Подъехав на подъездную дорожку моего дома, я выключаю двигатель. Меня не было здесь всего несколько дней, но такое чувство, будто несколько лет. Помучившись со своими ключами, я открываю парадную дверь и чувствую знакомый запах моего дома.
Я кладу свой рюкзак на столик в прихожей и беру бутылку воды из холодильника. Как же замечательно плюхнуться в свою собственную софу в гостиной и любоваться видом из собственных окон. Конечно, дом Галена завален всякой роскошью, которую ему позволяет его состояние. Но дом, полный семейных ценностей, нельзя купить за деньги. Как бабушкины некрасивые вязаные одеяла. Как слабый запах духов моей мамы.
Как что-то личное.
Прошло уже три дня, как Рейна оставила меня. Я провела все эти дни с Рейчел и мне от этого было чертовски неловко. Она была в ярости, когда узнала, что я натворила. Я бы даже не смогла соврать ей об этом, потому что Поу и Дон отправились на местную радиостанцию с рассказом о своей невероятной русалочьей истории и взявшейся из ниоткуда бледной блондинке. Поэтому, когда я наконец-то добралась до берега, промокшая до нитки и смертельно уставшая, Рейчел уже поджидала меня, кипя от негодования. Помимо негодования, я ощутила еще и нотку вины — за собственную оплошность и непродуманность наперед. Ведь, если честно, — покупка нам водных мотоциклов уж точно не была блестящей идеей. Конечно, я накосячила. Но и она тоже.
Когда она удостоверилась в том, что я не разоблачена, она расслабилась.
До той поры, пока береговой патруль не заявился на пороге Галена. Они обнаружили брошенный мной водный мотоцикл и очень извинялись перед Рейчел, что тот в нерабочем состоянии. После их ухода, она металась по дому, швыряя вещи и крича, как она ненавидит, когда копы показываются у ее дома, и как они зачастили с этим с тех самых пор, как Гален заинтересовался мной, и что ей виднее, как регистрировать эту чертову штуковину в штате. После всего этого, я чувствовала себя не в своей тарелке рядом с ней, особенно из-за того, что извинившись, она явно перестаралась, пытаясь помириться со мной.
Что само по себе ненормально. В конце концов, я сломала ее новый водный мотоцикл и привела этим "копов" в ее дом. Все, о чем она говорила — правда. Но она словно не имела ничего из этого в виду. "Ты же возлюбленная Галена. Мне не стоило повышать на тебя голос." Она готовит мне завтраки, обеды и ужины. Спрашивает, как прошел мой день. Узнает, чего мне купить в магазине. Занимается моей стиркой. Предлагает сделать мне педикюр. И это уже просто перебор. По крайней мере, пока здесь была Рейна, она могла разделить свои усилия на нас двоих. Теперь же все достается мне.
Молния стрелой бьет где-то неподалеку на пляже. Прогноз на метеоканале предупреждал о жутком шторме сегодня ночью. Это как раз кстати,— хорошее оправдание, чтобы не возвращаться сегодня вечером в дом Галена. Я могу позвонить и сообщить об этом Рейчел.
— Хочешь, чтобы я приехала? Я не против сесть за руль.
— Нет, нет, — поспешно отвечаю я. — Все хорошо. Со мной все будет в порядке. Проведи сегодняшний вечер без меня.
— Не говори глупостей. У меня и так было в избытке вечеров в одиночестве.
— Ладно. Но, хм, мой дом не так изысканнен, как дом Галена. Тебе, скорее всего, у меня будет не так комфортно.
— Ерунда. Ты же знаешь, я могу спать где угодно.
Я не знаю, то ли Рейчел намеренно игнорирует мои намеки, то ли она просто их не замечает.
— Честно говоря, я бы хотела побыть сама этой ночью. Если можно
Молчание. Затем:
— Почему? Это не из-за чего-то, о чем мне стоит знать?
— Нет. Просто нет лучше места, чем родной дом.
Снова затяжная пауза. Подобное молчание предполагает под собой обиду. Но даже если это и так, то свою обиду Рейчел оставляет при себе.
— Хорошо. Тогда спокойной ночи.
— Спокойной ночи, Рейчел.
