Книга вторая Агамемнон

Авлида

Дальнейшие события, рассказанные в «Киприях», протекали так.

Когда войско ахейцев собралось, флот остановился в небольшом заливе около города Авлида, у северных берегов Беотии, напротив Эвбеи, там, где пролив между островом и материком наиболее узок. Прежде чем выйти в открытое море, греческие воины на святых алтарях под явором принесли жертвы богам. Вдруг явилось чудо, о котором в «Илиаде» рассказывает Агамемнон:

… Дракон, и кровавый, и пестрый,

Страшный для взора, самим олимпийцем на свет извлеченный,

Вдруг из подножья алтарного выполз и взвился на явор.

Там, на стебле высочайшем, в гнезде, под листами таяся,

Восемь птенцов воробьиных сидели, бесперые дети,

И девятая матерь, недавно родившая пташек;

Всех дракон их пожрал, испускающих жалкие крики.

Матерь кругом их летала, тоскуя о детях любезных;

Вверх он извившись, схватил за крыло и стеняшую матерь[56].

Безмолвно стояли пораженные воины. Тогда выступил прорицатель Калхас. Он истолковал это знаменит так: греки будут воевать девять лет и только на десятый год победят троянцев.

Между тем прошло еще немало лет, прежде чем началась война у стен Трон. Как сообщается в «Киприях» — корабли ахейцев, выйдя из Авлиды. отправились на восток, к берегам Малой Азии. Не зная пути в Трою, греки вначале ошибочно приплыли в Мисию, страну, расположенную много южнее Трои. Здесь, на берегу реки Кайк. находился город Тевфрания. Уверенные, что они находятся на землях троянцев, ахейские воины ворвались в город и начали грабить. Однако им пришлось встретиться с серьезным противником — сыном Геракла Телефом, женатым на дочери здешнего царя. Телеф сразил многих ахейских воинов, но и сам едва не лишился жизни. Увидев Ахилла, он бросился бежать, однако споткнулся о виноградную лозу и упал. В этот момент копье Ахилла пронзило ему бедро.

Поняв наконец, что они находятся не в Трое, ахейцы ушли от берегов Тевфрании. Но тут разразилась буря: она разбросала ахейские корабли и погнала их назад, в сторону Греции. При этом Ахилл оказался на острове Скирос, где женился на дочери царя Ликомеда Деидамии.

Как видим, о пребывании Ахилла на Скиросе «Киприи» рассказывают по-иному, чем приведенный выше миф, согласно которому Фетида, желая спасти сына от участия в Троянской войне, укрыла его на Скиросе, где он рос вместе с дочерьми царя Ликомеда, одетый в женское платье. И не так как «Илиада» — в «Илиаде», как мы помним, Ахилл захватил Скирос и разграбил его. То обстоятельство, что скиросский царь в каждой из этих версий носит иное имя. не имеет существенного значения.

После первого, неудавшегося похода на Трою прошло восемь лет, а после похищения Елены — десять. Ахейцы снова собрались в Авлиде. На этот раз они решили не плыть дальше, пока не найдут человека, который знает путь и сможет провести их по морю до Трои. Однако найти такого человека они никак не могли. Но тут в лагере ахейцев появился хромой нищий в лохмотьях, оказавшийся переодетым Телефом. Рана, нанесенная ему Ахиллом, не заживала в течении восьми лет; и он приехал и страну ахейцев, потому что прорицательница, к которой он обратился за советом, сказала: «Исцелить тебя сможет только тот, кто ранил». Телеф предложил ахейцам: «Я проведу вас к владениям Приама, но прежде пусть Ахилл меня исцелит!»

И верно, когда Ахилл концом своего копья коснулся раны Телефа (или, как сообщают другие источники, посыпал рапу ржавчиной с конца своего копья), рапа тут же затянулась.

Позднейшие греческие поэты и драматурги добавили новые детали и расцветили этот эпизод. Рассказывали, например, что Телеф, который никак не мог уговорить Ахилла, отправился за советом к жене Агамемнона Клитемнестре. Похитив ее малолетнего сына Ореста, он стал грозить, что убьет ребенка, если Ахилл не залечит ему рану.

Итак, провожатый нашелся, а флот все не мог тронуться с места. День за днем непрерывно дули неблагоприятные ветры и море было неспокойно. Тогда выступил с речью прорицатель Калхас:

— Флот греков не может отплыть из Авлиды по вине Артемиды, которая послала неблагоприятные ветры. А сделала она это потому, что царь Агамемнон оскорбил богиню. Он застрелил на охоте священное животное Артемиды — лань и похвалялся тем, что стреляет из лука лучше самой богини, владычицы лесов и зверей. Ветер не стихнет и море не успокоится, пока царь не принесет ей в жертву свою дочь Ифигению!

Царь Агамемнон склонился перед волей богини. В Микены, где жила Клитемнестра с детьми, отправились гонцы, которые потребовали, чтобы царица вместе с Ифигенией как можно скорее прибыла в Авлиду, где царевна якобы должна обручиться с Ахиллом.

Прибыв в Авлиду, мать и дочь узнали правду: жрец заколет Ифигению на алтаре подобно тому, как убивают жертвенных животных.

Артемида, однако, сжалилась над царевной, и в последнюю минуту, когда Ифигения уже лежала на алтаре и жрец занес над ней нож для нанесения смертельного удара, случилось чудо. Внезапно густое облако окутало алтарь. Когда оно развеялось, на каменной плите лежала лань, обагренная бьющей из свежей раны кровью. А Ифигению богиня унесла в Тавриду.

После этих событии греческий флот поплыл в Трою. А в душе Клитемнестры навсегда осталась смертельная ненависть к мужу.

Миф об Ифигении приводится во многих произведениях афинских драматургов V века до н. э… Сохранились две трагедии Еврипида: «Ифигения в Авлиде» и «Ифигения в Тавриде». Согласно одной из легенд, в Тавриде (современный Крым) Ифигения стала жрицей Артемиды.

Знаменательно, что «Илиада» не содержит рассказа о принесении в жертву Ифегении. Более того, в поэме вообще не упоминается дочь Агамемнона с таким именем. Вот что говорит царь Микен о своих дочерях: «Три у меня дочери: Хрисофемиса, Лаодика и Ифианасса. Пусть любую из них берет Ахилл, даже без венца. Пусть отведет ее в отеческий дом, а я дам за нею приданое, какого никто не давал за невестой»[57].

Агамемнон готов был отдать в жены Ахиллу любую из своих дочерей, предлагал в приданое семь городов «процветающих, многонародных», только бы доблестнейший из воинов смирил свой гнев.

Что заставляло Агамемнона столь униженно просить Ахилла сменить гнев на милость? Дело в том, что много дней ему пришлось смотреть на то, как под ударами троянцев гибнут греки.


