Глория закусила губу и ещё раз оглядела полку. В кабинет отца без разрешения входить было строго-настрого запрещено, но у Глории закончились книги. Конечно, в общей библиотеке имелись интересные рукописи, но всё, что касалось магии, мессер Нильянто хранил у себя. Глорию этот факт нисколько не смущал — она привыкла тайком пробираться в кабинет отца и таскать оттуда нужные тома. Всего-то и стоило в общей библиотеке подобрать схожую по размеру и цветам книгу и подменить ею искомую. Мессер Нильянто давно не следил за своими книжными полками.
Глория потерла лоб. Она никак не могла решить, что стащить на этот раз — «Малый ключ Акатрина» про запрещенную магию севера или «Чудовища степей» о мифологии кочевников. Обе книги походили по внешнему виду на «Основы фехтования», которую Глория взяла в общей библиотеке, но вторая выглядела потрепанней. Значит, к ней когда-то обращались чаще.
Голос отца привел девочку в чувства. Прижав «Основы» к груди, она на мгновение застыла, открыв рот и с ужасом глядя на дверь кабинета. Если её обнаружат — грозы не миновать. Отберут книги, посадят под замок или, чего хуже, отправят в храм Девы раньше срока. Решение пришло быстро — поудобнее перехватив книгу, Глория бросилась на балкон и, укрывшись за углом, присела на корточки. Балкон был достаточно широк, а ограда высока, чтобы ни отец, ни любопытные с улицы не смогли заметить её.
— Отобедаешь со мной? — голос отца зазвучал так отчетливо, что Глория вздрогнула и перестала дышать.
— Благодарю покорно, но изысканная пища мне не по нраву, — отозвался дядя Клавдий, и у Глории затряслись поджилки — то ли от напряжения, то ли от страха. Дядю она терпеть не могла и боялась до ночных кошмаров. — Что нового ты мне поведаешь?
— Он готовится самолично отправиться на Запад.
— Забавно.
— Что?
— Его непоследовательность, — снисходительно пояснил Клавдий. — Верный признак сумасшествия. Он уже отбыл?
— В летние угодья. Большего не знаю.
— Почему?
— Мой человек затих.
— Значит, надобно послать нового человека.
Отец промолчал.
— У тебя кончились люди? — насмешливо спросил Клавдий. — Одолжить пару голов?
— Я написал письмо Патриции, — отец будто не заметил выпада собеседника. — Она тоже хранит молчание.
— Патриция — не соглядатай. Патриция — персонаж нашей пьесы. Пока не главный, смею напомнить.
Глория сжала кулаки. Вот мерзавец.
— Пока, — отец вздохнул. — Если у неё будет возможность уйти за Аноро, она уйдет.
— Пусть. У тебя есть ещё одна дочь.
Глория зажмурилась, как от предчувствия удара.
— Ей четырнадцать.
— А через год — пятнадцать. Если он не сойдет с ума до того времени, мы прекрасно сыграем и с Глорией в главной роли.
— Завел бы сам детей, а не подставлял под свою секиру чужих, — зло огрызнулся отец.
— Зачем ещё нужны дочери, как не для подобных игр? Править будут сыновья.
— Тебе легко судить со стороны.
— Ты заблуждаешься. Сделаешь ещё шаг — и пропадешь окончательно, — Клавдий вздохнул. — Не стоит выкорчевывать планы, если они ещё могут прорасти. Тебе нужны люди?
— Да… Подмастерья смерти.
— Хорошо. Пришлю тебе подарок к утру, а сейчас мне пора.
Клавдий ушел. Отец вызвал слугу, приказал приготовить одежду и лошадь и удалился, сильно хлопнув дверью. Глория тихо плакала, кусая губы.
Так вот, кто они для отца — персонажи пьесы.
С трудом поднявшись, размяв затекшие ноги, Глория занавеской вытерла слезы, поправила платье и выскользнула из кабинета.
В своем первом шаге она была уверена. Патриция поступила бы также.
Она ещё никогда не выходила из дома без сопровождения, но дорогу до дворца знала достаточно хорошо, чтобы не сомневаться в своих силах. В огромном сундуке нашелся старый пыльный плащ Патриции, в котором та изображала привидение и пугала мать. Глория встряхнула его, надела, покрутилась перед зеркалом и, высоко подколов волосы, накинула капюшон. Теперь только и останется, что пройти через кухню во двор и выйти на дорогу, а там до улицы Кипарисов рукой подать.
Глория сняла плащ, аккуратно свернула его и прислушалась. После обеда в доме Нильянто царила ленивая, летняя тишь. Слуги в большинстве своем дремали, господа спали (кроме, отца, разумеется), и Глория, ни мгновения не колеблясь, вышла в коридор. До самой кухни ей никто не встретился, зато в царстве жара и ароматов кипела работа — кухарки перебирали помидоры на соус и ягоды на варенье. Потайных ходов кухни Глория не знала, поэтому, смекнув, что незамеченной пробраться мимо женщин не получится, свернула к кладовой. Из чулана доносились приглушенные стоны, поэтому Глория позволила себе вздохнуть спокойно. Если кто-то из слуг в прохладной кладовой решил предаться любовным утехам, значит, поблизости точно никого нет.
Прошмыгнув мимо сваленных в кучу корзинок, девочка оказалась на галерее внутреннего, «рабочего» двора. Здесь пахло подгнившими овощами, конским навозом и кошками. Во дворе действительно было пусто. Надев потрепанный плащ, накинув пыльный капюшон, Глория поспешила пересечь открытое пространство. Окна покоев господ сюда, конечно, не выходили, но кто-то из слуг мог обратить внимание на особу, скрывающуюся в жаркий день под плотным плащом.
Два конюха спали у выезда. Глория осторожно переступила через их ноги и, юркнув между створками ворот, замерла. Спиной к ней стоял высокий, широкоплечий стражник.
Когда это отец решил выставлять охрану перед воротами? Не с тех ли пор, как подался в заговорщики? Глория опустила голову и засеменила в противоположную сторону. Стражник не обернулся и её не заметил. Он изнывал от жары и то и дело проваливался в дремоту. Глорию же бил озноб даже под плотным плащом. Пройдя немного вперед, она развернулась и быстрым шагом миновала ворота и стражника, как если бы была простой прохожей. Теперь её путь лежал прямо.
До улицы Подков Глория добралась быстро, но стоило ей ступить на мощеную плитками из застывшей лавы дорогу, как откуда ни возьмись вылетела груженая дынями телега. Вознице пришлось забрать вправо, чтобы не снести девочку, и одна из желтых дынь, описав дугу, шлепнулась точно к ногам Глории, забрызгав туфли и край плаща.
— Смотри, куда прешь, ущербная!!! — заорал возница. Рядом щелкнул кнут. Глория взвизгнула и, отскочив в сторону с проворностью козленка, бросилась на противоположную сторону улицы. Только оказавшись достаточно далеко от дороги, девочка рискнула обернуться. Возница, натягивая на гору дынь сетку, крутился вокруг повозки и бранился так громко и быстро, что едва успевал дышать. Словно почувствовав, что на него смотрят, он обернулся. Лицо, красное от жары и гнева походило… Глория сморгнула и попятилась. Нет, ей точно привиделось.
