Эра Черного Дракона
Год 560, месяц Горностая
В прошлом…
В гостиной ярко горел камин, пахло свежей выпечкой и пряным вином. Его слуги подали отцу и матери, прежде чем те вдвоём удалились в кабинет отца, из которого был выход на открытый балкон. Оттуда они в последнее время любили наблюдать за закатом, разгорающимся над осенним лесом, обступавшим Грэйн-холл с запада.
Детям же вино не полагалось, отец строго следил за этим. Но едва родители скрылись за дверьми, Эвлин тут же выплеснул остатки сока из своего кубка в камин и наполнил его остатками пряного вина из кувшина. Последовал его примеру и Таэль. Средний брат вообще всегда и во всём стремился подражать старшему. А вот Румо только неприязненно поморщился.
Эта странная тяга взрослых пить туманящий разум напиток никогда его не прельщала. А вылазки старшего и среднего братьев в кладовую за хересом, от которого двум малолетним хулиганам горло кашлем драло так, что те не могли пить его, не разбавляя водой, и вовсе вызывали недоумение. Куда лучше, по его мнению, свою взрослость можно было продемонстрировать, поддержав разговор умным словом, чем напившись до потери связной речи.
— Я слышал, что мелкая дрянь идёт на поправку. — Проворчал Эвлин, скорчившись так, словно на него повеяло вонью навозной кучи. — Вот бы пробраться к ней ночью в спальню и придушить подушкой. Ума не приложу, почему они так носятся с этой нищенкой.
Таэль согласно закивал, шумно отхлебнув вина из своего кубка, и потянулся было к кувшину с остатками, но Эвлин ловко перехватил его из руки брата, опорожнив его в свой кубок. Средний брат в ответ на это смог лишь с сожалением проводить последние бордовые капли, упавшие не в его бокал.
— Какое тебе вообще до неё дело? — пожал плечами Румо. — Она нам не родственница и на наследство не претендует. Хочет мать с ней возиться, пусть возится. Мне лично всё равно.
Эвлин усмехнулся и слегка подался вперёд, перехватив кубок двумя пальцами за край чаши, как часто делал их отец.
— Это тебе-то всё равно?
Румо уверенно и спокойно выдержал его насмешливый пристальный взгляд.
— Ты наверно и рад был бы, если б она в себя пришла, да?
Вообще, мальчишка всегда гордился своей способностью к самообладанию, но сейчас был неприятно удивлён тем, как от смущения запекло его щеки.
— Глупости. Мне всё равно. — Сказал он и демонстративно раскрыл книгу, которую держал на коленях. “Искусство войны” писано рукой Мастера Солнца” — гласила позолоченая надпись на ее бархатной обложке.
— Ты прав. Мать так возится с ней, словно она ей родная. — Улыбнулся Эвлин, продолжая сверлить его взглядом. — Ночи не спит… читает ей, хоть бедняжка и вряд ли её слышит… Неужели ты думаешь, что после всего она позволит тебе забрать её себе?
— Что?
Румо скривился, выглянув из-за книги. Эвлину было шестнадцать лет, а ему тринадцать. Казалось бы, всего три года разницы, но какая же это была пропасть! С некоторых пор злые шутки Эвлина стали куда скабрёзнее, и не только вину, в качестве своеобразной демонстрации своей взрослости, он стал уделять особое внимание.
Румо, любивший в одиночку бродить по Грэйн-холлу и наблюдать за его обитателями, уже не раз подслушивал болтовню служанок об Эвлине. Она касалась всё больше таких тем, о которых мальчишка в свои тринадцать хоть и был осведомлен, но не мог слушать, не краснея до самых кончиков ушей. А слышать от брата намёки о себе в таком ключе и вовсе было для него дикостью. Тем более, о нём и Тамиле Келеспи.
— Бедный Румо… ты же из нас самый умный, разве нет? Или в твоих книжках ничего не написано о том, что за таких родовитых мальчиков, как ты, бесприданниц не выдают, но и в постель к ним заглядывать не разрешают?
