Тринадцатый апостол. Том II

Глава 3

Пока мы плыли по каналу, я читал гримуар и все больше сокрушался. Эх, надо было взять с собой Матфея! Сет умел насылать пыльные бури, тучи саранчи, мор и болезни… Моих сил может и не хватить для борьбы с его искушенными жрецами. Но если я забрал бы с собой Апостола, то на кого оставил бы Скрижаль, на ребят Лонгина? А к святыне в последние дни начало приходить все больше и больше александрийцев, еще немного и это превратится в настоящее паломничество. Матфей читал на площадях проповеди и крестил горожан десятками. Особенно усердствовали греки — образованные, по большей части, и поэтому легко воспринимающие все новое.

Нет, я не мог нарушить эту идиллию. Александринская община уже обещала стать самой большой и самой просвещенной на Ближнем Востоке. Просто в силу огромного населения столицы Египта, где большую часть составляли эллины, которым было не привыкать к смене богов и веры. А потом новая вера потечет тонкими ручейками вслед за торговыми караванами и паломниками по всему Римскому миру.

— Все читаешь? — рядом на мешки с бобами уселся Сенека. Философ все-таки увязался с нами, уговорив дядю и поднявшись на борт в самый последний момент, когда первая из триер уже отплывала от берега. И теперь, улучив момент, когда рядом никого нет, стоик смущенно поглядывал на меня, не зная как начать разговор о своем исцелении. Все произошло спонтанно, конечно, он меня об этом не просил, да и вряд ли вообще мог предположить, что я на такое способен. Но что сделано, то сделано. И чувствую я себя сейчас так же неудобно, как и Луций.

— Читаю… — вздохнул я, аккуратно перелистывая книгу мертвых. Все-таки это исторический раритет, дошедший до ученых будущего в очень усеченном виде — Врага надо знать в лицо.

— Марк, ты ведь вылечил меня, да?! — решается Сенека — Я не мог ошибиться! Ты не поверишь, но когда я прокашлялся, то впервые за долгое время смог вздохнуть полной грудью. Это просто чудо: я дышу, как все нормальные люди! Тебе, здоровому человеку, никогда не понять этого счастья… — он запнулся, украдкой вытер глаза от набежавших слез, и потом, помолчав, продолжил — Всю жизнь меня окружали лекари, но они могли лишь на время облегчить мои страдания. А порой это было совершенно невыносимо. Признаюсь — часто я даже подумывал о самоубийстве, не желая влачить жизнь калеки.

— Луций, никогда не смей думать о самоубийстве! Никогда. Это самый страшный грех. Потому что Бог дает нам страдания и испытания не для того, чтобы мы трусливо бежали от них. И эта тяжелая ноша, что нам дается, всегда по силам человеку, поверь. Просто мы сами до конца не осознаем всей силы своего духа и своей человеческой стойкости.

Сенека встал и с достоинством мне поклонился.

— Благодарю тебя, Марк Луций Юлий! Отныне и до конца жизни я твой вечный должник.

— Простого человеческого «спасибо» мне вполне достаточно, Луций. А благодарить ты должен нашего Бога, который дал мне силу исцелять. Значит, он решил, что чаша твоих телесных страданий испита до дна. Но помни: отныне твоим образом жизни должна стать разумная умеренность во всем — это залог и телесного здоровья, и душевного. Забудешь это, сорвешься — и твоя болезнь может в любой момент вернуться.

Стремясь закончить разговор, который смущает нас обоих, я делаю попытку отвлечь внимание стоика от вынесения мне торжественных благодарностей.

— О, смотри, Луций, уже Нил!

Канал и правда, закончился. Теперь мы вышли в широкий приток Великой реки. Только тут я понял, насколько густо населен Египет. Понятно, что вся жизнь древней провинции сосредоточена вокруг Нила-кормильца, но сейчас я видел, что берега реки буквально пронизаны бесчисленными искусственными протоками. Тут и там на возвышенностях стояли небольшие деревни. Тысячи грузовых и рыбацких лодок сновали по Нилу. Нас приветствовали белозубыми улыбками, рыбаки предлагали купить свой улов.