* * *
Спустя час погода набирает силу. Шторм вовсю разгуливается снаружи, минус — отсутствие электричества в доме, плюс — фильм ужасов, который я только что посмотрела, взбудоражив свою нервную систему. У нас есть генератор, но он в гараже, а мне не хватило смекалки прихватить с собой на диван фонарик. Да даже если бы и прихватила, то все равно я толком не знаю, как запустить генератор.
Я встаю и заворачиваюсь в плед, набросив его себе на плечи — не потому, что мне холодно, а потому, что как бы глупо это не звучало, я чувствую себя лучше, отгородившись от неизвестного преградой в виде одеяла. Каждый раз, когда молния освещает комнату, — а к счастью, происходит это часто, — я запоминаю дорогу впереди себя, пока все снова не погрузилось во тьму. Добравшись до кухни, я жду следующей вспышки, чтобы открыть шкаф, в котором мама хранит свой мощный фонарь. Когда я тянусь к нему, силуэт мужской тени проскальзывает черным пятном на фоне белых шкафчиков.
Я оборачиваюсь вокруг и прижимаю фонарь к груди. Что же мне делать? Если я включу фонарь, взломщик тут же узнает, где я нахожусь, и идя на свет, наткнется прямо на меня. Но если я так и буду держать его выключенным, я могу упустить возможность его увидеть.
Я ныряю вниз и выглядываю из-за прилавка. Кто бы ни стоял посреди гостиной, его там уже нет. Я вся покрываюсь гусиной кожей — он, наверное, уже увидел меня в кухне и теперь направляется сюда. Выждав вспышку молнии, затем еще одну, я набираюсь смелости прокрасться, припав к линолеуму, в холл.
И сразу же понимаю, что это была глупая затея. Если он появится впереди или сзади, мне некуда будет бежать. Я пячусь назад с надеждой, что не врежусь во что-нибудь. Молния освещает немного пространства на пути к кухне. У меня есть только один шанс добраться до гаража. Нужно сделать все быстро: дверь гаража издает ужасный шум и иногда застревает, полностью не открывшись. Как только я открою ее, он будет знать, где меня искать. Но это единственный шанс, который у меня есть.
Моя рука сжимает рукоятку фонаря.
Его рука сжимает мое предплечье.
Я ору, что есть дури, и разворачиваюсь, с размаху заезжая ему фонарем по лицу, по шее, по плечу — в общем, куда попало. Внезапно, мое оружие выбивают из рук. Я слышу, как фонарь приземляется на кухонный пол в паре футов от меня.
Вспышка молнии демонстрирует, что он огромный. Мускулистый. И не носит рубашку.
— Ты что, и правда только что ползла по полу? — спрашивает Тораф.
— Уфф! — я толкаю его снова. — Это твое любимое занятие? Пугать меня?
Он хихикает и его силуэт перемещается в гостиную.
— Если ты такая трусиха, то стоило хотя бы запереть двери.
Я открываю и закрываю рот несколько раз. Я забыла запереть дверь на задний двор, но это же не значит, что он должен забегать сюда и пугать меня до чертиков. Я прохожу за ним в гостиную и пробираюсь к дивану.
— Что ты здесь делаешь? Где Гален?
Ничего хорошего после такого момента затишья не жди.
— Эмма, мне нужно, чтобы ты отправилась со мной в Свободные Воды. Прямо сейчас.
В темноте не видно его лица, но голос у него до ужаса серьезный. Я пытаюсь представить себе ужасно серьезного Торафа и не могу. Пограничье? Гален рассказывал мне о нем раньше. В этом месте происходит аналог судебного заседания у Сирен. В общем, туда отправляются все правонарушители.
— Зачем? Что случилось?
— Много чего. Я не знаю, как он это сделал и чего им наобещал, но Джаген настроил оба дома против их королевских семей. Ищейки и Архивы клянутся, что не узнают пульса твоей матери. А теперь Джаген еще и обвинил монаршие семьи в блуде.
— Блуде? — я знаю, что это значит в человеческой речи, но что подразумевают под этим Сирены — понятия не имею.
