Троянская война. Мифы и история

Гнев Ахилла

Хотя войска ахейцев стояли под Троей уже десятый год, овладеть городом они не могли. Не мощные каменные стены делали неприступным город Приама, но мужество троянцев и их союзников, а главное — доблесть и бесстрашие Гектора, главного военачальника троянцев, сына царя Приама.

Ахейцы не имели почти никакой связи со своей родной землей, от которой их отделяло много дней пути по бурным морям. Долгие годы, пока шла война, они добывали продовольствие, сокровища и женщин, грабя близлежащие города, союзные с Троей, и острова у побережья Малой Азии. Более других буйствовал во время набегов молодой царь мирмидонян Ахилл. Страшные минуты пережила прекрасная Брисеида, взятая в плен Ахиллом в одном из захваченных городов. Пали в сражении три ее брата и муж.

Однако в шатре Ахилла Брисеида смирилась с судьбой и даже полюбила человека, убившего стольких дорогих ей людей. Бедную пленницу поддержал и утешил ближайший друг Ахилла Патрокл. Патрокл пробудил у нее надежду, обещал, что она станет женой Ахилла, что он отвезет ее на родину героя, во Фтию, и устроит там свадебный пир. Вот почему так горько рыдала Брисеида над телом убитого вскоре Патрокла:

У самого Патрокла тоже была пленница по имени Ифис, делившая с ним ложе. Ахилл подарил ее своему другу после того, как они захватили остров Скирос.

В результате одной из разбойничьих вылазок ахейцев пал город Хриса, где находился знаменитый и всеми почитаемый храм бога Аполлона. Ахейцы пощадили храм и сохранили жизнь престарелому жрецу Аполлона Хрису. Но дочь жреца, Хрисеиду, девушку необыкновенной красоты, увели в плен. Когда ахейцы делили добычу, она досталась самому царю Агамемнону, предводителю ахейских войск под Троей. Агамемнон очень дорожил Хрисеидой и хотел бы «черноокую деву» ввести в свой дом. Сравнивая новую возлюбленную со своей законной женой Клитемнестрой, он говорил, что юная Хрисеида милее ему, чем Клитемнестра, — «ее Хрисеида не хуже прелестью вида, приятством своим и умом, и делами!»[3]

Но в лагерь ахейцев под Троей прибыл отец Хрисеиды. Он привез огромный выкуп и, с Аполлоновым красным венцом на золотом жезле — знаком того, что он является слугой Аполлона, — молил ахейцев, главным образом его слова были обращены к Агамемнону и его брату Менелаю, отдать ему дочь.

Так говорил старец Хрис, уверяя ахейцев, что этот поступок будет угоден самому сыну Зевса Аполлону.

Общим криком ахейцы изъявили согласие. Все — кроме самого царя Агамемнона. Ему одному «неугодно то было».

Агамемнон запретил Хрису появляться вблизи ахейских кораблей, пригрозив, что в противном случае ему не помогут ни жреческий жезл, ни Аполлонов венец. «А Хрисеиду я не отдам, — сказал он. — Девушка состарится в неволе, в Аргосе, вдали от дома и от тебя. Она будет ткать на станке или делить со мной ложе».

И старец испугался. Покорившись слову царя, он пошел вдоль берега вечно шумящего моря. Там, на берегу, Хрис обратился с мольбой к своему богу Аполлону: «Слезы мои отомсти аргивянам стрелами твоими!»[6] Аполлон тут же спустился с вершины Олимпа, пышущий гневом, ночи подобный, неся лук и колчан. Остановившись вблизи лагеря ахейцев, бог выпустил стрелу, и его серебряный лук издал удивительный звон. Своими смертоносными стрелами бог-стреловержец поразил сначала мулов и бродячих псов, а затем и людей. Много пылало погребальных костров в стане ахейцев. И так продолжалось девять дней. «Девять дней на воинство божие стрелы летали»[7]. На десятый день Ахилл собрал весь народ, и прорицатель Калхас поведал людям, чем раздражен Аполлон: бог разгневался из-за своего жреца Хриса, которого оскорбил Агамемнон, — «обесчестил его Агамемнон, дщери не выдал ему и моленье и выкуп отринул»[8]. Агамемнону пришлось уступить. Он пообещал отдать Хрсеиду отцу.

Однако за Хрисеиду царь потребовал другой дар:

Ахилл пообещал удовлетворить пожелание царя, но лишь тогда, когда падет Троя. А сейчас вся добыча из захваченных городов уже разделена. Отнимать же у людей то, что им дано, не подобает.

Но речи Ахилла только разгневали Агамемнона. Царь пригрозил: если ему не принесут дар, который бы ему понравился и был достоинством равен Хрисеиде, он сам выберет то, что захочет, и возьмет силой — будь то дар Ахилла, либо Аякса, либо Одиссея!

Возмутившись корыстолюбием царя, Ахилл обрушился на него с гневной речью. «Ты, — сказал он ему, — царь, облеченный бесстыдством, коварный душою мздолюбец»[11], кто тебе поверит, когда нужно будет отправляться в поход или вступать в бой с врагом? Я не за себя пришел сражаться и вовсе не из мести троянцам. Они передо мной ни в чем не виноваты. Никогда они не угоняли — моих быков или коней, никогда не топтали нивы во Фтие, ибо «беспредельные нас разделяют горы, покрытые лесом, и шумные волны морские»[12]. Нет, мы все — пришли воевать за тебя. Ты же ничего не ценишь, все презираешь. Ты угрожаешь, что отнимешь мою добычу. Но я — получил ее от ахейцев за ратные подвиги. Тягчайшее бремя войны всегда ложится на мои плечи, но при дележе добычи троя доля всегда богаче. А я, уставший от войны, не ропща возвращаюсь в стан с даром скромным, хотя и милым сердцу. Но сейчас я отправляюсь домой, во Фтию. Для меня лучше вернуться домой на быстрых кораблях, чем добывать здесь для тебя богатства! «Посрамленный тобою, я не намерен тебе умножать здесь добыч и сокровищ!»[13]

Агамемнон отвечал ему на это:

— Что ж, беги, если такова твоя воля! Я не прошу тебя оставаться ради меня. Есть другие, «честь мне окажут они»[14]. Мне поможет Зевс! Из всех царей ты мне более всех ненавистен! Тебе приятны только вражда, да раздоры, да битвы. «Храбростью ты знаменит, но она дарование бога»[15]. Беги со своими кораблями и дружиной! Царствуй над мирмидонянами. Мне нет дела ни до тебя, ни до твоего гнева. Но только предупреждаю тебя: коль скоро Аполлон требует, чтобы я возвратил Хрисеиду, я отошлю ее на моем корабле с моей дружиной, но взамен возьму из твоего шатра прекрасную Брисеиду, твою добычу. Возьму, дабы ты понял, что я могущественнее тебя, и дабы никто не смел со мной равняться или мне перечить!

Обидно стало Ахиллу. Сердце его разрывалось на части — выхватить острый меч, поднять войско и убить царя или обуздать свой гнев и смириться? Пока Ахилл колебался, пока извлекал из ножен страшный свой меч, с неба слетела Афина, ниспосланная белорукой богиней Герой, которая сердцем любила и охраняла обоих мужей — Агамемнона и Ахилла. Став за спиной Ахилла, никем не видимая, Афина схватила героя за русые кудри. Ахилл испугался, оглянулся назад и узнал дочь громовержца Афину Палладу. «Страшным огнем ее очи горели»[16]. Светлоокая богиня остановила сына Пелея, она запретила проливать кровь и велела вложить меч в ножны.