— Деточка, ты цела? — она обернулась. Из-под легкого, сиреневого платка, на неё сверху вниз смотрела женщина с провалами вместо глаз. Синие губы растянулись в подобии улыбки, а со щеки свисал темный, сморщенный клочок кожи.
— Ааааааааааааа!!! — завизжала Глория и бросилась прочь, не разбирая дороги.
— Правда, ущербная, — заметил кто-то. Она на бегу оглянулась и увидела позади себя мертвеца в платье служителя Водолея. У мужчины был проломлен череп, и из дыры над виском сочилось что-то противно белесое.
— Ааааааа!!! — продолжала вопить Глория, несясь по улице. Капюшон слетел, волосы растрепались, но ей уже было все равно. Всюду, куда ни глянь, на неё смотрели черными провалами глаз живые мертвецы.
Остановилась она только в узком, темном, вонючем проходе старого дома. Укрывшись за аркой, Глория прижала руки к груди и, откинув голову назад, затылком уперлась в холодную стену. Каждый удар сердца громовым раскатом отдавался в ушах. Наверное, она перегрелась на солнце. Глория закрыла глаза и приложила руку ко лбу. Ладонь оказалась ледяной, а лоб — горячим.
— Какой у тебя красивый перстенек, сладенькая.
Глория повернула голову на голос. Из полумрака подворотни на неё смотрел гниющий, одноглазый труп. Из дырки на месте носа лез жирный червяк.
— Нет, — дрожащим голосом произнесла она и отвернулась. — Нет, мне всё чудиться. Ай, пусти!
— Отдай перстенек-то!
Мертвец схватил её за руку. Глория, не оборачиваясь, дернулась, пытаясь вырваться, но одноглазый вцепился ей в плечо и, шагнув вперед, прижал к стене.
— Пусти, — залепетала Глория, мотая головой. — Пусти-пусти-пусти…
— Ой, а какая цепочка на этой гладенькой шейке, да какая длинная, — костлявые пальцы коснулись ключицы и, царапая кожу, скользнули вниз.
Глория зажмурилась и, собрав все силы, рванулась в сторону. Мертвец поймал её за бретель платья и дернул так, что затрещала ткань. Глория хотела вскинуть руки, чтобы прикрыться, но не смогла. Грабитель прижал её своим телом, вонючим и липким.
— Ты сама такая золотая… — костлявая рука сдавила горло. Глория запрокинула голову, беззвучно открывая рот. Слезы градом катились по лицу, и через их мутную пелену она видела лишь черный потолок за серым, испещренным красными шрамами, лицом мучителя.
— Какая мягонькая…
А Патриция бы смогла… Патриция бы с ним справилась…
— Пусти… — беззвучно выдохнула она, цепенея от боли и отвратительных прикосновений. — Пуст…
Внезапно хватка сошла на нет, и Глория, ловя ртом воздух, рухнула на колени. Одной рукой она схватилась за горло, другой — дернула бретели платья, прикрывая наготу.
Тьма, словно спустившись с потолка, стала густой и осязаемой. Глория вся сжалась, зажмурившись, обхватила плечи руками, а в следующий миг кто-то накинул на неё плащ.
— Идем, — прошептал этот кто-то.
— Не трогайте меня, — Глория склонилась к земле. — Заберите всё, только…
Тьма дернулась, заворчала, потянулась к ней и рывком подняла на ноги.
— Ты можешь стоять? Придется идти самой.
Глория затрясла головой, а потом вздрогнула и, отшатнувшись от чужого прикосновения, уставилась на незнакомца. Вокруг будто клубился густой туман, но лицо Алтана она различила сразу. Глаза юного мага отливали золотом.
— Надень плащ, — произнес он. — Хорошо. А теперь иди за мной.
— Тут был… — пролепетала она, кутаясь в плащ и озираясь. — Мертвец…
— Теперь он точно мертвец, — Алтан двинулся вперед. — Иди за мной. И не смотри по сторонам. Идешь?
— Да.
— Хорошо. Накинь капюшон.
Внезапно в глаза ударил яркий свет, и Глория опустила голову. Мимо прогромыхала повозка, где-то лениво тявкнула собака, и всё стихло.
— Идем быстрее, — она вздрогнула, но позволила Алтангэрэлу взять её за руку. — Ты видела мертвецов?
— Да, — прошептала она и, не поднимая головы, придвинулась ближе к своему провожатому. Он помолчал, потом произнес тихо, едва слышно.
— Это из-за магии. Не трогала её больше?
— Нет.
— Хорошо. Я смогу тебе помочь. Направо.
Глория не поднимала головы, всецело полагаясь на Алтангэрэла. Мысли оставили её, она словно не могла, не хотела больше думать.
Они прошли по узкой улочке, мимо куч мусора и спящих нищих, потом свернули на небольшую площадь, залитую белесым солнечным светом, а дальше нырнули в прохладный, сырой полумрак и остановились у лестницы.
— Нужно подняться.
Лестница оказалась шаткой и скользкой. Глории пришлось идти за Алтангэрэлом, но теперь она сама не отпускала его руки.
— Проходи, — сказал чародел, распахивая дверь и пропуская гостью вперед. На дощатый пол легли полосы света. Глория после короткой заминки всё же переступила порог.
— Здесь никого нет, можешь снять капюшон, — звякнули ключи, и девочка, вскинув голову, обернулась. Вокруг всё ещё клубился туман.
— Простите, донна, — спохватился Алтан. Сам он неясным силуэтом маячил на фоне светлого полотна двери. — Вот.
Пелена паутиной опала на пол и расползлась по углам. Глория сморгнула, прищурилась, разглядывая своего спасителя. Всё верно, перед ней стоял ученик королевского мага, хотя в неприметной серой одежке Алтан больше походил на подмастерье каменщика. Вот только каменщики не носили стилеты под рукавами. Глория бы и не заметила кинжала, если бы маг не швырнул его на колченогий стол, притулившийся у позеленевшей от плесени стены.
— Зеркало перед койкой, — Алтангэрэл мотнул головой. — Приведи себя в порядок.
— Ты убил его, — Глория широко распахнутыми глазами смотрела на стилет.
Алтан проследил за её взглядом.
— Да. Следовало пощадить?
— Не знаю… Он… Я…
— Иди к зеркалу, — оборвал её лепет маг. — Твой перстень у меня. Я сейчас заговорю его. Жди тут.
Она, не думая, кивнула. Зеркало, небывалая роскошь в подобной каморке, показало ей и синие полосы на шее, и порванную бретель платья, и красные царапины на груди. Глория было всхлипнула, но тут же закусила губу и дерзко глянула на свое отражение, которое вмиг преобразилось — теперь на неё смотрела юная Патриция, сильная и смелая. Глория распустила волосы, прикрывая шею. Нет, она не будет себя жалеть. Она больше никогда не пойдет на поводу у страха.
Через некоторое время вернулся Алтан. Бросил перстень подле стилета. Глория, решительно обернувшись, с вызовом посмотрела на мага.
— Перстень будешь носить до новолуния, — произнес он, оглядывая её. — Больше иллюзий не увидишь.
— Благодарю тебя, — Глория оправила платье, провела рукой по горлу.
— Болит? — грубовато спросил мальчишка.
— Немного.
— Зачем ты ходила по городу одна?
Глория опустилась на кровать и чинно сложила руки на коленях.
— Я… — она посмотрела на свои тонкие пальцы. — Я… шла… во дворец.
Слова давались ей с трудом — горло горело.
