Ленька — Сторож — Валентин

Да по едучему хрену им всем в задницу, в самом деле!.. О, черт, как бы хотелось еще поспать, как говорится, минуток эдак по шестьсот, по меньшей мере, на каждый глаз… Однако никуда не денешься — работа есть работа.

Тем более, что Шеф нынче какой-то странный. По телефону говорил не совсем так, как обычно. После разговора осталось ощущение, что еще не выспался или не проспался после вчерашнего. Вообще-то он, Шеф, обычно не пьет, а если пьет, то подчеркнуто интеллигентно, по чуть-чуть, как в кино показывают про крутых американских «крестных отцов» — ну да тут, судя по голосу, позволил себе расслабиться. Или тоже с какой-нибудь знойной красоткой ночку провел… А может и в самом деле, как и сказал, приболел? Хоть он и «качается»-тренируется на всяких тренажерах, раз в неделю обязательно сауну посещает, хоть у него собственный врач за здоровьем следит, хоть и закаляется, всякими массажами-процедурами себя изнуряет, в питании всевозможные калории-холестерины вычисляет — а все же, как ты ни старайся, а людей, напрочь застрахованных от всех болезней, в природе не существует.

Где-то в уголке сознания у Леньки вдруг тяжело ворохнулось сомнение: ну не похож голос Шефа на себя, совсем не похож… Однако он тут же, с головной болью, шикнул на него: и словечки его, Шефа, коронные, фразеологические обороты опять же, да и про Леньку знает все то же, что и Шеф… Да и кому, скажите на милость, нужно его, болеющего с похмелья, Леньку, разыгрывать, каламбуры всевозможные заказывать…

И главное: номер этого телефона вообще кроме Шефа практически никто не знает. Разве что бабы — ну да никто из них не знает, чем Ленька по жизни занимается…

— Я понял, Шеф, — откровенно вздохнул в трубку Ленька. — Все будет в елочку.

Он опустил трубку в гнездо, вернулся к кровати. Сейчас бы прилечь еще, только чуток прикорнуть, на уютной подушечке устроиться… Нельзя, и без того со временем напряженка. А если еще уснешь ненароком…

И Ленька со злостью рывком сдернул с кровати одеяло. Под ним блаженно щурилась, бесстыдно раскинув руки и ноги, девушка. Шалава из кафешки «У Барабаса». Как ее, бишь… Наташка, кажется.

Н-да, видок, однако…

Это только в кино по утрам герои поднимаются свеженькие и красивые: мужчины гладенько выбритые, а женщины — словно только что сошли с глянцевой обложки журнала. В реальной жизни все иначе. Ленька прекрасно понимал, что и сам выглядит сейчас отнюдь не как красавчик из рекламы, где навязчиво рекомендуют пользоваться теми или иными системами бритвы, после чего красотки сами лезут к ним в штаны — словно бы брить этими лезвиями полагается именно там… Но он ладно, он мужчина, ему помятым и небритым выглядеть не так уж страшно. Как ни говори, это у птичек всяких, у зверушек самка серенькая, а самец красавец — непонятно только тогда, с чего же это красавцы-лоси, скажем, такими рогами обрастают… Ну а нынешняя его подруга, как ее, все-таки? Наверное, все-таки Наташка… Косметика с лица повытерлась, тушь с ресниц кусками пообсыпалась, причем, естественно, на щеки и на веки, волосы спутанны… Вроде еще молодая, а в талии толстовата, на животе дряблые складки, обмякшие груди с чуть обозначенными розовенькими сосочками спущенными волейбольными камерами сползли куда-то едва не под мышки… На что мы, мужики-дураки, по вечерам так западаем?

Нет, Леньчик, что ни говори, надо было вчера Нюшку брать — а нас все на «свежачок» тянет. Та, Нюшка-то, конечно, и сама самка похотливая, клейма ставить негде, да все же поопытнее, а, может, просто от природы по-женски умнее: знает, что если уж хочешь мужчину при себе подольше удержать, если хочешь, чтобы у него именно на тебя желание почаще поднималось, если желаешь, чтобы он еще не раз и не два тебя к себе зазвал, так будь добра, милая, как бы лень с перепою ни было, утречком встань пораньше, помойся-умойся, зубки свои почисть, причешись, подштукатурься маленько, дезодорантиком легонечко освежись, а потом, аппетитенькая, уже можешь опять рядом с дружком своим прилечь, будто и не поднималась вовсе. Ну а если ты набросишь на себя что-нибудь пококетливее, да еще и чашку кофе ему принесешь, да еще бокал шампанского (погоди-ка, у нас ведь, кажется, вчера бутылка недопитая оставалась, да только ее убрали в холодильник или забыли?) — тогда вообще он твой!

Это потом, когда уже окрутишь его, миленького, в загс сводишь, или содержать его, самца, станешь, вот тогда за собой можешь не следить, по утрам можешь попросту лежать дура дурой, с размазанным по щекам гримом или вовсе без оного, да шлепать по квартире в затрапезном халате задниками потрепанных тапок, наводя на себя марафет только выходя из дома, чтобы нравиться кому-то другому.

Нет, что ни говори, Ленечка, ты прав: надо было вчера Нюшку брать. Та бы сейчас под его взглядом ножки кокетливо сдвинула бы, да потянула бы простынку на себя, делая вид, что к утру опять девственницей стала и ужасно стесняется того, что мужчина ее голой видит… Да еще и попкой повернулась бы — знает же, стервочка, что попка у нее что надо, не то, что у этой, которая сейчас лежит и делает вид, что не чувствует его взгляда.

Нет, больше ее звать не следует.

А главное, зараза такая, — спит еще, когда ему приходится подниматься и куда-то срочно ехать, деньги зарабатывать. Деньги зарабатывать, рискуя при этом собственной шкурой, в лучшем случае имея шанс получить приличный срок. И эти деньги потом легко и быстро перетекут к такой же вот шалаве, да к ее хозяину и сутенеру Барабасу.

К чертовой матери!

— Эй ты, как тебя там… — с трудом сдерживая нарастающее раздражение, окликнул Ленька. — Подъем! Пора выметаться!..

Девушка распахнула изумленные глаза, обрамленные слипшимися ресницами в тяжелых наростах туши.

— Это ты мне?

Идиотский вопрос — как будто тут есть кто-то третий лишний!.. Или даже не лишний, но все равно третий… Впрочем, чего от нее, дуры, ждать?

— Конечно тебе, кому же еще… Потрахались — и хватит. Выметайся!