Сон Агамемнона и каталог кораблей

Вторая песнь «Илиады» содержит несколько сотен строк, которые в сокращенных изданиях или при переводах нередко опускаются. Действительно, эти звучные стихи не имеют прямого отношения к развитию сюжета. О чем они? В них содержится несколько сотен географических названий и имен собственных, и рассказывают они о том, из какой области Греции, под чьим предводительством и сколько прибыло кораблей под Трою. Этот смотр войск производится на равнине у стен Илиона на десятом году войны и через несколько дней после ссоры Агамемнона с Ахиллом из-за двух пленниц — Хрисеиды и Брисеиды.

Ахейцы бросаются в бон, окрыленные надеждой, что сейчас наконец, после стольких лет войны, они ворвутся в славный город Приама. Откуда у них вдруг возникла такая уверенность? И почему они выходят на поле сражения в тот момент, когда сильнейший среди них, Ахилл, разгневанный и обиженный, сидит со своей дружиной в палатках у кораблей и не желает принимать участия в войне?

Оказывается, в этом повинен сам отец богов и люден Зевс, пославший Агамемнону обманчивый Сон, который принял облик старца Нестора, более всех чтимого Агамемнон. Сон сказал царю:

— Ты спишь, Агамемнон, сын Атрея? Не подобает проводить во сне «мужу совета», коему вверено столько людей и столько важных дел! Слушай меня внимательно, ибо я пришел как вестник Зевса! Отец богов и людей, который о тебе печется, велит тебе вести в бой все ополчения ахейцев. Ныне ты завоюешь град троянский. Все бессмертные боги, обитающие на Олимпе, согласны с этим. Всех убедила Гера. Над Троей, по воле Зевса, носится гибель! Сохрани в душе мои слова и страшись их позабыть после того, как тебя оставит сон благотворный[58].

Сказав это, сонное видение отлетело, а царь стал размышлять о том, чему суждено сбыться.

Возникает вопрос: зачем Зевс прислал Агамемнону обманчивый Сон?

Оказывается, Зевс желал погибели ахейцев. Он уступил мольбам матери Ахилла, Фетиды, которая, хоть она и пребывала в морских глубинах, услышала плач сына, лишившегося Брисеиды. Богиня вышла из морской бездны в виде легкого облака и села на песок у моря близ милого сына. Богиня нежно ласкала его рукой и так говорила:

— Зачем ты рыдаешь, сын мой? Какая печаль посетила твое сердце? Поведай мне, не скрывайся.

И Ахилл рассказал матери обо всем, что случилось: как царю Агамемнону пришлось отослать в отчий дом Хрисеиду и как, разгневанный, он приказал своим послам увести из палатки Ахилла прекрасную дочь Бриса. Поведав эту печальную-историю, Ахилл стал просить мать помочь ему:

— Если только можешь, заступись за сына! Взойди на Олимп и моли всемогущего Зевса, если ты когда-то и вправду помогла ему словом и делом. В доме отца еще в юности я часто слышал, что ты, единственная из бессмертных, помогла Зевсу, когда его хотели заковать в цепи олимпийские боги Гера, Посейдон и Афина Паллада. Ты явилась на помощь. Ты призвала на Олимп сторукого титана, которого боги называют Бриареем, а люди — Эгеоном. Этот страшный титан превышает силой самого Зевса. Бриарей воссел близ Зевса, и боги испугались и отступили от отца богов и людей.

Напомни вес это Зевсу и моли, обнимая колени, пусть он поможет троянцам и пусть они оттеснят ахейцев к морю, к кораблям. Пусть он смертью поразит многих ахейцев. Тогда надменный сын Атрея поймет, сколь он преступен, обесчестив храбрейшего из ахейцев!

Слушая это, Фетида заливалась слезами и так говорила сыну в ответ:

— Зачем я родила тебя, сын мой, если тебе суждены одни лишь беды? Пусть Зевс сделает так, чтобы ты мог оставаться возле кораблей без слез и печален. Краток твой век, и смерть твоя близка. Всех ты кратковечней и всех злополучней! В злую годину я тебя породила. Но я вознесусь на Олимп многоснежный и все поведаю метателю молний Зевсу. Быть может, оп внемлет моему моленью. Ты же оставайся при быстрых судах, питай гнев на ахейцев и удерживайся от битв. Зевс вчера отошел к отдаленным водам Океана на пир к эфиопам. С ним — сонм бессмертных. на Олимп они вернутся на двенадцатый день. Тогда я пойду к Зевсову дому и припаду к его ногам. Я надеюсь, что смогу умолить бога.

И вот миновало двенадцать дней, и на светлый Олимп возвратились бессмертные боги. Фетида не забыла молений сына. Утром она поднялась из пенного моря, с ранним туманом взошла на Олимп. Там она увидела одиноко восседающего на самой вершине многоверхой горы метателя молний Зевса. Сев рядом и обняв левой рукой его колени, а правой тихо коснувшись бороды, богиня стала молить отца и владыку бессмертных:

— Если я тебе, отец наш, когда-либо помогла слоном или делом, исполни одно мое моленье! Отомсти за моего сына, которому суждено умереть молодым! Его обесславил Агамемнон. Отомсти за него, промыслитель небесный! Даруй троянцам победу до тех пор, пока ахейцы не воздадут честь моему сыну.

Тучегонитель долго безмолвствовал. Он страшился Геры, се оскорбительных речей. Гера и так неустанно бранила его за то, что оп помогает троянцам. И все же Зевс решился. Движением головы он дал понять, что выполнит просьбу морской богини[59].

Вот почему был послан Агамемнону обманчивый Сои — Зевс сдержал слово, данное Фетиде. И предводитель ахейцев послушался лживых слов сонного видения. Ранним утром он созвал совет вождей. Собрание было бурным. В какой-то момент казалось, что греческие воины разбегутся по своим палаткам и поспешат на корабли, чтобы вернуться на родину. Но их остановили мудрые речи Нестора и Одиссея. Все стали готовиться к сражению. Прежде всего в жертву Зевсу заклали тучного пятилетнего тельца. А царь Агамемнон вознес богу громкую молитву:

— Славный, великий Зевс, чернооблачный житель эфира!

Дай, чтобы солнце не скрылось и мрак не спустился на землю

Прежде, чем в прах я не свергну Приамовых пышных чертогов,

Черных от дыма, и врат не сожгу их огнем неугасным;

Прежде, чем Гектора лат на груди у него не расторгну,

Медью пробив; и кругом его многие други трояне

Ниц не полягут во прахе, зубами грызущие землю![60]

Однако Зевс не склонился к его молитве. Он принял жертвы, а сам готовил герою тяжкие испытания.

Кончив молитву, ахейцы зажарили тельца и устроили пир. Насытившись, ахейские воины стали готовиться к бою. Неисчислимая рать шла от кораблей на равнину, по которой бежал Скамандр. Земля стонала мод ногами людей и копытами коней. Наконец отряды ахейцев остановились на Скамандрийском лугу. А было их сколько листьев на деревьях и как цветов весной в долинах.