— В супружеской измене. Может, и не это поколение, но он заявляет, что кто-то из королевской семьи в прошлом должен был загулять на стороне, потому что как еще объяснить наличие у Паки Дара Посейдона? — Он усмехается. — Я не могу поверить, что все это сейчас происходит. Как они могли поверить такому скользкому угрю как Джаген?
Молния бьет ближе и мне удается рассмотреть Торафа. Он так же взволновано выглядит, как и звучит его голос. Я даю ему договорить, — кажется, ему есть что мне рассказать, а если и нет, то ему нужно отдышаться.
— Члены Королевских семей даже не могут покинуть Свободные Воды сейчас, потому что король Антонис, твой дедушка,— кстати, ты знала об этом? — пытался задушить Джагена после того, как он выдвинул все эти глупые обвинения.
Твой дедушка. Технически, я это уже знала. Я уже знала историю про Грома и Налию, и про Антониса, ее отца и короля Посейдона, обвинившего Грома в ее убийстве. Но все это было просто историей, а все ее герои — незнакомцами. И это было до того, как мама оказалась Налией. У меня есть дед. Не просто дед, а король. Король рыб.
Я откашливаюсь.
— Значит... Весь этот сыр-бор не просто из-за личности мамы. Это Джаген пытается прибрать к своим лапам оба королевства? И...ты думаешь, ему это удастся?
— Да. Так и думаю.
— Но я не понимаю.Что я смогу сделать, чтобы его остановить? Я всего лишь полукровка.
— Ты можешь пойти со мной и показать им всем, что у тебя есть настоящий Дар Посейдона. Что Налия твоя мать. Это подтвердит ее личность, как и то, что члены королевской семьи не лгут и в их роду никто не изменял своим парам.
— А разве это не докажет обратного? В смысле, ты же знаешь, откуда берутся дети? Это значит, что мои мама с папой...
— Я знаю, что и как. И, гм, я не хочу обсуждать этого с тобой. И еще я твердо уверен, что Гален тоже был бы против подобной беседы. Но я надеюсь, Налия сможет получить прощение за все это, с учетом того факта, что она считала Грома мертвым. Но они даже не верят в то, что она Налия.
Я киваю, но движение теряется в темноте. Кажется, шторм снаружи начинает утрачивать свою силу.
— Гален отправил тебя за мной?
Долгое молчание говорит само за себя.
— Он не знает, что ты здесь? — спрашиваю я, облизывая губы.
— Он знает, — мягко говорит Тораф. — Но он думает, я вернусь с тобой, чтобы сдать тебя в руки Джагену.
Я сглатываю.
— Ты и правда...
Я замечаю, как его силуэт подрывается со стула.
— Нет! Просто невероятно, как быстро все воспринимают за чистую монету, что я пошел против них. Разве я когда-то предавал? Ни разу! Тебе стоило бы увидеть лицо Галена, когда я сказал Джагену, что приведу тебя обратно. Если бы он смог до меня добраться, то тут же бы придушил. А Рейна... — Он издает слабый всхлип. — Трезубец Тритона, Эмма. Ты должна пойти со мной и расставить все по своим местам. Они не могут отправиться в Ледяные Пещеры с мыслью, что я их предал.
— Я обещала Галену не заходить в воду. Сейчас же ты просишь меня пойти с тобой и заявить всем Сиренам о своем существовании? Да он прибьет меня на месте. Как и мама. Они оба помешаны на том, чтобы удержать мое существование в секрете. Они считают, для меня это опасно. Почему ты об этом не думаешь?
Я чувствую, как вес Торафа опускается рядом со мной на кушетку. Именно в этот момент наконец-то врубается свет. Кажется, будто весь дом зажжужал. В глазах Торафа стоят слезы. Слезы. Он берет мою руку в свою.
— Я не собираюсь говорить, что для тебя это не представляет никакой опасности. Это опасно. Но если мы ничего не предпримем, королевские семьи приговорят к заточению в Ледяных Пещерах. Ты никогда больше не увидишь Галена и свою маму. Я никогда не увижу Рейну снова.
— Но ты ведь связан с Рейной. Разве это не относит и тебя к королевской семье тоже?