Это было хамство. На что уж у Леньки шкура непробиваемая — не случайно же кличка у него «Бык» — и то он понимал, что такой разговор с женщиной, с которой он провел неплохую ночь, это свинство. Но только именно такой способ расставания гарантирует от нередко затягивающейся процедуры утреннего ухода, от утомительных уговоров о следующей встрече, да и от неожиданных визитов отставной или случайной пассии тоже. Эта, как ее, кажется, все-таки Наташка, после такой его выходки тут больше никогда не появится. И не вздумает, смертельно оскорбленная, узнать его при случайной встрече. Тоже немаловажно, между прочим.

Правда, если появится возможность, попытается ему отомстить. Ну да это уже ее дело, еще не хватает, ему, Леньке Быку, баб бояться.

Не обращая больше на девушку внимания, он повернулся и пошел в ванную. Нужно было поторапливаться. А эта пусть собирается и уматывает отсюдова. Того, что она по пути куда-нибудь заглянет в поисках денег, да и вообще что она вытащит у него хоть что-нибудь, Бык не боялся: она ведь прекрасно знает, что он ее при желании из-под земли достанет. Впрочем, так далеко и отправляться нет необходимости, коль она работает у Барабаса и осведомлена о их знакомстве. Ну а о том, что Ленька вхож и к Самусю, ей, шалаве с самой низкой ступенечки проститутсткой иерархии, знать вовсе не положено…

Все, о ней забыли. Теперь дело.

…Значит, Шефу опять понадобился свеженький трупик. Плата — обычная.

Что ж, дело привычное. Все будет сделано в лучшем виде. Ну а то, что у Шефа голос был немного необычный — может быть и в самом деле приболел человек.

Правда, Леньке не очень понравилось, что времени на подготовку отпущено слишком мало — «замочить» «клиента» необходимо сегодня же вечером. Ну да не привыкать и к таким задачам. Особенно если учесть, что словосочетание «плата обычная» предполагает надбавку за то, что киллеру указывается четкое место и время, где и когда должен прозвучать выстрел; обычно эти мелочи определяет сам специалист по заказным выстрелам. Не нравится и другое условие, выдвинутое обычно очень осторожным Шефом — взять с собой напарника. Тот, мол, только поприсутствует при акции… Зачем? Шеф сказал, что именно таинственный напарник должен указать «клиента». Что-то тут не слишком вяжется: достаточно было бы фотографии, либо словесного портрета — не впервой. А тут — наводчик… Сам же Шеф говорил, что в нашем деле созерцателей быть не должно. Так что одно из двух: либо Шеф этого второго тоже готовит в свою команду на киллера и хочет ему на опыте опытного спеца показать, как ЭТО делается. Но это, конечно, вряд ли. Скорее тут возможен другой вариант: кто-то третий, авторитетный, раз уж Шеф пошел на отступления от собственных правил, хочет проконтролировать сам факт убийства. И в этом случае должны прислать не какого-то рядового лоха; если данная версия верна, на место выстрела должны прибыть либо сам заказчик, либо доверенное лицо заказчика. Эта версия более приятна. Потому что если это и в самом деле так, все нужно сделать в лучшем виде. Чтобы впредь, если им, заказчикам, вдруг еще понадобится подобная услуга, они обращались именно к нему, к киллеру Быку.

Впрочем, вдруг всполошился Ленька, пора пошевеливаться. Времени до контрольного срока осталось не так уж много. Шеф нонче его определил на грани реальности. Ну да ладно, постараемся справиться.

Ленька вышел из ванной. Скомканная постель, остатки пиршества на столе у стены и на столике, невесть за что обозванным журнальным, стоящим рядом с кроватью, разбросанные повсюду вещи… Всегда по утрам так, после того, как подругу срочно выставляешь! Была бы Нюшка, та бы уже хоть немного, а прибрала.

Кстати, а где бутылка?

— Унесла, стерва! — беззлобно, только с досадой, вслух прокомментировал Бык.

Вечером, когда уже и без того было выпито предостаточно, ему с подругой, конечно же, потребовалось еще. Ну и свинтили пробку у «Смирновской» двадцать первый номер. Ее-то, слегка только початой, сейчас и не было.

— Ну и ладно… — унесенная водка, даже такая хорошая — не повод для мести бабе.

Ленька нашел бутылку, в которой на донышке осталось немного теплого выдохшегося шампанского — и в самом деле забыли убрать ее в холодильник — выглотал напиток прямо из горла. Ладно, хоть это еще есть!..

Собрался он быстро. Нужно было спешить — день обещал оказаться загруженным хлопотами до предела.

Прежде всего необходимо наведаться на место, которое назначил Шеф для совершения акции. Тщательно изучить обстановку, чтобы потом, в самый ответственный момент, не произошло нежданной накладки. Люди рискованных специальностей «горят» чаще всего именно на мелочах, а этого Ленька никак нежелал.

На рекогносцировку Ленька поехал именно так, как требовал от него Шеф — а вдруг тот решит его проверить?.. Суть заключалась в том, чтобы к месту «акции» никогда не подъезжать ни на личной машине, ибо на ней можно совершенно случайно залететь гаишникам с оружием или при отходе оказаться в кольце окружения, ни на такси или «частнике»-«бомбиле». Мало ли что, учил Шеф, вдруг на следующий день, когда весть о выстреле разнесется, кто-то вспомнит о том, что подвозил человека, который чем-то привлек его внимание… Правда, когда Ленька спешил, он иногда слегка хитрил: добирался в нужный район на легковушке, а потом несколько остановок «дотягивал» автобусом или троллейбусом. Да и то сказать: сейчас в часы «пик» по столице быстрее доедешь на метро или электричке.

…Увиденным Бык в целом остался доволен. Человек, избравший для «акции» именно это место, чувствовалось, свое дело знал. Район-новостройка на самой окраине столицы. Выстрел по условию нужно произвести из окна длиннющего свежевозводящегося панельного дома, этажей на двадцать, не меньше, высотой, который неприступной стеной протянулся слегка выгнутой лишенной подъездов стеной в сторону, куда предстоит выпустить роковую пулю. Перед ним — обширный, который, судя по всему, в более или менее обозримой перспективе будет тоже застроен, пустырь. Все вокруг перерыто, слегка припорошенная снежком земля истерзана ковшом экскаватора и ножом бульдозера, гусеницами и колесами многочисленных машин. Всюду видны груды обломков плит, искореженной арматуры и битого кирпича, какие-то доски и колотая кафельная плитка, куски застывшего цементного раствора — всего того, что стыдливо называется строительным мусором.

