Ищейки Посейдона кланяются Галену, когда он проходит мимо них у входа в пещеру. Он кивает в ответ и продолжает свой путь. Когда он достигает камеры Налии, двое Ищеек Тритона встают в оборонительную позицию, чтобы заблокировать ему вход. Все как с ума посходили. Шесть месяцев назад, ни одна Ищейка не посмела бы ему запретить идти куда-либо
Кроме того, он все еще задается вопросом, что сказала бы Эмма, если бы узнала, что он позволил ее матери находится в тюрьме на ее собственной же территории. Но Гром и Антонис оба соглашаются, что так будет лучше всего, чтобы продемонстрировать их сотрудничество и дань уважения традициям Закона. Это как бы временное неудобство на благо будущего.
Но Гален совершенно не убежден, что всеобщая благодать маячит в их обозримом будущем.
Гален демонстрирует в руке связку рыбы.
— Я прибыл передать Ее Величеству еду.
— Новенькую хорошо кормят, Ваше Высочество. Она не нуждается в дополнительной пище.
Гален качает головой. Раньше никто не посмел бы отказать его просьбе. Не говоря уже о том, что эти Ищейкислишком молоды, чтобы даже знать, кто такая Налия — новичок или истинная наследница Посейдона. Как и Гален, они родились после ее исчезновения, и поэтому никогда не чувствовали ее, до ее повторного появления.
А это значит, что они руководствуются информацией, рассказанной специально для них. Которую скормил им Джаген с Ромулом. Гром, как всегда, прав. Твердая пища подходит для взрослых. Точно уж не для таких молодых глупцов.
При сложившихся обстоятельствах, Гален не может позволить себе доброжелательность по отношению к наглым головастикам. Проявлять любую слабость прямо сейчас — означает совершить ошибку. Сотрудничество — да. Слабость — нет. Если тщательно проанализировать вопросы, поднятые Джагеном и Ромулом, то они оказываются намного глубже, чем просто определение личности Налии. Они подвергают сомнению доверие к монархам. Способны или нет королевские семьи устанавливать правила.
Гален напускает на себя выражение, которое Эмма называет "попробуем иначе".
— Я не прошу, Ищейка.Прочь с дороги.
Кажется, молодой охранник растерял всю свою решительность. Лицо его помрачнело.
— Мы ... Нам приказали не допускать посетителей, кроме короля Антониса, Ваше Высочество.
— Хочешь сказать, Антонис или Гром запретили мне ее посещение? Сильно сомневаюсь, — он намекает взглядом на имя Джагена или Ромула. Им стоит зарубить себе на носу: монархи остаются монархами. И им все еще подчиняются. Ищейка отступает в сторону, кланяясь.
Гален застает Налию скользящей вдоль стен пещеры, бормоча себе что-то под нос. Хотя он знает, что она чувствует его уже какое-то время, и наверное, даже слышала его разговор с Ищейкой, она поднимает на него глаза, только когда он обращается к ней.
— Я принес вам рыбы, — говорит он.
Она скрещивает руки.
— Почему Гром не пришел за мной?
Гален мельком смотрит на охрану.
— Вы, конечно же, помните, как напали на его новую спутницу? — Он уверен, что будь у нее сейчас человеческие ноги, она бы выстукивала марш без остановки. Но Гром поступает правильно. Он сохраняет мир и проявляет объективность, позволяя задержать Налию, пока не будет принято решение о ее личности. Пока что всех заботит лишь то, что она новенькая, оскорбившая королеву Тритона. Пока не будет доказано, что она из рода Посейдона, Джаген объявил о угрозе безопасности его дочери с ее стороны.
Вот почему Гален рад, что трон достался Грому. Если бы Эмма оказалась в заточении, он бы уже с ума сошел, пойдя на какие-то безрассудные поступки. Если дела пойдут хуже, он, в общем-то, все это еще успеет. Гром все еще слишком охвачен эйфорией, чтоб увидеть всю суть происходящего. В принципе, как и Антонис.
Сердце Галена болит за них обоих.
— Перестань называть ее его спутницей. Ей повезло, что она притащила с собой такую кучу защитничков, а у меня не не было моего шипа крыл...
Гален снова протягивает ей рыбу.
— Вам и правда стоит поесть.
Прямо сейчас слова Налии звучат, как измена. Пака все еще остается королевой Тритона. Все, что она скажет, может быть использовано против нее на суде. И Гален не сомневается, что Ищейка получил четкие указания внимательно слушать.
Она отворачивается от него.
— Я не хочу есть.
