Весной 344 года до нашей эры македонский царь Александр во главе своею войска подошел к проливу, отделяющему Европу от Малой Азии. Этот пролив, известный нам как Дарданеллы, в то время назывался Геллеспонт. Войско, состоявшее из греков и македонян, готовилось к переправе. А молодой царь — ему было тогда всего 22 года — со своими соратниками поскакал верхом к оконечности вытянутого полуострова, где находился высокий курган, который повсеместно и уже много веков считался могилой Протесилая. Говорили, что это был первый ахеец, погибший в Троянской войне. Протесилай, царь одного из фессалийских племен, раньше других соскочил с корабля на азиатский берег и был убит Гектором. Друзья перенесли останки Протесилая на европейский берег и похоронили на выступающей в море оконечности полуострова, чтобы герой мог приветствовать корабли, выходящие из Эгейского моря в пролив. Так гласит легенда. Могила Протесилая была окружена религиозным почитан нем. Здесь приносили жертвы и в ближайшей роще отправляли священные обряды С этой целью поспешил к могиле и юный царь. Но эта жертва и молитвы имели более глубокий, символический смысл. Когда-то, во времена троянского похода, войско ахейцев, к которому принадлежал Протесилай, переправилось через Геллеспонт для того, чтобы разрушить богатый азиатский город. Сейчас македонско-эллинское войско готовилось к войне с великой азиатской державой, с персидской монархией. Молясь у могилы легендарного героя, Александр просил богов милостиво отнестись к его начинаниям и уготовить лучшую судьбу тому, кто первый ступит на землю врага.
И все произошло так, как хотел Александр. Переправа через пролив совершилась быстро и благополучно. Враг даже не пытался оказать сопротивление. А ведь это был самый подходящий момент, чтобы расправиться с армией завоевателей! Войско Александра насчитывало немногим более тридцати тысяч человек. Часть солдат была напугана невероятно дерзким замыслом своего полководца, который вел их в чужие, неведомые земли. Однако персов они не встретили. Не было уже на свете и Гектора, поразившего копьем первого воина, сошедшего на азиатский берег, и войско беспрепятственно высадилось в Абидосе.
Пока шла переправа и транспортные корабли курсировали от одного берега пролива к другому, перевозя людей, коней, припасы и оружие, Александр, едва оказавшись в Абидосе, в сопровождении отряда конников смело поскакал вдоль Геллеспонта по направлению на запад.
Вначале они продвигались по берегу пролива, потом свернули и поскакали в долину, раскинувшуюся среди невысоких холмов. После нескольких часов быстрой езды перед ними открылся вид на широкую, чуть холмистую равнину, за которой сверкало Эгейское море, и на горизонте виднелись синие очертания гористых островов. Всадники свернули влево, в глубь полуострова и вскоре переправились через небольшой ручей, бежавший во влажной долине.
— Это Симоент! — воскликнул кто-то из свиты царя. И все с набожным восторгом стали глядеть на скромную речушку, о которой так часто упоминает Гомер. Но времени для размышления об этой знаменитой реке не было. Перед ними возвышался небольшой холм с крутыми склонами. На вершине его, вокруг маленького храма, теснились жалкие строения. Указав на них рукой, проводник сказал:
— Это Илион, Троя, некогда славный град Приама!
Стоявшие на холме Александр и его спутники не могли не признать, что древние жители Троады выбрали для своего города великолепное место — на самой оконечности Азиатского материка, где береговая линия разворачивалась почти под прямым углом. На западе раскинулось Эгейское море, на севере протянулся узкий и длинный пролив Геллеспонт. Город располагался на одинаковом расстоянии — приблизительно в одном часе ходьбы — от моря и от пролива. На западе у подножия холма по широкой долине бежал, извиваясь, Скамандр, впадавший в Геллеспонт, от Эгейского моря реку отделяла гряда невысоких холмов. По берегам реки росли деревья. С севера город огибала более спокойная и менее широкая река Симоент. Летом река полностью пересыхала. Симоент впадал в Скамандр, и Троя, таким образом, лежала как бы в вилке, образуемой этими двумя реками, что делало город труднодоступным для врага.
Все описанные Гомером сражения и новинки происходили на равнине, по которой протекал Скамандр. Здесь стояла до неба пыль, поднятая копытами коней и колесами повозок, здесь шли бои между ахейскими дружинами и защитниками города. Равнина была усеяна трупами воинов, отданных на растерзание птицам и собакам.
Известно, что, высадившись на берег, греки разбили лагерь. Где находился этот лагерь, простоявший у стен Трои десять долгих лет? Расположиться у самых стен города он не мог — ахейцы должны были стеречь свои корабли[95]. Гомер неоднократно упоминает о том, что палатки и укрепления ахейцев находились на самом берегу моря, однако более точного места их расположения не указывает. Тем не менее отдельные намеки, содержащиеся в поэме, а также местная традиция говорят о том, что греки разбили свой лагерь не на берегу Эгейского моря, а на побережье Геллеспонта, неподалеку от устья Скамандра. Оттуда, двигаясь вдоль берега Скамандра, они и совершали набеги на город. Таким образом, строго говоря, Троя никогда не была блокирована со всех сторон. В течение многих лег она подвергалась непрестанным нападениям, но контакты с внешним миром полностью не прерывались. Поэтому-то Троянская война и могла тянуться так долго.
Если встать на священном холме Илиона спиной к морю и лицом на юго-восток, можно увидеть вдали массив лесистой горы Иды, где некогда пас стада Парис и где перед ним предстали три богини, потребовавшие, чтобы он решил их спор и вручил прекраснейшей золотое яблоко.
Все в этих местах, на что ни поглядишь, казалось овеянным поэзией, давно знакомым. Однако сам холм, не говоря уже о поселении на нем, разочаровал Александра и его спутников. Крутой, с отвесными труднодоступными склонами, холм был невелик. Его плоская поверхность составляла в длину в современных единицах немногим больше двухсот метров. Могли ли на этой площади разместиться тысячи защитников города, о которых говорит Гомер? А может быть, Илион — это только акрополь, крепость, а сам город располагался у подножия холма?
Глядя на это небольшое, бедное поселение, Александр с трудом верил, что несколько столетий назад здесь находился укрепленный город, который так долго сопротивлялся мощному напору греческих племен и наконец пал, сломленный не силой, а хитростью. Сейчас Илион не имел оборонительных стен, напрасны были бы поиски места, где некогда возвышались Скейские ворота и располагались дворец Приама и дома его сыновей и зятьев. Во всем поселении более или менее внушительный вид имел только храм Афины. По мнению Александра, это было то самое святилище, где некогда возносили молитвы троянцы и где жена Приама, чтобы усмирить гнев богини, принесла ей в дар великолепный покров. Ступив в храм, Александр поискал глазами старинные предметы. Как в большинстве греческих храмов, здесь висели на стенах воинские доспехи, пожертвованные многими поколениями жителей этих мест. Александр не сомневался, что этим оружием пользовались еще герои Троянской войны. Он представлял себе, как некогда в них облачались знаменитые воители, воспетые Гомером. Он непременно хотел взять отсюда хоть какое-нибудь оружие. Чтобы не обидеть богиню, на место снятого щита он повесил свой, значительно более драгоценный. С той поры во всех сражениях рядом с ним носили троянский щит.