И мимо этого бедлама тянется небрежно обордюренная, немного разбитая и потрескавшаяся, но зато единственная на всю округу асфальтированная дорожка. Вдоль нее уже стоял ряд фонарей, так что в ранние декабрьские сумерки дорожка обещает быть достаточно хорошо освещенной. Одним своим концом она упирается в автобусную остановку и расположенную рядом с ней платную «ракушечную» автостоянку, другой же, изогнувшись по пустырю, вливается в компактную кучку новехоньких высоток, в которые, судя по всему, только начали заселяться новоселы. Так что «клиент», каким бы транспортом, общественным или личным, ни приехал, обязательно пройдет по этой дорожке. И подстрелить его прямо из окна строящегося дома, сегодня, в субботу, когда строителей тут почти нет, будет совсем нетрудно. При этом дверные проемы подъездов выходят на противоположную сторону. То есть время для отхода в избытке. А так как район абсолютно новый, здесь никто никого и ничего не знает, и вопрос «не заметили ли вы тут незнакомого человека?» будет неактуальным.

Единственное слабое звено в плане Ленька видел в том, что жертва могла приехать на личной машине непосредственно в микрорайон. Ну да тут ничего уже не поделаешь: приказ есть приказ. Наверное, Шеф чем-то руководствовался, раз уж отдавал именно такое распоряжение. Скорее всего, предположил Бык, непосредственно в район новостройки хорошую дорогу для легкового транспорта еще не провели или въезд туда неудобен. К тому же многие владельцы автомобилей на зиму ставят их на прикол.

…Потом Ленька Бык съездил на свой «склад». Такое место хранения вооружения, как у него, с гордостью думал киллер, вряд ли есть еще у кого из коллег.

Держать орудия своего ремесла дома, в гараже или у родственников он остерегался. Мало ли что… Поэтому металлический ящичек с оружием он хранил у дедка, с которым специально познакомился и который работал сторожем на одной из городских свалок. Место надежное и вполне безопасное. Во всяком случае, Ленька так думал, особенно поначалу. Однако вскоре убедился, что и в этом, столь привлекательном месте, имеются свои проблемы.

Это только со стороны кажется, что городская свалка — всего лишь место, куда со всего района свозят отходы жизнедеятельности города. На самом деле свалка — это целый мирок. Почти замкнутый мирок, подчиняющийся своим собственным законам, вход в который разрешен только посвященным.

Впрочем, даже если вдруг тут появится человек несведущий, он ничего не заметит. И в первую очередь не заметит того, что за ним неотступно наблюдают. Свалка умеет беречь свои тайны. Хотя бы потому, что ей есть что беречь.

Главные обитатели свалок, конечно же, бомжи. Несколько, а точнее даже сказать, здорово, романтизированная версия их пребывания среди отбросов города — один из самых кассовых фильмов времен агонии Советского Союза (или даже уже посмертный?) это «Небеса обетованые»… Бомжам на свалке разрешается проживать, потому что они, во-первых, обязательно платят местному «авторитету», который данную клоаку «курирует», а во-вторых, выполняют здесь всю черновую работу по переборке и сортировке свозимых сюда отходов… Ну и еще кое-что делают.

Когда Ленька появился здесь впервые, он просто прошел к сторожке деда. Краем глаза отметил, что въезжали оранжевые мусоровозы, почему-то направляясь в разные концы немалой территории, тут и там копошились группки людей. И во второй раз на него никто не обратил внимания.

А на четвертый он неожиданно оказался среди нескольких крепких ребят, которые глядели на него довольно недвусмысленно.

Бык был слишком опытным человеком, чтобы мгновенно понять, что он нарушил некое правило, существующее здесь, что он без разрешения вторгся на чужую территорию.

А потому, не дожидаясь развития сюжета, сам быстро проговорил:

— Ребята, если я что-то сделал не так, извиняюсь. Ни на чьи права я не посягал… Прошу только указать мне того, с кем я могу поговорить и кто может мне разрешить навещать старика… Ну а вам, за беспокойство, я проставлюсь, как положено.

Такая постановка вопроса парней несколько обескуражила. А недвусмыленный намек на «проставление» несколько смягчил напряженность.

— А кто ты такой? — сурово спросил один из них, стоявший чуть сбоку.

— Да кто я такой — это неважно, — среагировал Ленька. — Главное, что я не претендую ни на чьи права. Если мы с вами никак не договоримся, я просто уйду.

Так он познакомился с командой, которая курировала свалку и обеспечивала ее безопасность. Постепенно, убедившись, что Ленька и в самом деле бывает тут исключительно редко и что не пытается вынюхивать какие-то секреты, на него перестали обращать внимание. Хотя, киллер понимал, что это только так кажется: всякий раз, когда он переступал некую незримую черту, он попадал в поле зрения парней. Они не знали, с чего это он иногда появляется у деда. И это не могло их не настораживать. Но они терпели его — их «крыша» разрешила его не трогать.

Откуда им, рядовым костоломам, было знать, что их «авторитет» просто-напросто поладил с его Шефом?

И все же постепенно, невольно, он узнавал некоторые мелочи, которые позволяли ему понять, насколько богатое это место, свалка, какие немалые денежки тут делаются.

В свое время в одной из столиц южных республик СССР, кажется, в Ашхабаде, получила широкую известность история о том, как вдруг сначала разбогател, а потом оказался за решеткой некий офицер. Он узнал, что, собственно, и не было ни для кого какой-то тайной за семью печатями, куда именно вывозят и попросту выбрасывают отработавшие свое аккумуляторы и радиодетали. В радиоделе он, судя по всему, разбирался неплохо, знал, где именно в разбитых приемниках-передатчиках имеются фрагменты плат, содержащих драгоценные металлы. Там же офицер собирал аккумуляторы, содержавшие серебро. Из всего этого брошенного утиля он выплавлял, извлекал химическим путем — а потом продавал ювелирам драгметаллы. Деньги по тем временам имел — сумасшедшие… Когда его посадили, народ искренне возмущался: так что же, спрашивается, более преступно — выбрасывать металлы, за которые платят, тем более валютой, на свалку или же возиться-извлекать их из утиля в целях личного обогащения?

В другом месте, опять же в Средней Азии, как будто бы в знаменитых не то в Мары, не то в Теджене, солдаты случайно нашли выброшенный моток серебряной проволоки. Они, скорее всего, даже не подозревая, что именно попало им в руки, кустарным способом делали себе цепочки и всевозможные безделушки, крестики-украшения, пока кто-то из прапорщиков не обратил внимание, что солдатские поделки уж слишком похожи на серебро… Хорошо еще, хоть в той части никого за подобное не осудили.