— Думаю… Мой отец… Хочет, чтобы король покинул трон.
— Мммм, — промычал Алтан.
— Он говорил с дядей Клавдием о каком-то плане, — Глория сцепила пальцы в замок.
— И ты хотела всё рассказать… кому-то чужому.
Уж не укор ли она услышала в голосе мага? Она медленно подняла голову. Взгляд потемневших глаз юного кочевника будто проникал в душу. Глория замялась.
— Королеве…
— Не выходи больше из дома одна, хорошо? И не лезь в дела своего отца. Жалеть будешь. Потом.
Глория с трудом сглотнула. Стоило признать, что сейчас не лучшее время идти к королеве.
Но отец предал её. Её и Патрицию. И молчать она не будет.
— Я провожу тебя до улицы Подков, — продолжил Алтан, не дождавшись ответа. — Тебя ищут, наверное.
Глория молча поднялась. Медленно, пошатываясь, прошла по комнате к столу. Потянулась к перстню, но задержала руку над стилетом.
— Почему ты не убил его магией? — спросила она, касаясь окровавленного лезвия.
— Слишком дорого для ничтожества, — Алтан шагнул к ней и тут же отступил, будто почувствовал, что подошел слишком близко. — Возьми себе.
— Кинжал?
— Да. Перстень от мертвых, клинок от живых.
— Спасибо… — тихо, едва слышно прошептала она, сжав в ладони рукоять стилета.
Она ни в чем не уступит Патриции. Она сумеет постоять за себя.
Алтангэрэл издали наблюдал, как Глория идет к своему дому. Пропажу, конечно, обнаружили, и по улице носились перепуганные, растрепанные слуги. Маг прислонился к стене, не сводя глаз с темного плаща юной донны Глории. Лучше бы она рыдала в три ручья и жаловалась на свою безрассудность и горькую судьбу. Лучше бы она была слабой. Но Глория взяла стилет, а те, кто был готов бороться, от незримой силы не отказывались.
Он бросил взгляд через плечо, на дворец. Сегодня он убил, защищая дочь предателя, и когда та захотела свидетельствовать против своего отца, отмахнулся от её наговоров. Королеве бы такое решение не понравилось. Ей нужны все свидетели, которых только можно найти. Впрочем, если бы не приказ королевы, он бы не наткнулся на Глорию и этого слизняка, чьей кровью он омыл руки. Оказывается, «дарить свободу» не так уж и сложно. Зря королева пугала его.
Алтан навел морок, закрывая лицо, встряхнулся и потрусил к храму Водолея. До ночи следовало узнать, кто такой учитель Нит на самом деле. Нужно было спросить у Глории, но разве имел он на это право… В подобном качестве должность королевского чародела Алтану не нравилась. Натянутые нити проклятья звенели вокруг, а ему приходилось играть роль соглядатая, исполняя приказы королевы, у которой и без того хватало наблюдателей. Но нет, она выбрала его. Не показала своих карт и игроков, а вынудила одного бродить по улицам Диеннара, вынюхивая и выспрашивая…
Она сомневалась в остальных? Или считала, что маг справится с подобным приказом лучше? Алтану надоела и королева, и вонючий Диеннар, и его грязные жители, и летняя дурная жара, и вечный морок, и пыльный костюм каменщика. Но сегодня он спас Глорию. Сегодня она была ближе, чем когда-либо. И ей до сих пор нужна его помощь. А, значит, можно и потерпеть.
— В следующий раз не барабань по ребрам. Покричи мне в уши.
Змееныш, обернувшись вокруг шеи и устроившись на плечах Гидеона, оглядел его череп.
— Где уши?
— И то верно, — помолчав, печально ответил скелет. — Будешь жариться на солнце или спрячешься в ребрах? — он распахнул свой наряд на груди.
Змееныш, вздохнув, скользнул вниз, повозился меж костей и, наконец, устроился за грудиной. Гидеон оставил небольшой зазор между полами одеяния, чтобы его спутник мог при желании видеть, что происходит впереди.
— Пойдем в Золотое Яблоко, — произнес скелет, накидывая капюшон. — Мне нужен лук.
— Лук?
— Оружие, которое пускает стрелы.
— Зачем оружие?
— Не знаю.
Гидеон хотел ответить: «Чтобы убивать чудовищ», но соврал. Ему не хотелось объяснять спутнику, кто такие чудовища. Он не имел ни малейшего желания причислять себя к оным, но по имеющемуся у него объяснению выходило именно так.
— Почему не взял мечи?
Змееныш говорил про клинки, брошенные в яме.
— Не люблю мечи, — прощелкал Гидеон. И снова пришлось солгать.
Двуручник, выкованный лучшим кузнецом Риеннара, стал ему подарком на шестнадцатилетие. Гидеон тогда уже постиг основы боя на мечах, но двуручник оказался слишком тяжел для тощего юнца и до восемнадцатилетия принца хранился в оружейне короля, рядом с фамильным клинком королевской семьи, Префекором Великолепной Смертью. Меч королей Риеннара был изготовлен из костей козерога, побежденного предком Гидеона много веков назад. Подаренный двуручник не имел права на имя, ведь после смерти отца принц взошел бы на трон и принял бы из рук первой женщины королевства Префекор, а надобность в обычном мече бы отпала.
Но принц так и не стал королем. Префекор пылился в Риеннаре, хотя, как думал Гидеон, костяной меч неплохо бы смотрелся в руках скелета. Но мечи тяжелы и в дальнем бою бесполезны, а Гидеон предпочитал избегать ближних столкновений. Всё-таки он был скелетом, без плоти и крови, и привык использовать легкость своего обреченного тела, не рискуя превратиться в игрушку для противника. Будь он человеком, вряд ли мамаша змееныша смогла бы оторвать его от земли и трясти, как куклу. Эта мысль разозлила Гидеона, и к селению он двинулся в дурном настроении. Конечно, там он не найдет лук, но, возможно, раздобудет материал для самодельщины.
От раздумий его отвлек нарастающий шум. К нему кто-то летел, хлопая крыльями. Гидеон, инстинктивно присев, вскинул голову, да только и успел, что разглядеть темное, похожее на получеловека-полуптицу, чудище с огромными крыльями, покрытыми то ли чешуей, то ли короткими перьями.
— Что там? — завозился змееныш.
— Вот поэтому мне нужен лук, — ответил Гидеон, выпрямившись. Тварь двигалась стремительно — за считанные мгновения она превратилась в черный штрих на сером полотне. — А нам с ним по пути… Пойдем, посмотрим, куда оно торопится. Никак в Золотое Яблоко снова пришли меченые, перебудили бедных жителей, и те покидали их в яму. А гниющее мясо привлекает падальщиков.
— Зачем в яму?
— Чтоб умерли с голоду.
— Жители — чудовища?
Гидеон раздосадовано клацнул зубами.
— Увидишь. Прекрати елозить, иначе поедешь на плечах.
Змееныш послушно затих, а Гидеон ускорил шаг. На горизонте уже зубились остатками крыш дома Золотого Яблока. У местных была уйма времени все починить, жаль, только материалов не имелось. Деревья сгнили, поля высохли. Запад умер вместе с его обитателями. И ничего здесь не осталось от некогда цветущего края — ни плодородной земли, ни чистой воды, ни добрых людей.
Всё пожрала магия.
