Тринадцатый апостол. Том II

Глава 13

Спускаясь по ступеням величественной лестницы, ведущим из храмового комплекса на шумные улицы Александрии, Андрей тяжело вздыхает и сочувственно смотрит на Иакова.

— Непросто здесь тебе будет, брат… жрецы свою паству не уступят.

— Знаю. Но ведь Марку в Риме еще тяжелее придется — смиренно пожимает плечами Алфеев младший — за него я сейчас переживаю гораздо больше, чем за себя. И молюсь. Каждый день.

— Помнишь, как Учитель говорил нам: Бог каждому дает ношу по силам его! Мы с братьями будем горячо молиться за вас с Марком. А потом за тех, кому только предстоит пойти по миру, неся людям весть о Мессии. Никому не будет легко, всех ждет тернистый путь…

Да. Вот такие они у меня — братья во Христе. Все понимают, знают, что рискуют жизнями, но пастырский долг завещанный Учителем, для них превыше всего. Поэтому судьбу свою они принимают смиренно, не то, что некоторые. А я все ерепенюсь, ввязываюсь в разные заварушки и хватаюсь за меч при малейшей опасности. Размахиваю им как заправский вояка. Начинаю подозревать, что от Марка мне досталось не только тело, но и его боевой норов — что-то я не помню, чтобы раньше был таким воинственным. Хотя… Это Трофим Черкасов был миролюбивым человеком, а Алексей Русин тоже своим недругам спуска не давал. И вот что совсем уж странно: христианство я принял всем сердцем, но об убитых врагах ни разу не пожалел. Ну, вот хоть бы раз в душе раскаянье шевельнулось, так нет! Наверное, я все-таки неправильный христианин…

Вчера поделился этой тревожащей меня мыслью с братьями, и те надолго погрузились в раздумья. Потом Андрей выдал свою версию происходящего, и вот клянусь, в голосе друга не было ни малейшего осуждения!

— Знаешь, Марк… — задумчиво произнес он, — ангелы Господа нашего тоже ведь разные. И среди них есть архангелы, которые не только открывают пророчества и укрепляют в людях веру, просвещая их светом познания Святого Писания. Ведь возглавил же архангел Михаил святое войско в борьбе с Сатаной? Так почему бы и на земле не быть такому? Не только каждый человек имеет своего Ангела Хранителя, но и каждая благочестивая семья, каждое община, даже каждое государство. Вот наш Учитель и выбрал тебя нам в помощь. Помнишь, как ты сам рассказывал Синедриону о «тех, кто удерживает»?

Я удивленно киваю. Еще бы не помнить! Целую теорию о Катехоне тогда развил, лишь бы примирить первосвященников с мыслью о главенстве Рима и власти императора, как оплоте для сдерживания хаоса — силе, не позволяющей антихристу прийти в мир и проявиться во всю силу.

— Так вот я подумал: это, наверное, и есть твой путь, предначертанный Мессией — защищать мир от происков Сатаны. Есть же у пророков слова о том, что сильные духом люди, укрепившись в вере, исходят в уединение и вступают в борьбу с невидимыми демонами, уподобляясь льву, царю диких зверей.

Опять этот лев… Теперь уже и Андрей подводит меня к этой мысли. Ну, и как тут не поверить в промысел божий?! Как там у Цицерона? «Кто настолько глух, что даже от друга не может услышать правды, тот безнадёжен». Надеюсь, это сказано не обо мне.

…На улице мы прощаемся с апостолами до вечера. У меня еще куча дел в городе, а им нужно проведать друзей в еврейском квартале. Тит Сиверус покинул нашу компанию еще раньше — подозреваю, что главу храмовой охраны ждет сейчас о-о-чень неприятный разговор с ним. Ну, а нас для начала ждет один из нескольких рынков столицы — тот, который находится здесь же, в египетском квартале Ракотис. Идти до него от Серапеума сравнительно недалеко — он возле западных ворот Александрии, которые в противовес восточным воротам Солнца называются воротами Луны.

