускаем. И все. Буря улеглась. Таня Бота явилась к нам с адвокатом, мы предложили ей тридцать тысяч отступных, и она осталась довольна. По-моему, сейчас она запускает диск с записью духовных гимнов под каким-то малоизвестным лейблом. Сейчас все певцы на африкаансе рвутся исполнять госпел.
— Когда в последний раз о Барнарде ходили подобные слухи?
— Точно не помню… наверное, всякий раз, когда газетчикам больше не о чем было писать… да, Регардт?
— Последние полгода вроде тихо. Но теперь Адам умер, и…
— Представляете, какой начнется шум? И никто не вспомнит, что он буквально возродил музыку на африкаансе из небытия!
— В самом деле? — удивился Деккер.
— Ни один человек не сделал для лёйстерлидьи столько, сколько сделал Адам Барнард. Разве что, может быть, Антон Госен…
— Что такое лёйстерлидьи?
— Это было еще до вас, в начале восьмидесятых. Попробуйте представить, что тогда творилось на эстраде. В семидесятых годах африканеры слушали всякую чушь: Джима Ривза, Ге Корстена, «Груп Тви», «Герби и Спенса»… легковесные песенки со словами типа: «я тебя люблю, я тебя люблю». Тогда шел золотой век апартеида, никто не хотел думать, все хотели только подпевать. Потом на сцену вышли Антон Госен, Кос дю Плесси. Они писали настоящие, сильные вещи, у них были стихи… В общем, тогда возникло движение музыкантов и бардов, только не спрашивайте меня, почему их называли бардами! На африкаансе движение называлось лёйстерлидье. В песни Антона и других нужно вслушиваться, их невозможно просто мурлыкать про себя. Они заставляют думать… Адаму было лет двадцать с небольшим, он работал в крупной юридической корпорации «Де Врис энд Котзе», но работой своей тяготился. К тому же он страстно любил музыку. Он слушал всех исполнителей, ездил по пивным, по маленьким клубам. Скоро он понял: талантов среди исполнителей много, но большие звукозаписывающие студии не интересуются ими. Гигантам музыкальной индустрии интересны только готовые звезды. Потом Адам открыл Ксандру. Вы знаете, что Алекса Барнард в свое время была звездой первой величины?
— Слышал…
— Адам ушел с работы и основал фирму «Африсаунд». Он заключил контракт с Ксандрой и несколькими другими исполнителями. Покупал для них песни у лучших композиторов, занимался рекламой, маркетингом. Он еще тогда понимал, что за ними будущее. И оказался прав. «Африсаунд» не сразу, но набрал обороты. А потом появились Voёlvry, «Свободные, как птицы», и он получил известность по обе стороны разделявшей нас стены…
— Кто такие «Свободные, как птицы»?
Маутон вздохнул.
— Вы когда-нибудь слышали об Йоханнесе Керкорреле и Косе Комбёйсе?
— Да.
— Ну вот, они и составляли основу движения «Свободные, как птицы». Ездили по студенческим городкам, давали концерты… Я помогал организовывать их гастрольные туры. Мы спали в палатках; у нас не было ни студии, ни собственного лейбла. В конце восьмидесятых мы продавали кассеты с записями прямо из багажника микроавтобуса. Я был «мальчиком за все»: водил грузовик, следил, чтобы ребята не напивались, покупал еду, инструменты, отстраивал аппаратуру, расклеивал афиши, продавал билеты… Тогда нам жилось трудно, но это было здорово. Voёlvry можно перевести еще и как «Вне закона». Участники движения исполняли на африкаансе музыку протеста, они выступали против апартеида. Вы не представляете, с каким восторгом слушали их студенты! Они приходили тысячами… А их родители в «белых» пригородах слушали любовные баллады. И вдруг прямо у них под носом зародилась новая волна! Именно тогда ко мне приехал Адам; тогда мы начали работать вместе. Именно мы узаконили движение «Свободные, как птицы». Мы начали официально выпускать кассеты и диски с лейблом «Свободные, как птицы», мы исследовали рынок, сделали рекламу. Постепенно движение набирало обороты… Как же обстоят дела сегодня? Музыка на африкаансе пользуется бешеным спросом. К тому же сейчас под угрозой существование нашего языка… А газеты не находят лучшей темы, чем сексуальные домогательства или скандально известная песня Бока ван Блерка «Генерал Де ла Рей»! Почти никто не дослушивает до конца остальные песни на его диске, хотя в большинстве его песен ни слова о политике! Почти все про секс и алкоголь! Вы в курсе?
