Теперь пора нам в Россию вслед за Трумпельдором и Рутенбергом. В недолгие месяцы русской демократии сионизм пережил невероятный подъем, что изумило друзей и недругов, — считалось, что сионизм вырастает из антисемитизма царских властей. И вот Россия вмиг стала свободной страной. Все ограничения для евреев были сняты. И начался фантастический рост сионизма! В царское время сионизм существовал полулегально. Свобода была нам, конечно, полезна. Это было время съездов, конференций, прений — благо все теперь было можно. Во всяком случае, многократно возросло число «шекеледателей» или «шекелевых сионистов», как тогда говорили, — людей, вносивших пожертвования на сионистские цели — с 18 тысяч до войны до 140 тысяч в 1917 году. Сколько из них поехали бы в Землю Израильскую, если бы была возможность, сказать трудно. Это было время полемики в сионистской среде, ибо в сионизме, как я уже говорил, были разные направления и теперь их стало больше. Например, появились во время войны «активисты-легионисты» — сторонники Жаботинского в России. Поначалу, до создания легиона и Декларации Бальфура, немногочисленные, но активные. Появились и всякие другие. Тогда в России функционировали восемнадцать сионистских партий и союзов. Было это время яростных споров с Бундом. Спорили на собраниях, спорили в печати — все стало теперь разрешено.
Но отнюдь не все только спорили и давали «шекели». Были те, кто хотел действовать. И коль скоро Земля Израиля была пока что закрыта, надо было готовиться к переезду. Так родился «Хехалуц», то есть «Авангард». Слово придумали в Америке, а движение развилось в России. Суть была в том, что идейной молодежи еврейской было ясно, что в Земле Израильской невозможно будет заниматься традиционными еврейскими делами. Даже многие ремесла станут не нужны. Ибо в отсталой стране спрос будет прежде всего на тяжелый труд. В основном в сельском хозяйстве. И так еще будет долго. А значит, надо закалить себя и приучить к тяжелым работам. Кстати, многие культуры, выращиваемые в Земле Израильской, выращивались и на юге России. В Крыму, например. Так что практическая учеба была возможна. И еще важно было, что люди могли оценить себя еще в России и не клясть потом сионистов.
Еще в студенческие свои годы мечтал Трумпельдор об открытии таких учебных хозяйств. Тогда, в условиях недоброжелательного отношения властей к сионизму, это казалось нереальным. Но когда летом 1917 года Трумпельдор прибыл в Россию, «Хехалуц» там уже существовал. Похоже, что все началось стихийно на юго-западе Российской империи еще в 1916 году. Возможно, вначале мало думали об идеологии. Просто тяжелое материальное положение заставило еврейскую молодежь — девчат и ребят-допризывников идти работать в сельское хозяйство, наниматься к крестьянам. Крестьяне предпочли бы что-либо получше, но выбора не было — уже тогда ощущалась нехватка рабочих рук — массы людей либо погибли, либо были изувечены. Или просто находились на фронте. Иногда удавалось заполучить на работу пленных, но их не хватало. За них буквально дрались. Приходилось брать на работу «жидков и жидовочек». Евреи же, отправляясь в чужую местность, старались держаться группами. Так вот прозаически все и зарождалось. Но после Февральской революции началось победное шествие сионистской идеологии. И выражалось это не только в разговорах, но и в сознательной подготовке к переезду на Землю Израильскую. Учились прежде всего земледелию, иногда и другим нетрадиционным видам деятельности — ремеслу каменщика, например. Этому начинанию — приучению себя к физическому труду — предстояло большое будущее. В 20–30-е годы слово «хахшара» — переподготовка — станет обычным в лексиконе сионистов. Но «халуцим» — это не только переподготовка. Это и образ мыслей. А мысли эти полностью были направлены на возрождение, любой ценой, Страны Израиля и не разошлись с делом.
О «Хехалуце» разговор еще будет — это крупное явление нашей истории. Но пока ненадолго отвлечемся. Среди многих вернувшихся в Россию после Февральской революции эмигрантов был и наш старый знакомый — Рутенберг. Он уже побывал и в эсерах, и в сионистах и снова стал эсером. Вернулся и попал в дружеские объятия своего старого приятеля — Керенского, российского премьер-министра. И сказал ему Рутенберг: «Две виселицы могут спасти Россию. Надо немедленно повесить Ленина и Троцкого!» С Троцким это было совсем просто — он был тогда под арестом. (В результате неудачной попытки вооруженного восстания в столице в начале июля 1917 года человек 70 большевиков во главе с Троцким оказались в петроградской тюрьме «Кресты»). Владимир Ильич Ленин очень заботился всегда о своей безопасности и, будь опасность покруче, надо думать, сбежал бы за рубеж, а не стерег бы сено в Разливе. Но Керенский был юристом и хотел действовать в рамках закона… Это предложение могло дорого стоить Рутенбергу в конце 1917 года. Но все обошлось. А затем этот инцидент принес пользу, хотя и не ту, на которую рассчитывал Рутенберг. В 20-е годы, когда он занимался электрификацией Земли Израильской, в английском парламенте был сделан запрос министру колоний Уинстону Черчиллю — как это Рутенбергу, русскому еврею-революционеру большого масштаба, выделена концессия? Черчилль ответил, что все в порядке — Рутенберг хотел повесить Ленина и Троцкого. Больше вопросов не было. (Опять та же ситуация — даже для депутатов парламента все сливалось — большевистская революция, русские евреи, сионизм.) Но в 1917 году до этого было еще далеко. Пока что, поскольку Рутенберга не послушались, большевистская революция началась. Убегая, Керенский оставил Рутенбергу — заместителю губернатора Петрограда, широкие полномочия. Но было поздно — все решали войска. А Рутенберг не был военным, да и вообще, проведя много лет за границей, был мало известен в стране за пределами эсеровских кругов. Так что остановить большевиков он не смог — время было упущено, но не по его вине. Он был среди защитников Зимнего дворца. Был вместе с другими арестован. Но скоро выпустили — революция стала кровавой не с первых дней. У него хватило ума не ждать второго ареста. Он бежал на юг, к Деникину. Это не украшает его биографию — деникинские войска устраивали погромы. Но уж, во всяком случае, он имел все права с гордостью заявить в 1920 году британским парламентариям: «Я никогда не служил большевикам!». В 1919 году Рутенберг входил в «Совет обороны Одессы» — краевое антибольшевистское правительство. И отчаянно пытался наладить жизнь в городе. Но убедился, что ситуация безнадежна. И что ему, как еврею и эсеру, у белых настоящей веры нет. А его еврейское сердце вновь пробудили страшные известия о резне евреев. В конце 1919 года Рутенберг переехал в Страну Израиля. У нас он участвовал в организации отрядов обороны против арабов. Но в основном прославился своей индустриально-строительной деятельностью, за которую его все уважали. Он даже смог свести вместе в середине 30-х годов для переговоров Жаботинского и Бен-Гуриона, тогда уже непримиримых противников, чтобы не сказать сильнее. Впрочем, встречи их в Лондоне в конечном счете не дали результатов.