Суета и шум восточного базара слышны задолго до подхода к нему, а многочисленные лавки в нижних этажах домов и легкий морской ветер в лицо, не дают усомниться в том, что мы движемся в правильном направлении. Да и трудно здесь ошибиться — все улицы города идут строго с севера на юг или с востока на запад, двигаясь в сторону моря хочешь, не хочешь, но выйдешь на центральную улицу Виа Конопика.

В пестрой уличной толпе кого здесь только не было — и эллины с сирийцами, и арабы с иудеями и представители иных народов, о которых я даже не имел представления. Вперемешку звучали просторечный койн и грубоватый египетский, арамейский и слегка искаженная на местный манер латынь. Александрия — настоящий разноязыкий Вавилон, только на египетской земле. Но, как ни странно, именно здесь становится понятно, что основной язык провинции — это греческий, а не египетский и не латынь.

Продается на местном базаре буквально все — начиная от разных продуктов и заканчивая всевозможными амулетами на любой случай — почему-то этого добра здесь особенно хватает. Ну и всяких гадалок — предсказателей весьма экзотической наружности. Кто-то из них в образе пустынных отшельников, этаких загорелых до черноты худющих аскетов в одних набедренных повязках и с черепами в руках, кто-то наоборот — в тюрбанах и пышных одеяниях работает в стиле парфянских волхвов. Что удивительно — без дела никто не сидит, горожане то и дело подходят задать им свои насущные вопросы, сыпят медь в плошки.

Проходя мимо, слышу краем уха, как египтянка средних лет, волнуясь, интересуется у засушенного, как богомол, беззубого старика стоит ли ей соглашаться на брак с каким-то гончаром Яхмисом. Прорицатель с умным видом вытряхивает из потертого кожаного мешочка мелкие кости животных и камушки, начинает над ними что-то бормотать неразборчиво. Женщина испуганно прикрывает рот рукой. Можно только догадываться, что ей этот «кудесник» напророчил! Зато недорого — медная монетка переходит в руки худого старика, и тот снова замирает в ожидании нового клиента.

Луций, смеясь, подтверждает мои наблюдения — египтяне действительно очень суеверны. Над каждой входной дверью, как минимум краской нанесены оберегающие от бед знаки, в домах побогаче на входе уже целый «иконостас» — и фигурки богов в специальных нишах, и гроздья амулетов на балках под крышей развешаны, даже на камне перед порогом что-то загадочное нарисовано. Понятно, что многочисленные местные храмы тут тоже не бедствуют — религиозность и суеверия странным образом крепко переплетены в сознании египтян, и одно совершенно не противоречит другому. В отличие от Рима здесь в Египте с засильем предсказателей и колдунов бороться никто и не думает. Видимо исходя из того принципа, что чем бы народ не тешился, лишь бы за оружие не хватался. И не удивлюсь, если все эти предсказатели стучат по-тихому гродской страже и фрументариям префекта.

— Господин, смотрите, лавка с красками! — скромно подает голос Маду, отвлекая меня от разглядывания этих колоритных персонажей.

— Заходим.

В небольшой лавке обнаруживается настоящий рай для художника — на полках и прилавках расставлены сотни мелких плошек с образцами пигментов всевозможных цветов и оттенков. Даже у меня глаза разбежались, что уж говорить о бедном Маду. Так… похоже, мы с ним надолго здесь застряли — надо спасать девчонок и Сенеку…

— Луций, будь другом — прошу я философа — отведи девушек в соседнюю лавку с тканями и присмотри за ними, пока они будут себе что-нибудь выбирать. А мы, как закончим здесь, придем к вам, и я оплачу их покупки.

Мой гарем, вдохновленный щедростью господина, с веселым щебетом перемещается в соседнюю лавку, философ тоже вроде бы не против слегка покрасоваться в этом цветнике. Ведь если важного римлянина в белоснежной тоге сопровождает стайка таких «райских птичек», значит, у этого господина, как минимум есть средства на содержание сразу нескольких дорогих наложниц. И по-другому этот «почетный эскорт» здесь даже в голову никому не придет воспринимать.

