Тоха — Самусь — Крутицкий

Та-ак… Значит, братцы мои, можно прикинуть, что же у нас имеется на сегодняшний день. Конечно, нельзя сказать, что ситуация хоть немного проясняется, но одно не вызывает сомнения: единичка на первой карточке означала порядковый номер трупа. А двоечка коснулась, причем не просто коснулась, а обрушилась на голову смертельной тяжестью, тоже одного из людей, которые работают в команде его, Антона Валерьевича, пусть даже и не в основном составе. Вернее, что касается Быка, теперь уже работал.

Грустно все это, мальчики, очень грустно! И очень даже тревожно. Потому что вот он лежит, вскрытый конверт с игральной картой, разрисованной, похоже, так же, как и та, первая, которую Тоха в сердцах выбросил в кабинете. Вся-то разница, кажется, только в цифре, выведенной в центре белого поля. И эта карточка тоже пришла по почте, и тоже без обратного адреса.

Нет, братцы мои, неспроста это, ох, неспроста!

Впрочем, стоп, пока не будем паниковать. Допустим, все это только совпадение. Нелепое, тревожное, невероятное, но совпадение. Будем считать, что это так. Хотя бы уже потому, что для более глубоких выводов нет достаточных оснований. Если, конечно, не считать карточек. Но пока оставим их, карточки, за скобками. Потому что если принимать их во внимание, картина рисуется еще более неприглядная. Ибо объяснений происходящему тогда придумать вообще невозможно.

Антон Валерьевич поднял глаза на невозмутимо сидящего напротив него Самуся. И понял, что в своих надеждах на случайно-совпадающие обстоятельства, конечно же, неправ. Если уж тот, от природы хитрый и изначально невозмутимый еврей, так серьезно взволновался, значит и в самом деле запахло жареным. Его, Самуся, нюх еще никогда не подводил.

Самусь всегда чувствовал, предвидел по каким-то ему одному ведомым приметам, о том, что надвигаются какие-то катаклизмы. Даже не обязательно какие-то глобальные катаклизмы — даже самые мельчайшие изменения обстоятельств. А может, тут и в самом деле во всем замешана пресловутая всемирная сионистская мафия, которая заблаговременно извещала своего адепта о грядущих событиях, которые сама же и подготовляла?.. Когда в невероятно далеком мае 85-го Горбачев только лишь провозгласил о начале своей нелепейшей антиалкогольной кампании, в серьезность которой поначалу верили очень немногие, но которая на деле стала первой предвестницей грядущего распада СССР, Самусь мгновенно сориентировался и начал активно скупать сахар, водку и другие продукты, которые стремительно исчезали-растворялись в результате первых же шагов «горбостройки»; причем, скупал не только и не столько сами продукты, а постарался взять под свой контроль возможно большее количество каналов их циркуляции по просторам рассыпающегося Советского Союза. И угадал ведь, семит пархатый, неприязненно признал Тоха: к тому времени, как в стране начался жесточайший кризис, деньги текли к нему потоком. Зато весной 91-го, прочитав знаменитую статью «Не могу поступиться принципами», которую, опять же, мало кто из его партнеров по лопате, которой они гребли деньги, воспринял всерьез, очевидно, не будучи до конца уверенным в исходе стремительно надвигавшегося столкновения расколовшегося общества, вдруг на корню за бешенные деньги продал все свое дело и в июле укатил куда-то за границу. Вернулся уже в начале 92-го, когда еще не все осознали, что Союз распался окончательно и бесповоротно. Причем, приехал не просто так: привез немыслимые деньги, очевидно, взятые в кредит, и немыслимые для большинства партнеров-конкурентов по бизнесу контракты на поставку продуктов и дешевого алкоголя, что в тот момент было особенно актуально, учитывая, что на смену государственной водочной монополии обрушился спиртово-суррогатный беспредел… К осени 93-го он снова исчез, правда, теперь отсутствовал уже не так долго… Во время очередного, кириенковского, кризиса, когда курс доллара на несколько дней взлетел в несколько раз, он опять прокрутил свои капиталы с немалой для себя выгодой. Если разобраться, только благодаря ему вся банковская система «Плутона» практически не пострадала, в то время, как рухнуло немало конкурентов…