«Злыми словами язви, но рукою меча не касайся»[17], — так повелела она. Покорясь слову богини, Ахилл вложил в ножны свой огромный меч и так сказал:

Афина вознеслась на Олимп, а Ахилл снова суровыми словами, не обуздывая гнев, обрушился на Агамемнона:

— Ты, пьяница с песьими глазами и сердцем оленя![19] Тебе никогда не хватало отваги, взяв оружие, вместе с воинами кинуться в бой. Ты никогда не дерзнул пойти в засаду с храбрейшими мужами. Для тебя это смерти подобно. Легче, конечно, грабить тех, кто посмеет тебе прекословить. Ты царь над трусами, не то обида, которую ты мне нанес, была бы последней в твоей жизни.

И поклялся Ахилл страшной клятвой, поклялся своим скипетром:

— Время придет, и сыны ахейцев, все до единого, пожелают возвращения Ахилла. Ты бессилен будешь им помочь. Многие падут от руки Гектора. А ты истерзаешься душой и горько пожалеешь, что обесславил храбрейшего из ахейцев.

Так он сказал и, бросив на землю свой скипетр, украшенный золотыми гвоздями, сел меж царями[20].

А позднее, когда уже разошлось собрание ахейцев и Агамемнон отослал Хрисеиду к отцу, по приказу царя к Ахиллу отправились два гонца, чтобы отнять у него прекрасную пленницу. Гонцы неохотно шли вдоль берега моря к шатрам и кораблям мирмидонян. Ахилла они нашли сидящим около своего шатра напротив черного корабля. Герой был погружен в думу. Он не выказал радости при появлении гонцов, которые смутились и в почтительном страхе не смели выговорить ни слова. Ахилл первый обратился к ним:

— Здравствуйте, мужи-глашатаи, вестники Зевса и смертных! Станьте ближе. Вы ни в чем предо мной не повинны. Это Агамемнон послал вас за Брисеидой. Друг Патрокл, выведи и отдай прекрасноланитную деву. А вас я прошу: будьте свидетелями этой несправедливости перед богами, и перед людьми, и перед неистовым царем. Ведь придет время, и настанет нужда во мне. Кто, кроме меня, спасет войско ахейцев от позорнейшей смерти?

Так он сказал, и Патрокл покорился его воле — вывел из шатра прекрасную пленницу и отдал ее послам. И те повели опечаленную Брисеиду по берегу моря мимо вытянувшихся вдоль берега ахейских кораблей.

Между тем троянцы, ободренные тем, что ахейцы лишились храбрейшего из своих мужей, стали наступать. Никто ни Диомед, ни Менелай, ни Аякс, ни Идоменей, хотя каждый из них совершал великие бранные подвиги, — не мог заменить Ахилла. Тогда к царю мирмидонян были направлены послы, которые обещали ему бесценные сокровища — только бы он смирил свой гнев. Но Ахилл был непреклонен и оставался со своей дружиной около кораблей и шатров, хотя шум битвы с каждым днем приближался и становился все ужасней.

Наконец отряды троянцев вышли из города и, перейдя рвы, ворвались в лагерь ахейцев. Гектор уже просил дать ему пылающий факел, чтобы поджечь ахейские корабли. Только тогда Ахилл уступил мольбам Патрокла. Сам он, правда, не вышел на поле брани, но дал согласие, чтобы Патрокл возглавил мирмидонян и спас ахейцев от окончательного разгрома. Ахилл дал Патроклу свои доспехи и оружие, но строжайше запретил ему вступать в бой с Гектором. Патрокл ослушался и заплатил за свою храбрость жизнью — Аполлон оглушил его во время поединка и благодаря этому Гектору удалось его убить.

Так гнев Ахилла обратился против него самого. За свое упрямство он заплатил жизнью любимейшего друга. Царь мирмидонян понял это, когда было уже слишком поздно. Громко рыдал он над телом Патрокла. Теперь Ахилл принял протянутую ему для примирения руку Агамемнона, он решил укротить свое гордое сердце. Ему вернули Брисеиду и сокровища, а новые доспехи, взамен тех, которые он отдал своему другу и которые с убитого им Патрокла снял Гектор, для него выковал сам Гефест. Это был «доспех велелепный, дивный, какой никогда не сиял вкруг рамен человека»[21].

Охваченный желанием отомстить за друга, Ахилл ринулся в бой.

Разъяренный герой оттеснил троянцев. Защитники Трои отступили и скрылись за стенами своего города, все, кроме Гектора. Тщетно молили юношу отец — царь Приам, мать — царица Гекуба и жена Андромаха скрыться. Гектор не послушал их: «Стыд мне, когда я, как робкий, в ворота и стены укроюсь»[23]. Ослепленный и обманутый враждебно настроенными к нему богами, Гектор отважно вышел на бой с Ахиллом. В жестоком поединке с великим ахейским воином, значительно превосходившим его силой, юноша Гектор погиб на глазах у отца, матери и всех жителей города, бессильно взиравших на единоборство со стен Трои.

Однако Ахилла не обрадовала победа — он горько оплакивал друга. Вскоре были устроены пышные похороны — тело Патрокла сожгли на костре.

После похорон состоялись состязания колесниц, кулачные бои, поединки и другие погребальные игры. Наконец наступила ночь. Людей сморил сон, только Ахилл продолжал безутешно рыдать.

В эту ночь Ахилл так и не заснул. Встав с ложа, он пошел бродить, но берегу моря. Там он встретил зарю, осветившую берег и мере. Тогда Ахилл запряг в колесницу быстроногих коней и, привязав сзади тело Гектора, погнал коней. Жалость охватила бессмертных богов, взиравших на такое поругание. Они стали убеждать Гермеса похитить тело. Но другие боги — Гера, Посейдон и блистательноокая Афина — воспротивились похищению:

В чем состояла вина сына Приама и брата Гектора Париса? За что гневались боги, в особенности Гера и Афина, на юношу Париса, а заодно на святую Трою и весь народ троянский? Дело в том, что Парис, его называли также Александром, оскорбил двух богинь — Геру и Афину, — назвав прекраснейшей Афродиту. С этого начались все беды, о которых мы будем говорить дальше, а пока вернемся к событиям десятого года Троянской войны.

Двенадцать дней глумился Ахилл над телом убийцы своего друга. Наконец за Гектора вступились Аполлон и сам повелитель бессмертных Зевс. Зевс повелел Ахиллу вернуть тело Гектора отцу. Эту весть принесла Ахиллу его мать, морская богиня Фетида. Тем временем, по повелению Зевса, к Приаму явилась вестница бога Ирида, которая убедила царя пойти с дарами к Ахиллу и выкупить сына. Приам приказал запрячь для себя колесницу, а его дети приготовили воз с богатым выкупом. Вечером двенадцатого дня Приам, сопровождаемый Гермесом, посланным ему в помощь Зевсом, подошел к шатру Ахилла. Старец,

Он молит отдать ему тело любимого сына.

Тронутый горем отца, Ахилл приказал омыть тело Гектора и покрыть его великолепной ризой. Старцу же он предложил ужин и ложе для ночлега. Ахилл пообещал Приаму девять дней, пока не совершится погребение Гектора, не возобновлять сражений.