— Только на словах. Речь же идет о чистокровных монархах. Пака в этом случае тоже будет исключением. Если их отправят в Пещеры, мы оба будем вольны выбирать себе других спутников. Но я не хочу никого другого, Эмма. Мне нужна только Рейна. И всегда была.
Боже, этот парень знает, как растопить мне сердце. Я закусываю губу.
— Ты серьезно? Все настолько плохо?
Он кивает.
— Я бы не просил тебя рисковать собой, если бы это было не так. Но я не вижу другого выхода. Кто-то из королевских семей дает показания, затем кто-то из группы "Верных" Джагена дает показания. Это слово против слова, и люди склонны больше верить Верным. Я слышу, что они шепчут. А то, что Пака может подтвердить свой Дар Посейдона и вовсе не помогает, а наоборот. И нет никого, кто бы это оспорил. Их поддерживает большинство сейчас, а не нас.
— Гален сказал мне, что Пака использует движения руками, чтобы заставить дельфинов делать трюки, как в Дельфинарии. Архивы не думают, что с этим что-то не так? Что она не может говорить с другими рыбами?
— Думаю, они запутались. Они не видели Даров уже очень давно, и Джаген пользуется этим. Он заставляет их сомневаться в собственных знаниях.
Я отворачиваюсь от него и смотрю, уткнувшись на свои ноги. Я не могу смотреть на него сейчас. Боль в глазах, надломленный голос. Я никогда не видела Торафа таким, и мне это ужасно не нравится. Он всегда был словно карикатурой на самого себя, своего рода, школьный клоун. Сейчас же, он рискует доверием Галена и их дружбой просто будучи здесь. И он просит меня рискнуть теми же вещами. Но ведь он никогда не обидит Рейну... Если только это не будет абсолютно необходимо.
— Но я пообещала Галену, что не зайду в воду.
— Мы оба знаем, что ты уже нарушила это обещание, Эмма.
Я охаю. Хотя, честно говоря, я не шокирована услышанным. Я и так гадала, почувстовал ли меня Тораф в тот день. И еще мне было интересно, не рассказал ли он об этом Галену.
— Это случилось не по моей вине. Я была на водном мотоцикле, а Голиаф меня с него скинул. Он пытался поиграть.
— Поэтому ты решила предложить Джазе к вам присоединиться?
— Кому?
— Сирене-мальку, с которой ты была. Я же говорил тебе. Я все чувствую.
Джаза. Ее зовут Джаза.
— С ней все в порядке?
Он кивает.
— А почему с ней должно быть что-то не так?
— Какие-то рыбаки поймали ее своей сетью. Я помогла ей выбраться. Она ничего не рассказала?
Тораф многозначительно ухмыляется.
— Нет, вероятно, потому что она не должна была гулять сама по себе. Рассказав кому-либо о тебе, она бы и себя выдала с потрохами.
— Так... Гален не в курсе?
Я не понимаю, почему я так тревожусь. То, о чем меня просит Тораф, в сто раз хуже, чем помочь юной Сирене выбраться из рыболовной сети. Он просит меня, чтобы я выставила себя на обозрение всему миру Сирен. Миру Сирен, который считает меня выродком, заслуживающим смерти. Гален будет чертовски взволнован.
— Это только между тобой и Галеном. Мне кажется, тебе все же следует рассказать ему, — Тораф пожимает плечами. — В конце концов, так или иначе, тебе придется... Но ты пойдешь со мной? Ты поможешь мне?
От меня не ускользнуло, что Тораф честно не ответил на мой вопрос, но я определенно могу сказать, что он в любом случае не собирается сознаваться. Но рассказ Галену о моем проколе — наименьшая из моих забот сейчас. Нам не выпадет даже шанса поссориться по этому поводу, если я откажусь помогать Торафу.
Я имею в виду, что если даже Тораф, — наиболее беспечный человек, которого когда-либо я встречала, — обеспокоился о тех, кого мы любим, то и мне стоит поволноваться. Я знаю, Гален не хотел бы, чтобы я появилась перед Сиренами даже ради его спасения. Но не всегда Гален получает то, чего желает. Я киваю:
— Ты хочешь, чтобы мы отправились в дорогу прямо сейчас? В шторм?
Он усмехается.
— Только жители суши переживают насчет штормов.