Мы же с Маду погружаемся в мир красок, кистей и папируса. Торговец, поняв, что перед ним солидный покупатель, имеющий собственного раба-художника, заливается соловьем, расхваливая свой товар. Но Маду, даже получив от меня карт бланш на приобретение всего необходимого, не бросается скупать здесь все подряд. Придирчиво рассматривает товар и спрашивает хозяина, откуда его доставили, иногда недоверчиво качает головой и уверенно вступает в спор с ним. Пигменты тщательно отбирает по одному ему понятным признакам, причем предварительно перетертые до мелкой фракции, он принципиально не берет. На мой вопрос почему, отвечает просто:

— Господин, как я могу быть уверен, что там не намешано что-то еще? Лучше купить краски в их обычном виде, а потом я сам их перетру. Так еще и намного дешевле получится.

Лавочнику остается только, молча, проглотить слова юного художника. Но набираем мы много — судя по хищному блеску в глазах торговца, это его недельная выручка как минимум, а может и вся месячная. Маду глаз с торговца не спускает и строго следит, чтобы все выбранные им пигменты аккуратно взвесили на весах, а потом сложили по отдельности в полотняные мешочки. Набралось их столько, что в руках нам не унести — счастливый лавочник обещает доставить все по указанному адресу.

А вот когда дело доходит до египетских чернил — тут уже свои познания и принципы проявляю я.

— Маду, эти чернила, которые ты мне так нахваливаешь — они не расплываются по папирусу, потому что в них добавлен свинец?

— Конечно, господин! Этим они и отличаются от остальных, поэтому и дороже.

— А еще они быстро сохнут! — гордо добавляет хозяин лавки.

— Свинец смертельно опасен, уж ты поверь мне, Маду! И одно дело — написать письмо раз в месяц, а совсем другое — рисовать ими каждый день, как делаешь ты, и постоянно дышать испарениями свинца. Нет, ты мне нужен живым и здоровым.

Оба египтянина смотрят на меня, открыв рот, но я неумолим. Вот только отравления тяжелыми металлами нам до кучи не хватает! Мало того, что кругом антисанитария, так еще и эта античная напасть. И в вино этот металл суют, и в краски, и еще бог знает куда.

Может, у меня психопатия развилась, но только от одного подозрения, что вода во дворец префекта подается по свинцовым трубам, волосы уже на голове шевелятся! Еще и добровольно себя риску подвергать? Нет уж! Вкратце описываю им последствия такого отравления — египтяне впечатлены…

Перепробовав все черные чернила, представленные в лавке — а их оказалось больше десятка — мы с Маду останавливаемся на недорогих, зато, надеюсь, безопасных. Торговец заверяет нас, что кроме сажи, воды и клейкого сока папируса в них ничего больше нет. Приходится поверить ему на слово. Заодно берем редкие и дорогие красные чернила, а также фиолетовые. На этом пока все — на первое время хватит. У нынешних египтян в изготовлении чернил эксклюзива нет, так что нечего зря здесь тратить деньги. Уж с дубовыми рощами и с растущими на листьях дуба «чернильными орешками» в Риме точно полный порядок. И каракатицы со своими мешками не перевелись. А еще можно будет с разными пережженными косточками поэкспериментировать. Ставлю себе мысленную галочку вспомнить потом, что я вообще знаю про изготовление чернил — надеюсь, что рецептов в моей голове найдется достаточно.

Папируса мы закупаем много — он здесь значительно дешевле, чем в Риме. А бумага там сейчас еще дороже, чем папирус. Не удивлюсь, если пергамент дешевле ее стоит. Да, и качество нынешней бумаги под большим вопросом. Этим мне тоже придется заняться. Написанному тексту римляне и греки верят более охотно, чем просто услышанному слову, и это нужно учитывать при распространении христианства в Риме — все-таки процент грамотных там достаточно велик. Ну, а для тех, кто пока не разумеет грамоты, на стенах нашего будущего храма будут многочисленные фрески, на которых Маду изобразит житие Христа. Важную роль наглядной агитации никто еще не отменял.