Сам бывший эсер, Рутенберг в преклонные годы отошел от террора. Вместе с Вейцманом он считался лидером умеренного крыла, сторонником сохранения хороших отношений с Англией. (Но друг друга они, мягко говоря, недолюбливали). И кстати, стал Рутенберг весьма состоятельным. Мы с ним прощаемся. (В книге о Вингейте я буду только кратко упоминать о нём).
Хочу еще раз подчеркнуть, что биография Рутенберга уникальна. Он, видимо, единственный, кто оставил след и в истории сионизма, и в истории революции в России.
Итак, Трумпельдор летом 1917 года прибыл в Россию, думая прежде всего создать солидное еврейское войско. Затем разбить турок на Кавказском фронте и прорваться через те места в Землю Израильскую. План в ту пору не казался фантастическим. Ибо одни национальные части были уже сформированы и участвовали в боях (чехо-словаки, латыши), другие завершали формирование (поляки), третьи начали его (украинцы), четвертые говорили о национальных частях. Только евреи пока что об этом молчали. И была тому причина: национальные корпуса — это были не просто воинские части. Это было проявление сепаратизма.
Россия времен Временного правительства кое в чем напоминала горбачевскую Россию. При наступившей гласности вдруг вылезло на свет Божий то, что существовали подспудно. А теперь вот сразу и резко дало о себе знать. Все захотели независимости (раньше это было известно только о поляках). В рамках ли федеративного объединения с Россией или вовсе без России. (Об этом сепаратисты еще не могли договориться. Среди украинцев, например, были оба течения.) В Москве и Петрограде не то чтобы решительно противились этому, но просили хотя бы подождать до конца войны, когда можно будет провести выборы в Учредительное собрание. А оно уж займется конституционными вопросами. Но сепаратизм развивался неудержимо.
И тут выяснилось, что меньше всего у России проблем с евреями, несмотря на их немалую тогда численность. Я имею в виду только национальный вопрос — евреи не собирались создавать свое государство на территории России. А создание нашего государства в Земле Израильской военных усилий России не ослабляло. Наоборот, евреи сами, по мысли Трумпельдора, должны были рваться в бой. Так что переговоры Трумпельдора с Временным правительством были обречены на успех. Что и произошло — идею эту встретили с одобрением. Но все дальнейшие действия были обречены на неудачу. Хотя и сионизм был на подъеме, и евреев-военных было много. (Разве что не среди высших офицеров.) Словом, нашлись бы люди. В Петрограде был, кстати, союз евреев-воинов. В него входили солдаты-евреи петроградского гарнизона и евреи-юнкера военных училищ (при Временном правительстве появилось и это чудо). Но нужно было время, а его мало было отпущено Временному правительству.
Первое, чем пришлось заняться Трумпельдору, — участвовать в разгроме корниловского мятежа. И он проявил храбрость и умение принимать верные решения. Но в ходе борьбы с мятежными генералами Керенскому пришлось дать свободу действий большевикам, и этого джинна уже не смогли загнать обратно в бутылку. Осень 1917 года была явно не подходящим временем для военных проектов в России. Армия разваливалась на глазах. Дезертиры толпами уходили домой, часто с оружием. Проходя через Украину, они начинали грабить. Ибо, во-первых, надо было что-то есть, а во-вторых, они видели, что им некого бояться, так как законной власти уже практически не было. Украинцы сами начали организовывать отряды для противодействия грабежам русских дезертиров. У них ведь было достаточно своих дезертиров и оружия. А в обстановке подъема украинского национализма отряды эти стали рассматриваться как возрождение вольного украинского казачества во главе с «батьками-атаманами». (Русские цари уничтожили украинское казачество в XVIII веке.)
Понятно, что вся эта анархия не сулила добра евреям. Началось, правда, не с евреев, а с грабежа помещичьих усадеб, но лиха беда начало. Погромная агитация носила теперь уже не правительственный, а народный характер, евреев обвиняли во всех бедах, а бед тогда хватало. И скоро выяснилось, что народная стихия страшнее царя. Словом, осенью стало ясно Трумпельдору, что сейчас не до еврейской армии на Кавказском фронте. Оставив эту мысль, он решил сформировать из евреев в Петрограде летучий отряд для борьбы с погромами. Меж тем большевики захватили власть. Трумпельдор не был настроен в отношении большевиков так непримиримо, как Рутенберг. Большевики сперва не противились созданию отряда численностью в тысячу человек. Само собой, не для Земли Израильской, а для наведения порядка в районах погромов. Но отряд просуществовал всего несколько недель. Кто-то в большевистских верхах опомнился. И отряд распустили в начале 1918 года. Конкретные причины неизвестны. Просто тоталитарный режим не склонен терпеть какие-то независимые вооруженные силы. Все военные планы Трумпельдора потерпели крах. Но были у него и другие планы в России.
В 1926 году на парижской улице произошло убийство. Один человек подошел к другому и вопросительно окликнул его: «Пан Петлюра?» Тот не ответил, попытался пройти мимо. Тогда первый выхватил пистолет и крикнул: «Защищайся, негодяй!» Петлюра замахнулся своей палкой, но ударить не успел — прогремели выстрелы. Убийца и не попытался бежать. Отдал свой пистолет полицейскому и назвал свою фамилию: Шварцбард. Шварцбард заявил, что мстил Петлюре за жертвы еврейских погромов. Петлюровцы обвинили его в выполнении задания ВЧК. Агенты ЧК действительно действовали на Западе весьма энергично против белой эмиграции всех направлений. К тому же анархистское прошлое Шварцбарда давало основание для таких предположений. Как бы то ни было, накануне суда все считали, что смертный приговор ему обеспечен. Предумышленное убийство было налицо. Французский суд присяжных в этом случае мог проявить снисходительность, только если убийство было из ревности. Во всех других случаях до сих пор приговор был — смертная казнь.
