Трудно быть феей. Адская крёстная

ГЛАВА 24. А что это вы тут делаете?

Потерпев поражение, мышино-крысиное войско по норам отправилось раны зализывать и по товарищам павшим горевать. На поминальную тризну Бабай Кузьмич не пошел, в благодарностях перед серыми величествами рассыпался, обещал, как только жизнь во дворце наладится, решить вопрос с государем о привилегиях и наградах. Оба короля, раздувшись от важности и получив бутылку вина дорогого, оправились восвояси вслед за подданными.

Коргоруша вздохнул с облегчением, когда в каморке его, наконец, никого, кроме домового не осталось. Скучно с мышами дружить: не погонять, не попугать, а уж писку и возмущений сколько, словами не передать.

— Ну и что? Что теперь? — запрыгивая в кресло, топчась и когтями обивку подправляя, буркнул кот, выбра место для удобного возлежания и тут же на него рухнул.

— Да не понимаю я твой тарабарский! Пи-пи-пи да пи-и-пи! — фыркнул коловерша, глаза закатывая. — Давай думать, как тебе р-р-речь вер-р-рнуть. Р-р-р-раздр-р-р-ражает! — котяра протяжно вздохнул и сделал вид, что не видит и не слышит возмущенного Кузьмича, который хвост воинственно задрав, забрался на подлокотник и вещал что-то прямо в пушистое ухо.

Это самое ушко периодически дёргалось, когда писк переходил в ультразвук, но упорно не желало вслушиваться в вопли мыша. Когда домовой выдохся и заткнулся, тяжело дыша, коргоруша лениво приоткрыл дин глаз и муркнул:

— Наор-р-р-рался? Иди, пиши, что хотел, — и снова уснул.

Сопя и фыркая в усы, домовой взобрался на стол, схватил карандаш и начал строчить послание помощнику. Дело шло медленно: вещица раза в два превосходила размер зверька и все время норовила выпасть из лапок. Закусив язык от усердия, Кузьмич, ругаясь про себя словами непотребными, чехвостя на все лады фею темную, вырисовывал план дальнейших действий. Кот исподтишка за домовым наблюдая, откровенно ржал, прикрывшись хвостом пушистым, но героически делал вид, что спит крепко и никаким пушкам его не разбудишь.

Пушками Кузьмич коргорушу будить не стал. По простому зарядил лапкой с коготочками по самому чувствительному — по носу. Кот взвыл и едва спросонья мыша не прибил, но вовремя сообразил, кто перед ним, и лишь хвостом со всей силы прихлопнул, чтоб впредь неповадно было. Мышь из шерсти выкопался, кулаком погрозил, взобрался верхом на кота и велел тенями в опочивальню Ждановскую пробираться.

Котяра демонстративно глаза закатил, ворчливо муркнул и растворился вместе с наездником в призрачно-серых лабиринтах. В комнату попали быстро, никто по дороге не мешал, не встречался. Время от времени выныривал коргоруша из теней, но в дворцовых коридорах только домовята неприкаянными куклами бродили да стояли. Остальной люд кто где находился: одни прятались по своим каморкам— их коргоруша сквозь пелену мутную мог рассмотреть. Девицы и дамы почти все у царицы в тронной зале страдали. Стражи и мужики столицу защищали. А детвора во дворе толпилась, под ногами мешаясь да на побегушках у старших служила.

Царская опочивальня, погруженная в полумрак, встретила их тишиной. Даже мышиного шороха за стенами не слыхать. Государь-батюшка возлежал на широченной постели, утопая в перине пуховой. Бледное красивое лицо мраморной маской застыло, будто и не человек живой спит, а статуя неподвижная возлежит на ложе.

Коргоруша из тени выскользнул, только когда полностью убедился в отсутствие охраны в комнате. Осторожно в кровати скользнул, принюхался, головой по сторонам повел в очередной раз и легко на перину запрыгнул. Тут же легко на пузо прилег, не потревожив ни одну пружинку, предлагая мышу спуститься с загривка.