Посещение Илиона на этом по кончилось. Выйдя из храма, царь принес на алтарь Зевса жертву тени Приама. Эта жертва имела символический смысл. Дело в том, что, по преданию, после падения Трои сын Ахилла Неоптолем убил Приама именно у алтаря Зевса. А македонский царский род, согласно легендам, происходил от Неоптолема. Этой жертвой Александр хотел вымолить прощение у давнего азиатского правителя за кровь, пролитую его, Александра, предком.
Царь и его свита покинули поселение. Они не вернулись в Абидос, где продолжалась высадка войск, а подъехали к Геллеспонту в том месте, где в него впадал Скамандр, и остановились на выступающей в море оконечности материка. Здесь высилось три кургана. Два из них, на берегу Эгейского моря, считались могилами Ахилла и Патрокла; в третьей, на берегу Геллеспонта, по преданию, покоился прах Аякса. Юный царь снова совершил символический обряд — собственноручно возложил венки на могилу Ахилла, а его ближайший друг Гефестий украсил цветами могилу Патрокла. Потом, согласно древнему обычаю, царь и его спутники, скинув одежды и умастив тело, несколько раз пробежали вокруг могилы[96]. Бросив последний взгляд на место вечного упокоения Ахилла, Александр вздохнул и произнес:
— Ахилл, счастливец, при жизни он имел преданного друга,
а после смерти — великого глашатая своей славы[97].
Посещение Александром Илиона явилось началом возрождения, пришедшего в упадок славного города. Македонский царь мечтал украсить Трою, воспетую его любимым поэтом, величественными зданиями. Однако продолжительные войны на Востоке, а потом смерть молодого полководца на тридцать третьем году жизни помешали осуществлению этих замыслов. Кое-что сделали наследники Александра, в особенности фракийский царь Лисимах, обнесший Трою мощными стенами.
Но поистине благодатные времена наступили для Трон, когда она оказалась под римским владычеством. Как известно, римляне считали себя потомками троянцев. По некоторым сказаниям, Эней после разрушения Трои вместе с уцелевшими дарданами переселился в Италию, где его потомки основали Рим. Юлий Цезарь считал Энея основоположником своего рода. Род Юлиев и династия императоров, основанная Юлием Цезарем, вели свое происхождение от сына Энея, Юла (Аскания).
Беглецы, спасшиеся после завоевания города ахейцами, предводительствуемые Энеем, долго странствовали по далеким морям и землям. Преследуемые Герой, ненавидевшей троянцев, они пережили множество опасных приключений, пока наконец уцелевшая горстка героев достигла Италии, где поселилась на берегах нижнего Тибра.
Позднее, создав уже могучую мировую державу, римляне считали священным долгом заботиться о колыбели своих предков. Римские военачальники и государственные деятели, а также императоры не только посещали Илион, но и наделяли город различными привилегиями и щедро одаривали. Весьма милостив к Трое был Юлий Цезарь, благосклонно относились к городу и другие императоры: Август, Адриан, Марк Аврелий, Константин Великий.
Во все века в Трое сохранялся культ древних героев. Он продолжал существовать и когда в империи начало распространяться христианство.
В 354 году н. э. Трою посетил будущий император Юлиан, прозванный Отступником. Будучи горячим приверженцем древнегреческой религии и культуры, Юлиан уже тогда втайне не любил христиан. Во время прогулки по Трое царевича сопровождал местный епископ Пегасий. Через десять с лишним лет Юлиан, ставший к тому времени императором, в письме одному из своих друзей описал впечатления от Трон. Эго письмо — важный и любопытный документ, свидетельствующий, с одной стороны, о том, насколько живы были в городе Приама старинные легенды и культы, с другой — живо характеризующий епископа Пегасия, который, несмотря на высокий церковный сан, симпатизировал язычеству.
Не потому ли, что в то время еще не было полной уверенности в окончательной победе повой религии?
Юлиан прибыл в Трою в полдень. Пегасий вышел ему навстречу. Юлиан выразил желание как следует осмотреть Илион. На самом деле это был лишь предлог. Юлиан хотел увидеть, в каком состоянии находятся древние святилища. Вот что он об этом пишет:
«Там есть герион Гектора, и в маленьком храме там стоит его бронзовая статуя. А напротив нее на открытом дворе установлена статуя великого Ахилла. Если ты видел это место, то, конечно, поймешь, о чем я говорю. А от проводников ты можешь узнать историю, из-за чего напротив статуи Гектора стоит великий Ахилл, который занимает весь открытый двор. Я же, обнаружив, что алтари еще горят, вернее, даже пылают, а изображение Гектора умащено и блестит, сказал, посмотрев на Пегасия: «Что это, илионяне приносят жертвы?» — я хотел незаметно выведать, какие у него мысли. Он же ответил: «А что плохого, если они почитают прекрасного мужа, их согражданина, как и мы — своих мучеников?» Сравнение, конечно, неудачно, по при тогдашних обстоятельствах эта его логика была не такой уж плохой. Что же было дальше? «Пошли, — сказал я, — в святилище Афины Илионской. Он с большой охотой отвел меня туда, открыл храм и, как бы свидетельствуя, показал мне статуи в полной сохранности. И он совсем не делал того, что обычно делают те нечестивцы, — чертят на своих нечестивых лбах знак нечестивца (осеняют себя знаком креста. — Д. Г.), и не свистел, подобно им. Ведь свистеть демонам и крестить лбы — эго две вершины их теологии.
…Этот же Пегасий сопровождал меня и в храм Ахилла и показал мне могилу в полной сохранности-хотя мне сообщали, что и она полностью им разрушена. И приблизился он к пей с большим почтением — я это видел собственными глазами»[98].
В те времена, когда в Илионе побывал Юлиан, в середине IV века нашей эры, городу Приама было еще чем гордиться. Позднее, когда Римская империя начала клониться к упадку, вновь наступили плохие времена. Жители Илиона нищали, город подвергался набегам, разрушениям, пожарам. К началу средних веков он превратился в груды развалин. Среди деревьев и кустарников бродили козы и овцы. О том, что некогда здесь высился укрепленный город, можно было лишь догадываться. Да, люди сохранили воспоминания о былом его величии. Турки, захватившие и заселившие Малую Азию, дали этому месту название Гиссарлык, что значит — «холм».
Приведенные факты свидетельствуют о том, что древние греки и римляне были совершенно убеждены, что их Илион находился на том самом месте, где некогда стоял город, воспетый Гомером. Так ли эго на самом деле? А может быть, гомеровская Троя находилась на каком-то другом холме в этом районе? Или же разрушенная ахейцами, она никогда больше на том же месте не отстраивалась, а название — Троя, Илион — было дано совершенно другому городу, построенному на холме, который сейчас носит название Гиссарлык? Такое предположение выдвигали уже древние историки. Правда, ими двигала скорее всего обыкновенная зависть — живя в небольших городках но соседству с Троей, они не могли примириться с тем, что цари и императоры осыпали своими милостями именно этот город.
