Тринадцать часов

26

Франсман Деккер довольно долго стоял в коридоре «Африсаунда», прижав одну руку к груди, другой подперев щеку и глядя невидящим взглядом на длинную ковровую дорожку с индийским узором. Он напряженно думал. Все двери вокруг него были закрыты: и дверь конференц-зала, где сидели Гейсеры, и кабинета слева, где ждали Маутон с адвокатом, и кабинета бухгалтера Ваутера Стенкампа справа.

Нужно позвонить в Блумфонтейн и выяснить, что у них есть. Кроме того, нужно срочно ехать в частное сыскное агентство «Джек Фишер и партнеры». Нужно обыскать кабинет Барнарда. Нужно расспросить Наташу о том, чем Адам Барнард занимался вчера. С чего начать? Деккер равным образом не горел желанием беседовать ни с Джеком Фишером, ни с Наташей Абадер. В сыскном агентстве полно белых, все бывшие полицейские. Частные детективы обожают давать интервью, в которых выставляют современную ЮАПС в дурном свете. Наташа — настоящий соблазн. Только ее ему сейчас и не хватает! Деккер слушал рассказы о том, каким бабником был покойный Адам Барнард, и ему все больше делалось не по себе. Он сам такой же, как Адам. Против собственной воли! Ему не хочется изменять жене… Его жена хорошая. Она красавица и умница. И она ему доверяет.

Ход его мыслей нарушил пушечный выстрел. Значит, уже полдень. Деккер оглянулся и увидел инспектора Мбали Калени. Толстуха, кипя негодованием, семенила по коридору со стороны приемной, или ресепшн, или как там еще называют это место музыканты и деятели шоу-бизнеса.

Деккер негромко выругался.

Бенни Гриссел услышал пушечный выстрел, входя в участок «Каледон-сквер». Интересно, почему он всегда вздрагивает? Никак не может привыкнуть. Неужели сейчас в самом деле только двенадцать часов? Навстречу ему бросился патлатый фотограф. Парень жадно ловил его взгляд. В руке фотограф сжимал пачку отпечатанных фотографий в руке.

— Ты ищешь Вуси?

— Да, — сказал фотограф. — Но его нигде нет.

— Он улетел на Столовую гору. Ты опоздал, черт возьми!

— У нас вырубилось электричество! Как прикажешь без света печатать фотографии? — злобно спросил фотограф, протягивая Бенни снимки.

Тот взял их.

— Спасибо.

Фотограф развернулся и, не произнеся больше ни слова, удалился с видом оскорбленного достоинства.

Гриссел посмотрел на верхний снимок. Рейчел Андерсон и Эрин Рассел. Живые, веселые. Светленькая и темненькая, блондинка и брюнетка. Рассел очень хорошенькая. Блондинка с короткой стрижкой, задорно вздернутым носиком и большими зелеными глазами. Рейчел Андерсон — тип знойной брюнетки. Очень красивая девушка. Длинные волосы заплетены в косу; коса небрежно переброшена через плечо. Прямой нос, широкий рот, красивый овал лица, решительный подбородок. Обе еще совсем девчонки. Беззаботные, жизнерадостные, взволнованные.

За ними высится Килиманджаро — известный всему миру символ Африки.

Они занимались контрабандой наркотиков? Они — «лошадки»?!

Гриссел понимал, что в жизни возможно все, он уже многое повидал на своем веку. На преступление могут толкнуть жадность, бесшабашность, глупость. Для того чтобы совершить преступление, часто не требуется даже предлога. Подворачивается удачный случай — и человек, лишенный твердых моральных принципов, не размышляет долго…

Но сердце подсказывало ему: нет, эти две девочки не преступницы. Они не сделали ничего плохого.

Страшно довериться неизвестному. С другой стороны, если можно судить по голосу, хозяин викторианского особнячка — человек порядочный. В кустах оставаться нельзя, ведь по крайней мере один человек знает, где она. Выйти на улицу она тоже не может; ее увидят, и погоня возобновится. Всего в нескольких шагах открытая дверь. Возможность отдохнуть, поесть, попить… Последний довод оказался решающим.

Рейчел медленно встала. Сейчас на карту поставлено все… Бешено колотилось сердце. Она полезла из зарослей, волоча за собой рюкзак и отводя подальше толстые колючие ветви.

Перед ней лежала мощеная садовая дорожка. В конце дорожки — низкое крыльцо, веранда, коричневый коврик с вытканными словами «Добро пожаловать!» и деревянная дверь, когда-то лакированная, но давно облупившаяся.

Рейчел в последний раз прикинула все за и против. Выползла из кустов, на секунду зажмурившись от яркого солнечного света. Неуверенно выпрямилась во весь рост. От долгого лежания ноги совсем затекли. Она пробежала по дорожке, взошла на единственную ступеньку, очутилась под крышей веранды. Положила руку на латунную дверную ручку — ладони стало прохладно, — вздохнула и открыла дверь.

Барри не смотрел в бинокль. Проклятая штуковина такая тяжелая, что невозможно постоянно держать ее без подпорки.

Полуобернувшись, он осматривал улицу, на которой располагался ресторан Карлуччи. И вдруг краем глаза он уловил какое-то движение сбоку, возле особняка, за которым он вел слежку. Барри развернулся и потер глаза. Ему показалось, будто вдали — до особняка было метров сто — мелькнула крошечная фигурка. В чем-то синем… Барри поспешно поднес к глазам бинокль и подкрутил окуляры.

Ничего.

Барри громко выругался и перевел бинокль на входную дверь.

Из-за резных украшений на перилах веранды дверь почти не видно. На веранде никого. Дверь закрыта.

Может, у него уже зрительные галлюцинации? Да нет, он точно видел фигурку в чем-то синем. Барри поморгал глазами.

— Черт! — сказал он. — А если и правда глюки? — Наверху, на горе, ему несколько раз казалось, будто он видит беглянку; встрепенувшись, он настраивал бинокль на резкость, и всякий раз видение пропадало, оказывалось оптическим обманом, порожденным надеждой и ожиданием.

Барри опустил бинокль и посмотрел на особняк невооруженным взглядом, прикидывая расстояние.

Он снова увидел фигурку. Девушка стояла, положив правую руку на дверную ручку. Левая рука опущена, в ней что-то есть. Рюкзак?

Барри снова поднес к глазам бинокль. Откуда она появилась? Барри впервые обратил внимание на разросшиеся заросли бугенвиллеи в углу сада. Длинные побеги образовали своего рода шатер.

— Чтоб я сдох! — выговорил он вслух. Он понял, где пряталась беглянка и почему толстуха в полицейской форме осматривала клумбу с левой стороны…

Барри сунул руку в карман джинсов. Не сводя глаз с дома, выдернул мобильник.

Это наверняка та, кого они ищут. Теперь понятно, почему она вдруг бесследно исчезла. Он почти уверен.

Почти. На девяносто процентов. Ну, на восемьдесят.

А если он ошибся…

Что делать?

В прихожей было тихо и прохладно.

Рейчел Андерсон слушала собственное дыхание и озиралась по сторонам. У стены — старинный деревянный буфет с большим овальным зеркалом. Рядом — черно-белые портреты в темных деревянных рамах. Чьи-то бородатые лица.

Она шагнула вперед. Скрипнула половица, и она остановилась. Слева, между двумя колоннами, большая комната; она подалась вперед и заглянула в нее. Красивый большой стол, на котором стоит ноутбук, почти теряется в завалах книг и газет. Вдоль стен стеллажи, тесно уставленные книгами, три больших окна. Одно выходит на улицу. Отсюда хорошо виден забор, через который она перепрыгнула. На полу — старый вытертый персидский ковер. Красно-сине-бежевый.

— Я в кухне! — послышался откуда-то спереди спокойный мужской голос. Она понимала, что сейчас встретится с хозяином дома, и очень боялась.

Сколько книг! Как у ее родителей! Рейчел немного успокоилась. Любитель книг не может оказаться плохим человеком.

Она двинулась вперед, на голос, волоча за собой рюкзак.

Белая крашеная дверь в кухню была открыта нараспашку. Хозяин дома стоял к ней спиной. Белая рубашка, коричневые брюки, белые спортивные туфли; из-за венчика седых волос, обрамляющих лысину, блестевшую при ярком свете, он показался ей похожим на старого монаха. Он медленно повернулся от стола. В руке у него была деревянная ложка.

— Я готовлю омлет. Хотите?

Хозяин дома оказался старше, чем она подумала вначале. Слегка сгорбленный. Доброе морщинистое лицо; на шее повязан красный галстук; дряблая кожа обвисла складками. Старческие пигментные пятна на голове и руках. Глаза водянистые, светло-голубые. Большие очки в золотой оправе. В глазах мелькают лукавые огоньки.

Хозяин дома положил ложку рядом с миской, вытер руки о белое кухонное полотенце и шагнул ей навстречу.

— Меня зовут Пит ван дер Линген, — представился он, обнажая в улыбке белые искусственные зубы.

— Рада с вами познакомиться, — машинально ответила она, пожимая ему руку.

— Будете омлет? Может, поджарить вам тост? — Он снова взял ложку.

— Да, спасибо.

— Если хотите, повесьте свой рюкзак на гвоздик у двери. — Хозяин показал ложкой на стену. Потом снова отвернулся.

Ей не хотелось расслабляться, не хотелось верить, что она спасена.

— Ванная дальше по коридору. Вторая дверь налево.

— Я ее видел, — сказал Барри по телефону. Он говорил уверенно, гораздо увереннее, чем чувствовал себя на самом деле.

— Где?

— Она зашла в один дом. Совсем рядом, в квартале от ресторана.

— Господи! Когда?!

— Несколько минут назад.

— Ты точно ее видел?

— Мне повезло. Я заметил ее случайно, но сомнений быть не может. Это она.

— Случайно? Что еще за «случайно», черт возьми?

Они расположились в звукозаписывающей студии. Франсман Деккер собирался ввести ее в курс дела Барнарда.

— Минуточку, — сказала Мбали Калени и закрыла глаза. Надо вытеснить из головы пропавшую молодую американку. Ей казалось, что она непременно выйдет на след девушки!

Избавившись от посторонних мыслей, Калени посмотрела на Деккера.

— Выкладывай! — приказала она.

Деккер быстро и деловито стал посвящать ее в курс дела. Он хмурился, как будто занимался тяжелым принудительным трудом.

Его мрачность совсем не удивляла Мбали.

Она знала, что коллеги-мужчины ее не любят. А Франсман Деккер не любит ее больше, чем все остальные.