Расплачиваемся с торговцем и дожидаемся, пока двое рабов не подхватывают покупки, упакованные в большие мешки. На наших глазах все богатство отправляется прямиком во дворец, а там уж легионеры Лонгина сами сообразят перенести все в мою комнату. Будь его воля, Маду бы не оставил свои сокровища без присмотра и отправился бы вслед за рабами, но нам с ним еще нужно проведать Абанта. Так что проводив мешки взглядом, он вздыхает и следует за мной в соседнюю лавку, где наши девушки заняты выбором тканей.

— Ну, как…? Вы уже определились?

Мои красавицы дружно оборачиваются на мой голос и так же дружно кивают головами. Глаза Манифы уже горят от радостного предвкушения, Залика и Зэма улыбаются более сдержанно.

— Показывайте, красавицы, кто из вас что выбрал!

Мне с готовностью показывают отложенные отрезы тканей. Большого ума не нужно, чтобы понять, кто и что выбрал. Самая яркая и пестрая из тонкого льна — это однозначно выбор Манифы. Нежно-голубой виссон, со вкусом вышитый по краю цветами лотоса, конечно же, выбрала Залика. Значит, самый скромный отрез бледно-персикового цвета — выбор Зэмы. В сомнении прикладываю ткань к ее лицу, но должен признать, что этот редкий цвет идет ей необыкновенно. О чем я честно и сообщаю юной прелестнице. Она смущенно зардевшись, опускает глаза.

— Господин, а …это не слишком дорого для подарка?

— Нет, Зэма, все хорошо. Я же сам предложил вам выбрать на свой вкус.

Радостный хозяин тут же упаковывает ткань и называет мне цену. Эх, недешево обошелся мой широкий жест! Но девчонки так сияют, что никаких денег не жалко. Да, и в соседней лавке мы с Маду оставили сейчас гораздо больше.

Дальше мы с Луцием решили побаловать себя любимых — зашли в лавку с готовой одеждой. Вернее пошив ее там нужно было заказывать швеям, но срок изготовления был небольшим — всего два дня, а выбор тканей очень хорошим. Образцы тоже порадовали — по местной моде ткань у ворота мужских туник стягивалась несколькими стежками красной, синей или пурпурной шерсти, отчего сама туника держалась на теле ровно и не съезжала на плечо. Сенека заказал себе туники из шелка, я же снова ограничился хлопком и тонким льном разных цветов. Пусть они скромнее шелка, зато мне гораздо привычнее.

Интересно, что шерстяные ткани в Египте вообще не в почете, хотя зимой тут и бывает довольно холодно. Овец египтяне выращивают, но овечья шерсть считается ритуально нечистой. Почему? Луций так и не смог мне этого объяснить — видимо какие-то местные заморочки. Заказал еще пару туник попроще для Маду, отчего моего художника чуть удар не хватил — он начал с жаром уговаривать меня, что прекрасно обойдется и без них. Пришлось «включить начальника».

— У нас в Риме о хозяине судят по тому, насколько хорошо одеты и накормлены его рабы. Маду, ты хочешь опозорить меня на весь Рим? Чтобы меня считали жадным?

Воспользовавшись тем, что сопротивление Маду временно подавлено, чуть дальше по улице покупаю ему еще и сандалии. Они здесь настолько дешевые, что даже и говорить не о чем. А вот зимней одеждой нам с ним придется озаботиться уже в Риме, и сделать это надо будет заранее, до начала холодов. Маду зимой в римском климате будет сильно мерзнуть, да и сам я не собираюсь выпендриваться, как гордые римляне, и ходить в холода без штанов и в сандалиях. Сошлюсь на наследственную мерзлявость — помнится Октавиан наш Август Цезарь тоже сильно мерз и оттого, не взирая на римские традиции, носил зимой короткие штаны и надевал на себя сразу несколько туник. А я чем хуже?

От рыночного шума у меня уже начинает побаливать голова, да и перекусить бы не мешало. Я даже останавливаю уличного разносчика еды, торгующего какими-то тонкими лепешками с начинкой, сильно напоминающими восточные кутабы.

