Тристан и Женевьева (Среди роз)

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Смелость появилась тогда, когда в ней возникла наибольшая необходимость. Смелость или нечто на нее похожее. Женевьева прекрасно сознавала, что она должна быть приветливой, выдержанной и не проявлять излишнего беспокойства, иначе она погубит их всех.

– Замок Эденби и все в нем, – сказала она графу де ла Теру, не осмеливаясь поднять на него глаза, – теперь принадлежит вам, лорд Тристан. Мы не оказываем вам гостеприимства, мы встречаем вас как хозяина.

По рядам ланкастерцев пронесся победный рев. Они начали спешиваться. Женевьева, наконец, решилась взглянуть на него. Ей были видны лишь пронзительные, черные глаза графа, загадочно смотрящие на нее сквозь щели забрала. Но вот, словно просветив ее насквозь, Тристан отвел взгляд, обратив все внимание на своих людей, стал отдавать распоряжения.

Он должен был хоть что-нибудь сказать в ответ ей и ее людям. Женевьева плотно сжала губы и сделала еще один шаг вперед.

– У нас есть боров и жареные фазаны, хорошо прожаренные щуки и угри, бочки с вином уже выкачены во внутренний двор, милорд. За столом в главном зале смогут разместиться пятнадцать человек из числа наших людей.

– Всего лишь пятнадцать? – вежливо спросил Тристан.

Она снова склонилась в низком поклоне, стараясь выглядеть, как можно более покорной.

– Вместе с вами там будут всего шестеро из нас. Я, моя тетя Эдвина, – Женевьева подождала, пока та поклонится, – сэр Гай, сэр Гэмфри, Томкин и Майкл. Майкл является, вернее, был, командиром солдат моего отца. Томкин же управлял всем поместьем и надзирал за арендаторами. Сэр Гай долгое время вел счета моего покойного отца. Ну, а сэр Гэмфри знает сильные и слабые места нашего замка, как никто другой.

– Вы думаете, что мне в скором времени понадобится крепкий замок, миледи, – спросил де ла Тер. Он снял шлем, затем перчатки и один из его людей поспешил принять их. Теперь Женевьева хорошо видела его лицо: красивое, гордое, от него было трудно отвести взгляд. Она снова почувствовала, как холодная дрожь охватила ее, и отступила назад. Он возвышался над ней подобно скале, выражение его лица, холодное, надменное, совершенно не соответствовало вежливым словам, которые он произносил с легкой насмешкой в голосе. Когда же Тристан улыбался, казалось, что он просто кривит губы в презрительной гримасе. Он отбросил волосы со лба.

– Леди Женевьева, у меня нет обыкновения повторять то, что уже сказано мною однажды. Будет ли мне нужен в скором времени крепкий замок?

– Каждый лорд хочет жить в безопасном замке с крепкими стенами. Разве нет?

– Я вынужден пояснить свой вопрос. Есть ли у вас основания утверждать, что мне в СКОРОМ времени понадобится такой замок?

– Всегда существует опасность нападения с моря, – сдержанно ответила Женевьева. – И я знаю, что Ричард все еще восседает на королевском троне. Я думаю, что вам пригодятся любые знания, которыми мы располагаем.

– Как это любезно с вашей стороны.

– Мы стремимся к миру.

– Ага, и рассчитываете на милосердие, я правильно вас понял?

– Милосердие свойственно ангелам, – не задумываясь, сказала девушка. – Но вы же дали обещание. Хотите осмотреть замок, милорд?

– В любом случае.

Тристан коротко кивнул головой своим воинам, откровенно рассматривавшим замок и его обитателей. Затем он посмотрел на людей Женевьевы, обведя присутствующих внимательным взглядом. У нее возникло ощущение, что он запомнил их всех, каждого человека, каждое имя, и если его потом спросят, он наверняка сможет даже сказать какое выражение лица было у любого из присутствующих.