— В курсе чего?
— Вы хоть слушали диск «Де ла Рей»?
Деккер покачал головой и, помолчав, спросил:
— В последнюю неделю Адам Барнард ничего не говорил о некоем DVD-диске?
— Каком DVD-диске? — непритворно удивился Маутон.
— Вообще о любом.
— Мы сейчас запускаем в производство два DVD-диска. Живой концерт Джоша и Мелинды Гейсер…
Деккер снова покачал головой.
— Барнард что-нибудь говорил о DVD-диске, который он получил по почте?
— Зачем кому-то посылать ему DVD? За производство и рекламу отвечаю я. Если нам что-то и присылают, материалы попадают ко мне.
— Мы предполагаем, что он все же получил бандероль с диском. На прошлой неделе. Он ни о чем таком не говорил?
— Если и говорил, то не мне. А что это за DVD? И кто сказал, что Адам получил такой диск?
— Он сам просматривал свою почту?
— Кто, Адам? Да, конечно, а кто же еще?
— Разве у него нет секретаря?
— Наташа считается нашей с Адамом общей личной помощницей, но почту она не вскрывает. И потом, почти всю переписку мы ведем по электронной почте. Если бы кто-нибудь прислал на наш адрес DVD-диск, она принесла бы его мне. Что на нем было записано?
— Мистер Маутон, пока я не могу посвятить вас в подробности. С кем можно побеседовать о том, какие платежи производил мистер Барнард на прошлой неделе?
— Платежи?! Господи, это-то вам зачем?
— Вилли… — проворчал Груневалд.
— Регардт, «Африсаунд» — моя компания, и я имею право знать. Какие слухи распускают Гейсеры?
— Вилли, следствие еще не окончено. Значит, он не обязан…
— Я все понимаю, Регардт, но теперь, когда Адама больше нет с нами, компания принадлежит мне…
— Мистер Маутон, к сожалению, вы обязаны отвечать на мои вопросы.
У Маутона на шее снова заходил кадык; он затеребил пальцами серьгу в ухе.
— Спрашивайте!
— С кем можно побеседовать о том, какие платежи производил мистер Барнард на прошлой неделе?
— Кто вас интересует?
— Мне все равно.
— Адам отвечал за финансовую сторону и осуществлял общее руководство. Он подписывал чеки. Но наверное, Ваутер в курсе. Ваутер — наш главный бухгалтер.
— Где его найти?
— Следующая дверь по коридору.
— Спасибо. — Деккер встал. — Мне также придется обыскать кабинет мистера Барнарда. Заходил ли туда кто-нибудь со вчерашнего вечера?
— Спросите Наташу, я не знаю.
Деккер направился к двери.
— Они лгут, — сказал Маутон. — Гейсеры лгут, чтобы спасти свою шкуру! Платежи? Какие еще платежи?!
— Вилли… — проворчал Груневалд.
Гриссел сидел в кабинете директора Арендсе, который сейчас находился в отпуске. Он удобно расположился в большом кресле, за широким столом, на чистой поверхности которого не было ничего, кроме листа бумаги, полученного от начальника полиции. На листе с надписью «Билл Андерсон» значился номер телефона с кодами страны, штата и города.