— Дай-ка нам шесть штук — распоряжаюсь я и лезу уже за монетами в кошель на поясе… Как вдруг мой взгляд падает на руки продавца, и меня буквально передергивает от брезгливости. Мало того, что они у него грязные, а под ногтями виден жирный слой «чернозема», так еще и болячки какие-то на коже! Мерзость… Просто отвратительно!

— Иди отсюда, порождение болота… — прогоняю я грязнулю.

Сенека непонимающе смотрит на мое перекошенное лицо.

— Марк, да чем он тебе не угодил?

— Пусть сначала руки свои отмоет и вылечит, а потом еду людям продает! Нет, ты видел его руки, Луций?! — закипаю я.

О моей помешанности на чистоте окружающие скоро уже легенды слагать начнут. А может, и анекдоты друг другу рассказывать — кто их знает! Как недавно пошутил острый на язык Сенека, я тайно поклоняюсь богине Санитарии, потому что о ней и о inficio я говорю так же часто, как и о Мессии. Шутка, конечно, так себе — довольно сомнительная, но доля правды в ней есть. Под моим осуждающим взглядом за столом, перед началом трапезы, все теперь тщательно моют руки. И ведь как быстро привыкли-то! Ничего, скоро еще приучу их пользоваться вилкой и столовым ножом. Неудобно с ними есть лежа? А вот не надо обезьянничать за греками и этрусками — сядьте уже по-человечески за стол, как завещали нам предки римляне, и ешьте нормально!

В общем, настроение мое испортилось, и аппетит разом пропал.

— Все, пойдемте к Абанту, надоел этот грязный рынок!

Луций насмешливо фыркает, остальные безропотно подчиняются. И правильно, мне в таком состоянии лучше не возражать. Уже на выходе с базара вижу сирийского купца, торгующего какими-то заморскими травами и специями. Подошел полюбопытствовать и не пожалел об этом. Цены, конечно, ого-го, так ведь в Риме еще дороже будет — к бабке не ходи! Названия непривычные, но на вид многие специи вполне узнаваемые — тут вам и черный перец, и гвоздика, и корни куркумы, и даже «палочки» корицы. Просто праздник для глаз и души!

— Благородный господин хорошо разбирается в заморских специях — уважительно склоняет голову купец, наблюдая, как я уверенно отбираю корицу и закатываю от удовольствия глаза, вдыхая ее пряный запах.

— А скажи, уважаемый — приходит мне на ум одна светлая мысль — не возишь ли ты из дальних стран чай? Знаешь, такие скрученные и высушенные листья, которые заваривают кипятком?

Слово «чай» я сначала произношу на русский манер, перенятый с хинди. Когда купец недоуменно качает головой, я, коверкая язык, перебираю все эти «тцай-е» и «те». Но нет, он не знает такого. Выжимаю из себя последние знания.

— Люй ча..? Хун ча…? Хей ча…? Улун?

Торговец задумывается, потом неуверенно говорит.

— Кажется, меня недавно угощали таким заморским отваром, но сказать честно, я не получил никакого удовольствия и не понял его вкуса. Трава травой!

— А кто тебя им угощал?! — я аж подпрыгиваю от нетерпения. И это было ошибкой. Купец, поняв мой сильнейший интерес к чаю, и почуяв крупную наживу, начал тут же юлить.

— Приходи завтра, благородный господин, я добуду для тебя эти сушеные листья.

— А сейчас нельзя за ними сходить?

— Моего знакомого нет на базаре, вечером к нему домой зайду.

Деваться некуда… Сам виноват, показав свой интерес. А искать сейчас этого человека по всему рынку? Нет. Время жалко. И не факт, что вообще найду его в такой толчее. Так что расплачиваюсь золотом за специи, окончательно облегчая свой кошель, и обещаю купцу придти завтра. Как говорится, и на том спасибо. Посмотрим еще, что он мне притащит.

Уже уходя, вспоминаю кое-что и возвращаюсь.

— А торгуют ли на базаре плодами эфиопского дерева…куахва? — выворачиваю я язык, стараясь произнести это как можно ближе к оригиналу, потому что голландское слово «кофе» здесь точно никто не поймет.