– Большой зал, милорд, – сказала Женевьева, изящным жестом простирая руку. – Здесь, как правило, встречаются владельцы замков, живущие по соседству. Так как мы изолированы от остального королевства, то они совещаются об управлении своими землями и решают возникшие проблемы, – она вымученно улыбнулась, с ненавистью глядя на людей Тристана, толпившихся в зале ее отца. Но, внимательно присматриваясь к ним, увидев их лица, которые уже не прикрывали шлемы с забралами, Женевьева внезапно поняла, что все они такие же люди – молодые и старые, красивые и обезображенные шрамами.

Она снова почувствовала слабость и непреодолимое желание сесть. Они все были людьми, состоящими из обычной плоти и крови, как она сама сказала Эдвине. Для кого-то эти люди были отцами, братьями, сыновьями…

Лучше бы им никогда не входить в замок. Они вдруг стали такими реально близкими… Врагов лучше убивать, когда смотришь на них издали.

– Миледи?

Тристан внимательно смотрел на нее. Женевьева внезапно осознала, что он поддерживает ее под локоть. В глазах его не было ни насмешки, ни осуждения – лишь любопытство.

Реальными, эти люди были реальными, точно также, как и этот красивый, но ненавистный Тристан де ла Тер. Женевьева быстро опустила глаза. Да, она ненавидела его, презирала его. Но ей было жаль, что он не ушел и не вставил их в покое. Он, такой молодой, красивый, полный сил – должен умереть!

– Миледи, вы не больны?

«Конечно же, я больна! – хотелось крикнуть ей. – Я больна, ибо вижу, как ваши воры и головорезы ворвались в мой дом!»

Но вместо этого Женевьева улыбнулась, высвободив из его руки свой локоть.

– Со мной все в порядке. Если вы позволите…

Она обернулась.

– Сэр Гай, не займете ли вы мое место на некоторое время? Я должна пойти присмотреть за тем, как готовится мясо.

Она поспешила выйти, оставив позади каменную арку, разделявшую зал и кухню. И только тогда Женевьева прислонилась к стене. Грисвальд посмотрел на нее поверх массивного котла с готовящимся мясом.

– Накорми их! – сказала Женевьева. – Подай вино, мы должны уже начинать.

– Да, леди, – пробормотал он. – Вино, – закричал Грисвальд, отдавая приказание, и сам пошел за одним из бочонков, выстроившихся у стены, но проходя мимо Женевьевы, на несколько мгновений задержался рядом с ней.

– Мы будем рядом с вами, миледи, вы всегда можете на нас рассчитывать, – она кивнула и попыталась улыбнуться. Свет полуденного солнца едва пробивался в узкие оконца и создавал в помещении загадочную игру светотени. Женевьева повернулась и вошла обратно в зал.

Некоторые из солдат Тристана собрались вокруг камина и переговаривались между собой, стараясь не повышать голоса.

Женевьева ни с кем не вступала в разговоры, но краем уха слышала, как кто-то из них сказал, что лорд Тристан слишком мягко обошелся с поверженным врагом. Другие говорили о щедром угощении и о том, что все ценности в замке будут поделены между победителями.

Взоры присутствующих обратились на нее. Один из солдат, толстый мужчина с маленькими жадными глазками, что-то сказал остальным. Другой громко захохотал. Слова же третьего дали ей ясно понять, что эти люди предпочли бы захватить замок силой и вволю пограбить.

Люди? Их непочтительное поведение вернуло Женевьеву в день сегодняшний. Она, сузив глаза, некоторое время наблюдала за ними, затем резко обернулась, почувствовав на себе чей-то пристальный взгляд.

На нее в упор смотрел Тристан де ла Тер. Слуги суматошно бегали по залу, разнося кушанья, и у Тристана уже был в руке кубок. Он стоял, опершись на каменную полку и поставив ногу на один из камней, из которых был сложен очаг. Сэр Гай о чем-то оживленно рассказывал ему, но Тристан внимательно смотрел на Женевьеву, и у нее было жуткое чувство, что он прекрасно знает, о чем она думала, и от начала до конца слышал все, что вызвало ее негодование.