Звонить в Америку Грисселу очень не хотелось. Ну, не любил он этого. Сейчас придется успокаивать отца, у того зародится ложная надежда… Главное, он, Бенни Гриссел, прекрасно понимает, что сейчас чувствует отец пропавшей девушки. Если бы Карла позвонила ему из Лондона и сказала, что кто-то пытается ее убить, что ее преследователи уже убили ее подругу, он бы просто сошел с ума. И вылетел в Лондон первым рейсом.
Но его беспокоило не только это.
С тех пор как Джон Африка вышел из кабинета и закрыл за собой дверь, Гриссела волновала версия, выдвинутая Вуси. А если Рейчел Андерсон — не «лошадка»?
Геннадий Демидов пользуется дурной славой. На его счету много грязных делишек. Ходят слухи, что он подкупил многих членов городского совета. Есть у него свои люди и в полиции — как говорят, «прикормленные». Совсем недавно в суде разбиралось дело о хулиганском нападении. Людей, не пожелавших продать свои дома Демидову, избили бейсбольными битами. Причем по документам эту недвижимость собирался выкупить городской совет; на том месте собираются построить стадион для проведения чемпионата мира по футболу. Но материалы дела исчезли из полицейского участка в Си-Пойнте, а свидетели отказались давать показания.
Полгода назад с большой помпой была проведена чистка в отделе по борьбе с организованной преступностью. Туда назначили нового начальника, новых детективов. Восновном новеньких перевели из провинций Гаутенг и Квазулу-Наталь. Но полгода — большой срок. А денег у русских много.
Да уж, начальству его версия добавит хлопот.
Гриссел вздохнул, поднял трубку и услышал гудок.
Он представится: «Говорит капитан Бенни Гриссел».
Хоть какое-то удовлетворение.
У компьютера в крохотной «конторе» ресторана Карлуччи стояли Вуси Ндабени, Мбали Калени и молодой человек в фартуке. Они ждали, пока откроется электронная почта.
— У вас разве нет ADSL? — возмущенно спросила Калени, как будто обвиняла персонал ресторана в каком-то страшном преступлении.
— Она нам не нужна, — ответил молодой человек.
Вуси не знал, что такое ADSL, но не собирался признаваться Мбали в своем невежестве. К счастью, Мбали кто-то позвонил на мобильный.
— Да, — отрывисто и раздраженно бросила она. Потом долго молчала. — Не кладите трубку! — Она сняла с плеча большую черную сумку, сунула руку в ее недра и извлекла оттуда черный блокнот и ручку. Торжественно раскрыла, выложила блокнот на стол, щелкнула ручкой и сказала: — Ладно. Выкладывайте! — И, после короткой паузы: — Я хочу сказать, говорите!
Что-то записала, сказала: «Я поняла» — и отключилась.
— Вуси, я еду в Парклэндс. Они нашли машину.
— «Лендровер»?
— Да. Ее владелец — некий Дж. М. Деклерк, который проживает по адресу: Парклэндс, жилой комплекс «Атлантик-Бриз», дом номер двадцать четыре. В сентябре этого года он зарегистрировал на свое имя «лендровер-дефендер» с номерными знаками СА 416 7889. Деклерк родился в 1985 году. Молодой парень.
— Фамилия не русская, — разочарованно протянул Вуси.
— Должно быть, у него богатый папаша, — заметил молодой человек в фартуке, ловко стуча по клавишам. — Такой «лендровер» стоит триста тысяч.
— Где он работает? — с надеждой спросил Вуси.
— По тому же адресу. Он работает дома.
Гриссел слушал гудки. Звук был кристально чистым; интересно, который сейчас час в городке Уэст-Лафейетт, штат Индиана?
— Андерсон, — произнес мужской голос на противоположном конце линии.
— Мистер Андерсон, меня зовут Бенни Гриссел. — Гриссел надеялся, что Андерсон не обратит внимания на его акцент. Ему захотелось привычно продолжить: «Меня зовут Бенни Гриссел, и я алкоголик», но он вовремя прикусил язык. — Я капитан Южно-Африканской полицейской службы. Я веду дело об исчезновении вашей дочери. Во-первых, примите мое сочувствие, а во-вторых, позвольте заверить: мы делаем все возможное, чтобы найти Рейчел.