Позднее, уже в новое время — в XVIII — первой половине XIX века — существовали две точки зрения. Одни исследователи утверждали, будто гомеровская Троя является просто-напросто плодом поэтической фантазии и что поэтому серьезно и внимательно изучать содержащиеся в поэме топографические данные не следует. Другие, напротив, относясь с доверием к описаниям и указаниям «Илиады», считали, что им соответствует местность, расположенная несколько выше по течению Скамандра, — турки называли ее Бунарбаши. Число приверженцев второй точки зрения особенно возросло после того, как французский путешественник Лешевалье, посетивший этот район Малой Азии в 1785–1786 годах, обнаружил, что неподалеку от Бунарбаши бьют из земли два источника — холодный и горячий. Вспомним — в «Илиаде» говорится о двух таких источниках вблизи стен Трои. Поэт упоминает о них, описывая, как Гектор бежит от преследующего его Ахилла:
Оба, вдали от стены, колесничной дорогою мчались;
Оба к ключам светлострунным примчались где с быстротою
Два вытекают источника быстропучинного Ксанфа.
Теплой водою струится один, и кругом непрестанно
Пар от него подымается, словно как дым от огнища;
Но источник другой и средь лета студеный катится,
Хладный, как град, как снег, как в кристалл превращенная влага[99].
На многих производил впечатление тот факт, что поэтическое описание, сделанное много веков назад, совпадало с тем, что можно было увидеть в действительности. И на протяжении нескольких десятилетий почти все европейские ученые единодушно считали, что Бунарбаши — это и есть гомеровская Троя. Свою точку зрения Лешевалье подкрепил картами. То обстоятельство, что автор вычерчивал их слишком произвольно, выяснилось лишь позднее.
Летом 1868 года в этот район прибыл Г. Шлиман. Побуждаемый горячим желанием собственными глазами увидеть места, где сражались его любимые герои, он прежде всего отправился в Бунарбаши. Здесь он с изумлением обнаружил, что карты Лешевалье не вполне соответствуют действительности. Кроме того, оказалось, что источников здесь не два, а целых сорок и среди них — ни одного горячего! Далее. Расстояние между Бунарбаши и Геллеспонтом составляло по прямой линии более двадцати километров. Между тем, если верить «Илиаде», Трою от лагеря ахейцев, раскинувшегося на берегу Геллеспонта, отделяло самое большее несколько километров — герои, вестники и воины в течение одного дня неоднократно пересекали это пространство.
Все эти обстоятельства убедили Шлимана в том, что Бунарбаши ни в коем случае нельзя считать Троен, описанной Гомером. Чтобы удостовериться в этом окончательно и иметь возможность возразить предполагаемым оппонентам, Шлиман нанял местных крестьян, которые выкопали здесь глубокие ямы в ста различных местах. Всюду наверх поднимали чистую землю, пока на небольшой глубине не наткнулись на природную скалу. Лишь в одном месте, на южном склоне холма, обнаружили остатки какого-то небольшого укрепленного поселения. Найденные здесь мелкие глиняные черепки относились ко времени после Александра Македонского. Никаких следов более древних построек не было! Позднейшие изыскания показали, что на этом месте располагался городок Гергис, но он возник и развивался уже в позднегреческий и римский периоды.
Будучи глубоко убежден, что Бунарбаши — не гомеровская Троя, Шлиман начал тщательно обследовать все возвышенности по обоим берегам Скамандра, продвигаясь вниз по его течению по направлению к Геллеспонту. Поиски не давали никаких результатов, пока исследователи не оказались на холме Гиссарлык. Здесь совпадало вес: расстояние до Геллеспонта — немногим более четырех километров; расположение — у места слияния двух рек; и наконец, тот факт, что именно на этом месте располагался Илион, который посещали Александр Македонский и римляне. Многочисленные памятники старины, обнаруженные на Гиссарлыке, не оставляли в этом никакого сомнения.
Почти половина холма в то время находилась в личной собственности англичанина Ф. Колверта. Он сам, своими руками извлек из-под земли и обломков камней фрагменты рельефов, украшавшие греческий и римский Илион. Колверт, как и ряд других европейских ученых, считал, что гомеровская Троя не могла находиться в районе Бунарбаши. Он утверждал, что искать ее следует именно здесь, на Гиссарлыке, под более поздними культурными слоями. Однако для того, чтобы приступить к систематическим поискам, Колверту не хватало не только энтузиазма, по и денег. Всего этого было в достатке у Генриха Шлимана, которому благодаря его увлеченности и любви к истории удалось под отложившимися на протяжении столетии слоями щебня и земли обнаружить мощные оборонительные стены, столько лет защищавшие Трою от нападений ахейцев.
Подготовительные работы на холме Гиссарлык начались в апреле 1870 года. Однако к раскопкам можно было приступить, только получив разрешение турецкого правительства. Такое разрешение Турция дала лишь в 1871 году. С этого времени Шлиман провел на Гиссарлыке семь раскопочных сезонов (до 1890 года). В последние годы с ним сотрудничал крупный немецкий архитектор В. Дерпфельд, который копал здесь и после смерти Шлимана, скончавшегося в декабре 1890 года, — в 1893 и 1894 годах.
После Дерпфельда долгое время никто не занимался Гиссарлыком, пока в 1932 году сюда не прибыла большая и прекрасно оснащенная американская экспедиция, проработавшая здесь в 1932–1936 годах семь археологических сезонов по три-четыре месяца каждый. Руководили работами В. Т. Симпл и К. В. Блеген.
Таким образом, на холме Гиссарлык на протяжении многих лет с необычайной тщательностью проводились археологические раскопки, с особенным педантизмом и скрупулезностью велись работы, которыми руководил Блеген. История открытий описана во многих научных и популярных книгах. Нас сейчас интересует конечный результат. Что же можно сказать на основе всех имеющихся в настоящее время данных об истории поселений на холме у слияния Скамандра и Симоента?
Первые долговременные человеческие поселения возникли здесь уже около 3000 года до пашей эры. Начиная с этого времени на холме непрерывно, на протяжении восемнадцати веков жили люди. Поселения существовали до 1200 года до н. э. Чего только не пережили здешние обитатели за такой большой отрезок времени! Периоды длительного процветания сменялись годами войн и всевозможных бедствий. Не раз поселение бывало уничтожено пожарами или землетрясениями, часто страдало от набегов враждебных племен. Но, несмотря ни на что, жизнь здесь не замирала. На руинах разрушенных домов и оборонительных стен возникали новые поселения, создававшиеся либо уцелевшей частью местного населения, либо завоевателями. На протяжении восемнадцати веков сохранялась непрерывность, преемственность застройки холма Гиссарлык.
Поселения наслаивались одно на другое, и холм поднимался все выше. В некоторых местах толща культурных напластований достигает более десяти метров над скальным основанием. Если сделать вертикальный разрез холма, обнажатся следы многочисленных поселений, и опытный глаз без труда отделит один слон от другого, поскольку каждый период характеризуется своими особенностями строительства, формой глиняных сосудов и стилями украшений. В развалинах строений обнаружены сотни различных мелких предметов, которые могут о многом рассказать специалисту. Между 3000 и 1200 годами до н. э. выделяются семь слоев. Нумерация начинается снизу, то есть с древнейших слоев. При этом каждый слой делится на несколько горизонтов.