Понятно, что далеко не на всех свалках кучами валяются мотки серебра и ворохи золото- и платиносодержащих радиодеталей. Но хороших, добротных, на что-то годных вещей и предметов — хватает. Скажем, несколько лет назад все те же бомжи перерывали груды мусора в поисках меди и других цветных металлов. Да и сейчас далеко не все из того, что продается в магазинах «Second hond», которые у нас называют «вторые руки», и в самом деле прибыло к нам из-за океана.

Имеется в данном вопросе и еще одна сторона. Близ Москвы есть немало свалок, куда выбрасывают всевозможные продукты, которые, по документам и совершенно справедливому заключению Санэпидемнадзора, должны быть уничтожены. Однако сжигать их — дело дорогостоящее и хлопотное, вот и вывозят их просто с глаз долой… На такие каждое утро съезжаются множество людей, которые не имеют средств к существованию (или пытающиеся сэкономить таким образом), чтобы набрать всякой съестной всячины. Тут и заплесневевшие колбасы, и «нарезки» в поврежденной вакуумной упаковке, и просто та еда, из-за которой не смогли договориться органы продающие и органы, дающие разрешение на торговлю…

Но и это еще не все, на чем тут делаются деньги. Представители, так сказать, природо- и правоохранительных органов тут бывают, понятно, не так уж часто. А потому на свалках не только что-то перебирают или что-то собирают. Нередко здесь что-то и хоронят. Например, ядовитое, незаконное, радиоактивное — и конечно же, делается это не просто так, а с чьего-то ведома, с чьего-то соизволения… Ну а как именно заполучить такое разрешение — как говорил небезизвестный Афоня: «Думай, профессор!»

Имеется и еще один пункт, за который цепляются люди, способные из гнилого дерьма сделать продажную конфетку. На содержание, на экологическое обслуживание, на охрану, на борьбу с грызунами и саморазвивающимися волкодавами и прочими полудикими животными, на предотвращение пожаров и противоэпидемиологические мероприятия свалок — на все это и еще многое другое город выделяет немалые средства. Ну а как можно в должной мере проконтролировать, как эти средства расходуются?.. Или еще: организации, отвечающие за очистку улиц и своевременный вывоз мусора в определенные места зависят от того, чтобы мусоровозы делали за смену максимальное или хотя бы необходимое количество ездок, и следовательно, стремятся со «свалочным руководством» поддерживать нормальные отношения, чтобы транспорт не терял драгоценное время в очередях…

Короче, свалка — это целый мир. Тщательно охраняемый, недоступный постороннему мир. Мир, подчиняющийся своим законам и не терпящий посторонних.

…Когда Ленька миновал проем в бетонном ограждении, он прекрасно знал, что за ним следят. Однако вида не подал. Просто прошел меж слежавшихся мусорных куч по утрамбованной до бетонной прочности дорожке, толкнул дверь в кое-как слепленную сторожку. Ему в лицо дохнуло несвежим застоявшимся воздухом редко проветриваемого помещения, в котором живет много пьющий и не меньше курящий, немолодой и не слишком опрятный человек. Дедок, как обычно, сидел на месте, тоскливо глядя сквозь мутное по самой своей природе, к тому же покрытое снаружи замерзшими дождевыми потеками, а изнутри безжалостно засиженным мухами.

— Привет, дед! — громко сказал Ленька.

— Привет, — эхом отозвался сторож.

Он не обернулся, даже не пошевелился. Был он в привычном своем одеянии: в старой черной фуфайке, надетой поверх потертого свитера, в ватных штанах, да замызганных стоптанных бурках.

Перед сторожем стояла початая бутылка дешевой водки и старый пузатый стаканчик с некогда золотистым ободком по краю. На неведомо когда последний раз мытом блюдце небрежной грудкой лежала немудрящая закусь: половинка луковицы и еще одна луковица, целая, даже не очищенная, два осклизлых огурца, присыпанный крупной солью размякший кусок желтого сала с пересохшей полоской сероватого мяса. Половина буханки черного «бородинского» хлеба с крохко обломанной корочкой лежала прямо на неопрятной грязной изрезанной клеенке, покрывавшей грубо сколоченный столик с торчащими из него фанерными заусеницами.

Короче, все как всегда. Менялись только бутылки, да вместо сала мог оказаться заветренный ломоть вареной колбасы…

— Как живешь?

Ленька подошел к столику, бухнул на столик еще одну бутылку, выложил пять пачек «примы» и батон вареной колбасы — он всегда специально выбирал, с учетом старческих зубов, сорт помягче.

Спросил он дежурно. Рассчитывал на такой же стандартный ответ. Однако старик, не то и в самом деле от хандры и одиночества, не то под влиянием спиртного, по-прежнему не оборачиваясь, начал изливать душу.

— Плохо тут, Ленечка, твоють, ох как плохо, — негромко, с тоской, заговорил дед. — Ты-то ничего тут не знаешь, ничего не видишь, твоють, потому как редко навещаешь старика. А тут передо мной такое творится… Вчера под вечер опять копатели, твоють, приезжали. Приехали, понимаешь, на шестой сектор, яму выкопали, что-то туда сбросили, зарыли и уехали. А копать сейчас землю, которая сначала замерзла, потом подтаяла, а потом, твоють, опять заледенела, сам знаешь каково — а они копали… А утром точно на то место две машины гнилья с рынка вывалили, такого вонючего, что и не подойти, бомжи — и те шарахаются… Что сбросили и закопали — не знаю. Да и знать не хочется. И так жить осталось, твоють, с гулькин хрен, а еще ускорять это — еще и самого так же где-нибудь закопают, не приведи, Господи, без отпевания, как пса приблудного, подзаборного, если что лишнее кому-то… Ленечка, ты бы знал, сколько этого вот, чего я не знаю, тут позакапывали за последнее время!.. Бульдозер ковшом копнет, потом сверху пройдется, мусор вывалят — и будто ничего и не было. А что ты думаешь, Ленечка? Искать-то тут — сам понимаешь, твоють, дело безнадега. Как ты говоришь, глухо, как в танке…

А ведь и в самом деле, это вариант! — сообразил Ленька. От «тела» при случае избавиться таким образом — идеальный вариант. Даже закапывать не надо — просто сунуть куда-то в это вот дерьмо… Кто тут, в отбросах, ковыряться и искать станет? Да и дед прямо сказал, что ускорять свою кончину не собирается, а потому будет молчать. Да, пожалуй, это удачная мысль.

Надо только с этими ребятами, из охраны, вопрос решить… А вообще нет, остановил он сам себя. Им, этим костоломам, только подставься раз — «доить» начнут… Нет уж, лучше по старинке, без помощников и свидетелей. Право же, надежнее будет.