Впрочем, отношение Деккера совершенно не задевало Мбали. Она понимала, в чем дело. Сотрудники-мужчины недолюбливают ее потому, что она умна и талантлива. А еще они теряются от ее принципиальности и напора. Она не пьет, не курит, не сквернословит. И не умеет лицемерить. Что думает, то и говорит. ЮАПС — не то место, где можно гладить друг друга по шерстке. Им предстоит решить великие задачи, а обстановка, в которой приходится трудиться, крайне тяжела. Вот она и выкладывает сотрудникам в глаза все, что думает о них. Они все как один непринципиальные эгоисты. Постоянно меняют политические взгляды, норовят держать нос по ветру. Все как один расисты и сексисты. Очень рассеянные. Больше всего на свете обожают пикники. То и дело приглашают друг друга «выпить пивка». Они… просто какие-то невыросшие мальчишки! А послушать, о чем они разговаривают между собой в рабочее время… Спорт, политика и секс! Мбали сразу заявила, что не потерпит таких разговорчиков. Вот за что ее не любят.

А Деккер — так тот прямо ненавидит. Надо сказать, повод для ненависти у него имеется. Несколько недель назад она, Мбали, его застукала. Деккер вышел в коридор и думал, что его никто не слышит. Он разговаривал по мобильному телефону. Нашептывал нежные словечки какой-то Тамарейн, хотя его жену зовут Кристал! Поговорив, он крадучись вернулся к себе в кабинет. Мбали вошла следом и без обиняков заявила:

— Муж обязан хранить верность своей жене! — Как у него перекосилось лицо — это надо было видеть! А Мбали еще добавила: — Изменять ведь можно разными способами. — Она развернулась и ушла. С тех пор она постоянно замечает в глазах Деккера ненависть. Он ненавидит ее, потому что ей все известно и потому что она его презирает.

Но работа прежде всего. Мбали Калени слушала очень внимательно. Она задавала вопросы — только на английском, хотя знала и африкаанс. Дело в том, что Деккер терпеть не мог английский язык.

Рейчел Андерсон закрыла за собой дверь туалета. Оказывается, ей ужасно хочется по-маленькому! Она расстегнула «молнию» на шортах, спустила их до колен и села на унитаз. Сразу стало легче. Но журчание показалось ей таким громким, что она устыдилась. Наверное, даже в кухне слышно… Что подумает о ней хозяин дома? Рейчел огляделась по сторонам. Стены покрашены в голубой цвет, раковина, ванна и унитаз — белоснежные. Ванна большая, старинная, на ножках в виде птичьих лап. Вдруг ей страшно захотелось помыться. Горячая пенная ванна прогонит смертельную усталость и тупую боль во всем теле. Рейчел приказала себе не думать о купании. Она пока не готова совсем расслабиться. К тому же хозяин дома ждет ее в кухне. Он жарит ей омлет. Рейчел спустила воду, наклонилась над раковиной, включила воду, взяла мыло, намылилась… Руки до локтя были в крови, присохшей грязи, в земле с колючками и мелкими камешками. Мутная вода ушла в слив. Она подставила ладони под струю воды и ополоснула лицо. Намылила щеки, лоб, подбородок и снова смыла водой.

Рейчел не спеша вытерлась чистым темно-синим грубым полотенцем и повесила полотенце на крючок. И только потом посмотрелась в зеркало. Машинально потянулась к голове; откинула со лба прядь волос.

Ну и вид у нее! Просто ужас. Волосы грязные, сальные. Из косы выбились неопрятные пряди волос. Глаза красные, в углах рта наметились морщинки. На подбородке ссадина; вокруг ссадины вздулся кровоподтек. На лбу длинная царапина — она даже не помнит, когда оцарапалась; она не чувствовала боли. Шея от грязи сине-серая; по цвету почти сливается с темно-синей футболкой.

И все-таки она жива.

Душа преисполнилась радостью и благодарностью. И вдруг Рейчел вспомнила: Эрин погибла! Милая, милая Эрин… Она почувствовала себя виноватой. Изнутри поднималась жалость — как мощная приливная волна, внезапная, неодолимая. Чему она радуется? Она жива, а Эрин мертва. Стыд растопил ледяную броню, которую она воздвигала последние несколько часов, и она снова все вспомнила: как они вдвоем убегали от погони, как Эрин ухватилась за край металлической ограды и ловко перескочила через нее на церковный двор. Она совершила роковую ошибку!

— Не туда! — закричала тогда Рейчел. И все же она, не думая, последовала за подругой и тоже проворно перескочила через ограду. Эрин остановилась на узкой дорожке, в густой тени между огромными деревьями. Рейчел поняла, что они попали в ловушку, и забегала по двору, в отчаянии ища выход. Она завернула за угол и очутилась за зданием храма. Ей казалось, что Эрин бежит за ней. Рейчел не было видно с улицы, туда, где она скрылась, не доходил свет уличных фонарей. Вдруг она поняла, что не слышит сзади шагов Эрин. Она развернулась кругом; смертельный страх давил на нее, как ноша, которую она волокла с собой. Где Эрин? Она очень боялась столкнуться с преследователями, но все же осторожно выглянула во двор.

Эрин лежала на земле. Все пятеро преследователей столпились вокруг нее. Одни наклонились над ней, другие стояли рядом на коленях. Они выли, как дикие звери. В свете уличного фонаря сверкнул нож. Эрин страшно закричала… Потом крик оборвался. Рейчел увидела что-то темное… Кровь!

Тот страшный миг навеки отпечатался в ее мозгу. Этого не может быть, думала Рейчел, хотя и понимала, что все происходит на самом деле. Ноги у нее словно налились свинцом, но она побежала, превозмогая себя. Надо было спасать свою жизнь. Она снова забежала за угол. Перемахнула через ограду. Ее как будто что-то вело вперед.

И сейчас она испытывала облегчение и благодарность за то, что она жива.

Но смотреть на себя в зеркало она не могла. Собственное отражение давило на нее. Рейчел понурила голову и в безысходности обхватила руками унитаз. Изнутри поднималась тошнота; ее вырвало желчью.

Она встала, содрогаясь всем телом, и расплакалась.

Вуси Ндабени сидел на переднем пассажирском сиденье патрульной машины между участковыми констеблем и инспектором. Оба были в форме. Почти вплотную к ним остановилась еще одна полицейская машина.

Инспектор из участка хотел ехать с сиреной и мигалкой, но Вуси попросил:

— Пожалуйста, не надо.

Ему хотелось подъехать к дому Дж. М. Деклерка без лишнего шума. Инспектор сказал, что знает, где находится жилой комплекс «Атлантик-Бриз». В новом квартале, где селятся представители среднего класса — как белые, так и черные. Живут рядом, вместе. Парклэндс — наглядное доказательство успехов новой Южной Африки.

На перекрестке они повернули направо, на Парк-роуд. По обеим сторонам дороги мелькали крупные торговые центры и современные жилые массивы. Налево, на Рейвенскорт, направо, на Хьюмвуд. Здесь улицы были не прямые, как в кварталах Мандела-Парк и Хараре в Кайелитше, а извилистые, с переулками и тупиками. Вуси посмотрел на инспектора.

— Уже совсем близко, — сказал тот. — Налево и направо.

Дома, жилые комплексы, чистенькие, новые. Вокруг домов заложены сады. Сады совсем молодые; деревца совсем маленькие.

— Перед домом не останавливайтесь, — предупредил Вуси. — Не хочу его спугнуть.

— Ладно, — сказал инспектор и показал констеблю, куда ехать.

Наконец они увидели дорожный указатель: «Жилой комплекс „Атлантик-Бриз“».

Кварталы сплошной застройки. Многоэтажные дома, таунхаусы. Они ехали по четной стороне, вдоль высокой стены.

— Неужели все эти дома муниципальные? — спросил Вуси.

— Вряд ли.

Как ни странно, «Атлантик-Бриз» оказался именно муниципальным владением. Они остановились несколько поодаль.

— Выпустите меня, — велел Вуси.

Инспектор открыл дверцу и вылез сам.

Поверху высокой белой стены тянулась колючая проволока. Они увидели крупно написанные цифры 24 на больших автоматических металлических воротах. За стеной — таунхаусы в стиле кантри. Синие и зеленые ставни, коричневые оконные рамы, двускатные крыши. Мода скоротечна. Лет через пять стиль кантри будет считаться полной безвкусицей, а дома уже состарятся.

— Ну и ну! — воскликнул Вуси, который представлял себе предстоящую операцию совсем по-другому. Он жестом подозвал к себе полицейских из второй машины. Вскоре все обступили его.

— Жилеты! — приказал Вуси.

Инспектор обошел машину сзади. Перед отъездом они аккуратно уложили бронежилеты, но по дороге стопку разметало по багажнику. Вуси взял один, надел через голову и начал застегиваться.

— Вы тоже. Ждите меня здесь; я осмотрюсь и прикажу открыть ворота.

Его помощники радостно закивали. Вуси перешел дорогу и зашагал вдоль стены. Окошко, прорезанное в воротах, оказалось зарешеченным. Рядом с окошком помещалась панель домофона. Возле некоторых звонков висели таблички с фамилиями жильцов. Вуси не обнаружил среди них фамилии Деклерк. Наверху слева имелась кнопка с подписью «Администратор». Он нажал ее. Загудел звонок. И тишина.

Он нажал снова. Никакого ответа.

Вуси нагнулся к окошку. За воротами он увидел асфальтированную дорогу. Дорога поворачивала за угол и исчезала за первым рядом домов. Никаких признаков жизни. Уже ни на что не надеясь, Вуси снова нажал кнопку.

Домофон захрипел и свистнул.

— Чего вы хотите? — спросил монотонный женский голос.

Окно на шестнадцатом этаже выходило на оживленную Аддерли-стрит. У окна, повернувшись спиной к роскошно обставленной комнате, стоял мужчина. Он смотрел на раскинувшийся под ним город. Впереди — торговый центр «Золотой акр», слева пятизвездочный отель «Капское солнце», за ним — высотные башни приморского квартала. Исторический центр тоже совсем рядом; он поражает пестротой архитектурных стилей. Сверху виден и океан, правда, вид слегка подпорчен силуэтами портовых кранов, двумя буровыми установками и корабельными мачтами.

На вид хозяину роскошной квартиры было не больше пятидесяти лет, но в его рыжеватых, коротко стриженных волосах и бороде уже проглядывала седина. В остальном хозяин квартиры выглядел неплохо: поджарый, стройный. Джинсовая рубашка и плотные хлопчатобумажные брюки цвета хаки подчеркивают спортивную фигуру. На ногах — синие мокасины. Загорелое лицо, отражающееся в оконном стекле, совершенно бесстрастно.