Около 1200 года до н. э. — по нумерации археологов это слой VII-А — город, лежавший на берегу Скамандра, постигла величайшая катастрофа, ставшая причиной его гибели. Жесткий враг разрушил город и истребил чуть ли не всех его жителей. Уцелевшие горожане пытались отстроиться на пепелищах и руинах. Но созданные ими небольшие и бедные поселения вскоре оказались завоеваны каким-то пришлым племенем, находившимся на более низком уровне цивилизации. Впрочем, пришельцы здесь не задержались. Вскоре холм совершенно опустел, и больше никто уже не строил на нем домов.
Новая жизнь появилась здесь только около 700 года до пашей эры, когда был построен греческий городок, объявивший себя наследником имени и славы Илиона. В этом городке гостил Александр Македонский, а потом и другие знаменитые люди, включая императора Юлиана, последнего из числа прославленных посетителей Трон.
Такова в самых общих чертах история Трои, восстановленная, по археологическим слоям на холме у слияния Скамандра и Симоента.
Какой же из семи слоев рассказывает о событиях, описанных в «Илиаде»?
Первое поселение на холме, Троя I, существовало несколько сот лет, приблизительно с 3000 по 2500 год до н. э. Здесь было в ту пору больше десятка разнокалиберных домов, окруженных общей оборонительной стеной. Часть оборонительных степ и домов была сложена из камня, остальное — из необожженного кирпича. Толщина стен у основания кое-где достигала трех метров. С южной стороны имелись ворота, охранявшиеся двумя высокими башнями. Жители Трои I пользовались по преимуществу каменными орудиями, но знали и медь. Большой неожиданностью явилась находка — в таком раннем слое! — каменной плиты, украшенной резьбой и изображением человеческой головы. Гончарный круг в Трое I еще не был известен. Глиняные сосуды преимущественно покрывались черной краской, реже — цвета бронзы или красной. Мелкие предметы представлены главным образом костяными иглами и гребнями, а также небольшими каменными фигурками.
Культура Трон II является продолжением предшествующей. В это время была воздвигнута мощная, чуть сужающаяся кверху оборонительная стена из кирпича — сырца и бревен, на основании, сложенном из мелких камней. В этой стене имелось несколько ворот, защищенных выступавшими вперед башнями. Центр города тоже был обнесен стеной. Здесь, без сомнения, стоял дом правителя и другие крупные строения. Главным помещением в каждом из них, по всей видимости, был большой прямоугольный зал, в который попадали через вестибюль. В одном из залов сохранились остатки круглого очага на каменном основании. Керамические изделия Трои II представлены типами, уже известными по предыдущему периоду, но изготовленными на гончарном круге. Сосуды Трои II более разнообразны по форме и богаче украшены. Каменные, иногда глиняные или костяные фигурки напоминают аналогичные предметы, обнаруженные во многих районах Ближнего Востока. Вообще, культура Трои I и Трон II имеет много черт сходства с цивилизациями крупных центров Малой Азии и даже Месопотамии. Оружие и орудия в этот период, как и в предыдущие, делались из камня; медь содержала небольшую добавку олова.
Троя II, точнее ее правители, была необычайно богата. Именно в этом слое Шлиман обнаружил бесценны сокровища, спрятанные в толстых стенах одного из домов: цепочки, серьги, сосуды, подвески — все изделия из золота и серебра.
Почему эти богатства хранились в тайнике? Почему никто не извлек их оттуда? Очевидно, помешала какая — то внезапная катастрофа. В Трое II видны следы сильнейшего пожара. Но вряд ли этот пожар вспыхнул по вине некоего завоевателя, потому что следующий слой сточки зрения культуры аналогичен предыдущему, — все говорит за то, что здесь продолжало жить то же племя, сохранявшее прежние формы общественной жизни. Было высказано предположение, что Троя II пала в результате внутренних войн. Возможно, зависимая часть населения, проживавшая у подножия холма, на котором стоял город, выступив против правителя, захватила и разрушила его резиденцию. Правитель, или кто-нибудь из его семьи, успел спрятать сокровища в стенах дома, но, по всей вероятности, погиб вместе со своими близкими и не осталось никого из знавших о драгоценностях. Они пролежали в тайнике сорок веков, пока их не обнаружил Шлиман.
Как известно, Шлиман был убежден, что нашел сокровища царя Приама. Он считал, что Троя II — это и есть город, воспетый в поэме Гомера. Что же касается пожара, то он, по мнению Шлимана, возник в результате вторжения в Трою ахейцев. Однако при помощи современных методов датировки установлено, что Троя II нала около 2200 года до н. э., то есть приблизительно за тысячу лет до того времени, каким традиционно датировалась Троянская война. Следовательно, этот слой никак не может считаться городом, в котором находилась прекрасная Елена.
Разрушенная Троя II вскоре была опять отстроена. В новом поселении продолжала развиваться культура, творцом и носителем которой являлась та же этническая группа. Вначале, правда, наблюдался некий упадок и регресс: дома строились кое-как, небрежно; оборонительные стены — если они возводились — были непрочными; постройки располагались беспорядочно. Жители явно были бедны и нерачительны. Однако со временем картина стала меняться к лучшему — об этом свидетельствуют слои Троя III, IV и V.
И вдруг, приблизительно в 1800 году до н. э. начинает происходить нечто странное. Старая культура, чье непрерывное развитие мы наблюдали с 3000 года до н. э. и памятники которой сохранились в пяти последовательных слоях, внезапно уступает место культуре совершенно иного типа! Возникший на этом месте город, названный нами Троей VI, разительно отличается от пяти предыдущих. Прежде всего он значительно — почти вдвое — больше, обнесен мощными оборонительными стенами из обработанных каменных блоков, сложенных правильными рядами, а не из довольно мелких камней, как было в каждом из пяти предыдущих слоев. Высота стен зависела от особенностей рельефа; местами они достигали десяти с лишним метров. Толщина стен в верхней части, как правило, три метра. Сохранились, разумеется, только нижние, самые толстые части.
Дома Трои VI больше и богаче, чем в предыдущие периоды. К сожалению, сохранились следы только тех домов, которые были в непосредственной близости от оборонительных стен. Постройки, по всей вероятности, возводились на платформах, ярусами поднимавшихся к вершине холма, где располагался храм и дворец правителя и откуда вели дороги к четырем главным воротам. В греко-римские времена, когда на вершине холма выравнивалась площадка для новых построек, верхние платформы были разрушены и снесены.
О глубоких переменах в культуре Трои свидетельствуют не только величина строений и монументальность архитектуры, по и керамика — форма, техника изготовления, отделка изделий. Среди сосудов, обнаруженных в Трое VI, можно выделить девяносто восемь различных типов, и лишь восемь из них продолжают традицию Трои I–V. Девяносто же видов — это изделия нового типа, до тех пор здесь не встречавшиеся. И что особенно интересно: керамика Трои VI обнаруживает поразительное сходство с глиняными изделиями, появившимися в это же самое время в Элладе. Необходимо подчеркнуть, что сходство возникло не в результате заимствования, подражания, торгового обмена (хотя торговля уже существовала), а объясняется лишь фактом применения идентичной техники и использованном для украшения одинаковых рисунков.