Однако вслух сказал иное:

— Ну а тебе-то, дед, какая разница? Закапывают? Ну и пусть себе закапывают!

Дедок на него даже не покосился. Как будто сам с собой разговаривал.

— Разница… Кто дает — кто дразницца… Есть разница, Ленечка, есть. Я-то знаю, твоють, что именно они закапывают. Главный грех, конечно, на них. Но ведь и на мне тоже!

Если дедка не остановить, он до утра будет говорить. Поэтому Ленька перешел к своему вопросу.

— Слышь, дед, дай я опять покопаюсь в своем ящике! Хорошо?

И снова сторож даже не посмотрел в его сторону. Что-то он нынче хандрит.

— Бери сам — ты же знаешь, где он. — И добавил, снова с тоской: — И ты туда же… И-эх, твоють!

Ленька подвинул принесенную бутылку поближе к старику — глаза сторожа скользнули на этикетку, а потом вновь перекочевали на полупрозрачное обледенелое стекло. А гость прошел в коморочку, расположенную в торце будочки. Там, среди прочего хлама, в углу под досками небрежно стоял неказистый ящичек. Если его открыть, ничего интересного не обнаружишь: поломанный молоток, зазубренное зубило с расплющенным, в кружевных заусеницах, тупым концом, несколько покрытых ржой металлических клиньев для крепления топора на топорище, могучие ржавые гвозди и скобы… И только если суметь поднять дно, можно увидеть, что именно сокрыто под этими грязными истертыми досками.

Под фальшивым дном покоился второй ящик, металлический, открыть который, не зная кода, было не так уж просто. Но уж если откроешь… Под его крышкой хранился целый арсенал. Тут был элегантный «дипломат», внутри которого в бархатных гнездах в разобранном виде ждала своего часа винтовка с оптическим прицелом. Собрать ее можно было меньше чем за минуту, причем, детали были подогнаны так тщательно, что после сборки не требовалось проводить пристрелку или выверку. Ленька ее, именно эту винтовку, очень любил, почему и пользовался исключительно редко. Как говорится, закон жанра: выстрелил раз — выбрось! Если с единожды «засвеченным» оружием попадешься, считай, что тебе кранты. Ленька всегда так и поступал — и единственное исключение делал только для любимого инструмента. Винтовку эту для него по индивидуальному заказу и за очень высокие деньги сделал некий кудесник от оружия из Ижевска. Что-то стреляющее в насыщенной оружейными предприятиями столице Удмуртии приобрести несложно — но такую уникальную вещь могут сделать только подлинные мастера.

Кроме винтовки под вторым дном ящика находилось и оружие попроще: примитивный обрез из допотопной трехлинейки, три пистолета — привычные «макаров» и ТТ и экзотическая испанская «лама», а также два револьвера — английский шестизарядный «Энфилд» N2 Мк1, от которого Ленька не прочь был бы как- нибудь избавиться, несмотря даже на его могучий калибр, и ни разу еще не опробованный разболтанный старенький японский Хино-26, которому он почему-то изначально не доверял.

Для нынешнего дела киллер опять выбрал свою ненаглядную «ижевку». Прежде всего потому, что был уверен, что успеет беспрепятственно скрыться с места, откуда будет стрелять — ну а кроме того, он хотел произвести впечатление столь совершенным оружием на заказчика выстрела, чтобы впредь его не забывали. Это, наверное, в крови у каждого человека: похвалиться чем-то необычным, что у него есть.

Он так и вышел из коморки, с элегантным «дипломатом» в руке.

— Ну что, взял что хотел?

Сторож, казалось, за все это время даже не пошевелился. Однако водки в бутылке поубавилось. Да и посудина, которую принес Ленька, со стола исчезла.

— Взял, дед, спасибо.

Хозяин не ответил. Его хандра не нравилась Леньке. Уж не помирать ли дед собрался? Где еще найдешь такое надежное убежище для оружия?

— Ну что ты в самом деле раскис? — хлопнул он старика по костлявой спине.

— Никому я, Ленечка, в этой жизни больше не нужен, — с готовностью тоскливо отозвался тот. — Никому. И тебе, Ленечка, тоже — если бы тебе не нужно было твой секретный ящик где-то хранить, ты бы тоже ко мне не появлялся… И не спорь, твоють, не спорь!

Ленька спорить и не собирался. Только ему почему-то вдруг стало неимоверно жалко этого человека. У того ведь в жизни больше ничегошеньки не осталось — только эта вот смрадная свалка с организованными командами бомжей, полчищами исполинских псов и наглых жирных крыс, ночными визитами таинственных «копателей», да редкие наезды сыновей. И бабу уже не трахнешь… Вот и остается ему — только хреновой водки хряпнуть, да покорно смертушки-избавительницы ждать. И это финал жизни? Не дай Бог и себе такой же!

— А ты кем был, батя? — неожиданно для себя с искренним участием спросил Бык, пододвинув к столу шаткую самодельную табуретку и присаживаясь на нее.

— Когда был? — не понял сторож.

— Ну, при жизни… — брякнул Ленька и даже осекся от своей бестактности.

Ладно, шлюшку сегодня довольно грубо отшил — ну а деда-то не надо бы так… Тем более, что он ведь неплохо помогает, разрешая держать у себя в коморке этот железный ящик.

Однако старик не обратил внимания на эту оговорку. Может, он и сам уже числил себя перешедшим в другое измерение?

— При жизни… При жизни, Ленечка, я был не последним человеком… Как в одной хорошей песне пелось, сейчас ее, твоють, уже не передают, сейчас другое поют… А там пели: как молоды мы были, как искренне любили, как верили в себя… — сторож попытался спеть, но только у него не получилось и он тяжело, надсадно, закашлялся. Потом махнул рукой и продолжил: — Я-то ведь тоже, Ленечка, когда-то молодым был и мне тоже на будущее было наплевать… Знаешь, твоють, как говорили древние: Memento mori. Ты хоть знаешь, Ленечка, что это такое?

Ленька уже пожалел, что поддался порыву и разговорил деда. «Ижевку» взял — что еще-то?

— Ну это, как его, — тем не менее счел нужным ответить старику. — Моментальная смерть… Летальный исход… Моментально в море… Вжик-вжик-вжик — уноси готовенького… А что?

Старик опять задумчиво кивнул.

— Ни хрена-то вы, молодые, не знаете, твоють, Ленечка, дремучие вы, — грустно констатировал он. — «Летальный исход»… Memento mori, Ленечка, значит «помни о смерти», мой дорогой, твоють. Так вот правы были эти древние, о ней, поганке, и в самом деле надо помнить.

— К чему это ты? — Ленька почувствовал, как у него по спине неожиданно пробежал озноб.