Разглядывая проплывающий мимо Египет, я начал понимал, насколько ничтожна здесь власть римлян. Просто в силу нашей малочисленности. Всего-то один легион. Египтяне провожали нас взглядами и снова занимались своими делами. Казалось, что им вообще нет никакого дела до нас. Куда и зачем направляются вверх по Нилу римские триеры, их как-то мало интересовало. Люди жили своей обычной жизнью, которая мало изменилась здесь за века и тысячелетия. Если только власть жрецов несколько ослабла.

Триеры шли на веслах, но против течения, и с попутным ветром тоже была напряженка — ставить паруса даже не было смысла. По моим прикидкам скорость наша была не больше 6 узлов — т. е. от силы километров десять в час. Но это все равно не сопоставимо со скоростью легиона, передвигающегося пешком в полном боевом снаряжении. Расстояние, которое пеший легионер преодолевает за день, мы успевали пройти за три-четыре часа. И это, конечно, радовало. Еще бы жаркое солнце не палило так нещадно, и слепни не кусались, вообще было бы все прекрасно.

Мы уже миновали города Навкратис и Андрополис, когда к нам с Сенекой подошел легат. Он с любопытством посмотрел за борт, где в мутной воде за нашей триерой неотступно следовал параллельным курсом самый настоящий, огромный нильский крокодил. Кассий хмыкнул и покачал головой, наблюдая за легионерами, нашедшими себе развлечение.

— Потеряете пилум, вычту из жалованья.

Парни несколько раз пытались «загарпунить» гада копьем, привязанным к веревке, но все бестолку — хитрая бестия держала дистанцию, и пилум, даже долетев, легко отскакивал от бронированной шкуры, не нанося ей никакого вреда. Крокодил просто исчезал под водой, а потом снова через некоторое время всплывал в другом месте. Казалось, что наглая рептилия просто насмехается над нами.

— Марк, а расскажи мне еще про Иешуа Назаритянина — неожиданно попросил легат.

— Решил креститься, Максимус? — полюбопытствовал я, вставая и разминая ноги.

— Нет, я чту римских богов — вздохнул Касий, шлепая себя по шее. Слепни и правда, жизни не давали — Но в боге, который отдал своего сына ради вечной жизни людей, что-то есть.

Попытался разглядеть ауру Максимуса, но сегодня взгляд уже начал «сбоить» — я здорово потратился на очищение книги и лечение Сенеки.

— А ты так уверен, что римские боги существуют? — насмешливо спросил я — Мы же позаимствовали свой пантеон у греков и египтян, только имена богов поменяли.

— Опасные речи ты ведешь, Марк — Максимус внимательно прищурился на меня, поправил в ножнах паразониум, парадный меч с рукояткой в форме орла — Сходу назову сразу несколько римских законов, которые ты этим нарушаешь. Неужели ты посмеешь отрицать и божественность Августа?!

Сенека поморщился. Ему тоже не нравился этот странный разговор, больше похожий на какую-то гнилую провокацию. Но прогибаться под упертого легата я не собирался.

— Да, я вообще отрицаю всех римских богов — спокойно возразил я — Есть только один Бог в трех ипостасях — Отец, Сын и Святой Дух! О нем и буду свидетельствовать, несмотря ни на что.

— Ты дупликарий, слишком много на себя берешь! — полыхнул гневом легат — Сейчас кликну свою охрану и…

— Что ж… Прикажи арестовать меня, Кассий.

Я посмотрел за борт, нашел взглядом крокодила, что следовал за нами. Его простенькую ауру я видел отчетливо. А что если… Нет, номер, как с конем Марона, тут уже не пройдет. Выпущенный мной «щуп» энергии просто сразу рассеивался в толще мутной воды. Да, и сил на подчинение этой огромной туши у меня сейчас не хватит.