— Ваше Высочество, — говорит он сурово. — Если вы будете продолжать дуться, то это ничем не поможет делу. Ешьте. Эту. Рыбу. Она придаст вам сил. Это подарок от Грома. Он говорит, это ваша любимая рыба.
Она поворачивается к нему.
— Треска? Он знает, я терпеть...О.
Она присматривает к рыбе, замечая точку, выступающую из хвоста последней трески.
— О. Конечно, я обожаю треску, — Налия с облегчением принимает подарок у Галена. Он надеется, она понимает, что может воспользоватся им, только если дела на суде пойдут из рук вон плохо. На тот случай, если влияние Джагена куда больше, чем думает Гром, и куда мощнее, чем опасается Гален.
Шип полосатой крылатки спрятали внутри последний трески. Гален задумывается, будет ли Налия себя комфортно чувствовать, держа его при себе — ведь яд полосатой крылатки смертелен, — но Гром настоял, что она умеет с ним обращаться. Гром совсем не такой, каким Гален представлял его себе все это время. Да и Налия тоже.
— Он просит вас съесть ее, только если вы почувствуете в этом необходимость.
Это звучит так странно, что Гален просто пожимает плечами, когда Налия закатывает глаза. Похоже, страж не заметил отсутствия в разговоре логики. Но Налия понимает, к чему он клонит.
Суд начинается завтра. Обычно, принятие решения оставалось бы за представителями общины, добровольно вызвавшимися судить, но раз уж это дело касается королевских семей, правосудие будет вершить совет из Архивов от обоих домов. Гален и близко не припоминал, когда бы такое было, чтобы суд проходил над особой королевской крови. Но так как личность Налии все еще остается под вопросом, и она напала на нынешнюю королеву Тритона на глазах у кучи свидетелей, ее будут судить еще и за это. Если Джаген так умен, как начинает считать Гален, он уже припрятал приговор в своих умелых руках.
Ее личность не будет подтверждена. И она будет признана виновной в государственной измене.
Если это произойдет, она будет заточена в Ледяных Пещерах, пока не сделает свой последний вздох. И Эмма никогда не сможет поговорить с ней снова. А он может составить Налии компанию. Ледяные Пещеры куда больше любой из человеческих тюрем, и куда менее населены — по оценке Архивов, лишь около сорока Сирен за всю историю совершали что-либо столь серьезное, чтобы быть приговоренными к заключению там. Это будет тоскливая, одинокая жизнь — и смерть.
Конечно же, Гален надеется, что Гром с Антонисом не допустят ничего подобного. Он не уверен, какой альтернативный план могли наколдовать два короля, если вообще что-то придумали, но судя по отчаянию в их глазах, они скрывают что-то куда более стоящее, чем просто отчаяние за тревожным выражением лиц.
Конечно, если все не удастся по правильному пути, два короля не станут смотреть, как Налию заключают в тюрьму.
Гром страдал все эти годы не ради того, чтобы потерять ее снова в Ледяных Пещерах. Но если он пойдет против решения суда... Гален не хочет сейчас думать о последствиях. Слишком многое поставлено на карту, не только для Грома и Налии, но и для них с Эммой тоже. Если Архивы не позволят Грому и Налии связаться, то о возможности для Галена с Эммой стать парой по традициям Сирен можно забыть навсегда.
Суд должен принять положительное решение. Он просто должен.
А если не примет? Гален не может понять, что может получить для себя Джаген, если монархи будут свергнуты. Королевства? Навряд ли. Королевство Сирен разительно отличается от своей человеческой версии. Когда люди произносят слово "королевство", они подразумевают под этим дворцы, роскошные особняки, благосостояние, людей. Но когда Сирены говорят о королевстве, то имеют в виду бесконечные просторы океана. Рыб. Рифы. Пещеры. Сирены не нуждаются в золоте, украшениях или бумажных деньгах для богатства. Единственное богатство Сирен — возможность похвастать друг перед другом. Иногда они торгуют некоторыми услугами, но чаще всего просто помогают друг другу в случае нужды. Они заботятся о своих стариках и молодняке.
Итак, единственное преимущество управления царством — это перемена образа жизни. Но что бы он хотел изменить?
Гален кивает Налии, которая, видимо, наблюдала за ним, пока он все обдумывал. Он задается вопросом, что она могла увидеть на его лице.
— Сейчас мне нужно возвращаться, — говорит он. Она пожимает плечами.
"Вернуться к чему?" — подумал он про себя, покидая ее камеру. Он уже бродил по туннелям Пещеры Воспоминаний дважды, и каждый раз он оказывался в руинах Тартессоса, возле стены, где он впервые догадался о том, что Эмма полукровка. Возле стены, где он неотрывно смотрел на изображение девушки-полукровки, которая так сильно напоминала ему Эмму.