Таким образом, в результате всех великих потрясений, от которых содрогнулась страна, Самусь не только сохранил, но даже значительно приумножил свои капиталы. Он участвовал практически во всех крупных российских и украинских «пирамидах», и из всех успел выйти едва ли не накануне их краха, «наварив», опять же, солидные проценты…

Как-то Антон Валерьевич спросил у Самуся, почему тот, с его деньгами, с его умом, с его умением предвидеть политические и финансовые катаклизмы, с его связями по всей «эсэнговии» и в других странах, предпочитает быть ПРИ ком-то, а не КЕМ-ТО.

— А зачем мне уже это нужно? — откровенно ответил Самусь. — Тебе уже это нужна власть, тебе нужно быть впереди, тебе нужно быть на виду, тебе нужно носить этот значок и этот мандат, тебе нужно иметь банду костоломов, которые по твоей команде кому угодно отвернут голову, тебе нужно ездить на «мерседесах»… Ну так ты этим всем и занимайся! А мне нужно не так уж много…

Тоха откровенно рассмеялся:

— Это тебе-то нужно не так много? Да у тебя денег уже — на десять жизней хватит!

Самусь поджал губы, посмотрел на него с тихим, покорным осуждением:

— Вот ты о чем говоришь, видишь? А мне ведь уже это и в самом деле надо немного. У меня и квартира небольшая, и машина скромная, и обстановка не очень-то… Потому что мне этого хватает. А тебе всегда всего будет мало, тебе всегда не будет хватать денег, власти, женщин… В этом и разница между нами, евреями, и вами, всеми остальными. Для тебя главное — чтобы хватило тебе лично для удовлетворения твоих бесконечно возрастающих запросов. А для еврея важно помнить, что он еврей. Деньги, которые лежат на моем счете в Швейцарии, в Америке, в Лихтенштейне, в Израиле, они работают на меня, на будущее моих детей, внуков и всех потомков до… Я не знаю до какого колена. И пусть мои потомки не будут знать моего имени — так ведь и я не знаю, на чьи деньги я начал свою деятельность… Ты понял?

Тоха вынужден был признаться:

— Прости, не очень.

Однако оказалось, что именно такого ответа Самусь и ждал.

— Ты потому не понял, что ты уже это, не наш. Вы, европейцы и американцы, живете по принципу «каждый за себя». Коммунисты провозгласили лозунг «один за всех»… А у нас — все за всех. Это тот самый пункт, который ты никогда не сможешь понять. Никто уже это не мешает мне зарабатывать денег сколько я могу и хочу, никто не заставляет меня отдавать другим, даже своим же евреям, просто так то, что я зарабатываю. Но только если кому-то из наших требуется помощь, ему поможет каждый, где бы он ни находился… Но я о другом. Ты, конечно, знаешь, что в истории евреев регулярно били повсюду. Били в Древнем Риме, в Древнем Египте, в Вавилоне, в средневековой Европе… А уж в нашем веке — не счесть!.. Знаешь, насколько я знаю, уже это первый официально зарегистрированный еврейский погром в Киеве произошел еще в 1113 году, когда умер князь Святополк… А мы уже это все равно выжили. Почему? Потому что среди наших гибли в основном только те, кто слишком высовывался, кто афишировал свои доходы. Ну а умные выживали… Сейчас, уже это случись что-то в этой стране, я только пригнусь пониже и волна надо мной прокатится. Паспорт заграничный у меня с открытой визой хранится в надежном месте, лежащие на счетах деньги работают по всему миру… Ты погоришь, такие, как ты, погорят, а я — нет…

— Так ты думаешь, что у нас еще может что-то произойти? — опешил Антон Валерьевич.

