Тораф осторожно кружит по периметру здания — сосредоточенный, настороженный и собранный.
— Они оба все еще здесь, — говорит Тораф.
Теперь уже даже Гален может почувствовать пульсы Джагена и Музы. Значит, они все еще живы. Так почему же они все еще не вышли?
Вуден, Ищейка Посейдона, скользит рядом с Галеном . — Было очень тихо с самого начала наводнения.
Тораф кивает.
— Они могут чувствовать нас, также, как и мы их. Они знают, что мы здесь. — Он поворачивается к Галену. — Что ты думаешь?
Гален растирает шею. —Это ловушка.
Тораф выкатывает глаза. — О, ты так думаешь? — он качает головой. — Я спрашиваю, там ли Муза.
Гален не очень знаком с Музой. Ему приходилось говорить с ней пару-тройку раз, да и то, когда он был еще очень юн. Все же, среди Архивов, склонных поддерживать Джагена и его вопиющее предательство, лицо Музы ему не припоминается.
— Может ли она быть с ним заодно?
Тораф пожимает плечами. Вуден хмурится.
— При всем уважении, Ваше Высочество, но Муза является Архивом. Она не станет изменять своим обетам придерживаться нейтралитета.
Вся сила воли Галена уходит на то, чтобы прикусить язык. Вуден все еще наивно верит, что помыслы всех Архивов чисты и беспристрастны. Что они не могут поддаться эмоциям вроде жадности, жажды власти и зависти. Разве Вуден не присутствовал на том же суде, что и я?
Тораф хлопает Вудена по спине.
— Тогда ты не возражаешь пойти первым?
Ищейка Посейдона нервно сглатывает. — Нет, конечно, нет. Я рад быть по...
— Тогда идем, — говорит Гален, выхватывая копье из рук ничего не подозревающего Вудена. Похоже, это смущает юного Ищейку. Но Галену сейчас не до сантиментов.
— Да, вперед, — подхватывает Тораф. — Пока людишки не успели покрыться этими отвратительными морщинками по всей коже. — Он подталкивает Вудена. — Это самая ужасная вещь, которую я только видел. А я много чего повидал.
В первый раз до Галена доходит, что Вуден нервничает и распыляется в чрезмерном уважении вовсе не из-за его королевского статуса, а из-за Торафа. Похоже, у Торафа появился фанат. А почему бы и нет? Он ведь лучшая Ищейка в истории обоих королевств. Любая другая Ищейка должна чувствовать себя неловко в его присутствии.
Но Гален не Ищейка. Он фыркает:
— Заткнись, идиот. Ты пойдешь позади меня.
Тораф устремляется вперед.
— Нет, это ты пойдешь позади меня, пескарь.
Несмотря на свою перепалку, они подкрадываются к двери вместе. Тораф прижимается ухом к потрескавшейся белой краске. Он делает знак Галену, что пульсы находят по разным сторонам здания. Если Муза действительно в ловушке, это было бы хорошей стратегией. Зайти на них с обеих сторон.
Они ждут еще несколько секунд, прислушиваясь к любому шороху изнутри, к любому эхо движений. Тораф качает головой.
Гален кивает Вудену. Отступив назад, Ищейка с размаху наваливается всем весом на дверь, выбивая ее плечом. Она тут же поддается.
Инстинкты Галена подсказывают ему, что Джаген намеренно упростил им доступ. Незапертая дверь уже сама по себе является приглашением. Конечно, маловероятно, чтобы у Джагена был опыт обращения с человеческим замком. Но с учетом обстоятельств — то, что спасение Джагена больше смахивает на ловушку, и он вероятно об этом знает, — Гален уверен, что он должен был бы хотя бы заблокировать вход. Он не настолько глуп, чтобы бежать; он прекрасно понимает, что Гален догонит его в считанные секунды. Но вот то, что он готов остаться и испытать судьбу с любым, кто пройдет сквозь дверь... Не хорошо.
— Ложись! — кричит Гален. Но Вуден уже на полу.
И гарпун, предназначенный Вудену, достается Торафу. Он впивается ему в бок, разрывая его, почти разворачивая Торафа вокруг свое оси. Джаген все хорошо продумал; очевидно, он собрал вокруг себя столько оружия, сколько сумел найти. Старый пистолет с гарпуном сменяется другим — и он нацелен пронзить сердце Галена. Близкое расстояние обеспечит мгновенную смерть.
Так бы и было, успей Джаген спустить курок. Гален налетает на него, гарпун со свистом врезается в соломенную крышу. Вместе, они обрушиваются на заднюю стену здания одной живой массой. Дерево трещит, не в силах устоять перед натиском грубой силы. Все здание стонет, угрожая рухнуть прямо на них. Оно уже пострадало от ударов волн, созданных Галеном и Рейной, и наврядли долго протянет.
Но Галена это не волнует.
Джагену почти удается вырвать контроль над гарпуном, но Гален жестко его выкручивает и прижимает планку гарпуна к горлу предателя. Будь Джаген человеком, ему бы отрезало доступ к воздуху.
Да и возраст Джагена явно сказывается. Галену удается удерживать гарпун одной рукой, пока второй он тянется к человеческому поясу с кармашками, обернутому вокруг талии Джагена. Джаген вырывается, что есть сил, но Галену удается вытянуть нож из чехла на липучке.
Глаза Джагена расширяются, как устрицы.
— Ты не сделаешь этого. Закон...
— Закон? — рявкает Гален. — Теперь ты хочешь прикрыться законом? Ты шутишь.
