Трумпельдор

Глава 16 Кишинев. Напряжение нарастает

Когда изучаешь историю российских евреев после смерти Александра II, то до 1903 года поражает не только антисемитизм власти и общества, но его динамика, его нарастание. Едва евреи как-то переживали одну беду, приходила другая. Едва приспосабливались к какому-то очередному антисемитскому закону — появлялся новый. Тем не менее до 1903 года большинство евреев, видимо, еще считали положение не очень страшным. Такое чудесное средство, как взятка, облегчало жизнь — не только евреям, конечно, но евреям в первую очередь. Немало их ухитрялось жить и работать вне «черты» благодаря взяткам — полиции, дворнику, швейцару. Было даже шуточное выражение: «швейцарский подданный» — еврей приезжает в гостиницу за пределами «черты», вместо документов дает швейцару взятку, и тот его опекает два-три дня (прячет от полиции и т. д.), пока еврей там живет. В общем, как-то выходили из положения. Прямой физической угрозы до 1903 года не возникало. После 1882 года погромы были редки, и размах их мал. Шел «бескровный» законодательный погром, но приспосабливались. Может, в том и была одна из причин страшных событий 1903 года — чуяли «добрые люди»: без кровопролития не избавиться от жидов. А что избавиться от них надо — это становилось все яснее по мере назревания революционной ситуации. Где-то должно было рвануть. Рвануло в Кишиневе.

Кишиневский погром занимает в нашей истории не меньшее место, чем «дело Дрейфуса» (к тому времени благополучно завершившееся). Он в деталях менее известен широкой публике, хоть и был много страшнее. Я о нем скажу чуть подробнее. Ибо с него началась «горячая война» с евреями. Мне удалось в университетской библиотеке в Иерусалиме раскопать редкую книгу — «Воспоминания князя Урусова» (может, теперь ее переиздадут). Князь Урусов был либерал и не враг евреям. Кроме того, человек известный. Когда в результате страшного погрома поднялся шум во всем мире, его назначили в Кишинев губернатором, чтобы шум поубавился. Он вел следствие по свежим следам. Вот что он рассказал, чего я у других не нашел. В Кишиневе чувствовалась конкуренция между еврейскими и нееврейскими предпринимателями, и это накаляло обстановку в городе. Обычно ни к каким погромам такая конкуренция все-таки не приводила. Предприниматели-христиане не опускались так низко. Хотя марксистское объяснение антисемитизма — конкуренция, и в данном случае она, видимо, сыграла роль.

Но по порядку. В Молдавии, как известно, главный бизнес — фрукты. Но многие из тамошних помещиков давно отвыкли заниматься хозяйством. И в имениях если и появлялись, то как дачники. А иногда и вовсе не появлялись. Оставалось два выхода: 1) нанять управляющего; 2) сдать имение в аренду. Первый способ хуже для владельца, хоть иногда применялся и он. Еще с древних времен известно, что, когда нет на месте хозяина, все не ладится. А управляющий объясняет низкие доходы тем, что когда требуется солнце, обязательно идет дождь, и наоборот, а с погодой не поспоришь. Чаще все же прибегали к другому способу — сдавали имение в аренду предпринимателям, и у владельца ни о чем голова не болела. Арендой занимались и евреи, обходя путем взяток запрет на пребывание в сельской местности. И вот, опыт научил помещиков, что лучше иметь дело с евреями. Конечно, каждый арендатор думает о своей выгоде, а не о долгосрочных перспективах, и «высасывает» имение. Других не бывает. Но если аренда — зло, то еврейская аренда оказывалась меньшим злом. Арендатор платил помещику заранее оговоренную сумму с десятины, независимо ни от чего. И евреи платили меньшие деньги. Но тот, кто польстился на большую арендную плату, предлагаемую христианином, горько о том жалел. Еврей все-таки помнил, что ему лучше не перегибать палку. Что он всегда во всем будет виноват, что ему труднее получить помощь от полиции (или полицейских придется изрядно «подмазать»). Поэтому он, еврей, вел себя менее хищнически — например, организовывал в поле хорошее горячее питание для батраков. Это стоило денег, поэтому-то предприниматель-еврей и предлагал не столь высокую арендную плату. Зато у него было куда меньше бунтов, поджогов и т. д. Это касалось всех сторон деятельности еврея-арендатора, что помещики ценили. И евреи выигрывали конкуренцию. До поры, до времени. Понятно, что предприниматели христиане были недовольны. Итак, существовала группа, даже влиятельная, которой евреи перешли дорогу. Но ведь была и группа, ведшая дела с евреями. Помещики, что сдавали поместья евреям в аренду, в большинстве в Кишиневе и жили. И конечно, имели вес в обществе. Но в грозный час их было не слышно и не видно. Старая, как мир, история. Еще Святой Бернар Клервоский говорил в XII веке, что уж если приходится обращаться к ростовщику, то лучше к еврею — меньше бед. Все это знали, но кто-нибудь еврея защищал? Случалось, но редко. В Кишиневе не защищали.

Жил в Кишиневе некий Крушеван. На правительственную дотацию он издавал газетенку «Бессарабец». (Бессарабия — другое название Молдавии.) Дрянная была газетенка во всех отношениях. Но в историю, благодаря кишиневскому погрому, попала. Крушеван и в столицах пробовал что-то антисемитское издавать, но не вышло, публика там была повзыскательнее. Кто хотел антисемитского чтива — покупал солидное суворинское «Новое время». А в Кишиневе — сходило с рук. Даже евреи пользовались этой газетенкой — «Бессарабец». Другой, широко читаемой, в Кишиневе не было, насколько я знаю. Ведь кроме антисемитских статей печаталась там и полезная информация: объявления, реклама. А может, евреи и антисемитские статьи читали. И такое бывает — любопытно. А евреев в Кишиневе было много — не меньше половины населения, если не больше. Могли бы объявить бойкот Крушевану. Но ничего не сделали. И это кишиневским евреям первый упрек. Впрочем, будут и другие, потяжелее.