После этого в «Илиаде» начинается перечисление народов, вождей, городов и кораблей, прибывших из Греции под Трою. Вторая песнь «Илиады» носит название «Сон. Беотия, или Каталог кораблей». Обычного читателя эта часть поэмы может оставить равнодушным, но историку и филологу ома дает бесценный материал для исследований. Прежде чем говорить о результатах этих исследований, приведем для ознакомления фрагмент из второй песни. Прочитав сто, читатель увидит, в какую высокохудожественную поэтическую форму облечен такой, казалось бы, непоэтический материал.

Вот этот фрагмент.

Локров Аякс предводил, Оплот сын быстроногий;

Меньше он был, не таков, как Аякс, Теламонид могучий,

Меньше далеко его; невеликий в броне полотняной.

Но копьеметец отличный меж геллонов всех и данаев

Он предводил племена, населявшие Кинос и Опус,

Вессу, Киллиар и Скарф и веселые долы Авгеи;

Тарфы и Фроний, где воды Воагрия быстро катятся.

Сорок черных судов принеслося за ним к Илиону

С воинством локров мужем, за священною живших Эвбеей.

Но народов эвбейских, дышащих боем абантов,

Чад Эретрии, Халкиды, обильной вином Гистиеи,

Живших в Коринфе приморском и в Диуме, граде высоком,

Стир населявших мужей, и народ, обитавший в Каристе,

Вывел и в бой предводил Элефенор, Ареева отрасль,

Сын Халкодонов, начальник нетрепетных духом абантов,

Он предводил сих абантов, на тыле власы лишь растивших,

Воинов пылких, горящих ударами ясневых копий

Медные брони врагов разбивать рукопашно на персях.

Сорок черных судов принеслося за ним к Илиону.

Но мужей, населяющих град велелепный Афины,

Область царя Эрехфея, которого в древние веки

Матерь земля родила, воспитала Паллада Афина,

И в Афины ввела, и в блестящий свой храм водворила,

Где и тельцами, и агнцами ныне ее ублажают

Чада Афин, при урочном исходе годов круговратных, —

Сих предводил Петеид Менесфей, в ратоборстве искусный.

С ним от мужей земнородных никто не равнялся в искусстве

Строить на битвы и быстрых коней, и мужей-щитоносцев.

Нестор один то оспаривал, древле родившийся старец.

С ним пятьдесят кораблей, под дружиною, черных примчалось.

Мощный Аякс Телемонид двенадцать судов саламинских

Вывел и с оными стал, где стояли афинян фаланги.

В Аргосе живших мужей, населявших Тиринф крепкостенный,

Град Гермиону, Азину, морские пристанища оба,

Грады Трезену, Эйон, Эпидавр, виноградом обильный,

Живших в Масете, в Эгине, ахейских юношей храбрых —

Сих предводителем был Диомед, знаменитый воитель,

Также Сфенел, Кананея великого сын благородный;

С ними и третий был вождь, Эвриал, небожителю равный,

Храбрый Мекестия сын, потомок царя Талайона.

Вместе же всех предводил Диомед, знаменитый воитель, —

Осьмдесят черных судов под дружинами их принеслося.

Но живущих в Микене, прекрасно устроенном граде,

И в богатом Коринфе, и в пышных устройством Клеонах;

Орнии град населявших, веселую Арефирею,

Г рад Сикион, где царствовал древле Адраст браноносный,

Чад Гиперезии всех, Гоноессы высокоутесной;

Живших в Пеллене, кругом Эгиона мужей обитавших,

Вдоль по поморью всему и окрест обширной Гелики, —

Всех их на ста кораблях предводил властелин Агамемнон.

Рать многочисленней всех, превосходнее всех ратоборцы

С ним принеслися; он сам облекался сияющей медью,

Славою гордый, что он перед сонмом героев блистает

Саном верховным своим и числом предводимых народов[61].

После этих строк продолжается перечисление — кто, откуда и сколько привел кораблей: из Лакедемона Менелай — 60, из Пилоса Нестор — 90, Агапенор, царь Аркадии, удаленной от моря области, не имевшей своего флота, привел полученные от Агамемнона 60 кораблей. С Итаки и соседних островов Одиссеи собрал только двенадцать «красноносых» кораблей; предводитель это — лийских племен Фоас привел 40 черных кораблей; Идоменей с Крита — 80; Тлиполем привел родосцев на девяти кораблях; «вслед из Нирей устремлялся с тремя кораблями из Сима»; мирмидоняне, ахейцы и эллины под предводительством Ахилла прибыли на пятидесяти кораблях — «но народы сии о гремящей не мыслили брани»; «некому было водить на сражения строев их грозных»[62], потому что Ахилл быстроногий возлежал в своей палатке, разгневанный из-за дочери Бриса, которую у пего отнял Агамемнон.

Перечню кораблей, племен и вождей посвящено еще немало звучных стихов «Илиады». Можно ли на их основании делать какие-либо общие выводы, касающиеся Греции времен Троянской войны?


Ахейская Греция

Известно, что в классические времена на землях, заселенных греками, существовало несколько сотен мелких государств. Площадь самых обширных из них не превышала нескольких тысяч квадратных километров. Из множества мелких политических образований бессмертную славу (и место на страницах учебников) заслужили лишь несколько. Прежде всего это — Афины и Спарта, Коринф и Фивы. (Те государства, о которых меньше говорят и пишут, тоже, разумеется, имели свою интересную историю и значительные культурные достижения.)

Политическая карта греческого мира в древности напоминала многоцветную мозаику, сложенную из мелких камешков. Такое положение сохранилось и в V веке до пашен эры, когда велись греко-персидские войны, и во времена Перикла, и позднее. Даже македонский царь Филипп II после победы под Херонеей в 338 году до пашей эры формально не лишил греческие государства независимости.

Допустим, что «Каталог кораблей» в «Илиаде» представляет собой достоверный исторический источник, отражающий политическую ситуацию Греции в период Троянской войны, то есть около 1200 года до пашен эры. Хотя древняя традиция предлагала различные датировки осады Трои, все они тяготеют к указанному времени. Новейшие исследования также придерживаются этой даты.

Прежде всего, разумеется, следовало бы доказать, что «Каталог кораблей» заслуживает доверия в качестве исторического источника. Этим вопросом мы вскоре займемся. А пока, используя данные «Илиады» как исторический материал, попытаемся воспроизвести на их основе карту ахейской Греции. (Мы уже говорили, что так называли себя жители этого района в XVI–XIII веках до н. э… Мы помним также, что в ту пору большую роль играли Микены.)

При чтении «Каталога кораблей» становится ясно, что тогдашняя Греция, как и в классический период, распадалась на бесчисленное множество мелких государств. Если верить «Илиаде», цари и военачальники как будто подчинялись верховному вождю Агамемнону. Вместе с тем из текста той же «Илиады» следует, что верховная власть Агамемнона была в значительной степени эфемерной. В противном случае разве мог бы Ахилл в присутствии всего войска грубо оскорблять и поносить царя Микен за то только, что тот отнял у него наложницу?

Грузный вином, со взорами песьими, с сердцем еленя[63].