Оглушительно захлопнув книгу, Румо демонстративно поднялся и, сунув её под мышку, направился прочь из гостиной.
— Эй! Ну куда ты сорвался? Неужели не хочешь узнать, что сделать, чтобы это исправить?
Он не хотел ни останавливаться, ни оборачиваться, но почему-то всё равно это сделал, нарвавшись на очередную ехидную усмешку старшего брата.
— А говорил, что тебе всё равно. — Зло рассмеялся тот и шумно отхлебнул из кубка.
Румо поджал губы, но всё равно выждал пока Эвлин не продолжит. Нет, он даже себе не мог до конца в этом признаться, но Тамила Келеспи… интересовала его именно в этом ключе. И всё же она была совершенно непохожа на всех девчонок, которых он видел и до неё, и после…
Говоря по правде, на всех них ему было действительно наплевать, но не на неё. Красивая этой своей нежной кукольной красотой, она к тому же была очень живой и умной. Из всех её приметных качеств его раздражала только её наивность и эта бездумная доброта ко всему живому вокруг.
Чего только стоили слёзы, которые она вздумала лить по бабочкам! А ведь она сама предложила помочь Руммо наловить их, когда увидела, что тот направился в поле с сачком. Но как же противно и кисло ему стало, когда он в каком-то странном порыве благодарности, решил после всего преподнести ей созданное из них панно.
Он почти возненавидел её в тот момент, ведь она не только рыдая назвала его убийцей, но и испортила такую прекрасную композицию, решив похоронить никому не нужных насекомых в саду.
Румо ведь не спал всю ночь, собирая её для Тамилы, а та посмела так поступить с его подарком. Он был так на неё зол, что когда Эвлин и Таэль решили проучить её за кражу какой-то никому не нужной броши, ни с того, ни с сего взялся им помогать, хотя раньше никогда не поддерживал их издевательств над сироткой.
Но потом… вся эта история с побегом, её странная болезнь и навязчивая мысль о том, что Тамилу чуть не украл у него из-под носа какой-то безродный грязный оруженосец… Позволили Румо понять, что хоть он ещё и не знал, зачем именно Тамила Келеспи была ему нужна, отдавать её кому-либо он не собирался.
— Неужели ты никогда не задумывался над тем, зачем она здесь? — Принялся рассуждать Эвлин, вальяжно откинувшись в отцовском кресле. — Дочь лучшей маминой подруги? Пф… как бы не так. Ты, может и не помнишь эту сумасшедшую, которая повесилась в гостевой комнате, а я помню. И они с матерью были друг другу кем угодно, но только не подругами. Кажется, даже отец заходил к этой Вирее Келеспи чаще, чем наша мать. Тут должно быть что-то ещё… а раз ни рода, ни приданного у Тамилы Келеспи нет… значит, она имеет другую ценность. И если лишить её этой ценности, то скорее всего, она перестанет быть интересна родителям, и тогда её низведут до уровня слуг. А после, — хитро улыбнулся Эвлин, — после… всем будет всё равно, что с ней станет.
Румо задумался. В словах Эвлина, который всегда больше блистал красноречием и смазливой внешностью, чем умом, было рациональное зерно. Румо действительно никогда раньше не задумывался над тем, зачем Тамила была нужна его родителям, а, вероятно, стоило.
— И в чём же её ценность, по-твоему? — спросил он.
Эвлин смачно причмокнул, смакуя не положенный ему напиток.
— У меня тоже оба глаза на месте. Я вижу, что эта тощая дурочка вырастет совсем не страхолюдиной. Наверно отец знает, как подороже продать её девичью ценность. Да, она не из особо знатного рода, но всё же. Наверняка у него на примете есть какой-нибудь старый и страшный несговорчивый лорд из кабинета министров, который, в обмен на руку красивой молодой дворянки, станет значительно сговорчивее.
Румо недовольно поморщился. Не столько от мысли о старом и некрасивом лорде, ведущем под венец повзрослевшую Тамилу, сколько о том, что на привлекательной внешности и красноречии таланты его брата всё же заканчивались.