Бабай Кузьмич сбежал по шерсти и серой тенью метнулся к Ждану. По подушке пробежал, в лицо заглядывая. На голову забрался, осторожно к бровям прошмыгнул, попытался лапками веко государево приподнять, да не срослось — побоялся кожу оцарапать или глаз повредить. Огорченно пискнув, спустился на грудь Ждана и уселся на хвост, царя разглядывая и соображая, куда Феврония, а то и сама царица, могли вещицу заколдованную воткнуть.

Подумав, велел Кузьмич коргоруше когтями одеяло пуховое подцепить и стащить с тела, чтобы сподручней искать было. Вдвоем соратники со всех сторон тело царское осмотрели, но не нашли ничего необычного. Ни заколки, ни булавки, ни брошки. Лежал Ждан в рубахе белой, штанах тонких без носков. Никаких украшений на одежде не наблюдалось. Смирившись с неизбежным, уговаривая себя, что так для дела надобно, нырнул мышь под рубашку и пробежался по царю, выискивая малую малость. Но и тут не повезло.

Друзья-товраищи пригорюнились. План домового по швам затрещал. Кузьмич-то как думал: придут, увидят, победят колдовство. Царь-батюшка ото сна воспрянет и пойдет порядки наводить и в семье своей, и во дворце. А тут такая оказия: с наскока не получилось Ждана из беды вызволить.

Коргоруша и домовой уселись в ногах у царя и задумались.

— Может его пер-р-ревернуть? Как думаешь? — задумчиво протянул кот, лапая нос почесывая.

Мышь встрепенулся, засуетился, затем замер и к чему-то прислушался. Тут же отмер и стрелой серой метнулся к столу возле окна. Проворно по ножкам взобрался, схватил карандаш из коробки, и принялся что-то выводить на бумаге, огорченно пища время от времени и сокрушенно головой покачивая.

— Хм… Самокр-р-ритично! — мявкнул коловерша и лениво спрыгнул с кровати. — Старый ты… мышь, — хихикнул в усы. — Что опять позабыл?

Мышь сердтито засопел, зыркнув на коргорушу, и продолжил буквы выводить. Запрыгнув к домовому, котяра принялся читать написанное.

— Оба хор-р-роши… — протянул смущенно. — Ну забыл! Задур-р-р-рили мне голову своим войском мышиным! Я вам министр обр-р-р-разования! Я — тень! Мое дело маленькое: домовому помогать да за живностью хозяйской приглядывать!

Тут за окном громыхнуло, сверкнуло, буря поднялась. В окно изо всей силы ветрище шибанул, стекла выбивая. Коргоруша рявкнул, зубами клацнул хватая мыша за шкирку и на пол спрыгнул. Быстро сообразив, что столешница — слабое прикрытие, метнулся под кровать царскую и там затаился.

Выло долго и страшно. Скоро ледяной коркой весь пол покрылся. Ветер теплом изо всех щелей выгонял. Коргоруша свернулся калачиком, крепко мыша к себе прижимая, зажмурился и мечтал только об одном: выбрать момент и в тени уйти. Там безопасно и никто не достанет. Но отчего-то под кроватью тени на призыв не реагировали, потому приходилось лежать, зажав уши лапами, нос уткнув в хвост и дрожать не холода, до косточек пробирающего.

Домовой было рыпнулся на разведку, но кот его быстро угомонил, придавив лапой задней покрепче. С Кузьмича станется — помчит царя укрывать, хвостом мышиным прикрывать и сам сгинет и Ждана не спасет. Знаем, проходили!

За окнами что-то снова грохнуло, сверкнула молния, лентой алою вспарывая непроглядную снежную кутерьму, содрогнулись стены дворца. В тот же миг сильный порыв ветра ворвался в спальню царскую, промчался по всем углам, срывая и переворачивая все на своем пути, добрался до кровати и запрыгал на ней зайцем ополоумевшим. Постель тряслась и подпрыгивала, но крепко на ножках стояла.