Так кричал Ахилл. Более того, он грозил, что вернется на родину. А потом, когда ахейское войско ринулось в бой, Ахилл спокойно сидел со своей дружиной у палаток, наигрывая на форминге. Поэма содержит много других свидетельств полной независимости вождей ахейских племен. Они, например, ведут между собой войны, на которые царь Микен не в силах оказать какого-либо влияния. Он только «primus inter pares» — первый среди равных.

В «Каталоге кораблей» названо много стран, городов и народов, хорошо известных с классических времен. Назовем хотя бы Афины и Лакедемон (со столицей в Спарте). Хотя географические названия часто остаются неизменными на протяжении веков, различия в политической карте микенской Греции и Греции классического периода огромны. Возьмем для примера земли, находившиеся под властью Агамемнона. Если судить на основании текста «Каталога кораблей», его владения простирались от столицы, Микен, в Северной Арголиде, через Клеоны, Коринф и Сикион далеко на запад, вдоль северного побережья Пелопоннеса. В классический же период Микены превратились в небольшую деревеньку, располагавшуюся у руин замка и находившуюся в подчинении у Аргоса. Прочие перечисленные города преобразовались в мелкие самостоятельные государства. То же произошло и с царством Диомеда. Если в «Илиаде» Диомеду принадлежит вся Южная Арголида, где находилась и. его столица замок Тиринф, весь полуостров Трезены и даже остров Эгина, в VI–V веках до н. э. на этой территории располагалось более десятка независимых государств.

Другой факт. В «Каталоге кораблей» названы племена, неизвестные уже в классический период. Так, например, об абантах на острове Эвбея или мирмидонянах в Южной Фессалии, где родился Ахилл, сохранились лишь воспоминания. Зато «Илиаде» неизвестны те греческие племена, которые появились на землях Эллады после XII века до н. э… В XII столетии до н. э. на Пелопоннесский полуостров с севера пришла последняя волна эллинов, произошло нашествие дорийцев. Именно эти варварские племена разрушили государственность ахейцев и привели к гибели их культуру. Дорийцы захватили Микены и другие замки и прочно обосновались на значительной части Пелопоннеса и на многих островах.

Не вдаваясь в детали, чрезвычайно запутанные и сложные, мы можем со всей определенностью утверждать, что политическая картина, которую наблюдал поэт, автор «Илиады», составлявший перечень ахейских войск, сильно отличалась от той, что имела место в классический период. Различны были в ту и другую эпохи не только границы между государствами и расселение племен, но и соотношение политических сил. Наилучшим образом это иллюстрируют содержащиеся в «Каталоге кораблей» сведения о количестве кораблей, присланных под Трою из разных областей. Цифры эти нельзя, разумеется, считать точными и подлинными. Однако вполне вероятно, что, по мысли поэта, они должны были служить показателями роли и значения отдельных ахейских государств.

Наибольшее число кораблей — сто — прибыло из владений Агамемнона, из Микен и соседних городов. Затем следует Пилос Нестора, откуда пришло девяносто кораблей. Диомед из Тиринфа и Идоменей с Крита привели по восемьдесят кораблей. Зато Менелай, из-за чьей жены, собственно, и велась война, привел из своей прекрасной и обширной страны Лаконики всего шестьдесят кораблей — столько же, сколько жители Аркадии, расположенной в глубине Пелопоннеса, вдали от моря, не имевшие своих кораблей и получившие их от Агамемнона. Седьмое и восьмое места занимают народы, выславшие по пятьдесят кораблей, — это афиняне и мирмидоняне Ахилла.

Читатель, даже мало искушенный в истории Древней Греции, легко заметит, что два государства, ставшие в классический период наиболее богатыми и могущественными, — Афины и Спарта (Лаконика) — фигурируют в конце нашего перечня. Первые же места занимают Микены, Пилос и Тиринф — города, которые в более поздние времена либо вообще утратили самостоятельность, либо перешли на второстепенные роли.

Все изложенное может вызвать возражения.

— Действительно, — скажет читатель, — «Каталог кораблей» из Второй песни «Илиады» позволяет делать такие выводы, но есть ли уверенность, что поэтический «Каталог» не является лишь плодом буйной фантазии? Где доказательства того, что в нем сохранился хотя б слабый отзвук, далекий отблеск былого? Если Гомер творил вскоре после 8000 года до пашен эры, а «Каталог кораблей» представляет ахейский мир в эпоху Троянской воины, то разрыв во времени огромен — почти пять веков! Могли ли несколько поколений сказителей точно сохранить картину соотношения политических сил? Где искать критерий достоверности этой поэтической информации?


Археология и поэзия

Вот что поразительно: между «Илиадой» и «Каталогом», входящим в поэму как ее составная часть, существуют серьезные и вполне конкретные расхождения! Например, согласно «Каталогу», Ахилл владеет лишь небольшой частью Фессалии, на остальной же территории этой обширной области властвуют несколько царьков, тоже прибывших под Трою. Из других песен «Илиады» следует, чго почти во всей Фессалии царствует находящийся в добром здравии отец Ахилла Пелен. Аналогичные несовпадения обнаруживаются при сравнении данных «Каталога» о владениях Одиссея или Агамемнона с тем, что говорится по этому поводу в других песнях «Илиады». Детальное сопоставление неотвратимо подводит к выводу, что «Каталог кораблей» является чужеродным элементом в поэме и что он включен в нее скорее всего механически, так, что оставлены неустраненными разительные противоречия. Это произошло скорее всего потому, что в период окончательного формирования «Илиады» «Каталог кораблей» уже представлял собой чрезвычайно ценный памятник старины.

Имеет смысл взглянуть на «Каталог кораблей» еще и с другой стороны — рассмотреть приведенные в нем названия отдельных местностей. Их более 160 (если исключить чисто географические наименования и названия стран). В настоящее время мы можем с полной достоверностью определить местонахождение почти ста из них. Учитывая отдаленность той эпохи, мы должны признать, что эта цифра поразительно высока. Остальные 60 наименований для греков классического периода были уже пустым звуком. Соответствующие области либо подверглись полному разрушению, либо оказались переименованы. Этот факт свидетельствует о том, что уже после создания «Каталога кораблей» на землях Греции произошел политический катаклизм, стерший с лица земли множество поселений или заменивший прежних жителей новыми. О каком событии может идти речь? Вне всякого сомнения, об уже упоминавшемся нашествии дорийских племен в XII веке до пашей эры, положившем конец микенской культуре.

Однако вернемся к тем ста местностям, которые мы можем сейчас точно отметить на карте. Как выясняется, большинство из них не только было заселено, но и процветало именно в микенский период. В нескольких десятках случаев археологические раскопки показали это со всей очевидностью. Иными словами, автор «Каталога кораблей» превосходно ориентировался в том, как была заселена Греция в XII веке до пашей эры. Точность его сведений подтверждается материалом, который находится в распоряжении современной пауки.