Суд же безоговорочно оправдал Шварцбарда! Возможно, свою роль сыграл прецедент: оправдание армянина, убившего в Берлине в 1921 году одного из лидеров младотурок Талаат-пашу (как мы знаем — было за что). Возможно, симпатии французского суда вызвало и то, что в Первую мировую войну Шварцбард сражался за Францию в Иностранном легионе и был ранен. (Он вообще-то был уроженцем Молдавии, участвовал в еврейской самообороне, мотался по свету, был анархистом (немало евреев увлеклось этой идеей в начале XX века), а по гражданской профессии — часовщиком — частая тогда еврейская профессия.) Но все вышеперечисленное не было делом первостепенным. Ибо ужас охватывал парижан, когда читали они в газетах описания процесса, показания свидетелей. Если что раньше и слышали, то только краем уха. Теперь узнавали подробности. И стыла кровь в жилах. А ведь многие соглашались с тем, что деникинские погромы были еще страшнее петлюровских. И когда зачитали оправдательный приговор, Франция ликовала. Времена были не теперешние — тогда была Франция великой державой в полном смысле слова. Главная победительница Германии и главная спасительница Польши[51].
В 20-е годы российские эмигранты еврейского происхождения спорили (и до и после выстрелов Шварцбарда), какие погромы были страшнее: деникинские или петлюровские? Русские патриоты (из евреев) доказывали, что, в основном, убивали евреев петлюровцы (украинские националисты), а деникинские погромы — мелкие инциденты, неизбежные на войне. Украинские патриоты, тоже из евреев, уверяли, что все было наоборот.
В ходе этой дискуссии несправедливо забыли атамана Григорьева. Вот кто самозабвенно резал евреев! Фигура вовсе не мелкая — ему случалось захватывать значительные города. Он поочередно со всеми (красными, петлюровцами, махновцами, белыми) сотрудничал и всем изменял. Только в ненависти к евреям проявлял постоянство. А мелких «батек», лютовавших в те года, не перечислить.
А Шварцбард умер в Южной Африке. В 1967 году его прах с воинскими почестями перехоронили в Израиле.
Эта история прямого отношения к Трумпельдору не имеет. Но показательна. Ибо мало уже помнят об ужасах 1918–1920 годов. А надо бы помнить. Трумпельдор был тогда там. Подробно же все это описать — книга толстая получится. Вот я и решил привести историю Шварцбарда. И не надо думать, что одни низы в том участвовали. В Киеве деникинские погромщики перебрасывались французскими фразами. (Кстати, Киев переходил из рук в руки 12 раз.) Много потом спорили, хотели ли этого вожди — Деникин, Петлюра и прочие. Это не так уж важно. Они с погромами в своих войсках не боролись или почти не боролись. Больше всего сомнений тут вызывает Махно. Нестор Иванович вроде бы вздернул несколько громил. Своего конкурента, Григорьева, он уничтожил и официальной причиной этого назвал его погромы. В окружении Махно евреи были. Тем не менее, махновцы тоже громили евреев, разве что не на глазах у батьки Махно. А Красная армия? В общем, несмотря на реквизиции, она, видимо, была меньшим из зол, по крайней мере для бедных евреев. Евреи там служили, и командование вообще старалось еврейских погромов не допускать. Но беда приходила, когда красные бывали биты и бежали, а это ведь случалось не так уж редко. Тогда, конечно, дисциплина падала и начиналось… Потом, правда, за погромы наказывали.
Любопытно отметить, что в 1919 году была выпущена граммофонная пластинка с речью Ленина против антисемитизма «О погромной травле евреев», которую он специально произнёс для звукозаписи. Пластинка широко распространялась в войсках, часто прослушивалась и на гражданских собраниях и митингах.
В дальнейшем, звукозапись этой ленинской речи ни разу не выпускалась.
Действовали в это время на сцене и две иноземные силы. С марта по ноябрь 1918 года включительно Белоруссия и Украина были оккупированы немцами и австро-венграми. Для евреев это было хорошо. Бесчинств не допускали. Это вспоминал даже мой покойный отец. Когда немцы уходили, один немецкий офицер, нееврей, уговаривал моего деда ехать с семьей в Германию из Полоцка — ведь ужас, что начнется после ухода немцев. Дорого обошлись евреям летом 1941 года воспоминания о «хороших немцах». Многие старые евреи отговаривали молодых бежать. Они-то хорошо помнили, что при немцах было жить можно, а беда пришла в конце 1918 года, когда немцы и австро-венгры ушли (после капитуляции Германии и Австро-Венгрии).
Вторая иноземная сила — поляки. Рухнула Россия, рухнула Германия, рухнула Австро-Венгрия. Пришел час возрождения Польши. Нашего старого знакомого — Пилсудского — революция в Германии освободила из магдебургской тюрьмы. Теперь он мог выставить себя перед западными союзниками жертвой германского милитаризма. Вернувшись из Германии в Варшаву, он в конце 1918 года стал в Польше «начальником государства». Случилось невероятное — его признали почти все поляки. Спасением для советской власти было то, что он и белые генералы друг другу не верили[52]. Он был польский националист, а они мечтали о единой и неделимой России. Он к тому же был в свое время социалистом. Поляки, кроме того, стихийно ненавидели опору белых — донских казаков (натерпелись от них при царе). Но в 1920 году, когда Белое движение шло на спад, поляки двинулись в наступление. И захватили на короткое время большую часть Украины и Белоруссии, но затем Красная армия перешла в контрнаступление, дошла до предместий Варшавы и там была жестоко разбита — «чудо на Висле».
«Чудо» тут не для всех было аллегорией. Контрнаступление польской армии началось 15 августа, в день успения Богородицы — важная дата у католиков. Многие поляки всерьез говорили тогда о небесных знамениях и т. д. А победу Пилсудского сравнивали с победой в 1683 года польского короля Яна Собесского над турками под Веной. Та битва спасла христианский мир от варварского (тогда мусульманского) нашествия.
В Европе битву под Варшавой называли тогда «польская Марна» — река недалеко от Парижа, где в ходе Первой мировой войны два раза (в 1914 и 1918 годах) были отбиты немецкие наступления. Это поражение под Варшавой было, видимо, самой тяжелой неудачей Красной армии за всю ее тогдашнюю недолгую историю. По мнению Троцкого, главным виновником поражения был Сталин, который не вывел своевременно знаменитую Первую конную армию из боев за Львов и не перебросил ее к Варшаве, хотя получил соответствующий приказ из Москвы. Но это вопрос спорный.