И наконец, еще одно важное и знаменательное новшество: в Трое VI появляется лошадь. До тех пор это животное не было известно пи здесь, ни в других районах Ближнего Востока и Эллады. О том, что в Трое VI занимались коневодством, свидетельствуют найденные здесь в большом количестве кости. Зная, как обстояло дело в других государствах тогдашнего мира, мы можем с полной уверенностью сказать, что лошадь использовалась только как тягловая сила в боевых колесницах. Ни в тот период, ни много позднее лошадей для верховой езды не использовали. Зато боевые колесницы во II тысячелетии до н. э. представляли собой главную ударную силу во всех войсках. Для работы в поле и всевозможных перевозок служили волы и ослы.
На основе приведенных данных можно сделать вывод, что Трою VI построил народ, принципиально отличавшийся от тех племен, которые возводили на этом холме города в предшествующие эпохи. Этот новый народ появился в долине Скамандра приблизительно в 1800 году до н. э. Ему удалось победить прежних обитателей этих мест, вероятно, благодаря какому-то новому, доселе неизвестному оружию и повой тактике — этот народ сражался на боевых колесницах.
Кто они, эти пришельцы? На каком языке говорили? С какими племенами состояли в родстве? На эти вопросы мы не можем ответить, поскольку раскопки в Трое не дали письменных памятников, без которых остаются немы любые, даже самые богатые, предметы материальной культуры. Извлекаемые археологами из недр земли, они дают представление об уровне жизни, позволяют строить предположения о том, когда развивалась и пришла в упадок та или иная цивилизация, но то, что представляет наибольший интерес, — язык, этническая принадлежность, общественная организация, верования, — при отсутствии письменных памятников остается невыясненным.
Однако вернемся к факту, заинтересовавшему нас: культура Трои VI, в особенности ее керамика, обнаруживает поразительное сходство с культурой тогдашней Эллады, которую в то время населяли греки, точнее, первая волна племен-завоевателей — многократно упоминавшиеся в этой книге ахейцы. Ахейские племена начали прибывать в центральную и южную Элладу в XVIII веке до н. э., то есть одновременно с появлением на берегах Скамандра племен, создавших Трою VI. Следует ли из этого, что Трою населяли в тот период родственники ахейцев, то есть что это были греки? В настоящее время ряд ученых вполне это допускают, а различия между ахейской культурой Эллады и культурой Трои объясняют тем, что они возникли на разной основе. Сколь ни заманчиво это предположение, оно остается пока лишь гипотезой. Несомненно, одно: и ахейцы, и основатели Трои VI прибыли на свои новые места жительства с одной и тон же волной крупного переселения народов, и их материальная культура обнаруживает поразительное сходство.
Вскоре после 1300 года до н. э. на Трою VI, которая была в это время богатым и могущественным городом, обрушилась страшная катастрофа — сильное землетрясение. Рухнули дома, во многих местах дали трещины оборонительные стены, обрушились их верхние части. Кое-где вспыхнули пожары. Человеческих жертв, по-видимому, не было. Вероятно, катастрофе предшествовали несильные толчки, заставившие жителей своевременно покинуть дома.
Пережив катаклизм, трудолюбивые жители Трои немедленно приступили к восстановлению города. Так на развалинах Трои VI возник город, который археологи обозначают как Троя VII-А. Культура этого периода явилась прямым продолжением предшествующей. Естественно, не сразу удалось все восстановить, не сразу было достигнуто прежнее благосостояние. Несомненно, имело место определенное снижение уровня жизни. Тем не менее раны заживали, и Троя VII-А не только сравнялась бы с Троей VI, но и превзошла бы ее со временем, если бы не одно обстоятельство: только двум поколениям жителей Трои удалось пожить в мире. Незадолго до 1200 года до н. э. прекрасному, цветущему городу был нанесен смертельный удар. На этот раз причиной бедствия оказалась не природа, а человек. В стены города ворвался враг, принесший разрушения, пожары, смерть. Об этом говорят бесчисленные следы: в домах, на улицах, у стен обнаружены скелеты людей, умерших насильственной смертью, людей, которых некому было хоронить; дома разграблены и сожжены.
Археологические раскопки принесли еще одно удивительное открытие: в последний период существования Трои VII-А в стенах города, всюду, где только возможно, где имелось хотя бы небольшое свободное пространство, возникло множество небольших домиков, в каждом из которых, даже в самых миниатюрных, под полом находился склад продовольствия, хранившегося, как правило, в глиняных кувшинах. Объяснение этому может быть только одно: город собирался дать пристанище значительно большему числу жителей, чем в обычное время. По-видимому, у стен города стоял враг!
Таким образом, Троя VII-А пала после осады, захваченная и разграбленная врагом. Троя VII-А располагалась в северо-западной части полуострова Малая Азия, именно там, где Гомер и все эллинисты после него помещали град Приама, Илион, захваченный после десятилетней осады войсками ахейцев, предводительствуемыми Агамемноном. Разве это не убедительное доказательство того, что в легендах о Троянской войне содержится зерно исторической правды?
Отметим еще одно поразительное совпадение, связанное с хронологией. Об этом мы уже вскользь упоминали, теперь поговорим подробнее. Как мы знаем, древние авторы очень много размышляли о том, когда именно велась Троянская война. У них, однако, не было данных, которые позволили бы ответить на этот вопрос: не существовало ни документов, ни хроник, ни надписей. Кое-кто, как мы помним, обращался за помощью к египетским жрецам, другие пытались справиться своими силами, выстраивая хронологические схемы, основанные на «генеалогиях», то есть на традиции, согласно которой отдельные знатные греческие роды вели свою родословную от героев, сражавшихся под Троей. Например, македонская царствующая династия считала своим предком самого Ахилла. Привлекались вспомогательные данные, такие, как очень древний и достоверный список спартанских царей. Многие античные авторы ломали голову над этим вопросом, и в результате устанавливались даты, пусть не вполне совпадающие, по и не слишком расходящиеся. Датировка Троянской войны колебалась между 1334 и 1136 годами до н. э. Чаще других принималась датировка выдающегося ученого Эратосфена, жившего в Александрии в III веке до пашей эры. Эратосфен утверждал, что Троя была завоевана в 1184 году до н. э. (по нашему летосчислению).
Конечно, нам может показаться, что расхождения в датах слишком велики и что поэтому сам этот метод установления хронологии тех или иных событий непригоден. Не следует, однако, забывать, что расхождения в датировках обусловлены самим методом. Счет велся по поколениям, то есть пытались определить, сколько поколении назад по отношению к какому-либо событию, например, к первой Олимпиаде, был завоеван город Приама. При этом единого мнения о том, сколько лет принимать за время жизни одного поколения, не существовало. Одни считали, что это — двадцать-тридцать лет, другие — сорок. При десяти поколениях разница составляла сто лет. Нам остается лишь с уважением отнестись к греческим ученым — ведь приблизительные даты падения Трои, установленные на основе столь скудных данных, не слишком разнятся между собой. Дата же, предложенная Эратосфеном, поразительно близка к той, которая сейчас принимается археологами как время разрушения Трон VII-А — незадолго до 1200 года до н. э.