Следует особо подчеркнуть, что области, фигурирующие в «Каталоге кораблей» как наиболее могущественные — поскольку их обитатели привели под Трою наибольшее число кораблей, — храпят в своей земле огромное количество великолепных памятников культуры ахейской эпохи. Прежде всего это сами Микены. Руины громадного мрачного замка громоздятся на холме в глубине Арголиды Они охраняют пути, ведущие с равнины на север. Уже греки классического периода видели здесь один лишь развалины. Пусты и огромные купольные гробницы у подножия холма, где некогда покоился прах владельцев дворца. Этим гробницам — вполне произвольно — были даны имена прославленных героев поэмы и мифов: сокровищница Атрея, могила Агамемнона, могила Клитемнестры. Эти и другие условные наименования сохранились по сей день.

В XIX веке, когда Греция освободилась от турецкого владычества, это безлюдное место в горах все чаще стали посещать путешественники из разных стран. Все здесь навевало мысли о величественном прошлом и былой славе города, некогда господствовавшего над всей Элладой, а сейчас превратившегося в груды камней. Путешественники спускались в гробницы. Грусть и волнение вызывало это зрелище; о нем рассказал в своих печальных стихах великий польский поэт Ю. Словацкий, побывавший в Микенах в 1836 году.

I

Пусть музыка причудливого строя

Сопровождает этих мыслей ход.

Передо мной подземные покои.

Агамемнона погребальный свод.

Здесь кровь Атридов обагрила плиты,

Сижу без слов средь давности забытой.

II

Невозвратима арфа золотая,

Которой описанья лишь дошли.

Я старину в расселине читаю,

Речь эллинов мне слышится вдали.

В шуршанье трав мне чудится упорно:

Электры смех доносит ветер горный[64].

Через сорок лет, в 1876 году, в Микенах начал вести археологические раскопки немецкий исследователь Г. Шлиман. Романтическое увлечение поэзией Гомера, огромный интерес к древнегреческой истории сочетались в этом человеке с деловитостью и предприимчивостью. Он не стал предаваться грустным размышлениям, а справедливо предположил, что купольные гробницы уже немало веков назад подверглись ограблению. Поэтому наибольшее внимание он обратил на руины замка, считая, что только там, под слоем земли и камней, еще могли сохраниться остатки былого величия.

Предположения исследователя полностью оправдались. Внутри оборонительных стен, сразу за знаменитыми Львиными ворогами, Шлиман обнаружил большое число захоронений. Это были шахтные гробницы, то есть могилы, подобные нашим современным захоронениям и не имевшие ничего общего с купольными гробницами. Потому-то они и остались не замеченными как завоевателями, так и бандами грабителей. А между тем в них покоились несметные сокровища. Шлиман извлек из земли изделия, поражающие как своими художественными достоинствами, так и весом благородных камней и металла: великолепные, с богатой отделкой бронзовые мечи и кинжалы, украшенные резьбой золотые и серебряные кубки, перегни, цепочки, ожерелья, различные женские украшения. Особенно интересны маски из золотых пластин, покрывавшие лица покойных царей и точно воспроизводящие их черты. Шлиман считал, что одна из этих масок принадлежала великому вождю ахейцев под Троей. Он писал гордо: «Я заглянул в лицо Агамемнона!»

Позднейшие исследования показали, что Шлиман ошибался. Некрополь в Микенах относится к XVI веку до нашей эры, тогда как Троянскую войну традиционно датируют XII веком до пашей эры или, во всяком случае, не ранее XIII. В годы, когда велась Троянская война, создавались купольные гробницы. О богатствах, которые в них находились, мы, к сожалению, можем только догадываться.

Археологические изыскания на территории Микен продолжаются и но сей день. Благодаря неустанному совершенствованию техники археологических работ открываются все новые слон, обнаруживаются все новые предметы, представляющие собой, может быть, менее значительные, по, несомненно, ценные остатки, на которые прежде не обращали внимания. Таким образом, благодаря усилиям нескольких поколений ученых мы можем в настоящее время с большой точностью восстановить этапы развития Микен.

В XVI веке до пашей эры, когда умерших царей хоронили в шахтных могилах, дворец еще не был таким огромным и великолепным, каким он стал позднее. Период наибольшего величия и процветания Микен — XIV–XIII века. В это время воздвигнуты мощные оборонительные стены из огромных каменных глыб, плотно прилегавших одна к другой. Тогда же построены знаменитые ворота с двумя высеченными из камня львицами над ними. Могучие каменные звери стояли, опершись лапами о колонну и повернув головы навстречу входящим. Надо полагать, что владения царей, которые могли себе позволить строительство столь мощных оборонительных стен и великолепных купольных гробниц, были обширны. Действительно, власть микенских царей, как об этом сообщает «Илиада», распространялась на многие области.

Позднее произошла катастрофа — в XII веке до пашей эры в Микены вторглись племена дорийцев: она разграбили и разрушили до основания огромный комплекс дворцовых строений. Лишь в древних мифах и песнях аэдов сохранилась память о мрачном замке и «богатых золотом Микенах» — так говорит о столице Агамемнона «Илиада». Запустение и мертвая тишина воцарились на холме и среди гробниц.

Если смотреть со стороны Микен на юг, на равнину Арголиды, можно увидеть город Аргос, а немного дальше морской залив и небольшой холм, на котором возвышался замок Тиринф. Согласно «Каталогу кораблей» в «Илиаде», Аргос и Тиринф в годы Троянской войны принадлежали не Агамемнону, а Диомеду, прибывшему под Трою во главе восьмидесяти кораблей. Руины Тиринфа, как и развалины Микен, сохранялись на протяжении веков. И здесь первым вел раскопки Г. Шлиман.

Тиринф был построен в те же времена, что и Микены. Его расцвет относится к XIII веку до пашей эры. В следующем столетии дворец стал добычей завоевателей. Особенно сильное впечатление здесь производят циклопические стены, подобные микенским. Трудно поверить, что эти оборонительные стены, толщиной порой превышающие десять метров, из огромных камней, сложены руками человека.

Не только мощью своих стен поражал Тиринф, но и великолепием внутренней отделки помещений. В мегаропе — главным дворцовом зале — сохранились остатки настенной живописи. Судя по фрагментам, на них изображены охота на кабана и процессия женщин. Подобные картины украшали внутренние помещения микенского дворца; к сожалению, от них остались лишь следы. Говоря о Тиринфе, необходимо упомянуть еще об одной существенной детали — в замке имелась тщательно продуманная канализационная система, проходившая под дворами и жилыми помещениями. Это значит, что люди в столь отдаленное время, в годы Троянской войны и задолго до нее, заботились о гигиене, причем делали это более основательно, чем жители ряда европейских городов в эпоху завоевания космоса.

Как уже говорилось, Микены и Тиринф находились в Арголиде, то есть в северо-восточной части Пелопоннесского полуострова. На западном побережье располагался Пилос, владения старца Нестора, который привел под Трою девяносто кораблей — всего на десять меньше, чем царь Микен.