В конце концов Западная Украина и Западная Белоруссия остались за Польшей.
Нам важно, как это отражалось на евреях. Ответ тут неоднозначный. Безусловно, хотя евреи-солдаты там были, польская армия была настроена антисемитски. Но убили они сравнительно немного евреев. И даже не давали, насколько я могу судить, разгуляться петлюровцам — эти в 1920 году были у поляков младшими компаньонами, хотя раньше действовали самостоятельно и задирали нос. Геноцида евреев поляки в 1920 году не проводили[53]. Зато любили они евреев унижать. Заставить, например, в субботу чистить уборные. Вот пример конкретный: в 1946 году англичане, ведя борьбу с еврейским террором, выпороли одного молодого члена «Эцель» — организации Бегина. Они привыкли к таким деяниям в колониях. Бегин впал в лютую ярость. Перед его глазами встала горькая картина детства. Ему было семь лет в 1920 году. Красная армия, отступая из Польши (после «чуда на Висле»), оставила Брест (Бриск). Туда вошла польская армия. Тотчас были арестованы видные евреи города, и каждому дали 25 ударов кнутом «за симпатию и сочувствие большевикам». А меж тем люди-то эти были в летах и состоятельные. Какое уж тут сочувствие большевикам! Впрочем, если поискать, может, и нашли бы, что у кого-нибудь из них сбежали с большевиками внучка или племянник. Бывало такое и в состоятельных еврейских семьях. Но ведь даже не искали… Пороли публично. Евреев согнали смотреть на это мероприятие.
Понятно, что Земля Израильская в 1946 году — не Польша 1920 года. «Эцель» поймал английского майора и трех лейтенантов, и их выпороли. Газеты в Америке и Европе рисовали британских офицеров с касками на задницах. Жителям же колоний это и вовсе понравилось. Но мы сейчас в 1920 году, в Восточной Европе. И в тот момент евреи, не желавшие власти большевиков, а таких было немало, видели в Польше выход. И многие ушли вместе с отступавшими польскими войсками. Говорят, даже такой случай был: группа еврейской молодежи из Проскурова (потом, при советской власти, — Хмельницкий) удирала в Польшу на поезде. А за год до того, в Проскурове, петлюровцы устроили жестокий погром, и было много убитых евреев. И теперь остатки петлюровской банды и группа сионистов оказались в одном вагоне! По молчаливому согласию сторон вагон разделили временной перегородкой и старались не общаться.
Для полноты картины надо еще добавить, что в 1919–1920 гг., из-за Днестра, с юга Украины хлынули в Бессарабию (Молдавию) многие тысячи еврейских беженцев, спасавшихся от погромов. В занятой румынскими войсками в 1918 году Бессарабии было сравнительно спокойно. И власти в тот момент были, более или менее, терпимы к евреям. Так что местные евреи (с помощью «Джойнта») помогли беженцам или обустроиться, или двинуться дальше.
В результате Первой мировой войны Румыния присоединила много новых земель и, как следствие, получила много нерумынского населения. Межнациональные отношения в государстве вырастали в проблему номер один. Особенно напряженными были венгерско-румынские отношения в Трансильвании, отошедшей к Румынии после войны. Там, более или менее компактно, поблизости от новой венгерско-румынской границы, проживало 2 миллиона венгров. (Это было почти в 3 раза больше, чем евреев, рассеянных по всей «Великой Румынии»). А так как венгерско-румынские отношения, издавна были далеко не дружественными, то сложности там были неизбежны. Тем более, что организованная, тогда, Лига наций озаботилась правами меньшинств. Т. е. грубые методы управления казались, в то время, нежелательны.
Ожидались и другие подобные проблемы. Так что еврейский вопрос больше не был в центре внимания. Евреям дали гражданские права (в 1919 году), и враждебность к ним поубавилась — от них сепаратизма не ожидали. Но улучшение было недолгим.
А что же еврейская самооборона? Она существовала, да толку с нее было мало. Ибо шла большая война, большие армии сражались друг с другом, и что могла сделать самооборона какого-нибудь местечка, оказавшегося на свою беду на пути казачьих или офицерских войск Деникина? Из больших городов еврейская самооборона оказалась наиболее эффективной в Одессе — там и евреев жило много, и иностранные консулы были. Неудобно было все-таки так уж откровенно евреев резать. Белые власти даже дали еврейской самообороне в Одессе легальный статус. Она должна была защищать евреев только от всякой мелочи, что было ей по силам. Но, скажем, в Киеве ничего подобного уже не существовало — тут стесняться не приходилось. Например, случилось в дни безвластия, когда одна власть сбежала, а вторая не пришла еще, городская Дума организовала отряд городской милиции для борьбы с уголовщиной, очень расплодившейся в то время. Затем пришла новая власть, милицию эту распустила, а служивших в ней евреев убила поголовно. Остальных отпустили на все четыре стороны. Рассказ о таком случае — убивали в тот раз петлюровцы — и поразил парижан во время дела Шварцбарда. Показания давал русский человек, дворянин. Его сын служил в киевской милиции. Петлюровцам молодой человек заявил, что он еврей, чтобы не бросить в беде еврейских товарищей — было ясно, что хорошо им не будет. Надо полагать, что он все-таки не думал, что ему грозит смерть. А смерть не заставила себя ждать. Эти показания, кажется, и решили исход процесса.
В Ровно еврейская самооборона имела кратковременный успех. Ей удалось оттеснить рассеявшиеся по городу петлюровские банды. Но петлюровцы сорганизовались и перешли в наступление, поддержанное артиллерией бронепоезда. Самооборона не устояла….
Ну, а в маленьких местечках евреи только и могли, что говорить друг другу: «Прощай, Петлюра идет». Только изредка добивалась успеха еврейская самооборона в местечках. И только тогда, когда нападали «бандформирования», а не регулярные части. Но и тогда было трудно. Евреи были рассеяны по своим местечкам и привязаны к ним. Не могли же они бросить жен и детей. А банды, объединившись, поочередно нападали на местечки. Так что успех еврейской самообороны в те годы был редким исключением. И не потому, что трусы евреи. Немцев ведь никто трусами не считает. А самооборона немецких поселений на Украине действовала не лучше еврейской. По тем же причинам. (Люди Махно даже предпочитали цветущие немецкие поселения нищим еврейским местечкам — там, у немцев, было что брать.) Сколько было тогда убито евреев? Называют цифры от 60 до 600 тысяч. Вероятно, тысяч 200 — убили. А сколько ранили, сколько женщин изнасиловали — никто не считал.