В деревне пробудились многие. По привычке, скелеты толпились возле говорильного столба, довольно толстого и высокого, выложенного из искусно вытесанного дикого камня. Чем был выше столб, тем богаче считалась деревня. Золотое Яблоко оттого и называлось золотым, что в свое время жители сего селения слыли зажиточными садовникам, а их угодья тянулись едва ли не до берегов Аноро.
Яблоневые сады… Гидеон покрутил головой, стараясь отогнать наваждение. Ему будто бы вспомнился вкус местных, медовых яблок.
— Обман, — вслух произнес он, и некоторые скелеты обернулись на голос. Одежды ни на ком не осталось, но женщины с привычной их племени изворотливостью нашли выход из положения, используя для украшения своих черепов красную и желтую краску.
— И чего об этом думать? — поинтересовался скелет, расхаживавший у столба. — Вон, даже Ноора прилетел, — он махнул рукой вверх. На столбе, крутя башкой, сидел получеловек-полуптица. Человеческого, как и в случае с матерью змееныша, у сего создания осталось мало — разве что голова, шея да торс. Руки были длинными и тонкими, узловатые пальцы украшали янтарного цвета когти, а по бокам туловища, до оперенного черного зада, тянулись плотные, длинные крылья. Полузверь, поняв, что говорят о нем, вытянулся, опуская голову, и растопырил крылья, показав птичьи задние ноги. Раззявил пасть и тут же сомкнул её, уронив слюни на череп прохаживающегося под столбом скелета.
— Ага, — скелет кивнул. — Ноора голоден.
Существо осмыслено склонило голову в ответ, моргнув черными, как отравленные воды Запада, глазами.
— И кем вы собрались его кормить? — громко спросил Гидеон. Теперь все скелеты, толпящиеся у столба, повернулись к нему. — Не припомню я этой твари.
— А я не припомню тебя, — низким, мужским голосом отозвалась тварь.
— Это Гидеон, — тихо ответил глава деревни, тот самый, что разглагольствовал под столбом. — Наш принц.
Сие признание прозвучало как приговор.
— Теперь понятно, чего он при барахле, — отозвался зверь.
— Принц вернулся, — защелкали селяне, расступаясь.
Змееныш совсем притих. Гидеон двинулся вперед, к столбу. Крылатое, отвратительно слепленное существо внимательно следило за ним.
— С вестями, Ваше Высочество? — ещё тише спросил глава. Гидеон помнил его полноватым, плечистым стариком, вечно окруженным вопящей оравой розовощеких внуков. Никто из его семьи не погиб. Даже старший сын вернулся с битвы у Аноро. Пусть скелетом, но живым.
Гидеон отрицательно покачал головой.
— Тогда чего тебе нужно? — устало спросил глава Золотого Яблока. — Ничего-то не меняется. Мы спим, дома гниют, Арика летает, меченые шастают. Вот и сейчас приперлись по-тихому.
— Не меченные они, — из-за столба выглянул призрак девочки. — Они с Востока.
— Ну да какая разница, — скелет махнул рукой. — В яму их, и хватит. Расходитесь! Спать!
— Значит, ничего? — послышался голос из толпы. — Совсем ничего?
— Опять ничего.
— Так и останемся тут… Уж померли бы лучше…
Гидеон ссутулился. Он не хотел оборачиваться. Селяне защелкали, затрещали, издавая звуки, мало походившие на человеческую речь.
— Один точно маг… Да-да, — девочка затрясла прозрачной головой. — Маг!
— Ну, какой он маг? — старик снова махнул рукой. — Ничего он не сделал. Шарлатан.
— А другой не иначе вельможа, весь такой важный, да-да, со львом на накидке.
— А это что? — Гидеон вскинул голову и указал на полуптицу.
— Ноора, мой друг, — пояснила девочка.
— Нашла лет двадцать назад выродка за воротами, вот и возится с ним, — ответил старик. Шум позади Гидеона то нарастал, то сходил на нет. — А он меченых подъедает. Кто в яме сгнивает. Он…
Староста застыл, не договорив. Скелеты на площади замолчали. Гидеон, щелкнув зубами, хотел было обернуться, но тоже замер.
— Ну, всё, — протянула девочка, дергая деда за руку. — Отвалились.
— Покажешь меченых? — выродок повис на столбе, оттопырив птичий зад. — Есть хочу.
— Они живые. И противные, да-да.
— Живые? — в голосе птицелюда прозвучало разочарование. — Живых я не ем. Они говорят. Этот, правда, принц?
Девочка равнодушно посмотрела на Гидеона.
— Да, — сухо ответила она. — Но тем, кто ничего не делает, правитель не нужен. Потому что он тоже ничего не делает. Ой, а это змея?
— Где? — встрепенулся выродок.
— Вон! На нем!
Фшух — и получеловек, вытянув крылья вдоль туловища, упал вниз. Выпростав руки, он хотел сцапать змееныша, выбравшегося из укрытия, но тот, завизжав, нырнул под защиту костей Гидеона, и когти выродка, пропоров бордово-грязный наряд, сцепились на ребрах принца. Птицелюд, недовольно заворчав, принялся трясти скелета, пытаясь вытряхнуть змееныша из укрытия. Но тот держался крепко.
— Ноора, хватит! — прикрикнула девочка, и выродок в мгновение ока бросил игрушку. — Змея, наверное, уползла.
— Она там, — уверенно ответил птицелюд и, сев на землю, грустно добавил. — А я голоден. Очень.
— У чужаков есть лошади, да-да.
— Лошади? — выродок встрепенулся. — Кто это?
Девочка развела руки.
— Такие большие звери на четырех ногах.
— Их можно есть?
— Да-да.
— Покажи, — решился птицелюд, поднимая крылья и вставая на четвереньки. — Я слишком голоден, чтобы быть добрым.
Гидеону показалось, что он вздрогнул. Но разбудило его не это. Под правой лопаткой разливалась боль. Самая настоящая тупая боль. Он резко сел, схватился за плечо и замер. Боли не было, как и дрожи. Ему всего лишь приснился сон.
— Он хотел меня съесть! — заверещал змееныш, выкатываясь откуда-то сбоку. — Чудовище хотело меня съесть! А ты…
— Помолчи, — зло оборвал его Гидеон. Боль должна была вернуться. Хоть отголосок, хоть болезненный толчок.
Ничего.
— Он тебя тряс, — прошипел змееныш. — Сильно.
— Не имеет значения, — отстраненно ответил принц.
— Чего?
Гидеон поднялся. Оглядел площадь, полную застывших скелетов, и двинулся прочь.
Он давно опоздал.
Его народ мертв.
Его род проклят.
Его край — склеп.
И как же им всем упокоиться с миром?
Фирмос, этот бесполезный, ленивый маг, разгуливал по яме и болтал что-то невразумительное в свое оправдание.
— Сильная магия… Лучше не вмешиваться… Просто уйдем… Оружие бесполезно…
Нит не слушал чародела. Голоса, звуки, весь окружающий мир отдалились от него настолько, что перестали быть реальными. Холод и тьма захватили разум служителя Водолея и потянули далеко назад, в прошлое.
— Мама! Мама… — он охрип, закоченел, правая нога ниже колена распухла и горела, а его самого трясло от страха и холода. Там, над головой, молочного цвета небо сочилось ледяным дождем. Ветер бился, завывая. Ветер пел о смерти.