Остатки строений ахейских времен были обнаружены на Пилосе лишь в 1939 году. Эта заслуга принадлежит американскому археологу К. У. Блегену, он вел в этом районе раскопки и после второй мировой войны. Дворец пилосского царя был не так огромен, как замки в Микенах и Тиринфе, однако с точки зрения богатства он им почти не уступал. Остатки строений Пилоса дошли до нас в несколько лучшем состоянии, чем руины дворцов в Арголиде. Неподалеку от Пилоса обнаружена большая купольная гробница. Но наибольшей сенсацией явилось открытие дворцового архива, состоявшего из нескольких сотен глиняных табличек с линейным письмом Б.

Таблички с подобными надписями археологи находили и раньше, впервые в 1900 году, но не в материковой Греции, а на острове Крит, в Кноссе. Как сообщает «Илиада», на Крите царствовал Идоменей, который привел восемьдесят кораблей, заняв вместе с Диомедом третье место.

Остров Крит и в микенский период, и значительно раньше был цветущим краем. Там уже в III тысячелетии до н. э. существовала высокоразвитая культура, прошедшая несколько стадий, заметно повлиявшая на культуру всего бассейна Эгейского моря, поддерживавшая контакты со многими странами Ближнего Востока, особенно с Финикией, Сирией, Египтом. Эту древнюю культуру чаще всего называют минойской, по имени легендарного критского царя Миноса, по приказу которого Дедал построил знаменитый дворец, так называемый Лабиринт[65], где жило чудовище с туловищем человека и головой быка — Минотавр. После многих лет процветания и господства над значительной частью Греции Крит подвергся нашествию ахейцев. Ахейские племена, по всей вероятности, прибыли на Крит около 2450 года до н. э… Они создали здесь свои государства, которые, если верить «Илиаде», признавали верховную власть царя Микен. Вот почему Идоменей во главе столь многочисленного войска оказался под Троей.

Дворец в Кноссе обнаружил английский археолог Артур Эванс. В самом начале археологических работ, в 1900 году, он наткнулся в руинах огромного комплекса строений на архив глиняных табличек, относившихся к тому периоду, когда Кносс уже был завоеван ахейцами.

В этом разделе названы лишь наиболее любопытные археологические открытия, связанные с ахейским миром. Если продолжить перечень местностей, где обнаружены интереснейшие памятники микенской эпохи, они составят длинный список. Но вот что интересно — почти все эти области поименованы в «Каталоге кораблей!» Таким образом, древнейший поэтический памятник и данные археологии взаимно дополняют и поддерживают друг друга, помогая более полному и глубокому постижению как самой ахейской эпохи, так и великой поэмы, повествующей о воинских подвигах ахейцев.

Но вот что необходимо помнить — даже самые богатые памятники материальной культуры не раскроют перед нами своих тайн, если они не будут поддержаны современными им письменными источниками. С тем большим интересом мы обращаемся к древнейшим глиняным табличкам из архивов в Пилосе и Кноссе. Ведь на них запечатлены слова и мысли людей, живших во времена легендарной Троянской войны, а может быть, и принимавших в ней участие. Что расскажут нам эти таблички о далеких временах, от которых до нас дошли лишь руины дворцов, гробницы, мифы и песни? Вопрос весьма существенный. Прежде чем пытаться на него ответить, подумаем вот о чем. Как мы помним, в период с XII по IX век до н. э. в Греции не существовало письменности. Не сохранилась ли в песнях, а следовательно и в «Илиаде» память о древнейшем ахейском письме?


Приключения Беллерофонта

Поскольку разгневанный Ахилл отказался принимать участие в сражениях, во главе ахейского войска стали другие военачальники. Самым отважным среди них был Диомед. Он храбро кидался в бой с троянцами и многих убил. По вот Диомед столкнулся с Главком, который прибыл на помощь Приаму из далекой Ликии. Царь Тиринфа, удивленный — этого воина он прежде не видел, — воскликнул:

— Кто ты среди смертных обитателей земли? Прежде я не встречал тебя в боях. Я вижу, ты далеко превосходишь всех мужеством. Ты очень храбр, если не страшишься моего копья. Меряться со мной силой отваживаются лишь сыновья несчастных родителей. Может быть, ты бессмертный бог, сошедший с высокого неба? С божествами Олимпа я никогда не дерзал сражаться. Нет, с богами я не желаю сражаться! Если же ты смертный муж, подойди ближе, чтобы скорее достичь смертного предела.

И ответил ему Главк:

— Благородный сын Тидея! Зачем ты спрашиваешь меня о моем роде? Листьям древесным подобны сыны человека. Одни листья ветер развевает по земле, а другие вновь с повой весной вырастают. Так и люди — одни нарождаются, другие погибают. Если же ты хочешь знать моих предков и мой род, многим людям известный, я тебе о том объявлю.

Есть в славной Арголиде знаменитый город Эфира. В нем жил Сизиф, смертный, прославленный мудростью. От пего народился Главк, а от Главка родился непорочный Беллерофонт, которому боги ниспослали в дар красоту и доблесть. Но Прет, повелитель ахейцев и сильнейший среди них, замыслил для него гибель. Жена Прета, младая Антия, возжелала с юношей насладиться тайной любовью. Но исполненный благородных чувств непорочный Беллерофонт был непреклонен. Тогда Антия оклеветала Беллерофонта и так сказала своему супругу царю Прету:

— Либо ты сам умрешь, Прет, либо погубишь Беллерофонта: он хотел вопреки моей воле насладиться любовью со мной!

Царь разгневался, услышав такое. Однако убить Беллерофонта не решился, а послал его в Ликию и вручил ему на погибель злосоветные знаки, начертанные на складной дощечке. Беллерофонту предстояло вручить дощечку тестю Прета, отцу Антии. Это должно было принести ему гибель.

И вот Беллерофонт отправился в Ликию. Боги берегли его и опекали. Когда он мирно достиг ликийской земли, его благосклонно принял — здешний царь. Девять дней царь угощал своего гостя, заклав девять тельцов. На десятый день ом стал расспрашивать юношу и захотел увидеть дощечку со знаками, которую Беллерофонт принес от любезного зятя Прета. Прочитав злосоветные знаки, царь приказал юноше Беллерофонту убить лютую Химеру, чей род происходил не от смертных, а от богов. У чудовища была голова льва, хвост дракона и туловище козы. «Страшно дышала она пожирающим пламенем бурным». С помощью богов Беллерофонт поразил грозную Химеру: он сел на крылатого коня Пегаса, подаренного ему богами, с воздуха напал на Химеру и убил ее. После этого лаконский царь послал его войной на знаменитый народ солимов. Это была, как поведал Беллерофонт. самая трудная битва из всех, в каких он побывал.

Битва закончилась победой Беллерофонта. Затем юноша совершил свой третий подвиг — победил мужеподобных, ненавидевших мужчин амазонок. Когда он возвращался победителем, Прет замыслил его погубить — он устроил на пути Беллерофонта засаду из храбрейших ликиян. Однако воины ликийского царя больше не увидели своего дома: «Всех поразил их воинственный Беллерофонт непорочный».