В заключение этой главы упомяну все же о редких успехах самообороны — в Хмельнике, в Кременчуге, например. В Хмельнике евреи хорошо организовались. Еврейская дружина (а были там все — от сионистов до коммунистов) начала с того, что останавливала все шедшие через местечко поезда и забирала все оружие — в ту пору еще встречались остатки развалившейся русской армии. Но за оружие платили. Прознав об этом, украинские крестьяне даже сами несли оружие и боеприпасы на продажу. Бывшие фронтовики проводили обучение людей и организовывали их. Под Хмельником потерпел полное поражение лихой петлюровский батька — атаман Тютюник. Жаль, не смогли догнать его отличного коня извозчичьи еврейские клячи — в Хмельнике организовали и кавалерию. Советская власть сочла возможным признать отряды еврейской самообороны. Они числились ротами или батальонами Красной армии. Отряд еврейской самообороны в Кременчуге так лихо дрался с бандами Григорьева, что сам Троцкий в официальном приказе его отметил. Троцкий говорил: «Отряд еврейской рабочей молодежи». Но в отряде большинство составляли сионисты. Во главе горсовета Кременчуга стоял еврей-коммунист. Ему не нравилось упоминание, что отряд еврейский. Ворчал, что напоминает о легионе Жаботинского. (Прослышал-таки!) Некоторые участники самообороны в Хмельнике и в Кременчуге позднее, через Польшу, добрались до Земли Израильской.
Самое поразительное, что в эти страшные годы не прекращалась активная сионистская деятельность. Догадывались, что скоро все кончится, старались успеть как можно больше и кое-что успели. Первая мировая война закончилась в конце 1918 года. Английские военные власти пока что разрешали въезд только тем, кто и раньше, до войны, жил в Земле Израильской и был выслан турками (см. главу 34). В конце 1919 года из еще белой Одессы вышел пароход «Руслан» и направился в Землю Израильскую. На борту его было 620 евреев. Не более 10 % из них действительно жили в Земле Израильской до войны и теперь возвращались. Но у всех были въездные визы от английского консула — сумели заморочить ему голову, доказав, что они были когда-то жителями Иерусалима, Цфата и т. д. (В дальнейшем, однако, подобные «фокусы» уже не будут так легко удаваться). Прибытие этого судна в Яффо стало праздником для евреев Страны Израиля[54]. Среди сошедших тогда на берег были и люди уже известные своей сионистской деятельностью, и те, кому еще предстояла такая известность. Так что «Руслан» у нас называют «еврейским Мейфлауэром» (по аналогии с кораблем, доставившим первых поселенцев в будущие США). Стоит особо отметить прибытие на «Руслане» нескольких врачей — их тогда очень не хватало в Стране Израиля.
Так началась Третья алия. Это была, видимо, самая идейная алия в истории сионистского движения. Напоминаю: «алия» — «восхождение», приезд в Землю Израильскую. Третья алия — 1919–1923 годов — привела в страну более 35 тысяч евреев. По тем временам достаточно много.
Около половины из этих 35 тысяч прибыли из России. Около трети — из уже независимой Польши. В общем, на долгие годы это стало последним всплеском русского сионизма. Победа большевиков оказалась тяжелым ударом для нашего дела. Хотя в начале 20-х годов из советской России еще осуществлялся небольшой легальный выезд, но это было уже несерьезно.
В период Третьей алии в числе выходцев из России прибыло 7–8 тысяч «халуцим» — первопроходцев. Они были уже среди пассажиров «Руслана». Подъезжая к яффскому порту, эта группа подняла над кораблем два флага. Один — сионистский бело-голубой (сейчас это флаг государства Израиль). Другой — красный. Он тогда ассоциировался не только с большевиками, но и вообще с социализмом. Однако сомнительно, что все британские колониальные чиновники знали эти тонкости. На них красный флаг мог произвести самое гнетущее впечатление.
О халуцим сейчас и пойдет речь. Это и вообще важно, и напрямую связано с Трумпельдором.
Итак, когда летом 1917 года Трумпельдор приехал в Россию со своим планом создания «железных людей», годных для всего, он нашел уже готовую «руду» хорошего качества — «Хехалуц» — молодых людей, готовых стать авангардом еврейского поселенчества. Я не буду описывать организационно-административную деятельность «Хехалуца», съезды, конференции. Скажу только, что в крупных российских еврейских центрах были созданы комитеты этого движения. Они скоро возникли также в Польше и Румынии. Комитеты старались, по мере возможностей, наладить быт и трудовую подготовку халуцев. И ухитрялись поддерживать связь с комитетами в других городах, даже в условиях гражданской войны.
«Хехалуц» считался организацией внепартийной. Молодежь туда шла очень идейная, «готовая на все ради завтрашних дней». Хотя и внутри «Хехалуца» тоже бывали яростные споры — евреи не могут без этого, — общие принципы наметили: «Хехалуц» стремится к созданию в Земле Израильской еврейского трудового общества, основанного на коллективных началах. Будучи беспартийной организацией, «Хехалуц» рассматривает себя как органическую часть еврейского и всемирного рабочего движения. Признавая неизбежность классовой борьбы, он выступает против капитализма в любых его проявлениях. (Не просто так подняли они красный флаг над «Русланом»!). «Хехалуц» стремится произвести переоценку ценностей среди еврейских масс. Каждый член организации должен строить свою жизнь на основе производительного труда и сознательного коллективизма. Программа очень левая. Но и национальная. По своим взглядам большинство членов «Хехалуца» симпатизировали скорее красным, чем белым. И долго еще в лево-сионистских кругах считали опыт Октябрьской революции положительным. Трумпельдор эти взгляды разделял. Но в Гражданскую войну сионисты, в том числе и «Хехалуц», не вмешивались — не их это было дело. Они социализм собирались строить на своей земле. В общей сумятице красные сперва терпели «Хехалуц». Трумпельдор активно включился в его работу, теоретическую и практическую. В 1918 году выходит брошюра Трумпельдора «Халуц, его сущность и ближайшие задачи», а затем статья «Новый путь». Он говорил о «халуцах» — рабочих и солдатах. Солдаты будут формироваться из тех же рабочих. Тогда было принято считать, что каждый халуц по прибытии в страну должен предоставить себя на три года в распоряжение сионистского движения, то есть идти на самые тяжелые и опасные работы за самое скудное вознаграждение, а уж потом начинать строить свою личную жизнь. (Традиция эта пошла ещё от «билуйцев».)