— Мама…
Он звал её долго. Небо потемнело, а дождь усилился. Стены ямы наступали на него, пытаясь задавить, растереть в кровавое месиво.
Она пришла глубокой ночью. Упала вниз, сложила огромные черные крылья и воззрилась на сына глазами-звездами.
— Почему ты убежал? — спросила она. — Что увидел?
Он хотел ответить, но не мог. Голос пропал, изо рта вырывались лишь жалкие хрипы. Что-то произошло там, у насыпи, он что-то увидел, что-то гадкое, стонущее среди песка и черной воды. И его мать была центром того ужаса.
Почему он звал мать, если она была настолько отвратительна в окружении этих мерзких, мокрых мужчин, которые делали с её телом всё, что хотели? И теперь она превратилась в птицу. Омерзительная тварь.
— Прекрати реветь, — прошипела она, склоняясь над сыном. — Глупый, маленький головастик. Что бы ты ни увидел, теперь у нас есть еда.
— Мерзкая еда. И ты тоже.
— Заткнись, — прокаркала она, раскидывая крылья и укрывая его от дождя и холода. — Прижмись ко мне и спи.
Он плакал и плевался, когда перья попадали в рот, но в объятьях твари было тепло.
— Мама, — шептал он, всхлипывая. — Мамочка.
Боль в ноге сходила на нет.
— Спи, — ломано-нежно прошептала она. — Спи, черноспинка. Завтра тебе станет лучше.
Утром нога зажила, и слезы высохли. Мать вытащила его из ямы, стала собой и заставила идти до дома пешком, чтобы навсегда запомнить путь от Червивого Яблока до их насыпи. Дома не было мужчин, зато нашлось много еды. А через несколько месяцев на свет появился его проклятый младший брат.
Нит вздрогнул и вернулся.
— Тихо, — рявкнул сидящий рядом с ним Коинт. Фирмос заткнулся, растерянно выпучив глаза. Патриция и Бык схватились за оружие.
Глупцы… Оружие тут не поможет. Оружие против быстрой смерти, а на Западе умирают медленнее, чем хотелось бы.
— Они замолкли, — пояснил Коинт, пальцем указывая наверх.
— Нужно выбираться, — Патриция поднялась и глянула на Быка. — Сможешь подкинуть меня?
— Высоко, — буркнул гигант. — Не долетишь.
— Фирмос, — с нажимом произнес Коинт. — Нам очень нужно выбраться.
— Я не буду применять магию, когда вокруг водоворот чар! Я только что говорил, что мне для начала нужно разобарться… Нет, вы меня вообще слушаете? — разозлился чародей.
Коинт бросил на него свирепый взгляд, и Фирмос, смутившись, отступил в тень.
— Я могу попробовать залезть наверх, — повторила Патриция.
— Бык, помоги ей, — приказал король.
Гигант не стал спорить. Нит наблюдал за ними, потирая ушибленные ребра. Стоя на плечах Быка, Патриция выбирала удобный уступ и пыталась залезть наверх, но всякий раз срывалась и падала. Фирмос, что-то бурча себе под нос, вжался в стену. Коинт задумчиво наблюдал за попытками своего воина выбраться из их общей ловушки. Нит хотел помочь и не знал чем.
А Патриции и не нужна была помощь. Разбив лоб, повредив пару пальцев, она все же достигла цели под одобрительные возгласы Быка.
— Поищу лошадей, — бросила она, появившись в круге света, так высоко, что Ниту стало больно.
Скоро они все умрут — Коинт, Патриция, Бык, даже Фирмос. Этот кичливый болван — не маг. Вот мать Нита была ведьмой, она могла исцелять и летать, а этот только болтает без умолку.
Нит едва слышно вздохнул. Из маленькой ямы можно выбраться, но Запад — это бездна. Здесь нет ни прошлого, ни будущего. Только пыль и безнадежность.
А что делать ему? Умереть вместе с остальными или бросить их, как бросил он своего маленького брата, когда погибла мать?
— Что-то её долго нет, — заметил Фирмос.
— Так сходи, проверь, — рявкнул Бык. — Могу подкинуть.
Выбравшись наружу, Патриция выпрямилась и позволила себе застонать от боли. После многочисленных падений старые раны дали о себе знать. Ушибленный бок горел, но воин Скорпиона только крепче прижала руку к телу.
В свете дня селение походило на груду развалин — серую кучу досок, занесенную вездесущей пылью. Солнце палило нещадно. Смахнув пот со лба, Патриция неуклюже вытащила меч (скелеты даже не потрудились их разоружить, просто схватили и кинули в яму) и побрела к домам. Строения находились всего в нескольких шагах от ямы, и там действительно было очень тихо. Внезапно из-за домов в небо взмыла огромная, черная птица. Патриция мигом укрылась за полуразрушенной стеной и, приложив ладонь к бровям, прищурилась. У птицы было исковерканное магией человеческое туловище. Патриция дернула ворот сорочки, весь посеревший и пропитавшийся потом, глубоко вздохнула, борясь с кашлем, подождала, пока птица, сделав круг, спустится через два дома от неё, и хотела было выйти из укрытия, как в том же направлении услышала истеричное ржание лошадей.
— Вот ведьмин сын, — выругалась она, покрепче схватила меч и бросилась на шум так быстро, как позволяла боль.
Лошадей мертвецы привязали у ворот — единственной части ограждения, которая осталась цела. Патриция не стала выжидать — подняла меч и ринулась на тварь, очертя голову, но на полпути споткнулась о занесенный пылью колышек и свалилась на землю.
— Так и знала, что вылезете.
Патриция хотела быстро вскочить, но сил хватило только перевернуться на спину — удар от очередного падения едва не вышиб из неё дух. Боль стала невыносимой, перед глазами поплыло, и все, что она смогла, это выставить меч перед собой, прикрывая грудь и шею. Девочка-призрак стояла над ней и, обиженно выпятив нижнюю губу, оглядывала поверженного врага. — Смотри, Ноора.
— Я не буду подходить к живому человеку, — донесся издалека низкий, приятный голос. Лошади, между тем, фыркали, но не ржали. Патриция закусила губу и, перекатившись на здоровый бок, кое-как встала на ноги. Тварь сидела на крыше дома, и оттуда наблюдала за происходящим. Значит, приближаться боялась…
— Это наши лошади, и я их заберу! — вскричала Патриция, потрясая мечом, а про себя думая, как бы не потерять сознание.
Тварь склонила голову на бок.
— А ты красивая, — прозвучало в ответ. — Ты не похожа на местных.
— Я же говорила, — девочка пожала плечами. — Но не обманывайся, Ноора. Это злыдни с востока.
— Мы не злыдни, — процедила Патриция, поводя мечом. Комплемент от твари несколько озадачил её. Да и голос слишком уж походил на человеческий.
— А зачем поджарить меня хотели, а? — обиженно спросила девочка. — Разве я сделала вам плохо?
— Нам попался тупой маг. Прости.
— А зачем вы сюда приехали? — девочка обошла её и встала прямо перед мечом.
Патриция отвела клинок чуть в сторону.
— Хотим увидеть Запад и понять, как вам помочь.
— Правда? — девочка нахмурилась. — Вы хотите помочь? Нам? Почему?
— Потому что таков приказ нашего короля, — продолжала врать Патриция.
— Короля с Востока? Он больше не хочет войны?