О гневе Ахилла, о том, как этот гнев обернулся против самого героя, не желавшего его смирить, о том, как мстительность и злоба уступили место жалости и состраданию, рассказывает «Илиада». Таково содержание поэмы, которой начинается история европейской литературы.

«Илиада»

Название поэмы — «Илиада» — происходит от греческого Илиос, или Илион. Таково было второе название Трои, города, где происходили описанные в поэме события. Судя по названию, можно бы предположить, что поэма посвящена истории этого города, или по крайней мере ходу великой войны, разыгравшейся у его стен. На самом деле это не так. Действие «Илиады» укладывается в пятьдесят дней последнего, десятого года войны, причем подробно описываются лишь события нескольких дней. Открывается поэма прибытием жреца Хриса в лагерь ахейцев под Троей и его напрасными «мольбами вернуть ему дочь. Кончается погребением Гектора. О последующих событиях (под Троей погибнет Ахилл, на десятом году войны город падет) и о том, что предшествовало ссоре Ахилла с Агамемноном, в поэме сообщается весьма лаконично. Однако и этих сведений достаточно, чтобы составить себе представление о ходе и причинах событий.

Война — об этом говорится во многих местах «поэмы — ведется из-за прекрасной Елены, жены спартанского царя Менелая. Елену похитил Александр, или Парис, прибывший к царю Спарты в качестве гостя. Но почему Елена так покорно пошла за чужеземцем, почему бросила на родине маленькую дочь, дом, родителей, не говоря уже о муже? В «Илиаде» она то и дело сокрушается по этому поводу и словно бы удивляется самой себе, хотя истинной виновницей своего безумия и всех бед, от него происшедших, считает богиню Афродиту. Но почему богиня совершила все то, в чем ее винит Елена? И почему Афродита неизменно выступает как верный друг Александра и троянцев, которых неуклонно преследуют Гера и Афина? На эти вопросы «Илиада» отвечает лишь в одном месте, да и то не слишком четко. Вот что говорится в начале последней, двадцать четвертой песни «Илиады»:

И это все.

Но каким образом мог Александр оскорбить всесильных богинь? И какая нужда привела их в его сельский дом?

Три богини предстали перед царем-пастухом, прося его разрешить спор о том, кто из них самая прекрасная. Гера обещала ему богатство, Афина — мудрость, Афродита — наслаждения любви с красивейшей из смертных женщин. Ее-то Александр и признал прекраснейшей[30].

Вот причина гнева и обиды двух богинь. Вот почему во всех песнях «Илиады» Гера и Афина выступают как злые силы, жаждущие крови троянцев и гибели града Приама. Так же ненавидит троянцев Посейдон. Но его обида, как мы увидим, относится к весьма и весьма отдаленным временам.

Афродита выполнила свое обещание. Она сделала так, что Александр поплыл за море, в далекую Спарту. Там он с легкостью соблазнил жену Менелая Елену. Но брат Менелая царь Микен и предводитель всех ахейцев Агамемнон вместе с подвластными ему царями, в числе которых был и Ахилл, отправились в поход против Трои, чтобы отомстить за поруганную честь Менелая и отнять Елену и увезенные с нею сокровища. Никто не предполагал, что война затянется на много лет и будет столь кровопролитной.

Таким образом, для (Понимания истории Троянской войны (или, лучше сказать, легенды о ней) суд Александра-Париса имеет большое значение. Между тем «Илиада» о нем лишь едва упоминает! И если бы нам не был известен этот миф из других источников, и мы опирались только на беглое упоминание о нем в поэме, нам было бы трудно попять, о какой провинности Александра идет речь, и нелегко угадать, чем обидел юноша богинь и какое наслаждение обещала ему Афродита. Если автору «Илиады» не было нужды подробно об этом рассказывать, значит, его слушатели просто-напросто хорошо знали и эту легенду, и историю Троянской войны. В их памяти еще были живы все события, предшествовавшие войне и разыгравшиеся на протяжении тех десяти лет, пока она длилась, а также все, что произошло после погребения Гектора.

В глубокой древности существовало много легенд, преданий и поэм, посвященных войне между ахейцами и троянцами за прекрасную Елену. До наших дней полностью сохранились лишь две поэмы из троянского цикла. Это «Илиада» и «Одиссея». Остальные известны только по названиям или фрагментам, а также в изложении более поздних античных авторов.

Возникает весьма существенный вопрос: следует ли считать все эти мифы, предания и поэмы лишь плодом фантазии? Не содержатся ли в них отголоски важных исторических событий, относящихся к глубокой древности?

Чтобы ответить на этот вопрос, необходимо ознакомиться с данными современной науки о той эпохе, когда велась многолетняя война под степами Трои. То есть нужно сопоставить достижения истории, археологии, филологии, религиоведения со взглядом на ту эпоху автора «Илиады».

Такого сопоставления, полного и исчерпывающего, читатель не найдет в этой книге. Это невозможно прежде всего потому, что материал по этой теме необычайно обширен, попросту необозрим. Кроме того, возникающие проблемы очень сложны. Уже не одно столетие ученые разных специальностей исследуют «Илиаду» и древнейшую историю Греции. Плоды их трудов и споров составляют солидную библиотеку. Мы же в этой скромной книге коснемся лишь наиболее увлекательных моментов.

Отрывки из «Илиады» имеют своей целью напомнить наиболее важные и существенные сцены, картины и эпизоды войны. Сохранены, хотя бы отчасти, характерные для древней эпики повторы эпитетов и метафор, а также некоторые сравнения, позволяющие судить о поэтической технике и взгляде на мир людей, живших три тысячелетия назад.

Однако поскольку в «Илиаде», как мы уже говорили, описан лишь небольшой эпизод войны, возникла необходимость воспользоваться и другими источниками. При этом мы увидим, что некоторые мотивы троянского цикла в греческой мифологии и литературе на протяжении веков подверглись существенной трансформации. Для иллюстрации воспользуемся конкретным примером — посмотрим, что сообщает о детстве и юности Ахилла «Илиада» и как об этом рассказывают позднейшие предания.

Юность Ахилла и его судьба

Вот о каких событиях мы читаем в одиннадцатой песне «Илиады».

Герой Александр-Парис, муж прекрасной Елены, троежальной стрелой поразил в правое плечо сына знаменитого врача Асклепия, храброго воина Махаона, который и сам был лучшим врачом в лагере ахейцев. Старец Нестор, царь Пилоса, подхватил раненого на свою колесницу и отвез его к шатрам ахейцев.

