Когда они вышли от боцманов, мама все еще танцевала. Она двигалась так легко и красиво, что в коридоре выстроилась длинная очередь желающих с нею потанцевать.
Но едва только вышел Иван Алексеевич, все разобрались по парам, и веселье пошло своим чередом.
— «Цыганочку», «Цыганочку»! — закричал вдруг раскрасневшийся бригадир. — Только с выходом, пожалуйста!
Все обступили его, а бригадир затряс плечами и неторопливо пошел.
Две гита-ары за стеной
Жалобно-о запе-ели… —
играли увлеченные музыканты. Но тут Леша Копейкин заметил, что маме как-то нехорошо. Она посмотрела в окно, и глаза ее стали печальными.
— Что с тобой, мама? — спросил потихоньку Леша Копейкин, но она ничего не ответила и пошла, не оглядываясь в купе. Леша двинулся следом.
— Ты что, мама? — повторил он, когда они уселись рядышком на скамью.
— Так, — ответила мама, подперев голову и глядя в окно.
— Ты что-нибудь там увидела?
— Да, — ответила мама, уронив на колени руки и глядя в окно.
— Что же? — спросил встревоженный Леша Копейкин.
— На кустах под насыпью я увидела свой белый платок.
— Во-от оно что… — вздохнул Леша, потому что все понял. — Но мы же договорились…
— Что верно, то верно, — сказала Лешина мама. — Но, знаешь, мне как-то стыдно скрывать от папы, где упала звезда.
— И мне, — сказал Леша Копейкин. — Очень уж это нечестно. Ну что же, мы скроем, и снова папа будет рассеянно играть с нами в шахматы, поглядывая в окно…
Леша и мама встали и посмотрели друг другу в глаза.
— Вытерпим, — сказал Леша Копейкин.
И они пошли, чтобы рассказать Ивану Алексеевичу о новой звезде.