«Добр-р-р-ротная мебелишка! Спасибо столяру государеву! — подвывая от ужаса, ужавшись по самое не могу, благодарно подумал про себя коргоруша. — Пронеси, Р-р-родушка! Сохрани, добр-р-рым будь!» — взмолился кот, когда ветру все-таки удалось оторвать кровать от пола. Но дуб не позволил с собой совладать и спустя минуту рухнул на паркет, сотрясаясь. Ветер взвыл, и вдруг все стихло, будто по волшебству.

Коргоруша еще полежал какое-то время, чувствуя, как натужно бьется его сердце, а мышиное вторит ему скорыми перестуками. Осторожно глаза открыл, огляделся, принюхался, и только после этого, выпустив домового из лап, потихоньку пополз из-под кровати на свет. Высунул голову и замер, пытаясь рассмотреть, что случилось. Но кроме перевернутой мебели, ледяной крошки и разбитых окон никакой дургой опасности не обнаружил.

Тут и домовой в себя пришёл, пискнул испуганно и со всех ног помчался проверять, не пострадал ли государь-батюшка. Ждан не пострадал. Только перевернулся со спины на бок, да так и застрял, подушками придавленный с двух сторон, снегом припорошенный, до синевы побелевший от холода.

Мышь лапками всплеснул, заверещал, коргорушу на помощь призывая и требуя царя перевернуть и одеялом прикрыть. Котяра на кровать запрыгнул, носом повел и отказался государя на спину опрокидывать. От возмущения от домового иссяк мышиный запас писка и он, злобно оскалившись, кинулся было на помощника. Коловерша его лапой чуток придавил, носом дёрнул, воздух в себя втягивая, глаза прикрыв, будто прислушиваясь к чему-то.

— Не верещи! — чуть сильнее вжав домового в перину, рыкнул кот и замер.

Кузьмич послушался и затих под лапой. Коргоруша, убедившись, что мышь больше не орет, поднялся и плавно скользнул в сторону Ждана. Замер у поясницы и принялся по кругу обходить, через каждый малый шажок принюхиваясь. Дошел до лица жлановского, подцепил когтями длинными подушку и оттащил, открывая себе доступ, но не позволяя царю лицом в перину упасть. Приблизил морду впритык к закрытым глазам, и замер, вслушиваясь. Фыркнул раздраженно и двинулся к затылку.

Бабай Кузьмич, забравшись на другую подушку, нервно носиком поддергивал, лапки сложив на пузике, и молча наблюдал за коргорушей. Придя в себя, домовой быстро догадался, что затеял кот. Растерянные и перепуганные, они оба совсем забыли о том, что черный зверь умеет не только по теням гулять. В его власти отыскать источник ворожбы любой сложности: от артефакта зачарованного и родника силы, до иголки-пуговички, на которых заклятье наложено.

В стародавние времена к хозяевам, которые с домовым в ладу жили, хозяин сам приходил вместе с коловершей, когда в семье младенец нарождался. Кот в колыбельку нырял и дитя обнюхивал со всех сторон. Ежели спрыгивал и в тенях растворялся, не дожидаясь, когда домовой шикнет и уведет, тут все просто: человечек без магии на свет пришёл.

Если в головах у малыша укладывался, и мурчать громко начинал, в улыбке пасть расплывая, родители знали: искра силы в ребёнке имеется. И тут уж выбор за ними оставался: позволить новорожденному пройти свой путь, Родом назначенный, или к ведунье обратиться, чтобы закупорить источник магии. Источник ведунья присыпала, но человеков предупреждала: магия рано или поздно найдет выход. А уж в каком виде она себя свету явит, то уж от предков зависит: кого воспитают, то и вырастет.

Вошба не бывает тёмной или светлой, в одежды и цвета её обряжают те, кто пользует собственную или заимствованную магию. Сама же сила как ручей — чистая, светлая, прозрачная. Если не обижать её и прислушиваться, котенком ластиться будет. Если использовать для черных дел, змеёй ядовитой обратится.