Тем временем Ахилл, стоя на корме огромного корабля, наблюдал за ходом жаркого сражения. Он видел поспешное бегство ахейцев с поля брани. Ахилл был уверен, что еще немного и ахейцы придут обнять его колени и падут ему в ноги, умоляя забыть свой гнев. В какой-то момент царь увидел колесницу Нестора. Ему показалось, что в колеснице находится Махаон. Однако кони проскакали так стремительно, что он не успел разглядеть лица раненого. Желая удостовериться, он посылает в палатку к Нестору своего друга Патрокла. Нестор же, мудрый и опытный старец, не упустил случая, чтобы через Патрокла повлиять на Ахилла. Он напомнил Патроклу о том, что произошло более десяти лет назад. Готовясь в поход против Трои и собирая по всей плодоносной ахейской земле рать, Нестор и Одиссей пришли в богато обставленный дом Пелея. Был там и Патрокл, и его отец Менетий. Был и герой Ахилл. Стоя в ограде двора и сжигая в честь громовержца Зевса тучные бедра вола, отец Ахилла, престарелый Пелей, возливал темное вино из златого кубка на священное пламя. А Патрокл с Ахиллом поджаривали куски мяса. Нестор с Одиссеем остановились в воротах. Удивленный Ахилл бросился к ним, взял их за руки, привел в чертоги и, попросив воссесть, предложил угощение, какое гостям подобает. Когда же все насладились трапезой, Нестор обратился к юношам с речью, уговаривая Патрокла и Ахилла следовать за ними. «Вы пламенели на брань, а отцы наставляли вас мудро»[31]. Пелей наставлял своего сына всех превзойти и более всех отличиться. А Патроклу так сказал его отец Менетий:

И вот теперь Нестор хотел, чтобы Патрокл воспользовался своим влиянием на Ахилла, склонил его «на доброе» и помирил с Агамемноном. Сын Менетия принял к сердцу эти слова Нестора, но ему не удалось смирить гнев своего друга. Ахилл не вышел в поле, хотя троянцы все сильнее напирали на ряды ахейцев и уже приближались к их лагерю. О том, сколь бедственным было положение ахейцев, Патроклу рассказал Эврипил:

Лишь смерть Патрокла заставила Ахилла, терзаемого горем и жаждой отмщения, ринуться в бой.

Следует сказать, что ахейцы всячески стремились помириться с разгневанным Ахиллом. В песне девятой («Посольство») рассказывается о том, как по совету Нестора к Ахиллу отправились послы: Феникс, бывший наставник Ахилла, знавший его с детства, Аякс, Одиссей и два вестника. Придя в шатер Ахилла, Феникс рассказывает историю своей жизни, необычайно бурной и очень для нас интересной, поскольку в ней отражаются обычаи того времени.

Феникс был родом из небольшой горной страны, называвшейся Элладой. Позднее так стали именоваться нее собственно греческие земли. Его отец Аминтор, когда сын был уже взрослым, взял себе наложницу, грубо отвергнув жену. Обнимая колени сына, оскорбленная супруга молила «с девою прежде почить, чтобы стал ненавистен ей старец»[34]. Феникс выполнил просьбу матери. Узнав об этом, Аминтор проклял сына и призвал богинь мести, ужасных Эриний. Он просил Эриний сделать так, чтобы его сын не имел потомства.

Боги исполнили пожелание отца. Никогда у Феникса по было сына. В гневе он хотел убить отца, но боги укротили его гнев, вразумив его — какой будет позор, когда ахейцы прозовут Феникса отцеубийцей. Феникс смирился, но жить в одном доме с ненавистным отцом он с тон поры не мог. Друзья и родственники пытались уговорами и силой удержать его в отчем доме. Много и тучных овец, и волов было зарезано в доме, много выпито вина из кувшинов. Девять ночей провели друзья и родственники около Феникса, который так об этом рассказывает:

Но десятая ночь была темная, Феникс выломал двери, вышел из дома, перескочил через стену двора и, никем не замеченный, ни стерегущими его мужами, ни женами, бежал через обширные степи Эллады и пришел во Фтию, «овец холмистую матерь», к царю Пелею. Пелей принял его благосклонно и полюбил, «как любит родитель единого сына», дал ему богатство, вверил многочисленный народ, и тот жил, царствуя над долопами в дальних пределах Фтии. Там он воспитывал малолетнего сына царя, Ахилла, которого любил всем сердцем. И мальчик привязался к своему опекуну. Он не соглашался садиться за пиршественный стол, отказывался есть, пока Феникс не возьмет его на колени, не разрежет пищу и не поднесет к устам вино. Сколько раз маленький Ахилл заливал вином хитон своего воспитателя! Сколько забот и трудов перенес Феникс, думая так:

Посылая Ахилла под Трою, Пелей дал ему в спутники Феникса, который должен был оберегать его и во всем помогать, потому что юный герой был еще неопытен в сражениях и не участвовал в народных собраниях.

Так описывается в «Илиаде» юность Ахилла. Юноша вырос в доме отца, опекаемый Фениксом. Едва возмужав, он отправился в поход против Трои — по первому зову Нестора и Одиссея; он пошел по своей воле и с согласия Пелея.

И вот сейчас Феникс пришел к Ахиллу в качестве посла, чтобы умолять его смирить свой гнев и выйти на бой. Однако, как ни уважал Ахилл Феникса, он не внял его мольбам. Старцу было предложено остаться в доме Ахилла на ночлег. Гостеприимный хозяин приказал застелить ложе для Феникса овечьими шкурами, покрывалами и льняным полотном. Наступила ночь, и Феникс лег, ожидая прихода святой Денницы.

В нескольких местах в «Илиаде» упоминается Хирон, кентавр с головой, руками и грудью человека, туловищем и четырьмя ногами лошади. Он жил в лесу, на горе Пелион, в Фессалии. Мудрый, справедливый и благожелательный к людям, Хирон был наставником многих героев, в том числе Ахилла. Он научил Ахилла лечить раны травами, подарил Пелею огромное копье из ясеня, которое Ахилл взял с собой в поход на Трою. Ни у кого из ахейцев, даже у Патрокла, не было сил метнуть его.

Позднейшая греческая поэзия наделяет Хирона многими талантами. Он обучался врачеванию, музыке, гимнастике, искусству охоты и прорицаниям у Аполлона. Многих легендарных героев он обучил игре на музыкальных инструментах, а также военному делу, искусству охоты и врачеванию. Рассказывали, что именно Хирон посоветовал Пелею жениться на морской богине Фетиде. Он исцелил Ахилла, когда тот был еще ребенком. А было это так.

Стараясь сделать сына бессмертным, мать Ахилла Фетида днем натирала его амброзией, а ночью держала и огне. Однажды это увидел Пелей. Перепуганный, он выхватил ребенка из пламени, но правая ступня Ахилла уже была сожжена. Обиженная Фетида покинула дом мужа и ушла в морские глубины. Хирон вставил в правую ногу мальчика кость великана, погибшего много веков назад. По другой легенде, более поздней и более известной в настоящее время, Фетида окунула младенца в воду подземной реки Стикс, отчего тело Ахилла стало неуязвимым, за исключением пятки, за которую мать держала его.

Все эти легенды возникли много позже, может быть, через века после создания «Илиады». В поэме отсутствует еще один сюжет, ставший начиная с V века до н. э. чрезвычайно популярным и вошедший в наши дни во все известные изложения греческих мифов. Это рассказ о том, как Ахилл жил, переодетый в женское платье. Вот как передают этот миф послегомеровские легенды.

Полей, а может быть, Фетида, желая спасти сына от предсказанной ему гибели под Троей, спрятали его на острове Скирос, где, одетый в женское платье, он рос вместе с дочерьми царя Ликомеда. Ахилл пробыл на Скиросе несколько лет. Там его называли Пирра, что значит Рыжая — по цвету его волос. Однако здесь его нашел Одиссей, который вместе с Фениксом и Нестором прибыл на Скирос под видом купца. Разложив перед царевнами разные украшения, они положили рядом прекрасное оружие — копье и щит. Женщины бросились к украшениям, и только Пирра-Ахилл схватил бронзовое оружие. Так он выдал себя. После этого Ахилл ушел вместе с Одиссеем. На Скиросе остался его сын Неоптолем, рожденный одной из дочерей Ликомеда — Деидамией. Впоследствии Неоптолем отомстил троянцам за смерть отца.