На пальцах пытаюсь объяснить купцу, как выглядят нужные мне зерна. И открываю рот от удивления, когда купец вдруг понятливо кивает и машет рукой в ту сторону, где продают скот и живую птицу.

— Конечно торгуют. Но это ты, господин, у скотоводов спрашивай. Они этими плодами кормят своих животных, чтобы те были выносливыми, когда их надо перегнать на большие расстояния. Тебе же это, наверное, нужно для мула или лошади?

Я заторможено киваю. Ага… для мула одного. Который перед тобой сейчас стоит.

И отойдя в сторону, начинаю ржать, как тот мул под непонимающим взглядом Сенеки. Вот же… Я думал, что здесь кофе продают, как специи — на вес золота, а они его скоту в пищу добавляют для бодрости! И продают видимо мешками по цене овса. А то может, и еще дешевле. Нужно срочно брать. Обжарить зерна — фигня вопрос. Помнится, в 80-е, в эпоху тотального дефицита, знакомые моряки возили сырые зерна кофе из Бразилии — сам у них не раз покупал. Да, до фабричной обжарки моей домашней в духовке, было далеко, но как говорится: на безрыбье и рак рыба. Пили же тогда и не жаловались. А не нравится — переходи на цикорий.

А вот сделаю-ка я себе сразу годовой запас. Увезу его в Рим и буду там по утрам, как белый человек, пить кофе…

С собой беру только Маду, всех остальных отправляю к Абанту — встретимся у него. Запахи в рядах, где торгуют скотом, витают такие, что нечего там девчонкам делать, мне самому приходится нос зажимать. И если бы здесь пахло только навозом…

Разыскивая нужных мне торговцев, я думаю о том, что с покупкой кофе ни за что не допущу такой опрометчивой ошибки, как с чаем. Очень надеюсь, покупка зерен будет носить долгосрочный характер, так что нечего с самого начала портить своих будущих поставщиков, взращивая в них алчность. Найдя, наконец, людей, о которых говорил купец, я делаю вид мало заинтересованного человека и равнодушно спрашиваю, нет ли у них плодов дерева куахва?

— Позвольте узнать, уважаемый, зачем они вам нужны? — сильно удивляется загорелый до черноты парень.

— Конь у меня приболел — на голубом глазу выдаю я — устает быстро, мало ест… а коновал уверяет, что с ним все в порядке. Услышал от местных торговцев, что эти зерна придают вашим животным бодрости, может, они и моему коню помогут?

— Продать-то не жалко, господин. Но я должен честно предупредить, что это не лекарство.

— Но ведь вреда от них животному тоже не будет? Отчего же не попробовать, если недорого зерна продашь. Много у тебя их осталось?

— Нет, всего лишь небольшой мешок. Его же помногу животным не дают, так зачем нам лишнее назад с собой везти?

— Ну, тащи что есть — скучающе пожимаю я плечами, а внутри у меня уже все звенит от предвкушения — хоть посмотрю, что это такое.

Парень с готовностью кивает — покупатель им предупрежден, дальше уже его проблемы. Просит подождать меня немного, а сам отходит к седому старику, сидящему в тени повозки — он у них видимо за главного. Они о чем-то коротко переговариваются, бросая взгляды в мою сторону. Старейшина тоже удивленно поднимает брови, но добро дает, и парень исчезает за повозкой.

— Римлянин, ты знаешь, как эти зерна надо использовать? — старик поднимается, опираясь на палку и подходит ко мне. Говорит он, кстати, на коэне и вполне чисто.

— Нет, не знаю, я сегодня вообще первый раз о них услышал — включаю дурака — мне сказали только, что вроде бы их из Береники привозят. Это дерево там растет?

Старику явно скучно сидеть одному в теньке без дела, и он решает просветить меня.

— Нет, это дерево растет намного дальше — в лесах Аксумского царства. А в Беренику попадает уже через аксумский порт Адулис — до него от столицы Аксума пять дней пути. Ты, наверное, знаешь, что через Адулис возят товары из далекой Индии.

— Пряности и шелк? Слышал что-то такое… — продолжаю я прикидываться недалеким воякой — пока мы ждем, сделай одолжение, развлеки меня рассказом о далекой стране: кто в этом Аксуме правит, чем богато это царство?