Тогда царь наконец понял, что Беллерофонт — потомок бессмертных богов. Он оставил юношу при себе и дал ему в жены свою дочь. Ликийцы выделили ему землю, поле для сада и пашен.

Так рассказывал Главк о славном Беллерофонте, своем деде. Этот рассказ достоин внимания с многих точек зрения, и прежде всего, как литературный и исторический источник. В нем мы встречаемся с очень распространенным мотивом, присутствующим во множестве легенд и сказок разных народов: замужняя женщина влюбляется в юношу, получив отказ, хочет его погубить, клевещет на него мужу, обвиняя его в том, что сама хотела совершить. Далее в этом рассказе содержится очень важная для нас информация: уже в самые отдаленные времена существовали тесные контакты между ахейском Грецией и племенами, населявшими побережье Малой Азии. Не исключено даже, что в этом районе в глубокой древности имелись поселения ахейцев. Кроме того, для характеристики существовавших в то время экономических и общественных отношений очень важно упоминание о царском наделе — по-гречески «теменос» — являвшемся собственностью царя, признанной народом. О подобных наделах в «Илиаде» упоминается еще в нескольких местах.

Но более всего нас интересует в рассказе Главка деталь, связанная со «знаками» (по-гречески «семата»), начертанными на складной дощечке: «злосоветные знаки»[66], которых Прет много начертал, «Беллерофонту на погибель». В «Илиаде» это единственный случай, когда речь идет о передаче сведений таким способом.

Может быть, это было просто-напросто письмо? Прет начертал знаки на деревянных дощечках, затем сложил их текстом внутрь, перевязал и запечатал. Известно, что именно так выглядели в древности письма. Однако знаками какой письменной системы Прет уведомил своего тестя о том, что подателя этих дощечек следует погубить? Дело ведь происходило еще до Троянской войны, по-видимому, в XIII в. до н. э… Между тем, как уже говорилось, письмо, которым пользовались греки в классический период, заимствованное у финикиян, появилось лишь в VIII веке до н. э… Несколько букв этого алфавита используются до сих пор в геометрии и известны всем: альфа, бета, гамма, дельта. Говорили мы и о том, что ахейские племена в микенский период пользовались совершенно иной письменностью, впоследствии исчезнувшей.

Было время, когда многие ученые отрицали существование такого древнейшего письма. Вот каким образом они аргументировали свою позицию. О существовании письменности в гомеровскую эпоху нет никаких сведений. Ничего не сообщается об этом и в повествовании о Беллерофонте.

В этом предании говорится не о письменной системе, как мы ее понимаем, а о символических условных значках. Ликийский царь и Прет попросту договорились между собой относительно того, как им себя вести по отношению к людям, которые будут им приносить те пли иные знаки на дощечках.

Такое толкование преобладало и даже господствовало в пауке до конца XIX века. Звучали, правда, и голоса сомневающихся. Гели это были условные символические знаки, то почему в рассказе подчеркивается, что их было много? Возможно, Гомер все-таки имел в виду письменные знаки? Ведь в период создания «Илиады» в ее первоначальном виде, то есть в XIII веке до пашей эры, финикийское письмо уже входило в употребление. Может быть, поэт допустил анахронизм, перенеся время использования этих знаков в более раннюю эпоху? Ведь подобные вольности встречаются нередко, притом не только в поэтических произведениях, но и в научных трудах.

Спор удалось разрешить лишь в результате открытий XX века. Как уже говорилось, начиная с 1900 года археологи находили все большее количество глиняных табличек.

Были обнаружены архивы в Кноссе и Пилосе, небольшое количество табличек найдено в Микенах, а в Тиринфе и Фивах обнаружены надписи на сосудах. Во всех перечисленных случаях ученые увидели письмо одной системы, так называемое линейное письмо. Существенно и то, что все указанные памятники относятся к эпохе микенской культуры, а это означает, что герои Троянской войны владели письмом, и память об этом сохранилась в поэме.


Письменность, мифы, бюрократия

Знаки, благодаря которым ликийский царь понял, что нужно погубить Беллерофонта, по всей вероятности, те же, что выдавлены на серых глиняных табличках. Как выглядят эти таблички и что за письмо на них зафиксировано? Некоторые таблички имеют размер тетрадного листа, другие — узкие и длинные, как пальмовые листья. Что же касается письма, то при первом же взгляде становится ясно: оно принципиально отличается от того алфавита, каким пользовались греки классического периода. Прежде всего знаков очень много — около двухсот. Часть из них — просто схематические рисунки: голова коня, жеребенка, овцы: повозка, колесо, мужская фигура, женская фигура, шлем, меч, колос, сосуд и т. д. Таких рисунков — более ста. Остальные — около девяноста — это линии или комбинации липни. Отсюда название — линейное письмо. Эти знаки-линии повторяются часто и в различных сочетаниях, подобно буквам нашего алфавита. Они, разумеется, не обозначают звуков — гласных или согласных. — иначе было бы достаточно и меньшего их количества.

Попытки расшифровать таинственное линейное письмо Б начались сразу после находки в Кноссе первых табличек. Они велись с все возраставшей настойчивостью. Чем больше появлялось материала, тем большее упорство проявляли ученые, пытавшиеся его осмыслить. Историю этих исследований с глубоким знанием дела изложил в своей популярной книге Джон Чедвик[67]. Книга Чедвика существует в переводах на польский и другие языки. Она появилась в результате сотрудничества Чедвика с ученым, разгадавшим тайну линейного письма, М. Вентрисом.

Добиться успеха исследователям удалось не сразу. Вначале был решен вопрос о первой группе знаков, знаков-рисунков, которые, по мнению ученых, являлись условными изображениями определенных понятий и предметов. Эти знаки играли главным образом вспомогательную роль при чтении. Собственно, текст составляли знаки второй группы. Их-то и было чрезвычайно трудно расшифровать. Однако довольно скоро удалось установить, хотя и в общих чертах, что это — слоговое письмо, то есть что знаками передаются слоги-сочетания: согласный+гласный (например, по, ма, ке, ри, пу), а также отдельные гласные (а, е, и, о, у). Понять это было чрезвычайно важно, но главный вопрос оставался нерешенным: как соотнести большое количество знаков — около девяноста — с определенными слогами?

Исследования осложнялись еще одним обстоятельством. Некоторые ученые предположили, что создатели линейного письма Б и всей микенской культуры не были греками и не говорили на греческом языке. В связи с этим предпринимались попытки расшифровать это письмо, взяв за основу другие языки, что чрезвычайно усложнило работу.

Однако большинство ученых, занимавшихся проблемой линейного письма, продолжали считать, что люди, которые им пользовались, говорили по-гречески. К такому выводу, хоть и на последнем этапе своей работы, пришел и англичанин М. Вентрис.