Так гласит легенда. А что по этому поводу сообщает «Илиада»? Оплакивая смерть Патрокла, Ахилл вспоминает о сыне. Нет для него горя страшнее, чем гибель друга. Даже когда б он услышал печальную весть о смерти отца или милого сына, горе его не было б столь жестоким. А ведь прежде он надеялся, что один он погибнет под Троей, а Патрокл возвратится во Фтию. Он мечтал, что его друг увезет Неоптолема со Скироса, привезет его в отчий дом и все там покажет: владения, рабов и высокие палаты. Что же касается пребывания самого Ахилла на острове Скирос, то об этом в «Илиаде» говорится, что он «разрушил Скирос, град Эниея»[38]. Выходит, Ахилл был не другом и гостем жителей острова, а их злейшим врагом! Поэма не содержит подробного рассказа об этом эпизоде, поскольку он не имеет прямого отношения к ходу повествования. По всей вероятности, дело обстояло следующим образом: плывя на корабле в Трою, Ахилл по пути захватил остров и находившийся на нем город. Мужчин перебили, а красивейших женщин увели в плен. Одна из них, которую он либо оставил на острове, либо позднее приказал туда отвезти, родила ему сына.

Так послегомеровские легенды о жизни Ахилла до Троянской войны полностью расходятся с тем, что говорится в «Илиаде».

Возмужавший Ахилл сознательно и добровольно выбирает свою судьбу — в этом заключены трагизм и величие героя поэмы. Фетида предупредила сына, что его ждет двоякий жребий, о чем говорит и сам герой:

А ведь Ахиллу не были чужды мечты о мирной семейной жизни в родительском доме.

Если боги меня сохранят, и я вернусь в свой дом, говорил он, мой отец Пелен найдет мне благородную жену. Много и в Элладе, и во Фтии дочерей вельмож и властелинов земель и городов. Любую из них я назову милой супругой. Вот чего жаждет мое сердце — совершить брачный союз с непорочной милой супругой, насладиться богатством, собранным старцем Пелеем. Ибо ничто не сравнится с жизнью — ни сокровища, какими изобиловал Илион, процветавший в прежние, мирные дни, до нашествия ахейской рати; пи драгоценные предметы, находящиеся в храме Феба.

Ценя жизнь превыше всех сокровищ и зная, что под Троен ему грозит неминуемая гибель, Ахилл все-таки остается в лагере ахейцев. Он не отбыл на корабле на свою любимую родину, хотя с первой минуты, с самого начала ссоры с Агамемноном грозил, что поступит именно так. Он повторял свою угрозу не раз. И тем не менее остался — на верную гибель. И в последнюю, роковую минуту, когда царь мирмидонян на своей колеснице ринулся в бой, чтобы отомстить за смерть Патрокла, его конь Ксанф предостерегал его человеческим голосом. Понурив голову и уронив до земли свою пышную гриву, Ксанф провещал (вещим его сделала Гера):

Мрачно и гневно ответил коню Ахилл:

С этими словами, «с криком вперед устремил он коней звуконогих»[43].

Таким образом, Ахилл жертвует своим счастьем и жизнью. А что он ожидает взамен? Только одного — печной славы у потомков. Впрочем, и другие герои Илиады» считают самым драгоценным сокровищем посмертную славу.

Но каким образом в те времена можно было передавать потомкам память о своих подвигах? Кто передавал из поколения в поколение имена героев? Как можно било увековечить картину легендарных битв и войн?

Сказители

Когда три посла ахейцев — Феникс, Одиссей и Аякс — отправились к Ахиллу, чтобы умолять его смирить свой гнев, герой забавлялся игрой на форминге[44] — несложном музыкальном инструменте с четырьмя струнами, напоминавшем гитару. Эта изящно украшенная, отделанная серебром форминга попала к Ахиллу в качестве добычи, захваченной в городе Фивы.

Это единственное во всей «Илиаде» упоминание с прославлении героев в песнях. Любопытно, что здесь в роли сказителя выступает сам царь, один из главных действующих лиц поэмы, герой, славные подвиги которого, в свою очередь, станут содержанием чьей-то песни.

Зато в «Одиссее» мы находим подробный рассказ о певце-сказителе Демодоке, певшем свои песни на пиру у царя Алкиноя. Вспомним: одержав победу над Троей, почти все ахейские воины вернулись на родину. Большинство из них пережило в пути множество приключений. Они плавали по морям, боролись с грозными опасностями. Дольше других странствовал по свету Одиссей. Шли годы, а он все был вдали от своей родины Итаки, а ему так хотелось хотя бы увидеть дым, возносящийся над родным островом. И вот он попал на остров феаков, где его дружески встретил царь Ал киной. В честь гостя в царском дворце был устроен пир. Многоумный Одиссей, однако, не называл своего имени. Когда было роздано мясо и чаши наполнились вином, в залу вошел глашатай, ведя за руку чтимого в народе певца Демодока. Он усадил старца среди пирующих, под высокой колонной, к которой гот прислонился спиной, ибо Демодок был слеп.

Тогда многославный Одиссей взял кусок мяса со своего блюда, отрезал хребтовую часть и сказал вестнику:

— Пойди, глашатай, и отдай эту почетную часть изготовленной вкусно веприны Демодоку. Я хочу показать, что чту его несказанно. На всей земле люди глубоко уважают аздов, ибо их учила пенью сама Муза, любящая их благородное племя.

Так он сказал, и глашатай проворно отнес мясо Демодоку. Певец принял его благодарно. Прочие гости тоже приступили к еде. Когда все утолили голод и жажду, Одиссей обратился к Демодоку:

— Ты для меня выше всех смертных, Демодок. Видно, тебя учила дочь Зевса Муза, а может быть, сам Аполлон — так верно ты поешь о судьбе ахейцев, о том, что они совершили и какие беды претерпели. Можно подымать, что ты сам был там, среди участников, или узнал обо всем от очевидцев. Спой о деревянном коме! Воспой божественного Одиссея, который хитростью ввел его в Трою, наполненного ахейскими мужами. И они сокрушили святой Илион. Если ты сумеешь рассказать обо всем так, как было, я стану повторять перед всеми людьми, что боги одарили тебя божественным пеньем.

Так сказал Одиссей, и Демодок запел, вдохновленный богом. Он начал с того, как аргивяне (и так тоже называли греков)[46] бросили свой стан и, предав огню шатры, на кораблях отплыли в море. Те же, кто вместе со знаменитым Одиссеем укрылись в деревянном коне, были уже в городе. Сами его жители отворили коню ворота Илиона. Копь стоял в городе, а троянцы сидели вокруг в нерешительности. Было три мнения: пронзить копьями и разрушить громаду, докатить коня до акрополя и низвергнуть с утеса или оставить в городе как жертву вечным богам. Все решились на последнее. Так и поступили — ибо было предначертано богами, что город падет, когда в него войдет деревянный конь, внутри которого будут укрываться доблестнейшие из аргивян, приготовившие троянцам черную участь и смерть.