На нескончаемо долгий момент их глаза встретились. «Он уже не выглядит столь суровым», – подумала Женевьева. Его прическа слегка растрепалась, и он весело смеялся, слушая рассказ сэра Гая, а Женевьеву поразила его красота, его открытая, привлекательная, чарующая, дьявольская улыбка…

Инстинктивно она прикоснулась к губам. Затем сердито покраснела и отдернула руку, вспомнив его слова, его насмешки.

Он должен ответить за смерть ее отца. Он жестоко и нагло обошелся с Женевьевой. Этот высокий, красивый, смеющийся мужчина заслужил того, чтобы быть сваренным в кипящем масле заживо. Он – властолюбивый, эгоистичный мятежник. И даже здесь, у нее в доме, сейчас ведет себя, как на войне, даже расстался со своим мечом, а на пояс прицепил длинный кинжал.

Тристан де ла Тер улыбнулся Женевьеве через разделявшее их пространство. Невольно потупив взор, девушка направилась к нему. По пути она заметила, что Эдвина разговаривает с одним из молодых воинов-ланкастерцев, довольно симпатичным молодым человеком, если так можно сказать о враге, высоким, стройным, хорошо одетым, с приятной улыбкой. «Настолько приятной, что его будет трудно убить», – подумала удрученно Женевьева. Она быстро закрыла глаза и постаралась вспомнить отвратительного толстяка, который бы с радостью изнасиловал ее и, затем возможно, выпустил бы ей кишки, и который все еще нагло смеется за ее спиной. Как хорошо быть победителем!

Она прервала сэра Гая в тот момент, когда он начал рассказывать, как лучше всего строить укрепления.

– Если вы соблаговолите сесть за стол, лорды, то мы можем начать трапезу.

Очень скоро все разместились вокруг стола. Женевьева сидела рядом с Тристаном. Ее люди сновали вокруг, разнося угощение. Мужчины с аппетитом принялись за еду. Женевьеве же кусок не лез в горло. Она только и могла, что поддержать беседу о том, когда лучше всего ловить угря, самую вкусную морскую рыбу. Граф де ла Тер, казалось, был погружен в свои мысли, но, тем не менее, Женевьева все время ощущала на себе его взгляд. Они сидели очень близко друг от друга. Так близко, что их колени соприкасались, и это заставляло девушку дрожать.

Когда Тристан протягивал руку за каким-нибудь блюдом, она не могла оторвать взгляда от бугрящихся под его рубашкой мускулов, и это ее угнетало, окончательно лишая присутствия духа. Она видела, как бьется пульс у него на шее, видела его загорелые щеки, гладко выбритые, с выдающимися скулами. Женевьева снова вспомнила его прикосновение, хотя изо всех сил старалась забыть их встречу на утесе.

Вспомнила… и поняла, что он знает, о чем она думает, и постаралась не зардеться, не выдать своего стыда… «Я совсем вышла из равновесия, – мрачно подумала Женевьева, – но этот человек по-прежнему остается спокойным и уверенным». Она надеялась на то, что сможет очаровать этого мужчину. Правда, когда он поцеловал ее тогда, то откровенно выразил свое разочарование.

Тристан не пил так много вина, как бы она хотела, Он казался умеренным и в еде, и в питье.

– Боров, – услышала Женевьева собственные слова, – получается лучше всего, когда его поджаривают над слабым огнем в течение нескольких часов… – она не договорила, ибо заметила, как его губы скривились в насмешке, а глаза снова словно пронзили ее насквозь.

– Вы можете прекратить свою болтовню, леди Женевьева, – сказал Тристан, – когда же у вас будет что-нибудь по-настоящему интересное, то можете смело говорить об этом.

Он отвернулся от нее и обратился к сэру Гэмфри:

– Как много у вас крестьян, сэр, достаточно ли, чтобы обрабатывать землю? Сколько солдат?