Есть недалеко от Кишинева маленькое местечко — Дубоссары. Жил там зажиточный человек (нееврей), уже пожилой, женатый вторым браком. А от первого брака у него был взрослый сын, пьяница и скандалист. Не любил его отец и хотел оставить все имущество младшему сыну. Он был от второй жены, еще мальчик. Это, конечно, не понравилось старшему. И как-то произошло между братьями объяснение, мальчику досталось поленом по голове, после чего он тут же умер. Старший брат затащил тело в кусты и смылся. Птицы нашли тело первыми, поклевали лицо, глаза. Потом нашли и люди. И кто-то сказал, что это, наверно, евреи сделали. Христианин ведь если и убьет, то над лицом жертвы глумиться не будет. (А еврей, он, конечно же, на все способен.) И «пошла писать губерния». Впрочем, местная полиция в деле разобралась. В маленьких Дубоссарах все всё друг о друге знали. Семейные дрязги тоже секрета не составляли. Но круги уже стали расходиться. И чем дальше от Дубоссар, тем больше было уверенности, что «евреи виноваты». Тем более что Пасха приближалась, и значит им нужна кровь христианская для мацы. И «Бессарабец» этой сенсации не упустил. Задал перцу! А в городе ведь были те, кто евреев ненавидел. И забурлил Кишинев. Меж тем следствие в Дубоссарах выявило истину. И «Бессарабец» тиснул где-то мелким шрифтом, что «слухи о ритуальном характере убийства пока не подтверждаются». Страсти уже кипели. Небольшая малозаметная статейка не слишком сбавила энтузиазм. А для будущего было полезно — ведь может еще быть расследование. В дальнейшем антисемитская печать часто так будет поступать. И советская тоже. Крушеван и дальше (после погрома) боролся с крамолой и евреями. Самое смешное: когда после Шестидневной войны началась антиизраильская вакханалия в советской печати, потомки Крушевана попросили восстановить его доброе имя — он с сионизмом боролся. (Это правда. Крушеван считал сионизм, объединяющий евреев, опасным). Но на такой шаг советская власть все-таки не пошла. Уж слишком скандальная слава осталась после Крушевана.

Вернемся в предпогромный Кишинев. Говорить, что события разыгрались внезапно, что власти их не предвидели, смешно. Евреи чувствовали, как земля дрожит. Обращались за помощью и к властям, и к православному духовенству. И кое-какие меры даже были приняты. Богатым евреям предложили срочно переехать в лучший отель и снять там номера — за немалые деньги. И там выставили охрану. И они были в безопасности. А иные и вообще заблаговременно уехали из города. Но обычный обыватель не мог позволить себе таких трат. Да люди и не представляли себе размеров опасности, надеялись, что как-нибудь обойдется. (Тоже частая ошибка.) Бог не выдаст — свинья не съест. Не обошлось.

Глава 17 Кишиневский погром[15]

Но и сионисты, а они в Кишиневе были, узнали о приближении погрома. И решили встретить громил, как положено. Во главе тамошних сионистов стоял доктор Яаков Бернштейн-Коган, врач и видная фигура в тогдашнем сионистском движении. И не трус. И вот сионисты раздобывают кое-какое оружие, разрабатывают план обороны, проводят даже специальные телефонные линии, но делают все недостаточно скрытно. Любопытно отметить, что специфическая предпогромная обстановка чувствовалась не только в Кишиневе. Видать, всем надоели евреи. В Одессе в те дни тоже ждали чего-то подобного. Тоже организовывали самооборону, тоже столкнулись с равнодушием и беспечностью еврейской массы. Но рвануло в Кишиневе.

И вот наступил роковой день 6 апреля 1903 года. В том году еврейская и христианская Пасхи отчасти совпали. 6 апреля был общий праздник. С утра все были в хорошем настроении, как вдруг началось! Позднее, в правительственном сообщении о случившемся утверждалось, что какой-то еврей, хозяин карусели, толкнул христианскую женщину с ребенком, которая хотела бесплатно прокатиться. Затем завязалась драка, причем нападающей стороной сперва были евреи, а уж потом пошло-поехало. В нападающих евреев никто не поверил с первого дня, а вот в инцидент на карусели историки верили, и он попал во многие книги. Ничего невозможного тут не было. Там, где много евреев и христиан, случаются бытовые столкновения. И не всегда евреи ведут себя по-рыцарски. Только в наше время, когда в связи с перестройкой стали доступны уцелевшие документы царской жандармерии, выяснилось, что и это выдумка. Не было этой истории с каруселью…

В первые часы погром носил еще «традиционный» характер. Крови пролилось не так много. И энергичные меры могли погром прекратить. Но вместо этого полиция и войска разоружали, разгоняли, арестовывали еврейскую самооборону, организованную сионистами. А погром нарастал. Пошел слух, что царь-батюшка разрешил громить евреев (как минимум три дня), и действия властей давали все основания так думать. Многие городовые (постовые полицейские), даже известные евреям как люди приличные, не вмешивались, ибо верили в это. Погром ширился, становился все более жестоким. Толпа зверела от безнаказанности, крови лилось все больше. И тут приходится сказать, что огромное большинство кишиневских евреев проявило себя самым жалким образом. Они шли, как бараны, под нож. Ведь в городе было не менее 60 тысяч евреев (а некоторые считают, что более). Как ни крути, выходит, что было несколько тысяч взрослых мужчин, и по крайней мере девяносто процентов из них не попытались сопротивляться. На глазах у них били их детей, насиловали жен и дочерей, а они… Кое-где попытки сопротивления все-таки стихийно возникали. В одном месте дело могло принять серьезный оборот, ибо выступили евреи-мясники — здоровые мужики, привыкшие рубить мясо своими топориками. Но полиция и войска, уже ликвидировавшие оборону сионистов, поспели и туда вовремя. А затем и в другие места, где евреи хотели защищаться. Это, помимо прочего, укрепляло погромщиков во мнении, что они делают благое дело — им-то ведь власти не препятствуют. Но эти очаги самообороны потому своевременно и легко ликвидировались властями, что были разрознены и в них участвовало мало людей. Больших войсковых соединений для этого не потребовалось. И погром становился все более кровавым и массовым. В город уже тянулись окрестные крестьяне, дабы «выполнить царский приказ» и не упустить добычу. А евреи все еще слали депутации к властям. В городской Думе Кишинева преобладали приличные люди. Когда, еще до погромов, туда как-то выбрали Крушевана, он вскоре вынужден был отказаться — его демонстративно там бойкотировали. Это, кстати, было одной из причин еврейской беспечности накануне событий — выборные городские власти явно были против погрома. Но полиция городской Думе не подчинялась. А, скажем, выйти навстречу погромной толпе приличные люди не решились. А настоящие власти делали вид, что ничего не происходит. Только на третий день стали принимать энергичные меры, и погром прекратился. Такова фактическая сторона дела. Не все тут абсолютно точно. В доступных мне источниках есть расхождения в деталях. Число убитых варьируется от 41 до 49 человек, есть и другие расхождения, но несущественные. Итак, около полусотни евреев было убито, несколько сот ранено, в том числе около ста — тяжело, разрушено около полутора тысяч еврейских квартир и лавок и несколько приличных магазинов. Сионисты не смогли, по независящим от них причинам, остановить погром, но смогли передать за границу жуткие подробности. Среди убитых и раненых богачей не было. Кто виноват? Господин Крушеван считал, что виноваты евреи, — дескать, своим поведением вызвали взрыв народной мести. А может, и вообще все сами спровоцировали, чтобы получить помощь. Так писал «Бессарабец». Но люди винили власть.