Лишь на минуту задумавшись над логикой его размышлений, Румо сразу, даже несмотря на свои тринадцать лет, стало ясно, что всё это слишком сложно и неоправданно, чтобы оказаться правдой. Вместо того чтобы тратить столько времени и сил на уход за сиротой, их отец скорее бы нашёл другой, менее чистый, но зато куда более эффективный способ склонить кого-то из совета на свою сторону. Но всё же Эвлин подкинул ему очень интересную мысль для размышлений.
Не желая развеивать заблуждения брата, Румо тем не менее спросил:
— И что ты предлагаешь?
Эвлин расплылся в коварной ухмылке.
— Если всё же не помрёт, до того как она вырастет, пройдёт ещё много времени. Если хочешь, чтобы она осталась здесь, нужно всего лишь позаботиться о том, чтобы в какой-то момент она стала порченым товаром и об этом узнали все. Вот только испортить её должен кто-то со стороны, а ты в отличие от всех, должен будешь её в этот момент поддержать. Я знаю, девчонки очень ведутся на такое. Если хочешь завладеть какой-то, нужно просто уничтожить её репутацию чужими руками, а потом сделать вид, что только тебе одному из всех в этом мире она теперь может верить.
Почувствовав, что краснеет, Румо покрепче перехватил книгу и быстрым шагом направился прочь из гостиной. Он слышал, как Эвлин хохотал ему в спину, но даже не подумал обернуться. Наверно брат решил, что окончательно смутил его, но на самом деле только разозлил, ведь понятно было кто этот некто со стороны, который возьмёт на себя труд “испортить товар”. Однако, злился Румо не на сам план Эвлина, а на то, что ему в нём отведена роль собирателя объедков.
В отличие от Таэля, который, казалось, прекрасно чувствовал себя на своём месте среднего отпрыска Грэйнов и потому во всём второго в очереди, Румо его место младшего сына казалось несправедливым. По действующему порядку он не наследовал Грэйн-холл, не получал прАва первым выбирать подарки, когда в их земли прибывали торговцы лошадьми или, например, драгоценностями. Никогда не сидел по правую руку от отца и даже благословение матери перед сном всегда получал последним после Таэля. Румо не знал, действительно ли он испытывает какие-то чувства к Тамиле, но знал наверняка, что делить её с кем-то не собирался.
Именно с этими мыслями он замер у постели девочки, после долгих блужданий по бесконечным коридорам Грэйн-холла. Ноги буквально сами принесли его к её спальне, а приоткрытая, словно в приглашении, дверь, заставила без стука переступить через порог.
Кроме них двоих в комнате никого не оказалось. Должно быть, служанка, которая следила за Тамилой, сочла возможным отлучиться ненадолго. А может быть, она даже делала это часто… кто знает.
Перебирая в голове одну за другой тяжёлые мысли о собственности, своём праве и Эвлине, строившем на Тамилу вполне прозрачные планы, Румо сам не заметил, как в его руках оказалась подушка.
Он снова и снова сминал её, не сводя взгляда с девочки. Казалось, она просто спала, а не лежала здесь, не приходя в сознание… Красивая даже сейчас, после всего, что пережила за последние несколько дней. Тёмные шелковые локоны разметались по подушке и блестят в тусклом закатном свете, ровная фарфоровая кожа бледнее, чем обычно, но и то её не портит. Красивая… беспомощная и такая наивная. Пожалуй, она без труда попадётся в любую ловушку, какую не приготовил для неё Эвлин. Так может действительно, как он и говорил куда лучше ей будет умереть прямо сейчас, в этом сне, не приходя в сознание, чем после… когда его брат разрушит её жизнь, а он сам не сможет даже посмотреть на неё из чувства брезгливости. Ведь он и так во всем последний, но никогда и ни за что на свете не опустится до того, чтобы подбирать объедки.
Ход мыслей Румо внезапно нарушил шум шагов за дверью. Испугавшись, мальчишка не придумал ничего лучше, чем со всей возможной прытью нырнуть под кровать Тамилы. Мгновение спустя в узком поле его зрения появились две пары знакомых туфель — шелковые, женские, с расшитой жемчугом окантовкой и кожаные мужские, с широкими серебряными пряжками. Они принадлежали его родителям.