— Во-первых, капитан, спасибо, что выкроили время позвонить. Есть ли новости? — Андерсон говорил вежливо; из-за его американского произношения Грисселу казалось, что все происходящее какое-то ненастоящее, словно в телесериале.
— Сейчас полицейский вертолет совершает облет района, где ее видели в последний раз. Кроме того, больше десяти патрульных машин объезжают улицы. Нам обещали подкрепление. Пока определить ее местонахождение не удается.
Андерсон долго молчал; Бенни слышал только потрескивание помех в трубке.
— Капитан, поймите меня правильно… По телефону Рейчел сказала, что не может обратиться в полицию… Я очень волнуюсь. Вам известно, почему она так сказала?
Гриссел глубоко вздохнул. Андерсон задал именно тот вопрос, которого он боялся.
— Мистер Андерсон, мы думаем о… словах Рейчел. — Нет, не то он говорит и не так! — Их можно истолковать по-разному, и мы прорабатываем все возможные версии. — Гриссел понимал, что взволнованному отцу этого мало. — Хочу сказать вам, у меня тоже есть дочь, и она ровесница вашей Рейчел. Сейчас моя дочь в Лондоне. Мистер Андерсон, я понимаю, что вы сейчас чувствуете. Знаю, как вам… тяжело. Ведь дети — все, что у нас есть.
Гриссел понимал, что, возможно, производит странное впечатление. Что подумает о нем Билл Андерсон?
— Да, капитан, последние несколько часов я просто сам не свой… Я так волнуюсь! Скажите, капитан… я могу вам доверять?
— Да, мистер Андерсон. Мне вы можете доверять.
— Значит, я буду вам верить. Доверяю вам жизнь моей дочери.
Не говори так, подумал Гриссел. Сначала ее нужно найти!
— Я сделаю все, что в моих силах, — пообещал он.
— Мы можем чем-то помочь вам… отсюда?
— Мистер Андерсон, запишите, пожалуйста, номер моего мобильного телефона. Звоните мне в любое время. Если Рейчел снова свяжется с вами, дайте ей мой телефон и передайте, что я приеду за ней. Если она боится, я приеду один… Со своей стороны обещаю: как только будут новости, я сразу же вам позвоню.
— Мы с женой тут подумали… Хотим прилететь в ЮАР…
Гриссел не знал, что отвечать.
— Ну да… Конечно, вы можете… Но, мистер Андерсон, позвольте мне найти ее. Позвольте мне сначала найти ее!
— Вы ее найдете, капитан? — В голосе отца слышались отчаянные нотки; он хватался за соломинку.
— Я не успокоюсь, пока не найду ее.
Билл Андерсон положил трубку и откинулся на спинку кресла. Потом закрыл лицо руками. Рядом, положив руку ему на плечо, стояла жена.
— Если хочешь, поплачь, — едва слышно прошептала она.
Он ничего не ответил.
— Я буду сильной, так что можешь поплакать.
Он медленно уронил руки. Оглядел длинные ряды книг на полках. Столько знаний, подумал он. И все они сейчас бесполезны.
Билл Андерсон опустил голову. Плечи его затряслись.
— Я слышала его, — сказала Джесс Андерсон. — Он найдет ее. Это слышно по голосу.
Капитан Бенни Гриссел облокотился о стол директора и положил подбородок на ладони. Зря он так сказал! А ведь не собирался ничего обещать. Нужно было стоять на своем: «Сделаю все, что от меня зависит». Можно было сказать еще: «При данных обстоятельствах не хочу ничего предсказывать». Но отец Рейчел Андерсон умолял его, спрашивал: «Вы ее найдете, капитан?»
И он сказал, что не успокоится, пока не найдет девушку.
С чего же начинать поиски?