Трумпельдор считал, что и этого мало. Тяжелое время у нас надолго. Люди и дальше должны будут посвящать себя первопроходческой деятельности. Наиболее эффективно она будет осуществляться в рамках коммуны. Эти теоретические труды Трумпельдора были замечены в Восточной Европе. Их переводили, читали, обсуждали. Известно, например, что в 1918 году в Риге, оккупированной тогда германцами, группа молодых евреев под влиянием брошюры Трумпельдора начала трудовую подготовку. И в дальнейшем выехала в Страну Израиля в рамках Третьей алии.
Практическая деятельность Трумпельдора в 1918–1919 годах состояла в переправке «халуцев» из северных районов (Петрограда, Белоруссии) в южные — на берега Черного моря, особенно в Крым, — и организации там «хахшары» — трудовой подготовки. Во-первых, чтобы не терять времени. На юге сельское хозяйство отчасти сходно с таковым в Земле Израильской (виноград, табак, овощи). И надо начинать всему этому учиться, тем более что пока еще нет свободного въезда в Землю Израильскую. Во-вторых, и этим Крым особенно хорош, оттуда не так уж трудно добраться нелегально морем до Турции (а потом и дальше). И этот расчет оправдался. Так в конце Гражданской войны выбрались на лодках человек 200 «халуцев» из Крыма.
Сама по себе переправка людей на юг в условиях Гражданской войны уже была делом трудным. Тем более — организация «хахшары». Трумпельдор энергично занимался этим. Вел переговоры и с белыми властями, и с красными. И неизвестно, что было опаснее: для еврея — иметь дело с белыми или для офицера — с красными. Но все обошлось. В идеале он мечтал о «хахшаре» в условиях трудовых коммун, говорящих на иврите. Но в Гражданскую было «не до жира» — устраивал людей, где мог.
В 2003 г. в Симферополе на стене старинного дома укрепили памятную доску — там в 1919 г. жил Трумпельдор.
Надо сказать, что деятельность Трумпельдора в Крыму была лишь малой частью деятельности «Хехалуца» в тогдашней России. Фермы и артели «хахшары» существовали во многих местах. И нелегальная эмиграция шла не только из Крыма. В 1919–1920 гг. государственные границы в восточной Европе были понятием условным. Но с 1921 г. эти границы начали становиться реальностью, т. е. все более трудно преодолимой преградой для нелегальных эмигрантов. (Из советской России бежали, разумеется, не только евреи. А среди беженцев-евреев далеко не все были сионисты). При нелегальном пересечении уже упорядочившихся границ приходилось прятаться сперва от советских, а потом от польских или румынских пограничников. Ибо в Румынии и особенно в Польше совсем не желали прибытия нелегальных еврейских беженцев. Из боязни коммунистической агентуры и, не менее того, из-за банального антисемитизма. Границу переходили с помощью контрабандистов, что было и опасно (не только из-за пограничников), и дорого. Зимой, в лютый мороз, это стоило дешевле: желающих становилось меньше, да и Днестр (пограничная с Румынией река) замерзал и переставал быть препятствием. Но были случаи гибели от холода. По всему по этому, именно среди «русских», прибывших в Страну Израиля в составе третьей алии, так высока была доля халуцев. Молодые несемейные энтузиасты с сильнейшей мотивацией легче решались на подобный рискованный шаг.
Но с переходом границы злоключения не кончались. С конца 1920 года переселение евреев на Землю Израиля в принципе допускалось, но «сертификаты» (разрешения на въезд в Страну Израиля), выдававшиеся англичанами, поступали нерегулярно и в недостаточном количестве. Ждать приходилось долго. (Как и разрешений на въезд в заокеанские страны для евреев-несионистов.)
Работу халуцы находили у тамошних евреев. Тут особых проблем не возникало, ибо эти ребята охотно брались за самую тяжелую работу, считая ее продолжением «хахшары». Но перед полицией все нелегальные эмигранты были совершенно бесправны. Их могли в любую минуту без всякой причины арестовать. В большинстве случаев скоро выпускали, благодаря ходатайству местных влиятельных евреев или полученной от них взятке. Но могли и выслать в Россию. А это грозило очень большими бедами, до расстрела включительно. Чаще все-таки отправляли в сибирскую ссылку.
Наконец, в начале 1923 г., польское правительство официально потребовало, чтобы все евреи, нелегально проникшие в Польшу, убрались из нее до 14 апреля. Оставшиеся будут высланы в Россию.
Евреи прибегли к хитрости — стали создавать фиктивные семьи. Не только пары, но и с помощью фальшивых документов большие фиктивные семьи. Понятно, что к этому делу — формированию больших семей — привлекали и людей постарше. Их не трудно было найти — в Страну Израиля стремились не только «халуцим». Англичане, надо отдать им должное, семей не разделяли. Так что в Землю Израильскую легально (но по фальшивым документам) въехало значительно больше людей, чем дано было сертификатов.
Советская власть меж тем укреплялась. И к началу 1923 г. польская и румынская границы уже охранялись должным образом. Проницаема еще была граница с Латвией. И халуцы устремились туда. Но скоро большевики навели порядок и там, и вообще на всех советских границах, кроме самых глухих районов Среднего и Дальнего Востока (Афганистан, Иран, Китай). В тех местах отдельные евреи еще просачивались. В 1923 г. была еще одна лазейка для нелегального выезда. Тогда проводилась «реэвакуация беженцев». Т. е. уроженцы новоиспеченных Польши, Латвии, Литвы и ставшей румынской Молдавии, которых Первая мировая война забросила на восток — в Россию, получили право вернуться в свои страны. К этой легально выезжавшей публике, с помощью фиктивных браков, фальшивых свидетельств о рождении и т. д., примазалось какое-то число российских евреев. В том числе и сионисты. В конце 1923 г. реэвакуация закончилась. Третья алия завершилась. Многие освоенные тогда методы сионисты использовали и позднее.