Потом Демодок рассказал, как ахейцы вышли из своего укрытия, ворвались в город и разрушили Трою, как Одиссей, подобный самому Арею[47], вместе с божественно-грозным Менелаем бросились к дому Деифоба, где жила Елена, ставшая после смерти Париса женой Деифоба, и как наконец они победили, подкрепленные великой Афиной[48].

Так передает «Одиссея» рассказ слепого певца-сказителя, прославлявшего подвиги героев на пиру у фракийского царя Алкиноя. Именно такие певцы-аэды и были на протяжении веков хранителями легенд и преданий о подвигах героев. Их песни, посвященные обычным для того времени событиям: войнам, сражениям, грабительским набегам, — поднимались до уровня высочайшей поэзии.

Аэды читали нараспев под аккомпанемент форминги на пирах у знатных и богатых людей, во время игр и религиозных празднеств. Они излагали события свободно, надеясь только на свою память, потому что в тот период, когда деятельность аэдов развивалась особенно бурно, в XII–VIII веках до н. э., в Элладе еще не существовало письменности. Древнейшее письмо (мы называем его микенским или линейным Б) к XII в. было уже забыто. Новое же, заимствованное у финикийцев, начало распространяться лишь в VIII веке до н. э… Вот почему, произнося героическую песнь, аэд всякий раз вносил в нее нечто новое, хотя основное содержание и мотив повторялись, а язык и стиль оставались почти неизменными.

Существовавший в те времена «поэтический язык был прекрасным помощником певцов-аэдов, которые в своей речи использовали большое число готовых, сложившихся рифм, постоянных эпитетов, метафор. Таким образом, можно сказать, что поэтическое повествование было плодом не столько вдохновения, сколько образованности и выучки. Эти постоянные рифмы вырабатывались и оттачивались в языке сказителей веками. Целые стихи заучивались наизусть. В итоге все певцы рассказывали приблизительно одно и то же, притом чуть ли не в одинаковой форме, в соответствии со схемами, апробированными на протяжении веков. Индивидуальность автора почти не проявлялась, она была заведомо ограничена. Удачный поэтический прием становился достоянием всего клана певцов.

Консервативность и обезличенность творчества аэдов, использование сложившихся ритмических рифм и элементов традиционного фольклорного повествования способствовали тому, что на протяжении веков почти неизменными оставались трактовка описываемых событий, образы и даже сам текст сказаний. Повторяющиеся рифмы, прочно закрепившиеся в памяти певцов-сказителей, приобретали чуть ли не бессмертие. Их повторяли и тогда, когда отдельные слова становились непонятными не только слушателям, но и самим аэдам.

Неоднократно делались попытки объяснить возникновение «Илиады» и «Одиссеи» исходя из сходства между этими поэмами и героическими эпопеями раннего средневековья — германской «Песнью о Нибелунгах», древнеанглийским «Беовульфом» и старофранцузской «Песнью о Роланде». Для сравнения привлекали также творчество народных сказителей, которых до самого последнего времени можно было встретить во многих странах, особенно у южных славян. Однако почти все ученые XIX века, пытавшиеся сделать на основании этих сопоставлений какие-либо выводы, вынуждены были ограничиться заключениями самого общего характера. Предпринимавшиеся попытки трактовать «Илиаду» и «Одиссею» как вполне оригинальные произведения индивидуальных творцов, сразу записанные, представляются неубедительными. В противном случае не было бы разницы между историей создания «Илиады» и, например, поэмы А. Мицкевича «Пан Тадеуш». Длительное и внимательное изучение древних героических поэм привело исследователей к выводам, которые сейчас можно считать общепринятыми. Прежде всего ученые единодушно считают, что «Илиада» первоначально не была закреплена на письме, а представляет собой результат устного творчества и создана в русле устойчивой фольклорной традиции, уходящей корнями в глубокую древность. Отдельные ее песни передавались из уст в уста им протяжении многих поколений.

Эта точка зрения высказывалась давно, но бесспорные доказательства в ее пользу впервые выдвинул великий американский ученый М. Перри, чьи открытия явились поворотным пунктом в гомероведении. Труды Перри не сразу встретили признание. Его первая обширная работа, изданная в 1928 году (по-французски), не вызвала особого интереса. Лишь после второй мировой войны (и после смерти ученого в 1935 году) его идеи были оценены по достоинству. Мы не будем вдаваться в подробности и обсуждать конкретные детали и исследовательский метод Перри. Для этого необходимо знание древнегреческого языка и основ гекзаметра — стиха, каким сложена поэма. Потребовались бы также многочисленные статистические выкладки и табличные сведения. Общий результат исследований Перри можно кратко изложить следующим образом.

Язык древнегреческих поэм представляет собой богатейшую сокровищницу готовых традиционных формул, эпитетов и речевых оборотов. Аэды пользовались ими так же, как позднейшие (и современные) поэты отдельными словами. Это существенно облегчало задачу сказителя. Выступая перед своими слушателями, аэды имели возможность сосредоточить внимание только на самом предмете повествования, поскольку в их памяти уже имелся набор готовых формул для описания различных ситуаций и характеров.

Многочисленные повторения составляют около трети текста «Илиады». Повторяются постоянные эпитеты: все вожди «божественные», «вскормленные богами»; ахейцы — «прекраснопоножные»; Зевс «молневержец», «тучегонитель»; Аполлон — «сребролукий», «далекоразящий»; Агамемнон — «пастырь народов», «владыка мужей»; Ахилл — «быстроногий»; Одиссей — «многохитрый»; Парис — «богу подобный»; Елена — «лепокудрая». Повторяются стихи, характеризующие одинаковую ситуацию: «Так произнесши, воссел…», о сраженном в бою воине: «С шумом на землю он пал». Прямая речь вводится несколькими формулами: «Быстрые речи крылатые он устремил к…».

Приведем в качестве иллюстрации строки из седьмой песни «Илиады», где описывается совет троянцев.

Постоянные эпитеты и готовые формулы повторяются десятки, иногда сотни раз. Украшающие эпитеты вместе с именами, которые они определяют, чаще всего занимают фиксированное место в стихе и не зависят от излагаемой в данном случае ситуации. Ахилл назван «быстроногим» не только в тех случаях, когда он мчится по полю битвы, но и когда он выступает в народном собрании или принимает в своем шатре послов.

Важно подчеркнуть еще и следующее: аэд располагал повторяющиеся рифмы и эпитеты не вполне произвольно, но в соответствии с определенными законами, так что в каждый момент в его памяти всплывала нужная фраза.

Аэды были мастерами-виртуозами устной поэзии. Своему искусству они обучались долгие годы. Как и в других профессиях, в этом искусстве мастерство передавалось из поколения в поколение, часто в одной семье.

Все изложенное опровергает существующие ошибочные представления, связанные с термином «народная эпика». Конечно, если считать «народным» лишь творчество абсолютно стихийное, свободное от школьной традиции, искусство аэдов нельзя назвать народным, ибо оно являлось итогом, вершиной древней утонченной духовной культуры. В то же время древнегреческие виртуозы слова — это люди простые, происходившие из низших социальных слоев. Они пели при дворах богатых и знатных людей, героями их повествований были цари и вожди, но их песни понимали самые разные слушатели, все, кто в долгие осенние или зимние вечера собирался у очага в мегароне — главной комнате богатого дома. Да и существовала ли в то время разница между образованностью царя и пастуха? Вот почему нет оснований называть эту поэзию «придворной», так же как бессмысленно говорить, что она «народная».