Сэр Гэмфри откашлялся и начал рассказывать о том, сколько у них арендаторов, домашней челяди, кузнецов, кожевников и других ремесленников. Де ла Тер внимательно слушал его. Он задавал разумные вопросы о качестве шерсти, поголовье крупного рогатого скота, количестве построек.

Женевьева отпила эля и с ненавистью уставилась в свою тарелку, заваленную едой. Когда над ее ухом раздался голос Тристана, то он неожиданности она чуть не подскочила.

– Это для вас совершенно неожиданный поворот, леди Женевьева?

– О чем вы?

– Несколько раз я предлагал вам гораздо лучшие условия сдачи, нежели те, которые вы приняли, – он приподнял руку и обвел глазами своих людей сидевших за столом. – Завтра я реквизирую ваши сокровища, проверю счета. Я займу этот замок и буду здесь жить. Вам ничего не останется, леди Женевьева. Если бы вы сдались несколько раньше, то вам не пришлось бы испытать этой боли и унижения, но вы предпочли сопротивляться до печального конца. Но вы, вероятно в силу своей природной щедрости, настаиваете на том, чтобы улечься со мной в постель, тогда как большинство титулованных женщин каждую ночь засыпают с молитвой на устах, уповая на то, что Бог убережет их от столь бесславной судьбы. Меня распирает любопытство, леди. Я бы хотел услышать объяснения.

Женевьева изо всех сил старалась, не мигая, смотреть ему в глаза. Но, не выдержав его пронзительного взгляда, положила руки на колени и принялась внимательно их рассматривать, как будто видела впервые. Как будто сквозь пелену, Женевьева видела, как одна из собак поднялась со своей лежанки, у камина, и начала рыскать вокруг стола в поисках объедков.

– Имея выбор между вами и другими вашими людьми, я из двух зол выбрала наименьшее, лорд Тристан. Ну, а что касается более легких условий сдачи, которые я не приняла раньше… – она пожала плечами, – я боролась столько, сколько могла. Прежде чем сдаться я взвесила все «за» и «против»… У меня не оставалось, никакой надежды, ибо вы сказали, что пощады не будет, и я подумала, что сейчас самое время.

– Хорошо, – тихо сказал Тристан, – но не забыли ли вы вашего обещания?

– Обещания? – пробормотала Женевьева в недоумении.

– Не быть жертвой в моих руках, но оставаться чувственной и страстной, как невеста в первую брачную ночь.

Она почувствовала, как у нее перехватило дыхание от его вкрадчивого голоса. Ее как будто захватил врасплох бурный сильный поток и она, не в силах справиться с течением, отдалась на волю волн и судьбы.

Наконец, Женевьева осмелилась поднять на него взгляд и посмотреть прямо в его темные насмешливые глаза, и снова она почувствовала их притягательную силу.

– Невесты не всегда бывают страстными, милорд.

– Я имею в виду, любящую невесту, – сказал Тристан.

Ее потрясла внезапная горечь, прозвучавшая в его голосе. И он отвернулся, как будто презирая ее, и начал с веселым смехом отпускать шутки в адрес своих людей.

Женевьева была потрясена. Ладони ее увлажнились, и она попыталась вытереть их о подол своей юбки. «Что происходит с этим человеком? – подумала она с испугом. – Он выражает ей свое презрение и дает понять, что не верит ни единому слову». Но тут же начинает поддразнивать и смеяться над ней. Женевьева чувствовала, как у нее горит все огнем от одного его взгляда. Как будто он захватил ее врасплох, уличил в чем-то. «Совсем не обязательно понимать его, – напомнила она себе. – Нужно просто заманить его в ловушку».

Обед был в самом разгаре, и голоса пирующих стали значительно громче, чем в начале. Эти люди слишком долго воевали, а вина на столе были слишком хороши и пища слишком вкусна. Они хрипло смеялись и отпускали непристойные шутки. Женевьева увидела Грисвальда и подняла руку, чтобы привлечь его внимание.

– Многие кубки опустели, принеси еще вина, – сказала она, когда он подошел ближе. – Эти люди сегодня празднуют победу, – добавила Женевьева, зная, что за ней снова наблюдает Тристан. – Заодно позови-ка фокусника.