Поднял голову вверх, рассматривая кружащих над нами чаек. Я попытался разделить «щуп», и у меня получилось! А если еще раз его раздвоить? Поднял руки, уставился вверх, захватывая сразу десяток белоснежных птиц «в плен», и притягивая их к себе. Туповатые чайки послушно садились мне на плечи, на руки и даже на голову, но продолжали при этом гортанно орать во все свои птичьи глотки.

Вокруг нас начали собираться легионеры, шум и птичий гвалт все нарастал. Подошла пара знакомых трибунов ангустиклавиев, но они сразу же испуганно подались к бортам триеры, чтобы их не задели крылья птиц. А вот легионеры из центурии Лонгина, имевшие счастье наблюдать в Иерусалиме мой трюк с поклоном коня Аппия Марона, начали уже потихоньку посмеиваться, глядя на ошарашенное лицо Кассия Максимуса.

— Что тут происходит?! — расталкивая толпу и отмахиваясь от чаек, появился Гай Галерий.

— Да вот… дупликарий нагло отрицает божественность Августа! — наябедничал злой легат, правда уже сбавив обороты.

И тут же выругался, получив болезненный удар крепким птичьим клювом по темечку. А я что? Я ничего. Кто ж виноват, что эти божьи твари вдруг решили засвидетельствовать мне свое почтение? Чайки хлопали меня крыльями по лицу, по шее, но при этом я не получил ни одной царапины, хоть и был буквально облеплен ими… Привлеченные товарками, все новые и новые птицы продолжали пикировать на палубу триеры — теперь уже безо всякого моего вмешательства. Видимо решили, что здесь раздают халявное угощение.

Легионеры посмеивались, Гай вылупил на меня глаза, хватая воздух ртом и не зная, что сказать. Кассий с большим трудом отбивался от агрессивных птиц.

— Марк, хватит, прекрати! — спохватился префект — Мы все видим, что у нового бога — сильный жрец.

— У Единственного Бога! — с нажимом произнес я. И разом опустил руки, обрывая все нити силы, тянущиеся к птицам. Огромная белоснежная стая, ощутив наконец, свободу от давления чужой силы, с возмущенным гвалтом взметнулась в небо и понеслась куда-то в сторону моря.

— …А я главный жрец Августа в легионе! — упрямо продолжил несгибаемый легат, даже не собираясь сдаваться. Вот лучше бы этот упертый солдафон вытер птичий помет со своей лорики, чем состязаться со мной в риторике и спорить, чей Бог лучше.

Но столкновение со старыми порядками и дряхлым пантеоном римских богов всегда казалось мне неизбежным. Так пусть уж лучше рано, чем поздно.

— Кассий, ты хорошо понимаешь, кого сейчас обвиняешь в неуважении к императору Августу? — вкрадчиво спрашиваю я. И тут же подпускаю в свой голос снисходительной наглости — Вообще-то я его прямой потомок, и во мне — одном из немногих — течет кровь моего великого прадеда Гая Юлия Цезаря Октавиана Августа.

На палубе воцаряется гробовая тишина. Слышно лишь, как скрипят весла в уключинах на нижней палубе и ударяются о воду в такт судовой флейте. Вот то-то же! За оскорбление лиц императорской фамилии сейчас в Риме и казнить могут. Легат бледнеет и теряется, но по инерции все еще продолжает гнуть свою линию, пытаясь сохранить лицо перед офицерами и солдатами.

— Тем более, я не советую тебе, Марк…

— А я не советую тебе, Кассий Максимус, советовать что-то правнуку Августа — перебиваю я его и многозначительно помолчав, ставлю жирную точку в затянувшемся споре.