Тут возможны две версии: первая — правительство сознательно вело дело к погрому и, конечно, дало ему разгореться. Чтобы проучить евреев, лезущих в революционное движение (а в Кишиневе, действительно, Бунд был очень активен), и чтобы «выпустить пар» народного недовольства. Это возможно. В дальнейшем (погромы 1905–1907 годов) это будет доказано. Но в случае Кишиневского погрома 1903 года тому нет прямых свидетельств. Версия вторая — крайняя нераспорядительность властей объяснялась тем, что антисемитизм так пронизал все поры российского государственного аппарата, что власти и не хотели, и не умели действовать в защиту евреев, а могли проявлять оперативность, только выступая против них, что и случилось в Кишиневе. Погрома, тем более такого страшного, они не хотели, но не хотели и действовать против «русских патриотов». У князя Урусова сложилось впечатление, что прежний губернатор Раабен, который был в городе во время погрома, был человеком не злым и не коварным, а просто никчемным. Но, как говорила моя бабушка: «Не важно, что бумажно, — было б денежно». Результат был налицо.

Нельзя писать о евреях и не вспомнить ростовщиков. Вскоре после погрома приехал в Кишинев Короленко. Замечательный человек, в ту пору известный писатель. Его очерк «Дом № 13» о Кишиневском погроме стал знаменит уже тогда. Хотя печатался только за рубежом — в России был запрещен цензурой. В советское время его печатали часто. Я был знаком с одной дамой, еврейкой, которая старалась уберечь своего сына от еврейского вопроса и боялась, чтобы «Дом № 13» не попался как-нибудь ему на глаза, но не вышло. Дом № 13 — это дом на улице Азиатской (в советское время была улица Свердлова, а теперь — не знаю). Там громилы особенно зверствовали. И в том очерке описан случай, как жаловался после погрома один кишиневский житель-христианин Короленко. Был тот кишиневец садовладельцем. Когда приходило время сбора урожая, он брал заем у жида-ростовщика, нанимал рабочих, выдавал им аванс, а уж после реализации урожая производил окончательный расчет со всеми. Но в том 1903 году перепуганные евреи закрыли кредит. Пришлось просить взаймы у христиан. «А там, где жид шкуру спускал, свой брат христианин — три содрал».

Глава 18 Ближайшие последствия погрома

Жуткая сенсация Кишиневского погрома прокатилась по еврейскому и нееврейскому миру. А в мире в 1903 году было тихо. Англо-бурская война и «боксерское восстание» в Китае, направленное против «белых чертей», завершились. Так что кишиневские события оказались в центре внимания. И не только у евреев. Сегодня уже нелегко себе представить ужас этого известия. XX век и начало XXI века были таковы, что нынешнего человека не ужаснула бы так сильно гибель максимум полусотни людей, тем более евреев. Но XX век только начинался, и весной 1903 года люди еще оценивали события по меркам благопристойного XIX века. И выходило, что случилось нечто невероятное. Жаботинский вбежал в редакцию «Одесских новостей» и что-то бессвязно кричал. Сотрудники с трудом поняли, что он обвиняет их (ничего плохого евреям не сделавших), а заодно и весь христианский мир в варварской жестокости. Через несколько дней успокоился Жаботинский и снова стал трезво смотреть на вещи, но никогда не увидела больше Одесса прежнего Жаботинского — веселого, искрометного репортера. До того дня он сочувствовал сионистам. Теперь стал в первую очередь — сионистом, а все остальное отошло на второй план. И много было таких весной 1903 года. Весь оптимизм, который ухитрялась еще сохранить в России часть евреев, простых и интеллигентных, как рукой сняло. Все вдруг сообразили, что находятся на краю бездны. Теперь уж никто из «коренных» американских евреев слова не говорил против приезда «ост-юде». Они тоже кипели гневом. Ахнул и «весь крещеный мир». Но русским евреям было не до ахов и охов. Сбор средств на помощь жертвам погрома[16] был не единственным и не главным их занятием. А собрали, кстати, немало и в России, и за границей. Но евреи нутром чувствовали — это только начало. И не ошиблись на этот раз. Глава минских сионистов Шимон Розенбаум на собрании, посвященном официально сбору средств в помощь жертвам погрома, а фактически — на самооборону, прямо сказал, что Кишиневу еще повезло — туда направлены деньги, а дальше будет только хуже, ибо погромы начнутся повсюду, но помощи ждать будет неоткуда. (Эти слова оказались пророческими, и пророчество сбылось очень скоро.) Тогда появилось очень много нелегальных воззваний. Самым знаменитым стало «Тайное послание» за подписью «Союз еврейских писателей». Теперь мы знаем, что в «союз» входили Дубнов, Равницкий, Ахад ха-Ам, Бялик, Бен-Ами. Это был Мордехай Бен-Ами[17]. Он еще в 1881 году организовал еврейскую самооборону в Одессе. Все, кроме Дубнова, — сионисты. «Послание» было напечатано всего в ста экземплярах, с просьбой ко всем сообщать его содержание как можно большему числу людей. Ну, а призывало оно, конечно, «организовать самооборону, дабы наши ненавистники увидели, что мы не стадо баранов на бойне». Осторожности были не лишними. Правительство сразу начало борьбу с организацией самообороны. Но воззвания доходили до еврейских сердец. Сионисты самых разных толков оказались причастны к самообороне. Но в дальнейшем на первый план выдвинулись сионисты-социалисты. Что было, то было. До того, как продолжим мы говорить о делах сионистских, надо пару слов сказать о художественной литературе. Иногда бывает, что и она влияет на события.