— Войн нет уже сто пятьдесят лет.
Девочка, всплеснув руками, отпрянула от неё.
— Как же… долго… — ничего более не сказав, призрак, опустив голову, развернулся и поплыл прочь. Патриция на мгновение отвлеклась, провожая девочку взглядом, а когда снова глянула на крышу дома, твари там не оказалось. Покусав губу, Патриция огляделась и, бросив меч в ножны, направилась к лошадям. Те шарахались, дергались, но почуяв знакомые руки, присмирели и дали себя отвязать. Патриция потянула их к яме.
— Хватайтесь, — крикнула она, сбрасывая вниз крепкую веревку. Первым выбрался Коинт, за ним Фирмос, следующим Нит, и всем вместе пришлось вытаскивать Быка.
— Без проблем? — спросил король, отряхиваясь.
— Почти, — глухо ответила Патриция, припадая к бурдюку с водой. — Кажется, про нас забыли.
— Я же говорил! — принялся вопить Фирмос. — Там, где можно обойтись без магии, лучшее… Эй, а это ещё что?
Все разом обернулись. На другом краю ямы сидел птицелюд и с интересом наблюдал за ними. Бык схватил запрятанный у седла арбалет.
— Стой, — Патриция положила руку ему на плечо. — Он не причинит нам вреда.
— Сам его вид — вред, — буркнул Бык, стряхивая её ладонь. — Чудище.
— У вас есть еда? — спросил выродок, вертя головой.
— Она нужна нам самим, — отрезал Коинт, вскакивая на лошадь. Патриция растерянно посмотрела на короля — его вообще чем-то можно удивить?
Бык оскалился.
— Смотри, какие у него когти, — пробасил он, прилаживая болт. — Накинется и оторвет тебе башку, девочка.
— Он не опасен, — Патриция обернулась, ища поддержки. — Учитель, вам… Эй, учитель? Куда вы?
Но Нит словно потерял слух. Как завороженный, шел он по краю ямы, не сводя глаз с выродка. Служителя Водолея от побоев клонило в бок, но он упорно, будто к старому знакомому, пылил к птицелюду.
— Ноора, — произнес Нит дрожащим голосом. Выродок попятился.
— Не подходи, — предупредил он, показывая зубы. — Я не хочу драться. Ищу еду. А мое имя знают многие.
— У него ещё имя есть, — усмехнулся Бык, вскидывая арбалет.
— Я тебе сказала, тупица, опусти оружие!
— Слушаюсь только короля!
А король молчал.
— Ноора, — Нит протянул руку. — Я же…
— Отойди! — рявкнул выродок и, резко распахнув крылья, едва не сбил учителя с ног. Патриция только и успела, что повиснуть на громадной руке Быка. Прицел сбился, но болт нашел свою цель, с чавкающим звуком войдя в плечо выродка.
— Нет! — вскричал Нит, хватаясь за голову, а птицелюд, с криком взмыв к небу, ринулся к развалинам селения. — Зачем?! Зачем вы бьете всех, без разбора?!
— Да он хотел тебя сожрать! — заорал Бык, стряхивая Патрицию со своей руки. — Отвали!
— Завязывайте, нам пора ехать, — нетерпеливо произнес Коинт. — Учитель Нит, немедленно вернитесь.
Но служитель Водолея, поправив свое истерзанное одеяние, засеменил в сторону селения.
— Задницы богов! — выругался Фирмос, уже успевший забраться на лошадь. — Нам нужно уезжать! Немедленно! Иначе опять придут скелеты!
— Нит! — окрикнула Патриция, поднимаясь и потирая бока, но учитель упрямо шагал вперед, то и дело вскидывая голову и вглядываясь в молочно-белое небо. — Я его приведу.
— Да ну его в пекло! — проворчал Бык. — Сейчас притащит мертвецов.
— А ты знаешь, куда идти дальше? — Патриция выхватила меч и едва не выронила его.
Бык открыл было рот, но Коинт опередил его.
— Поскорее, воин, — приказал король. — Верни нашего полоумного проводника.
Патриция поморщилась.
— Постарайтесь больше никого тут не обидеть, — не без злости бросила она и поспешила за служителем Водолея. — Учитель Нит! Подождите меня!
Догнав, она схватила его за плечо и потянула назад с такой силой, что он едва не упал.
— Какого демона вы творите? Перегрелись?
— Больше я его не брошу… — пробубнил Нит, пытаясь стряхнуть её руку. — Я выбрался из ямы, а он туда попал.
— Кого не бросите? Выродка?
Служитель Водолея обернулся и потерянно, будто впервые увидел, посмотрел на Патрицию.
— Своего брата.
— Я сказала тебе, не дергайся, курица недоделанная.
Патриция так никогда и не смогла понять, откуда у неё взялась симпатия к этому ужасному существу. Не жалость, не сострадание к уродливому выродку, а нечто иное, словно она всегда, всю свою жизнь, от самого рождения, знала Ноора.
— Ты мне руку оторвешь! — зарычал он, откидываясь назад.
— Боги, дай мне сомкнуть края раны!
— Если ты и, правда, мой брат, убери её от меня, — простонал Ноора. Он лежал на полу в сарае, в который свалился, пробив гнилую крышу, и где его нашли Нит и Патриция.
Черные крылья, распластанные по полу, жутко мешали Патриции. Она уже пару раз получила ими по спине и пообещала придавить «веера из перьев» булыжниками, если владелец не сможет держать себя под контролем. Ноора терпел, и крылья только обессилено трепетали, когда игла прокалывала плотную кожу. Патрицию поразила выдержка выродка — он не потерял сознание, даже когда она извлекала болт из его плеча.
— Приподнимись, — приказала воин Скорпиона. — Осторожно. Ещё немного.
Ноора смешно зажмурился. Патриция слабо улыбнулась.
— Потерпи ещё немного. Вот… Вот так. А теперь всё. Осталось перевязать.
— Само заживет. Покажи мне стрелу, — потребовал выродок. Попытался собрать крылья и не смог.
— Отдохни, — Патриция, цепляясь за пыльную стену и оставляя на ней кровавые отпечатки, поднялась. — Нит, дай мазь.
— Она в сумке, — отстраненно произнес служитель Водолея.
— Так иди и возьми! — рявкнула Патриция, совершенно забыв про приличное обращение. Нит, качнув головой, поплелся прочь. Он словно застрял в каком-то видении или сне.
— Побыстрее, — крикнула Патриция ему вслед.
Ноора исподлобья глянул на неё.
— Зачем ты меня лечишь?
— Нит сказал, что ты — его брат. А он — мой друг.
— Друг? А я не помню своего брата, — Ноора посмотрел на свои птичьи ноги и подтянул их к телу. — Мать немного помню, а его — нет. Если он меня бросил тогда, зачем я ему сейчас?
— Решил искупить вину? — Патриция присела и плеснула на руки воды из отощавшего бурдюка. Кровь смешалась с пылью и превратилась в липкое месиво.
— Глупо делать это теперь.
Патриция, глотнув воды, кивнула и протянула бурдюк Ноора.
— Нит — странный, — произнесла она, собирая инструменты в лекарскую походную сумку.
— Остальные ещё хуже, — выродок попил и скривился. — Противная жидкость. Вот зачем они тебе?
— Хотела увидеть Запад, — Патриция пожала плечами.
— Зачем? Здесь ничего нет.