Одну руку бородач сунул в карман; в другой он сжимал плоский мобильный телефон. Набрав номер по памяти, он поднес телефон к уху. Барри ответил сразу же.

— Мистер Би!

Бородач удовлетворенно кивнул, радуясь быстроте реакции Барри и его хладнокровию.

— Беру руководство на себя, — невозмутимо заявил мужчина.

— Хорошо! — В голосе Барри слышалось явное облегчение.

— Опиши дом.

Барри послушно выполнил приказ: дом одноэтажный, стоит на углу улицы. Он рассказал, где находится парадная дверь.

— Черный ход есть?

— Не знаю.

— Если есть, то, наверное, выходит на Белмонт-стрит?

— Да, наверное.

— Хорошо. Пусть с тыла подойдут Эбен и Роберт. Правда, вряд ли она побежит через черный ход, она ведь не догадывается, что мы ее засекли. Ты со мной согласен, Барри?

— Да, сэр.

— И о том, что мы следим за домом, она не знает.

— Да, сэр.

— Хорошо. Пусть и дальше ни о чем не подозревает. Мне доложили, ты заметил всего одного жильца, старика.

— Да.

— Как насчет других? Никого больше не видел?

— Нет, сэр.

— Молодец, Барри. А теперь слушай меня внимательно. Ты, Эбен и Роберт — в резерве. Но будьте готовы в случае необходимости прийти на помощь. Как только получишь сигнал, беги в дом и хватай ее во что бы то ни стало! Ты меня понимаешь?

— Да, сэр.

— Но это в самом крайнем случае и только если она позвонит копам. Мы не знаем, почему она до сих пор не обратилась в полицию, но это может случиться в любой миг, и нас предупредят не сразу, а минут через пять. То есть вам придется действовать очень быстро.

— Хорошо. — В голосе Барри послышалось беспокойство.

— Что бы ни случилось, бери рюкзак.

— Ладно.

— Кстати, свидетели нам ни к чему.

— У меня нет пушки.

— Барри, Барри, вспомни, чему я тебя учил?

— Действовать по ситуации, импровизировать и побеждать.

— Вот именно. Возможно, оружие и не понадобится. По нашим расчетам, все должно пройти без шума. На всю операцию уйдет минут двадцать, от силы полчаса. Работайте быстро, тихо и чисто. А пока, Барри, ты у меня за главного. Как только получишь сигнал, немедленно входи в дом. И чтобы без ошибок. Больше ошибок мы себе позволить не можем. Ты понимаешь?

— Да, сэр.

— Уверен? Ты обдумал все возможные варианты?

— Да.

— Вот и хорошо.

Владелец квартиры на шестнадцатом этаже положил телефон в карман и посмотрел в окно. Над Столовой горой полицейский вертолет. Он летел в его сторону. Бородач проводил взглядом вертолет, он летел угрожающе низко.

27

Вооруженные полицейские в бронежилетах стояли у ворот. Внутрь вошел только Вуси. Он шагал за сторожихой, то есть «управляющей жилым комплексом», как она представилась. Управляющая напоминала Вуси тесто — бледная, рыхлая тетка. И даже голос у нее какой-то… непропеченный.

— Деклерк живет в квартире А-шесть. Нет, он ее не снимает; он ее собственник. Я нечасто его вижу. Налоги он перечисляет через банк.

Они вошли в кабинет, устроенный в крошечной комнатке. Управляющая села за маленький, дешевый пластиковый стол. На столе перед белыми меламиновыми полками выстроились папки, стояли монитор и клавиатура. Рядом с клавиатурой лежала раскрытая папка. Вуси остановился в дверях.

— Деклерк сейчас дома?

— Не знаю, — без всякого выражения ответила тетка.

— Когда вы видели его в последний раз?

— По-моему, в ноябре.

— Значит, в последний раз он был дома в ноябре?

— Не знаю. Я нечасто выхожу.

— У вас есть его телефон?

Тетка посмотрела список жильцов.

— Нет.

— Можете его описать?

— Молодой. — Тетка заложила документ коротким, толстым пальцем. — Двадцать шесть лет. — Она посмотрела на Вуси и увидела на его лице вопросительное выражение. — Довольно высокий. Волосы светло-каштановые.

— Где он работает?

Указательный палец двинулся вниз по списку.

— Здесь написано только: «Консультант».

— Позвольте взглянуть…

Управляющая пододвинула ему папку. Вуси вытащил блокнот и ручку, приготовился записывать. Фамилия, инициалы: Дж. М. Деклерк. Серия и номер удостоверения личности.

Квартира: двухэтажная, с двумя спальнями.

Статус: собственник, проживает здесь же.

Поднаем: нет.

Налог: 800 рандов в месяц.

Дата вселения: 1 апреля 2007 г.

Род занятий: консультант.

Почтовый адрес: 7441 Парклэндс, «Атлантик-Бриз», 24, кв. А-6.

Рабочий адрес: неизвестен.

Домашний телефон: неизвестен.

Рабочий телефон: неизвестен.

Мобильный телефон: неизвестен.

Вместо подписи стояла какая-то закорючка. Деклерк соглашался с правилами, установленными для жильцов данного комплекса.

— Какая у него машина? «Лендровер-дефендер»?

— Не знаю.

Вуси вернул папку управляющей.

— Большое вам спасибо, — сказал он и с надеждой спросил: — У вас есть ключ от его квартиры?

— Да.

— Пожалуйста, откройте ее нам.

— Согласно правилам, для этого мне требуется копия ордера на обыск.

Бенни Гриссел сидел в диспетчерской полицейского участка «Каледон-сквер». На столе он расстелил карту Кейптауна; на карте лежали блокнот и ручка. Молодой сержант беседовал по рации с экипажами патрульных машин. Гриссел вписывал в блокнот улицы, которые уже были осмотрены. Где сейчас Рейчел? Куда она направляется и, самое главное, что им делать? От неопределенности кружилась голова — слишком много в деле неясностей.

Зазвонил его телефон. Он кивком головы попросил сержанта ненадолго уменьшить звук, посмотрел на экран и нажал кнопку «Прием вызова».

— Вуси?

— Бенни, чтобы попасть в дом, нам нужен ордер на обыск.

— А что, его нет дома?

— Да. Мы хотим к нему зайти, но у сторожихи есть ключ… — Послышался приглушенный женский голос, и Вуси поправился: — То есть у управляющей. У нее есть ключ.

— Для того чтобы получить ордер на обыск, у нас материала маловато. Только номерные знаки, да и то не целиком, всего три цифры…

— Так я и думал. Ладно, я потом перезвоню…

Гриссел нажал отбой, взял ручку и жестом показал сержанту, чтобы тот продолжал. Он смотрел на карту и двигал кончик ручки по направлению к парку Кампани-Гарденз. Вот где она.

Внутренний голос подсказывал, что она там, потому что он отлично знал окрестности парка. Его дом совсем недалеко. Он почти каждый день ездит там на велосипеде. Если бы ему пришлось спасаться бегством и если бы он не знал города, он бы бежал примерно в район Лонг-стрит и скрылся в парке.

— Пошлите два наряда в Гарденз, — распорядился Гриссел. — Но сначала пусть заедут сюда и возьмут ее фото.

Пит ван дер Линген подошел к двери ванной и собрался постучать, но услышал плач. Он ссутулился. Ему очень не хотелось пугать свою гостью.

— Рейчел! — негромко позвал он.

Рыдания резко прекратились.

— Рейчел!

— Откуда вы знаете, как меня зовут?

— Мне сказала та женщина из полиции. Вы Рейчел Андерсон из города Лафейетт в штате Индиана.

После долгой паузы дверь медленно открылась. На пороге стояла заплаканная Рейчел.

— Не Лафейетт, а Уэст-Лафейетт, — поправила она.

Лицо Пита расплылось в добродушной улыбке.

— Пойдемте, дорогая моя. Еда почти готова.

Франсман Деккер рассказал толстухе инспектору Мбали Калени о десяти тысячах рандов, заплаченных за услуги частному сыскному агентству «Джек Фишер и партнеры». И вдруг его осенило, как можно одним выстрелом убить нескольких зайцев. Продолжая вводить Мбали в курс дела, он одновременно обдумывал тактику. Надо заставить ее съесть приманку, но главное — соблюдать осторожность. Мбали славится своей способностью издали чуять подвох.

— Надо разобраться, что произошло в Блумфонтейне. — Деккер старался говорить невозмутимо. — Но Фишер и компания — крепкие орешки. Ты как, справишься?

Мбали презрительно фыркнула.

— Крепкие орешки? — Она вскочила на ноги. — Они всего лишь мужчины! — бросила она, уже направляясь к двери.

Деккер вздохнул с облегчением, стараясь не выдать радости.

— Они все люди бывалые, специалисты со стажем.

Мбали открыла дверь.

— Предоставь Блумфонтейн мне!

Вуси позвонил в парадную дверь. Потом обошел дом и постучал в дверь черного хода. Своих помощников он отправил по соседям. Может, кто-нибудь хорошо знаком с Деклерком. Сам он остался на заднем дворике, подошел к окну и, встав на цыпочки, попробовал заглянуть в комнату. Вид загораживал стоящий под окном большой гриль на колесиках.

Вуси увидел просторный зал свободной планировки. Справа — кухонный уголок. Возле раковины пустая пивная бутылка. Кроме того, он разглядел диван, обитый чем-то темным, а перед диваном — угол большого телевизора с плоским экраном.

На плиточным полу ковра нет. Пустая пивная бутылка, скорее всего, украшает кухню уже давно. Под решеткой гриля серый пепел — наверное, тоже давнишний.

Вуси встал в тень, отбрасываемую балкончиком на втором этаже. Он разглядывал полоску газона и ждал, когда вернутся посланные по соседям констебли.

Рыхлая управляющая сообщила, что такие двухэтажные квартиры, с двумя спальнями и ванной на втором этаже, большой гостиной, кухней-столовой и запасным туалетом на первом этаже, в прошлом году стоили чуть меньше миллиона рандов. Новый «лендровер» стоит больше трехсот тысяч. Большой новый телевизор. Откуда у двадцатишестилетнего парня такие доходы?

Вуси все больше укреплялся в мысли о наркотиках.

Вернулись его помощники. По их лицам он сразу понял, что сообщить им нечего. Вуси едва не побежал им навстречу. Ему захотелось поскорее вернуться в город, в «Ван Хункс». Теперь он был почти уверен: именно там находится ключ к разгадке.