А началось с того, что по инициативе Дубнова был организован в Одессе комитет по расследованию событий в Кишиневе. И он направил в Кишинев Бялика. Полтора месяца пробыл Бялик в Кишиневе — собирал материалы. Туда же приехал тогда и Жаботинский. Либеральные «Одесские новости» тоже объявили сбор средств в помощь пострадавшим от погрома. Собрали много денег и вещей, и редакция послала своего сотрудника Жаботинского распределять пожертвования в Кишиневе. Там он познакомился со многими видными сионистами. Для нас важно, что он познакомился с Бяликом. Хотя оба литератора жили в Одессе, но познакомились они в Кишиневе. И знакомство их имело свои последствия. Бялик, один из создателей современной литературы на иврите, написал поэму «В городе убийства» (в русском переводе «Сказание о погроме»). Считалось, по цензурным соображениям, что события там описаны в Немирове, во времена Хмельницкого. (Поэма вышла в 1904 году под названием «Погром в Немирове».) Но все всё понимали. Сегодня в Израиле ее, конечно, читают на иврите. Но тогда иврит еще мало кто знал должным образом. Вот почему большое значение имел перевод на русский язык, который блистательно сделал Жаботинский, — перевод его читали тогда много больше людей, чем оригинал. Жаботинский и сам читал поэму в молодежных кружках. Она нелегально расходилась в огромном количестве экземпляров. Конечно, нельзя сказать, что эта поэма породила самооборону, но она сильно способствовала ее росту. Позорные факты, изложенные там, — к примеру, эпизод, когда жених прячется на помойке, его невесту насилуют, а он потом отказывается на ней жениться, — не выдуманы. Бялик записал их со слов очевидцев. Потому и воздействовала поэма на людей так сильно.

Глава 19 Может ли быть польза от антисемита?

В Российской империи никогда не могли решить окончательно, что делать с сионистами. Вроде бы они ничем не угрожали. Государство свое собирались строить достаточно далеко и даже являли собой некое противодействие революционному движению. Но с другой стороны, «добудут себе евреи государство или нет — это еще только Бог ведает, а дух их уже подымается», — писала одна черносотенная газета. И эмиграция в Страну Израильскую пока что была ничтожна. А вот «подъем духа» уже чувствовался. В сионизме, кстати, было направление, именно это и считавшее главным — воспитательно-культурную работу. А что до переезда в Землю Израильскую, то в те годы наши противники говорили: «В одном Бердичеве больше еврейского народа, чем во всей Земле Израильской». А перед Первой мировой войной повторяли: «В одном Львове (или Вильно) больше евреев, чем в Земле Израильской». А потом, в 20-е годы: «В одной Варшаве больше евреев, чем в Земле Израильской». В дни моей молодости утверждали: «В одном Нью-Йорке больше евреев, чем во всем Израиле». А на рубеже XX и XXI веков: «В Северной Америке, то есть в США и Канаде вместе, больше евреев, чем в Израиле» В 2012 г. евреев в Израиле было больше, чем в США. Но вернемся в начало XX века, в «стадию Бердичева».

Власти до 1903 года закрывали глаза на деятельность сионистов. Официального статуса не было, но и препятствий для их деятельности почти не возникало. А в 1902 году даже согласились власти на легальное проведение съезда российских сионистов в Минске (не путать с Сионистским конгрессом). Так что можно сказать, что евреи оказались даже в привилегированном положении (хоть в чем-то!) — другим национальностям этого не позволяли. Но после Кишиневского погрома понимал Плеве, министр внутренних дел, которого обвиняли в попустительстве громилам, что ничего хорошего от евреев вообще, а от сионистов в особенности, ждать уже не приходится. Сионисты к 1903 году были уже весьма многочисленны. И являли собой явно самую организованную часть еврейства. Сионистская легенда рассказывает, что сразу после погрома Плеве вызвал к себе главу минских сионистов, Розенбаума, и потребовал, чтобы русские сионисты публично опровергли слухи, будто он, Плеве, замешан в погроме. Если сионисты согласятся, они получат взамен полную легализацию своей деятельности. Если откажутся — пусть пеняют на себя. Розенбаум отказался, и репрессии не заставили себя ждать. Репрессии — это уже была не легенда, а горькая реальность. Сионистская деятельность, помимо прямой эмиграции, была летом 1903 года в Российской империи запрещена. Запрещены были собрания, сбор денег, все культурно-просветительные мероприятия, все, связанное с агитацией. О самообороне я уже говорил. Надо еще раз сказать, что никаких официальных инструкций, поощряющих как терпимость (до лета 1903 года), так и нетерпимость, принято не было. Каждый случай рассматривался конкретно. Ограничения были введены секретным циркуляром Министерства внутренних дел. Дальнейшие события довольно широко известны. Герцль, уже потерпевший ряд неудач у сильных мира сего, решился на еще одну политическую комбинацию. Ему не удалось добиться встречи с царем. (Царь возмущался, что его тоже считают ответственным за погром. Бог знает, был ли он искренен.) Но Герцль получил предложение на встречу с Плеве и поехал к нему, «как Моисей к фараону», — пытался использовать неприятное положение, в котором оказалась Россия, надеялся, что русская верхушка попытается загладить впечатление от Кишиневского погрома.

Герцль прибыл в Россию, где дважды встречался с Плеве и один раз — с министром финансов Витте. Задачу Герцля можно условно разделить на три пункта: 1) Добиться давления России на Турцию — чтобы дала евреям автономию в Палестине. 2) Облегчить судьбу евреев в России. 3) «Программа-минимум» — добиться от правительства более мягкого отношения к сионистам и сионистской деятельности.