Гриссел опустил руки вдоль корпуса, постарался сосредоточиться. Как всегда, очень много всего происходит одновременно.
С вертолета и из патрульных машин ее не увидеть. Она где-то прячется, потому что боится полиции. А он не знает почему.
Значит, надо искать тех, кто охотится за ней. Версия, выдвинутая Вуси, казалась все более и более правдоподобной. Надо проверить, как у них там дела.
Гриссел встал и вынул из кармана мобильник. Но он неожиданно громко зазвонил сам. В пустом кабинете звонок оказался просто оглушительным. Гриссел даже вздрогнул.
— Гриссел слушает.
— Бенни, говорит Мбали Калени, инспектор Южно-Африканской полицейской службы. — Мбали говорила на африкаансе с сильным зулусским акцентом, но все слова произносила правильно и четко. — Мы нашли «лендровер-дефендер». Номера совпадают. Машина принадлежит жителю района Парклэндс, некоему Деклерку. Я еду туда.
— Вы молодец, но комиссар просит вас помочь еще с одним делом. Пожалуйста, езжайте к Франсману Деккеру..
— К Франсману Деккеру?!
Гриссел сделал вид, что не заметил презрительной интонации.
— Запишите, пожалуйста, его номер. Он сейчас где-то в городе…
— Его номер у меня есть.
— Прошу вас, позвоните ему.
— Ох не нравится мне это, — заявила Мбали — «Цветок». — Но я ему позвоню.
— Одиннадцатого января мы по поручению Адама перевели пятьдесят тысяч рандов на счет банка АБСА, — четко отрапортовал бухгалтер «Африсаунда» Ваутер Стенкамп. Он удобно устроился перед большим плоским компьютерным монитором, положив локти на стол и скрестив пальцы. Ваутер Стенкамп оказался коротышкой лет сорока, с худым лицом и неожиданно кустистыми бровями. Сразу было видно, что он очень заботится о своем внешнем виде. Стильные очки в толстой оправе, модная короткая стрижка, модная двухдневная щетина на подбородке. Голубая рубашка в узкую белую полоску. В расстегнутом вороте видна густая черная поросль на груди. Массивные спортивные часы, загорелые руки. Видно, комплексов по поводу собственной внешности у него нет.
— На чей счет перевели деньги? — спросил Деккер, сидящий напротив.
Не расплетая пальцы, Стенкамп покосился на монитор.
— Адам распорядился перевести деньги на счет получателя «Блуграсс». Счет зарегистрирован в блумфонтейнском отделении банка, в центре города. Операция прошла успешно.
— Мистер Барнард говорил, кому предназначены деньги?
— Он прислал мне по электронной почте письмо, в котором просил списать деньги по статье «прочие расходы».
— И все?
— И все.
— Позже вы перечисляли тому же получателю еще десять тысяч?
— Именно десять? — Стенкамп просматривал таблицу на мониторе.
— Да, наверное.
— На прошлой неделе?
— Да.
— По крайней мере, у меня такой суммы не значится.
Деккер наклонился вперед:
— Мистер Стенкамп…
— Просто Ваутер.
— По моим сведениям, Адам Барнард пользовался услугами частного сыскного агентства, чтобы узнать, кто скрывается за псевдонимом Блуграсс. И заплатил за услуги десять тысяч рандов.
— А-а-а… — Стенкамп выпрямился и потянулся к лотку с входящими письмами. Полистал стопку документов, вытащил один. — Вот, ровно десять тысяч. — Он протянул листок Деккеру. — «Джек Фишер и партнеры».
Деккер отлично знал это агентство. Его основали бывшие белые сотрудники полиции, которых пять-шесть лет назад с почетом проводили на пенсию. Он перечитал документ. Счет-фактура. «Клиент: компания „Африсаунд“. Контактное лицо: А. Барнард».
В графах «Статьи отчетности» и «Сумма» значилось: «Административный запрос. 4500 рандов. Личная беседа. 5000 рандов».