Все казалось ей каким-то ненастоящим. Старик в безупречно белой рубашке придвинул ей стул. От аромата жареного бекона проснулся зверский голод. Стол был аккуратно накрыт на двоих. Заметив большой запотевший стеклянный кувшин с апельсиновым соком, она поняла, что жажда сильнее голода. Пит подошел к плите и спросил, как сделать ей омлет: с сыром? с беконом?

— И с тем и с другим, — ответила Рейчел.

Старик предложил ей налить себе сок. Когда она поднесла стакан к губам, рука задрожала. Оказывается, она испытывает просто невыносимую жажду!

— А можно мне два тоста?

— Да, конечно.

Старик хлопотал: распустил масло, добавил желтки к заранее взбитым белкам, вылил яичную смесь на сковородку. На тарелке с натертым сыром лежали полоски жареного бекона. Он поставил сковородку с омлетом на конфорку.

Он пояснил, что по-прежнему накрывает стол на двоих, хотя его жена умерла. Но привычка выработалась еще раньше, когда она болела. Так он чувствует себя не таким одиноким. Он так рад, что она составила ему компанию! Она должна его извинить, он сделался болтлив, ведь у него редко кто-нибудь бывает. В основном он общается с книгами. Кстати, когда она ела в последний раз?

Рейчел не сразу сообразила. Вчера, ответила она и вспомнила огромные гамбургеры, которые они поглощали в каком-то заведении, где атмосфера чем-то напоминала американскую. Эрин назвала то место «забегаловкой»… Рейчел помотала головой. Она не хотела вспоминать.

Пит разложил на поверхности омлета бекон и сыр и открыл духовку. Снял сковородку с огня, поставил в духовку, закрыл дверцу. Повернулся к ней лицом. Омлет, объяснил он, очень быстро опадает, если за ним не следить. Заметив, что стакан у гостьи опустел, он подошел к столу и подлил ей сока. Рейчел поблагодарила его, улыбнувшись едва заметно, но искренне.

Наступила тишина — хорошая, уютная.

— У вас столько книг… — полувопросительно сказала она, чтобы поддержать разговор. Из вежливости и благодарности.

— Раньше я был историком, — пояснил хозяин дома. — А сейчас я просто старик, у которого в избытке свободного времени и сын-врач в Канаде. Мы переписываемся по электронной почте. Сын велит мне обязательно чем-нибудь занимать себя, ведь я еще много могу дать людям.

Старик наклонился над духовкой.

— Почти готово! Сейчас я пишу книгу о Южной Африке после Англо-бурской войны. Обещал себе, что она станет моим последним творением. Я пишу книгу для моих соплеменников, африканеров. Молодежь часто не знает, что их деды и прадеды переживали такой же период, какой сейчас переживает чернокожее большинство. Их тоже подавляли, они тоже были очень бедны, у них отобрали землю, их сломили. Но они возродились. Возродились благодаря политике равных возможностей и благодаря расширению экономических полномочий. Здесь прослеживается много исторических параллелей. В начале двадцатого века англичане тоже высказывали недовольство по поводу качества оказываемых муниципальных услуг. Вдруг все стало не таким хорошим, как раньше, потому что власть перешла к неотесанным бурам…

Старик взял прихватки и открыл духовку. Омлет высоко поднялся, сыр расплавился, в воздухе поплыли соблазнительные ароматы. У Рейчел потекли слюнки. Старик взял лопаточку, выложил омлет на белоснежную тарелку, ловко свернул пополам и протянул ей.

— Кетчуп? — спросил он. В глазах за стеклами больших очков в золотой оправе заплясали лукавые огоньки. — По-моему, вы так называете томатный соус?

— Нет, спасибо, омлет и так выглядит замечательно.

Пит придвинул гостье соль и перец, пояснив, что привык не солить пищу; так велел ему сын-врач. Да и вообще вкусовые ощущения у него с годами притупились. Поэтому омлет, возможно, придется подсолить.

— С омлетом что плохо? Я могу приготовить только один за раз. Вы ешьте, а я пока приготовлю омлет для себя.

Хозяин вернулся к плите. Рейчел взяла нож, вилку, взрезала пышную массу и поднесла вилку ко рту. Она была невероятно голодна, а вкус оказался божественным.

— Моя книга будет полезной не только для белых, но и для чернокожих, — продолжал хозяин дома. — После поражения в войне африканеры возродились и добились поразительных достижений. Но власть их сгубила. А что мы видим сейчас? Правительство чернокожего большинства идет по той же дорожке. Боюсь, они повторят наши ошибки. А будет жаль! Мы — страна огромных возможностей, страна удивительных, добрых людей, которые хотят одного: чтобы у наших детей было будущее. Здесь, а не в Канаде.

Пит поставил сковороду в духовку. Он объяснил, что обожает сыр, хотя его сын-врач считает, что молочные продукты ему вредны. Но ему уже семьдесят девять лет; можно и не считаться с запретами врачей! Старик снова улыбнулся, демонстрируя свои великолепные искусственные зубы. Тост! Он совсем забыл… Сокрушенно цокнув языком, Пит достал из хлебницы два куска хлеба и сунул их в тостер.

— Как вкусно! — сказала Рейчел. Омлет в самом деле был очень вкусный. Она уже съела половину.

— Сварить вам кофе? В малайском квартале Бо-Кап есть замечательный магазинчик. Они великолепно обжаривают кофейные зерна, но молоть я предпочитаю сам.

— Спасибо, с удовольствием. — Рейчел захотелось подойти к старику и обнять его. Ее пригибало к земле огромное горе, но забота и гостеприимство притупляли страдания.

Он открыл шкафчик и достал с полки большую жестяную банку, приговаривая:

— Главное — не забыть, что в духовке у меня омлет. Вот что самое плохое в старости: становишься забывчивым. В молодости я мог одновременно делать массу дел, но сейчас мне только и остается, что вспоминать о прошлом. — Старик отмерил кофе, засыпал зерна в кофемолку и нажал на кнопку. Ножи кофемолки издавали ужасный скрежет. Старик что-то бормотал; Рейчел не слышала, что он говорит, только видела, как шевелятся его губы. Помолов кофе, он открыл фильтр кофеварки, всыпал туда порошок. Взял прихватки и открыл дверцу духовки.

— Смесь чеддера и сыра грюйер. Запах восхитительный, а на вкус — так себе. Вот еще что плохо в старости. Обоняние сохраняется дольше, чем вкусовые ощущения.

Тостер выплюнул на поверхность два поджаренных кусочка хлеба. Старик взял тарелочку, положил на нее тост и протянул ей.

— Хотите инжирного варенья? И еще у меня есть по-настоящему хороший камамбер, душистый, свежий. Его делают в одной маленькой сыроварне возле Стелленбоша.

Старик открыл холодильник и, не дожидаясь ответа, достал оттуда сыр. Потом вернулся к плите и переложил омлет на свою тарелку. Отнес тарелку на стол, сел, попробовал.

— Я часто экспериментирую с сыром фета, но для молодой женщины такая смесь может показаться соленой… Кофе! — Он снова вскочил с поразительной энергией, чтобы налить в кофеварку воды. Немного воды пролилось на рабочий стол; перед тем как включить кофеварку, старик вытер столешницу белым кухонным полотенцем. Потом он снова сел. — Уэст-Лафейетт. Далеко вы забрались от дома, дорогая моя!

28

На шестнадцатом этаже многоквартирного жилого дома, на фоне городской панорамы, четко выделялся силуэт мужчины с ухоженной седой бородой. Он стоял заложив руки за спину.

Перед ним стояли шестеро молодых людей. Они смотрели на него выжидательно. Трое белых, трое черных — все шестеро молоды, стройны, бесстрашны.

— Вы наделали много ошибок. — Мужчина говорил по-английски с сильным акцентом. — Учитесь на них. Отныне я беру руководство на себя. Ни о каком вотуме доверия речь не идет. Воспринимайте произошедшее как возможность чему-то научиться.

Один или двое едва заметно кивнули; они знали, что бурных проявлений чувств он не любит.

— Время работает против нас. Поэтому буду краток. Наш друг в муниципальной полиции предоставит нам необходимое средство передвижения — пикап. Он уже четыре месяца стоит на спецстоянке в Грин-Пойнте; владельцы до сих пор не забрали его. Поезжайте за пикапом; Урсон уладит все формальности. Поедете туда на автобусе; выйдете у отеля «Виктория-Джанкшн».

Он поднял с пола блестящий металлический ящик и поставил перед собой на стол. Посмотрел на одного из молодых людей.

— Где «таурус»?

— Под водой, в заливе.

— Хорошо. — Седобородый откинул крышку и развернул ящик так, чтобы всем было видно. — Четыре автоматических пистолета Стечкина, модель АПСБ. Буква «Б» означает «бесшумный». Удлиненный ствол с резьбой в дульной части позволяет устанавливать прибор для бесшумной стрельбы. Как видите, они уже укомплектованы глушителями. Им тридцать пять лет, но это самые надежные автоматические пистолеты на свете. Емкость магазина двадцать патронов; патроны тоже есть. Свежие, выпущены менее полугода назад. Кстати, наличие глушителя не означает, что пистолет стреляет совершенно бесшумно. Громкость выстрела примерно соответствует выстрелу из пистолета двадцать второго калибра без глушителя. Достаточно, чтобы привлечь внимание, чего мы не хотим. Поэтому стреляйте только в крайнем случае. Вам ясно?

Молодые люди закивали. Все жадно разглядывали пистолеты.

— Отдача гораздо сильнее, чем у «тауруса». Помните об этом. Номера спилены; по ним нас отследить невозможно. Не забудьте надеть перчатки, а если понадобится, сразу избавьтесь от них.

Бородач помолчал, очевидно ожидая вопросов.

— Отлично. Итак, план действий таков…

Инспектор Франсман Деккер направлялся в приемную к Наташе. По пути его перехватил какой-то высокий белый тип.

— Вы из полиции?

— Да, — ответил Деккер. Лицо белого показалось ему знакомым.

— Меня зовут Иван Нелл, — раскатистым голосом произнес белый; очевидно какая-то знаменитость.

— А, вас показывали по телевизору? — вспомнил Деккер.

— Я был одним из наставников на шоу «Ты — суперзвезда»…

— Вы певец…

— Совершенно верно.

— Моя жена смотрела все выпуски шоу «Ты — суперзвезда». Рад с вами познакомиться. А сейчас извините — у нас сегодня много дел. — Деккер двинулся было дальше.

— Поэтому я и приехал, — сказал Нелл. — Из-за Адама.

Деккер нехотя остановился.

— И что?

— Мне кажется, я последний, кто видел его живым.

— Вы видели его вчера вечером? — насторожился Деккер, разворачиваясь к певцу.