Последнее удалось. Любопытно отметить, что С. Ю. Витте, считавшийся другом евреев и либералом, держался с Герцлем очень нелюбезно. Герцль приписал это влиянию богатых ассимилированных евреев, которые и на Западе мешали ему. Но в России, возможно, дело не сводилось к одному этому. Плеве и Витте терпеть друг друга не могли, и гость Плеве был заранее не симпатичен Витте. Сперва казалось, что по главному, первому пункту достигнут успех. Плеве советовался в Министерстве иностранных дел о возможности дипломатического нажима на Турцию, но время было неблагоприятное — из-за волнений христиан на Балканах. Решили, что надо отложить дело, — на фоне этих волнений вмешательство России могло лишь озлобить турок. А затем Плеве погиб от эсеровской бомбы. А Герцль умер от болезни сердца. Дело кончилось ничем. А могло оно кончиться иначе? Как ни странно, видимо, да, могло. Во второй половине 30-х годов XX века польское правительство, очень антисемитски настроенное, поставляло оружие сионистам.

Но тогда с Россией нам не повезло.

Важнейшее событие случилось с Герцлем на обратном пути. Герцль проезжал Вильно и остановился там (по приглашению тамошних сионистов). И удостоился такой встречи, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Евреи, а в Вильно их было много (40 % населения), встретили его именно как Царя Израиля. Энтузиазм охватил всех — рабочих и купцов, ешиботников и старых рабби, мужчин и женщин. Но власти имели обо всем этом свое мнение, отличное от еврейского. Власти евреев не любили и даже боялись. Было от чего. В 1902 году, т. е. за год до описываемых событий, власти жестоко разогнали первомайскую демонстрацию. Часть арестованных участников демонстрации выпороли. Пороли по приказу губернатора и в его присутствии. При том только евреев и поляков. В ответ еврей-бундовец стрелял в губернатора и ранил его. Еврея — его фамилия была Леккерт — повесили. Но покушение это вызвало горячее одобрение «на еврейской улице», и не только в Вильно. Пусть видят все, что нельзя безнаказанно бить и унижать евреев! Бунд был против террора. Но для данного случая партийные верхи сделали исключение и не осудили его. Было заявлено, что это не террор, а возмездие. В первые годы советской власти о Леккерте помнили. Называли его именем улицы. Поставили фильм. Затем, когда «ветер переменился» в еврейском вопросе, поспешили забыть.

В Вильно во время визита Герцля антисемитски настроенные местные власти решили проучить евреев, испортив им праздник. Произошли столкновения евреев с полицией. Поначалу не очень страшные. Но под конец толпу, провожавшую Герцля на вокзал, казаки жестоко разогнали нагайками прямо у него на глазах. Он был потрясен. Как можно жить в такой стране? Это во многом объясняет его дальнейшие действия. Евреям же в Вильно он сказал на прощание: «Не падайте духом, придут лучшие времена».

Глава 20 Нужен ли был ночлежный дом?

Сразу из Вильно Герцль поехал в Базель на Шестой Сионистский конгресс и там объявил о плане «Уганда». События эти довольно известны, и я буду краток. Еще до поездки в Россию Герцль получил предложение от английского министра колоний Джозефа Чемберлена (отца Невилла Чемберлена, будущего премьер-министра Великобритании) предоставить евреям землю в британской Восточной Африке. По теперешней географии — это в Кении, тогда тот район назывался Угандой. Англичане предлагали широкую автономию, и свой флаг, и название для страны — «Новая Палестина». (Тогда еще не было арабского «палестинского народа».) Сразу надо сказать — климатически это место было не плохо. Кенийское нагорье — места относительно прохладные и плодородные. Но в то время, конечно, совсем не освоенные. Это был уже успех — правительство великой державы обратилось к Герцлю как к признанному главе еврейского народа! Сама по себе идея основания еврейского государства «где-нибудь» вне Палестины новостью не была. Но до сих пор сионисты ее всерьез не обсуждали. И Герцль поначалу не думал об этом. Когда-то, на заре своей сионистской деятельности, он допускал мысль о еврейском государстве «где-нибудь», но давно ее оставил, хорошо познакомившись с реальностью. И вот теперь, под влиянием Кишиневского погрома и событий в Вильно, он решил, что предложение Британии можно принять, хотя бы как временную меру. В качестве «ночлежного дома» для бесприютных евреев. Ибо Земля Израильская пока что была недоступна — султан не уступал, а «вода дошла до горла». И он вынес это предложение на Сионистский конгресс. Обсуждение было очень бурным. Именно «русские», для спасения которых все и было затеяно, заняли в большинстве непримиримо-враждебную позицию. Из россиян за Уганду высказались две группы: 1) большинство религиозных сионистов; 2) частично — сионисты-социалисты. В общем, весьма неожиданная коалиция! Самое неожиданное — то, что за Уганду выступили религиозные сионисты. В большинстве случаев этому дают такое объяснение: их религиозная совесть была смущена тем, что восстановление еврейского государства идет без Машиаха (Мессии). Только позднее рав Кук[18] объяснил, что это можно и нужно, что это приблизит приход Машиаха. Сами они тогда давали другое объяснение: «Вы противитесь Уганде потому, что боитесь, что ваши люди там хорошо приживутся и забудут о Земле Израиля. А мы в своих людях уверены. Они Иерусалим не забудут». Сыркин — автор «Еврейского социалистического государства», вождь тех сионистов-социалистов, что поддержали план Уганды, прибегал к рациональным аргументам — надо-де оставить романтику. Эрец Исраэль недоступна. Надо брать, что дают. Под покровительством Англии не хуже, чем под крылом у султана, скорее, наоборот. Но и тут был подтекст — социалистам поперек горла была еврейская религия, а в Земле Израильской она «дома». Там она пустила глубокие корни и непобедима. А в Уганде с ней легко будет справиться и построить социализм. Проект Уганды был поддержан и западными сионистами и в итоге собрал большинство голосов. (Сказалось и личное влияние Герцля.) Тогда много нерелигиозных «русских» вообще хотели уйти. Они собрались в другом зале. Герцль с трудом добился разрешения выступить перед ними. В конце концов страсти немного улеглись. Раскола тогда не произошло, это случилось уже после смерти Герцля. Постановили: пока решительных шагов не предпринимать, но изучить вопрос. В момент полемики на конгрессе «Сионисты Сиона» — так теперь будут называть противников проекта Уганды и других планов построить еврейское государство «где-нибудь» — не могли даже сформулировать логично свои возражения. Но потом (а полемика только началась на Шестом конгрессе) они позицию сформулировали примерно так: Уганда ведь страна еще совсем дикая, и понадобится много усилий для ее освоения. И потребуются люди, готовые ради этого умирать, а если надо, то и, не дай Бог, убивать. Мы найдем таких людей для Земли Израильской. А найдете ли вы их для Уганды?