Говоря о третьей алие из самой Польши, только что возродившейся, интересно отметить, что в 1920 г. сионистское движение начало проникать и в массы галицийских евреев. В этом краю (р-н Кракова и Львова), до Первой мировой войны принадлежавшем Австро-Венгрии, патриархальные еврейские массы почти не участвовали ни в первой, ни во второй алие (тогда как алия из русской Польши была значительной). В то время (до Первой мировой войны) бедность часто гнала галицийских евреев в Вену или за океан. Но в Землю Израильскую они тогда не стремились. А теперь молодые потянулись туда. Минувшая война нарушила традиционный ход жизни галицийских местечек. Власть Польши с самого начала оказалась куда менее либеральной, чем власть Австрии времен Франца-Иосифа. Но свирепый польский шовинизм был не единственной причиной пробуждения национальных чувств у галицийских евреев. Важен был и сам факт возрождения Польши — страны, казалось бы, давно погибшей. Захотелось и еврейской молодежи, в том числе галицийской, для себя подобного.
С начала 20-х и до середины 30-х годов большинство евреев приезжало в Землю Израильскую уже не через Одессу, надолго ставшую большевистской, а через Триест. Этот портовый город на Адриатическом море до Первой мировой войны был главными морскими воротами Австро-Венгрии. И уже тогда имел хорошие связи с Землей Израильской. А в описываемое время Триест, после Первой мировой войны ставший итальянским городом, превратился в главный порт, связывавший Европу со Страной Израиля.
Только из Румынии евреи выезжали через черноморские порты.
В Земле Израильской «халуцы» показали себя именно так, как планировалось. Слова не разошлись с делом. Мне они чем-то напоминают комсомольцев 20-х годов. И те, и другие были на все готовы ради идеи. Себя не щадили. Но, как я понимаю, в сегодняшней России комсомольцы тех лет не в чести. У нас же слово «халуц» окружено уважением, деятельность их считается безусловно полезным, даже необходимым этапом в деле возрождения страны. Хаим Вейцман в свое время говорил, что государство не создается с помощью волшебной лампы Аладдина и не преподносится на серебряном блюде. В ответ поэт Натан Альтерман сказал о «халуцах»: «Вот то блюдо серебряное, на котором государство еврейское нам поднесли».
Как я уже писал, в 1921 году из красной уже Одессы на греческом пароходе «Анастасия» к нам выехала группа деятелей ивритской культуры. Сионистская легенда рассказывает: Еврейский поэт Бялик и прославленный красный командир, еврей, Гамарник были женаты на родных сёстрах. Прощаясь — Бялик уезжал на «Анастасии» — они сулили друг другу мрачное будущее. В 1937 году Гамарник, к тому времени начальник политуправления Красной Армии и заместитель наркома (министра) обороны, застрелился, предвидя неминуемый арест. Пишут, что совершенно необоснованный. Но кое-какие основания в его случае были! Он в начале 30-х годов категорически не соглашался со страшными методами коллективизации. И пытался, хоть и тайно, противостоять репрессиям против крестьян.
И такие еврейские утописты были.
Трумпельдор, а ему было тогда под 40, производил на всех сильное впечатление. Своим могучим ростом, гордой осанкой, одухотворенным лицом он покорял женщин. На мужчин действовала его военная слава, его самостоятельность в быту, которую он всегда проявлял, несмотря на увечье. И главное — несокрушимая вера в будущее еврейское государство. Крымские «халуцы» были не единственной его «добычей» в России. Ему удалось обратить в сионистскую веру человека, который в чем-то был похож на него самого, в чем-то ему был противоположен, но сыграл в истории создания еврейских вооруженных сил роль исключительную, — Ицхака Саде. В России он звался Ицхак Ландсберг.
Много лет назад, после Шестидневной войны, засверкала слава Моше Даяна. И в то время пошел упорный слух, что у него не просто русские корни, а что служил он в Красной армии. И даже добавляли, что дрался под Сталинградом или еще где-то. Это все было, конечно, чепухой — русским евреям, а возможно и другим россиянам, было приятно думать, что все хорошее в Израиле из России. Вместе с тем как я думаю, дело было сложнее. Тот Даян, которого творил фольклор (и который не слишком походил на свой прототип), был «собирательным образом». И действительно по законам мифотворчества в нем сливались биографии разных людей.
Проследим красноармейскую линию. Она ведет начало от Ицхака Саде (Ландсберга). Он интересен не только как часть даяновской легенды, но и сам по себе. Он был лет на десять младше Трумпельдора. Родился в богатой семье. Отец был купцом первой гильдии. В первую десятку русско-еврейских богачей не входил, но был лишь на ступень ниже. И отец, и мать были роста богатырского, и Ицхак тоже вышел богатырем. А характером был в отца: бабник, богема, выпивоха. Мать была женщина религиозная, ее это возмущало, и брак родителей распался. Ицхак с отцом поехал в Ярославль, где и вырос в русской среде — для богатых не было «черты оседлости». А потом жил в Риге в свое удовольствие. Числился владельцем большого магазина музыкальных инструментов. Женщин менял, как перчатки, и не думал ни о сионизме, ни о революции. И жизнь была хороша, и жить было хорошо. Меценатствовал. Словом, хороший был парень. Но нашлась и на него управа в лице какой-то троюродной сестры. Она была большевичкой. Настоящей. За участие в революции 1905 года отсидела где-то в Сибири. Вернулась и женила его на себе, хотя была много старше. И дочка у них родилась. Но жена ему быстро надоела, и не знал он, как от нее избавиться. Выходом стала Первая мировая война — он тут же пошел добровольцем. Но не тут-то было! Жена ведь тоже из богатой семьи происходила, хоть и большевичка была. И ее родные дали взятки кому надо, и его забраковала медкомиссия, а он подковы гнул! Но терпеть присутствие жены он не мог и снова пошел добровольцем. Его снова «выкупили». Он снова пошел. Как и положено в сказке — на третий раз получилось. Попал он на фронт, дослужился до унтер-офицера. За участие в Брусиловском прорыве получил Георгия, но только одного, в отличие от Трумпельдора. А потом началась Февральская революция. И стал он, как человек опытный, относительно образованный, солдатским депутатом и попал на какой-то съезд в Петроград. В то же время был там и Трумпельдор, но тогда они не встретились, надо полагать, потому, что Ицхак не интересовался еще еврейскими делами. А потом пришел Октябрь. И Ицхак записался в Красную армию и участвовал в Гражданской войне. А вот что было во время той войны — тут есть минимум две версии. Сам он начал было на старости лет мемуары писать, но умер, успев дойти только до революции. Первая версия: он успешно служил в Красной армии и случайно, в вихре Гражданской войны, встретил Трумпельдора. И очень убедительно поговорил с ним Трумпельдор. И запомнил Ицхак Ландсберг этот разговор… И когда узнал он, уже в конце Гражданской войны, о гибели Трумпельдора — дезертировал (хоть стал к тому времени уже немалым начальником) и удрал в Землю Израильскую — понял, что и там нужны воины. (Надо отметить, что известие о гибели Трумпельдора, показавшее, что борьба за Страну Израиля только начинается, побудило многих ускорить алию. Смотря по обстоятельствам, легальную или нет.)