— На Востоке тоже.
Теперь Ноора смотрел на неё во все глаза.
— Там, наверное, много еды.
— Много. И людей много, — она поднялась, пошатнулась и оперлась рукой о стену. Под влажной ладонью скатывалась серая пыль. — Та девочка сможет позаботиться о тебе?
— Она меня вырастила. Но сейчас ей грустно из-за твоих слов.
«Как здесь всё сложно», — подумала Патриция, вздыхая. Даже призрак — ранимая персона.
Вернулся Нит, протянул ей склянку, избегая смотреть на брата.
— Они ушли? — устало спросила Патриция.
— Будут ждать на окраине, у реки, — Нит опустил глаза и принялся изучать носки своих сапог.
Боги, ну и трус. Какой бы ни была Глория, Патриция никогда бы не оставила её. Одну, маленькую, среди этого пекла. Ноора имеет право разорвать этого слабака.
— Давай я… — она обернулась и осеклась на полуслове. Ноора спал, свернувшись клубком и раскинув крылья.
Сколько ему? Лет восемнадцать-двадцать.
— Почему ты его бросил? — Патриция сжала склянку в руках.
— Я боялся, — едва слышно отозвался Нит.
— Чего?
— Его. Я не смог бы с ним справится.
— А сейчас? — она пристально посмотрела на учителя.
— Не знаю…
Патриция презрительно сплюнула на пол. Даже во рту стоял привкус крови и пыли.
— Не похоже, что ты вырос на Западе, — зло ответила она. — Здесь все умеют бороться.
— Здесь все проигрывают, — печально ответил Нит. — Я не должен был его бросать. Лучше бы убил…
— Боги… Меня от тебя тошнит, — Патриция сунула склянку ему в руки и поспешила покинуть сарай. Снаружи стояла невыносимая духота. Небо на западе стремительно темнело. Над крышами поднималась серо-желтая, сродни Савану Рыб, стена.
— Пыльная буря, — услышала она голос девочки-призрака, но на этот раз не обернулась. — Нужно укрыться вам, да-да.
— Ты видела моих спутников? Им угрожает эта стена песка?
— Видела. Они уехали. Угрожает, да-да. Сметет их. Наверное, задохнутся.
Патриция запрокинула голову, раздумывая. Она слишком устала, чтобы ехать в пустыню, но разве у воина короля есть выбор, когда на кону жизнь его господина?
— Ты куда? — встрепенулась девочка, когда Патриция, размяв плечо, направилась к лошадям.
— Предупредить и вернуть их.
— Ты — хорошая, — прозвучало вослед. — Но тут чужая. Запад тебя убьет.
Патриция не без труда взгромоздилась в седло.
— Присмотри за ними, — она махнула на сарай и ударила лошадь в бока. Та не сразу пустилась вскачь, зато сильно тряхнула наездницу. Патриция вся сжалась от нового приступа боли и крепче вцепилась в поводья.
Если сегодня она встретит свою смерть, то ни за что её не упустит.
Сначала на горизонте, со стороны Савана Рыб, появилась узкая желтая полоса. Она бугрилась, как неспокойное море, изгибалась, как ползущая по раскаленному песку змея, а затем стала расти, наступая и закрывая небо. Фирмос, помнивший о пыльных бурях, случавшихся на окраинах Степей, поспешил предупредить своих спутников о надвигающейся опасности.
— Не хотелось бы возвращаться в селение, — зевая, отозвался Коинт. — Но если выбора нет…
Он пожал плечами.
Фирмосу не нравилось напускное равнодушие короля. Странное, не свойственное Коинту спокойствие пугало гораздо больше, чем обыденные вспышки гнева. Мага так и подмывало спросить, что теперь намерен делать король. Да, они не получили метки черной смерти, но скопище ходячих скелетов никак не могло быть последним сюрпризом на их пути. О просьбе королевы Фирмос старался не вспоминать — к демонам эту грозную, сварливую бабу, он не собирался наносить удар в спину друга, как бы далеко не завела того тропа безумия.
— Нит с Патрицией остались там, — напомнил королю чародел. — Скелетов мы постараемся не тревожить.
— От мертвецов ты нас защитить не смог, а от бури?
«Он что, обиделся?», — Фирмос вскинул брови и ответил совершенно честно.
— Смотря сколько она будет длиться.
— Тогда придется вернуться.
До селения они не доехали всего нечего. Вдалеке, на фоне построек, Фирмос заметил всадника, согнувшегося в три погибели в седле, а в следующий миг мир вокруг заволокла желтая пелена. Налетел ветер такой силы, что даже лошадей повело в бок, и они встали, как вкопанные, тряся головами. Фирмос стиснул зубы, творя заклинание. Песчинки жалили больнее ос, проникали в уши, ноздри, рот, не давая дышать. Поэтому, когда от бури их отделил прозрачный купол, все трое принялись плеваться, кашлять и тереть глаза.
— Сильный ветер, — заметил Бык, спрыгивая с ошалевшей лошади. — Конягам морды обмыть бы.
— Займись, — бросил Коинт, вылезая из седла. — Мне показалось или я видел Патрицию? Куда её понесло?
— Не дура, сама разберется, — буркнул Бык, подходя к его лошади. — Сир, поводья.
И только Фирмос остался в седле. Купол глушил звуки, и шуршание песка долетало будто бы издалека, но среди сухого бормотания мириад пылинок, маг слышал голоса.
«Освободи… Освободи… Освободи», — скрежетали они. — «Освободиии».
— Фирмос, — окликнул его Коинт.
— А? — встрепенулся маг.
— Что ты говорил про сильные чары? Кто-то поднял всех этих мертвецов?
— Они не мертвы, сир, — Фирмос спустился с лошади и подвел её к Быку, избегая взгляда Коинта. — Они прокляты.
— Как я?
— Ну… Все проклятия похожи. Но связи с вашим я не вижу. Скелеты опутаны нитями, как мухи паутиной. Возможно, какой-то маг во время мора пытался защитить селение, но пошел не тем путем.
— Нит говорил подобное о Саване Рыб.
— Не удивлюсь, если под ним скрываются тысячи ходячих скелетов.
— А мое проклятье? — Коинт, положив ладонь на плечо Фирмоса, вынудил того обернуться.
— Пока я ничего не вижу, — признался чародел, мельком взглянув на короля.
— Значит ли это, что мы выбрали неверный путь?
— Видимо, да.
Коинт, шумно вздохнув, отступил и отвернулся.
«Освободи, освободи», — скрежетали голоса. Фирмос оглядел купол, пытаясь понять, откуда идет бормотание. Его заклинание могло потревожить…
Мысль оборвалась на полуслове. В серо-желтой пелене промелькнуло лицо, будто сотканное из песка. Рот видения округлился, вытянулся в крике. В темных провалах глаз искрились, мельтеша, пылинки.
«Освободиии…»
Из круговерти поднимались все новые призраки. И вот уже хоровод лиц кружился за куполом. Фирмос, в жизни не видевший такого представления, попятился, растерянно озираясь по сторонам.
— Что? — рявкнул Бык, когда маг налетел на него. — Места мало?
— Нет, — Фирмос нахмурился и торопливо выстроил заклинание против иллюзий. Оно не помогло — за сводами купола кружило нечто, что имело право на существование в реальности Запада.