Глава 21 Как использовать евреев?

Тут встает вопрос: а что вообще побудило Англию вмешаться в это дело? Это важно и для дальнейшего повествования. Тут действовал ряд факторов: 1) Моральные соображения. Благословенный XIX век с его наивной верой в прогресс, в порядочность, в гуманность уже прошел, но до Первой мировой войны еще продолжал влиять на людскую мораль. И по тогдашним меркам выходило, что гонимым евреям надо помочь. Это во-первых. А во-вторых, тот, кто не хотел видеть бедных восточноевропейских евреев в Англии, не мог просто взять и захлопнуть перед ними дверь. Надо было, чтобы они добровольно поехали куда-нибудь в другое место. Нынешний человек с трудом воспринимает силу моральных соображений, но для англичан того времени это было весомо. 2) Практические соображения. В начале XX века ряд стран — в первую очередь Англия, а также Франция, Португалия, Голландия, располагали большими колониальными владениями, причем лишь часть их была освоена. Огромные территории лежали нетронутыми, и на их освоение не хватало ни людей, ни капиталов. Конечно, когда удавалось захватить такую добычу, как золотые и алмазные месторождения Южной Африки, находились ресурсы для освоения. Но таких мест на земле немного. А природа не терпит пустоты, земля должна быть заселена. Там, где нет у тебя людей, там твоя власть формальна и хрупка. Ибо туда правдами и неправдами проникнут другие. И если не завтра, так послезавтра эта земля будет потеряна. В ту пору хорошо помнили, что Мексика именно так потеряла Техас. А уж англичане лучше всех могли бы рассказать, что только что произошедший захват бурских республик в Южной Африке, начался с просачивания туда (в Трансвааль) английских золотоискателей. Словом, старые колониальные державы ясно представляли, что им необходимо, но от этого было не легче, ибо своих людей не хватало. Африканских негров никто своей опорой не считал.

Для освоения восточной Африки англичане использовали выходцев из Индии. Людей там хватало. Но, во-первых, из тогдашней Индии нельзя было получить капиталов для освоения Африки (их не было). Во-вторых, еще вопрос, насколько англичане могли считать индийцев своими людьми. Или хотя бы своими сторонниками. Грозное антианглийское восстание в Индии 1857–1859 годов было в то время недавней историей.

Аналогичным было положение других старых колониальных держав. Например, Франция сумела найти поселенцев для Алжира. Ну, а в Тунисе вообще итальянцев было больше, чем французов, хотя владела Тунисом Франция. Италия лишь мечтала о колониях, которых у нее почти не было. Любому понятно, какая возникала ситуация. И аналогичное положение легко могло сложиться где угодно. Вот тут-то в поле зрения англичан и попали сионисты. Российские евреи в ту пору явно не были царской агентурой, так что опасений не внушали, но кое-какие капиталы привлечь могли. Словом, евреев из России вполне можно было поселить в Восточной Африке. В дальнейшем, в ходе Первой мировой войны, в пользу поддержки сионизма возникли и другие доводы.

Глава 22 Гомель — это звучит гордо!

А в России события шли в том грозном 1903 году своим чередом.

Антисемиты вовсе не удовлетворились Кишиневским погромом. Уже осенью начались события в Гомеле, что для нашей истории не менее важно, чем Кишиневский погром, но Гомель получился как бы «Кишинев наоборот». И полугода не прошло со времени Кишиневского погрома, а евреи стали уже другими. На еврейской улице Гомеля господствовал Бунд. Уже это вызывало ненависть властей и «русских патриотов». Но была и небольшая группа сионистов-социалистов «Поалей-Цион», из тех, что не верили в целесообразность классовой борьбы в галуте (в рассеянии) и собирались переезжать в Землю Израильскую, но отложили отъезд, когда запахло погромом. И стали организовывать самооборону. После некоторых колебаний к ним примкнул Бунд — факт сам по себе примечательный, ибо, как я уже указывал, Бунд был против сионизма. Но теперь стало не до разногласий — обстановка в городе в сентябре обострилась до крайности.

Началось с драки евреев с христианами на базаре. Так как нервы у всех были напряжены, то драка быстро превратилась в кровопролитие, и один христианин был убит. Власти на сей раз не спешили со следствием — толпе давали понять, что она должна взять инициативу в свои руки. И через два дня погромщики двинулись на евреев, причем ядро их составляли кадровые рабочие-железнодорожники. Но позор Кишинева не повторился. Встретили их как надо. Еврейская самооборона насчитывала человек 500. С обеих сторон погибло человек по десять. В конце концов войска и полиция наводнили город. Порой они помогали громилам, но все же, когда в городе полно войск, погромщикам нет раздолья. Интересно отметить, что в нынешней черносотенной литературе мне встречались уважительные отзывы о гомельских евреях: «Они умели за себя постоять!» Но тогдашним черносотенцам эта история не понравилась. Судебный процесс, начавшийся через год, велся очень тенденциозно. Дошло до того, что адвокаты еврейских участников самообороны с согласия подзащитных покинули зал суда. Но сроки евреи получили небольшие. Ибо под арест попали второстепенные участники самообороны — бундовцы и «просто» евреи. Сионисты-социалисты не стали дожидаться ареста, а, видя, что опасность погрома миновала, бежали в Землю Израильскую. А именно они были «героями Сиона» — сердцем самообороны. Некоторые из них пустились в путь, едва оправившись от ран. Словом, в конце 1903 года группа из 13–14 гомельцев организованно отправилась в Землю Израильскую. И это тоже стало событием в нашей истории.

Во-первых, с этого началась знаменитая «вторая алия»[19] (отчасти социалистическая). Во-вторых, в дальнейшем к гомельцам примкнули еще несколько участников самообороны из других городов (из Гродно, например). И они организовали группу по охране еврейских поселений («Ха-Шомер» — страж). А с этого момента обычно ведут отсчет военной истории сионизма[20]. Гомель — это гордо звучало в свое время! Но храбрость свою евреи, к сожалению, доказывали не только в отрядах самообороны. Витте писал о том времени: «Евреи, которые лет двадцать назад были феноменально трусливыми людьми, превратились в фанатиков, в террористов, жертвующих жизнью за революцию». На всю Россию гремел призыв бесстрашного Гершуни — еврея, основателя боевой эсеровской организации: «В борьбе обретешь ты право свое!». Впрочем, революционная деятельность началась еще до Кишинева, а уж после Кишинева дело быстро набирало обороты.