— Ох, ну конечно. Погоди. Мы собираемся в Свободные Воды? Разве это не посреди Тихого океана или около того? Я не смогу проплыть такое расстояние, — я хлопаю себя по своим хилым человеческим ногам.
— Я могу тебя донести.
— Сколько времени у нас есть? Ты не такой быстрый, как Гален, да и дополнительный вес тебя замедлит. Как долго ты добирался сюда?
Он хмурится.
— Два дня, при чем в дикой спешке. Ты права, мы не успеем. Джаген может засомневаться в моих словах. Как думаешь, Рейчел сможет нам помочь?
— Есть только один способ это выяснить.
Я беру свой сотовый и набираю номер 800, чтобы оставить сообщение.
— Рейчел, это Эмма. Тораф здесь и нам нужна твоя помощь, чтобы попасть на Гавайи. Сегодня же. Набери меня.
— Что такое "Гавайи"? — спрашивает Тораф, когда я вешаю трубку.
— Это остров в Тихом океане. Если мы долетим туда, то остаток пути до Пограничья мы сможем проплыть.
Тораф зеленеет на глазах. Гален становится такого же цвета, стоит ему сесть в самолет.
— Ох, нет. Я не могу лететь. Ни за что.
Телефонный звонок.
— Рейчел?
— Приветик, кексик. Как вижу, Тораф нашел тебя.Что-то случилось?
— Нам нужен следующий рейс до Гавайев. И, гм, нам понадобится драмамин* для Торафа. Много драмамина, ведь помнишь, доктор Миллиган говорил, у них метаболизм протекает быстрее, чем у людей. (*драммамин —препарат от укачивания)
— Уже работаю над этим.
* * *
Вы бы наверняка подумали, что кто-то, — например, такой же сообразительный, как Рейчел, — мог знать, что Тораф вылитый близнец известного террориста. Но нееееет. Так что теперь под охраной мы ожидаем результата в коридоре перед офисом безопасности в Международном аэропорту Лос-Анджелеса, в то время как около десятка человек работают над установлением наших личностей.
Моя личность оказалась понятной, незапятнанной, и до боли заурядной.
Личность Торафа не подтверждается в течение нескольких часов. Что совсем не круто, потому что его рвет в мусорное ведро, стоящее рядом с нашей скамейкой, и оно к настоящему времени должно быть почти полным. По причине региональных штормов в Джерси, взлетали мы крайне жестко. Вкупе со сверхчувствительной реакцией Торафа на драмамин, все, что мне удалось сделать, — так это вытащить его из крошечного туалета, заставить сидеть на месте и сдерживаться, пока мы не взлетим.
Его отпечатки пальцев не совпадали, а фиолетовые глаза и вовсе вводили в замешательство, так как они физически подтвердили, что это не контактные линзы. Дама-офицер несколько раз переспрашивала у нас разными словами, почему наши билеты на Гавайи в один конец, если мы живем в Джерси, и почему у нас с собой только ручная кладь, полная всяких мелочей, которые вряд ли кому-нибудь пригодятся. Куда мы направлялись? Что мы собирались делать?
Я заверяю их в том, что мы летим в Гонолулу подобрать место для свадьбы, и мы не спешим возвращаться обратно, вот поэтому и приобрели билеты в один конец, и бла-бла-бла. Такие одурачивающие истории они знают наизусть, но именно их тяжело опровергнуть. В довершение ко всему, я требую адвоката, и так как они не предъявляют нам обвинений — а собственно говоря, им и не в чем нас обвинить, — они принимают решение нас отпустить. С ума сойти можно!
Не могу решить, нервничаю я из-за освобождения или из-за того, что место Торафа на рейсе до Гонолулу на несколько рядов позади от моего. Плюс в том, что он не побеспокоит меня каждый раз, когда ему требуется бежать в туалет, чтобы вырвать. Но есть и минус — я не смогу также проследить за ним, в тех случаях, когда он не знает, как поступить или отреагировать на любопытство незнакомцев, которые суют свой нос куда не следует. Я быстро оглядываюсь назад и закатываю глаза.