Перри не только предложил теорию, он, вслед за своими предшественниками — исследователями конца прошлого — начала нынешнего столетия, — занялся изучением еще живой в то время — в годы, предшествовавшие второй мировой войне, — эпикой южных славян. В 1933 году он начал собирать, записывать на граммофонные пластинки песни югославских народных сказителей. Эту работу продолжили его ученики. Первый том материалов, собранных Перри и его последователями, появился в 1954 году.

Сходство между древнегреческой и сербской эпической поэзией очевидно. Творения сербских певцов до самого последнего времени передавались только из уст в уста; притом, как правило, людьми, не умеющими ни читать, ни писать. Более того, Перри показал, что сказитель, обучившийся грамоте, очень скоро теряет способность запоминать и импровизировать! Сербские песни рассказывают о подвигах древних героев, о спорах и поединках между ними, о войнах с турками, то есть о событиях начиная с XIV века. В сербских песнях, как у Гомера, встречаются многочисленные повторы и постоянные эпитеты. Есть, конечно, и серьезные различия. Взять хотя бы тот факт, что сербские певцы не владели такой совершенной стихотворной формой, каким был греческий гекзаметр. Различны также и исторический фон, и культурные традиции.

Можем ли мы более подробно говорить о тех певцах, которым обязаны возникновением «Илиады» и «Одиссеи»? Да, потому что творчество аэдов изучено достаточно тщательно.

Гомер

Как мы уже говорили, творчество аэдов достигло наивысшего расцвета в XII–VIII веках до н. э. Это не значит, что певцов-сказителей не существовало раньше или позднее. Творчество аэдов уходит своими корнями в великую и славную эпоху, которую мы называем микенской. (Так в современной науке принято называть период древнегреческой истории XVI–XII веков до н. э..) Одним из главных политических и культурных центров в тот период были Микены, расположенные на Пелопоннесском полуострове в области Арголида. В «Илиаде» микенский царь Агамемнон выступает как верховный вождь всего греческого воинства. В Микенах по сей день сохранились развалины большого замка, в царских могильниках которого археологи обнаружили неисчислимые сокровища.

Именно о микенской эпохе пойдет речь в данной книге, поскольку этот период составляет исторический фон большинства греческих мифов, в том числе повествующих и Троянской войне. В ту эпоху возникли не только многие легенды, по и языковые формулы, благодаря поэзии аэдов сохранившиеся неизменными на протяжении столетий. Хотя микенский мир пришел в упадок уже в XII веке до н. э., память о его царях, героях, войнах и дворцах продолжала жить в преданиях, песнях, поэмах.

Тематика эпических песен весьма разнообразна. Например, Демодок. воспевавший на пиру у Алкиноя воинские подвиги ахейцев под Троей и разрушение Илиона, в «Одиссее» рассказывает веселую историю о любви Арея и Афродиты, застигнутых на месте преступления ревнивым мужем Гефестом. Герои «Илиады» и «Одиссеи» часто вспоминают о великих походах и войнах прошлого: о походе семи царей против Фив[50], о плавании аргонавтов за золотым руном[51], о Калидонской охоте[52]. Всем этим преданиям были посвящены эпосы, подобные «Илиаде» и «Одиссее», по значительно более древние, чем эти две великие поэмы. К сожалению, все древнейшие эпосы погибли. Сохранились лишь две знаменитые поэмы Гомера, позволяющие нам судить о творчестве многих поколений аэдов. Хотя обе поэмы со времен глубокой древности приписываются одному автору, совершенно очевидно — и это легко доказать, — что они возникли неодновременно. «Одиссея» моложе «Илиады» по меньшей мере на несколько десятков лот. Но даже когда речь идет об «Илиаде», авторство Гомера не представляется бесспорным.

Известно, что имя Гомера в древности глубоко почиталось. Однако сведения о нем чрезвычайно скудны. Существовали всевозможные биографии поэта, но они относились к более позднему времени, содержали массу противоречивых данных и были, мягко говоря, в значительной степени фантастичны. Уже в древности, о чем сообщает античное двустишие, за право называться родиной величайшего греческого поэта «спорили семь городов». В действительности таких городов-претендентов было по меньшей мере двадцать, поскольку в состав упомянутой семерки входили то одни, то другие города. Ненадежны и попытки древних авторов определить даты жизни Гомера. Высказывалось предположение, что он был современником описанных им событий, то есть жил во времена Троянской войны, которая, по наиболее распространенному мнению, велась около 1200 года до н. э. (о датировке событий Троянской войны позднее и этой книге будет более подробный разговор). Согласно другим авторам — а их несомненное большинство, — Гомер жил спустя несколько столетий после падения Трои. Критический анализ тех сведений о личности Гомера, которые содержатся в древних источниках, покапывает, что заслуживает внимания лишь следующее.

По всей вероятности, между 800 и 750 годами до пашен эры жил некий аэд, чье имя звучало так: Мелесиген. Происходя из города Смирна на побережье Малой Азии, Мелесиген много лет прожил на острове Хиос. Он хорошо знал район, где некогда высилась Троя. Возможно, что поэт какое-то время находился мри дворе некоего знатного человека, род которого восходил к одному из героев Троянской войны. Мелесигену принадлежит идея: выделить из большого числа героических песен и легенд один из эпизодов — гнев Ахилла и его пагубные последствия — и положить его в основу сюжета эпопеи. Выстраивая композицию своего произведения, автор проявил большое мастерство и изобретательность. Все в поэме связано, взаимообусловлено и монтировано. Поэт стремится подробно объяснить причину развития событий именно так, а не иначе. Создается впечатление, что он испытывает особое удовольствие, обосновывая те или иные события. Фактов случайных, монтировка которых представляла бы для него трудности, он избегает. Даже поступками богов руководят не ноля случая и не прихоть, а определенные побуждения и желание достичь конкретной цели, помочь тому или иному пароду. Автор «Илиады» не был оригинален в области языка, стилистики и стихосложения. Поэтическое мастерство досталось ему в наследство от многих поколений предшественников, певцов-сказителей древности. Это ему, несомненно, принадлежит заслуга создания стройной, четко продуманной композиции. Так на основе внимательного изучения «Илиады» нам удалось сделать ряд выводов относительно творчества поэта, о котором другие источники нам почти ничего не говорят. Не приходится удивляться тому, что сведения о Гомере так скудны и ненадежны. Ведь он был лишь аэд, и современники относились к нему как к ремесленнику, слагающему стихи и поющему песни. В одном месте «Одиссеи» как равные перечисляются: прорицатель, врач, плотник и т. д. В те времена поэт, творческая личность, еще не был окружен особым уважением и почитанием.

В 1795 году немецкий филолог Фридрих Август Вольф в своей книге «Введение к Гомеру» высказал мнение, что «Илиада» и «Одиссея» — это собрание отдельных песен. Ученый выступил с утверждением, что такие крупные поэмы не могли создаться в известной нам форме, не будучи зафиксированы на письме. А поскольку в ту эпоху в Греции письменность не существовала, первоначально должны были возникнуть лишь короткие песни, рассчитанные на устное воспроизведение. Эти песни варьировались и видоизменялись до тех пор, пока в VI веке до н. э. не были сведены воедино и записаны. Со времен Вольфа появилось огромное множество филологических трудов, развивавших его идеи. Их авторы с высокой эрудицией и изобретательностью выявляли первоначальные тексты, которые позднее вошли в состав «Илиады» и «Одиссеи». Иными словами, дело изображалось так, словно великие литературные произведения создаются подобно тому, как в наши дни нередко пишутся научные сочинения — посредством переложения чужих мыслей. Используя такой прием, нетрудно из двенадцати книг скомпоновать тринадцатую, столь же заурядную, как те двенадцать.