Краем глаза, Гален замечает человеческого мужчину, привязанного к стулу за столом. Мертвец. Вина терзает его совесть, словно падальщики — добычу. Его убили волны? Или Джаген? Но он не станет — не сможет — взглянуть на него снова, чтобы позволить Джагену воспользоваться моментом. Человек уже мертв. Он уже ничего не может поделать. Хотя...
Гален заносит лезвие над ним.
Джаген закрывает глаза. Его дрожащее тело внезапно оседает, и его удерживает лишь гарпун.
Нож опускается вниз, быстро, уверенно и зло. Решительным, плавным движением, человеческий пояс перекочевывает с талии Джагена на его запястья, крепко их стягивая. Лезвие со звоном приземляется на пол, закончив свою работу. Если бы все и правда было кончено.
— Если Тораф умрет, — рычит Гален, затягивая пояс болезненным узлом, — клянусь, я сам притащу твое тело в Погребальную Пещеру.
Джаген едва не падает на пол от облегчения. Он его не заслуживает. Он заслуживает страха. Он заслуживает расплаты за всю ту боль, что он причинил мне и моей семье. От ярости Галена отвлекает пульс Грома. Его брат стоит в противоположном конце комнаты, помогая Вуден освободить Музу от пут. По правде говоря, Гален напрочь забыл о ней. Он был так сосредоточен на Джагене и Торафе, что...
— Тораф, — выпаливает Гален.
Гром кивает.
— С ним все будет в порядке. Рейна о нем позаботится. Налия сказала, что органы не задеты, но он то приходит в сознание, то снова его теряет из-за большой потери крови. Но он держится молодцом.
Еще бы. Он наверняка ликует от того, что все внимание Рейны приковано исключительно к нему. Гален почти усмехается, но что в выражении лица Грома его настораживает. Контроль здания — это не задание для короля Тритона. Здесь полно Ищеек и охотников, которые могли бы с той же легкостью — и с меньшим риском —помочь Музе освободиться. Почему же Гром здесь?
Гален сглатывает желчь, когда Вуден выдергивает Джагена из его хватки.
— Эмма? Она...
Гром складывает руки за спиной.
— Эмма не пострадала, Гален. — Он осторожно направляется в его сторону. Словно Гален — это пузырек воздуха, а Гром — рыба-крылатка. Уголки его рта опущены вниз, будто к ним привязали по рыболовному грузику, и те искривили его губы в болезненной гримасе. Измученный взгляд словно просит Галена произнести слова, которые он не должен говорить.
— Скажи мне, — выдавливает Гален, задыхаясь.
Гром кладет руку на плечо Галену, бережно его пожимая.
— Мне очень жаль, Гален. Мы не знали, что они привезли ее обратно на остров. Мы считали, что она в безопасности на борту лодки.
— Нет, — шепчет Гален, пятясь от угрюмого короля Тритона. — Нет.
— Мы нашли ее через несколько зданий отсюда. Люди заперли ее в комнате с решетками. Она не смогла...
Гален сжимает зубы.
— Только не Рейчел. Только не Рейчел. — Ему кажется, будто комната начинает давить на него. Нет, не комната. Не это незначительное помещение со своими хрупкими, изношенными стенами. Целый мир, со всеми своими жизненными циклами, сезонами, приливами и отливами, наваливается на него. Целый мир давит на меня. Абсолютно весь. На мою грудь. Так сильно.
— Лодка направлялась в противоположном направлении. Прочь от острова. Я видел своими глазами.
Гром вздыхает.
— Должно быть, она вернулась во время суматохи. Возможно, они вернулись помочь и не знали, что делать с ней?
Гален кивает, закрывая глаза. Он наверное никогда так и не узнает ответа. Он никогда так и не узнает, как Рейчел оказалась в заточении на острове, пока он и его сестра затапливали его. Пока он и Рейна посылали волну за волной, а она тонула.
Он закусывает кулак и кричит в него. Затем кричит снова. И снова. Гром держится на расстоянии, безвольно сцепив руки перед собой. Такие бесполезные руки. Гален останавливается, протягивая собственные руки перед собой. Он рассматривает, тщательно изучает их. Это нечестно, что я назвал руки Грома бесполезными, когда эти руки не сделали ничего, чтобы спасти Рейчел. Они бы даже не смогли уберечь Торафа от ранения. Или Эмму.
— Перестань, братишка. Не вини себя.
Смех Галена резкий, горький.
— Я когда-нибудь рассказывал тебе, как мы встретились?
Гром качает головой почти незаметно.
— Я спас ее, — говорит Гален, почти захлебываясь словами. — От утопления. Вот так ирония, не правда ли?
— Называть это иронией — все равно, что считать будто ей всегда было суждено утонуть. Не пытайся искать в этом скрытого смысла, Гален. Не мучай себя.
— Что ты имеешь в виду, Гром? Ты сам хоть понимаешь? Что, теперь мне пытаться не думать о ней, если воспоминания слишком болезненны? Так ты выживал все эти годы без Налии?
Едва он произнес эти слова, как тут же ему захотелось вернуть их вспять, спрятать их обратно в своем сердце, в своем изломанном сердце, где подобных порочных вещей не должно было быть и в помине. — Прости, Гром. Я...
— Постарайся собраться с силами. Мы будем ждать тебя на поверхности. — Гром направляется к двери, но останавливается на пороге, поворачиваясь к брату. — Мне очень жаль, братишка.
Гален смотрит вслед Грому, выплывающему из комнаты. Он пытается понять, не его ли слова или действия лишили привычной резвости и живости уверенные взмахи хвостом и осанку Грома. Вероятно, и то, и другое.
Гален закрывает глаза. Сколько еще я смогу вынести?