Он сидит рядом с двумя девушками примерно моего возраста, очевидно, путешествующими вместе, и они болтают без умолку, пытаясь завязать разговор с ним. Бедный, бедный Тораф. Надо заметить, трудно столкнуться с жизнью, унаследовав изысканные черты лица Сирены. Ему остается только сдерживаться, чтобы не вырвать на их колени. Небольшая часть меня не против, чтобы он именно так и поступил, тогда бы они заткнулись и оставили его в покое, а я, возможно, хотя бы на две секунды закрыла глаза. Даже сюда слышно, как он ерзает на кресле, которое примерно в четыре раза меньше для рожденного Сиреной мужчины. Его плечо и бицепс выступают в проход, так что его постоянно кто-нибудь задевает. Oх.
Если честно, роль мамочки для Торафа помогала мне отвлечься. Вот до этого момента. Мысль о том, что меня могут убить, то и дело всплывает в моей голове. Или и того хуже, Гален больше никогда не заговорит со мной. А это хуже смерти, наверное.
Не говоря уже о школе, которую я пропускаю. Сегодня среда, четыре часа утра, и я покидаю Калифорнию, направляясь на Гавайи, а от туда — кто-его-знает-куда, и вернусь кто-его-знает-когда. Мне придется подготовить к встрече с моей классной просто фантастические оправдания для всех этих прогулов, особенно, если я все еще заинтересована в стипендиях, на которые заполняла заявки. Мне стоило попросить Рейчел написать в школу записку перед нашим уходом. Но зная Рейчел, она уже могла об этом позаботиться.
Впрочем, зная Рейчел, прогулы и вовсе могут исчезнуть без следа.
Неужели я и правда думаю о школе, когда маме и Галену грозит опасность? Да, думаю. Мне это передалось по наследству. Отчасти человек, отчасти рыба. Отчасти отличница и отчасти носитель Дара Посейдона. Ага, мне природой дано быть очень преуспевающей.
С ума, блин, сойти!
Позади меня я слышу самую неприятную отрыжку в истории.
— Прошу прошения, — говорит Тораф.
Я слышу, как он борется со своей застежкой и поспешно ретируется в уборную. И я официально рада, что не сижу рядом с ним. Посмотрим правде в глаза. Его иногда очень громко рвет.
Сирены рождены не для полета.
Когда мы приземляемся, Тораф спит. Он продолжает спать, даже несмотря на шаткую посадку, глупое хихиканье девушек, и приветствие " Алоха" от капитана судна. Когда все высадились, я продвигаюсь назад к Торафу и трясу его до тех пор, пока он не просыпается. Из его рта пахнет сгоревшей дотла микроволновкой.
— Мы на Гавайях, — говорю я ему. — Пора поплавать.
Мы берем такси до отеля на пляже, регистрируемся по броне, сделанной для нас Рейчел, и закидываем наше барахло в номер. Про себя я решаю, что если мне выпадет шанс вернуться сюда при нормальных обстоятельствах, я непременно остановлюсь в этом отеле, буду пить фруктовые коктейли и валяться на песочке, пока моя кожа не станет цвета, как у коренной островитянки. Но сегодня, я ломаю голову, как бы незаметнее попасть в воду.
Мы прошли через холл и попали в ловушку девушек в юбках из травы, танцующих хулу, которые нарядили нас в ожерелья из цветов. Видимо, Торафу не очень нравятся цветочные ожерелья. Когда одна из девушек занесла такое у него над головой, он откинул ее руку в сторону. Я показываю ему ожерелье вокруг моей шеи, давая понять, что девушка с кокосами на груди просто хотела быть дружелюбной. Как и все остальные, мимо кого он проходил.
— Люди такие странные, — неуверенно шепчет он. Интересно, что Тораф подумал бы о Диснейленде.
Наш отель находится у воды, поэтому пройдя через лобби, мы выходим прямо на берег. Вдоль пляжа тянутся шезлонги с зонтиками, полуодетыми людьми и такими, кому вообще бы не стоило раздеваться. Запах кокоса и солнцезащитного крема разносится в воздухе легким бризом, колыхающим развесистые пальмы. Это рай, которым я не могу насладиться.