Надо сказать, что поселение на Гиссарлыке никогда, даже в период наивысшего расцвета, не было столь великолепным и большим, как об этом говорится в «Илиаде». Ничего не поделаешь — эпическая поэзия несколько приукрашивает изображаемый предмет. Коль скоро ахейцы десять лет осаждали этот город, значит, он был невероятно могуществен и многолюден.
А по существу, Троя VI и Троя VII-А были прежде всего крепостями, но не городами. Внутри оборонительных стен находилось лишь несколько десятков домов, а общее число постоянных жителей не превышало нескольких сот человек. Даже если предположить, что во время осады в крепости жило в десять раз больше людей, то и тогда мы не получим цифру — несколько десятков тысяч троянцев и союзников, — которую мы должны принять, если захотим целиком положиться на Гомера. Историческая Троя была прежде всего резиденцией правителя, его семьи и двора. Подданные — земледельцы, рыбаки, ремесленники — жили за стенами замка, в долине Скамандра, на холмах, в глубине полуострова и на берегу моря они отдавали владельцам крепости плоды своего тру ха, получая защиту в случае набегов соседей или пиратов.
Окрестности Трои отличались необычайным плодородием. Здесь были благоприятные условия не только для земледелия, но и для скотоводства. Особенно процветало здесь коневодство. Вот почему «Илиада» часто называет троянцев «hippodamoi», что можно перевести как «укротители коней», а по сути дела, просто «коневоды». Источником богатства троянцев, без сомнения, служили различные ремесла, особенно ткачество. О распространенности этого ремесла свидетельствует огромное количество найденных среди развалин грузил, использовавшихся для натягивания ткани на станке.
Троянцы торговали с заморскими странами. В период Трои VI и VII-А поддерживались чрезвычайно живые контакты с различными областями Эллады, находившимися в подчинении у Микен.
Однако самым большим богатством Трои, подлинной основой ее величия и славы являлось положение укрепленного города, контролировавшего не только проливы, ведущие к Черному морю, но и путь через узкий Геллеспонт, соединявший полуостров Малая Азия с Европейским континентом. Таким образом, правители Трои господствовали над перекрестком двух великих торговых путей. Они непосредственно могли наблюдать продвижение всех кораблей и караванов.
В те далекие времена в этом районе, разумеется, еще не было организованной торговли. Но отважные мореплаватели совершали экспедиции, а между соседями происходил обмен продуктами. Денег в виде монет еще не было, но собирали дань в виде части товаров. Эту дань каждый идущий по проливу корабль, каждый переправляющийся через Геллеспонт караван приносил как дар владельцам крепости. Вполне возможно, что это делалось в какой-то степени добровольно.
Вспомним, что уже в древнейшем слое, среди руин Трон II, найдены огромные сокровища. А что же говорить о Трое VII, превратившейся в большой и богатый город! И все разграбили завоеватели!
Вот что можно рассказать об истории Трои на основании данных археологии. Однако вернемся к поэме о Троянской войне. Какие сведения об истории города, у стен которого велась эта война, находим в «Илиаде»?
Поэма часто обращается к истории Трои, повествует о ее царях и их деяниях, но упоминания об этом кратки и случайны. Наиболее пространный и цельный рассказ дается в двадцатой песне «Илиады».
Во время сражения вышли на поле брани для поединка два знаменитых мужа — Эней, вставший перед рядами троянцев, и Ахилл — перед ахейским войском.
Но прежде чем пустить в ход оружие, герои, по обычаю того времени, вступили в перебранку. Ахилл поносил своего противника и похвалялся своей доблестью. Эней же превозносил свой род.
Вот что говорил Ахилл:
— Зачем ты, Эней, вышел и стал впереди троянской рати? Может быть, твоя душа зовет тебя сразиться со мной? Может быть, ты надеешься, что будешь царствовать над троянцами, став наследником Приама? Но даже если ты меня сразишь, Приам все равно не вверит тебе свое достояние. У него есть сыновья, им он передаст царство. А может быть, троянцы обещали тебе лучшее поле для стада и пашню, если ты меня одолеешь? Тяжело тебе будет меня побороть. Помню, ты уже бежал от моего копья. Или ты забыл, как я гнал тебя по Идейским горам и с какой быстротой ты убегал? И назад оглянуться не смел! Убежав с гор, ты укрылся в стенах Лирнесса, но я и этот город захватил с помощью Афины и Зевса. Множество жен я взял в плен и увел в рабство. А тебя спас от погибели громовержец. Ныне он тебя не спасет, хотя ты надеешься на это в своем сердце. Но прими мой совет и скройся отсюда скорее. Не стой предо мною, пока не случилась беда. И безумный все понимает, когда уже поздно.
Но знаменитый Эней так ответствовал Ахиллу:
— Сын Пелея, напрасно ты надеешься меня, как младенца, застращать словами. Я тоже легко и свободно умею говорить колкие слова и дерзости. Мы оба знаем свой род и своих родителей, потому что слышали давние сказания из уст людей. Но в лицо пи я твоих родителей, ни ты моих не вплели. Говорят, ты сын благородного мужа Пелея, а мать твоя — ленокудрая морская нимфа Фетида. Я же единственный сын высокого духом Анхиса, а моя мать — богиня Афродита. Или твоим, или моим родителям придется сегодня оплакивать сына. Ибо не думаю, чтоб наши речи нас развели или чтоб с бранного поля мы разошлись без боя. Если ты хочешь, я расскажу тебе о моем знаменитом роде. Многим людям известен мой предок Дардан, который был сыном Зевса. Он основатель Дардании. Илион тогда еще в поле не стоял. Люди жили в горах Иды, обильной источниками.
Дардан родил сына Эрихфония, царя, богатейшего среди властителей. Здесь у пего по долинам паслось три тысячи лошадей, тучных молодых кобылиц, гордых своими резвыми жеребятами. К ним не раз загорался любовью Борей, многих из них он посещал, приняв вид черногривого коня. Кобылицы понесли и родили от Борея двенадцать копей. Если эти бурные кони скакали по хлебородным полям, они неслись выше земли, сверх колосьев, не задевая стеблей. Если же они скакали по волнам беспредельного моря, их копыта не касались воды, они неслись над рассыпавшимися валами. Царь Эрихфоний родил могучего властелина Троса. А Трос подарил миру трех знаменитых сыновей — Ила, Ассарака и прекраснейшего из смертных, равного богам Ганимеда. Этот прекрасный отрок взят богами на небеса, где стал виночерпием Зевса. Теперь он обитает среди сонма бессмертных. Илом рожден Лаомедон, царь Лаомедон родил знаменитых Тифона и Приама; Ассарак родил Каписа, а тог Анхиса. Я рож гои от Анхиса, а от Приама — божественный Гектор. Вот порода и кровь, каковыми я горячусь. Доблесть же людям дает и отбирает Зевс, как он сам соизволит, ибо он одни всесилен. Но довольно! Разговаривать дальше посреди гремящего поля не будем!