Сторож не отрывал тоскливый взгляд от мутного окна. Только теперь, скорее всего, он даже и не пытался разглядеть, что творится за весьма относительной прозрачности стеклом. Он вспоминал свою длинную жизнь, от которой остался лишь коротенький финишный отрезок.

— К чему? — словно с усилием вырвался из воспоминаний старик. — Да все к тому же, Ленечка. Древние египтяне учили, что жизнь есть всего лишь приготовление к смерти. Правильно говорили, твоють, хоть они и египтяне, тем более, древние… Ты вот думаешь, что впереди у тебя жизнь бесконечная, жизнь, твоють, вечная. А ведь, Ленечка, невдомек тебе, что ты и оглянуться не успеешь, как тоже будешь вот так же сидеть и никому не будешь нужен… Я же тоже когда-то был молодым и красивым, тоже по девкам бегал… А теперь… Сыновья вот меня стесняются, что здесь работаю. Внукам не говорят об этом. А сами ждут, когда же я загнусь, наконец, чтобы квартиру мою прибрать к рукам, продать или кому-нибудь из внуков отдать… И-э-эх, Ленечка, Ленечка… Смотри на меня и помни — и тебя когда-нибудь такое же ждет!..

Ленька никогда не был сентиментальным человеком, никогда особенно не задумывался о том, что ждет его впереди. В самом деле, чего думать о далеком будущем, если так хорошо и комфортно в настоящем? Во всяком случае, лет двадцать вообще можно ни о чем не задумываться. Ну в сорок он уже будет слишком стар, чтобы еще чего-то очень уж желать. Тогда и видно будет.

Однако сейчас, глядя на глубокие морщины на лице старика, он вдруг понял, всем своим нутром ощутил, что вот эта древняя, пропитанная спиртом и никотином развалина, что сидит перед ним, тоже когда-то была молодым человеком. И тоже не мог, скорее всего, предположить, что одним из немногих развлечений в жизни у него останется вот так поплакаться в жилетку случайно забредшему к нему парню.

А может тем и хороша жизнь, что все мы живем настоящим, а не готовимся к будущим старческим невзгодам? Может, египтяне и стали древними, что только и знали, что к смерти готовились?

— Да ладно тебе, батя, не хандри, — не слишком уверенно потрепал Ленька старика по костлявому плечу. — В конце концов, смерть еще ни к кому не опаздывала, так что и ты ее не торопи, не гневи ее.

Не дожидаясь ответа, он поднялся с табуретки, подхватил «дипломат» и вышел. Под влиянием настроения сторожа, по-новому взглянул на окружающую обстановку. Н-да-с, братцы мои, грустное зрелище, надо сказать… Очень грустное. Ведь все вон те бомжи, что копошатся тут и там среди сочащихся смрадом и гнилью куч, тоже вряд ли с пеленок мечтали о житье-бытье среди отбросов города.

Ленька торопливо направился к выезду, и только оказавшись на дороге, вздохнул с облегчением.

Если разобраться, подумал он о ситуации с другой стороны, каждый выбирает себе свою жизнь сам. А раз так, то и отвечает перед собой, перед собственной судьбой и своей совестью тоже сам. И если уж, дед, твой финал жизни пришелся на свалку, значит, сам же не сумел устроиться иначе. Каждый имеет то, что имеет — и с этой мудростью Бык был полностью согласен.

Тормознув частную машину, киллер, не торгуясь, плюхнулся на заднее сиденье и назвал адрес. В конце концов, если у тебя есть деньги, жизнь выглядит куда приятнее. Ну а когда автомобиль, покрутившись по грязному извилистому переулочку, тесно зажатому между сплошными серыми плитами забора, проскочил под эстакадой, миновал старенькую красивую церквушку, вырвался на широкое шоссе и влился в могучий поток современных машин, струящийся среди современных зданий, Ленька почувствовал, что тяжелое чувство, ставшееся после разговора, постепенно оставляет его, уходит, растворяется. По большому счету, это тебе, старый хрыч, надо помнить о смерти. Нам, молодым, еще рановато!

Словно под воздействием тугой струи ветерка, врывающегося сквозь приоткрытое окно в жарко натопленный салон, мысли киллера потекли по другому руслу.

…Теперь, думал он, нужно было позаботиться об алиби. Эту аксиому Ленька усвоил туго. Если его, тьфу-тьфу-тьфу, не приведи, Господи, возьмут с поличным, тут, конечно, от неба в клетку не отвертишься. Да только это при тщательной подготовке маловероятно. Ну а если окажешься только под подозрением — вот тут случайно оброненное слово какого-нибудь случайного свидетеля сможет стать решающим.

В этом отношении очень ненатурально выглядят сцены в киношках-детективчиках, когда следователь спрашивает, сурово сдвинув брови: «Быстро отвечайте: где вы были в прошлом месяце тринадцатого числа между семнадцатью и семнадцатью тридцатью и кого вы запомнили поблизости?» — а человек без запинки отвечает: «Я в это время пил чай с Моисеем Ивановичем Тер-Узбекошвили-заде за третьим столиком от входа в кафе на улице имени инквизитора Игнатия Лойолы, а напротив сидел мужчина ростом 182 сантиметра в малиновых носках и пил полусухое советское шампанское одесского производства…» В жизни подобная такая память встречается нечасто.

Поэтому в дни, когда он собирался на работу, Ленька обязательно наведывался в одно и то же казино. В игре ему никогда не везло, он по этому поводу всегда громко сокрушался, всем жаловался… Поэтому и крупье, и постоянные клиенты его знали. Не то, что знали персонально, но при встрече за столиком приветствовали. И теперь, случись что, любой из них хоть на Библии, хоть на Коране, хоть на Авесте, хоть на Конституции Островов Зеленого Мыса поклянется, что этот невезучий парень бывает тут регулярно — а уж в какой день конкретно, вспомнить точно сможет кто-нибудь навряд ли.

— Что, опять деньги некуда девать? — нет-нет, да и спросит кто-то.

Ленька улыбнется стыдливо:

— Уж очень хочется побольше денег на дурняк слупить… Вдруг, сегодня повезет…

И обязательно проиграет. Все смеются — кто сочувственно, кто злорадно. А Ленька незаметно отлучится, якобы в другой зал или в туалет; а то вроде бы за деньгами сходит. Потом через некоторое время, хотя бы даже к ночи, хоть и под утро, появится опять — и опять проиграет. И любой завсегдатай потом подтвердит, что этот человек весь вечер был тут неотлучно. Ленька же между тем успеет съездить куда нужно, сделать дело, а потом вернуться как ни в чем не бывало.