Вместо возвращения туда и продолжения пытки, Гален решает отыскать Торафа. Его друг все еще не вышел из своего мрачного транса, но, по крайней мере, они могли бы побыть несчастными вместе. Тораф находится достаточно близко, чтобы его почувствовать, но Гален колеблется. Пака тоже поблизости, и в том же направлении, куда ему нужно плыть, чтобы встретить Торафа. Но он явно не в настроение столкнуться с королевой-мошенницей.
Но все же, ему жизненно необходимо перетереть все с Торафом. Разделить тоску по Эмме и Рейне с Торафом. Разделить с ним сердечную боль, тревогу и неуверенность.
Поэтому, достигнув предела слышимости, он не ожидал услышать Торафа и Паку смеющимися. Вместе. И это не просто вежливый смех. Они веселятся, по-настоящему веселятся, проводя время вместе. Время наедине.
Личное время наедине, отчего Гален сжимает руки в кулаки. Что же он делает?
Они прекращают смеяться, когда он добирается до них.
— Надеюсь, я не помешал вам, — говорит Гален кисло.
— Конечно, помешал, — говорит Тораф, хлопая его по спине. -—Это то, что вы обычно делаете лучше всего, Ваше Высочество.
Пака хихикает. Гален никогда не видел ее такой. Почти в своей тарелке, вполне естественная, а не встревоженная, какой она всегда бывает вблизи ее отца. Полностью естественная — за исключением того, что она по-прежнему утверждает, что обладает Даром Посейдона.
— Тораф просто рассказывал о его недавней стычке со стаей скатов. Я никогда не понимала, как хорошо умеет развлекать людей ваш друг, Гален, — Пака мимолетом касается плеча Торафа, из чего Гален делает вывод, что это не первый их разговор.
— Вынужден согласиться, — говорит Гален коротко. — Он полон занимательных сюрпризов.
Пака вздыхает, по-видимому, вспомнив о текущем положении дел. Что она мошенница, что оба королевских дома настроены против нее и намерены избавить от нее короля Тритона, а ее саму — от претензий на престол.
— Боюсь, мне нужно вас покинуть. Мой отец ждет меня, — с этими словами, она уплывает прочь.
Гален ждет, пока она не скрывается из виду, прежде чем обернуться к Торафу.
— Что это было? Ты что, в самом деле заигрывал с Пакой?
Тораф пожимает плечами.
— Я просто пытаюсь сделать все возможное в данной ситуации, пескарик.
— О чем вы двое могли разговаривать?
— Ты был бы удивлен.— Тораф уже уплывает, но Гален ловит его за плечо.
— Просвети меня, головастик. Если кому-то и нужно развлечение, чтобы отвлечься, так это мне.
Они впиваются друг в друга взглядами. Тораф определенно что-то скрывает. Он что-то скрывает, и он знает, что Гален знает, что он что-то скрывает.
— Я уверен, я уже рассказывал тебе об инциденте со скатами, Гален.
— Тораф.
Но его друг стряхивает руку Галена.
— У меня нет времени пересказывать, Гален. Я скоро встречаюсь с королем Антонисом, и не могу опоздать.
— Почему ты встречаешься с Антонисом?
— Он тоже хочет услышать историю про скатов.
Тораф никогда не был хорошим лжецом, даже когда пытался. Но сейчас, он даже не пытается как следует соврать. Либо его не заботит, что Гален знает о его вранье, либо он пытается сказать ему что-то этой ложью.
В любом случае, Гален ничего не понимает.
— Тогда, возможно, я приду послушать историю.
Это такое дико странное чувство — общаться с Торафом между строк, со своим лучшим другом, еще с тех давних пор, когда они мальками учились плавать.
Тораф снова пытается отстраниться.
— Сожалею, Ваше Высочество, но Его Величество настаивал на приватной встрече.
Он никогда не называет меня "Ваше Высочество" наедине. Он знает, как это меня бесит. Он пытается меня вывести из себя? Или чувствует, что за нами следят? Или так себя ведет новый Тораф, деловитый и строгий? Гален смотрит ему вслед, пока его хвост не скрывается в облаке криля. И решает, что ему не нравится этот серьезный, строгий Тораф.
Итак, кажется, создается альтернативный план, и Тораф является его частью, а Гален, очевидно, нет.
Что может означать несколько вещей. Они могут не доверять ему. Почему — этого он себе не представляет. Или же, они решили между собой, что "защищают" его, не говоря о том, что планируют.
Или, еще хуже, они думают, что он мог бы не согласиться с их планами и попытатся их сорвать.
Что может означать только одно: в их планы как-то включена Эмма.