Нам легко наговорить друг другу оскорблений столько, что их тяжести не поднимет стоскамейный корабль. Богат язык человека, много в нем всяких слов, поле для слов беспредельно. Что человеку скажешь, то от него и услышишь. Но к чему нам хула и обидные слова, коими мы друг друга ругаем, подобно женщинам, которые, распалившись злостью, шумно ругаются между собой. В их речах и правда, и ложь. Гнев до чего не доводит! Но ты меня словами от желанного боя не отклонишь. Начнем скорее.
Сказав так, он мощно ударил медною пикой в щит. И щит, огромный и страшный, взревел под могучим ударом[100].
И начался поединок, который принес бы Энею неотвратимую смерть, если бы и последнюю минуту не явился Посейдон. Бог лишил зрения Ахилла, а Энея далеко отнес но воздуху и поставил на землю в другом месте битвы, пылавшей на широком поле.
Совершенно очевидно, что создатель этой песни «Илиады» постарался представить Энея в самом лучшем свете. Одна только мысль помериться силами с Ахиллом свидетельствует о большой отваге и мужестве героя. Эней был ловок и силен — ведь ему удалось нанести Ахиллу несколько ударов. Пушенный им дрот, правда, не пробил щита Ахилла, по ведь доспехи сына Пелея выковал сам Гефест! Спокойный ответ Энея на оскорбительные слова Ахилла тоже достоин всяческой похвалы. По мысли поэта, боги высоко ценили сына Анхиса. Вот что говорит Посейдон, спеша на помощь Энею:
— Эней часто делает богам приятные жертвоприношения. Ему предназначено роком спастись, чтобы не пресекся род Дардана, смертного, которого Зеве любит больше всех людей, рожденных от него смертными женами. Род же Приама Зевс ненавидит.
Будет отныне Эней над троянами царствовать мощно,
Он, и сыны от сынов, имущие поздно родиться[101].
Поэт, вложивший в уста Посейдона такие речи, вероятно, имел в виду какую-то определенную цель. Он, должно быть, хотел снискать себе расположение могущественного рода, царствовавшего в его время на Троянской земле и происходившего от Энея. И случилось так, как гласило старинное родовое предание: хотя Троя пала и проклятый род Приама был истреблен завоевателями, в окрестностях города уцелели остатки жителей и власть над ними взял в свои руки Эней — последний потомок Дардана. С тех пор здесь непрерывно царствуют Энеады.
Судя по всему, изложенному выше, двадцатая песнь «Илиады» возникла сравнительно поздно. В настоящее время большинство ученых считает, что она написана в VII веке до н. э., т. е. но меньшей мере через шестьсот лет после падения Трои. На холме у Скамандра в то время уже возвышались дома греческого городка Илиона. Действительно ли в этих местах сохранились семейные предания, уходившие своими корнями в XII век и еще дальше, сказать трудно. Но ведение своей генеалогии от великих мифологических имен было, как мы уже говорили, широко распространено в аристократических домах.
Может быть, предания о роде Дардана и властителях Троянской земли — обыкновенный поэтический вымысел? Едва ли. Вот о роде Энея отдельные сюжеты повествования действительно носят сказочный характер: Ганимедтак прекрасен, что взят богами на Олимп, где сделался любимцем и виночерпием Зевса (похищение Ганимеда — один из излюбленных мотивов греческой скульптуры и живописи); кобылицы Троса так великолепны, что их полюбил могущественный владыка северного ветра Борей.
И все же в речах Энея, по всей вероятности, звучат отголоски древнейшей истории страны, центром которой была Троя. Воспоминания о реальных событиях, сохранившиеся в семейной традиции и в памяти целых народов, а также в песнях сказителем, пережили сам город. Некоторые сюжеты из повествования Энея встречаются в «Илиаде», в ее первых песнях часто фигурирует имя основателя рода Дардана. Несколько раз в поэме упоминается гробница Ила Вероятно, эго был курган с возвышавшейся на нем колонной на равнине между Скамандром и лагерем ахейцев. Лингвисты считают, что название города «Илиос» — это просто-напросто прилагательное, образованное от имени собственного, которое звучало по-гречески «Илос». Возможно, что город действительно был основан человеком, носившим это имя. В Польше, к примеру, таких отыменных названий тысячи.
И еще одно важное соображение. В поэме Гомера фигурируют два названия города — «Троя» и «Илиос», форма же «Илион» появилась значительно позже, в греческие времена. Как объяснить факт использования двух названий для одного и того же города? По-видимому, первое из них изначально относилось к стране, краю, а второе — к городу. Достаточно скоро, однако, — это уже зафиксировано в «Илиаде» — оба названия стали относиться к городу и использоваться на равных правах.
Среди персонажей, названных Энеем и часто упоминающихся в «Илиаде», наиболее интересная фигура — Лаомедонт, отец Приама и сын Ила.
Собрав воедино все упоминания о Лаомедонте, какие имеются в «Илиаде», мы можем восстановить легенду о нем.
Провинившиеся перед Зевсом боги, Аполлон и Посейдон, должны были понести кару. Владыка богов повелел им в течение года быть людьми и жить среди людей, трудом зарабатывая себе на хлеб насущный. Наказанные боги отправились к знаменитому своим богатством троянскому царю — в то время в Трое царствовал Лаомедонт — и подрядились работать на него. Аполлон пас стада Лаомедонта на лугах Иды, а Посейдон строил вокруг города мощные стены. Прошел год, и настал день расплаты, и тут Лаомедонт отказался платить обоим богам (никто, разумеется, не знал, что это боги). Вместо этого он начал угрожать им: «Я прикажу вас связать и продать на далекие острова! Я отрежу вам уши!»
Так боги и ушли ни с чем. Но отмщение пришло очень скоро: Посейдон наслал на страну морское чудовище, пожиравшее люден. Троянцы и их цари были перед ним бессильны. На счастье, в эго время к берегам Троады приплыл на шести кораблях с небольшой горсткой воинов великий и знаменитый герой Геракл. Цель его путешествия была вполне мирная — он хотел получить у Лаомедонта его знаменитых коней.
Царь Трои поспешил воспользоваться прибытием могучего героя. Он пообещал дать ему копен в награду за освобождение страны от ужасного бедствия. О договоре между Гераклом и Лаомедонтом «Илиада» не сообщает, но о том, что этот договор существовал, нетрудно догадаться, потому что в поэме говорится о степе, которую троянцы при помощи богини Афины построили для Геракла. Эта степа (насыпной вал) должна была защитить героя, если бы морское чудовище стало его преследовать. В жестокой схватке Геракл победил. Однако, когда дело дошло до расплаты, ею постигло такое же разочарование, как незадолго перед тем двух богов. Лаомедонт обманул его. не отдав обещанных волшебных коней. Охваченный гневом, Геракл решил покарать вероломного царя. Он предпринял поход против Трои, взял город, убил Лаомедонта и всех его сыновей, кроме Подарка, известного впоследствии под именем Приама, и коней угнал[102].
Позднейшие легенды прибавили к мифу о пребывании Геракла в Трое дополнительные подробности. Согласно версии послегомеровских поэтов, когда на страну напало посланное Посейдоном страшное морское чудовище, пожиравшее людей, Лаомедонт, по указанию оракула, должен был принести ему в жертву свою дочь. Девушку уже привязали к скале, возвышавшейся над морем, но в последнюю минуту явился избавитель, Геракл; он убил чудовище и освободил дочь царя Госиону.