Поговорить старику хочется — это видно по тому, как довольно блеснули его глаза. Степенно огладив седую бороду, он берется за просвещение латинянина.

— Говорят, что царство это древнее, его еще сабатеи основали — те, что из Сабейского царства туда пришли. И нынешний царь Зоскал свой род ведет от их царицы и царя Соломона. Греки-то всех темнокожих эфиопами зовут, но там народ совсем другой — и обычаи у них иные, и язык больше на арамейский похож. Хотя сейчас в Адулисе и греки живут, и даже римляне встречаются. Сам я ни в Аксуме, ни в Адулисе не был, но слышал от знаомых купцов, что там большой рынок слоновой кости, а еще торгуют драгоценными камнями, редкими дикими зверями и птицами.

Ага… все-таки Эфиопия значит. А царица сабейская — это так надо понимать легендарная Савская. Поэтому цари местные и считают свой род «Соломоновой династией». Они явно потомки семитов. Но раз элита гордится своими древними израильскими корнями, то сам Бог велит принести им Свет истинной веры — почва для распространения христианства в Эфиопии отличная. Вспоминаю, что население в Аксуме языческое, но греческие боги там не прижились, оттого местные потом уже начнут своих царей обожествлять. А ведь кто-то из наших апостолов отправится проповедовать в Эфиопию, только еще вспомнить бы, кто именно… Ответ сверкает в голове молнией — Матфей! Вот кто проповедовал в Эфиопии, а потом вернулся в Малую Азию, где по легенде и был казнен. Нет уж, пусть лучше остается в Эфиопии, а я окажу ему всяческую поддержку.

Мои размышления прерывает возвращение парня с кожаным мешком под мышкой. Запас у них оказался совсем небольшим, похоже они все зерна кофе скоту по дороге скормили. Старик развязывает мешок, зачерпывает сухой ладонью его содержимое. И мое сердце пускается в пляс — кофе! Это действительно зерна кофейного дерева. И пусть вид у них далеко не товарный, но вполне узнаваемый. Мягкая оболочка плода, конечно уже снята — иначе бы она сгнила — зеленовато-бежевые зерна высушены, но еще не до конца очищены от шелухи, ее здесь много. Хватает расколотых и поврежденных бобовым сверлильщиком зерен. Короче, видок у этого товара на медяк в базарный день.

— А что это они такие… — недовольно морщу я нос, брезгливо тыкая пальцем в шелуху, потом с показным сомнением пересыпаю зерна с ладони на ладонь. Кстати, судя по весу, они высушены вполне неплохо, а значит есть большая надежда, что кофеин в них тоже сохранился.

— Так для скотины не все ли равно, господин?

— Ну, да… скотине точно без разницы — прячу я улыбку. Поизображал сомнения, наконец, интересуюсь ценой. Как и подозревал, она просто смехотворная. Даже тех монет, что еще остались в моем кошеле, хватило бы на пару десятков таких мешков. Прям открывай оптовую торговлю.

Мне радостно рассказывают, что зерна при перевозке нужно хранить в кожаном мешке, чтобы они не намокли, иначе потеряется бодрящий эффект. Ну, надо же, наблюдательные товарищи попались! Зерна для лошади нужно измельчать, а еще лучше перемолоть их и добавлять потом в овес. Много давать не надо, вполне достаточно пары горстей в день. Я киваю, прикидывая в голове дозировку. Ну… для лошадки, наверное, в самый раз будет. Договариваемся с торговцами, что завтра я к ним еще раз загляну — парень обещает поспрашивать про кофе у своих коллег, может, и осталось у кого.