Время замерло вместе с коргорушей, что возле темечка ждановского застыл. Вот кот глазами сверкнул, носом в затылок царский ткнулся и утробно завыл, подушку когтями раздирая. Темная магия на вкус пьянит похлеще вина выдержанного. Существа навьи в охотку «пьют» её при удобном случае, про запас.

Мышь очнулся, подскочил к котяре, молнией взлетел на кошачью голову и за усы из всех сил дёрнул. Коргоруша взвыл еще сильнее, на месте подпрыгивая и головой потрясая. Домовой едва не улетел в стену, в последний момент на многострадальных усах повиснув. Кот обиженно рявкнул, лапой мыша на перину стряхивая, когтем в сторону затылка указал и отвернулся от домового, сопя.

Кузьмич заверещал, требуя место точнее показать. Коргоруша схватил вредного грызуна и брякнул со всего размаха на царский затылок. Затем пряди раздвинул, хотел было мыша носом ткнуть в булавку, да передумал, мести домового опасаясь. Бабай Кузьмич, счастливо пища, накинулся на синюю булавочную головку. Обхватил её двумя лапками, и тащить на себя принялся. Пыхтит, сопит, но помощи не просит.

Наконец, сообразив, что один не справится, пасть распахнул, показывая, как коргоруше за артефакт ухватиться. Сам к хвосту кошачьему побежал, за кончик крепко уцепился, дождался, когда котяра крепко зубами артефакт прихватит, и пискнул команду: «Тяни!» Дёрнули одновременно. Булавка едва с места сдвинулась.

Разозлился мышь, поднатужился, вновь скомандовал. Дёрнули. Вышла наполовину колючка заколдованная.

Домовой тут и вовсе взъерепенился, откуда только силы взялись. Изи всех сил потянул помощник аза хвост пушистый, при этом умудрился зубами впиться. Кот взвыл, артефакт из пасти не выпуская, назад отпрянул, иголка и вышла. Три капли крови рубиновыми камушками скатились на кровать. Коргоруша булавку выплюнул, на попу плюхнулся, в очередной раз Кузьмича едва не придавив.

Мышь из-под кота выбрался, тяжело дыша, сердито на коловершу глянул и помчался царя-батюшку проверять. На плечо взобрался и замер, вслушиваясь в дыхание. Ждан не шевелился, все также лежал, носом в руку уткнувшись с глазами закрытыми. Кузьмич поколебался, потом все-таки решился: на шею спрыгнул, у мочке уха подобрался и, зажмурившись, цапнул царя зубами острыми. И едва успел увернуться от тяжелой мужской ладони, резво взлетевшей в надежде прихлопнуть тварь, которая больно укусила.

— Меня будить? — спросонья взбрыкнул Ждан, глаза с трудом разлепляя, ухо почесывая.

Обнаружив кровь на пальцах, царь мутным взглядом пару минут руки свои разглядывал, затем попытался подняться. Но от холода и неподвижности тело задеревенело и не желало слушаться. Острыми колючками по телу мурашки побежали, впиваясь в кожу, разгоняя кровушку в жилах. Ждан застонал, с трудом на спину рухнул и послал неведомо кого к лешему, встретившись взглядом с коргорушей, который невозмутимо восседал в изголовье царском.

— Ты… кто? — прохрипел царь.

— Мур-р-р-мяу, — повел ушами черный кот и лапой на мыша указал.

Кузьмич, умильно глядя на очнувшегося Ждана, восседал на подушке. Государь глаза вытаращил, головой замотал, видение отгоняя, но не тут-то было. Мышь никуда не делся, котяра упитанный в головах торчал. Тут домовой сообразил, что коргорушу государь не поймет, не дано ему слово навьего зверья слышать. В том числе и мышиную речь. Торопливо с кровати сбежал, отыскал на полу листок бумаги и карандаш и принялся корябать послание царю.