Первый порыв едва не выбил её из седла. Лошадь закружила, фыркая и тряся головой, пытаясь вдохнуть больше воздуха, чем песка. Патриция закашлялась, припадая к шее скакуна, прикрикнула, но сама не услышала себя. Грязно-желтый мир вокруг сменялся остро-красным, когда она моргала. Женщина с трудом уговорила скакуна повернуть назад, сощурившись, попыталась рассмотреть силуэты построек, но не увидела ровным счетом ничего. Она сжала бока лошади, но та, больше не желая исполнять приказы всадницы, закружилась на месте. Скачок вправо, скачок влево, и… рывок.
— Стой! — закричала Патриция, вылетая из седла. Удар о землю едва ли не разбил её вдребезги. Лошадь в один прыжок растворилась в буре.
— Стой, — шепотом повторила Патриция, приподнимаясь. Она встала на четвереньки, отвернулась от ветра, тщетно пытаясь открыть слезящиеся глаза, сплюнула песок, забившийся в рот и, подавившись, зашлась кашлем. Ребра отозвались тупой болью. Патриция, застонав, рухнула на землю.
«Боги, как глупо», — мелькнула мысль. Но разве не этого она ждала?
И все же, её соратники погибли в бою, а она разменивалась по мелочам.
— Вставай.
Патриция приоткрыла глаза. Костлявая рука тянулась к ней.
— Смерть? — прошептала женщина, едва шевеля языком.
— Мы с ней разминулись, — прозвучало в ответ, а в следующий миг кто-то рывком поднял её на ноги и накинул на голову плотную, пыльную ткань. — Пошевеливайся.
Патриция прижала ткань ко рту, натянула на лоб по самые брови. Песок тысячами игл жалил открытые ладони.
— Быстрее, — кто-то упрямо тянул её вперед, сжимая локоть.
— Оставь меня, — промямлила Патриция, но уже через несколько шагов провожатый пихнул её в спину, и она провалилась в спасительную черноту и тишину.
Встав на колени и сдернув тряпку с головы, Патриция прижала руки к груди и принялась кашлять. Как только приступ прошел, она трясущейся ладонью вытерла губы и, тяжело дыша, огляделась. В отличие от остальных сооружений селения, это было выстроено из камня, из-за чего внутри царили темнота и прохлада. Через щели сюда проникали разве что болезненный свет да шорох песка. Патриция протерла лицо ладонями и, кряхтя, села.
— Вы ещё здесь? — хрипло спросила она, ощупывая ноющие ребра. — Где вы?
— Впереди, — прозвучал ответ.
Патриция вскинула голову и от неожиданности отпрянула назад.
— Опять ты?!
Закутанный в красное тряпье стрелок шагнул к ней из темноты и, Патриция готова была поклясться, усмехался, пряча лицо под капюшоном.
— Ты что, мой провожатый под арку? — раздраженно спросила женщина, кладя ладонь на рукоять меча, но не спеша вставать. — Ты дважды отвел от меня смерть, а время мое давно настало.
— Да неужели? — насмешливо спросил незнакомец. — Скорпионов не убивает пустыня, но иногда они жалят сами себя.
К ногам Патриции упал её шлем. Она схватила его и не без труда поднялась.
— Мне нужно вернуться.
— Хорошо, — незнакомец вскинул руку. — Дверь там.
Тряпье от резкого движения скатилось до локтя, обнажая кости руки. Патриция попятилась и часто заморгала, не веря своим глазам. Значит, в пустыне ей не почудилось.
— Ты — живой мертвец? — прохрипела она. — Ходячий скелет, как все здесь?
— Верно.
— Но ты был на Востоке… И как… А, в пекло! — Патриция махнула шлемом, злясь на себя и свое любопытство. Сейчас существовали проблемы поважнее. — Мне нужна твоя помощь.
Скелет помолчал, раздумывая.
— Интересно, — наконец, прозвучал ответ.
— Там, у реки, остались мои спутники. Я не смогла до них добраться.
— Вряд ли они выжили.
— Среди них есть маг.
— Я слышал, он — шарлатан.
— В королевские чароделы не берут шарлатанов.
— Королееевские… — протянул незнакомец. — Занятно. Тогда жди здесь, я найду их.
— Я пойду… — Патриция осеклась и отшатнулась от шагнувшего вперед незнакомца. Капюшон скрывал череп мертвеца, а ткань на тощих плечах колыхалась, как одежда на пугале.
— Жди здесь, — повторил скелет, звонко щелкнув. — Если они живы, я приведу их сюда.
Дверь распахнулась, полы наряда незнакомца затрепетали, как языки пламени. Песок, влекомый сильнейшим ветром, метнулся в образовавшийся проем, очертив силуэт, и будто бы вытянул незнакомца наружу.
Массивная дверь хлопнула, оставив бурю на пороге.
Патриция сжала рукоять меча и снова огляделась. Может, она все-таки умерла? Но где Ралле и другие члены её отряда, что должны встречать свою соратницу за аркой Последнего шага? А может, все, что ей останется, это выть внутри склепа до скончания времен?
Тяжело вздохнув, Патриция опустилась на землю и закрыла лицо руками.
Фирмос сидел напротив Коинта и старался слушать короля, а не вопли песчаных призраков, мечущихся за куполом.
— Я сомневаюсь в верности учителя Нита, — продолжал Коинт. — Он жил здесь, но не предупредил ни о мертвецах, ни о выродках, которые могут привнести трудности в наше путешествие.
— Запад полон тайн, — Фирмос повел плечами. Хоть в чем-то король винит не его.
— Я рассчитывал, что с тайнами будешь бороться ты, — Коинт пристально посмотрел на мага. — Чего мне ждать от пути, в котором меня окружают ни на что не способные слизняки?
— Так давай вернемся назад. Поведешь в поход отряд побольше… Сир…
Коинт нахмурился.
— В Риеннар нужно попасть мне, а не моей армии.
— Очень благородно, — съязвил Фирмос и тут же прикусил язык. — Прости…те, сир.
— Значит, и ты боишься? — сквозь зубы процедил Коинт.
— Не боюсь, а опасаюсь. Прогулка выходит… не совсем приятной.
— Слишком мало женщин?
— А если мне не удастся тебя спасти? Мы не дойдем до Риеннара, а ты погибнешь? — Фирмос потер до сих пор слезящиеся от песка глаза.
— Не плачь, чародел. Моя гибель будет моей ошибкой, — Коинт упрямо тряхнул косматой головой. — Ничьей больше. И все же… Ты предлагаешь мне повернуть назад?
— Да, я… — Фирмос смело глянул на Коинта да так и застыл с открытым ртом. — Я…
Сияющая нить проклятья, обвиваясь вокруг короля, тянулась за купол и подрагивала под порывами ветра, словно была настоящей, реальной, осязаемой цепью, связывающей в единое целое узников черной магии.
— Фирмос, — позвал Коинт. — Засыпаешь на полуслове?
— Сейчас, — чародел поднялся на ноги и, едва не задев нить носом, сделал шаг к куполу. Мимо пронеслось очередное перекошенное лицо.
«Освободи-и-и-и».
А в следующий миг песок расступился, пропуская вперед высокую фигуру в красном балахоне, поверх которого змеилась, оплетая шею и грудь, та самая нить проклятья, что тянулась от Коинта. Фигура вскинула руку, показав голые, желтые кости, и, щелкнув пальцами, осторожно постучала по куполу.