Мы направляемся к пляжу в поиске частного чартера, но они все заблаговременно арендованы. Я уже разрабатываю план арендовать гидроцикл, который домчит нас побыстрее Торафа, но мне не дает покоя мысль, что придется бросить его в Тихом океане, а это равносильно краже.
И тут мне на глаза попадается вывеска. "Вертолетные туры "Лазурь".
Я волочу Торофа к посадочной площадке.
— Это еще что такое? — подозрительно спрашивает он.
— Эм. Это же вертолет.
— И что он делает? Трезубец Тритона, только не говори, что он летает? Эмма? Эмма, подожди!
Он ловит меня и отрыгивает прямо мне в ухо.
— Прекрати вести себя, как полный идиот, — говорю я ему.
— Как бы то ни было. Тебе вообще на меня плевать, что ли?
— Ты сам за мной пришел, помнишь? Вот она я, помогаю тебе. А теперь помолчи, пока я покупаю билеты.
Это приватный тур, без других пассажиров, о которых стоило бы волноваться. Плюс, нам ничего не придется угонять. Вертолет со своим пилотом спокойно сможет вернуться обратно, как только мы покончим с этой частью нашей миссии.
— Зачем нам куда-то лететь? Вода же тут рядом, — он с тоской указывает на нее. Я почти что чувствую себя виноватой перед ним. Почти. Вот только у меня нет времени на сострадание.
— Потому что я считаю, что вертолет преодолеет большее расстояние быстрее тебя, тянущего меня на буксире. Я пытаюсь наверстать время, которое мы потеряли в офисе отдела безопасности в аэропорту Лос-Анджелеса.
— Люди такие странные, — опять ворчит он, когда я отхожу от него. — Ты делаешь все задом наперед.
Ввиду того, что это полет по осмотру достопримечательностей, пилот Дэн —невероятно толстый гаваец с кошмарным акцентом, — не торопясь, указывает на обычную туристическую фигню, типа рыбного промысла, рассказывает историю побережья, и еще кучу всего, к чему у меня на данный момент времени нет никакого интереса. Вид на голубую воду с виднеющимися в ней рифами, цепями островов с богатой культурой, — да, от всего этого наверняка захватило бы дух, если бы меня так не беспокоили разборки между Сиренами. Конечно, я могу представить себе, как провожу здесь время с Галеном. Как мы осматриваем рифы, которые недоступны ни одному человеку, играем с тропическими рыбками, и вешаем на шею Галена гирлянду из тропических цветов. Стоп, хватит, нужно сосредоточиться, если я, конечно, все еще хочу добиться своего.
Полетав приблизительно около двадцати минут, я понимаю, что Дэн направляется обратно к посадочной площадке.
— Куда мы летим? — спрашиваю я через шумоподавляющую гарнитуру. Все еще сложно поверить, что я едва слышу шум от взмахов винтов вертолета.
Ответ Дэна так же ясен, как воды под нами.
— Назад. Тур длится полчаса. Хотите продлить до 45 минут?
— Не совсем.
Я только видела в кино, как это делается, и остается лишь молиться, что Рейчел права и за деньги можно купить все что угодно. Я достаю из кармана сотенную купюру и протягиваю ему.
— Вместо того, чтоб кружить вокруг островов, мы могли бы полететь воооон туда? Я хочу увидеть океан.
Дэн хмурится, рассматривая банкноту.
— Простите, но мы не можем отправиться куда-либо, кроме обозначенной туром зоны полета.
Я вытягиваю еще две купюры.
— Я знаю. Но я надеюсь, вы сделаете исключение?
Чего не знает Дэн — так это того, что я могу делать это целый день. Рейчел дала мне с собой достаточно наличности, чтобы купить новый автомобиль. Я надеюсь, она права, и у всего, — включая Дэна, — есть своя цена.
Он чешет подбородок. Похоже, борется с искушением.
— Мы и правда не можем. Меня могут уволить.
Я вручаю ему пачку сотен. Я понятия не имею, сколько там, но у меня еще больше денег в другом кармане.