Самусь меленько, как умел только он, захихикал:

— Кхе-кхе-кхе… Милый мой, да кто в вашей стране может что-то сказать определенное о прошлом? То-то же! А о будущем?.. Нет, Тоха, что я уже это думаю — это мое дело. А вот то, что нужно быть готовым ко всему — в этом я уверен. Поэтому ни в депутаты, ни в демократы, ни в меценаты я не полезу…

Тот разговор Антон Валерьевич запомнил очень хорошо. И потому нынешнее беспокойство помощника его встревожило по-настоящему.

— Следователь пусть тебя не волнует, — наконец негромко и весомо сказал он. — С ним я разберусь, он тебя беспокоить не будет… Меня намного больше беспокоит другое. Надеюсь, твой этот… Как ты его назвал… Надеюсь, у Барабаса там хвостов не осталось?

Это и в самом деле в данной ситуации виделось самым уязвимым звеном. Сказать, что Самусь в полной мере был в этом убежден, что здесь проколов нет, было бы не совсем верно. Однако ему очень хотелось верить в том, что Барабас и Шурф, и к тому же Амбал, свое дело сделали как подобает. Кроме того, Самусь знал, что лично он конкретно ни в какие дела Тохи не замешан.

А потому мог с достаточной уверенностью заверить:

— Не осталось.

Тоха тоже не мог поверить своему подручному в полной мере. Однако он знал и другое: сектор деятельности, за который отвечал Самусь, лежал вне его, Тохи, личной компетенции, а потому он не стал заострять внимания на некоторой заминке в ответе. В конце концов, все мы в одной клетке крутимся, все мы из одной кормушки хлебаем, а потому вряд ли кто-то, и Самусь в том числе, вдруг станет откровенничать о совместных делишкам с кем бы то ни было.

— Это хорошо, — констатировал депутат.

В разговоре зависла некоторая пауза. Собеседники слишком хорошо знали друг друга, так что к следующему этапу разговора они перешли без особых преамбул.

— Проблема в другом, Тоха, — глядя в сторону, проговорил Самусь.

Антон Валерьевич поймал себя на том, что не удивился такому заявлению. Почему-то он был готов к подобному повороту разговора. Наверное, он уже слишком хорошо знал своего помощника, чтобы не почувствовать еще один камень за пазухой, которым тот собирается навернуть его по кумполу под финиш беседы.

— Ну-ну, давай, просвещай, — неопределенно проговорил он. — Не тяни.

Самусь кисло посмотрел в окно. И только тогда сообщил:

— Наши ребята обнаружили слежку на Бульваре.

Наверное, не существует в природе слов, которые смогли бы передать удар, который сейчас выдержал, не сморгнув глазом, Антон Валерьевич. Да, для полного счастья сейчас не хватало только этого. На Бульваре. Слежка… Что верно, то верно: эта новость едва ли не хлеще, чем два убийства подряд и болтовня перепуганной бабенки.

— Когда?

— В субботу.

— Кто?

— Похоже, кавказцы.

— И что дальше?

И снова Самусь ответил после некоторой паузы:

— А дальше, Антон, ничего. Следивший уже это оказался пареньком слишком прытким и сумел сбежать, когда увидел, что раскрыт.

Тоха почувствовал, что у него начал подергиваться левый глаз. Нервы… Ничего удивительного, от такого букета вестей!

— И в самом деле, новость, — протянул он. — А кто «хвост» приволок?

Самусь слабо пожал плечами.

— Похоже, Брама.

— И что ты мыслишь по этому поводу? — он не считал нужным скрывать, что новость его здорово насторожила.

Самусь, судя по всему, тоже чувствовал себя не слишком уютно. Однако начал отвечать размеренно, в своем обычном стиле.