Так он планировал поступить и сегодня.

Едва Ленька переступил порог облюбованного им казино «Кольца Плутона», удобного тем, что находится неподалеку от целого куста станций метро, как увидел расплывающуюся навстречу широкую улыбку облаченного в безукоризненно по фигуре сшитый костюм широкоплечего парня.

— Добрый день, — скалился охранник, совмещающий эту популярную нынче должность security с архаичной швейцара. — Опять на поиски удачи?

Ленька смущенно улыбнулся и сказал привычно:

— Вдруг сегодня повезет?.. Сегодня, говорят, число какое-то удачное…

Охранник машинально взглянул на календарик на часах. Значит, дату визита киллера в казино, скорее всего, запомнит.

— Желаю удачи!

Охранник говорил искренне. Он знал, что Леньке всегда не везет. А потому мог не переживать за карман охраняемого им заведения. Да и вообще, уж кому-кому, а ему, работающему при входе на твердом окладе, было абсолютно все равно, кто в зале останется при деньгах, а кто без оных. Более того, он, как то обычно и бывает, питал откровенную неприязнь к людям, которые ничего не делают, но получают «бабки» и которых он должен сутками охранять.

Бык протянул ему «дипломат».

— Я могу оставить его вам на хранение?

— Конечно!

Отбирать у клиентов вещи на хранение входит в обязанности охранника. В казино вход с любыми предметами запрещен. Это правило тут завели после того, как один клиент был уличен в том, что в портфеле принес какое-то электронное устройство, которое предназначалось для того, чтобы останавливать рулетку в нужном месте. Кроме того, там могло оказаться, скажем, оружие, или наркота… А в казино тщательно следили за репутацией своего заведения. Однако Ленька всякий раз задавал этот вопрос, умышленно строил из себя вахлака.

Знал бы охранник, что именно ему отдали на хранение…

Пройдя к окошку, Бык достал горсть смятых мелких купюр, сунул кассирше.

— На все…

Девушка его тоже узнала. Выставила перед ним невысокий столбик жетонов.

— Удачи вам! — в ее неизменной дежурной улыбке и таком же пожелании на этот раз по отношению к нему, видному, внешне приятному, неизменно вежливому неудачнику, заметно сквозило едва ли не душевное сочувствие.

Она, как и охранник-швейцар, была вполне искренней. Ленька еще ни разу не приходил получать выигрыш.

Крупье его тоже узнал, и тоже персонально улыбнулся. Это тоже было хорошо. Нужно как можно больше «засветиться» — вот отлучиться нужно будет как можно незаметнее… Денег, конечно, жалко. Однако лучше немного потратиться, чем потом локти кусать. Пусть уж эти «деревяшки» пропадут сто раз, чем на сто первый окажется, что такая экономия обернулась отсутствием алиби.

Бык покосился на часы. Потерянное на выслушивание разглагольствований старика время теперь сказывалось довольно остро. Поэтому Ленька сделал то, чего не позволял себе никогда. Потому что он должен был просто привлекать к себе внимание, а не фиксировать его на себе.

Он решительно поставил всю стопочку фишек на сектор, который приносит максимальный выигрыш, а потому не выигрывает практически никогда — на «зеро». Само по себе слово «зеро» по-французски значит «ноль» — вот чаще всего люди, поставившие на этот сектор, и остаются с нулем. Поэтому Ленька и рассудил просто: сейчас он проиграет, потом отлучится, якобы за деньгами, потом вернется и продолжит игру. Это было тем более натурально, что проигравшимся в дым клиентам казино обеспечивало бесплатную доставку домой на такси и, в качестве утешения, бокал шампанского.

— Ставки сделаны! — провозгласил крупье.

Ячеистый диск с сияющей хромом крестовинкой посередине и разноцветными секторами стремительно начал вращаться. С характерным звяком на нимб упал шарик и громко покатился навстречу вращению. Это целое искусство — вбросить шарик так, чтобы он описал несколько кругов, не упав ни в одну лунку. Так достигается главная цель игры — интрига, а также гарантируется, что никто не сможет обвинить крупье в том, что он специально вкатывает шарик в строго определенную лузу. Одно лишь подозрение в таком нарушении правил карается беспощадно — крупье изгоняется моментально, благо, очередь желающих устроиться на эту доходную должность теряется где-то в туманной дали.

Хотя, ходят упорные слухи, все равно рулетка гарантированно останавливается именно там, где выгодно казино. Во всяком случае, если ему грозит проигрыш, система магнитов прекратит это безобразие. Кто его знает, может, это и правда, да вот только желающих ухватить удачу за хвост от этих слухов не становится меньше.

Ленька исподтишка обвел глазами играющих. Большинство клиентов сидели и стояли вокруг стола, не в силах сдержать волнение; одни бледные, другие, напротив, красные, многие потные… Некоторые делали вид, что им все равно — они, мол, просто так сюда заскочили и теперь развлекаются от нечего делать; однако и они неотрывно следили за катящимся по периметру шариком.

Ну что ж, надо подыгрывать. И Бык нервно облизал языком губы. Мол, и я тоже переживаю.

— «Зеро»!

Будучи заранее уверенным в своем проигрыше, Ленька в первое мгновение даже не понял, что означает это слово. А когда понял…

На него смотрели все. Потому что вот так сразу, у всех на глазах, вдруг сорвать такой куш… Такое тут бывает, мягко говоря, не слишком часто.

Однако время поджимает. Пора бы уже срываться отсюда. А тут такой выигрыш!

Вот же чертов старик, сколько лишнего времени у него потерял!

Между тем крупье лопаточкой сгреб со всего стола фишки к нему. Это сумма, надо сказать! За тридцать секунд он получил едва ли не больше, чем получит за сегодняшний выстрел.

Но ему, Леньке, сейчас не нужны эти деньги! Ему нужен проигрыш, чтобы у всех на глазах, расстроенным, покинуть это заведение.

И он…

— Все ставлю на «зеро»!

За столиком пронесся вздох. Просадить такую сумму… А в том, что он ее просадит, никто не сомневался. Два «зеро» подряд — это уже из области фантастики…

Крупье больше не улыбался. Вернее, не так: улыбаться ему положено по должности. Просто теперь он улыбался дежурно, неискренне. Потому что он по опыту знал: если безнадежному неудачнику вдруг начинает валить выигрыш, это чревато непредсказуемыми последствиями.

— Ставки сделаны! — объявил крупье.

Снова поплыл нимб с углублениями, снова ему навстречу покатился шарик. Теперь и сам Ленька с волнением следил за ним. Ему нужен проигрыш! — уговаривал он себя. Обязательно проигрыш!