Под пристальным взглядом де ла Тера она почувствовала, как ее щеки заливает румянец. Когда Грисвальд ушел, она обернулась к Тристану и встретилась с его взглядом.

– Если за всем этим что-то кроется, леди, – сказал он негромко, – вы будете горько сожалеть о содеянном. Когда мне верно служат, я плачу сторицей. Когда же меня предают, я не прощаю и не забываю предательства. Никогда.

Женевьева приподняла свой кубок и взглянула на Тристана поверх золоченного ободка, моля Господа, чтобы не выдать себя ни словом, ни жестом.

– Что же может здесь крыться, милорд? Какой подвох? Вы – завоеватель, вы – лорд. Здесь все принадлежит вам и все в вашем распоряжении.

– Похоже, вы слишком уж легко это принимаете, – сухо ответил Тристан. – Я не видел ни одного человека, попытавшегося хотя бы как-то защитить вашу честь, это несколько странно, не правда ли?

Женевьева потупила взор и, взяв в руку искусно сделанную трехзубую вилку, еще одно напоминание о ее матери, начала ковыряться в своей тарелке, гоняя по краю ее кусочек жареной баранины.

– Это совсем не так уж странно, милорд, – постаралась она ответить как можно небрежнее. У нас остались одни старики, ремесленники, да крестьяне, кому из них защищать мою честь?

Граф скептически приподнял брови и кивнул в сторону сэра Гая.

– Но, здесь же есть один молодой человек, которому я уверен, отнюдь не безынтересна ваша судьба. Я отверг ваше самоуверенное предложение стать моей женой. Он должен быть оскорблен. Все это время он не отрывает от вас своего взгляда, как привороженный. Но, все-таки, беседует со мной и жмет мне руку. Ситуация, я бы сказал, пикантная.

Женевьева легко улыбнулась Тристану, лишь слабая искра, сверкнувшая в ее выразительных глазах, выдавала сарказм сказанного.

– Вы имеете в виду сэра Гая? Он был другом моего жениха, убитого вашими людьми. Я знаю, что он очень тяжело воспринял смерть Акселя. И наше поражение. Но он предпочел сдаться, чтобы не видеть, как сгорают дома простых людей в пламени пожаров и, как гибнет урожай от того, что его – урожай – некому убирать. Большая часть наших солдат погибла, наши женщины, так убиты горем, что готовы сами принять смерть. Поэтому мы решили сдаться. Но я осмелюсь спросить вас, а что если ваш Генрих Тюдор никогда не займет трон, что тогда?

– Он станет королем, обязательно станет, – уверенно ответил Тристан.

– О, тогда он должен понять, что ему прежде нужно выиграть сражение у Ричарда. И свергнуть его. Но ведь это довольно непросто сделать, не правда ли? Эдуард IV оставил нам пять дочерей и хотя его сыновья пропали…

– Были убиты по приказу вашего Ричарда, – холодно перебил ее Тристан.

– Никто не может быть уверенным в том, что мальчики умерли, – спокойно возразила ему Женевьева, – давайте продолжим. – Король Эдуард оставил еще несколько племянников, и я убеждена, что каждый из них претендент на трон. Эдвард, эрл Варвика является одним из реальных претендентов, а ваш Генрих Тюдор – бастард!

– Ах, какая нравственность у девушки, предложившей врагу свои услуги без малейших колебаний! Леди, незаконнорожденные предки Генриха Тюдора жили очень давно, кроме того, Джон Гонт, герцог Ланкастерский, женился на женщине, родившей тех самых Бофортских бастардов. И нас, его сторонников не заботит его происхождение.

– Ну, а если, я говорю «если», ваш Генрих Тюдор никогда не займет трона?

– В таком случае, я буду защищать этот замок столь же упорно, как это пытались делать вы, с той лишь разницей, что я постараюсь ни в коем случае не сдавать его.