Нелл кивнул:

— Около десяти мы ужинали в бистро «Бизерка».

— А потом?

— Потом я поехал домой.

— Ясно. — Деккер задумался. — А что Барнард?

— Не знаю, куда поехал Адам. Но сегодня утром я включил радио… — Нелл оглядел собравшихся. Они сидели слишком близко. Потом он посмотрел на Наташу; та встала и подошла поближе. — Мы с вами можем где-нибудь поговорить?

— О чем?

Нелл подошел к Деккеру вплотную и тихо сказал:

— По-моему, его смерть как-то связана с нашим вчерашним разговором. Я, конечно, не уверен, но…

— О чем вы разговаривали, мистер Нелл?

Певцу стало явно не по себе.

— А можно поговорить где-нибудь в другом месте? — прошептал он.

Деккер подавил вздох.

— Если можно, уложитесь минуты в две…

— Постараюсь. Только, пожалуйста, не думайте, что я… ну, понимаете…

— Нет, мистер Нелл, не понимаю. — Франсман Деккер посмотрел на Наташу. Красавица терпеливо ждала всего в нескольких шагах от них. Потом он перевел взгляд на Нелла. — Подождите меня, я сейчас…

— Да, разумеется.

Бенни Гриссел не очень любил сидеть на одном месте и ждать неизвестно чего. Поэтому он вышел из диспетчерской, спустился в дежурную часть, где было, как всегда, многолюдно, и мимо охранников вышел на Бёйтенкант-стрит. Голова гудела от обилия мыслей, а кураж прошел. Вряд ли они ее найдут. Четырнадцать патрульных машин прочесывают город в шахматном порядке, а одна машина стоит на Лонг-стрит; беглянку караулят у хостела «Кот и лось». В их распоряжении десять нарядов патрульных, два из которых сейчас обыскивают парк Кампани-Гарденз. Со стороны Столовой горы вернулся вертолет; пилот осмотрел сверху весь город! Никаких признаков Рейчел Андерсон.

Куда же она подевалась?

Гриссел подошел к машине, отпер ее и достал из бардачка пачку «Честерфилда». Запер машину и с сигаретами в руках остановился на тротуаре.

Чего он не учел?

Возможно, утром, в череде сумбурных событий, он действительно упустил что-то важное. Знакомое чувство! В день, когда совершается преступление, от обилия данных голова идет кругом. В ней вертятся какие-то обрывки, кусочки, они нагромождаются, налезают друг на друга. Но проходит время — иногда нужно просто хорошенько выспаться, и подсознание все расставляет по местам, как секретарша-копуша, которая работает по-своему, в своем ритме, неторопливо.

Гриссел вынул из пачки сигарету, сунул ее в рот.

Он действительно что-то упускает…

Он вытащил спичку.

«Фельдмаршал» Джереми Урсон и поиски рюкзака.

Гриссел быстро зашагал по тротуару, сунув спички в карман брюк, а сигарету — назад, в пачку. Он направлялся в участок. Неужели подсознание подсказывало только это?

Вернувшись в диспетчерскую, он спросил констебля, где телефонный справочник.

— В дежурной части.

Гриссел взял справочник и принялся на ходу листать его. Естественно, телефонные номера органов местного самоуправления в самом конце. Найдя номер муниципальной полиции, он положил справочник на старый казенный стол темного дерева, рядом с картами, блокнотом, ручкой и мобильником. Отметив номер пальцем, он набрал его. Через два гудка ответил женский голос:

— Муниципальная полиция Кейптауна. Добрый день. — И на африкаансе: — Goeimiddag.

— Пожалуйста, позовите Джереми Урсона.

— Не вешайте трубку. — Его переключили. Телефон звонил долго.

Наконец ответил мужской голос:

— Муниципальная полиция.

— Джереми Урсон?

— Джереми сейчас нет.

— Говорит инсп… капитан Бенни Гриссел, ЮАПС. Где его найти? У меня срочное дело.

— Подождите… — Говоривший прикрыл микрофон рукой и пробормотал что-то неразборчивое. — Он должен скоро вернуться. Хотите его мобильный номер?

— Да, пожалуйста. — Гриссел потянулся за ручкой и блокнотом.

Ему продиктовали номер, и Гриссел записал его. Поблагодарив, отключился и набрал номер Урсона. Тот ответил сразу:

— Джереми.

— Бенни Гриссел, ЮАПС. Сегодня утром мы с вами разговаривали на Лонг-стрит.

— А, помню, — без всякого воодушевления ответил Урсон.

— Вы что-нибудь нашли?

— Где?

— В окрестностях. Вы принесли рюкзак и собирались поискать…

— Ах да… Нет, ничего интересного.

Гриссела было не так-то просто отшить.

— Пожалуйста, опишите поточнее, где именно вы искали?

— Надо выяснить. Я ведь не сам бегал по улицам. У меня и своей работы хватает.

— Мне казалось, что борьба с преступностью и есть ваша работа.

— Ваше дело — не единственное, по которому мы работаем.

В самом деле, им еще надо выписывать штрафы за неправильную парковку. Гриссел с трудом сдержался и вернулся к насущному:

— Вы совершенно уверены в том, что ничего не нашли?

— Из ее вещей — ничего.

— Значит, кое-что все-таки нашли?

— На улицах валяется полно всякого мусора. Мои ребята насобирали целый мешок всякой дряни, но там нет ни паспорта, ни сумочки, ничего, что могло бы принадлежать американской туристке.

— Откуда вы знаете?

— Думаете, я дурак?

Господи! Гриссел медленно и глубоко вздохнул.

— Нет, я не думаю, что вы дурак. Где тот мешок?

Урсон ответил не сразу.

— Где вы сейчас?

— Нет, скажите, где мешок, и я велю забрать его.

Наташа Абадер отперла кабинет Адама Барнарда и сказала:

— Если захотите включить его ноутбук, мне придется набрать для вас пароль.

Она вошла. Деккер за ней. Все стены были увешаны фотографиями в рамках под стеклом: Барнард и звезды. Мужчины обнимали Барнарда за плечи, женщины — за талию. Все снимки были подписаны; везде черным толстым фломастером приписаны слова благодарности: «Спасибо, Адам!», «Адама — в президенты!», «С любовью и благодарностью!!!», «Звезда на моем небе», «Ты мой любимый». Сердечки, крестики, обозначающие поцелуи, музыкальные ноты.

Деккер посмотрел на стол, на котором, по ее собственному признанию, Мелинда Гейсер изменила мужу. Если не считать ноутбука, на столе больше ничего не было. У него разыгралось воображение; он представил, как Мелинда лежит на спине совершенно голая, закинув ноги на плечи стоящего Барнарда, широко раскрыв рот, и кричит в угаре страсти так, что крики слышны через тонкую перегородку.

Деккер виновато покосился на Наташу. Та, удивленно подняв брови, смотрела на открытый ноутбук.

— Что случилось?

— Адам оставил ноутбук включенным!

Деккер обошел стол и встал рядом с Наташей. Он чувствовал запах ее духов. Тонкий. Сексуальный.

— Ну и что?

— Обычно он так никогда не делал. Я включаю компьютер, когда захожу, поэтому он…

На экране была заставка: логотип студии «Африсаунд» развевался, как маленький флажок. Наташа двинула мышью, заставка исчезла, и на мониторе появилась табличка с запросом пароля. Наташа нагнулась и принялась печатать; ее длинные ногти щелкали по клавишам, в вырезе блузки показалась грудь. Деккеру с его места все было прекрасно видно; он не мог отвести взгляда. Грудки у нее были маленькие, упругие, идеальной формы.

Внезапно она выпрямилась. Деккер поспешил перевести взгляд на монитор.

— Мне нужно просмотреть его электронную почту.

Наташа кивнула и, снова наклонившись, задвигала мышью. Почему она не сядет? Знает ли она, что он на нее смотрит?

— Где его ежедневник?

— Он пользовался программой Outlook. Сейчас покажу. — Наташа снова задвигала мышью, нажала на клавишу. — Чтобы переходить из почтового ящика в ежедневник, нажимайте клавиши Alt и Tab, — инструктировала она, отодвигаясь и пропуская Деккера к большому удобному креслу.

— Спасибо, — поблагодарил Деккер. — Можно кое о чем вас спросить?

Наташа подошла к двери. Сначала Деккер решил, что она его не расслышала, но Наташа захлопнула дверь, вернулась и, сев за стол напротив, посмотрела ему прямо в глаза.

— Я знаю, о чем вы хотите меня спросить.

— О чем же?

— Вам интересно, не было ли у нас с Адамом… ну, вы понимаете.

— Зачем мне это?

Наташа неопределенно дернула плечиком. Чувственный жест, но Деккер понял, что она сейчас ни о чем не догадывается. Лицо у нее было подавленное и печальное.

— Вы ведь будете всех допрашивать, — сказала она.

Да, ему действительно захотелось узнать, не было ли у нее чего с Адамом, но по другой причине.

— А у вас с ним что-то было? — Внутренний голос буквально кричал: «Франсман, что ты делаешь?» Но он прекрасно знал, что делал. Напрашивался на неприятности и не мог остановиться.

— Да. — Наташа опустила глаза.

— Здесь? — Деккер показал на стол.

— Да.

Зачем она отдавалась белому мужчине, почти старику, хотя она так хороша, что могла бы украсить собой обложку любого журнала? А может, она просто всегда готова, и, значит, можно попытать счастья?

— Утром я с радостью вспоминала о том, что у нас с ним было, — продолжала Наташа.

— Потому что он умер?

— Да.

— Ходит много слухов о нем… и о женщинах.

Наташа промолчала.

— Он принуждал женщин к сожительству?

— Нет. — Судя по выражению ее лица, вопрос ей не понравился.

— Вчера… вы слышали… Когда здесь была Мелинда?

— Да, слышала. — Красавица не покраснела и не отвела взгляда.

— Вы знаете, зачем он приглашал ее к себе?

— Нет. Только видела запись в ежедневнике о том, что придет Мелинда.

— Но обычно вместе с ней приходил Джош.

Наташа снова неопределенно дернула плечиком.

— Я не понимаю… Когда они тут… развлекались… — Деккер чертил в воздухе вопросительные знаки, — все слышали три человека, и никто не нашел в происходящем ничего странного. Ну тут у вас и нравы!

Наташа рассердилась; это было видно по ее жестам, по тому, как она сжала губы, как внезапно напряглась и помрачнела.

— Ладно тебе, сестренка, подумай сама…

— Нечего фамильярничать со мной!

Он ждал объяснений, но Наташа молчала.

— Не упоминал ли Адам на прошлой неделе о DVD-диске, который ему прислали заказной бандеролью?