Миф о Гесионе сходен с легендой о спасении Персеем царевны Андромеды, отданной на съедение дракону, он стоит особняком и, по сути дела, не связан с легендой о завоевании Гераклом Трои. Гели следовать хронологии, основанной на мифах, война Геракла против Трои происходила за несколько десятилетии до разрушения этого города ахейцами. Ряд ученых указывают на поразительное совпадение сведений, содержащихся в легендах, с данными археологии, о которых мы уже говорили. Как мы помним, Троя VI погибла в начале XIII века до н. э. в результате землетрясения. На ее развалинах возникла Троя VII-А, она-то и была по прошествии нескольких десятилетий разрушена врагом. Причиной гибели города Лаомедонта считали гнев Посейдона; согласно греческой мифологии, бог морей мог ударом трезубца разрушить скалы, поднять бури и вызвать землетрясения.
И еще одно. Как уже говорилось. Троя славилась своими конями. Миф о царе Лаомедонте еще раз подтверждает это. Однако кони были не только предметом гордости, по и причиной многих несчастий — ради них со всех концов земли совершались набеги. Общеизвестна легенда о Троянском коне. Этот деревянный конь с притаившимися в его полом чреве ахенскими воинами явился причиной гибели города во время второй осады. Причиной же первой гибели Илиона были кони; троянский царь получил их в подарок от самого Зевса взамен за взятого на небеса сына Троса Ганимеда[103].
Приам был сыном и наследником Троса. В «Илиаде» Приам предстает почтенным старцем, которого уважают даже враги. Рядом с его именем часто употребляются эпитеты: равный богам в советах, подобный богам, боговидный. Сам Зевс с похвалой отзывается о царе Приаме и его городе.
— Сколько пи есть городов под сияющим солнцем и звездными небесами, мне любезнее всех священная Троя, владыка Трои Приам и народ копьеносца Приама. Там на моем алтаре всегда хватает жертвенных пиршеств, возлияний и дыма. Там воздают бессмертным дары, какие подобает[104].
О молодых годах Приама в «Илиаде» имеется лишь один эпизод — сам троянский царь рассказывает о том, как некогда, юношей, он пришел на помощь своим соседям-фригийцам, которым угрожали женщины-воительницы амазонки.
В одной из послегомеровских легенд говорится, что юношей Приам носил имя Подарк, что значит «быстроногий». Когда Геракл захватил и разгромил Трою, вероломный Лаомедонт погиб вместе со своими сыновьями. В живых остались только его младший сын Подарк и дочь Гесиона. Геракл выдал девушку замуж за своего друга, а она вместо свадебного подарка попросила освободить своего брата. После этого Подарк получил имя Приам («купленный»), поскольку он был выкуплен из рабства.
Так гласит легенда. Однако эту трактовку имени Приама нельзя считать убедительной. Если искать этимологические связи с индоевропейскими языками, это слово следует соотнести с латинским «primus» («первый»). Возможно, Приам был первым сыном? Или же это титул троянского царя? Многие исследователи связывают имя «Приам» с неиндоевропейскими языками. Предположений много, но окончательно этот вопрос пока не решен.
Паши размышления об этимологии имени Приама имеют более широкий смысл. Как мы уже говорили, в Трое не обнаружено ни одного письменного документа, и каким язьжом пользовались местные жители, неизвестно. В этой ситуации помочь могут только имена троянских героев, фигурирующие в «Илиаде». Одни из них греческие: Александр, Лаодика, Андромаха, другие, в частности Приам, — негреческие. Тем не менее и их, но всей вероятности, можно отнести к большой индоевропейской языковой семье, к которой помимо греческого и латыни принадлежат славянские, романские, германские, иранские и множество других живых и мертвых языков. В целом группа троянских имен, не относящихся к индоевропейским языкам, невелика. Вполне возможно, что язык жителей Трои VI и VII родствен языку обитателей тогдашней Эллады, хотя это родство, по-видимому, не было близким. Наше предположение подтверждается археологическим материалом Трои VI и VII: найденные в этих слоях памятники, в особенности керамика, обнаруживают поразительное сходство с аналогичными памятниками материальной культуры Эллады того же периода. В то же время, не следует забывать, что древнейшие жители Трои, так же как ряд соседних племен Малой Азии, бесспорно не были индоевропейцами, что не могло не сказаться на этническом составе населения города.
Но вернемся к личности Приама. Если верить «Илиаде», этот царь владел не только городом и его окрестностями, но и всей округой. На юге его владения простирались до горы Ида, на востоке соседствовали с землями фригийцев. На западе они доходили до Эгейского моря, а на севере до Геллеспонта. Приам дожил до преклонного возраста, был богат, уважаем соседями, окружен роем детей и внуков. Его дом из отшлифованного камня состоял из пятидесяти отдельных помещений, где жили его сыновья е женами. В двенадцати каменных домах, стоявших в ряд. также под одной крышей, напротив, по другую сторону двора, жили дочери Приама с мужьями. Жена Приама Гекуба родила двенадцать сыновей, остальные (всего их, но преданию, было пятьдесят) рождены другими женщинами. По обычаю, распространенному на Ближнем Востоке tie только в древности, но и много позже, царь кроме главной жены имел множество наложниц.
О том, кто был первородным сыном Приама и Гекубы, в «Илиаде» нигде прямо не говорится. В древности считали, что это — Гектор. Так полагают и современные ученые. Во всех сражениях Гектор выступает как предводитель троянцев, его приказам подчиняются и мужи Трои, и союзники. Может быть, это объясняется тем, что Гектор превосходил всех мужеством и отвагой?
Как бы то ни было, Приам любил Гектора больше, чем всех остальных сыновей. Когда Гектор пал от руки Ахилла, отец отважился на поступок, явно безумный: один, без спутников он отправился в лагерь ахейцев, везя на повозке драгоценные дары, надеясь с их помощью выкупить труп сына, над которым надругался победитель. Его сопровождал только Гермес; он усыпил стражу и тихо отворил ворота в лагерь ахейцев. С помощью Гермеса Приаму удалось беспрепятственно проникнуть в дом царя мирмидонян: «кущу» из толстых еловых бревен под крышей из камыша. Двор окружал частокол, ворота запирались на засов — огромное бревно, которое с трудом поднимали трое сильных мужчин, сам же Ахилл задвигал и отодвигал с легкостью. Гермес тихо отворил ворота перед старцем. Потом дал ему последние советы и вознесся к Олимпу, сказав на прощание: «Недостойно было бы бессмертному богу открыто помогать смертному мужу!»
Никем не замеченный старец вошел в покой, где Ахилл только что закончил ужин, упал к ногам героя и, обняв его колени, начал целовать руки — «Страшные руки, детей у пего погубившие многих!»[105]
Да, много троянских героев, в том числе сыновей Приама, пало от меча Ахилла, жестоко мстившего за смерть Патрокла. По как погиб Патрокл? Какова была роль в его гибели Гектора? И как позднее погибли сыновья Приама, в том числе и сам Гектор? Об этом расскажут два следующих раздела пашей книги, посвященные доблестному защитнику Трои и его ближайшим родственникам — жене, матери, сестрам.