Вслух Деккер переспросил:
— «Личная беседа»?
Стенкамп молча пожал плечами.
— Здесь подпись Адама Барнарда?
— Да. Я перевожу средства только после того, как увижу на документе его подпись или подпись Вилли.
— Значит, вам неизвестно, куда пошли деньги?
— Нет. Адам со мной такие вопросы не обсуждал… Просто закладывал письмо в лоток «Исходящие», и Наташа мне его пересылала. Если письмо подписано им…
— Вы часто пользуетесь услугами фирмы «Джек Фишер»?
— Время от времени.
— Вы знаете, что это частное сыскное агентство?
— Инспектор, у нас, в мире музыкальной индустрии, всякое бывает… Но Адам обычно справлялся со всякого рода неприятностями.
— А Вилли Маутону полагается о них знать?
— Вы лучше спросите его самого.
— Мне придется взять этот документ с собой.
— Позвольте вначале снять копию.
— Да, пожалуйста.
Инспектор Вуси Ндабени никогда еще не летал на вертолете.
Пилот передал ему через плечо наушники с микрофоном, кто-то захлопнул дверцу, взревели двигатели, завертелись лопасти, и они оторвались от земли. У Вуси засосало под ложечкой. Дрожащими руками он надел наушники и посмотрел вниз. Парк делался все меньше и меньше.
Вуси вспомнил: иногда вертолеты падают. Кто-то говорил, что, если кружится голова, лучше не смотреть вниз. Но как не смотреть? Внизу, под ним, раскинулся весь Кейптаун. Парламент, Замок, железнодорожные пути, бегущие к вокзалу, порт, переливающаяся на солнце океанская гладь… Вуси вынул из кармана пиджака темные очки и надел их.
— А в участке «Столовая гора» знают, что мы летим к ним? — спросил он, с восхищением разглядывая возникший внизу остров Роббен.
— Поправьте микрофон — он у вас слишком далеко. — Второй пилот жестами показал ему, что делать.
Вуси приладил микрофон поближе к губам.
— В «Столовой горе» знают, что мы летим?
— Хотите с ними пообщаться? — спросил пилот.
— Да, если можно. Нам понадобятся патрульные машины.
— Сейчас я вас соединю.
Слева мерцал и переливался залив; справа раскинулась промзона Парден-Айленд. Инспектор Вусумузи Ндабени разговаривал по рации из вертолета с начальником участка «Столовая гора». Закончив разговор, он подумал: интересно, что скажет мама, когда узнает?
Бенни Гриссел снова бежал трусцой по Бёйтенграхт. Пробка рассосалась, как будто ее и вовсе никогда не было. Он не переставая думал о беглянке Рейчел Андерсон. Куда она направлялась? Единственная возможная точка — хостел «Кот и лось». Там остались ее вещи, там ее друг Оливер Сэндс. Куда еще она могла пойти?
Он позвонил в участок «Каледон-сквер» и попросил дежурного выслать наряд полиции на Лонг-стрит.
— Только пусть не стоят у входа в «Кот и лось». Передайте, чтобы ждали неподалеку, но так, чтобы она их не увидела, если появится. — Пока больше ничего сделать нельзя. Вуси сообщил, что кассир из ресторана Карлуччи просмотрел снимки подручных Демидова, сделанные скрытой камерой, покачал головой и сказал: нет, он никого не узнаёт.
На кассира не стоит возлагать большие надежды. Кроме того, им просто могли прислать не все снимки. Да и качество… А может, в отделе по борьбе с оргпреступностью просто нет портретов всех подручных Демидова.
Кому-нибудь — ему или Вуси — нужно вернуться в «Ван Хункс». Но сначала необходимо проверить, что творится на Столовой горе. Придется придать поиску нужный вектор. Для штаба больше всего подходит здание участка на Каледон-сквер. Оттуда можно руководить по рации патрульными машинами.