— Ммф… — недовольно проворчала леди Грэйн, — Кайя… Опять куда-то запропастилась. Я отошлю на кухню эту лентяйку!
— Не отошлёшь. — Спокойно пробасил лорд Грэйн. — Сидеть здесь не главная её работа. Приставь к девочке ещё пару служанок. Кайя всё равно будет время от времени иногда исполнять мои поручения.
— Здесь? — удивилась леди, — Ты что, шпионишь за нашими слугами?
— Тебя это удивляет после случившегося? — спросил лорд, а помолчав немного, добавил, — Я уверен, что как бы всё ни выглядело случайностью, Фэррэйны замешаны в этом.
— Ты преувеличиваешь, Маркус. Я знаю Хэмонда, это слишком хитрый план для него, даже если бы он каким-то невероятным чудом узнал, что Тамила на самом деле наследная принцесса.
— Тише, женщина.
Тут же отозвался на это его отец, а Румо, кажется, перестал дышать. Он широко раскрыл глаза, глядя перед собой, а подушка, которую он всё ещё сжимал в руках, едва не вывалилась из них, обнаружив его присутствие.
— Ох, брось. Мы одни.
— Нет. Здесь есть она.
За словами лорда последовал шорох — это мать Румо подошла ближе к постели Тамилы и подоткнула той одеяло, проверяя, не притворяется ли девочка спящей.
— Бедняжка… я надеюсь, заклятье той ведьмы подействует и она сможет жить дальше нормальной жизнью, не думая об этом… об этом оборванце.
— Подействует. — уверенно ответил Маркус, — Я отправил людей проследить за ведьмой, но она даже не попыталась сбежать. Значит, уверена в своём колдовстве.
— А что с мальчишкой?
— Никто не исчезает бесследно. Мои люди выследили того рыцаря, сэра Ремальда Верного. Он… хм… не дался им без боя. А когда они загнали его в угол, предпочёл напороться на собственный меч. Но переживать всё равно не стоит, рано или поздно мы выйдем на след и убьём змеёныша, пока тот ещё не научился летать.
— Это плохо, Маркус. Ах, всё словно против нас… может… — леди Ирма неуверенно переступила с ноги на ногу, — может, мы всё же были не правы, когда…
— Хватит. Я больше не желаю слышать от тебя подобное. — Резко ответил мужчина. — Ничего в сущности не изменилось. Всё идёт именно так, как и должно.
Леди Грэйн тяжело вздохнула и, помолчав, сказала мужу:
— В таком случае мы должны все рассказать ему.
— Зачем?
— О, Единый… Маркус, ты готов шпионить за слугами из-за малейшего подозрения в измене, но в упор смотря на собственных сыновей, не замечаешь очевидного — они терпеть её не могут. Тамила им, как кость в горле, потому что они не понимают, почему мы уделяем ей столько внимания.
— И что? Какое это имеет отношение к нашему плану? Дети всегда ведут себя как дети, я считаю, глупо ожидать от них чего-то другого.
Румо под кроватью закатил глаза — даже он уже понял, к чему клонит его мать. Странно, что его отец, несмотря на столь очевидное, продолжает строить из себя недалёкого Эвлина.
— Если мы хотим, чтобы всё прошло гладко, она не должна быть среди них изгоем. По крайней мере, Эвлин должен вести себя с ней совсем иначе. Сейчас лучшее время, чтобы рассказать ему, ведь когда очнётся, Тамила не будет помнить старых обид на нашего мальчика. Это очень важно, если мы хотим, чтобы впоследствии она вышла за него замуж.
Услышав это, мальчишка под кроватью едва не вскрикнул от возмущения, но удержался в последний момент, затолкав себе в рот край перепачканной в пыли подушки.
— Ты права. — помолчав, согласился лорд Грэйн. — Я сегодня же поговорю с ним. Но больше об этом не должен знать никто.