— Но, Дэн, я всю жизнь мечтала полетать на вертолете. Еще с тех пор, как была маленьким ребенком, я с нетерпением предвкушала поездку. Если вы не исполните мою мечту, это навсегда разобьет мне сердце. Кроме того, даже если вас и уволят — в чем я не уверена, ведь вы просто осуществите мою мечту, не так ли? — я готова поспорить на что угодно, что вам хватит на первое время этих денег на оплату счетов.
Я понятия не имею, есть ли у Дэна вообще счета, жена и дети. Но, судя по выражению его лица, я попала в самую точку.
Напоследок вздохнув, он взвешивает в руке пачку банкнот.
— Ну ладно.
Я почти запищала, и наверное, стоило бы, чтобы добавить моему рассказу пущего эффекта. Я бросаю победную улыбку Торафу, чье лицо уже приобрело красновато-коричневый оттенок, прямо как у Галена на обратном пути из Дестина. Моя небольшая и дорогостоящая победа — проигрыш для него.
Дэн уводит нас достаточно далеко, так что я не вижу больше островов. Он уже не пытается вести себя как прилежный гид, — видимо, теперь это наша задача придумывать себе развлечение здесь. Он то и дело поглядывает на приборную панель перед собой.
— Все, дальше не полетим, — заявляет он через какое-то время. — Или нам не хватит топлива, чтобы вернуться.
— Как ты думаешь, мы забрались достаточно далеко? — спрашиваю я у Торафа.
Он мотает головой.
— Нам придется проплыть всю оставшуюся часть пути. — Я решаю это, как только говорю об этом вслух. Дэн смеется, думая, что я шучу.
Тораф кивает.
— Отлично. Только дай мне выбраться из этой штуковины, — он отрыгивает, как пьянчужка.
Я смотрю на Дэна и указываю вниз.
— Прежде, чем мы повернем назад, не могли бы вы спуститься ниже? Я хочу взглянуть поближе на воду.
— О, конечно, конечно, — говорит он, и сила тяжести наваливается на нас, когда мы снижаемся.
Дыхание перехватывает от того, когда вертолет опускается вниз. Десятки, нет постойте, сотни темных теней скользят по поверхности. Я дергаю за рукав Торафа и киваю в сторону воды.
С широко раскрытыми глазами, он хлопает по плечу Дэна.
— Нам необходимо пролететь чуть дальше, пожалуйста.
— Я не могу. Говорю же вам, на обратную дорогу понадобится все горючее.
Я медленно отстегиваю ремень.
— Можно немного ниже, пожалуйста? Кажется, я вижу рыбу там, внизу.
— Без проблем.
Я никогда не прыгала с парашюта, не занималась банджи-джампингом и парасейлингом*. Сняв наушники, я пытаюсь прикинуть, сколько метров до воды, и не могу. Может быть, это своеобразная защитная реакция мозга, оберегающая меня от самой себя и от того, чем я собираюсь заняться. Я не уверена в точных цифрах, но я слышала, что прыгнув в воду с такой-то высоты при такой-то скорости, приземляешься все равно, что на бетон. Другими словами, от меня и мокрого места не останется. Но все же, я серьезно сомневаюсь, что эти расчеты производились с учетом костной структуры Сирен. В сущности, на нее я и рассчитываю.
(* парасейлинг - (англ. раrаsailing: от parachute — парашют + sailing — плавание под парусом) — активный вид отдыха, при котором человек закрепляется с помощью длинного троса к двигающемуся транспортному средству (обычно, к катеру) и благодаря наличию специального парашюта парит по воздуху)
— Ниже не выйдет, ладно? — говорит Дэн, и смотрит на воду через окно. — Ой, ты видишь, акулы! Ух ты, да у них там процесс кормления в разгаре. Эй, не трогай эту штуку!
Я хватаюсь за ручку сильнее, но дверь не поддается. Отклоняясь назад, я усаживаюсь поудобней для толчка.
— Эмма, не вздумай! — кричит Тораф. — Там акулы, Эмма!
Я делаю глубокий вдох.
— Подожди, пока я не возьму их под контроль, а потом прыгай, — совместным усилием двух ног полу-Сирены, дверь отлетает в водную гладь.
— Они хотят доказательств? — ворчу я себе под нос, высовываясь на ветер. — Я покажу им доказательство.
Прямо перед ударом о воду, я все еще слышу крик Торафа.