— Что я уже это думаю? Я думаю много чего, Антон. Главное — понять, кто именно, зачем и кого персонально навел на Браму и на Бульвар. А вот этого мы не знаем. Значит, нужно заниматься догадками. Вариантов тут имеется всего лишь несколько. Первый, который приходит на ум: Бульвар стал известен «мусорам». Допустим. Однако они не налетают, не берут всех прямо на месте, с поличным, не устанавливают всякие технические штучки-дрючки, а устраивают за ним примитивную визуальную слежку… Глупо и непрофессионально. По-моему, это напрочь исключается. Второе. Кто-то из твоих… Из наших конкурентов, которые просто-напросто пытаются вызнать то, чем же мы уже это занимаемся на Бульваре. Еще более глупо и еще более непрофессионально — потому что… Короче, это тоже исключается. Причины? Ну, это целая тема, о которой можно читать лекции. Сюда уже это можно включить целый ряд всякой ерунды: легче подкупить кого-нибудь из наших, на хрена им нужно вообще с нами связываться, «наехать» на кого-то из нас, вести слежку, опять же, с применением технических средств… Ну и так далее. Нет, этот вариант просто несерьезен… Короче говоря, вероятность крупной акции против Бульвара я бы поставил под вопрос. Хотя тут у меня одна мыслишка имеется, но настолько несерьезная, что о ней я уже это расскажу чуть позже… Идем дальше. Попытаемся подгрести к проблеме с другой стороны. Например, кто-то для чего-то нанял частного сыщика… Есть такая вероятность? На мой взгляд, это тоже просто несерьезно…

Антон Валерьевич почувствовал, что его начинает утомлять это словоблудие. На заседаниях сиди, слушай всю эту парламентскую трепотню, да еще и тут не отдохнешь…

— И к какому же выводу ты пришел, Самусь? — попытался он по возможности тактично поторопить собеседника.

Тот мелко покивал, словно соглашаясь с тем, что предварительными разговорами и в самом деле можно увести разговор в сторону.

— К какому выводу? — переспросил он. — Наиболее вероятной мне представляется такая ситуация. Кто-то кого-то для чего-то нанимает. В смысле следить за кем-то из наших. Неважно для чего…

— То есть как это неважно? — опешил Антон Валерьевич.

Самусь предупредительно поднял руку — погоди, мол, перебивать, не это главное.

— Подожди уже это секунду! — с едва скрываемой досадой оборвал он. — В данном случае это и в самом деле не так уж важно. Главное, что кому-то потребовалось что-то узнать о ком-то из наших ребят. Например, о том же Браме… Этот кто-то, допустим, приходит или в милицию или в частную детективную контору и нанимает не слишком опытного сыщика, или не придающего большого значения предстоящему заказу лоха… Или же просто неумеку для той же цели просто на стороне. Этот лох следит за кем-то из наших и случайно выходит на Бульвар. Все это, понятно, — из области предположений. Однако, я думаю, только такое развитие ситуации может объяснить происшедшее. По-моему, так. Если допустить такой вариант, остается выяснить всего лишь…

Антон Валерьевич откинулся на спинку кресла. Как же давно он ждал такой вот момент. Чтобы хотя бы один только раз, одним, хотя бы даже не очень сильным, ударом срезать этого самоуверенного типа!

— Есть еще один вариант, — как можно более небрежно обронил он.

— Какой же? — Самусь казался изумленным.

Польщенный Тоха улыбнулся.

— Думаю, все может складываться так глупо и непрофессионально только в одном случае: если кому-то было очень выгодно, чтобы мы заметили слежку. И он этой цели добился…

Тоха еще не закончил свою фразу, как увидел, что на обычно малоподвижном, подчеркнуто усталом, носатом лице расплывается довольная улыбка. И понял, что Самусь предвидел и этот поворот беседы. Ни на чем-то его не поймаешь!