Последние слова Тристана вызвали у Женевьевы желание расцарапать его невозмутимое лицо. Внезапно он взял ее за руку. Она почувствовала его силу и попыталась освободиться. Ее охватило необычное волнение, вызванное его взглядом, его прикосновением.

«Я не должна проявлять слабость!» – Женевьева попыталась напомнить себе страшные картины смерти и разрушений.

– Все здесь принадлежит мне, и все подчиняются мне? Не так ли, – спросил он хрипло.

Женевьева нахмурилась и тихо ответила:

– Да.

Он улыбнулся и легко прикоснулся к ее щеке самыми кончиками пальцев. Его голос был холодным, сухим, почти безразличным, но его взгляд… жег и манил.

– В таком случае я приказываю вам проводить меня в вашу спальню, леди Женевьева. Это было слишком долгое сражение.

Ее сердце сильно забилось в груди, она почувствовала панический страх.

– Но, лорд, я планировала развлечь гостей…

– Я ищу развлечений только одного рода, – сказал ей Тристан. Он смотрел ей в глаза, и казалось, втайне смеялся над охватившей Женевьеву паникой. Потом наклонился еще ближе, не сводя с нее пристального взгляда, и прошептал: – Это то самое развлечение, которое вы так стремились мне дать…

Она обвела взглядом комнату. Зимнее солнце уже зашло, но еще не стемнело. Его люди по большей части были пьяны, но оружия не снимали. Они смеялись и требовали еще вина.

– О, вы, кажется, огорчены, миледи? Что же колеблетесь? Может быть, хотите отказаться от своего предложения?

– Я…

Тристан встал и потянул ее за собой. И, к своему ужасу, Женевьева поняла, что он собирается произнести речь. Граф поднял наполненный кубок. В зале воцарилась тишина. Все взоры были устремлены на графа де ла Тера.

– Дорогие друзья! Сегодня мы договорились о мире. Не отказывайте себе в удовольствии хорошенько подкрепиться, воспользуйтесь плодами своей победы. Сегодня вы можете пить и веселиться, любые развлечения, которые будут вам доступны – ваши, но помните о нашем договоре и не берите того, чего вам не предлагают, – он поднял вверх руку Женевьевы: – Эта дама принадлежит мне, когда я этого хочу и когда не хочу. Она… – он на несколько мгновений замолчал и цинично улыбнулся: – предложила мне свои услуги, которыми я воспользуюсь самолично и ни с кем не делясь. Тибальд, Джон, вы на страже. Всем приятного вечера.

Сэр Гэмфри был потрясен. Майкл начал подниматься из-за стола, Женевьева внезапно почувствовала себя очень одинокой.

– Одну минутку! – попросила она.

Тристан обернулся и посмотрел на нее с нескрываемым любопытством.

– Да?

– Позвольте мне пройти на кухню, отдать необходимые распоряжения, чтобы ужин мог продолжаться и без нас.

Он выпустил ее руку и приложил ладонь к сердцу, то ли понимающе улыбаясь, то ли скривив рот в презрительной гримасе.

Женевьева не могла понять выражения его лица, освещенного неверными отблесками огня, лишь глаза Тристана ярко блестели.

– Это все? Ну, тогда выполняйте свои обязанности. Мне не хочется, чтобы мои солдаты были разочарованы. Я подумал вначале, что вы, возможно, решили пойти на попятную, увидев, что «захватчики» не собираются грабить и убивать и находятся под надежным контролем.

Женевьева внутренне вся сжалась, но, улыбнувшись, ответила с легкой хрипотцой:

– Нет, нет, я просто хотела…

– Идите. Мне кажется, что вы возлагаете на меня ответственность за смерть своего отца. И, когда я сидел рядом с вами, у меня появилось неприятное чувство, что вы меня презираете. Вы холодны к моим прикосновениям, миледи. Но ваше предложение принято, и я был бы ужасно огорчен, если бы вы вдруг переменили свои намерения…

Как он смеялся над ней! Он знал, что она его презирает!