Последние двести метров до машины пришлось бежать. Город накрыло пеленой жары, словно покрывалом.
— Не знаю, для чего все это понадобилось. — Вилли Маутон протянул Деккеру счет от фирмы «Джек Фишер». — Да и они сами вряд ли вам скажут.
— Значит, не скажут?
— Дело-то щекотливое. Охрана интересов клиента… сами понимаете.
— Даже так?
— Нет, Вилли, — сказал адвокат Груневалд.
— Конечно! «Джек Фишер и партнеры» гарантируют конфиденциальность. Вот почему мы пользуемся их услугами.
— Вилли, конфиденциальность могут гарантировать только врачи, психиатры и адвокаты. Если у полиции имеется ордер, они имеют право затребовать все нужные им сведения.
— Тогда что толку от их гарантий? — обиженно спросил Маутон.
— Вы имеете дело с каким-то конкретным сотрудником фирмы «Джек Фишер»? — поинтересовался Деккер.
— Мы имеем дело с самим Джеком. Уверяю вас, вы не там ищете!
Рейчел Андерсон больше не слышала шума вертолета.
Сначала тишина показалась ей странной, но постепенно она успокоилась. Пусть она упала на клумбу, пусть сотрудница полиции стояла всего в двух шагах от ее укрытия, они ее не нашли.
Рейчел приняла решение. Она просидит здесь до темноты.
Она посмотрела на часы. Без одиннадцати минут двенадцать. До захода солнца целых восемь часов. Долго ждать. Пусть ее ищут где-нибудь в другом месте. Чем скорее полиция и остальные забудут о садике на Александра-стрит, тем лучше.
Все тело у нее саднило от царапин и кровоподтеков. Раз уж она решила задержаться здесь, надо хотя бы устроиться поудобнее.
Рейчел медленно села и отодвинула в сторону толстые колючие ветви. Она старалась не шуметь, чтобы не привлечь к себе внимание. Может быть, за садом до сих пор следят.
Рюкзак придется снять. Можно положить на него голову, как на подушку.
Она расстегнула карабины, стянула с плеч лямки и осторожно освободилась от рюкзака. Он зацепился за шип. Рейчел аккуратно вынула шип и поставила рюкзак на землю. Осторожно перевернулась на спину и легла на рюкзак.
Лежать на земле оказалось довольно удобно. Здесь, в тени, не так сильно хочется пить, вполне можно потерпеть до вечера. А тогда надо будет добраться до телефона. Может, найдется добрый человек, который разрешит ей позвонить. Она попросит, объяснит, что случилось. Надо сказать отцу, где она.
Рейчел глубоко вздохнула и посмотрела вверх. В проемах между листьями виднелись лоскуты голубого неба.
Беглянка закрыла глаза.
И в этот момент она услышала скрип открываемой двери.
Барри на своем пикапчике вернулся со стороны центра. На улице все стихло, патрульные машины и полицейские уехали. Только на углу остался белый микроавтобус с эмблемой ЮАПС.
Барри поискал глазами аллейку, которую присмотрел для себя заранее, повернул туда и остановился у двери гаража. Взял бинокль, лежавший рядом с ним на продавленном сиденье. Нужного ему дома отсюда не видно. Слева загораживает вид высокая стена.
Барри залез в кузов «тойоты» и приставил бинокль к глазам. До викторианского особнячка меньше ста метров. Он тщательно осмотрел дом.
Все было тихо.
Он осмотрел сад. Снова дом.
Напрасная трата времени!
И тут открылась парадная дверь. На пороге показался человек. Барри навел на него окуляры и стал ждать.
Старик стоял на пороге. Он не шевелился.
Деккер открыл дверь в конференц-зал. Джош и Мелинда Гейсер сидели, прижавшись друг к другу, за большим овальным столом. Оба выжидательно смотрели на него и молчали.
Деккер сел за стол наискосок от Джоша.
— Хотя на данной стадии мы с инспектором Грисселом не считаем вас подозреваемыми…
— На данной стадии?