— Вот-вот-вот, — закивал Самусь, великодушно не слишком откровенно показывая свою прозорливость. — Именно к такому же выводу пришел и я. Кому-то очень выгодно было это нам показать.

Если два неглупых человека, рассуждая порознь, приходят к одному и тому же выводу, значит, этот вариант и в самом деле имеет право на существование.

— И что мы будем делать дальше?

В интеллектуальных стычках справиться с Самусем было невозможно. Поэтому Антон Валерьевич решил больше не испытывать судьбу и прямо спросил совета у своего помощника.

Однако ответ был совсем не таким, как ожидал Антон Валерьевич.

— Нужно повысить бдительность, — твердо ответил Самусь. — И просто ждать.

Тоха почувствовал себя едва ли не обманутым.

— Просто ждать? — переспросил он.

— Да, просто ждать, — непреклонно повторил Самусь. — Если уже вся эта история — случайное совпадение, нам ничего не грозит. Если и в самом деле наши ребята обнаружили слежку, противник скоро проявится. Нынче все делается быстрее и проще, чем раньше.

Ждать… Легко сказать — «ждать»! Самусь всегда в тени, о самом его существовании на белом свете знают очень немногие. А уж чем он занимается — тем более.

— А если удар направлен лично против меня? — не скрывая своей тревоги, произнес Антон.

— А что ты можешь еще предложить? — вопросом на вопрос ответил Самусь. — Ничего. Так что нужно просто смириться… Тут мне кажется вот что: если бы что-то замышлялось против тебя лично, не стали бы трогать твоих людей. Не так?

«Авторитет» с ним несомненно согласился бы. Если бы не одно обстоятельство: если бы сейчас речь шла о ком-то постороннем, а не лично о нем.

— Ладно, может, ты и прав… — с сомнением покачал он головой. И резко поменял тему разговора, чтобы уйти от неприятной темы. — Кстати, ты что-то говорил о бабенке от Барабаса, которая невесть что наплела следователю… Где она сейчас?

Самусь пожал плечами:

— Не знаю. Меня это не интересует и не беспокоит. Главное, что она нагородила кое-какую ерунду… Нужно в этом направлении предпринимать превентивные меры. А уже она сама по себе — ерунда.

Значит, она надежно изолирована. Что ж, хоть это успокаивает!

…Крутицкому Тоха позвонил из своей машины, когда мчался домой. Он вдруг испугался, что его квартирный или кабинетный телефоны и в самом деле могут прослушиваться. Кто его знает, вдруг его «курируют» не рядовые штатные «слухачи», а глубокие аналитики, которым отнюдь не следует знать, что депутата всерьез обеспокоили насильственные смерти двух сомнительного поведения людей. А этот, автомобильный — все же вероятность поменьше.

— Да, — раздался в трубке усталый, слегка раздраженный голос.

Таким голосом, как правило, отвечает либо человек, вконец замотанный к концу дня, делами или же тот, кого невовремя оторвали от расписывания на компьютере покера. Тоха знал, что к человеку, которому он позвонил, скорее относится первое.

— Здорово, Игорек! — сказал он благодушно, стараясь, чтобы ни в малейшей мере в голосе не просквозила ни нотки тревоги.

— Это ты, Антошка? — спросил Крутицкий, даже не пытаясь придать своему голосу хотя бы оттенок радости.

— Признал, старый перец, — в пику ему максимально доброжелательно воскликнул Тоха. — Значит, не быть мне богатым, — счел возможным пошутить он. — Что у тебя нового?

Начальник следственного отдела сразу перешел к делу:

— Ты, наверное, звонишь по своему делу?

Они понимали друг друга, а потому предпочитали по телефону говорить намеками.

— В первую очередь, конечно, да, — не стал отнекиваться собеседник.

— Ясно. В этом вопросе у нас положительных подвижек к сожалению нет. Однако…

Игорь Дмитриевич сделал паузу, очевидно, не зная, как бы половчее и в то же время понятно намекнуть.