— Нет.

— Вы знаете, кто его убил?

Наташа ответила не сразу. Она утратила всю свою самоуверенность.

— Джош Гейсер? — спросила она.

— Может, да, а может, и нет.

Наташа явно удивилась и привычным жестом отбросила прядь волос со лба.

— С чего вы взяли, будто его убил Джош?

— Вчера я его видела. Он был зол как черт. И он… такой странный.

— Странный?

Наташа снова дернула плечиком, отчего грудь под обтягивающей блузкой подскочила вверх.

— Бывший «Гладиатор» стал петь духовные гимны. А вам это не кажется странным? Да вы на него взгляните…

— Я не могу его арестовать только на основании внешности. Кто еще имел зуб на Адама Барнарда?

Наташа фыркнула.

— Мы работаем в музыкальной индустрии!

— И что это значит?

— Что иногда у всех зуб на всех!

— И все друг с другом трахаются.

Наташа опять обиделась.

— Кто еще имел на него зуб настолько, что мог его убить?

— Я правда не знаю.

Наконец он задал вопрос, который волновал его больше всего:

— Почему он… так притягивал женщин? Ему ведь было уже за пятьдесят…

Наташа встала и холодно скрестила руки на груди.

— Ему должно было исполниться пятьдесят два года, — злобно заявила она. — В феврале.

Деккер ждал ответа, но она молчала.

— Так в чем же дело? — спросил он.

— Дело не в возрасте, а в ауре.

— В ауре?

— Да.

— Что это значит?

— Ауры бывают разные.

— А у него какая была?

— Вам не понять.

— А вы меня просветите.

— Его окружала аура власти. Очень сильная. — Наташа с вызовом посмотрела ему в глаза и добавила: — Женщин притягивают деньги, а Адам обладал властью над деньгами. Кроме того, для многих женщин он олицетворял путь к звездам. Он мог познакомить их с крупными воротилами. Но Адам обладал и другой силой, перед которой совершенно невозможно устоять. Он мог помогать.

— Не понял…

— Хорошо, если в твоей жизни попадается влиятельный мужчина. Это первый вариант. Второй вариант еще лучше — если ты сама обладаешь влиянием и мужчина тебе не нужен. Вот какого рода силу мог дать Адам Барнард.

— Вы говорите о певицах? Он мог дать им славу и состояние?

— Да.

Деккер медленно кивнул. Наташа немного постояла в нерешительности, потом развернулась и пошла к двери.

— Но вы-то не певица, — сказал Деккер ей вслед.

Не оборачиваясь, положив руку на дверную ручку, она ответила:

— Для меня и первый вариант неплох.

Наташа открыла дверь и вышла.

— Пожалуйста, пригласите ко мне мистера Нелла, — крикнул он вслед, но не понял, слышала она его или нет.

29

Алекса Барнард поняла, что рядом с ее постелью кто-то стоит.

Она с трудом разлепила веки и ощутила ноющую боль в предплечье. Все тело будто свинцом налилось. В ноздри лез специфический больничный запах. Справа она увидела чьи-то большие глаза за сильными очками. Попробовала разглядеть глаза получше, но тут же зажмурилась.

— Меня зовут Виктор Баркхёйзен, и я алкоголик, — произнес тихий, сочувственный голос.

Она снова открыла глаза. Ее гость оказался старичком.

— Навестить вас меня попросил Бенни Гриссел. Детектив. Я его куратор в «Анонимных алкоголиках». Хочу, чтобы вы знали: вы не одиноки.

Во рту было очень сухо. Наверное, от лекарств, от снотворного.

— Вы врач? — спросила Алекса, язык плохо слушался, губы пересохли и почти не разлеплялись.

— Если вам трудно говорить, помолчите, а я просто посижу рядом. Палатной сестре я оставлю номер своего телефона. Вечером я еще к вам зайду.

Она не без труда повернула к нему голову; наконец ей удалось открыть глаза. Маленький, сутулый, лысый очкарик. Остатки волос на затылке заплетены в косу. Алекса медленно протянула правую руку. Доктор Баркхёйзен крепко пожал ее.

— Вы… врач, — с трудом проговорила она.

— Исцеляюсь сам.

— Я дымлю, — сказала она.

— А ведь у вас даже жара нет.

Она не знала, появилась ли у нее на лице улыбка.

— Спасибо… — прошептала она, снова закрывая глаза.

— Не за что.

Тут она вспомнила, словно сквозь дымку, что ее тревожила какая-то мысль. Не открывая глаз, она сказала:

— Детектив…

— Бенни Гриссел.

— Да. Мне нужно кое-что ему передать.

— Скажите мне, я передам.

— Пусть приедет. Это насчет Адама…

— Я ему скажу.

Алекса хотела что-то добавить, но пока не сумела вспомнить что. Мысли ускользали, как серебристые рыбки в мутной воде. Она вздохнула, почувствовала прикосновение руки Виктора Баркхёйзена и медленно сжала ее, словно желая убедиться, что он еще рядом.

— Можно позвонить от вас папе? Разумеется, я вам заплачу, — сказала Рейчел Андерсон. Несмотря на его возражения, она помогала старику убирать со стола.

— Это лишнее, — сказал он. — Телефон на моем рабочем столе.

Неожиданно он рассмеялся.

— Если, конечно, вы сможете его найти. Идите, а я вымою посуду.

— Нет, — возразила Рейчел. — Уж посуду-то помыть я сумею.

— Ни в коем случае!

— Прошу вас, я настаиваю. Я люблю мыть посуду.

— Дорогая моя, как вы грациозно лжете!

— Я говорю правду. Дома я постоянно мою посуду.

— Значит, помоем вместе, — сказал он, наливая жидкость для мытья посуды и включая воду. — Вы мойте, а я буду вытирать и убирать тарелки на место. Вы живете с родителями?

— Да. Я только в прошлом году закончила школу. Решила год попутешествовать, посмотреть жизнь. А потом уже поступлю в университет.

— Вот перчатки, надевайте… А куда вы хотите поступать?

— В университет Пердью. Там работают мои родители.

— Они ученые?

— Папа профессор кафедры английской литературы. Мама работает на факультете авиации и астронавтики, в научно-исследовательской группе. Она занимается астродинамикой и прикладной космической физикой.

— Боже правый!

— Она настоящий ученый и самый рассеянный человек из всех, кого я знаю. Я очень ее люблю, она замечательная. Знаете, чем она занимается? Динамикой космических летательных аппаратов и орбитальной механикой, ее работа связана с управлением работой спутников, уменьшением высоты их орбиты, входом в атмосферу Земли. Не думайте, что я такая умная, просто я заучила это наизусть, как стихи. Сама я в этом ничего не смыслю. Наверное, пошла в папу. И я очень много говорю — по крайней мере, сейчас.

Он положил ей руку на плечо.

— Я наслаждаюсь каждой минутой общения с вами, так что говорите сколько хотите.

— Я очень скучаю по ним.

— Не сомневаюсь.

— Нет, скорее, не просто скучаю, а… Я уехала из дому почти два месяца назад. И так давно не видела их, что… Я даже не представляла, какой это ужас, когда…

— Мы все в свое время не представляли. Такова жизнь.

— Знаю, но со мной произошло нечто в самом деле ужасное… — Рейчел застыла без движения. Голова безвольно упала на грудь.

Сначала он молча следил, как по ее лицу беззвучно катятся слезы. Он смотрел на нее с жалостью и сочувствием.

— Может, хотите об этом поговорить?

Рейчел покачала головой. Она явно пыталась собраться с духом, правда, получалось это у нее плохо.

— Не могу. Нельзя…

— Вы уже почти все вымыли. Идите звоните отцу.

— Спасибо. — Рейчел замялась. — Вы так добры ко мне… я…

— Я ничего не сделал.

— А можно попросить вас кое о чем? Вы не обидитесь?

— Дорогая моя, я не умею обижаться. Спрашивайте.

— Я очень хочу принять ванну. Даже не представляла, что я такая грязная. Я быстро, обещаю…

— Боже мой, ну конечно! И не спешите. Хотите пену для ванны? Внуки прислали мне на день рождения, но я ею не пользуюсь…

На Касл-стрит стоянка была запрещена. Грисселу пришлось оставить машину на Лонг-стрит, в квартале от ночного клуба «Ван Хункс». Работник парковки набросился на него, как стервятник. Гриссел заплатил за два часа и торопливо зашагал к ночному клубу. Он очень удивился, встретив у входных дверей Вуси.

— Я думал, ты еще в пути…

— Ребята из участка «Столовая гора» просто психи. Доставили меня сюда с сиренами и мигалками. Эта дверь заперта. Придется обойти с черного хода.

— Вуси, я послал за кассиром — очевидцем из ресторана Карлуччи. И за Оливером Сэндсом из хостела, — сообщил Гриссел на ходу.

— Ладно, Бенни.

Они повернули за угол, и у Гриссела зазвонил мобильник. На экране высветилось имя: Матт Яуберт.

— Привет, — сказал Бенни, нажав «Прием вызова».

— Неужели это капитан Бенни Гриссел? — спросил Яуберт.

— Он самый… Представляешь?

— Поздравляю, Бенни. Давно пора. Ты где?

— В одном ночном клубе на Касл-стрит. Называется «Ван Хункс».

— А я за углом. В «Шпору» зайти не желаешь?

— Умираю — хочу есть! — Гриссел снова вспомнил, что в последний раз он ел вчера вечером. — Возьми мне большой гамбургер, жареную картошку и кока-колу. Деньги я тебе верну. — В предвкушении вкусной еды заурчало в животе. — Погоди, спрошу Вуси, может, он тоже чего-нибудь хочет…

Лифт остановился на третьем этаже недавно отремонтированного офисного здания на улице Сент-Джордж-Молл. Дверцы кабины разъехались, и оттуда вышла толстая чернокожая женщина.

Она закинула сумку на плечо, поправила пистолет на поясе и целеустремленно зашагала по толстому бежевому ковру к стойке темного дерева, за которой сидела пожилая цветная администраторша. Подойдя поближе, толстуха поднесла к лицу администраторши служебное удостоверение, висевшее у нее на шее, на шнурке. Одновременно гостья оглядывалась по сторонам. За стойкой к стене прибита деревянная табличка с надписью: «Джек Фишер и партнеры». Медные буквы начищены до зеркального блеска.

— Инспектор Мбали Калени, ЮАПС. Мне нужно поговорить с Джеком Фишером.

Ее слова оставили цветную администраторшу равнодушной.

— Вряд ли вам это сейчас удастся. — Она нехотя потянулась к телефону.

— Он здесь?