— Я первым уничтожу того, кто усомнится в величии моего прадеда. Он император, память о котором будет жить в веках, а люди сложат легенды о его мудром правлении и полной преданности Риму. Но он не был Богом. Прадед был человеком. Со своими страстями и слабостями. Это уже тщеславная Ливия решила сделать из умершего мужа нового бога в надежде, что и ей потом, как его жене, достанутся такие же немыслимые почести. А сенат трусливо поджал хвост, не смея возразить зарвавшейся матроне. Но понравилось бы это самому Августу, который был очень скромным человеком? Уверен, что нет! И нынешний наш император Тиберий оказался гораздо мудрее своей жадной до власти матери, запретив сенату ее обожествление. Он даже отказался от статуса «Отец Отчизны», чтобы народ и сенат не чествовали его, как «бога от богов».

Я оборачиваюсь к Сенеке.

— Луций, друг мой, скажи всем: куда мы пошли с тобой сразу после того, как утром отнесли важные документы в библиотеку Мусейона?

— Свидетельствую — торжественным голосом произносит стоик — Марк Луций Юлий Цезарь Випсаниан первым долгом пошел в Храм Августа, чтобы воздать почести своему предку.

— Но это лишь дань моего глубочайшего уважения и признания заслуг великого человека. А Бог для меня был и есть только один — истинный и вечный!

Я широко перекрестился и с чувством поднес к губам свой крестик…

— …Гиза!

С одной из триер раздался зычный крик впередсмотрящего, и на палубе все оживились. Легионеры с любопытством бросились к правому борту, а начальство наконец-то выдохнуло — до Мемфиса оставалось часа три. А за спиной остались почти два дня пути.

— Марк, я тебя очень прошу…! — ко мне подошел Гай Галерий — Не спорь больше с Максимусом, пусть наш легат спокойно продолжает верить в римских богов.

— И в божественность Августа? — ехидно усмехнулся я.

— Да! Мы же с тобой понимаем, что это всего лишь политика. Фигура Августа объединяет империю. Как и фигура великого Цезаря.

— Люди не идиоты, уважаемый Гай. Любой греческий козопас может подняться на Олимп и убедиться, что там нет никаких богов. Греческие боги давно мертвы. Как и Август. И тем более Цезарь, которого заговорщики зарезали прямо в Сенате на глазах у толпы.

— С тобой будет тяжело — вздохнул префект — ты так же упрям, как и твой великий прадед.

— Нет, Галерий. Со мной будет очень легко. Потому что меня ведет истинный Бог.

Вдали показалась какая-то яркая точка. Хорошо видная на фоне желтого песка. Я напряг зрение, и картинка скачкообразно приблизилась. Точка распалась на несколько более мелких, и я увидел пирамиды. Только они были не привычного белого цвета. Или скорее даже чуть розоватого в лучах заходящего солнца.

— Гай, мы ведь скоро должны причалить к берегу на очередную ночевку? Я успею до темноты осмотреть пирамиды?

— Что там смотреть? — недоуменно фыркнул подошедший к нам Сенека. В руках он крутил выпавшее перо чайки — Это всего лишь древние зернохранилища, и ничего более.

Я удивленно покачал головой. Философ где-то демонстрировал незаурядный ум, а где-то страшную дремучесть.

— Нет, Луций, это огромные гробницы, где похоронены древние фараоны Египта.

— Откуда ты знаешь? — удивился Сенека.

Я ткнул пальцем в небеса. И понимай этот жест, как знаешь.

— Нет, правда, зачем тебе к пирамидам? — подозрительно спросил префект — Я слышал, что там плохое место, иногда пропадают люди.

— Надо.

Гай пожал плечами, переглянулся с легатом.

— Ладно, причаливаем!

Наш караван потянулся к берегу, впередсмотрящие принялись кидать лот, рассчитывая место стоянки тирем. Осадка у них была неглубокая, так что к берегу мы подошли довольно близко. А там еще и древний каменный причал нашелся — видимо когда-то в древности его использовали для выгрузки блоков пирамид, доставленных по Нилу.

Звон мечей, крики возбужденной публики, хрипы умирающих — гладиаторы-самниты теснили на арене фракийцев. Двое уже лежали на окровавленном песке, зажимая вспоротые животы, еще трое с трудом отбивались от пятерых самнитов.