Пока мы с Маду выбираемся с рынка и идем в лавку Абанта, я в своей голове уже целый бизнес план разработал по введению в Риме моды на кофе и открытию в Вечном городе кофеен. Для этого мне нужно получить монополию на поставку зерен куахве. Но с этим уже будет сложно… Можно, конечно, предложить торговцам эксклюзивный договор на доставку кофе из Береники в Александрию, и цену дать в два-три раза дороже — чтобы их заинтересовать. Даже в качестве гарантии можно письменный договор завизировать в канцелярии префекта Галерия. Но ведь информация 100 % протечет, и народ обязательно начнет любопытствовать, зачем римлянину эти никчемные зерна нужны? А при больших поставках в Рим версия с лошадью уже точно не прокатит — не многовато ли будет для одной грустной коняшки?

Вот как в нашей истории кофе распространялся? Научились жители Каффы готовить напиток: сначала из листьев кофейного дерева, потом из свежих плодов. Затем монахи из окрестных монастырей додумались варить кофе и из сушеных зерен. Причем готовили его не только из самих зерен, но даже из высушенной шелухи. Обычай распространился по монастырям, оттуда перекинулся в Йемен. Ну, а там уже быстро смекнули: зачем покупать зерна в Эфиопии, когда можно плантацию у себя дома заложить? А уж когда хитрые турки додумались обжаривать зерна кофе, и начался настоящая кофемания…

Законы рынка, как известно, просты: спрос рождает предложение. И хоть ты какое наказание вводи, а ростки деревьев в Йемене тоже украли — таким образом кофейные плантации довольно быстро расползлись по всему миру. И сколько продержится моя монополия на кофе? Ну, раскручу модную перспективную тему, а плодами моих трудов воспользуются ушлые купцы. Обидно однако…

Возникает еще один интересный вопрос: а какое количество кофейных зерен вообще реально собрать в лесах Эфиопии? Не проще ли последовать примеру средневековых йеменцев и сразу заложить плантацию? Тогда мне придется найти способ доставить молодые деревца из Эфиопии. Или из зерен, которые Маду сейчас на плече несет, тоже деревья можно вырастить? Они ведь всего лишь высушены? В принципе, кофе — вполне неприхотливое растение, лишь бы температура воздуха зимой была не ниже десяти градусов. У нас любители экзотики его даже на подоконниках городских квартир выращивали и при этом урожай получали. Правда совсем скромный.

И я уже знаю, кому можно доверить прорастить кофейные зерна — терапевтам. Скажу Рафаилу, что это лечебные растения. Есть небольшие хитрости в их выращивании, но я про них читал — твердую оболочку зерна нужно сначала осторожно надпилить, а потом замочить его ненадолго в теплой воде. Только если зерна все же прорастут, тут же встает другой вопрос — а где тогда закладывать плантацию? Кофе, например, прекрасно растет в Африке, даже на побережье Лужи. Да и во многих регионах Азии он неплохо себя чувствует. Но где его выгоднее и безопаснее выращивать?

Ладно… будем решать вопросы по мере их поступления. Плодоносить кофейное дерево начинает на 3–4 год — время в запасе у меня точно есть. Сначала еще моду на кофе нужно в Риме ввести. Но мысль, что сам я без него теперь уж точно не останусь — греет…!

Кстати, в приобщении римлян к кофе есть один тонкий момент. В отличие от меня, горький вкус нового напитка им точно не понравится. Они любят все сладкое — мед пихают куда надо и не надо. Но по вкусу мед и кофе совершенно не сочетаются, весь цимус пропадает. А значит, к кофе нужен сахар. И как ни странно, коричневый тростниковый здесь уже есть, только возят его в основном из Индии, и поэтому стоит он до хрена. Вроде бы египтяне тоже завезли к себе сахарный тростник и с успехом выращивают его, только их сахар все равно дорог, поскольку производство его — процесс трудоемкий. Но я-то знаю, как этот процесс усовершенствовать! И знаю, что сахарный сироп можно даже из финиковой пальмы получать — это, вероятно, еще выгоднее будет, чем из тростника. Посадил один раз плантацию, и потом только успевай финики собирать и сок сцеживать — читал, что до 200 литров в год с одной пальмы берут. Еще можно получать сахар из некоторых видов сорго и свеклы. Но там сначала нужно разбираться — не каждый вид этих растений дает большой выход сахара.

Эх, что-то я совсем размечтался… а пора спуститься с небес на землю и заняться первоочередными делами.