Женевьева покорно ответила:

– Я не изменила своему слову, извините, я скоро вернусь.

Она поднялась из-за стола и прошла мимо поднимавшихся Томкина и Майкла, якобы собиравшихся принести еще вина. Воины Тристана были слишком поглощены трапезой и не обратили на них внимания. Женевьева попыталась восстановить дыхание и, пройдя сквозь арку, схватила за руку Грисвальда, который уже поднимал еще один бочонок с вином:

– Грисвальд! Оставайся с ними и пусть ни один кубок не будет пустым. Они должны напиться и, как можно скорее!

Грисвальд утвердительно кивнул. Женевьева, выйдя из кухни, прислонилась к стене. Как много времени было у нее в распоряжении? Секунды обращались в минуты.

Грисвальд вернулся с озабоченным выражением лица.

– Они хотят знать, где вы, миледи?

Она кивнула и пошла в зал, стараясь держаться, как можно увереннее. Когда Женевьева проходила мимо стола, она снова почувствовала на себе взгляды пировавших и залилась краской. Тристан разговаривал с улыбчивым молодым человеком, Джоном, так кажется его звали. Увидев ее, граф немедленно направился навстречу. Смерив девушку любопытным взглядом, Тристан взял ее под руку и заглянул в лицо.

Казалось, его очертания внезапно расплылись пред глазами у Женевьевы, единственное, что она могла видеть отчетливо – была его рука, сильная, загорелая с длинными тонкими пальцами. Она чувствовала тепло этой руки, ощущала его стальные мускулы. Она даже слышала его дыхание. Они были так близко, что ей казалось, дна могла бы услышать и биение его сердца.

Биение сердца, которое скоро навсегда остановится. Какое-то давнее воспоминание мелькнуло у нее в голове, и она невольно сравнила графа де ла Тера с жеребцами отца, прекрасными животными, которые специально выращивались и пестовались для войн. Каждый раз, когда она видела, как эти сильные, красивые создания погибали, ее сердце наполнялось жалостью.

Она собиралась лишить этого человека жизни, человека, который вызывал у нее чувство, никогда прежде не испытанное ею.

Женевьева вздрогнула, когда они подошли к лестнице.

– Вам холодно? – спросил Тристан.

– Да… Нет… Я не уверена, – пробормотала она в смятении. Его голос отозвался в самой глубине ее естества. Глубокий, чуть хриплый, гремящий, когда он повышал его. Если бы все сложилось иначе… если бы она встретила его среди друзей своего отца! Если бы он не был убийцей Эдгара Эденби, наверняка они бы нашли друг друга, и она, найдя его привлекательным, наверное, даже флиртовала бы с ним, для того чтобы поддразнить Акселя… Она украдкой взглянула на его спокойное лицо. Но нет, она почему-то знала, что никогда не осмелилась бы шутить с этим человеком. И как друг, и как враг, он был одинаково опасен и… привлекателен…

Нет! С ней что-то не в порядке. Женевьева на мгновение прикрыла глаза. Благодарение небесам, что этой ночью все кончится! Тристан де ла Тер очень скоро умрет! И она была не в силах сделать что-нибудь, чтобы помешать этому, ибо все в замке согласились, что это их единственный шанс вырвать победу из рук захватчиков.

– Миледи? – голос Тристана показался ей насмешливым и циничным.

– Сюда, – сказала она и остановилась у дубовой двери, ведущей в спальню. Она чувствовала его взгляд у себя на спине, когда открывала дверь. О, эти его темные, горящие глаза… которые пронизывали ее насквозь и заставляли дрожать от незнакомого доселе страха, нет не просто страха, чего-то иного, чего она совершенно не понимала, такого же сильного чувства, как и ненависть к нему…

Он вошел и остановился на пороге. Внутри у нее все горело. Это он разжег дьявольское пламя своим прикосновением… Даже одним воспоминанием об этом прикосновении… Она прикрыла глаза и молила Бога, чтобы Майкл и Томкин успели спрятаться в спальне за то время, пока она была на кухне.