Эра Черного Дракона
Год 549, месяц Волка
В прошлом…
Темные волосы свалявшимися прядями падали на ее бледное лицо, придавая Вирее сходство с призраком. В приглушенном сумраке комнаты, она казалась беспокойной тенью, ночным наваждением или предрассветным миражом. Медленно раскачиваясь из стороны в сторону, словно в такт дыханию ветра в кронах деревьев за окном, она тихо напевала себе что-то под нос.
Маркус осторожно поставил на столик у двери лампадку и беззвучно прошел вглубь комнаты, наблюдая за женщиной.
— …носик бусинкой, глазки-ягодки, а тугие локоны — шелк. Спи цветочек мой, сохраню покой, мама рядом будет с тобой…
Напевала она едва слышно, своим тоненьким голоском, баюкая в руках тугой сверток.
Маркус довольно улыбнулся и едва слышно кашлянул в кулак, заставив Вирею испуганно вздрогнуть и обернуться.
— Простите, что беспокою вас, мадам Келеспи… Должно быть, произошла какая-то ошибка. Слуги сообщили, что у вас какие-то эмм… сложности. Но сейчас я вижу, что все в порядке и они зря волновались.
Мужчина толком не видел ее лица, но темные глаза женщины как-то по-звериному блестели во тьме. Они отражали лунный свет, седой дорожкой лившийся из распахнутого настежь окна в парк. Свежий летний воздух приятно пах ночными цветами и зеленью, очаровывая своим изысканным букетом и стрекотом сверчков, успокаивающим не хуже ласковой колыбельной матери.
— Сложности? Вы о чем?
Растерянно спросила девушка и ближе прижала к себе сверток.
Маркус смущенно улыбнулся и пожал плечами.
— Да так… сущие пустяки. Они с чего-то решили, что вы… слишком холодно относитесь к ребенку. Но я же вижу, что все прекрасно. Отдыхайте, мадам. И простите за вторжение.
Вирея растерянно кивнула ему и уже когда мужчина повернулся к ней спиной, тихо пробормотала себе под нос.
— Они наверно о той девочке… понятия не имею зачем ее мне принесли.
Маркус замер на месте и резко обернулся к ней.
— Простите, мадам? О какой девочке речь?
Вирея ответила ему не оборачиваясь, продолжая убаюкивать сверток в своих руках.
— О той, которую принесли ко мне утром. Они зачем-то сказали, что это моя дочь… но я-то знаю, что моя доченька умерла… а тугие локоны — шелк. Спи цветочек мой, сохраню покой, мама рядом…
Маркус не подошел к ней, а буквально подлетел и, не испросив разрешения у матери, вырвал из ее рук сверток, который она так нежно баюкала… и он в тот же миг распался в его руках ворохом детских одеял и пеленок, оставив после себя пустоту.
Вирея отчаянно вскрикнула и, схватив себя за волосы начала раскачиваться из стороны в сторону еще быстрее, что-то нечленораздельное нашептывая себе под нос.
Мужчина схватил ее за руки и опустился возле Виреи на колени, чтобы заставить ту посмотреть себе в глаза.
— Где девочка? — Спросил он строго, едва ли не пар пуская из ноздрей от гнева. — Где, черт возьми, ребенок?!
— Там… там… там…
— Где?!
Рявкнул Маркус, тряхнув ее совсем без жалости и женщина тихо заскулила от боли.
— Я отнесла ее туда, откуда они ее взяли. Туда, откуда берут всех подкидышей. В сад, к эльфам и феям… может быть, они заберут ее обратно и вернут мне мою малышку? Мою маленькую Тамилу?
Губы Виреи дрожали, а глаза блестели от слез, когда она произнесла это, глядя разъяренному Маркусу в глаза. Он же зарычал и с отвращением отбросил ее от себя, заставив завалиться на смятую постель и сжаться в тугой комок.
Девочку нашли. Ближе к утру, когда малышка окончательно выбилась из сил от голода и холода, и уже почти не кричала, а болезненно хрипела. Вирея унесла ее далеко от парка, где ее искали Маркус и слуги — маленькую Тамилу нашли гуще леса, сразу на ним, в густом подлеске из папоротников. Большие вековые деревья хорошо поглощали все звуки и если бы не старый, уже ушедший от дел ловчий, который выгуливал там по утру своего любимого спаниеля, все могло закончится страшной трагедией.
Искусанную комарами и муравьями Тамилу сразу же доставили лекарю и с тех пор больше уже никогда не оставляли с матерью наедине. Малышке наняли двух нянек и кормилицу, которые не отходили от нее днем и ночью, а все попытки убедить Вирею приглядеться к дочери, узнать ее, очень быстро сошли на нет.
Женщина не проявляла к ней никаких чувств. Совсем никаких, ни хороших, ни злых. Смотрела на нее, как на вещь и только снова и снова повторяла что-то вроде:
— Красивая девочка. Наверно, они были бы похожи с моей Тамилой, если бы она не умерла… Если бы моя Тамила не умерла, они могли бы играть вместе… Так странно, почему вы все время приносите мне этого ребенка? Разве ее мама не против, чтобы ее дочь держала на руках чужая женщина? Я бы никому не отдала свою Тамилу, если бы та была жива…
Все эти ее слова ужасно выводили из себя Маркуса, потому встречи матери и ребенка взяла на себя Ирма. А когда ее муж перестал справляться об успехах таких встреч и вовсе свела их на нет, позволив несчастной Верее полностью погрузиться в горе.