Еще мальчиком будущий ученый заинтересовался тайной табличек из Кносса. Занимаясь архитектурой, он постоянно и много внимания уделял изучению этих табличек. Талант и упорство принесли успех. В 1952 году, в возрасте почти тридцати лет, Вентрис нашел ключ к расшифровке письма. А в следующем году вместе с филологом Д. Чедвиком Вентрис опубликовал статью с изложением своем методики и главных результатов исследований[68]. Три года спустя появился написанный совместно с Д. Чедвиком солидный труд, в котором тщательно описаны триста табличек из Кносса, Пилоса и Микен[69]. Однако Вентрису не суждено было увидеть эту книгу — за несколько месяцев до ее выхода в свет ученый погиб в автомобильной катастрофе.

Итак, линейное письмо Б прочитано. Хотя и осталось много неясных вопросов, главное сделано. Правда, полностью и точно перевести текст удается не всегда. Главных причин две. Во-первых, язык табличек очень древен — на пятьсот лет старше древнейших памятников греческой литературы! Вполне попятно, что значение ряда слов изменилось, а многие слова на протяжении веков вышли из употребления. Во-вторых, само письмо весьма несовершенно и сильно искажает звучание слов. Удобнее всего это проиллюстрировать, сопоставив известные нам имена с их записью на табличках. Например:

Имя Ахилл записано как — а-ки-ре-у

Антенор — а-та-но

Гектор — е-ко-то

Главк — ка-ра-у-ко

Орест — о-ре-та

Тантал — та-та-ро

Во избежание недоразумений надо подчеркнуть, что эти имена произносились приблизительно так, как обозначено в левом столбце. Однако сам принцип слогового письма обусловливал то обстоятельство, что при записи имена приобретали форму, сильно отличавшуюся от их звучания. А кроме того, в линейном письме отсутствовали знаки для передачи ряда согласных, например, для «л». На месте «л» во всех случаях использовался знак «р».

Мы сознательно привели те имена, которые фигурируют на дощечках и имеют соответствия в «Илиаде». Таких имен больше шестидесяти, не считая множества аналогичных. На табличках, например, не встречается мужское имя Идоменей, зато есть женская форма — Идоменея. И еще любопытная деталь: среди шестидесяти с лишним имен, фигурирующих в «Илиаде» и на табличках, двадцать, если верить Гомеру, принадлежит троянцам или лицам, сражающимся на их стороне. Это — Гектор, Антенор, Главк, Нандар, Трос, Илос и др.

Сказанное свидетельствует о том, что в песнях «Илиады» достаточно точно отражена ономастика микенской эпохи и что, следовательно, первооснова поэмы создана в те далекие времена.

Вместе с тем было бы грубой ошибкой считать, будто таблички сообщают что-либо о Троянской войне и о людях, принимавших в ней участие. Ничего подобного! Эти гордые имена — Ахилл, Гектор, Антенор, Алое, Тантал — в XV–XIII веках до н. э. носили самые обычные люди, жившие в районе Пилоса, Кносса, Микен. И совсем необязательно, что они принадлежали к высшим слоям общества. Что же касается важных исторических событий, то о них таблички ни словом не упоминают. Их содержание — не исторические хроники или повествования о героях, а сухие и краткие деловые записи — описи, реестры, счета, расписки, поручения: вы — дать-послать-получить. Нам, привыкшим смотреть на то время сквозь призму великой поэзии и прекрасных легенд, это может показаться странным. Не такова прозаическая правда: герои Гомера жили во времена хорошо организованной и разветвленной бюрократии.

В каждом микенском замке или дворце трудились большие группы писцов, которые скрупулезно отмечали и записывали на глиняные таблички (это был наиболее дешевый материал, папирус приходилось привозить из Египта), что имеется в хранилищах и на складах; кому, сколько и что выдано и с какой целью; что и сколько посеяно на каждом клочке земли; сколько собрано, сколько надлежит отдать государству; куда и сколько направить вооруженных людей.

Из табличек мы узнаем, что во главе крупнейших населенных пунктов тогда находился правитель, носивший титул «ванакт». Этот термин фигурирует и у Гомера, но в гомеровских поэмах его первоначальное значение видоизменилось, и он стал обозначать «важного господина», «аристократа». В то же время, если термином «басилей» в табличках называют князьков, мелких правителей, то позднее он приобрел значение — «царь».

В микенскую эпоху существовали чрезвычайно сложные аграрные отношения. Современная наука пока не имеет о них достаточно четкого представления. Но таблички говорят о том, что существовали разные типы собственности на землю и пользования землей, находившиеся под строгим контролем государства. То же можно сказать и о собственности правителя. Как мы помним, в повествовании о Беллерофонте говорится, что ликийцы выделили ему участок земли — «темей», — куда входили сад и пашня. на одной из табличек имеется запись: «wanakteron tomerios» — «надел ванакта» — и дальше сообщается, сколько на этом участке посеяно пшеницы[70].

Итак, герои, сражавшиеся с химерами и амазонками, вели строгий бухгалтерский учет. Количество зерна в хранилищах и площади засеянной земли всегда с большой точностью учитывались.

Правда, и не зная документов микенской письменности, можно без труда найти, а «Илиаде» подтверждение тому, что воины и герои проявляли удивительную расчетливость, когда речь заходила об имуществе. Мы бы не ошиблись, если бы сказали: не просто расчетливость, но алчность. Возьмем для примера известный нам эпизод. Можем ли мы утверждать, будто причиной внезапного гнева Ахилла, грубо оскорбившего царя Агамемнона и отказавшегося участвовать в сражениях, была любовь к прекрасной Брисеиде? Конечно, девушка был; ему мила, хотя по-настоящему он любил только своей друга Патрокла. На самом деле, отняв у него Брисеиду Агамемнон оскорбил не чувства Ахилла, а его свято убеждение, что он имеет право на эту девушку, которую завоевал в кровавом бою. Лишаясь Брисеиды, он теряет свой «дар», свою часть добычи, свою собственность.

С какой бы стороны мы ни взглянули на те времена, от чего бы пи оттолкнулись — от документов ли хозяйственной отчетности из дворцовых архивов или от эпических поэм, вывод напрашивается один: это не была эпоха бескорыстных нежных чувств и трогательных сантиментов.

Но, возразит сентиментальный читатель, существует ли более романтический повод для войны, чем любовь? Ведь, согласно Гомеру, Троянская война велась из-за женщины, из-за прекрасной Елены! Ради нее в течение десяти лег гибли тысячи мужчин у стен Трои. И если даже это был лишь предлог, сам выбор такого, а не иного предлога убедительнее всего говорит о том, что в те времена ценили не только то, что можно записать, инвентаризировать, вычислить!

Конечно, в этом есть доля правды. История учит, что даже в самые торгашеские, бюрократизированные времена порой происходит нечто совершенно непредвиденное. И все же следует сказать, что и с самой Еленой, явившейся причиной войны, дело обстоит совсем не так просто. Вдумавшись во все события, приглядевшись к ним внимательнее, вы увидите, что прекрасная женщина вовсе не так добродетельна и прекрасна, как вам казалось, и что эта женщина вызывает немало толков. По об этом в следующей книге.


Загрузка...