— Вон тот блондин хорош — Квинт Юний Блез младший бросил в рот пару виноградин, сплюнул под ноги косточки.

Его отец, прославленный полководец, когда-то даже получивший титул императора по древнему римскому обычаю, приподнялся в удобном кресле, приложил руку ко лбу. Тенты, растянутые на шестах над трибунами закрывали их от солнца, но свет все равно был слишком ярким. Юний смог разглядеть человека, который появился в одной из лож арены. Махнул призывно ему рукой.

Высокий римлянин с ястребиным носом кивнул, и вскоре пришел в ложу патрициев.

— Аве — мужчина кивнул отцу и сыну, присел на свободное кресло.

Самниты тем временем добив двух фракийцев, повалили блондина на песок. Его меч валялся в стороне, сам он оглушенный мотал головой, пытаясь прийти в себя и встать. Зрители уже не орали, а скандировали, причем каждый на свой лад. Кое-где начались потасовки на трибунах — мнение толпы по поводу участи фракийца разделилось.

Крупный гладиатор-самнит вопросительно посмотрел в сторону ложи Юниев. Решение принимать тому, кто оплатил сегодня зрелище. Тиберий давно запретил оплачивать такие развлечения для горожан из государственной казны. Глава рода, вздохнув, повернул большой палец вверх.

— Пусть живет. Сражался он храбро. И выпускайте мирмиллонов против ретиариев!

Последнее указание адресовалось суетливому распорядителю, который поклонившись в сторону ложи, начал командовать рабами. Те живо принялись засыпать кровавые лужи, тела унесли с арены.

— Аве Элий! — Юний Старший лично налил гостю разбавленного вина, подвинул блюдо с финиками — Как обстоят наши дела?

— В сенате все подготовлено — префект фрументариев отхлебнул из кубка, достал из-за пазухи тоги свиток — От придунайских легатов тоже пришло согласие по всем пунктам.

— Это письмо от них? — спросил Юний Младший кидая на арену горсть золотых аурисов. Гладиаторы-победители тут же бросились их собирать.

— Нет. Это письмо от моего человека в Иудее.

— От Тиллиуса?

— Нет. Это шпион, который приставлен приглядывать за ликтором. А заодно и за Пилатом.

Элий Север начал с мрачным видом грызть финик.

— Ну же! — первым не выдержал Юний Старший — Не тяни. Вижу по твоему лицу — что-то случилось.

— Все наше дело под угрозой — тяжело вздохнул префект фрументариев — Понтий перешел на сторону Тиберия. Тиллиус тоже предал нас.

— Как так?!

Оба сенатора — отец и сын — негодующе переглянулись.

— Сеян в курсе?

— Что с еврейским золотом? — вопросы так и посыпались из них.

На арене тем временем появились новые гладиаторы, выстроились двумя шеренгами друг против друга.

— Да, Сеян все уже знает. С утра я был у него во дворце. Храмовое золото у Пилата, он везет его в качестве доказательства Тиберию. Причем выгреб там всю сокровищницу а не только то, что иудеи обещали нам — префект развернул письмо, близоруко уставился в него — Что хуже, у него теперь в сообщниках кто-то из младших Юлиев. Некто Марк Луций.

— Это же правнук Августа! А разве его не… — Юний Младший провел пальцем по горлу.

— Нет, Ливия только папашу успела отравить — Элий Север убрал письмо в складки тоги — Щенок выжил. В детстве Липиды прятали его в Испании, а потом уже среди легионеров 6-го Железного. И прятали хорошо, даже я про него ничего не знал. Нет, ну каков Тиллиус! Как быстро переметнулся он на сторону Тиберия! А я был в нем так уверен… И Понтий тоже казался надежным союзником. Мы же ему предложили помощь в сенате — он был нашим с потрохами.

— Надо срочно ехать к Сеяну! — Юний Старший кликнул раба, тот бросился расправлять на нем складки тоги — Выплата германским легионам теперь под вопросом. Нужен запасной план.