Глава 23 Евреи и Русско-японская война

А жизнь меж тем не стояла на месте. В начале 1904 года началась Русско-японская война. Никто не думал, что Россия может ее проиграть. Большинству русских это не могло присниться в самом кошмарном сне. Теперь, сто лет спустя, среднему человеку трудно себе представить, как сильно опережала тогдашняя Россия Японию. Отношение к японцам было презрительное — «азиатцы». Считалось, что один русский солдат стоит минимум четырех японских. «Чтобы спасти Россию от революции, нам нужна маленькая победоносная война», — говорил Плеве[21]. «Эти макаки» — так выразился о японцах Николай II. Но один старый русский генерал мрачно заметил: «Они-то макаки, да мы-то кое-каки». Но очень мало было таких трезвомыслящих, да и они поначалу думали, что война может оказаться трудной, но, конечно, мы в итоге победим. Как англичане буров. Но война оказалась не легкой, не победоносной и революцию приблизила.

Для нас же важны дела еврейские. Начнем с того, что новобранцы в русской армии с незапамятных времен считали своим святым правом, проходя через местечки, бить евреев. Это, впрочем, было не очень страшно. Много крови обычно не проливалось — так, традиционный погром. Люди душу тешили. Воинское начальство или полиция вмешивались редко.

Между прочим, моя бабушка это видела в детстве и запомнила. И приводила как аргумент, что при советской власти евреям стало лучше — теперь новобранцы так себя не ведут. Но нам важно другое: тогда, в начале 1904 года, еврейская молодежь яростно спорила: идти в армию или уносить ноги. (Если молодой человек исчезал накануне призыва, семья платила штраф — 300 рублей (тогдашних!). Если дезертировал уже из армии, семья ответственности не несла.)

Многие считали, что после Кишинева и Гомеля идти служить — глупо. «Царская Россия не мать, а мачеха!» И уклонялись. Даже в Землю Израильскую некоторые тайком уехали и там выжидали, как будут развиваться события (а развивались они так, что охоты возвращаться не возникало).

Конечно, как всегда бывает, страшились армии и обычные трусы. Но в целом уклонившихся оказалось немного. А были и такие, что в армию шли с энтузиазмом. В их числе оказался и наш герой, Иосиф Трумпельдор. Во-первых, он хотел показать, что не все евреи трусы. А во-вторых и в главных, считал, что евреям надо учиться военному делу. Без этого, увы, государство не построить. Он постарался попасть не в медчасть (напомним, что он был дантистом), а в строевую службу, но его хотели направить на курсы унтер-офицеров. Унтер-офицер еврей не был редкостью в русской армии. Дело в том, что это было «узкое место». Все приличные люди, желавшие сделать военную карьеру, шли в офицерские училища. Из массы призывников 40 % не годились в унтер-офицеры уже потому, что были неграмотны, да и любителей крепко выпить хватало.

Трумпельдор отбился, однако, от этих курсов — в начале войны почти все думали, что она будет недолгой. Он боялся, что не успеет понюхать пороха, и добился срочной отправки на фронт. Он успел попасть в Порт-Артур до того, как этот город, главная военно-морская база России на Дальнем Востоке, был отрезан японской армией. А большинство евреев на фронт не рвались, но и не уклонялись от него. Они пассивно подчинялись воле начальства. В итоге в армию, как обычно, было призвано больше евреев, чем соответствовало их доле в населении Российской империи. Это, впрочем, не мешало антисемитской печати писать, что евреи сочувствуют Японии, настраивают мир против России. Впрочем, доля истины тут была — евреи всего мира без восторга относились к российским порядкам.

Этот антирусский настрой мирового еврейства был для России не так уж безобиден. Евреи издавна сильны в финансово-кредитной сфере. И в 1904 году Япония, в отличие от России, куда легче могла получить кредиты. Это, конечно, не единственная и не главная, но существенная причина русской неудачи.

Глава 24 Полный Георгиевский кавалер

Две войны, проигранные Россией в новое время, довольно сходны меж собой, хотя их и разделяет полвека. Это Крымская (Севастопольская) и Русско-японская войны. И та, и другая связаны с борьбой за обладание городом — военно-морской базой (соответственно Севастополем и Порт-Артуром). И обе велись на окраинах (по транспортным понятиям 50-х годов XIX века и Севастополь находился неблизко). В этом случае огромные расстояния и бездорожье, которые обычно служили защитой России, превращались в ее беду.

Конечно, была и разница. И в частности в том, что проигрывать Англии и Франции (под Севастополем) было как бы не позорно. А тут — макаки! Но поговорим о Трумпельдоре. До Порт-Артура он был ничем не знаменит, после него — обрел известность в еврейских кругах, и не только. Ибо в боях за Порт-Артур он стал полным георгиевским кавалером. А таких людей до Первой мировой войны было очень мало. Георгиевский крест — награда высокая. Ее обладатель имел много льгот и в армии, и в дальнейшем, на гражданке. Начальство могло представить отличившегося в боях к этому ордену, а решение о награждении принимала «Дума георгиевских кавалеров» — они были в крупных частях, — где солдаты заседали на равных правах с офицерами и генералами. «Георгий» (в просторечии «Егорий») был четырех степеней. Тот, кто получал все четыре креста, назывался полным Георгиевским кавалером. Думаю, что Трумпельдор был в то время единственным евреем, снискавшим это высокое звание. Да и вообще, до Первой мировой войны таких людей по пальцам можно было пересчитать.

Итак, с первых дней в Порт-Артуре Иосиф Трумпельдор стал доказывать, что евреи — не трусы. А внешность, кстати, у него была нордическая. Так вот, вызывают добровольцев на какую-нибудь отчаянную вылазку — Трумпельдор, конечно, тут как тут. Офицер бросает взгляд на маленький отряд, идущий с ним вместе почти на верную смерть, и начинает речь: «Мы, все истинно русские люди…» — и тут его перебивает Трумпельдор, заявляя: «А я еврей!» Не очень-то ему верили.