Администратор не обратила на ее вопрос никакого внимания. Она набрала номер из четырех цифр и, понизив голос, проговорила:

— Марли, пришла женщина из полиции. Она хочет поговорить с Джеком…

— Джек здесь? — снова спросила Калени.

— Ясно. — Администраторша просияла. — Спасибо, Марли. — Она отключилась и, слегка нахмурившись, потянула носом воздух. — Чем это так пахнет?!

— Я спрашиваю, Джек Фишер здесь?

— У мистера Фишера весь день занят. Он может уделить вам время только после шести.

— Но он здесь?

Администраторша кивнула без особой радости.

— Передайте, что я пришла в связи со смертью его клиента, Адама Барнарда. Мне нужно побеседовать с ним в течение ближайших пятнадцати минут.

Администраторша попробовала возразить, но Калени, не слушая ее, развернулась и направилась к большим мягким креслам для посетителей. Села, устроилась поудобнее, поставила на колени свою большую дамскую сумку и извлекла из нее бумажный пакет с логотипом ресторана «Жареная курочка по-кентуккийски»: изображением бородатого старика в очках.

Администраторша помрачнела еще больше, когда Калени запустила в пакет пухлую руку и достала оттуда красно-белую коробочку и банку фанты. Затем Калени поставила сумку на пол, а банку с фантой на столик перед собой и, с видом полнейшей сосредоточенности, вскрыла коробочку.

— Здесь нельзя есть! — воскликнула администраторша скорее ошеломленно, чем возмущенно.

Мбали Калени вынула из коробочки жареную куриную ножку.

— Мне можно, — ответила она, откусывая кусок.

Администраторша покачала головой и недоверчиво хмыкнула. Потом, не сводя взгляда с жующей толстухи, снова потянулась к телефону.

Галина Федорова шла по коридору. За ней следовали Вуси и Бенни. Бенни почувствовал запах спиртного еще до того, как они вошли в просторный зал. Запах был ему хорошо знаком. Так пахнет во всех ночных клубах, барах и забегаловках, в общем, везде, где спиртное разливают, пьют и проливают. Этот запах больше десяти лет обеспечивал ему забвение. Внутри у него все сжалось от страха и одновременно от какого-то сладостного предвкушения. Едва войдя в общий зал, Гриссел принялся выискивать взглядом барную стойку. Над ней тянулись длинные ряды бутылок с дразнящими этикетками; они сверкали и переливались, как драгоценные камни.

— Вот служащие из ночной смены, — сказала русская управляющая.

Бенни не мог оторвать взгляда от бутылок со спиртным; в голове всплывали воспоминания. Неожиданно для себя он затосковал по тем дням и ночам, когда он пил по-черному. Накачивался алкоголем в компании дружков-собутыльников, теперь забытых. Оказывается, он скучает по атмосфере таких вот сумеречных мест, по тамошнему единению, по взаимопониманию. Бывало, стоило грохнуть стаканом о стойку и кивнуть головой, как бармен тут же наливал добавку.

Вдруг он явственно почувствовал вкус спиртного во рту, но не бренди и не «Джека Дэниелса», его любимых в прошлом напитков, а джина, который он налил утром Алексе Барнард. Грисселу стало неприятно; он представил воочию, какое облегчение испытала Алекса. Он ясно видел, как алкоголь начинает свою работу над ней, как спиртное прогоняет всех демонов. Вот чего ему сейчас больше всего не хватает. Он тоскует не по запаху и вкусу алкоголя, а по спокойствию и равновесию, которые ему сейчас так необходимы. Выпить хотелось страстно. Гриссел услышал, как Вуси окликает его по имени — видимо, уже не в первый раз, — и наконец оторвался от созерцания бутылок и повернулся к молодому коллеге.

— Работники из ночной смены, — сказал Вуси.

— Ясно. — Гриссел окинул взглядом зал. Сердцебиение у него участилось, ладони вспотели. Нужно как-то заставить себя забыть о выпивке. Он внимательно оглядел собравшихся. Некоторые сидели за столиками, остальные расставляли стулья и протирали столешницы. Только сейчас он понял, что в зале негромко играет музыка. Рок, но какой-то незнакомый.

— Пожалуйста, попросите их всех сесть, — обратился он к Федоровой, думая о том, что просто обязан поскорее взять себя в руки: он должен найти пропавшую напуганную молодую девушку.

Русская кивнула и хлопнула в ладоши, привлекая к себе общее внимание.

— Сюда. Садитесь!

Гриссел заметил, что все служащие ночного клуба — молодые, привлекательные люди. В основном мужчины. Их девять или десять. Четверо женщин. На лицах собравшихся не отражалось особой радости по поводу того, что их неожиданно разбудили и вызвали на работу.

— Можно выключить музыку? — попросил Гриссел. Его одинаково выводили из себя общее равнодушие, запах спиртного и нараставшее в нем желание выпить.

Один молодой человек встал и подошел к аудиосистеме; он нажал на кнопку или повернул ручку, и в зале неожиданно стало тихо.

— Они из полиции, — деловито пояснила Галина Федорова, однако в ее голосе явственно слышалось раздражение. — Хотят расспросить вас о вчерашней ночи. — Она посмотрела на Гриссела.

— Добрый день, — поздоровался он. — Вчера ваш клуб посетили две девушки, американские туристки. Сегодня утром в районе Лонг-стрит найден труп одной из них. Ей перерезали горло.

В зале послышались сдавленные недоверчивые возгласы. Гриссел подумал: вот и хорошо. Сейчас они, по крайней мере, будут слушать его внимательно.

— Я покажу вам фотографию жертвы и ее подруги. Нам срочно нужна ваша помощь. Тех, кто запомнил девушек, прошу поднять руку. По нашим сведениям, вторая девушка еще жива, и мы должны ее найти.

— Пока еще не поздно, — негромко добавил сидящий рядом Вуси Ндабени.

— Да, — кивнул Гриссел и вручил Вуси половину фотографий. Он подошел к заднему столику и начал раздавать снимки. Служащие ночного клуба разглядывали фотографии с обычным для обывателей кровожадным интересом.

Потом он вернулся на прежнее место и стал ждать, пока Вуси тоже раздаст все снимки. Федорова присела к барной стойке и закурила. Молодые служащие ночной смены опускали головы, внимательно разглядывая фотографии. Двое или трое медленно подняли головы и настороженно посмотрели на полицейских. Все ясно, они узнали девушек, но никто не хочет поднимать руку первым.

30

Мбали Калени отдавала себе отчет в том, что цветная администраторша не одобряет ее поведение, но не понимала почему. Человеку надо поесть. Сейчас время обеда; в приемной есть стол и стулья, так в чем дело?

В том-то и беда нашей страны, думала Мбали. Все привыкли обращать внимание на мелочи, но у каждого народа свои привычки и традиции! Зулусы едят, когда им хочется есть, ведут себя естественно. Такое поведение считается нормальным, и никто по этому поводу не высказывается. Она никому не мешает; ей все равно, как, что и когда едят белые или цветные. Если хотят есть свои безвкусные белые сандвичи за закрытыми дверями в кабинете или на крошечной тесной кухоньке, ради бога! Она им не судья.

Калени покачала головой, достала пакет с картофельным пюре и соусом, сняла прозрачную крышку, взяла белую пластмассовую ложку. Она старалась захватывать пюре понемножку, как положено воспитанному человеку. Это у нее стало частью ритуала. Сначала она съедала жареную курицу и выпивала полбанки газировки. Потом ела пюре, а газировкой запивала. И, как обычно, во время еды она думала. Не об убийстве музыкального воротилы, нет. Ее не отпускала тревога за молодую американку. Мбали была совершенно уверена, что найдет ее. Ее коллеги суетились и паниковали; в критический момент они вели себя как безголовые цыплята. Что поделаешь, все мужчины таковы! В трудной ситуации они суетятся и мечутся; они просто не могут подавить в себе этот порыв. А нынешнее положение требует спокойствия, логики и размышлений. Вот почему именно она, Мбали, увидела следы на клумбе.

Но куда подевалась девушка? Непонятно.

Не стала бы девушка прыгать через забор только для того, чтобы лезть через стену на соседний участок, а потом снова нестись по улице.

Старик сказал, что слышал, как она подбежала к стене.

Почему Рейчел Андерсон не постучалась к нему и не попросила убежища? Времени у нее было мало. А если время поджимало, значит, она спряталась где-то неподалеку. Почему ее не разглядели с вертолета? Чем больше Калени размышляла, тем больше укреплялась в мысли: у девушки было всего два выхода. Выбираться на улицу она боялась. Значит, она либо вошла в дом, либо спряталась где-то в саду, там, где ее никто не видит. Если она не вошла в дом к старику, она, должно быть, перелезла через стену на соседний участок. Когда они осматривали участок, Калени попросила одного констебля, высокого, костлявого коса, заглянуть через стену, потому что сама она не дотягивалась. Констебль доложил, что на соседнем участке ничего нет, только маленький огородик с лекарственными травами, пластмассовый стол и стулья.

Может, она перелезла еще через одну стену и двигалась параллельно улице, по участкам? Но тогда ее рано или поздно заметили бы с вертолета.

Зачем ей такие трудности? В душе Мбали Калени крепло чувство: беглянка где-то совсем рядом. Доев последнюю ложку пюре, она накрыла контейнер крышкой и поставила его назад, в коробку. Когда она поговорит с владельцем сыскного агентства, надо будет вернуться на Аппер-Ориндж-стрит. Еще раз осмотреть сад. Ведь пропавшая — девушка. Ради нее она, инспектор Калени, обязана продемонстрировать лучшие женские качества: спокойствие, логику и умение мыслить.

Иван Нелл сидел напротив Франсмана Деккера в кабинете Адама Барнарда.

— Я хотел повидать Адама, — начал он своим низким, бархатным голосом, — потому что считаю, что в «Африсаунде» меня обманывают. Регулярно недоплачивают…

— Как так?

— Долго рассказывать…

Деккер придвинул поближе блокнот и ручку.

— А вы хотя бы самое основное…

Нелл наклонился вперед, поставил локти на колени и с серьезным видом продолжал:

— По-моему, их бухгалтеры мухлюют. Вчера вечером я сказал Адаму, что хочу пригласить независимого аудитора, потому что мне не нравится, как обстоят дела с моими гонорарами. А сегодня утром я услышал по радио о его смерти…

— Почему вам не нравится, как обстоят дела с вашими гонорарами?