— А я поеду к префекту вигилов — Младший тоже начал собираться — Квинт Макрон пока еще колеблется, но если он встанет на нашу сторону, мы легко свергнем Тиберия и без «германцев». Преторианцы на нашей стороне, армия сохранит нейтралитет. Один бросок на Капри и все — узурпатор мертв.

— Я бы на вашем месте не торопил события — Элий Север не спешил вставать с кресла — Тиберий выжидает, но иудейское золото не сможет сильно качнуть весы в его сторону. А вот Юлий… Этот парень меняет весь расклад.

Оба сенатора замерли, удивленно разглядывая главу фрументариев.

— Чем же он меняет расклад?

— Потомков Агриппы чтят, помнят и любят в армии — Север начал загибать пальцы — В Риме у них осталась собственность. Что если Тиберий все вернет этому Марку? Тут пишут — принципс многозначительно похлопал себя по груди, где было спрятано донесение — что этот Юлий стал жрецом какого-то нового иудейского бога.

— Это просто смешно, Элий! — Старший начал злиться, и его мясистое лицо покраснело. Раб получил от него резкий подзатыльник за неловкое движение и упал на колени.

— Вот и я удивлен — развел тот руками — В донесении сообщается о каком-то Мессии и новой религии у иудеев. Несколько сот легионеров тоже перешло в эту новую веру.

— Мы обсуждаем второстепенные вещи — Юний махнул рукой, все больше злясь — Причем тут новая вера? Что нам до нее?!!

— Притом. Ее адепты действительно совершают чудеса, даже Синедрион был вынужден это засвидетельствовать. И Марк Луций Юлий может стать фигурой в римской политике. Или не стать.

— Как тебя понимать? — Младший Юний выглядел сосредоточенным, пытаясь понять то, что хотел донести до них глава фрументариев.

— Сеян приказал устранить Марка. И как можно скорее.

— Зачем?

— Геммел еще слишком мал, Гая мы нейтрализовали, выставив посмешищем и идиотом. Старшие Германики в опале и находятся в ссылке вместе со своей высокомерной матерью Агриппиной. Так что Тиберий сам загнал себя в западню — на кого он оставит Империю? Он же знает о нашем заговоре, ему доносят о переговорах с легатами. Но Принцепс пока медлит и выжидает. Вот уже полгода, как старая ведьма Ливия мертва. Ее лживые путы, которыми она подчинила себе весь Рим, спали. Многие сенаторы и патриции теперь на нашей стороне. Но далеко не все. И появления нового Юлия может заставить их колебаться. Вспомнить времена Августа.

— Сенат будет на нашей стороне! — возразил Младший — Сенаторы хоть завтра готовы признать Сеяна регентом при Гимелле.

— Который живет на Капри у Тиберия — хмыкнул Элий — А вопрос наследника — ключевой. Этим Тиберий держит сенат за горло. Народ и армия ненавидят Сеяна. Калигула мог бы стать для всех компромиссной фигурой. Но он совершенно неуправляем.

— Я еду к Квинту Макрону — решительно встал с кресла Старший Юний — Этот гордиев узел не надо распутывать. Его надо просто разрубить. Сначала с помощью верных нам преторианцев захватить власть в Риме, потом убить Тиберия. Армия останется в стороне. Промолчала, когда зарезали Цезаря, промолчала, когда вдову и сыновей Германика отправили в ссылку — промолчит и сейчас. Авгурам дадим денег, чтобы они провозгласили какие — нибудь хорошие предзнаменования. Галлион и Секстий напишут очередные хвалебные оды, мы устроим новые хлебные раздачи — плебс будет за нас. А при ком Сеян будет регентом — это вопрос второстепенный.

Элий Север в сомнении покачал головой.

— Меня беспокоит, как легко Пилат с Тиллиусом перешли на сторону Тиберия. Что-то там еще случилось. Что-то такое, о чем мы не знаем.

Все трое одновременно посмотрели в небо. Туда, где еще недавно висел гигантский хвост кометы…