По второй версии, в Красной армии Ицхак служил и участвовал в нескольких боях, но особой карьеры не сделал. Зато довелось ему близко наблюдать деятельность ЧК, после чего он от красных сбежал. Перешел в «белую» зону, на юг, и думал, не пойти ли ему в Белую армию, но случайно услышал разговор двух белых офицеров за соседним столиком в ресторане и понял, что еврею там не место (я думаю, что это сказочная подробность). А дальше, в довершение всех бед, на него свалились жена с дочкой. Она его разыскала! А тут еще дочка тяжело заболела. Даже он пришел в отчаяние — от былых денег в революцию ничего не осталось, а дочку надо было лечить. Ицхак бросился в еврейское благотворительное общество. Там и встретился с Трумпельдором, тоже чего-то добивавшимся для «халуцев». Помощь — врача и медикаменты — Ицхак получил, но девочка все-таки умерла. А с Трумпельдором они подружились, и, уезжая, Трумпельдор взял с Ицхака Ландсберга слово, что тот скоро приедет. И Ицхак приехал-таки, ибо это была возможность сбежать от жены — она в тот момент решила остаться в России, где победили большевики. В общем главное совпадает — в Красной армии Ицхак Ландсберг служил, и к сионизму его привлек Трумпельдор. Было это большой удачей, ибо Ландсберг-Саде стал одним из создателей «Хаганы» и «Пальмаха»[55]. Вообще он был видной фигурой. Рассказывали, что в 20-е годы была в Лондоне выставка, посвященная Британской империи. И был павильон Палестины. Саде там работал — один еврей среди арабов. И пил водку, и ел сало, вызывая ужас и отвращение правоверных мусульман. Они пытались призвать его к порядку, но он один был сильнее их всех. Историй таких навалом. И о романах его тоже. И о браках. И о разводах. Первая жена приезжала к нему, но, отчаявшись наладить с ним жизнь, вернулась в Россию, и он «развернулся» вовсю. Но не это важно, а то, что в 1937 году он был одним из немногих командиров «Хаганы», требовавших наступления, и осуществил ряд наступательных операций еще до того, как Вингейт научил «Хагану» наступать. Об этом подробнее будет в следующей сказке. А пока важно, что его учениками в те годы стали молодые тогда Моше Даян и Игаль Алон. Так протянулась первая ниточка в легенде о красноармейском прошлом Даяна — на него, в дни его мировой славы, «перенесли» черты биографии его старшего друга и учителя.
Но дело на том не кончилось. В Войну за независимость Ицхак Саде был назначен командовать бронетанковыми силами. Это громко сказано. Где только могли набирали евреи старые бронемашины. Что-то пришедшее в негодность бросили, уходя, англичане. Кое-что удалось «позаимствовать» в британской армии, разумеется, без ведома начальства. Благо встречались в британской армии люди, сочувствовавшие евреям — поглядели в Европе на гитлеровские ужасы. Встречались там также и люди продажные.
Но основное добывалось на заграничных свалках металлолома. Много устаревшей или поврежденной военной техники ржавело в Западной Европе в конце 40-х годов. Евреи скупали ее как лом и тайно перевозили в Израиль. Например, в Италии раздобыли и сумели нелегально переправить в Израиль 30 пущенных на слом американских танков «Шерман», без вооружения и с неисправной ходовой частью. (Купили их больше, но не все удалось тайно вывезти в Израиль — даже хлам нам, в те годы, нелегко было заполучить!)
Но Ицхак Саде не знал, что с этим «богатством» делать. Нашелся, однако, человек, в этом деле понимавший, ибо закончил Ленинградское бронетанковое училище и в чине майора командовал под Курском танковым батальоном, а теперь, помня о своем еврействе, добрался до Земли Израильской, и не один, а вместе с несколькими опытными танкистами-евреями. Звали его Феликс Батус. (В Израиле сменил имя на Рафаэль.) Они составили с Ицхаком Саде (Ландсбергом) отличный тандем, дополняя один другого. Батус, кстати, почти не знал тогда иврит, и они говорили с Саде по-русски. Саде ориентировался в местных условиях, Батус понимал в танках, так что вместе выходило хорошо — несколько танков удалось кое-как восстановить и послать в бой[56]. (Бывало, что на этих «Шерманах» устанавливали крупповские пушки, времён Первой мировой войны! Тогда израильской армии часто приходилось использовать старьё.)
Вместе Саде и Батус влились в легендарную биографию Даяна (Курск заменился при этом на Сталинград). Батус оставил мемуары, где высоко оценивал Ицхака Саде (Ландсберга). Его, Саде, вклад в победу в Войне за независимость был велик. Он демонстрировал и личную храбрость, и военные дарования. Он числился генерал-майором, а в просторечии его называли «Старик». Так же, как Бен-Гуриона, но «Старики» друг друга не любили. Когда вспоминают у нас Ицхака Саде, обычно выглядит он гусаром-удальцом в бою, в выпивке, в волокитстве, другом поэтов. И это даже когда ему было под 60! Его стычки с Бен-Гурионом — это стычки сильной личности (Бен-Гурион) и гусара, которому море по колено. Так принято описывать. Личная неприязнь действительно, видимо, была. Но не это главное. А главное состояло в том, что в походной палатке Саде висел всегда портрет Сталина, и что Соединенные Штаты Саде называл тюрьмой всего мира.
А уже началась холодная война. Отношения с СССР были еще хорошими, но Бен-Гурион предпочитал оглядываться на США. Понимал, какой выбор надо сделать. Поэтому он отстранил Саде от командования нашей «Красной гвардией» — Пальмахом (хотя воевал там Саде успешно), послав создавать танковые войска. А вскоре после войны уволил его из армии. Под предлогом возраста — Саде было уже 60 лет. Умер Саде сравнительно молодым — в 62 года, от рака. Я все это рассказал не просто так. Это фигура характерная. Он все время разрывался между левой идеологией и «еврейским сердцем». Не только храбрость, но и левизна Трумпельдора ему понравились. И не случайной была его служба в Красной армии. И не один он был у нас такой, национально-левый. В его конкретном случае победило «еврейское сердце». Но не у всех левых так произошло.