— Во-первых, у них очень сложно выяснить, каков объем продаж; добиваться от них отчета — все равно что зуб выдергивать. Из них вообще очень сложно что-либо вытянуть. К тому же в прошлом году я сотрудничал с несколькими независимыми студиями. Они выпустили сборники, в которые входили и мои песни… От них я получил гораздо больше денег, чем ожидал. Тогда я и начал производить собственные подсчеты…

— Значит, вы сотрудничаете не только с «Африсаундом»?

— Сотрудничал — до февраля прошлого года.

— Они выпускали диски с вашими песнями?

— Я подписал контракт на три сольных альбома и диск с собранием лучших песен… Он вышел в прошлом году стараниями Адама.

— А потом вы обратились в другую компанию?

— Нет, открыл собственную студию.

— Потому что в «Африсаунде» вас обманывали?

— Нет, нет, тогда я еще не понимал, что меня грабят.

Деккер откинулся на удобную спинку кресла.

— Мистер Нелл, прошу вас, начните с самого начала.

— Пожалуйста, называйте меня Иваном.

Деккер кивнул. Он был польщен, хотя виду не показал. От богатого и знаменитого белого исполнителя можно было ожидать совершенно другого поведения. Иван Нелл не задирал нос, не корчил из себя звезду и говорил с ним, цветным полицейским, как с равным. И даже сам напросился на разговор, то есть искренне хотел помочь следствию.

— Еще студентом я начал выступать в пивных; денег, что мне там платили, хватало в основном на карманные расходы. Сначала я исполнял чужие песни, в основном на английском языке: Кристофферсона, Коэна, Даймонда, Дилана, все в таком роде. Сам аккомпанировал себе на гитаре. В 1998 году я закончил университет и перебивался разовыми ангажементами в Претории. Я начал петь в «Кафе Амикс», в «Макгинти», «Мэлоуни». В некоторых местах выступал даже бесплатно. Обо мне никто не знал. Обычно вначале я пел песни на английском, а напоследок — на африкаансе. Стал потихоньку включать в свои выступления собственные песни. Так сказать, опробовал их на публике. Постепенно все раскручивалось: к тому времени, как дело доходило до последнего сета, кафе оказывалось битком набитым. Публика подпевала мне. И слушать меня приходило все больше народу. Как оказалось, многие соскучились по нормальной музыке на африкаансе. Всем хотелось, так сказать, национальной идентификации. На мои выступления собирались в основном студенты, молодые люди. В общем, я становился все популярнее. Вскоре я выступал уже по шесть вечеров в неделю и зарабатывал больше денег, чем получал на основной работе. Поэтому в 2000 году я бросил работу и посвятил себя музыке. В 2001 году я записал диск и продавал его на концертах…

— В какой студии вы записали диск?

— Ни в какой.

— Как же вы записали диск помимо студии?

— Для того чтобы записать диск, нужны только деньги. У одного типа в Хартебеспорте имелась частная студия, пристроенная к дому. Я записал диск у него. За работу он потребовал шестьдесят тысяч, деньги пришлось занимать…

— Зачем же вы потом заключили контракт с «Африсаундом»?

— Крупная студия — совершенно другое дело. Здесь другое качество звучания. Если хотите выпустить приличный альбом, нужно собрать тысяч двести, не меньше. Тогда будет и качественное сведение звука, и лучшие музыканты, и все остальное. Двухсот тысяч у меня в начале карьеры не было. Мой первый диск был, конечно, кустарным. Ну и звук соответствующий. Но если петь в пивной или кафе, а потом сказать публике, что у тебя есть диск с твоими песнями… Люди охотно покупают такой диск, особенно если они уже изрядно поддали. Я продавал примерно по десять штук за вечер и скоро окупил расходы. Но такой кустарный диск невозможно, например, крутить на радио; качество не то. А если за твоей спиной крупная звукозаписывающая компания, то они сами нанимают оркестр, назначают продюсера, звукорежиссера, оплачивают рекламную кампанию и занимаются продажами. Все совершенно по-другому.

— Расскажите, почему вы обратились именно в «Африсаунд»?

— Адам узнал обо мне, о росте популярности и так далее. Он приехал, послушал меня и заявил, что хочет подписать со мной контракт. Я был на седьмом небе от счастья: сам Адам Барнард, человек-легенда, возродивший музыку африкаанс! О таком можно только мечтать. Адам сделал меня звездой; благодаря ему я стал по-настоящему знаменитым. За это я вечно буду ему благодарным… В общем, мы с ним заключили договор на три альбома и сборный диск лучших хитов. Адам посоветовал для первого альбома перезаписать тот, первый диск, только с лучшими музыкантами. Он сам стал моим продюсером и собрал гениальную команду. Потом он заплатил радиостанции RSG за ротацию диска, и он дважды становился платиновым. На раскрутку ушло больше трех лет, но усилия себя оправдали. Так же вышло и со следующими двумя альбомами, и со сборником хитов. Все они стали платиновыми.

— Почему же вы не захотели продлевать контракт с «Африсаундом»?

— По многим причинам. Понимаете, крупные студии выжимают из своих артистов все до последней капли. Они много обещают, но не всегда держат слово… Но главное, они устанавливают низкие ставки гонорара. Студия платит исполнителю двенадцать процентов, иногда и меньше. А если работать на себя, можно значительно, на восемьдесят — восемьдесят пять процентов, сократить затраты на производство. Как только окупятся расходы на студию, дела начинают идти в гору. Вот в чем разница. Сейчас моих капиталов хватает на то, чтобы арендовать приличную студию и производить качественный товар.

— Что вы имели в виду, сказав, что «усилия себя оправдали»? О каких суммах идет речь?

— Все относительно… — смутился певец. Ему явно не хотелось обнародовать свои доходы.

— Примерно, плюс-минус!

— Мой первый диск, записанный у Адама, назывался «Сундук». За первый год я заработал всего пятнадцать тысяч, но тогда я еще только раскручивался. Если людям понравится второй диск, они вернутся в магазин и купят заодно и первый. В общем, «Сундук» окупился не сразу, но на сегодняшний день продано уже свыше ста пятидесяти тысяч экземпляров…

— А сколько причитается вам?

— Все опять-таки зависит от того, сам ли я продаю диск на концерте или человек покупает его в магазине.

Деккер вздохнул.

— Иван, я пытаюсь хоть немного разобраться в музыкальной индустрии. Пожалуйста, назовите примерную сумму, которую вы сейчас получаете за диск.

Нелл медленно выпрямился. Чувствовалось, что тема ему по-прежнему неприятна.

— Тысяч семьсот пятьдесят за три-четыре года.

— Семьсот пятьдесят тысяч?!

— Да.

— Надо же! — Деккер сделал пометку в блокноте. — И как «Африсаунд» вас обманывал?

— Инспектор, возможно, вам кажется, что семьсот пятьдесят тысяч — крупная сумма, но ведь это до вычета налогов, да еще учтите накладные расходы…

— Как «Африсаунд» вас обманывал?

— Не знаю. Потому-то и хочу пригласить аудитора.

— Но какие-то предположения у вас наверняка имеются?

— В прошлом году я записал три песни для сборников — одну на студии Шона Элса к сборнику, посвященному чемпионату по регби, и две на студии Джереми Тейлора, диск музыки кантри и альбом к Рождеству. У Шона и Джереми мелкие, независимые студии. Я очень удивился, получив гонорар за диск к чемпионату по регби. Денег оказалось жутко много, в разы больше, чем я получал от Адама и компании. Такая же история приключилась и с альбомом кантри. Тогда я начал внимательно просматривать все дополнительные соглашения, которые я подписывал вместе с контрактами, посчитал все вычеты, вычислил сумму причитающегося гонорара… Чем больше я вникал, тем более странным мне казалось то, что творится в «Африсаунде». К тому же учтите еще вот что: в записи сборника, помимо вас, участвуют еще десять исполнителей, а то и больше; поэтому можно ожидать, что за сборник вам заплатят, грубо говоря, процентов десять по сравнению с сольным альбомом. Многого я от них и не ждал. В конце концов, и это деньги приличные. Но я кое-что заподозрил.

— И обратились к Адаму Барнарду.

— Я позвонил ему где-то неделю назад и сказал, что хочу к нему зайти. Я не объяснил, в чем дело; просто сказал, что хочу обсудить некоторые детали своего контракта. Он предложил вместе поужинать и заодно поговорить.

— Значит, вы с ним встретились вчера?

— Совершенно верно.

— Как он отреагировал на ваши слова?

— Сказал, что, насколько ему известно, им нечего бояться. Когда я сказал, что намерен пригласить своего аудитора, он ответил: «Нет проблем».

— А потом?

— Предложил мне новый контракт. Я отказался. Он не настаивал. Мы поговорили о том о сем. Адам… Как всегда, он был очень общителен. Он такой интересный рассказчик… Главное, хотя Адам обычно тусуется до полуночи или до часу ночи, он никогда не устает. Но вчера где-то в полдесятого он сказал, что должен позвонить по делу. Он вышел на улицу и позвонил, а вернувшись, извинился и сказал, что должен срочно уехать. Мы попросили счет и около десяти вышли из ресторана.

Деккер посмотрел в ежедневник Барнарда. Напротив времени 19.00 значилось: «Иван Нелл». Других дел в более позднее время у него в тот день записано не было. Деккер записал в блокноте: «Звонок по мобильному в 21.30?» Кстати, где мобильный телефон Адама Барнарда? Утром на месте преступления никакого телефона не было.

— Вы не знаете, кому он звонил?

— Нет. Адам обычно не выходил из-за стола, чтобы позвонить по телефону. Он сидел за столом и разговаривал — все равно с кем. Когда утром я узнал, что его убили, и преодолел первый шок, я задумался.

Рейчел перекинула ногу через бортик ванны и задумалась. Как лучше поступить? Очень хочется посидеть в пенной ванне. Сначала вымыть голову и все тело, а потом понежиться в теплой воде, которая смоет боль и усталость.

Нет, нельзя. Надо позвонить отцу. Родители, должно быть, сами не свои от беспокойства.

И все-таки сначала надо быстро помыться. Поев, она впервые сообразила, что ей нужно делать. Она позвонит отцу, и он кого-нибудь пришлет за ней. Скорее всего, сотрудника американского посольства. В посольстве она и расскажет обо всем, что случилось. Придется долго объясняться… Значит, пройдет несколько часов, прежде чем ей удастся смыть с себя кровь, пот и пыль. Нужно воспользоваться возможностью и наскоро вымыться сейчас же.

Рейчел села в ванну. Какое блаженство, несмотря на то что царапины и порезы щиплет в горячей воде! Она медленно опустилась на спину; грудь скрылась под подушкой из пены.

Не залеживайся!

Она быстро села, потом встала, взяла мыло и губку и принялась намыливаться.