Сейчас мы отказались от наивного и, по сути дела, поверхностного толкования такого поэтического шедевра, каким является «Илиада». Вместе с тем в настоящее время никто уже не утверждает, будто Гомер является автором поэмы от первой строки до последней. Эпопея, которая возникла как произведение устного творчества, претерпевала изменения. И даже если она сравнительно рано — возможно, уже в VIII веке до н. э. — была закреплена на письме, позднее в нее могли включаться отдельные стихи и эпизоды, не нарушавшие строго продуманной композиции и стройной организации всего материала. И вообще — что такое авторство в эпоху аэдов? Ведь стиль, формулы, мотивы, повторяющиеся описания были общим достоянием. Каждый аэд достаточно свободно пользовался достижениями и находками многих поколений своих предшественников. Выстраивая свое повествование, певец вплетал в него древние песни. При этом он сознавал, что так же обойдутся с его творением другие поэты-сказители. М. Перри показал в своих трудах, что многие поколения певцов-сказителей в состоянии сохранить на века даже весьма обширные эпические произведения.

Что же касается идеи — сделать гнев Ахилла организующим началом эпоса, — то она, несомненно, зародилась в голове определенного, конкретного поэта.

Форма же, мотивы, стилевые особенности определялись древнейшей традицией. Таким образом, говоря «Гомер», мы выражаем свое преклонение перед памятью многих поколений анонимных певцов.

«Киприи»

Гомеру в древности приписывались не только «Илиада» и «Одиссея», но и другие произведения: гимны богам, эпиграммы и даже шутливая поэма «Война мышей и лягушек». Говорили, что ему принадлежит цикл поэм о начале и конце Троянской войны, т. е. о тех событиях, которые в «Илиаде» лишь попутно упоминаются. Называли, правда, и имена других авторов. Так, в IV веке до н. э. в своем трактате о поэзии Аристотель писал о принципиальном отличии произведений Гомера от цикла поэм, представлявших всю цепь событий Троянской воины, начиная от ее причин и кончая падением Трои.

«Гомер и в этом отношении при сравнении с другими может показаться божественным; ведь он и не попытался изобразить всю войну, хотя она имела начало и конец. Его поэма могла бы выйти в таком случае слишком большой и неудобообозримой или, получив меньший объем, запутанной вследствие разнообразия событий. И вот он, взяв одну часть (войны), ввел много эпизодов, напр., перечень кораблей и другие эпизоды, которыми разнообразит свое произведение. А другие поэты группируют события вокруг одного лица, одного времени и одного многосложного действия, например, автор «Киприй» и «Малой Илиады»[53].

Названные Аристотелем поэмы принадлежат к Троянскому циклу. Великий философ, вопреки более ранней традиции, считал очевидным, что поэмы Троянского цикла не могут быть творениями Гомера, поскольку с точки зрения концепции и композиции они разительно отличаются от «Илиады». Без сомнения, Аристотель прав, хотя нам трудно составить себе полное представление об этих поэмах, поскольку ни одна из них до нас целиком не дошла, и мы судим лишь на основании небольших фрагментов и кратких изложений. Мы даже не имеем возможности ответить на вопрос о том, когда они возникли — до «Илиады» или после нее.

Наиболее известная из этих поэм — «Киприи». В качестве ее авторов помимо Гомера называли Гегесия и Стасина, о которых мы ничего не знаем, кроме их имен.

Вот содержание этой поэмы, восстановленное на основе упоминаний в произведениях древних авторов.

Отягощенная избытком людей, Земля обратилась за помощью к Зевсу. Поглядев на Землю, бог сжалился над пей и решил облегчить ее участь, вызвав кровопролитные воины. Первой из этих войн стал поход семерых царей против Фив. Вторая возникла в результате спора между тремя богинями. Этот спор разгорелся во время пира на свадьбе морской богини Фетиды и царя Фтии смертного Пелея. На свадьбу Фетиды и Пелея были званы все олимпийские боги, кроме богини раздора Эриды. Раздосадованная богиня с ведома Зевса подбросила собравшимся гостям золотое яблоко с надписью «прекраснейшей». Три богини одновременно протянули руки за яблоком: супруга Зевса Гера, его дочь Афина и богиня любви Афродита. Небожительницы обратились к Зевсу, чтобы он решил, кому должно достаться яблоко. Зевс повелел, чтобы они в сопровождении Гермеса отправились на гору Иду, расположенную в Малой Азии, к югу от Трон, где в это время пас стада прекрасный юноша, сын троянского царя Приама Парис. Он-то и должен был решить спор. Каждая из богинь старалась склонить юношу на свою сторону. Гера обещала ему власть и богатство, Афина — мудрость и военную славу, Афродита — любовь самой прекрасной женщины на земле-Елены. Парис вручил яблоко Афродите.

Вскоре после этого Парис, носивший второе имя — Александр, вернулся в Трою и начал строить большие корабли, на которых отправился в далекое плавание. Его брат Гелен и сестра Кассандра, обладавшие даром провидения, с самого начала предсказывали, что этот поход принесет Трое неисчислимые бедствия. Однако Александр остался непреклонен.

И вот троянский царевич высадился на побережье Лаконии и был дружелюбно принят царем Менелаем в его столице Спарте. Но когда Менелай отбыл на остров Крит, Парис с помощью Афродиты соблазнил и увлек за собой прекрасную Елену. Кроме того, он погрузил на свои корабли и сокровища, похищенные им в гостеприимном доме спартанского царя.

Братья Елены, Кастор и Полидевк, в это время находились вдали от дома. Они участвовали в грабительском набеге. Надо сказать, что разбой r те времена являлся обычным занятием молодых царевичей. Когда похитители гнали перед собой захваченные стада, их настигли владельцы скота. Началась схватка. Преследователей удалось отбросить, но Кастор погиб. Так смерть разлучила братьев, которые никогда прежде не расставались. Сжалившись над близнецами, Зевс даровал им бессмертие[54].

Между тем посланница Зевса Ирида сообщила Менелаю о том, что произошло в его отсутствие в Спарте. Менелай обратился за помощью к своему брату Агамемнону, царю соседней со Спартой Арголиды. Без согласия Агамемнона — верховного вождя всех ахейских племен — нельзя было начинать войну. Затем Менелай отправился в город Пилос, расположенный на западном побережье Пелопоннеса, чтобы посоветоваться с его царем старцем Нестором, мнением которого все очень дорожили. После этого совещания собрались ополчения царей почти всех областей Греции. Правда, не все спешили, покинув свой дом, отправиться в далекое морское путешествие, чтобы отомстить за обиду Менелая. Царь острова Итака Одиссей прикинулся даже сумасшедшим, надеясь, что благодаря этому его оставят в покое. Однако нашелся человек, родственник Менелая Паламед, который разоблачил Одиссея и пригрозил смертью его малолетнему сыну. После этого Одиссеи, естественно, согласился принять участие в походе.

Итак, были собраны греческие цари с их дружинами, и Агамемнон возглавил поход против Трои[55].