Унтер-офицером он в Порт-Артуре таки стал. Что называется, без отрыва от производства. Командовал взводом. Много лет спустя, в Первую мировую войну, в Лондоне, Жаботинский попросил Трумпельдора рассказать какой-нибудь эпизод о Порт-Артуре. Вот его рассказ: возвращается Трумпельдор из разведки со срочной вестью — японцы занимают какую-то важную точку. И встречает морского офицера — русские моряки к тому времени уже дрались на суше. «Ваше благородие, японцы занимают такую-то сопку, но их там пока немного, они не окопались, можно их еще оттуда выбить, если действовать быстро». — «Правильно, голубчик, — говорит офицер, — беги туда-то, там залегли мои матросы, зови их, пойдем в атаку». Трумпельдор бросился за матросами, а они меж тем дали деру. Возвращается Трумпельдор к тому офицеру, говорит: «Сбежали ваши матросы!» Офицер в отчаянии восклицает: «Предали, как жиды!»

Но всякое случается на войне. В одном бою разрывом японского снаряда Трумпельдору оторвало кисть левой руки. Видели, как он упал, думали, что убит. Евреи-солдаты пошли к начальству, попросили разрешения найти его тело и похоронить, как положено, по еврейскому обычаю. «Можно, конечно, — ответил начальник, — но неужели он был еврей?» Его нашли еще живым и принесли. И он на удивление быстро выздоровел. А вообще-то в Порт-Артуре у раненых были хорошие шансы умереть. В осажденной крепости были трудности с продовольствием, особенно с витаминами. И у здоровых случалась цинга. А раненые мерли, как мухи. Но Трумпельдор не только выжил, но и вернулся в строй. «У меня осталась только одна рука, но она правая». Это писал он в рапорте с просьбой вернуться в боевые части. «Он сделал больше, чем требовала присяга» — так прокомментировало этот поступок армейское начальство. С винтовкой Трумпельдор теперь уже не мог обращаться. Разрешили ходить в бой с саблей и пистолетом (как офицеру). А еще для полноты картины напоминаю, что он считал себя толстовцем и был вегетарианцем. Моя дочь, узнав об этом, заявила, что диету соблюдать могут только такие вот стальные люди. У обыкновенных — не выйдет.

Глава 25 В плену

Порт-Артур держался почти 8 месяцев (как и в Севастополе, месяц там шел защитникам за год. Царь был щедрее советской власти). Затем Порт-Артур сдался (5 января 1905 года). Говорили, что преждевременно, что еще можно было бы повоевать, сковывая японскую армию. Высвободившиеся там войска японцы срочно перебросили на главный фронт, в Манчжурию, где готовилось русское наступление. Что очень даже сказалось на ходе боев. Но это уже стратегия. Эти вопросы решал не Трумпельдор. Сам по себе плен в царской России позором не считался. Так же, как и в других странах европейской культуры.

Все раненые и больные русские, кого японские врачи признали непригодными к военной службе, были отпущены. Трумпельдора не отпустили. Видимо, дознались, что воевал и с одной рукой. Вместе с остальными пленными он попал в Японию. К пленным тогда относились хорошо. (Наследие XIX века.) Они получали «кормовые деньги», офицеры — побольше, чем солдаты, — и свободно разгуливали около лагерей. Ведь в Японии русский сразу заметен, не убежишь. (Да, кстати, места содержания пленных тогда называли не лагерями, а приютами).

В общем, почти что отпуск. Но Трумпельдор был толстовец, а потому труд считал обязательным. Он организовал евреев, они для начала стали давать друг другу уроки. Кто что знал, тот учил этому остальных: языкам, ремеслам. Понятно, что среди евреев нашлись портные. Создали артель, купили в складчину что нужно. И стали брать заказы от японского гражданского населения. Русские люди, изнывавшие от безделья, тоже попросили Трумпельдора, чтобы он у них взялся за организацию артелей. Он не отказался. Этот трудовой энтузиазм у большинства пленных имел не толстовское, а материалистическое объяснение. Денег на продовольствие нижние чины получали почти в три раза меньше, чем офицеры. Привычной русской еды, а она была в продаже, но стоила дороже японской, на эти деньги было не купить. Выход увидели в подработке.

Но Трумпельдор занимался не только организацией артелей и кружков. Он занялся и специфическими еврейскими делами: связался с американским консулом и через него получил все, что нужно для религиозных евреев, вел и сионистскую агитацию. Все это кончилось тем, что японские власти дали ему медаль за работу с пленными. (Её тогда специально выпустили в Японии. Она была из серебра, с соответствующими надписями по-японский и по-русский). Это была вовсе не редкая награда. Ее получили многие русские «старосты». Ее ничуть не стеснялись носить, надевали обычно вместе с русскими наградами, полученными за ту войну. Как все-таки изменился мир за одно поколение! Во Вторую мировую войну, когда XX век полностью войдет в свои права, что-либо подобное никому и не приснится.

В заключение широко известный факт. После окончания войны, когда пленные вернулись в Россию, Трумпельдор был уволен в запас, получив чин прапорщика. В то время — младший чин офицеров запаса. Он был не первым евреем (не крещеным), получившим в русской армии офицерский чин. Во времена Александра II это изредка случалось. Но то были «дела давно минувших дней». В начале XX века случай был, видимо, уникальный. Кстати, ему намекали, что, несмотря на увечье, военная карьера для него возможна, если он примет крещение. Он на это не пошел и стал еврейским героем.

Существует предание, что находясь в плену, Трумпельдор был принят японским императором, лично поздравившим его с награждением японской медалью и подарившим ему протез (с дарственной надписью) для покалеченной руки. Согласно более надежным свидетельствам, Трумпельдор, по возвращении из плена, был приглашен на высочайший смотр в Царское Село. Там российскому императору были представлены нижние чины — герои минувшей войны. Трумпельдор получил приглашение, когда гостил у отца в Пятигорске. Это стало событием для всего городка. Смотр состоялся 24-го марта 1906 года. Царь лично поздравил Иосифа Трумпельдора с получением первого офицерского чина и тогда же герой получил своего четвертого «Георгия». С его получением у Иосифа Трумпельдора был, как тогда говорили «полный бант». То есть он становился «полным Георгиевским кавалером». Этот последний орден был ему дан за то, что он вернулся в строй, потеряв руку. А еще императрица тогда подарила ему протез. Это сходство подарков, конечно, выглядит подозрительно, и прием у японского императора вызывает сомнение.