— Мадам, следствие только началось. Мы…
— Мы его не убивали! — вскричал Джош.
— Тогда помогите вычеркнуть вас из списка подозреваемых окончательно.
— Кто там еще, в вашем списке, кроме нас? — поинтересовалась Мелинда.
Деккер решил ее припугнуть:
— Сейчас мы ищем отправителя некой бандероли. — Он заметил, что его маневр удался. Мелинда затихла.
— Что за бандероль? — поинтересовался Джош.
— Мистер Гейсер, пока я не могу вам этого сказать. Я пришел просить вас о помощи.
— Чем мы можем вам помочь?
— Разрешите обыскать ваш дом, и тогда мы окончательно убедимся, что с гибелью Барнарда вас ничто не связывает.
— Что может нас связывать с его гибелью?
— Например, оружие. Если вы не дадите нам своего согласия, мы все равно обыщем ваш дом, только чуть позже, когда выпишем ордер. Но если вы сами, добровольно пойдете нам навстречу…
Джош посмотрел на Мелинду. Та кивнула.
— Ищите. У нас ничего нет.
Деккер пытливо посмотрел на Мелинду. Лицо у той сделалось решительное.
— Пожалуйста, посидите здесь еще немного. Я вернусь, как только освобожусь.
Войдя в двойные двери «Африсаунда», Мбали Калени сразу увидела у стойки администратора четырех белых. Они оживленно жестикулировали и переговаривались.
— Извините. — Калени протянула администратору свое удостоверение. — Полиция.
Все четверо белых развернулись к ней. У одного на шее висела камера.
— Вы приехали по делу Барнарда? — спросила молодая блондинка с очень короткой стрижкой.
Калени ответила вопросом на вопрос:
— Вы из газеты?
— Из «Бургера», — кивнула блондинка. — А правда, что сейчас наверху допрашивают Джоша и Мелинду Гейсер?
— С представителями СМИ не разговариваю, — ответила Калени, направляясь к администратору. — Инспектор Деккер здесь?
— Да, он здесь.
— Скажите, — крикнул ей вслед кто-то из журналистов, — а Гейсеры тоже здесь?
Уже поднимаясь по лестнице, Калени покачала головой:
— Без комментариев!
Рейчел Андерсон затаилась и стала слушать. Скрипнула дверь, и все стихло.
Может, он просто открыл дверь, а потом закрыл ее?
Она старалась не дышать.
Послышались шаги, едва слышные. Раз, два, три, четыре.
Снова тишина.
— Полицейские сказали, что вы американка, — произнес старческий голос.
Она уже слышала его раньше — владелец голоса разговаривал с сотрудницей полиции. Рейчел Андерсон вздрогнула от неожиданности: незнакомец обращался к ней.
— Я видел, как вы перепрыгнули через забор. Видел, какое испуганное у вас лицо. Потом по улице проехали молодые люди в «лендровере»…
Старик говорил сочувственно, но Рейчел перепугалась еще больше. Он знает, где она прячется!
— Женщина из полиции сказала, что те люди охотятся за вами, что они хотят причинить вам вред.
Она неслышно выдохнула через рот.
— Должно быть, вы очень напуганы и очень устали. И не знаете, кому можно верить. Сейчас я вернусь в дом, а дверь оставлю незапертой. Если захотите войти, добро пожаловать. Я один. Жена умерла в прошлом году. Могу напоить и накормить вас, а о том, что вы здесь, никому не скажу. Честное слово!
Рейчел стало ужасно жалко себя. Захотелось вскочить на ноги и поблагодарить неизвестного доброго человека.
Нет! Ни за что!
— Я могу вам помочь.
Старик зашаркал назад, к дому.
— Повторяю: я не стану запирать дверь.
На секунду стало тихо, потом шаги зашаркали снова. Открылась и закрылась дверь. Потом вдруг послышался громкий пушечный выстрел, и Рейчел Андерсон дернулась всем телом.