— Я в курсе, — решил помочь ему Тоха. — Появилась двойка. Так?

— Это ж надо, все всем известно, — с нескрываемой досадой буркнул сыщик.

— Ладно, успокойся, не бурчи, — Антону было и приятно показать свою осведомленность, и в то же время ему не понравилась реакция на его осведомленность со стороны старого приятеля. — Я же тебе сказал, что параллельно тоже занимаюсь этим делом.

— Ну и что же ты накопал?

— Да уж накопал кое-что, — уклонился от прямого ответа Тоха. — Во всяком случае, про «двоечку» знаю… А у тебя, как я понял, ничего дополнительного по этому делу нету. Верно?

Ответом была легко потрескивающая в трубке тишина.

— Ну что ж… По этому вопросу все. Теперь следующий… Ты собирался с женой посоветоваться по одному вопросу. Не забыл?

Все правильно: сначала указали свое место, а теперь обещают дать конфетку, чтобы знал, на кого лаять и кого не кусать.

— Не забыл, — нехотя отозвался Игорь Дмитриевич.

— Ну вот и славно. Через недельку все будет в порядке… Ну а теперь, дружище, пока! На неделе заскочу.

Крутицкий какое-то время сидел молча, держа в руке попискивающую гудками отбоя трубку. И чувствовал себя при этом далеко не лучшим образом.

Значит, ты всерьез обеспокоен происходящим, глубокоуважаемый господин Антон Валерьевич, раз уж так настойчиво пытаешься всучить мне «мерседес». Поприжало тебя, друг ситный, поприжало… И только потому ты вспомнил про старинного приятеля, который медленно, с натугой поднимался от ступеньки к ступеньке по должностной лестнице, чтобы достигнуть этого нынешнего, откровенно говоря, не Бог весть какого положения…

Ты, дружище, всю жизнь обтяпывал сомнительные делишки, когда-то тайно, а теперь в открытую делаешь деньги, пользуешься всеми благами, которые даруют тебе материальная независимость и депутатский значок… И плевать тебе до сего момента было на друга детства Игорька, пока жареный петух не клюнул — пока еще не в темечко, а только в задницу.

А где ж ты, старый друг-приятель, был раньше? Это ты в далеком отсюда городке купил за бесценок обанкротившийся пионерский лагерь и превратил его в публичный дом и что-то типа школы для подготовки начинающих проституток для, так сказать, внутреннего рынка и вывоза их за границу. Это ты в 91-м вовремя сориентировался, на чью сторону встать и кому свою спину подставить, чтобы подсадить, кого нужно, на башню нужного танка. И в 93-м как-то очень вовремя оказался за тридевять земель от Белого дома, который на глазах всего мира превращался в дом закопченный, в дом окровавленный, в дом расстреливаемый… А я, человек не столь гибкий, все это время просто делал свое дело: пытался ловить преступников, в том числе и подобных тебе… Наивно полагал при этом, что просто быть в стороне от политики и добросовестно заниматься борьбой с криминалом, рассчитывая на то, что повсюду в мире такая борьба является делом внепартийным и внеполитическим, послужит гарантией того, что ты всегда будешь нужен, какие бы «-краты» ни оказались у власти.

Однако теперь Игорь Дмитриевич чувствовал, что в нем что-то дрогнуло, пошатнулось, дало трещину. И вся эта история с таинственными убийствами, которыми он занимается по просьбе Тохи, сыграла в подобной метаморфозе не последнюю роль. В самом деле, — думал он, — кому и чему я служу? И за что? И кто мне платит? И за что?..

И еще он вдруг поймал себя на мысли, что больше не осуждает тех своих бывших коллег, которые в былые времена попались на взятках и за увольнение которых из органов и из партии он искренне голосовал.

Крутицкий наконец опустил трубку на рычаги. День уже заканчивается, а дел еще предстоит сделать — невпроворот.

Загрузка...