— К-кузьмич? — ошарашенно царь выдохнул, бумажку в руках сжимая. — Кто тебя так? За что?

Мышь заверещал еще сильнее, в записку лапкой тыкая. Ждан читать продолжил и с каждой новой строчкой все больше хмурился. Домовой кратенько обсказал, как царя-батюшку в сон погрузили и кто распорядился. Что к столице армия снежная под предводительством королевы Вечного леса подошла и в осаду город взяла. Что царица в руках крёстной игрушка безвольная и нет им обеим более доверия, потому как сама лично государя на вечный сон обрекла. Тут Кузьмич зубы оскалил и булавку Ждану показал. Царь читал-перечитывал и поверить не мог: под своим носом заговор проворонил и от кого? От жены собственной!

Тут до государя дошло и он живчиком подскочил на кровати:

— Элла?! Эллочка… пришла? — взгляд снова в бумажку метнулся и недоумение порезалось в голосе мужском. — К-как с армией? Почему с армией? Зачем с армией? Я же люблю её… — записка из рук дрожащих выпала, и только теперь Ждан осознал, что сидит полураздетый в ледяной комнате и почти что зубами от холода клацает.

Понял это и домовой. Громко вереща, подскочил к коргоруша, который вольготно на подушке развалился и в порядок шерсть приводил. Указал хвостом на шкаф и лапкой притопнул, требуя сей же час притащить Жданушке обувку и одёжку потеплее. Кот недовольно мявкнул, но поручение выполнять отправился. Нырнул в шкаф и вскоре приволок, не заботясь о сохранности, кафтан тёплый, сапоги и шарф.

Домовой глаза закатил, лапками затопал и запищал пуще прежнего. С трудом смех сдерживая, царь закашлялся, и попросил любезного котика носки отыскать в гардеробной. К удивлению Ждана. Черныш речь его понял и отправился добывать искомое. К тому моменту, как коргоруша вернулся, государь уже полностью в себя пришел, сидя на постели разминку небольшую сделал, телоподвижность проверяя.

Коргоруша выплюнул носки царские на пол и возмущенно топорща усы вновь на кровать запрыгнул, всем своим видом демонстрируя, что обижен до кончика хвоста: его, потомственного коловершу, в собаку-подавачку превратили!

Ждан потянулся и погладил с благодарностью кота по спине. Коргоруша ушами дёрнул, довольно выгнулся, но так и не обернулся. Кузьмич что-то проверещал на мышином, грозя кулачком наглому котяре, но царя и его по ушам погладил:

— Благодарствую, друг старинный, не оставил в беде! Обещаю, вернем мы тебя из шкуры мышиной в тело собственное! — с этими словами государь торопливо носки натянул, сапоги напялил, кафтан надел и на ноги вскочил. И тут же едва не рухнул, на полу ледяном подскользнувшись.

Коргоруша в момент в размерах увеличился, плечо сильное подставляя. Домовой испуганно пискнул, глаза от ужаса закрыв, но Жан на ногах устоял. Кота ещё раз погладил, поблагодарил, кафтан одернул и мышу ладонь протянул, предлагая на неё забраться. Кузьмич довольно ушками шевельнул, взорвался на длань, за большой палец крепко ухватился, чтобы не упасть, и стремительно наверх взлетел. Царь его на плечо усадил, к воротнику-стойке поближе. Грызун за украшение уцепился, поёрзал, устраиваясь, и пискнул, требуя действий.

Ждан осторожно из опочивальни выбрался, по сторонам оглянулся и, не обнаружив в коридорах ни души, двинулся в сторону тронного зала, по пути в все комнаты заглядывая. За последней дверью царь голоса услышал громкие, возмущенные. Остановился, прислушался. В одном признал Февронию, яростно что-то вещавшую. Женщину, которая ей ответила, не опознал, потому замер на минуточку, затем, дождавшись паузы в разговоре, решительно дверь толкнул и царственно вопросил:

— Может мне кто-нибудь объяснить, что здесь происходит?