И в то же время охватил азарт. Настоящий азарт. Игра! Игрок!..

В этом тоже есть свой шарм. Никогда раньше во время визитов, обеспечивающих ему алиби, его не охватывало такое глубокое неподдельное волнение. Где-то он читал, что есть такая «болезнь казино», которая захлестывает человека не слабее сигарет, спиртного или наркотиков. Этой загадочной болезни был, кстати, подвержен гениальный Достоевский, который, будучи как-то поставленным в безнадежное положение кабальным издательским контрактом, надиктовал своего «Игрока» всего за месяц именно благодаря доскональному знанию всего, что касается казино.

Шарик едва не упал в одну лунку в красном секторе, прокатился по самому ее краю, однако проскочил дальше и скользнул…

— «Зеро»!

Ленька не считал себя бедным человеком. «Грины» у него водились всегда. Однако, глядя теперь на солидную груду разноцветных жетонов перед собой, растерялся. Это были деньги. И какие!..

Что-то нужно было срочно делать! Но что?..

Бык почувствовал, что у него в душе начало подниматься чувство, которого у него до того не было никогда. Ему вдруг захотелось плюнуть на этот чертов заказ и еще раз поставить все, до последнего жетона, все поставить на тот же, принесший ему такую удачу, сектор. В конце концов, выжившая из ума старуха выиграла три раза подряд именно на «зеро». А почему бы не попробовать и самому, почему бы не испытать судьбу?

Ленька видел устремленные на себя десятки пар зрачков. Во всех их читалось вожделенное ожидание. Все они понимали, эти мозги, спрятавшиеся за уставившимися на него глазами, все понимали суть его колебаний. Каждый из этих людей сейчас прокачивал сквозь лабиринт своих мозговых извилин один и тот же вопрос: а как бы он сам поступил бы в таком случае, подвали ему подобная удача — поставил ли бы на «зеро» еще раз или же нет.

И все же Ленька не решился. Если бы он не спешил, поставил бы. А так — нет. В конце концов, выигрыш — явление разовое. А заработок — постоянное. Ему нужно было выдвигаться еще минут десять назад.

— Всё! — решительно сказал Бык. — Memento mori! — щегольнул он почерпнутой у сторожа мудростью. — На первое время мне хватит, а там видно будет!

Сидевшие завистливо засмеялись. Не каждый день такое бывает — чтобы сразу такие деньжищи!

Рядом возник детина в строгом костюме и с «визиткой» на прищепке на лацкане пиджака.

— Вам помочь? — приветливо поинтересовался он.

Охрана человека, которому выпала удача, входит в обязанности службы безопасности казино. Правда, охрана гарантирует безопасность только до такси, ну да это уже проблемы удачливого клиента, а не потерявшего некоторую толику денег казино…

— Да, пожалуйста, — Ленька улыбался через силу. — Будьте добры, обменяйте все это… И еще: всем за этим столиком — по бокалу шампанского!

…На место он слегка припоздал. «Клиент», по словам Шефа, должен был появиться после семнадцати. Ленька к дому, из которого собирался стрелять, подошел в семнадцать двенадцать. Если человек уже прошел, будет очень трудно объяснить Шефу причину, по которой не выполнено задание. Вместе с тем и бежать, привлекать к себе внимание излишне торопливым шагом было нельзя. И очень нежелательно было столкнуться с каким-нибудь сторожем или оказавшимся на стройке строителем…

Сейчас нужно сделать все, чтобы быть просто человеком из толпы, без имени и без лица.

Ленька, изображая из себя какого-то строительного начальника или же человека, который надеется именно в этом доме получить квартиру, уверенным шагом подошел к намеченному подъезду. И едва переступил будущий порог, как услышал из панельного полумрака негромкий голос:

— Бык?

Киллер даже вздрогнул от неожиданности.

— Да. А вы кто?

— Я Валентин. Шеф должен был вас обо мне предупредить…

В полумраке обозначилась фигура человека.

— Вы опоздали, — холодно констатировал тот же голос.

— Извините, — виновато ответил Ленька. — Знаете, время не рассчитал… — и поспешил перевести разговор в более конструктивное русло: — «Клиент» еще не проходил?

— Не знаю. Я вас здесь ждал. Но если он уже прошел, вам придется сделать дело у него на квартире. И в этом случае вы получите сумму на четверть меньшую оговоренной.

Само по себе это было неприятно. Однако Ленька знал, что у него в кармане покоится кругленькая сумма, выигранная в казино.

— Ну так пойдемте, — предложил он. — Может, он еще не проходил…

Фигура не тронулась с места. В пустые проемы будущих окон проникал тусклый свет уличных фонарей.

— Сейчас пойдем, — сказал Валентин. — Только предварительно еще два слова… Знаете, Леонид, в нашей жизни очень часто бывает, что человек становится только побочной жертвой каких-то игр, к которым он зачастую не имеет прямого отношения.

Банальность. Ленька не любил банальностей. А потому просто пожал плечами.

— Ну и что?

Валентин пояснил:

— А то, что я очень хотел бы, чтобы нынешняя случайная жертва чужих игр не мучилась.

Бык широко улыбнулся.

— Уж в этом будьте спокойны! Промаха не будет! Мастер свое дело знает туго!

— В самом деле? — непонятно переспросил Валентин. — Ну что ж… Откровенно говоря, хотелось бы и мне быть в этом уверенным… Прошу вас, — и он широким жестом указал Леньке в сторону заляпанной лепешками застывшего цементного раствора лестницы.

Тот легко перехватил «дипломат» с разобранной винтовкой в левую руку и ступил на первую ступеньку заваленной строительным мусором лестницы. В этот миг над его головой что-то ярко полыхнуло. Киллер вскинул лицо вверх. И успел заметить, как на него падает что-то большое, охваченное тугим клубом пламени…

Все получилось именно так, как и желал Валентин — жертва не мучилась. Только несколько раз конвульсивно сжался торчащий из-под бадьи, в которой на верхние этажи подают раствор и бетон, кулак — и все. По ржавому боку ее еще пробегали короткие синеватые язычки пламени. А в бадье, вперемешку с бутылочными осколками, колыхались струйки густой темной жидкости.

— Вот и все, Ленечка, — сказал Валентин. — Охваченную огнем гору и кровь я тебе обеспечил. Ну а вместо моря пусть будет вот это.

Он аккуратно, так, чтобы не достали язычки пламени, подсунул под «дипломат» плотный кусочек бумаги. И произнес слова, которые Леньке, еще живому, сегодня уже довелось услышать:

— Memento mori, Ленечка.

Загрузка...